Текст книги "Большие чемпионы"

Автор книги: Александр Беленький

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 45 страниц)

ЧЕМПИОНСКАЯ ЧЕХАРДА

Нам придется вернуться немного назад и вспомнить некоторые события.

К концу 70-х годов чемпионов мира в профессиональном боксе объявляли две примерно равные по своему влиянию организации: Всемирная ассоциация бокса (WBA) и Всемирный совет бокса (WBC). Титул в тяжелом весе был до поры до времени заповедной зоной, на которую чиновники от бокса не могли покушаться, – чемпион был один, и звали его Мохаммед Али.

Статус-кво был нарушен в 1978 году, когда Али неожиданно проиграл безвестному Леону Спинксу. WBC воспользовался ситуацией, чтобы громко заявить о себе, и потребовал от Спин-кса встретиться с Кеном Нортоном, занимавшим первое место в претендентском рейтинге этой организации и имевшим автоматическое право на встречу с чемпионом. Однако у Спинк-са был заключен контракт на матч-реванш с Али. WBC это не смутило. Он лишил Спинкса своего титула, объявил титул вакантным и провел бой за него между главными претендентами: Кеном Нортоном и Лэрри Холмсом. Холмс победил и стал чемпионом мира по версии WBC.

Спинке затем проиграл матч-реванш Али, чье имя обладало такой магией, что нельзя было подумать, будто он чемпион мира только по версии какой-то WBA. Однако Мохаммед, как и ожидалось, через несколько месяцев заявил, что покидает ринг, и легитимность претензий Холмса на первенство стала куда более весомой.

Этому поспособствовало и стечение некоторых обстоятельств. 20 октября 1979 года в бою за вакантный титул WBA американец Джон Тейт победил белого южноафриканца Джерри Коутзее. Тейт был здоровенным малым ростом 192 см, и казалось, он сможет продержаться на троне достаточно долго. Репутация у него была не намного хуже, чем у Холмса, и на короткое время в тяжелом весе воцарилось двоевластие. Однако всего через пять месяцев, 31 марта 1980 года, Тейт неожиданно проиграл Майку Уиверу. Джон вел дело к победе по очкам с разгромным счетом, но в конце пятнадцатого раунда Уивер поймал его на удар и послал в нокаут.

Публика не приняла Уивера как полноправного чемпиона мира в тяжелом весе, так как менее чем за год, 22 июня 1979 года, Холмс нокаутировал его в двенадцатом раунде. Таким образом, двоевластие в тяжелом весе стало чисто номинальным. Уивер был «бумажным чемпионом», а Холмс «народным». Особенно положение Лэрри укрепилось, когда он победил попытавшегося вернуться на ринг Али.

До 1983 года ситуация в тяжелом весе оставалась стабильной. Этому не помешал даже проигрыш 10 декабря 1982 года Майклом Уивером своего титула WBA Майку Доуксу нокаутом в первом раунде. Собственно, нокаута тогда не было. Был нокдаун, а рефери поторопился остановить встречу. После боя его действия были признаны неправильными, и назначили переигровку. Постепенно авторитет Уивера, выходившего на ринг реже одного раза в год, упал так низко, что, например, ведущий американский спортивный журнал «Sports Illustrated» посвятил этому событию менее одной страницы! Точнее, опубликовал большую фотографию растерянного и разводящего руками Уивера и развернутую подпись к ней. Вот и все. Публику не интересовало, что Уивер потерял свой титул: по ее мнению, он никогда и не был чемпионом.

Однако ситуация в корне изменилась 20 мая 1983 года: Холмс едва выиграл по очкам в 12-раундовом бою у вполне заурядного Тима Уитерспуна (к тому времени WBC отказался от 15-раундовых боев в пользу 12-раундовых). Стало ясно, что Лэрри стремительно стареет, а замены ему что-то не видно.

Ситуация усугубилась к концу 1983 года, когда Холмс насмерть разругался из-за денег с руководством WBC, и эта организация лишила его своего титула. «Под Холмса» создали Международную федерацию бокса (IBF), чье влияние вскоре сравнялось с влиянием WBA и WBC.

