Текст книги "Звездная каторга: Ария Гильденстерна (СИ)"

Автор книги: Александр Бреусенко-Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Да, я понял! – Кай, словно сонный зомби, однообразно кивал. – Нет, я правда понял. О событиях в экспедиции говорю только то, что звучало в кабинете у Ральфа Стэнтона. Их озвучивал самозванец Лаки, а я от него услышал. Если что не понятно, скажу: расспросите-ка лучше Кая. Кай, как никак, ксеноисторик, он, как и я, выжил. Ему лучше знать...

– Очень хорошо, – поспешил одобрить Родригес. – А теперь иди к своему бараку. Скоро туда явятся по твою душу. Будет время – вздремни часок. В Башне станет опять не до отдыха.

7

Растолкал Кая рыжебородый Руперт. Уже? Будто и не ложился.

– За тобой пришли!

– А?

– Из господской части посёлка пришли, придурок! – рявкнул шахтёр. Порычать на Кая парню теперь одно удовольствие. Ладно, пусть его.

У дверей барака стояло двое охранников. Но далеко не плюмбумы. Оба латиносы (а среди плюмбумов латиносов нет), оба подтянуты и держатся, как господа. То-то и Руперту слово пришло такое: 'господская' часть Бабилона.

– Михаель Эссенхельд?

– Это я. Чем обязан?

– Следуйте за нами.

– Куда, если не секрет.

– Секрет. Но придём скоро.

Тоже мне, великий секрет: ваша Башня Учёных. Ну да ладно, Кай, иди, не болтай. По дороге обдумаешь остальное.

Охранники не представились, но уголовщиной от них не несло. Боевыми искусствами – пожалуй. Опасные ребята для тех, кто начнёт нарываться. Где-то так, наподобие Сантьяго. И тоже латиносы. Хм, не охрана ли это самого Флореса? Охранники Башни Учёных всё-таки другие. Оукс и Дэй не были крутыми. Они притворялись.

Вслед за латиносами Кай вышел наружу из давно знакомых ворот Нового Бабилона, чтобы с вновь туда зайти, но с другой стороны, в совершенно иные ворота, чистенькие, с декоративными башенками по бокам. А башенки-то в мавританском стиле!.. Но нет, молчи, Кай, ты ведь давно уже Майк, а его стезя зоология.

Башенки – выпендрёж, конечно. Но не сказать, что Каем не ощущалась вся торжественность момента при вступлении в элитную часть посёлка. Уж в этом-то Новом Бабилоне он точно появится впервые. И он ему таки снова, причём как-то по-новому нов.

Кстати, охраны у ворот с башенками оказалось побольше чем у тех, затрапезных. Двое стояло перед воротами, двое за воротами, вдобавок вторых двоих контролировал, сидя на скамейке, какой-то начальник с выражением лица простоватым, но грозным. Не тот ли он самый – ну, главный по периметру, как его... Кажется, Брик Уоллес?

Но не запоминать же под не проверенным именем! Может, спросить провожатых? Сами не назвались, так хоть начальство своё назовут?

– Это что, сам Брик Уоллес? – спросил он их в деланном восхищении.

Вместо ответа сопровождающие сделали ему знак подождать в воротах, а сами подошли к скамейке этого Брика, стали ему что-то втолковывать. Судя по скупым, но выразительным жестам, говорили о Кае.

Ну и ладно. Брик или не Брик, какая ему в сущности, разница?

– Бери выше, парень! Это же Лопес! – услышал он голос сзади. Сопровождающие вопрос проигнорировали, но зато разговорился один из привратников, которого никто и не спрашивал.

Что ж, спасибо. Значит, Лопес. И верно, присмотреться: похож на латиноса, Уоллесы – те не такие... Наверное, крупная шишка, вот только Кай о ней от шахтёров что-то не слышал. Может, всё-таки уточнить?

– А Лопес начальник по какой части?

– Лопес – первый приятель Флореса, – назидательно проговорил охранник врат, – это по всякой части будет.

