Текст книги "Слуга дракона пустоты"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

15. Бизнес у канаков, у японцев и у северных корейцев.

Дата/Время: 09.10.24 года Хартии. До и после полудня.

Атолл Факаофо (округ Токелау, Меганезия).

Атолл Окинотори (территория контроля Цин-Чао).

Атолл Донг-Ша (восточная колония Терра-Илои)

=======================================

Поздним утром, при полном штиле, в открытом море в десяти милях от южного края атолла Факаофо и в миле друг от друга, дрейфовали прогулочный катер и небольшой моторно-парусный проа. Проа находился рядом со старой 20-метровой самоходной алюминиевой баржей, окруженной четырьмя большими надувными поплавками. Можно было предположить, что эти поплавки поддерживают глубинный рыболовный трал, а баржа служит базой для рефрижератора (чтобы улов не протух). Зачем баржа привязана тросами ко всем четырем поплавкам – непонятно, но мало ли… В общем, все объяснимо, до того момента, когда баржа начинает медленно и равномерно погружаться. Экипаж в начале затопления отчалил от гибнущей баржи на надувном «зодиаке», и на веслах подошел к проа, а там был встречены троими утафоа средне-старшего школьного возраста: двумя мальчишками и девчонкой.

Экипаж, так странно поступивший со своей баржей (а было очевидно, что затопление произошло в силу их действий), состоял из девушки – японки и двух молодых мужчин: плотно сложенного спано-таитянского метиса и загорелого худощавого англо-креола. Последний, помогая японке перейти на проа, серьезным тоном спросил:

– Ну, что, Хотару, все по-честному, ага?

– Извини, Акела, я не поняла вопроса, – ответила она.

– Это элементарно, гло! – вмешался метис, – ты видела, что баржа целая, без дырок?

– Да, – подтвердила она.

– Вот, – заключил он, – значит, мы тебя не обводим вокруг буя, понимаешь?

– Вокруг буя? – переспросила японка.

– Akela and Spark don’t fuck your mind, – пояснила на basic-en девчонка-утафоа.

– Зачем же так грубо? – возмутился Спарк.

– Зато сразу понятно, – гордо ответила девчонка.

– Так! – произнес Акела и хлопнул в ладоши, – Все работаем. Эланг, ты на акустике Проверь, нет ли фауны в окрестностях. Если есть – вопи: «стоп»! Окедо, ты настрой по-быстрому, ракурсы web-камер на барже. Тиви, ты возьми бинокль, и комментируй для Хотару, что и как. Только по существу, ОК?

Тот мальчишка-утафоа, который был чуть постарше, улегся на палубу рядом с экраном эхолота, надел наушники, и пробурчал.

– Акела стал великим адмиралом, типа как Нельсон.

– Дам по шее, – пригрозил англо-креол.

– Не слышу, – виновато ответил мальчишка, постучав пальцем по наушникам.

– Web-камеры папуасские, – пробурчал второй, заняв место рядом с широкоформатным ноутбуком, – говно полное, цвета отстой, и контрастность тоже отстой, и сервопривод турели кривой, как жопа, и…

– Не капризничай, – перебил Спарк, – у нас экономный бюджет.

– Бюджет, ага… А я, значит, долбись с этим отстоем… Вот всегда так…

– Не обращай внимания, – сказала Тиви, похлопав Кияма Хотару по плечу, – бери этот бинокль и смотри на катер, а я с другим биноклем буду тебе объяснять, e-oe?

При 60-кратном увеличении, было отлично видно, чем занимаются Обо Ван Хорн и Фуопалеле Тотакиа на катере. Предметом их усилий являлось нечто, напоминающее муляж гигантского головастика с крыльями гигантской стрекозы. Они закрепляли на спине головастика маленький красный диск, и проверяли сигнал на экране ноутбука, присоединенного к агрегату с параболической антенной. Стоящий рядом младший лейтенант японского флота Дземе Гэнки выполнял роль пассивного наблюдателя.

– Красная штука, – пояснила девчонка-утафоа, – это дистанционный ликвидатор, он на всякий случай, если «krill-fly» укатит не туда, или если что-то появится рядом с нами, короче, если надо будет дистанционно вырубить машинку, чтобы она кого-нибудь не грохнула. На ваших образцах такого ликвидатора нет, там у вас надо всех грохнуть.