Тем временем в WBA события развивались. Почти одновременно с боем Холмса с Уитерспуном состоялся матч-реванш Доукс – Уивер, закончившийся вничью, что позволило Доуксу сохранить титул. На практике это означало только одно: раньше чемпионом не считали Уивера, а теперь не считали Доукса. И видимо, правильно делали. 23 сентября того же 1983 года его в десятом раунде нокаутировал южноафриканец Джерри Коутзее, которого публика также отказывалась признать «чемпионом в законе», так как ранее он проигрывал даже Уиверу. Не помог Коутзее и цвет кожи: впервые с 1960 года на троне (или, по крайней мере, части трона) в тяжелом весе оказался белый, да еще не американец, а этого не заметили. Коутзее просто не дал себя рассмотреть, но о нем чуть позже.

WBC, лишив Холмса своего титула, тоже без чемпиона долго не оставался. 9 марта 1984 года Тим Уитерспун, которому в бою с Холмсом судьи не дали победу, во встрече за вакантный титул WBC по очкам одолел Грега Пейджа, надежду 70-х годов, которого сгубило обжорство. Уитерспун мог бы считаться легитимным чемпионом, несмотря на некоторую незрелищность его боев, особенно учитывая, что Холмсу он, в сущности, не проиграл. Но сердцу не прикажешь, и широкая общественность его не приняла, и, как оказалось, не зря. Всего через пять месяцев, 31 августа, он по очкам безоговорочно проиграл бывшему наркоману, боксеру Пинклону Томасу.

Томас выглядел на ринге получше Уитерспуна, и в принципе публика готова была его принять, но только когда звезда Лэрри Холмса окончательно зайдет, а она все не заходила. Его усиленно поддерживали, подставляя Лэрри не самых сильных соперников.

Своя мини-драма разгорелась и в WBA. 1 декабря 1984 года только что битый Уитерспуном Грег Пейдж нокаутировал юж-ноафриканца Джерри Коутзее. Произошло это на четвертой минуте восьмого раунда. То ли часы сломались, то ли хронометрист был нетрезв, но видеозапись подтверждает, что, когда Коутзее рухнул на пол после заключительного удара Пейджа, с начала раунда прошло 3 минуты 45 секунд.

В результате Пейдж долго сам не знал, чемпион он или нет, тем более что WBA не торопилась признать его еще по одной причине: перед боем с Коутзее он проиграл две встречи подряд, и было вообще непонятно, как при таких достижениях он умудрился получить право на бой с чемпионом мира. Однако

Пейдж сам позаботился о том, чтобы чиновники WBA не находились, по его милости, в неловком положении: менее чем через пять месяцев (похоже, для новой генерации «чемпионов» этот срок стал роковым), 29 апреля 1985 года он проиграл по очкам Тони Таббсу. Это был, возможно, худший титульный бой в тяжелом весе в истории. Никогда еще за самый престижный титул в мировом боксе не дрались два таких «орла» сразу.

Давайте здесь сделаем паузу. Американская боксерская общественность и особенно пресса тогда совершенно ошалели от такого парада бездарностей. Гонорары их были смехотворны для чемпионских боев в тяжелом весе, что точно отражало интерес к ним публики. Уитерспун говорил, что готов драться за 100 тысяч долларов, в то время как Лэрри Холмс не выходил на ринг меньше чем за пару миллионов, а за бой с Джерри Куни, который тогда был еще на слуху, получил все 10. В печати часто писали, что во времена Джо Луиса любой из этих чемпионов не вошел бы и в число 50 лучших, что, конечно, с одной стороны, доказывает, что представители прессы просто плохо представляли себе, какими были времена Джо Луиса на самом деле, но с другой – демонстрирует раздражение, которое вызывала эта чехарда чемпионов в тяжелом весе.