Вот оно что! Кай хотел продолжить расспросы, но тут его провожатые оглянулись с видом демонстративного недовольства и разговорчивый привратник смешался.

– Идём дальше, Эссенхельд. Мы за тебя договорились.

Ну и славно. Продолжим утреннюю экскурсию по этому крайне новому Новому Бабилону! Как наши впечатления?

Самое первое вызвано, конечно же, чистотой. Как говорится, отвычка – та же привычка. Вот обыденное и кажется странным. Чистыми были не только въездные врата, но даже бараки! Двух-трёхэтажные, под каждым крылечко, в окошках видны занавесочки. Миленькая такая бабилонская жизнь. И ведь улицы здесь не грунтовые, а ровненько вымощены ромбически обточенными камнями. Вроде, чудо и не ахти, но Кай от такого тоже уже отвык.

Башня, к которой шёл он за провожатыми, была такова, как виделась из шахтёрской части посёлка. Архитектура довольна проста, на все стороны одинакова. Не шедевр. А под башней – держите меня, фонтан! С четырьмя бронзовыми фигурами, Кай такой ведь и воображал, силясь заглянуть за внутрибабилонскую стену. Правда, в его фантазиях фонтан ещё и работал.

А о чём говорят? Если зажмурить глаза, слышится лучше:

– ...Здесь, у нас? 'Оу Дивиляй'? Да не может быть!

– ...Их ведь Флорес подарил шахтёрскому плебсу. Было бы смешно...

– ...В Ближней шахте...

– ...Стоит сперва подумать, а потом уж говорить!

– ...А это что за помост строят – на площади, рядом с фонтаном? Неужели для виселицы?

– ...Насмешил! Говорю же: 'Оу Дивиляй' будет теперь у нас; Флорес так приказал. Этим вечером...

– ...Да уж, не упустим шанса...

– ...Дэй и Оукс. Оба наповал. Стэнтон изворачивается, но...

– ...Дурацкое пирожное с насквозь прогорклым кремом!

– ...Что ж вы хотите, сеньор – Эр-Мангали. Жизнь здесь не сахар...

– ...Зомби? Да кто-то их вообще видел?

– ...К плебейской части посёлка они подходят. И, говорят, часто.

– ...Бьюсь об заклад, что 'Оу Дивиляй' на Эр-Мангали...

– ...Не знают ещё, в какое дело ввязались.

Нет, зря он, конечно, глаза зажмуривал. И обманывал себя, не без того: не так важно было ему послушать здешние реплики, как урвать клочок времени для накатившей дремоты. В итоге Кай споткнулся о доски для помоста, потерял равновесие и чуть не угодил в фонтан. Впрочем, 'чуть' не считается.

– Там четыре фигуры уже есть, – даже не обернувшись, сообщил ему левый провожатый, – пятая никому не нужна.

8

Башня Учёных. Наконец-то Кай Гильденстерн до неё добрался. Но нет, какой он Кай Гильденстерн? Человека с этим именем вчера не стало, и убийца, поди, продолжает работать на подъёмнике в Ближней шахте. Ну а Майку, как его, Эссенхельду, здешние светлые комнаты изначально ведь, так сказать, даже не светили.

Кая ввели в зал, где за прямоугольным столом сидело пятеро. Трое, определённо, люди науки, причём из привыкших преподавать: выражение лиц в точности то, как у юрбургских экзаменационных комиссий. Остальные двое, наверное, вовсе не из Башни Учёных. Властные лица людей, явно не склонных искать аргументы для объяснения своих выводов. Среди носителей лиц последнего типа один латинос, другой скорее германской наружности, но по характеру, читаемому в глазах, словно бы тоже ярый латинский мачо.

Латиногерманец сдержанно кивнул провожатым Кая:

– Диас, Маданес, можете быть свободными.

Ну, вот и познакомились. Счастливого, что ли, пути.

Теперь кивок Каю:

– Приблизься, – он подошёл. – Михаэль Эссенхельд?