– Э… М… – произнесла Хотару, не будучи вполне уверена, что это правильно

– …Сначала krill-fly покатится на свою охотничью акваторию, а там будет плавать по большому кругу, – продолжала Тиви, – А баржа окажется в круге, и когда ее движок зашумит, krill-fly скажет: «ага, вот теперь тебе пиздец». В смысле, не тебе, Хотару, а подлодке, которую изображает утопленная баржа дяди Обо. Между прочим, это самая любимая его баржа. Я думаю, что твой папа должен это оценить. Ну, ты понимаешь.

В этот момент, Фуопалеле подхватил «головастика» за брюшко и довольно осторожно положил на воду. Странная машинка погрузилась и ненадолго исчезла из виду, но уже через полминуты возникла на поверхности моря, двигаясь со скоростью, неожиданно-высокой для такой неуклюжей штуки. Хвост-плавник быстро и ритмично изгибался из стороны в сторону, как у живого головастика. Затем, овальное тело с расправленными стрекозиными крыльями выскочило из воды, и теперь погруженным оставался только хвост, продолжающий так же ритмично работать.

– Этот фокус, – гордо сообщила Тиви, – мы с Элангом и Окедо подсмотрели у летучей рыбы. Получается как моторный планер, только мотор не в воздухе, а в воде. Видишь, хорошая скорость. Узлов полста, верно?.. Ага, видишь, машинка оторвалась от воды и планирует. Ну, метров сто она может пролететь, а дальше опять хвост в воду…

– А на сколько времени ей хватает батарейки? – спросила Хотару.

– На ночь хватает. А потом снова солнце, и она заряжается. Фотоэлементы в крыльях. Толково придумано, ага? И так, пока не найдет добычу. Но, она не все время летит, а только когда выходит на свой круг, и когда делает бросок на добычу. А обычно… Ты увидела? Вот! Теперь krill-fly будет медленно плавать большими кругами под самой поверхностью воды. Ей торопиться некуда. Когда-нибудь кто-нибудь зашумит, и…

– …Короче, – перебил Спарк, – я включаю движок баржи.

– Минутку, – сказал Акела, и похлопал Эланга по плечу.

– Никого, – ответил тот, – Только рыбы шуршат, но они не в счет.

Спарк кивнул и надавил кнопку на дистанционном пульте. Поплавки, неподвижно лежавшие на поверхности, удерживая затопленную баржу от погружения до дна, и одновременно отмечая ее позицию, сдвинулись с места. Баржа поползла под водой с черепашьей скоростью… И почти сразу же отреагировал «головастик». Его хвост заработал на полную мощность, тело снова выскочило из воды и помчалось точно наперерез тихоходной мишени… А затем «Головастик» нырнул и исчез.

– Слушай, – лаконично посоветовала Тиви.

– Что-то будет слышно? – с сомнением, спросила Хотару.

Тиви утвердительно кивнула. Прошло секунд пять, и по палубе проа прошла, как бы, легкая дрожь. Еще немного – и на поверхность выскочили несколько очень больших воздушных пузырей. Бульк, бульк, бульк…

– E una culo te barge te kane Obo, – театрально-трагическим голосом сообщил Окедо, наблюдая за изображениями с web-камер, – Движок улетел с куском обшивки.

– Ни хрена, мне по ушам врезало, – обалдело сообщил Эланг, снимая наушника.

– Только когда мы поднимем мишень на надувных понтонах, – авторитетно произнес Акела, подняв палец к небу,  – можно будет по-настоящему оценить эффект…

…Когда через  3 часа  «любимая баржа дяди Обо», поднятая на двух сигарообразных надувных поплавках-понтонах, была отбуксирована к южному барьеру Факаофо, и вытащена на отмель на коралловую отмель островка Фенуа-Лоа, «оценивать эффект» сбежалась четверть кампуса. Правый борт баржи около кормы был похож на банку тушенки, которую торопливо вскрыли тупым долотом. Разодранные листы обшивки, вывернутые внутрь корпуса. Лопнувшие от удара сварные швы. Сорванный с опор и  погнутый, как гвоздь, вал двигателя, застрявший в противоположном борту...