Летом 1985 года установилось некоторое затишье. Чемпионом по версии WBC был Пинклон Томас, по версии WBA – Тони Таббс, а по версии IBF – по-прежнему Лэрри Холмс. На первого возлагались определенные надежды, на второго не возлагалось никаких надежд, а от Лэрри Холмса ждали повторения рекорда Рокки Марчиано – 49 побед в 49 боях. Все ждали, что этот последний осколок эпохи Мохаммеда Али уйдет с ринга и в тяжелом весе воцарится совсем уж полная неразбериха.

21 сентября 1985 года, в своем сорок девятом бою Лэрри Холмс проиграл чемпиону в полутяжелом весе Майклу Спинк-су. Спинке тогда пользовался большим авторитетом, но в своей весовой категории, а что он сумел наконец осуществить вековую мечту полутяжей и стать чемпионом мира в тяжелом весе, совершенно справедливо объясняли тем, что Холмсу уже пора на покой.

Ощущение, что Спинке – это тоже ненадолго, усилилось 19 апреля 1986 года, когда он фактически проиграл матч-реванш Холмсу, но судьи отдали победу Майклу.

Тем временем произошла очередная смена чемпионов и в

WBA, и в WBC. Титул, по первой из этих версий, 17 января 1986 года старый и уже давно всем надоевший Тим Уитерспун отобрал у Тони Таббса. Надо ли говорить, что бой продолжался все отведенные 15 раундов, на протяжении которых публика свистела, гудела и топала ногами. 22 марта 1986 года Пинклон Томас показал, что если кто на него и надеялся, то зря, и проиграл свой титул WBC по очкам в 12 раундах Тревору Бербику, неплохому боксеру, но, как и все чемпионы тех лет, совершенно не соответствовавшему своему званию.

Впрочем, игрища этих ребят тогда уже почти никого не интересовали. В Америке знал уже каждый мальчишка – в боксе наступала новая эпоха.

КАК ЗАКАЛЯЛСЯ МАЙК

В середине 1985 года ведущие обозреватели по боксу, владельцы телеканалов и тележурналисты начали получать кассеты с записями боев 19-летнего парня. Впечатление он производил сильное, но неоднозначное. Бокс – бизнес большой, и авантюристов в высших его эшелонах днем с огнем не сыщешь, серьезные же люди в массе своей консервативны. А этот молодой боксер представлял собой зрелище не для консерваторов, которые, кстати, раз уже забраковали его, не взяв в олимпийскую сборную. И действительно, сложён как штангист, рост всего 181 см, а зрительно казался еще ниже, что для тяжеловеса совсем уж несолидно, – все эксперты начала 80-х говорили, что у тяжеловеса ростом ниже 190 см на современном ринге нет шансов. Кстати, рост Тайсона по сей день тайна за семью печатями. Данные колеблются от 176,5 до 181 см. По всей видимости, первая цифра ближе к истине, и менеджеры Железного Майка просто пытались сделать его несколько страшнее и прибавили ему роста, как будто в этом чувствовалась необходимость.

На памяти, правда, был пример Джо Фрезера, который выиграл один бой у Мохаммеда Али, а в двух других хоть и проиграл, но перед этим устроил Величайшему настоящий ад на ринге. Но у каждого боксера, как правило, есть свой неудобный соперник. Таким неудобным соперником для Али и был Фрезер, а в двух своих боях с Джорджем Форменом ничего с ним сделать не смог. Но ведь среди поколения тяжеловесов середины 80-х нового Формена явно не было видно. Внимательно посмотрев видеозаписи боев этого парня, которого звали Майк Тайсон, эксперты наперебой заговорили, что это выдающийся талант и не имеет значения, какой у него рост и какое сложение. Гении живут по своим законам, и совершенно неважно, что какие-то кретины не взяли его в олимпийскую сборную.

Очень скоро на высшем телевизионном уровне приняли решение продвигать Тайсона как можно быстрее, тем более что никакой альтернативы ему все равно не наблюдалось. Железный Майк, как его скоро прозвали, оправдал все ожидания: тоску он развеял, причем со временем и в местах весьма удаленных от ринга. Мало не показалось никому.