– Да, это я. С кем имею честь?

Властное лицо пару секунд помедлило, соображая, оказывать ли честь, но всё же сочло уместным представить себя и других.

– Я Вольфганг Рабен. Это Мендоса, – Рабен повёл головой в сторону природного латиноса. У того лицо вдруг потемнело, и Кай поспешил уточнить:

– Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро?

Латинос невольно улыбнулся, а Рабен спросил:

– Знаешь полное имя? Откуда?

– Шахтёры из Ближней шахты много рассказывали, – выдал Кай таким тоном, точно подразумевалось: 'рассказывали много хорошего'.

Рабен снова коротко кивнул и продолжил представлять комиссию:

– Трое учёных. Великий магистр Бек, профессора Шлик и Блюменберг.

Называемые тоже себя обозначили кивком головы. Стало быть, самый старший из учёных, седоватый с желтизной полный мужчина – это и есть тот самый знаменитый Бек из Юрбурга? Что ж, это внушает оптимизм. Или должно бы внушать, но всё-таки не сильно пока внушает...

Но некогда отвлекаться на имена, значимые в прошлой жизни. Рабен, сочтя церемонию приветствия исчерпанной, уже приступил к делу.

– Догадываешься, зачем тебя вызвали? – спросил, уставившись в глаза.

– Полагаю, причиной послужили события на Ближней шахте.

– Какие?

– Гибель двоих охранников, Оукса и Дэя.

– Что ты можешь об их гибели рассказать?

– Я был в составе следственной экспедиции, направленной к предполагаемому месту пропажи шахтёров... – начал Кай.

– Сколько человек было в экспедиции?

– Пятеро. Руководитель экспедиции ксеноисторик Кай Гильденстерн, от охраны Башни Учёных – Дэй и Оукс, от охраны Ближней шахты – Барри Смит, ну и я в качествен вспомогательного эксперта по ксенозоологии.

– Экспедиция вернулась в неполном составе? Сколько сейчас живо из пятерых?

– Увы, только трое, – честно соврал Кай. – Гильденстерн, Смит и я.

– Угу, – Рабен кивнул глубже обычного, – так от чего погибла охрана?

– Зомбирующее воздействие, – сказал Кай. – В прямом биологическом смысле, а также в сопутствующих ему психическом, социальном...

– Магистр Бек, вы понимаете, о чём он говорит? – обернулся Рабен к учёному.

– Да, разумеется, – откликнулся тот. – В его словах, определенно, присутствует смысл.

– Правда, – присовокупил Блюменберг, – пропущенный через призму натуралистического истолкования, характерного, впрочем, для профессионального мировоззрения представителей его специальности. Поэтому биологический аспект заметно доминирует над остальными...

– Попроще, – велел Рабен.

Блюменберг замолчал. Великий магистр Бек осторожно предложил:

– Если позволите, господин Рабен, я сам произведу опрос молодого человека, – Рабен кивнул. – Что ж, итак...

Кай отвечал на вопросы Бека и сам удивлялся спокойствию, с которым вступил в общение с этой живой легендой. Да, Бек. Да, великий магистр. Да, живая легенда и основатель факультета ксеноистории в Юрбурге. Ну да, это он – тот человек, которому было адресовано рекомендательное письмо от декана Ульма, столь обнадёжившее юного ссыльного. Настоящий живой Бек. Надо же, Кай в кои то веки всё-таки добрался до него, разве что не так и далеко не по прежнему вопросу.

Увы, слишком поздно. Пара-другая жизненных поворотов усложнила ситуацию настолько, что толку от встречи Кая и Бека больше не может быть никакого. Первый поворот – отнятое Буллитом рекомендательное письмо. Второй – заказ ассасинам на Кая Гильденстерна. Третий поворот – свершившееся убийство Лаки, после которого человека с именем Кай Гильденстерн даже на свете быть не должно. Четвёртый... Но что это я повороты считаю? Надо бы повнимательней ему отвечать.

