Текст книги "Мой Темный Квартет (СИ)"
Автор книги: Алекс Мелроуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 51 страниц)
– Ну... ммм.... яэээ, – протянул он, еще больше лохматя волосы, – я... в общем... я пойду, короче... Ну, праздник все-таки... меня ждут... ага?, – слегка повысил он хриплый и тяжелый голос, зажмурив глаза. Сзади послышался тихий выдох.
– Хорошо, – слово, похожее на падающий в озеро листок с дерева осенью, скатилось с опухших и приоткрытых губ.
– Хорошо, – облегченно выдохнул он и, уже наполовину исчезнув в дверном проеме, бросил через плечо, – ты... это... ну... приводи себя в порядок и спускайся... вниз... да, – неловко промямлил брюнет и, крепко стиснув зубы, выскочил в коридор. Как только за ним закрылась дверь, девушка, шатаясь как приведение, встала и подошла к окну. Трясущимися пальцами открыла окно и высунулась наружу, открытым ртом вдыхая ночной холодный воздух, делая глубокие глотки, мечтая, чтобы он пробрался до самого сердца и заморозил его. Слабая рука провела по лицу, плечу, касаясь той же самой кожи, которой всего несколько минут назад касались его пальцы. Его пальцы. Закусив до крови губы, она прислонилась лбом к ледяному стеклу, пытаясь отбросить все чувства и мысли, кроме пульсирующей боли и опустошенности во всем теле. Она ощущала себя как хрустальный сосуд – сначала целый, красивый и невинный, а сейчас... его опустошили, разбили и втоптали осколки в грязь, без возможности очищения и шанса вернуться к прежнему состоянию. Хрупкие ноги содрогнулись, и она рухнула на пол около батареи, как подбитое меткой стрелой охотника животное. Хотя она и была животным, жертвой, кроликом, который не в силах оторвать восхищенно-завороженного взора от смертельно опасной змеи, понимая, что она его съест. Но она хотела быть съеденной, принадлежать кому-то, не быть одной, понимать, что кому-то нужна... И он ее поглотил, всю без остатка; сначала, крупица за крупицей, он пожирал и вбирал в себя ее душу, не давая восстанавливать погибшие, забранные клетки. И вот теперь и тело... Она вся, от кончиков лохматых волос до черных ногтей принадлежала ему. Целиком. Полностью. Только его. Сжавшись в маленький комочек, точно кошка, брюнетка прижала холодные конечности к теплой батарее, мечтая о капельке тепла, даже жара... но жар-то был, а вот тепло? Никакая батарея не согреет это тельце, опустошенное и оставленное сохнуть и сжиматься. Ледяные пальцы, точно сотканные из нитей льда, коснулись губ, которыми она формировала имя, ставшее для нее одновременно и спасением от всех грехов, и смертным приговором на вечные муки. Шесть букв, от которых все внутри сжимается, и сердце замолкает, как покорный раб опускаясь на колени перед своим господином.