Браунзвнлл

Имя Тайсона так прочно связано со скандалами, что основное его занятие, без которого о нем никто, кроме окружного прокурора и тюремных надзирателей, никогда бы и не услышал, отошло для многих на задний план. Люди, ничего не смыслящие в боксе, хорошо знают, сколько раз он сидел и за что, а также что в следующий раз он обязательно сядет за групповое изнасилование с летальным исходом всех изнасилованных.

Полное хорошо скрытого человеколюбия лицо Тайсона постоянно украшает обложки самых далеких от спорта изданий уже более 15 лет. Железный Майк стал одной из культовых фигур нашего времени. Точнее, не совсем нашего, а последних 15 лет прошлого столетия. В новый век он не вписался и, видимо, уже не впишется. Тайсон, который еще продолжает выступать, начал свой путь в прошлое, и сейчас пришла пора разобраться, каким боксером он был, отделив легенды от реальности. Заодно попытаемся понять, почему он так долго и так прочно занимал совершенно уникальное место в американской жизни и массовой культуре, где на какое-то время воцарилось нечто вроде культа его не совсем здоровой личности.

В 1988 году в ведущем мировом спортивном издании, журнале «Sports Illustrated», появилась статья известного журналиста Гэри Смита «Тайсон робкий, Тайсон ужасный», представлявшая собой поток сознания Железного Майка, который звонит своей невесте Робин Гивенс куда-то на другой конец Америки. Тайсон знает, что ее сейчас нет дома, но он все равно звонит, потому что на него произвела чудовищное впечатление новость, как шесть белых подонков зверски изнасиловали негритянскую девочку. Тайсон, потрясенный злобой мира, снова и снова набирает номер Гивенс, а потому его поток сознания то и дело прерывается фразой: «Робин, сними трубку. Робин, сними трубку». Потом вместе с Гивенс не то во сне, не то наяву он совершает какую-то сомнамбулическую поездку в район своего детства Браунзвилл, где показывает места своих малолетних преступлений. Затем от лица некоего лирического героя, на четверть состоящего из Майка Тайсона, еще на четверть из людей, давно его знающих, и, видимо, на добрую половину из самого Гэри Смита, рассказывает о своем детстве и о том, как он прошел путь от забитого ребенка до чемпиона мира в тяжелом весе. Тайсону понадобилось всего несколько лет, чтобы занять такое место в тогдашней массовой культуре, что отнюдь не последние люди в журналистике принялись, ко всеобщему удовольствию, воспроизводить по собственному разумению его поток сознания на страницах самых популярных американских изданий.

Фактическая база статьи Гэри Смита безупречна, так как основывалась главным образом на интервью людей, близко знавших молодого Тайсона, и на интервью самого Майка, прежде всего тех, которые были опубликованы в том же журнале. Опираясь на эти источники, можно достаточно точно воспроизвести картину детства Тайсона. Довольно обычного, надо сказать, детства человека, выросшего в трущобных кварталах Нью-Йорка.

Местом его рождения часто называют Браунзвилл, возможно самый страшный из страшных районов Нью-Йорка, но это не так. Он родился 30 июня 1966 года в другом районе Нью-Йорка, точнее, Бруклина, который представляет собой город в городе – в Бедфорд-Стайвесанте, а в Браунзвилл переехал только в 10 лет в связи с ухудшившимся финансовым положением семьи. Но правильнее называть его родиной Браунзвилл, так как именно здесь он полностью сформировался как человек.

Браунзвилл, как и другой более известный нью-йоркский район с такой же репутацией, Гарлем, и сотни окраинных городских районов по всей Америке, представляет собой своего рода параллельный мир. Здесь можно снимать фильмы о конце света. Кругом неописуемая и по-своему живописная, как лохмотья бомжей, грязь. Обитаемые дома стоят без дверей и с выбитыми окнами, а у обочин соседствуют битые-перебитые машины рядом с вполне приличными. Здесь кипит своеобразная и малопонятная для пришельца жизнь, которая периодически, подчиняясь каким-то своим неведомым законам, замирает. Улицы полны людей, одетых в такие наряды, которым позавидовал бы самый безумный модельер, если только они были бы хоть чуть-чуть почище. И тут же прямо на улице в исполнении местных мальчишек вы можете увидеть такой степ и услышать такой рэп, которые сделали бы честь любому театру.