– Вы сказали, 'предостерегающая надпись'. Что вы имели в виду, а? – между тем въедливо допытывался Бек.

– Надпись на общем языке культуры Сид. Увы, наша экспедиция предостережению не вняла. Мы были самонадеянны. Вовремя не встревожились. До конца уповали на биологическую версию угрозы.

– Так что же такое, как вы говорите, тревожное, было написано на потолке Особой штольни? – продолжал Бек. – И как это может быть связано с появлением зомбирующего людей агента в вентиляционной шахте?

– Там написано 'Сторож выставлен'...

– Вот как? – покачал головой Бек. – Верно, чудная надпись. Вы... сами её прочитали? – и поглядел с торжеством, точно на экзамене, когда расставил блестящую логическую ловушку на списывающего студента.

– Конечно, нет! – с притворной скромностью Кай замахал руками. – Я кто? Я всего лишь ксенозоолог. У животных, увы, не бывает письменности. Но! С нами был ведь и ксеноисторик – руководитель экспедиции Кай Гильденстерн. Вот он-то и расшифровал надпись.

– В какой, интересно, момент?

– Ну, не знаю, – замялся Кай. – Подробности-то надо у Кая спросить. Я об его расшифровке услышал в самом конце – когда Гильденстерн отчитывался в кабинете Ральфа Стэнтона...

– Враньё, – негромко, но чётко сказал Бек.

– Простите, что? – Кай опешил. – Простите, почему?

– Кай Гильденстерн точно не мог прочитать эту надпись, – произнёс Бек с отчётливым презрением в голосе. – Знаете, почему? Потому что Кай Гильденстерн полный ноль! И в ксеноистории, и в других областях знания. Он не знал и не был способен выучить никакого языка Сида. Что скажете?

Тадам! Ловушка захлопнулась.

9

Кай уже и просёк собственную оплошность, но всё же профессор Шлик её ему с наслаждением разжевал:

– Смотрите, молодой человек, что у вас получается: Кай Гильденстерн расшифровать эту надпись никак не мог, остальные участники вашей экспедиции этого сделать тоже не могли – подготовка не позволяла. Но в итоге расшифровка надписи вами получена. Спрашивается, откуда?

Что тут ответишь? Остаётся тупо стоять на сказанном. Ведь сообщить о свершившейся рокировке с Лаки никак нельзя! И других подведёшь, и для себя смертельно опасно. Мад свою оплошность мигом исправит, намного быстрее, чем даже ты свою. Сделаться мёртвым, но честным ксеноисториком? В каких-то других контекстах – пожалуй, но только не в этом, не в этом, нет!

– Увы, – крохким голосом прохрипел Кай, – я, как представитель другой науки, не способен ответить на прозвучавшие вопросы. Мне очень жаль. Но почему бы не спросить Кая?

– Почему-почему! – вмешался Рабен в учёный спор. Видимо, влез лишь затем, чтобы предотвратить разглашение постигшей Лаки судьбы. – Потому что есть основания! Их я всем предлагаю держать в секрете.

– Может, по секрету спросите у него, а мне говорить не будете? – всё ещё изворачивался Кай. – Да и надпись... Она ж там давно, эта надпись. Наверняка кто-то из ваших коллег её прочитал. Мог и Каю о ней рассказать – тоже по секрету.

– Да надпись-то – тьфу! – поморщился Бек. – Дело даже не в ней. Ничего из того, что вы нам сейчас порассказали, ксеноисторик Кай Гильденстерн самостоятельно уразуметь не мог. Он вообще ничуть не был способен руководить подобной экспедицией! Вы нас дурите.

– Увы, не дурю. И позвольте вопрос, великий магистр. Если господин Гильденстерн руководить нашей экспедицией не был способен... Отчего Башня Учёных прислала именно его?

Контрудар достиг цели. Бек не сумел быстро ответить, а Мендоса... Тот самый Мендоса, который сначала Херес... Ну так вот, он мучительно покраснел и уставился на какой-то узор на скатерти. Проняло?