– Вот, мальчики и девочки, – поучительным тоном объявил Обо Ван Хорн, – …таков результат направленного взрыва пяти фунтов хелекса, что эквивалентно ста фунтам обычных взрывчатых компаундов на основе ТНТ. Эквивалент втрое меньше, чем у типичных противокорабельных ракет типа «Exocet», но не забудем о направленности. Сократив сектор факела взрыва до 30 градусов, мы получаем мощность…

Фуопалеле Тотакиа повернулся к дочке адмирала Кияма и негромко спросил:

– Хотару, ты уточнила у папы вопрос о бумагах по островку Наканотори?

– Да, мистер Тотакиа…

– Называй меня просто Фуо, договорились? Так, что сказал твой папа?

– Он посмотрел видео, которое я ему отправила. Ему очень понравилась эта мина. Он переслал видео дальше, нашим друзьям в Токио, в штабе флота. Они, как и папа, не согласны с капитулянтской политикой кабинета. И они имеют достаточно влияния в агентстве морских ресурсов, чтобы решить вопрос об этом подводном островке. Как объяснил папа, это гораздо проще, чем продать надводный островок.

– Замечательно. Я так и думал. И когда будут бумаги?

– Отец обещал, что в 18:00 по токийскому времени бумаги отправят по факсу в вашу королевскую канцелярию на атолл Номуавау.

– Мои ребята уже вылетели с Номуавау, – напомнил Фуопалеле, –  К 15:00 они должны быть тут, на Токелау-Факаофо, взять груз и в 16:00 лететь, формально, к Наканотори. Значит, они начнут операцию, не дожидаясь официальных бумаг из Токио. Так?

– Господин Кияма обещал, – лаконично ответила Хотару.

…Две летающие лодки PBY «Catalina» (производства «Jack Sparrow Club», Лихоу, Австралия-Меганезия), приводнились в небольшом солоноватом озере в середине островка Фенуа-Лоа, ровно в 15:00.

– Красивые, верно? – с гордостью сказал Фопалеле, глядя, как они почти бесшумно скользят по гладкой поверхности воды к причалу, – Мой далекий предок, Ниоалио Тотакиа, спутник ariki-roa Мауна Оро, первый ariki Номуавау, воевал вот на таких 20-метровых каноэ. Правда, без крыльев и движков.

– Говорят, – заметил Ван Хорн, – что ты помогал Дику Пауэлу делать эту модель.

– Я и мои ребята, – уточнил король, – Очень интересно, когда какие-то формы живут тысячелетиями, несмотря на все открытия, все изменения… Это ведь не просто так.

– Уважаемый Фуо, а в какие времена воевал твой предок? – спросил Дземе Гэнки.

– По западному исчислению, – ответил Фуопалеле, – в XII веке до новой эры. У них, в маленьком море Медитеррия, примерно тогда была война за порт Троя.

– Отец полагает, – вмешалась Кияма Хотару, – что твои люди очень сильно рискуют. Манчжурские штурмовики патрулируют небо на 200 миль вокруг Минамитори. Они заметят эти летающие лодки, и они могут досмотреть груз.

Фопалеле слегка качнул головой, признавая некую логику в словах собеседницы.

– Да. Я общался с твоим папой по телефону и знаю его мнение. Но, с другой стороны, последние полгода над океаном летает столько машин «Catalina» с туристами, или с экологами, или с морскими геологами, как в нашем случае, что всех не досмотришь. Манчжурский император не такая большая шишка в нашем океане, чтобы тормозить каждое летающее каноэ, досматривать и требовать объяснений от капитана.

– Это против Paruu-i-hoe, – добавила Тиви.

– Будет так делать – останется без империи, – авторитетно заявил Эланг.

– И без головы, – лаконично добавил Окедо.

Ван Хорн, с ловкостью, неожиданной для его комплекции, съездил по шее всем троим подросткам – утафоа, и проворчал:

– Экстремисты. Может, вы думаете, океан наш до самого полярного круга?

– Может, и так, – пискнула Тиви.

– Это ваше дурное влияние! – строго сказал Ван Хорн, повернувшись к Акеле и Спарку.

– Мы-то тут при чем, дядя Обо? – возмутился Спарк.

– Между прочим, – добавил Акела, – эти юниоры, самые-самые традиционные утафоа в нашем океане. Они с Упаики, а Упаики был великим атоллом.