Всей уличной жизнью здесь заправляют конкурирующие между собой банды. Если какой-нибудь сумасшедший белый вздумает забрести сюда в любое время суток, можно со стопроцентной уверенностью сказать, что его в лучшем случае ограбят, а вполне возможно, что и убьют, и труп может проваляться на улице несколько дней. И это касается трупов, принадлежащих к любой расе. Дискриминации тут нет. Вообще смерть на улице здесь дело привычное, и ребенок рано привыкает к виду мертвых тел и к тому, что этим смертям непосредственно предшествует, —стрельбе, удару ножом, бейсбольной битой, просто любым предметом, подвернувшимся под руку. Отношение к смерти здесь несколько другое. Наверно, таким оно было у жителей Дикого Запада в 70—80-е годы XIX века. Смерть бродила всегда рядом. Ее не переставали бояться, но привыкали к ее соседству. Нельзя сказать, что в Браунзвилле царит совсем уж полное беззаконие. Нет, какие-то законы есть, но они совсем другие и чужакам непонятны.

Местное население делится на несколько категорий. К первой относится знать, держащая в руках уличные банды. Эти предпочитают ездить на «ягуарах», которые пользуются у них такой же безоговорочной популярностью, как у наших братков «мерседесы». Надо сказать, что у негритянских бандитов вкус получше. Впрочем, их костюмы наводят на ту же мысль. Главное занятие этих людей – торговля наркотиками, в которую втянуто огромное количество народа, составляющего вторую категорию местного населения. Рядовой уличный наркоторговец, или пушер (pusher), зарабатывает гораздо больше среднего американца и не видит для себя никакого смысла в перевоспитании. Если он не слишком честолюбив, у него есть все шансы прожить свою жизнь достаточно безбедно, в то время как владельцев «ягуаров» убивают с редким постоянством.

Таким пушером был, например, один из самых ярких боксеров последних лет Джеймс Тоуни, сам, кстати, никогда наркотики не употреблявший, который отказался от своего изначального ремесла, только когда стал больше зарабатывать на ринге, то есть далеко не в начале своей блестящей карьеры.

Третья категория местных жителей – это так называемые welfare people, то есть люди, живущие на пособия. Девчонка стремится забеременеть от кого ни попадя как можно раньше, чтобы получить пособие как мать-одиночка и никогда не работать. В результате в подобных районах по всей Америке живут семьи, три-четыре поколения которых вообще никогда не работали. За неимением другого дела они размножаются как кролики. Когда количество таких «идейных тунеядцев» стало исчисляться миллионами, политики перед каждыми выборами стали их всячески задабривать – таким многочисленным электоратом нельзя пренебрегать. При этом надо понимать, что никакого раздела между криминальным населением этих районов и государственными тунеядцами нет. Очень многих из них можно сразу отнести к обеим категориям.

Наконец, в этих кварталах живет множество относительно честных трудяг. Ведь должен и здесь кто-то работать, чтобы обеспечить всю эту жизнь. К той же категории можно отнести и всех, кто живет на пособие не от хорошей жизни. Все эти люди просто не смогли вырваться из своей среды.

Такой была и Лорна Тайсон, мать Майка. Муж бросил ее, как раз когда она была беременна. Кроме Майка у нее были еще сын и дочь. Через много лет, когда все трое случайно встретились с отцом на улице, тот дал им какие-то деньги, которые двое старших приняли, а Майк бросил на землю и растоптал. Он так никогда и не простил отца. Жизненная стартовая позиция Железного Майка разительно напоминала то, с чего начинал Санни Листон и многие другие американские боксеры.

Мать Майка была человеком крайне мягким. По какой-то странной закономерности подобные ей люди часто живут в местах, где они должны были бы погибнуть, едва появившись на свет. Но, как ни странно, по той же прихоти судьбы, они здесь выживают, хотя все в таких трущобах остается им чуждым.