Да ведь можно и их читать, как открытую голо-книгу! Теперь-то понятно, почему из башни прислали совсем никакого Лаки! Чтобы подставить Стэнтона, зачем же ещё! Помнится, у Стэнтона с Мендосой некогда вышел конфликт, начальник шахты от главного своего охранника взял да избавился. Не посмотрел, что латинос, что прямо от Флореса – выгнал вон, а на место его поставил кого – Барри Смита!

– Ловко он, а? – уважительно протянул Шлик.

– Не без того, – хмыкнул Блюменберг, – однако, сие ловкачество снова-таки наводит на определённые подозрения...

А Бек замолчал. И молчал Мендоса. То есть, они в сговоре? То есть, только они вдвоём? И тогда, наверное, Рабен уже не случайно хмуро поглядывает на обоих. Экспедиция, увы, понесла потери. Спрашивается теперь, из-за кого? Из-за большого учёного, который помогал мелкому начальнику сводить счёты – загляденье просто!

Но каков юрбургский отец-основатель! Неужели ему самому не стыдно? Или Эр-Мангали так уже всех уравнивает, что даже светоч науки ведёт себя наподобие плюмбума, и это а порядке вещей?

Развивая успех, а заодно как бы протягивая Беку соломинку, Кай решился и на такое заявление:

– Но всё-таки я думаю, господа учёные, что к своему коллеге вы отнеслись предвзято. Я ведь тоже учился в Юрбурге примерно в одно время с господином Гильденстерном, и сложил о его возможностях более позитивное мнение. Да, этот студент звёзд с неба не хватал, но был не без способностей. О нём даже неплохо отзывался его декан, господин Ульм. Полагаю, в обстановке Башни Учёных он просто не сумел эти способности в полной мере раскрыть. Думаю, и в том нет вины старших коллег. Мог помешать стресс пребывания в местах лишения свободы...

Тут великий магистр Бек очнулся от накатившего ступора. Зачем-то задал вопрос:

– Михаэль Эссенхельд, да? Заканчивали Юрбургский университет? Факультет ксенозоологии?

– Да. Закончил, – ещё не вполне понимая, что за этим последует, согласился Кай. – Да, ксенозоолог.

А потом обнаружил, что Бек включает приёмное устройство для голо-карт. Вот уж не ожидал, что на Эр-Мангали хоть одно из них продолжает работать! Вроде, и стоило бы подумать: здесь, как-никак, Башня Учёных, в ней, как нигде, сыщется полно исключений из общих правил...

Но как тут здраво подумаешь, если даже толком спать не ложился с прошлого дня, который вместил беспокойных впечатлений поболее иной жизни? Догадаешься, что ли, что юрбургские выпуски можно проверить?

Хорошо ещё, не по галактической голо-сети. Бек работает с обычной картой-библиотекой, но... Он ищет в ней юрбургский университетский справочник – и, к изумлению Кая, находит новейшую его редакцию.

Значит, и вся библиотека совсем свежая. Как она очутилась на Эр-Мангали, куда и продукты питания извне едва поступают? Но, уж верно, насельникам Башни Учёных жизненно важно с нею сверяться. Авторитетно требуют, получают в срок.

– Михаэль Эссенхельд? – великий магистр произнёс это имя с великим скепсисом. – И вы уверены, что заканчивали Юрбург? Но вот незадача: вы не значитесь в списках выпускников. Увы, это так.

Второй удар не слабее первого, а ведь Кай даже от того насилу отошёл. Главное, дело уже не в абстрактных рассуждениях о способностях блондина вкупе со знанием, явившимся невесть откуда. Дело теперь адресное. Оно конкретизировано применительно к твоей собственной нынешней персоне. Поздравляю, Майк, после всего ты всё-таки уличён в самозванстве.

– Я не лгу, что закончил Юрбург! – упрямо сказал Кай.