– Это так, – подтвердил Фуопалеле и, после некоторой паузы добавил, – Раз вышло, что кроме вас сейчас не осталось в Moana-roa-te-au никого из людей Упаики, ни во что не лезьте, пока не размножитесь. Вы меня хорошо поняли?

– E-i ariki, – Эланг с достоинством, кивнул, – так же нам сказал и tahuna-loa Рау Риано.

Фуопалеле коротко кивнул в ответ, и повернулся к летающим лодкам, которые уже пришвартовались, и из которых на причал высыпала дюжина парней и девушек, как нетрудно догадаться – соплеменников короля, характерных мелано-полинезийцев. Их одежда выглядела вполне мирно – пестрые шорты и рубашки-гавайки. Правда, на разрисованных орнаментом матерчатых поясах имелись чехлы с автоматическими пистолетами, но, по здешним меркам, это обычное оружие самообороны для любой гражданской научной экспедиции.

– Сейчас, – шепнул Акела Спарку, – будет фольк-шоу «королевские наставления».

– Это ясно, – также шепотом ответил Спарк, – короче, пошли за автопогрузчиком… Юниоры! Вас тоже касается.

– Ну… – неохотно произнес Окедо.

– Никаких «ну», – отрезал Спарк, – У нас 15 тонн груза. Давайте уже работать.

…

Атолл Окинотори (Цин-Чао). Параллельные события (ночь – день – вечер).

Любовь – многогранная штука. В античной Элладе делили ее на 4 вида: эрос, филиа, строгэ и агапэ. Потом, подумали, и добавили еще три вида: лудус, маниа и прагма. В начале XX века Зигмунд Фрейд прославился, несколькими трактатами на эту тему. В начале XXI века для любви придумали двумерную оценку, определяемую уровнями окситоцина и дофамина в крови. Но, в случае Феликса Тринидада Бенитеса и Есано Балалайки, все перечисленное не имело значения. В эллинскую классификацию они, очевидно, не вписывались, о психоанализе не думали, а уровень чего-то там в крови у обоих молодых людей был в полном порядке – это мог бы определить по косвенным признакам любой независимый  наблюдатель, который вооружился бы биноклем и прицелился с подходящей площадки в любое из двух окон северо-западного угла 3-го этажа здания на платформе Окинотори-Центр в ночь с 8-го на 9-е октября.

Любовь в ее физико-биологическом аспекте, обычно не продолжаться более ста минут подряд без перерыва, и в перерыве появляется отличная возможность поболтать…

– …Лайка…

– …Я здесь...

– Лайка, а ты прикололась про Эфиопию?

– Про Эфиопию? Нет. Это правда.

– И ты там училась пилотировать экраноплан?

– Да. Я научилась, когда работала в маленькой транспортной компании на озере Тана.

– А как тебя занесло в Эфиопию? – спросил лейтенант.

– А что мне было делать на Кюсю после школы? Идти продавщицей в супермаркет? Впрочем, даже туда не сразу устроишься. Сразу, это только в подметальщицы улиц.

Бенитес коснулся ее живота подушечками среднего и указательного пальцев, а затем изобразил, что эти пальцы – ноги, которые ходят по кругу, выбирая дорогу.

– Ну, если ты не хотела искать что-то в Японии, то вокруг есть столько стран…

– Видишь ли, Тринидад, я тогда увлеклась религией растафари... Наверное, это было немного по-детски. Музыка рэгги. Немножко травки под ритмы барабана найабинги. Назад, в Африку. Эфиопия – центр мира. Я нашла самую дешевую авиакомпанию – дискаунтера и, никому ничего не сказав, улетела из Китакюсю в Аддис-Абебу, со ста баксами в кармане и маленьким рюкзачком вещей. Я ведь улетала в рай, а зачем в раю лишнее барахло? Впрочем, никакого другого имущества у меня все равно не было.

– Лайка, ты абсолютно бешеная девчонка, – сказал лейтенант.

– А ты только сейчас это заметил? – она ласково провела ладонью по его щеке.

– Я только сейчас понял, что ты не просто бешеная, а абсолютно. Ты, в этой нищей, засраной, вшивой стране, где всегда кто-то с кем-то воюет... Трудно представить.