Зато братец Майка Родни освоился тут замечательно. Маленький мерзавец быстро понял, что все кого-то угнетают, и решил угнетать единственного человека, с которым пока мог справиться, – своего младшего брата. Майк со временем научился прятаться от него за холодильник. Отодвинуть его у брата не было сил, но и пролезть туда вслед за Майком он не мог. Там, за холодильником, маленький Тайсон иногда даже ел. Там же обычно дожидался прихода матери, которая со своей мягкой непреклонностью становилась на его защиту, но у нее не было в характере достаточно жесткости даже для того, чтобы наказать сынка-подонка, и, стоило ей уйти из дома, тот принимался за свое.

Так проходили годы. Как ни странно, но в раннем детстве у Майка не хватало агрессивности, чтобы защитить себя, не то что на кого-то нападать. Он никогда не давал обидчикам сдачи, а всегда сбегал от них. Это не выдумка Гэри Смита или какого-то другого журналиста. Тайсон сам рассказывал об этом много раз. Возможно, так отразилось на его психике сидение за холодильником или постоянное присутствие человека, который избивал его, стоило ему только высунуть нос.

В своих первых интервью 1985—1986 годов Тайсон объяснял свою беззащитность в детстве тем, что находился в своей семье под сильным влиянием женщин: матери, лишенной какой бы то ни было агрессивности от природы, и старшей сестры Дениз. От них он усвоил и какую-то чрезмерно мягкую манеру речи, которая прекрасно легла на его природную шепелявость, за что сверстники прозвали его Little Fairy Boy, что можно очень приблизительно перевести как «девчушка». Однако слово fairy (фея) имеет и другой значение – педик (именно в этом варианте), и все словосочетание, ставшее его кличкой, можно перевести и как «малыш-педик». Просто удивительно, что Железный Майк сам рассказывал о себе подобные вещи, которые, что характерно, перестали появляться в печати уже в 1987—1988 годах. К тому времени он уже сделался героем, а героев не могут называть «малышами-педиками».

В этой кличке воплотилось отношение к нему сверстников. В одном из своих первых интервью Тайсон скажет: «Они отбирали у меня «сникерсы», одежду, деньги, избивали меня и просто гоняли из угла в угол». Он никогда не дрался с ними. Только убегал, если удавалось. А если не удавалось, скулил как щенок под их ударами.

Единственную радость Майку приносила страсть, оставшаяся с ним по сей день, – голуби. Почему-то в Америке, чем район беднее и чем более жестокие нравы там царят, тем больше там разводят голубей. Абсолютно во всех описаниях детства Тайсона приводятся три эпизода, связанных с голубями, сыгравшими, возможно, ключевую роль в его судьбе.

Как-то Майк вместе с приятелем попытался украсть у одного почти взрослого парня голубей. Их поймали на месте преступления и решили повесить тут же на пожарной лестнице – идея совсем не оригинальная для здешних мест. Веревка у юных линчевателей нашлась только одна – поэтому сначала повесили друга Майка, и принялись ждать, пока он не перестанет дергаться в петле, чтобы затем вытащить его оттуда и повесить Майка. Но этот способ казни требует времени, которого у любителей голубей, с интересом наблюдавших, как умирает малыш, не оказалось. Сосед, увидевший казнь в окно, заорал, что сейчас вызовет полицию. Малолетние убийцы оказались столь же трусливыми, сколь и жестокими, и тут же ретировались.

Здесь я бы хотел позволить себе маленькое отступление. Как известно, Достоевского в молодости чуть не казнили за участие в кружке петрашевцев. Дело дошло до надевания на голову черных мешков, но тут объявили о помиловании. Судя по тому, как часто на протяжении жизни он вспоминал этот эпизод и описывал его, Федор Михайлович от него так до конца и не оправился. Какая-то частичка его души всю жизнь прожила в ожидании казни. Может быть, без этого он никогда не написал бы «Преступления и наказания», «Братьев Карамазовых» или «Бесов». Может быть.