Зачем? Для чего? Почему?... Вопросы неуместны, особенно сейчас, когда она сидит на холодном полу около батареи, которая жжет кожу, а по ее голове гуляет колючий ветер из открытого окна. Столкновение двух стихий, двух сил природы... Тепло и холод... А ведь это Он: холодный, расчётливый, независимый, равнодушный, бессердечный, бесчувственный, эгоистичный. Но в то же время: страстный, пылкий, самоуверенный, желанный... Желанный... Издав жалобный стон, девушка сжала голову коленями, глотая слезы, с которыми смешивался сладкий привкус крови из прикушенный губ. Она не любила плакать, она ненавидела плакать, она презирала себя, когда плакала. Но это были не ее слезы – это слезы ее души, которая стонет от боли, причиненный не только духу, но и телу. Боль. Но реально ли это боль? Только это ощущала она? Нет. Чувство заполненности, легкости и невероятной свободы, – вот что присутствовало в ней всего несколько минут назад. Когда он ее целовал, когда он ее касался, когда он шептал ей на ухо всякую ерунду, которая на тот момент была необходима, чтобы не сойти с ума и не закричать. Когда он просто был. Был тут. С ней. Рядом. Рядом... брюнетка резко вскинула голову. А ведь правда... Он же не может совсем ничего не чувствовать. Просто не может! Значит, это был шаг вперед, и он... он... Она вскочила на ноги, окрыленная своими мыслями. «Теперь все изменится», с блаженством думала она, хватая свою одежду и проскальзывая в ванную комнату, где в течение десяти минут приводила себя в порядок: приняла душ, расчесала волосы его расческой (как маленькая влюбленная глупышка), смыла растекшуюся тушь и размазавшуюся помаду, стирая ее полностью – губы и так соблазнительно красные. Повертевшись перед зеркалом и удостоверившись, что не выглядит как у-меня-только-что-было-это-самое, и, нацепив самую обворожительную и таинственную улыбку, на которую только была способна, предназначенная только одному человеку во всем мире, спустилась вниз. Все было по-прежнему. Хотя нет. Ничто никогда не станет прежним. Теперь у нее есть тайна, у них есть тайна, одна на двоих, и, проходя мимо подростков, она улыбалась им, понимая, что ни один из них не является сейчас и в половину счастлив, как она. Вдруг музыка стала тише, и послышался громкий голос, призывающий всех пройти в главную гостиную. Посередине стоял Брайан, держа в руке магнитофон. Когда комната наполнилась до отказа, и все остальные столпились около входа в нее, он кашлянул:
– Что ж, всем спасибо, что пришли, – он выглядел все так же безукоризненно, будто ничего не произошло. Никому бы и в голову не пришло, чем он занимался всего пятнадцать минут назад. Толпа закричала, показывая свое довольство вечеринкой, – и спасибо всем за подарки, – та же реакция и свист, – но, к сожалению, уже поздно. Пора расходиться, народ, – люди недовольно загудели, но парень покачал головой, – серьезно, все, пора, – помычав еще немного, толпа стала расходиться, выливаясь из дома кучками. Чаку пришлось подхватить Линдси и Айзека, хотя сам едва держался на ногах, и Алан, отвертевшись от своего Ангела, подхватил друга, помогая им выйти. Брайан стоял около двери, еще раз благодаря всех и улыбаясь. Лекс нерешительно подошла к нему.
– А я … я могу остаться?, – тихо спросила она, нежно смотря на него. Тот нахмурился.
– Зачем?
– Ну …, – брюнетка опешила, прикусив губу, – нам же нужно поговорить?.., – закончила она вопросительно. На какую-то долю секунды ей показалось, что он сейчас опять спросит «о чем», но к ее облегчению, он пожал плечами.
– Приходи завтра к пяти. Может, заодно поможешь убраться, – он озарил ее слабой улыбкой. Ей чудилось, что теперь в каждом его слове и жесте скрыта какая-то информация, понятная только ей, словно каждым жестом он говорил ей десять самых волшебных букв на свете. Поэтому, раскрасневшись от счастья, она схватила сумочку и, оставив долгий поцелуй на его щеке, подмигнула ему и вышла из дома, пошатываясь на каблуках. Пройдя несколько метров, она обернулась, видя, что дверь закрылась, и свет начинает медленно гаснуть в окнах, один за других гас цветной огонек. Ее взгляд скользнул выше, к окну комнаты, которая стала теперь ее жизнью, и, к своему удивлению и смеху, она только поняла, что они были в его комнате. Хихикая себе под нос, Лекс шла дальше, глядя в лужи, в которых отражались тысячи звезд, переливаясь и подмигивая ей, обещая, что сохранят ее тайну.
* песня Jessy J – Hero
====== Главы 31 – 40. ======
Глава 31.