– Невозможно представить, – поправила она и, нашарив на полочке у кровати пачку сигарет, вскочила и подошла к распахнутому настежь западному окну, откуда были прекрасно видны два старых 60-метровых бетонных островка-блина, построенных японским агентством морских ресурсов в конце прошлого века. Сейчас на островках выросли маленькие кампусы из коттеджей-мухоморов, импортированных с Улиси. Круглые окна на шляпках ярко светились, играла музыка, тусовка продолжалась…

На секунду в руках Есано Балалайки вспыхнул огонек зажигалки, а потом вокруг ее растрепанной стриженой шевелюры, зеленый цвет которой сейчас практически не различался, возникло призрачное облачко дыма... Лейтенант тоже встал, подошел к девушке и мягко, осторожно, обнял за плечи.

– Извини, я ляпнул что-то.

– Нет, Тринидад, ты правильно сказал. Эфиопия – нищая, засраная, вшивая страна, в которой всегда кто-то с кем-то воюет. И если бы я не встретила дедушку Хаэле, то мне точно настала бы крышка. Но я его встретила, и попала поселок Горгора на озере Тана.  Дедушка Хаэле был всем на свете понемногу. Бизнесмен, политик, учитель, философ, инженер, мафиози… Я стала его племянницей из Советского союза.

– Но ведь Советского союза полвека, как нет, – заметил Бенитес.

– Кто в Эфиопии смотрит на такие мелочи, как полвека, – с немного грустной иронией ответила она, – Папа дедушки Хаэле учился в Советском союзе, и слово «балалайка» осталось в семейных преданиях. Мне повезло с именем, и я сообразила сказать, что я из Сайберии. Сайберия когда-то была частью СССР, там русский язык, и я знаю несколько русских слов. Privet. Kak-tebya-zvat. Skolko-stoit. Eb-tvoyu-mat. Spasibo. Poshel-na-huy. Poka… Мне стыдно, что дедушка Хаэле умер, а я за три года так и не решилась сказать ему, что я не сайберка, а японка. Еще полгода я работала вместе с родичами дедушки Хаэле. Его старший сын, Тодэр считает меня кузиной. Знаешь, я плакала, уезжая. А эти ребята сказали: «Ясно, что ты должна ехать, освобождение своей родины – долг, но не забывай нас»… И я еще приеду в Эфиопию. Я точно приеду!

– Подожди, Лайка, они сказали «освобождение своей родины?».

– Да, – подтвердила она, – К тому моменту я поняла, что моя родина здесь.

– Наверное, – сказал лейтенант, – не надо спрашивать, как именно ты это поняла.

– Наверное, не надо, – согласилась Есано Балалайка, – я все равно не смогу ответить.

…

Ночь – это тоже многогранная штука. В зависимости от ситуации, ее определяют по-разному. Формально – как интервал по часам. Или астрономически – как темное время суток. Или по жизни – как то, что длится, пока вас не разбудят. Бенитеса было трудно разбудить звуком работающей судовой машины. За несколько лет на флоте он привык относиться к такому звуку, как к чему-то обычному. А для Балалайки такой звук был редким явлением. Одно дело – звук мотора катера или траулера, и совсем другое дело – вибрирующее гудение, порождаемое силовой установкой мощностью треть гигаватта.

От этого звука, Есано Балалайка проснулась, подняла голову с уютной подушки (роль которой играла широкая грудь американского лейтенанта) прислушалась (прикидывая, реален ли этот звук, или это шумит в ушах), соскользнула с кровати, подошла к окну, высунулась наружу, а затем крикнула:

– Тринидад, посмотри, какая охрененная хреновина!

– Что-что? – сонно пробормотал Бенитес.

– Я говорю: охрененная хреновина! – еще громче крикнула девушка и, вернувшись к кровати, начала тормошить лейтенанта, чтобы он не пропустил это зрелище.

– Во-первых, – произнес он, всплывая из глубин сна в мир объективной материальной реальности, – доброе утро, любимая.

– Мне это нравится! – заявила она, – А можно, еще раз?

– Доброе утро, любимая, – повторил он, и взъерошил ладонью ее зеленые волосы.

– Доброе утро, милый! – ответила Балалайка, и потерлась носом о его уже несколько заросшую щетиной щеку, – А у меня сегодня с утра извращенная сексуальность, мне нравятся небритые мужчины. Представляешь?