– Да, такое вероятно, – тут же откликнулся Бек. – Ума вам, по-моему, не занимать. Однако, в этом случае напрашивается очевидный вывод: значит, вы не Михаэль Эссенхельд.

Кай сокрушённо вздохнул:

– Увы, это так. Меня зовут несколько иначе.

Был самозванец просто, теперь сознавшийся самозванец. Нет, теперь-то уж точно подвала Башни Учёных Каю не избежать. Того, куда учёные не заходят. Разве что не по своей воле.

Ох как оживились Рабен и Мендоса! Теперь, что ли, наступит их черёд спрашивать? Учёные разойдутся в прекраснодушном неведении, а уж тогда... Но пока инициатива допроса принадлежит Беку:

– Несколько иначе? Позвольте узнать, как?

Что остаётся? Признаться во всём, назвать настоящее имя? Кажется, с этой ступени более вверх не стартуешь. Сейчас, когда Лаки погиб, оно тебя похоронит вернее всего другого.

Мад! Мад узнает, что тебя не убил, и начнёт скрытно действовать, а вернее, другим адептам расскажет. Вывод – тебе не жить!

Бек с Мендосой! Беспринципный учёный и завистник-латинос. Ты их чуть-чуть не вывел на чистую воду. Не захотят ли они в эту воду спрятать концы, засудив за убийство Лаки не какого-нибудь там мальчишку-лифтёра, а тебя, человека с мотивами мести?

Это лишь о тебе. А кому-то ещё захочется сделать пакость Родригесу...

– Предпочитаете молчать? – включился профессор Шлик. – Что ж, воля ваша, но это глупо. Вызвать наши подозрения неплохими знаниями сложного предмета, и теперь отпираться? Это путь знаете куда...

Ага, в подвал. Бенито просветил, Кай уже знает. И бесполезно на сонливость пенять. Пустое самооправдание. Кто захотел раскрутить Родригеса на ночной разговор? И зачем: чтобы быстрее вырасти? По глупости тратил время отдыха, по глупости и засыпался. Всё просто.

– Жаль, – вздохнул великий магистр Бек. – Всегда ведь хочешь, как лучше, но увы... – ага, как лучше он хочет.

И всё же сейчас Кай сломается. Он просто придумал, как это сделать более-менее безвредным образом для себя и других. Теперь осталось не упустить время.

– Хорошо, – сказал он с внезапной для всех поспешностью, – я назову свое подлинное имя.

Не ожидали? Кажется, уже точно не ожидали.

– Что ж, называйте, молодой человек, и, пожалуйста, без театральных пауз. Не тяните время за хвост.

– Бьорн Ризенмахер, – назвал Кай.

– Отлично, – кивнул Бек. – И это имя сейчас проверим. Выпускник Юрбурга какого года?

– Прошлого.

– Специальность?

– Говорю же: ксенозоология.

– Надо же: сходится, – с удивлением констатировал Бек. – Есть такой прошлогодний выпускник ксенозоологического факультета! Н-да...

Кай и сам знал, что есть. По правде говоря, лысый Бьорн по кличке 'Ризеншнауцер' – единственный ксенозоолог, с которым он в Юрбурге свёл хоть шапочное знакомство – это за все за пять лет учёбы, да ещё притом, что факультеты располагались в соседних корпусах.

Хорошо ещё, в юрбургских списках выпускников не вывешивают портретов. Этак бы Каю ни за какой фамилией не спрятаться, а уж за бьорновой – вообще никак. Эту широкую, до ушей улыбчивую физиономию с блестящей макушкой Каю на себя точно не натянуть. Да к тому же не накачать и такую заметную мышечную массу. Кто поверит, что весельчак Бьорн за минувший с выпуска год так сильно вырос, оволосел и усох?

– Вот чего не могу взять в толк, зачем было скрывать своё имя? – хмыкнул профессор Блюменберг.

– Не хотел, чтоб узнала семья, – вздохнул Кай.

– О чём узнала?

– Ну, что пошёл по кривой дорожке.