Весь следующий день Лекс не могла усидеть на месте: она могла присесть максимум на минуту, а потом начинала кружить по комнате, думая о предстоящем разговоре. Она знала, что, вероятнее всего, не дождется от Брайана признания сейчас, но хоть что-то, хоть что-то должно быть, ведь так? Брюнетка была слишком, чем пугала своих знакомых: когда ей позвонила Линдси, она почему-то рассмеялась, заставив подругу замолчать, а потом требовать ответить, все ли с ней в порядке; на недовольный голос матери она реагировала как на самый лестный комплимент. То и дело проверяя время, она еще утром приготовила одежду, в которой пойдет. Она понимала, что это очень важно, потому что то, что произошло этой ночью, навсегда все перевернуло. Теперь ничто никогда не станет так же, как было два дня назад, они просто не смогут теперь общаться так, как общались раньше. Теперь, видя его, она будет вспоминать его руки на ее теле, его дыхание на ее груди, его шепот у ее уха, его одежда на полу вместе с ее, эти стоны, неизведанные до этого звуки, ощущения, чувства... Всю ночь ей раз за разом снилась эта близость. И днем, мельтеша по дому, как назойливый мотылек, щеки брюнетки то и дело покрывались румянцем, когда она вспоминала очередной интимный момент. Вся ее душа, все ее существо. Просто светилось и горело, она никакими словами не могла бы передать то, как она его любит, что она ему принадлежит, что она готова стать его, что она уже его. Она знала, что, посмотрев в ее глаза, он сам все увидит и поймет. Иначе и быть не может.
Ведь так?
Без пятнадцати пять Лекси стояла около зеркала, вновь и вновь крутясь и проверяя, чтобы даже самая мелочь была идеальной. Волосы она собрала в легкую мальвинку и подкрутила концы, делая их похожими на темные зефирки; воздушное бледно-розовое платье по колено подчеркивало грудь, талию и ноги в миниатюрных босоножках на небольшом каблучке. Ей казалось, что вид этакой нежной, невинной девочки, в которую он влюбился, поможет ему найти те самые слова, которые хочет сказать и которые она жаждет услышать. Добавив совсем капельку духов и взяв мятную жвачку, которую она планировала выплюнуть около входа, так как надеялась, по крайней мере, на один поцелуй, брюнетка, бросив последний взгляд на вое отражение, выпорхнула из дома, повернула на ходу ключ и направилась в сторону дома Брайана, который теперь стал для нее самым важным местом на свете, потому что там все дышало Им. Порой, она сама ловила себя на том, что ведет себя как малолетняя влюбленная дурочка, но ничего не могла с собой поделать. Ее любовь была настолько искренней и чистой, что мыслей о глупостях не хватало. Проходя мимо какой-то клумбы, девушка увидела красивые нежно-розовые цветы и, подумав пару секунд, сорвала один и вплела в прическу. Она никогда не чувствовала себя настолько хорошенькой. Большую часть времени она вообще была недовольно своей внешностью, что вполне характерно для подобного возраста, но в это время ей казалось, что всем нужно только раз взглянуть на нее, чтобы влюбиться. Вот, наконец, и его дом. Выбросив жвачку и слегка покусав губы, чтобы сделать их еще краснее, Лекс решительно постучала, улыбаясь так чисто и открыто, что даже самый хмурый человек бы растаял. Пару секунд было тихо, потом дверь открылась, и на пороге появился Брайан, в какой-то растянутой футболке и старых драных джинсах. Он щурился на яркий свет, что говорило о том, что он спал. Брюнетка остолбенела, немного оскорбленная подобным к ней обращением, но потом она успокоилась, вспомнив, что он не спал всю ночь и, вероятно, попросту устал. Улыбка вернулась, и она собралась уже было войти в дом, но тут мужская рука преградила ей путь.
– Принцесса, тебе чего?, – зевнул брюнет, сморщившись и тряхнув головой.
– Я … я пришла помочь тебе с уборкой и поговорить, – не растерялась девушка, стараясь отогнать неприятное предчувствие. Парень приподнял бровь, все еще жмурясь. Или хмурясь? Его не разберешь, но это ведь Брайан. Наконец, он пожал плечами, нехотя пропуская ее в дом.
– Если честно, я уже все убрал, – произнес он, закрывая за ней и проходя дальше на кухню. Лекс осмотрелась: и правда, все было как обычно, точно восемнадцать часов назад здесь не толпилось несколько десятков человек. Ни единого фантика или стаканчика, идеальная, невероятная чистота. Намереваясь ждать его возвращения, девушка встала около окна, собрав волосы на одну сторону и глядя на улицу. В своем воображении она уже представила, как он войдет, увидит ее, обнимет и нежно поцелует в шею, шепча всякие ласковые слова. Дрожь пронзила ее тело, и брюнетка прикрыла глаза, блаженно выдохнув. Послышались шаги в коридоре. Она приготовилась и..., – так что твоя помощь как бы не нужна, – равнодушно закончил Брайан, останавливаясь около противоположной стены, перебирая какие-то диски. Синие глаза распахнулись, и девушка развернулась на каблуках, для того, чтобы понять, что он на нее даже не смотрит.