– Э… Тогда, может быть, мне не бриться?

– Нет, ты побрейся. Тогда мне сразу начнут нравиться бритые мужчины. Но сначала, посмотри на ту охрененную хреновину, которая подкатила к северному кею.

– Так… – сказал он, вставая и подходя к окну, – Вот, дьявол! Эта штука по длине, как супертанкер, но по ширине раза в два больше!

– Это, – сообщила Балалайка, – Тот океанский хэви-трэкер, про который вчера говорил инженер – нези. Я думаю, мы на это еще полюбуемся из суши-бара, за завтраком. С той крыши будет отлично видно. А сейчас, давай быстро мыться и собирать вещи. Мы ведь сегодня едем в отпуск, верно? И нам надо запрыгнуть на что-нибудь до Минамитори.

– На что-нибудь, это как? – спросил он.

– У нас, – объяснила она, – авиа-ассоциация «Zin Chao Do». Самый дешевый на планете способ путешествовать. Вроде автостопа. В суши-баре на экране динамическая схема перемещений всяких скоростных штук, заходящих на Окмнатори по акватории. Надо просто выбрать, какая из них нам подходит по условиям… Ну, я сама разберусь, если сейчас один симпатичный мужчина пойдет со мной в душ и потрет мне спинку…

…

Через два часа, в суши баре на крыше ангара на платформе Окинатори-Центр.

Огромная стрела-манипулятор судового крана хэви-трэкера сняла с палубы очередной бетонный блок, размером с садовый домик, описала в воздухе гигантскую дугу, и без всплеска, мягко опустила груз в воду, установив его на погруженный рифовый барьер вплотную к нескольким блокам, уже стоящим на положенных местах.

– Обалдеть, да? – спросила Сотоми, выполнявшая этим утром функции бармена.

– Фантастика, – согласился Бенитес, делая первый глоточек кофе, – Я действительно начинаю верить, что скоро у вас здесь станет просторно в смысле площади.

– Ну так! – гордо подтвердила она и пошла за заказанным омлетом с бэконом.

Балалайка толкнула Бенитеса в плечо и ткнула пальцем в сторону крайне-западного бетонного островка-блина, к которому со скоростью хорошего катера приближалось скользящее в полуметре над водой нечто: металлическое, удлиненное и угловатое.

– Вот наша круизная авиа-яхта. Оцени лэндинг, Тринидад!

– Holy shit, – произнес он, – я видел такой морской взводный гроб в кино про битву за Гвадалканал, – дьявол меня побери, если это не наш американский малый десантный плашкоут образца 1940-какого-то года. Какой дебил поставил на эту штуку крылья и воздушный винт?!

– Не знаю, – ответила Балалайка, – А в Красную Корею эти плашкоуты могли попасть?

– Запросто, – сказал лейтенант, – Во время корейской войны 1950-го.

– Ну вот, – заключила она, – Красные корейцы увидели: хорошая, простая, плавающая коробка. Стали делать. Потом, их компартия решила: надо к этой штуке приделать пропеллер и крылья, и пусть оно летает во имя Ленина, Мао и Кима. Как видишь, оно летает, правда низко. В смысле, на экране. Но очень дешево, а нам это и надо, верно?

Бенитес с сомнением поглядел на плашкоут, действительно напоминающий большой, довольно плоский металлический гроб, к бортам которого приделали два широких коротких крыла, а на юте поставили квадратную башенку-надстройку с Т-образным стабилизатором и пропеллером сзади. Экипаж: два молодых корейца, одетые в зеленые майки и штаны от военной униформы, уже общались с «туземцами» на пристани.

– Слушай, Балалайка… – лейтенант почесал в затылке, – как-то это сомнительно. Этот летучий гроб, да еще северные корейцы. Ну, я не знаю…

– А я знаю, – перебила она, – Видишь мой второй рюкзак? В нем всякой фигни на сорок нези-фунтиков. Это за прогон до Минамитори. В расчете на одного пассажира – один фунтик за сто километров! Ты видел такие цены, а? Утром мы будем на Минамитори, оттуда на ком-нибудь прыгнем до Северных Маршалловых островов, а дальше ясно.

– Ты уверена, что эта красное крылатое корыто не навернется? – спросил Бенитес.