Может быть, и Майк Тайсон никогда бы не стал тем, кем стал, если бы когда-то, остолбенев и отупев от ужаса, не смотрел, как дергаются ноги его дружка, висящего в петле, того самого человечка, который только что стоял рядом с ним, и сам не ждал, что через пару минут займет место друга и уже его собственные нога будут точно так же дергаться под пожарной лестницей.

Так Майк Тайсон в совсем еще нежном возрасте оказался на грани жизни и смерти. Это еще больше запугало его, но не погасило его страсти к голубям. Скорее, наоборот. Страсть, за которую можно заплатить жизнью, для многих обладает особой притягательностью.

Второй эпизод с голубями, который приводят все биографы Тайсона, связан с псом-лабрадором по имени Киллер (killer – убийца), который жил у него в семье. В один прекрасный день пес добрался до клеток с голубями, открыл их и убил всех птиц, одну за другой. Майк только что был счастливым обладателем 25 голубей, его гордостью и его единственным счастьем, – ив несколько минут лишился всего. Пес даже не съел их, а просто задушил.

Гэри Смит в статье от лица Тайсона написал, что, глядя на них, Майк задумался, почему не может бытьтаким же сильным, жестоким и беспощадным, как его Лабрадор. Может быть, и так, а может, в тот момент Майк испытал только безграничный ужас и тяжесть утраты. Но, наверно, что-то произошло с ним тогда, что-то, чему он сам не нашел определения, иначе бы в своих ранних интервью он не возвращался так часто к этому эпизоду.

Главное событие его детства, также связанное с голубями, произошло на крыше дома Майка, когда ему было лет 11. Какой-то парень, значительно старше Майка (обычно пишут, что на пять лет, хотя, скорее всего, это уже фольклор), добрался до голубей Тайсона, схватил одного из них и сделал вид, что сейчас отвернет ему голову. Майк был там же и умолял его отпустить птицу, но парень, которого слезы маленького Тайсона только раззадорили, то ли из чистого садизма, то ли из невинного желания посмотреть, как бегает птица без головы, все-таки оторвал ей голову.

В ту же секунду Майк бросился на него, и кровь голубя была щедро полита кровью его убийцы. В 1985 году Тайсон сам описал этот эпизод: «Я не знаю, что толкнуло меня в драку, но это была моя первая драка, и я избил его до полусмерти. Когда я начал его бить, мне это понравилось. Так я дал выход своему отчаянию».

Парень ничего не смог сделать с этим маленьким питбулем. Он сам был готов убить только голубя, по крайней мере сегодня, а этот мальчишка был готов убить его самого, и убийца спасовал. Впервые на памяти маленького Майка сбежал не он сам, а его обидчик, точнее, попытался сбежать, но Тайсон не дал ему возможности уйти.

Наверно, рано или поздно агрессивное естество Тайсона, искусственно упрятанное вглубь семейными обстоятельствами, должно было вырваться наружу, и если бы не драка, это все равно бы случилось – неделей или месяцем позже. Вполне возможно, что перерождение Майка замедлил старший братец Родни с его атаками на холодильник, и, кабы не он, все произошло бы гораздо раньше.

Любителей нравоучительных историй о мальчике-Золушке, которого до поры до времени все обижали, потому что он был трусишкой, а потом осмелел, отплатил всем своим обидчикам и при этом остался хорошим и добрым, в случае с Тайсо-ном ждет разочарование. Майк не сделался хорошим мальчиком, а стал, причем почти мгновенно, за несколько дней, точной копией тех, кто издевался над ним. Это ведь только в сказках, народных и революционных, угнетенные мечтают о справедливости. В жизни угнетенные, как правило, мечтают стать угнетателями и, если им это удается, становятся самыми страшными угнетателями из всех. Часто они продолжают ощущать себя жертвами, и Тайсон пронесет именно такое самоощущение через всю жизнь.