– Ну, навернется, и что? – беспечно ответила Балалайка, – Это не самолет, на нем не разобьешься. Посидим час на надувном рафте, потом прилетит OCSS, меганезийский патруль. Наш маршрут идет по их акватории Марианские острова. Врубаешься?

– Аргумент, – согласился он, – Но, блин, красные корейцы…

– Бывшие красные, – поправила она, – А теперь желто-синие, наши, манчжурские.

…

«Бывших красных корейцев» звали Понг и Чанг. Они активно общались на гибриде сайберской версии «pidgin english» с «тайваньским эсперанто» (языком «fuyu»), и не соответствовали образу угрюмых борцов за идеи чучхе, который сложился в голове у Феликса Тринидада Бенитеса на основе нескольких передач CNN о Северной Корее. Пожалуй, эти два парня выглядели несколько ошеломленными яркой пестротой быта Окинотори, но никак не угрюмыми. Моторный продукт северокорейской инженерии выскочил из лагуны через северный гейт, развернулся носом чуть левее востока, и в довольно тесной (2x2 метра) ходовой рубке на башенке началась азартная сортировка «оплаты за проезд» из второго рюкзака Балалайки. Сортировал Понг, а Чанг, сидя за штурвалом, выражал свое одобрение свистом. В рюкзаке были: 4 трубки woki-toki, дешевый ноутбук, fuel-battery, электрочайник, и дюжина предметов одежды и обуви.

Выходцы из «Страны утренней свежести» оказались практичными ребятами.

– Я думаю: хорошо, – констатировал Понг, когда все трофеи были разложены в неком функциональном порядке, – Бен, как ты думаешь: хорошо?

– Нормально для условий военного лагеря, – ответил лейтенант Бенитес (оба корейца с первой же секунды знакомства, стали называть его просто «Бен»), – …но, по-моему, в комплекте не хватает аптечки.

– Аптечки нет, – задумчиво согласился Чанг, – Лайка, а на Минамитори есть аптечки?

– Должны быть, как же иначе, – ответила Есано Балалайка.

– А их можно там купить или поменять на что-нибудь?

– Купить точно, можно, – сказала она, – а поменять… Фиг знает.

– У нас есть бидон соджу, – доверительно сообщил Понг, – правда, она не из риса, а из морской капусты, но хорошая, крепкая. И самогонный аппарат мы тоже взяли с собой, вдруг пригодится? Настоящий глиняный сул-чуюсо. Жалко было его оставлять.

– Мы уезжали с Ткодо последними, – пояснил Чанг, – Кто-то должен был расписаться в журнале охраны, что вся верфь Ткодо эвакуировалась. А мы все равно задерживались, потому, что нам было поручено заехать по дороге на остров Йонагуни за тайваньскими морскими утками, а этих уток туда привезли только вчера.

– Охранники были знакомые, – добавил Понг, – Мы им налили котелок соджу, и они не стали досматривать наши вещмешки. Мы еще много хороших вещей оттуда вынесли.

– Хорошо, когда есть друзья, – подвел черту Чанг.

Лейтенант Бенитес утвердительно кивнул.

– Это точно. А что такое «тайваньские морские утки»?

– Они там, – сообщил Понг, и постучал каблуком по металлическому полу, – в трюме.  Такие утки. Генетически инженерные. Живут на рифах. Едят все. Растут быстро. И вкусные. Мы еще не пробовали, но так говорят. Тайваньцы вывели морских уток из папуасской гигантской дикой болотной утки, которая называется «птица Бэ». Там, в Папуа, эти дикие утки, как динозавры из кино. Мы не видели, но так говорят.

– У нас в трюме пятьсот птенцов, – уточнил Чанг, – Они еще маленькие, но жрут ужас сколько. Каждые три часа надо высыпать им в кормушки мешок кукурузы.

– Срут тоже ужас сколько, – педантично добавил Понг, – весь трюм, на хер, засрали.

– Это закон природы, – заметил Бенитес, – У меня дядя работает на ферме на острове Молокаи. Там убирают дважды в день, но если штиль, то там так воняет, что хоть респиратор надевай. В животноводстве от говна никуда не денешься.

– А где такой остров? – спросил Чанг.

– На Гавайях. Чуть восточнее Оаху и на сто миль юго-западнее Биг-Гавай.