Пока у него появилась новая забава. Когда его брат Родни крепко спал, Майк мгновенным движением бритвой наносил ему тончайшую, но глубокую царапину на руке. Как известно, при виртуозном владении бритвой это можно сделать так, что человек не почувствует никакой боли, а если крепко спит, то не проснется, пока царапина не начнет саднить. После этого Майк, изображавший хирурга, обращался к своей сестре Дениз: «Сестра, спирт». А когда та, в ужасе от происходящего и от своего братца, давала ему бутылку с чем-то спиртным, выливал ее содержимое на рану Родни, и тот с воплем просыпался от боли. Но он ничего не смел сделать со своим братом, которого теперь как огня боялись ребята гораздо старше его, и, наверно, не раз проклинал себя за то, что загонял его когда-то за холодильник. Что ж, долг платежом красен.

Майк занялся освоением сразу нескольких смежных специальностей: грабителя мелких магазинов, уличного грабителя и карманника. «Он стал получать удовольствие, избивая других ребят, – вспоминает его сестра Дениз. – Все его боялись. Его перестали звать Майком. Все называли его – Майк Тайсон. (В Америке, особенно в нижних слоях общества, это означает крайнюю степень уважения.) Когда ребята приходили к нам домой, они обращалибь к матери: «Миссис Тайсон, а Майк Тайсон дома?» Он был очень злобным. И он же мог быть самым милым и добрым мальчишкой, которого я только видела. Мать постоянно жила в страхе, что либо он убьет кого-нибудь, либо его убьют».

Мать боялась не зря. Он заходил в магазин и, приставив пистолет к лицу продавца, требовал денег, грабил на улице всех подряд, отбирал кошельки, срывал шапки, избивал людей просто ради удовольствия причинить кому-то боль. В статье Гэри Смита, перечислив свои подвиги, а заодно рассказав 6 мертвых проститутках, валявшихся на тротуаре, которых убили только этой ночью, Тайсон говорит Робин Гивенс: «Какие воспоминания! Хорошие воспоминания! Прекрасные воспоминания! Я был счастливее тогда, чем сейчас. Я получал огромное удовольствие от жизни. Каждый день я ходил по лезвию ножа. Я люблю сюда возвращаться, понимаешь? Здесь я чувствую себя воином!»

Самое смешное, что реальный Тайсон вполне мог сказать то, что сказал Тайсон – Смит, и даже наверняка говорил. Только не надо воспринимать подобные речи всерьез. Мне самому не раз приходилось слышать такие же ностальгические словеса о своем тяжелом и преступном детстве от разных людей в разных странах, в том числе и в Америке. Но у меня создалось впечатление, что все это была своеобразная игра, игра в ностальгию по тяжелым временам, в которую они иногда начинали верить сами. В жизни они бы просто убили того, кто попытался бы их туда вернуть всерьез.

Через несколько месяцев после опубликования статьи Смита Тайсон на улице подрался с другим боксером, Митчем Грином. Первым же ударом он опрокинул его на землю, но дальше наступило самое интересное. Грин встал, готовый продолжить драку, а Железный Майк неожиданно закричал: «Моя рука! Моя рука!» – сел в свой роскошный автомобиль и стремительно уехал, оставив на улице Грина, смеющегося во всю глотку, несмотря на то что у него уже практически не открывался один глаз.

Майк Не испугался Грина, которого мог легко добить и в таком состоянии. Он испугался за свою руку, свое орудие труда, которое вытащило его из Браунзвилла. Он готов был пойти на унизительное бегство, только чтобы не подвергать себя риску травмировать руку еще серьезнее (он тогда действительно заработал маленькую трещину). Потому что его рука не давала ему не то что вернуться в Браунзвилл, но просто потерять в финансовом отношении, и Тайсон, уже мультимиллионер, не мог себе позволить из-за какой-то дурацкой гордости подвергать малейшему риску свой главный источник дохода. Так что оставим разговоры о прелестях жизни в Браунзвилле тем, кому они греют душу, и тем, кто в них верит, хочет верить или делает вид, что верит. Никто из тех, кто выбрался из Браунзвилла, не хочет туда вернуться, но есть такие, кто любит играть с мыслью, как там было хорошо. Может быть, только для того, чтобы лишний раз порадоваться, что они оттуда выбрались.