Понг окинул внимательным взглядом японско-латиноамериканскую (явно не белую) физиономию Феликса Тринидада Бенитеса, и поинтересовался:

– А на Гавайях тоже все цветные – рабы, или это только в самой Америке?

– Это было в Америке, в южных штатах, почти двести лет назад, – спокойно ответил лейтенант, – После гражданской войны, в 1865-м рабство у нас запрещено везде, а за расовую дискриминацию можно запросто угодить в тюрьму.

– А ку-клукс-клан? – спросил Чанг.

– Он нелегально существует до сих пор, – честно признался Бенитес, – …В тех штатах, которые были в антиамериканской конфедерации во время гражданской войны. Это примерно как неонацисты в Европе. Они возникают, как только какие-нибудь дураки-политиканы заиграются в толерантность и… В общем, это запутанная фигня.

– Везде какая-нибудь фигня, – философски заметил Понг.

И, как по волшебству, началась фигня. Только что небо было совершенно чистым, но внезапно на нем возникла буро-зеленая точка, стремительно разрослась в треугольную кляксу, а затем в нечто, похожее на сумасшедший заплесневелый пирожок размером с небольшой школьный автобус. Еще миг, и пирожок, с резким вибрирующим свистом промелькнул над экранопланом-плашкоутом на высоте 5-этажного дома, после чего умчался, сжавшись сначала до кляксы, потом – до точки, и исчез в лазури неба.

– Это нези, – авторитетно пояснила корейскому экипажу Есано Балалайка, – Океанский магистральный патруль. Чем-то мы им подозрительны.

– Модель «Moon-Cat», – добавил Бенитес, – Легкий ударный суперсоник. Такие иногда заходят к нам в гости на Гуам, в Апра-Харбор. Они слабее наших FAB-55 «Sea Stealth Navaho», по критерию, в четыре с лишним раза, но, блин, дешевле почти в сто раз.

– Что значит, в четыре раза слабее? – спросил Чанг.

– Ну… – Бенитес почесал в затылке, – Есть такой специальный тактический критерий в компьютере. Туда подставляешь ТТХ боевого самолета и получаешь цифру. У нашего «Navaho» – 89 баллов, а у их «Moon-Cat» – 22 балла. А что это практически значит...

Лейтенант замолчал и красноречиво поднял взгляд вверх, давая понять, что ответ на вопрос о смысле суммы баллов тактического критерия лежит где-то около вершины американского финансово-промышленного и военно-политического Олимпа.

– А я, вот, не понимаю, – пробурчал Понг, – В нашей войне Меганезия, за кого?

– За свой кошелек, – тут же отозвалась Балалайка, – у нези четкий принцип: война это бизнес, и на ней надо делать деньги.

– Капиталисты, – заметил Чанг, – в любой буржуазной стране наживаются на войнах.

– Ты не врубился, – сказала она, – В Меганезии есть закон: если правительство хочет воевать, то пишет в суд бумагу-гарантию, что все граждане наживут не менее, чем по столько-то денег. Потом, воюют, и если денег получилось больше, то правительству выписывают премию, если меньше, то выгоняют, а если ушли в минус, то сажают в тюрьму, или вообще расстреливают.

– Все граждане?! – изумленно переспросил он.

– Ну! – Балалайка кивнула, – В этом весь смысл. Потому и истребители дешевые.

– На самом деле, – возразил Бенитес, – у меганезийцев все не так просто.

– Просто, или сложно, – сказала она, – Но принцип у них именно такой.

Чанг, как показалось, вдруг сосредоточился на управлении плашкоутом, хотя, океан впереди был спокойным, а навигационный экран показывал, что курс правильный.

– Ты что? – забеспокоился Понг.

– Жопа, – лаконично ответил тот.

– Это не жопа, а полицейский вироплан, – тоном школьной учительницы сообщила Балалайка. – Ничего такого. Просто выполняйте его приказы.

– Ложимся в дрейф, – со вздохом, произнес Чанг, и через несколько секунд, плашкоут – экраноплан неуклюже шлепнулся брюхом на воду, проплыл некоторое расстояние по инерции, постепенно замедляясь, и остановился. А рядом с негромким жужжанием, приводнился небольшой крылатый автожир, разрисованный желто-синими узорами.