– Брайан..., – тихо позвала она его. Шоколадные глаза поднялись вверх без особого рвения и без интереса остановились на ней.
– Чего?
– Нам … нам нужно поговорить, – дрогнувшим голосом произнесла Лекс, глотая рвущиеся всхлипывания и сложив руки на груди, как бы связывая себя.
– Поговорить?, – брюнет выгнул бровь, и почему-то захотелось вмазать ему. Не в лицо. Нет. А туда, чем он отлично умеет пользоваться. И, желательно, посильней, – о чем?
– О том, что произошло, – все так же по мере возможного ровно отвечала брюнетка.
– Когда?, – нет. Он явно напрашивается. Изображать из себя идиоток могут только девушки. Парням это запрещается.
– Вчера, Брайан, вчера!, – не выдержала девушка, ее голос сорвался на гневный крик. Тёмная бровь продолжала изображать из себя дугу, пока парень сделал пару шагов вперед, слегка откинувшись назад и сложив руки на груди.
– О чем ты …, – начал было он и осекся. Брюнетка очень внимательно следила за выражением его лица, от нее не укралось ни ожесточение мужского лица, ни потемнение глаз, ни кривая, жесткая усмешка, прорезавшая все лицо и поселившаяся в душе, – ааа, – протянул он, хмыкнув и дьявольски, презрительно изогнув губы, – вот о чем ты.
– Именно.., – бросила она, слегка выдохнув. Она уже испугалась, что он будет отнекиваться и … Но, слава Богам! Сосчитав до десяти, Лекс подняла голову, снова улыбаясь. Ну, теперь-то все будет так, как она себе представила.
– Но, прости, конечно, детка, до меня все еще не доходит смысл нашей, как говорится, дискуссии.
– То есть?, – опешила Лекс, отшатываясь назад. Ее сердце медленно начинало выбивать чечетку, отдаваясь тревожным стуком в груди и горле.
– Слушаешь, ну, серьезно, что ты как маленькая, – ухмыльнулся Брайан, подходя к ней и кладя руки ей на плечи, – ну, да, мы с тобой чуток покувыркались. Ну, с кем не бывает, а? Вечеринка же. Я уверен, что у половины – это точно – гостей был пьяный секс. Мы с тобой не исключение. К тому же, зачем все это принимать так близко к сердцу? Я у тебя не первый и не последний, ты у меня тоже далеко не последний секс, так что... Да и эта ночь особо ничего не меняет: ты все так же ненавидишь меня, мне все так же срать на тебя, просто теперь мы знаем, что скрываем под одеждой. И что?, – стены трещали, по ним ползли трещины, из которых лилась тьма, стекла дребезжали, ветер рвал шторы, мир просто сходил с ума, землетрясение рвало душу девушки, и все дрожало перед ее глазами. Голос пропал, вместо него вырывался какой-то страшный, нечеловечный хрип, воздуха нет, он попросту не проходит в легкие, все тело сотрясают удары. Пытаясь найти опору, Лекс слегка повернулась и схватилась рукой за край стены, так как ей казалось, что комната накренилась и норовит уронить ее в страшную бездну, что таится в черных глазах дьявола. Ее ногти впились в обои, а ноги, изогнувшись под странным углом, уперлись в пол, лицо перестало быть человеческим, оно утратило свой цвет, становясь восковым. Маска, просто маска, сделанная из блеклого мрамора, с двумя серыми дырками, полными пустоты, которые раньше были глазами.
Медленно, очень медленно брюнетка приходила в себя, мысленно приказывая себе встать и посмотреть ему в лицо. Ему, тому, которого она хотела бы убить... Собрав всю свою волю и силу, она, едва держась на ставших тонкими и хрупкими ногах, выпрямилась, встречаясь взглядом с внимательным и даже любопытным выражением лица брюнета. Его лицо просто светилось, казалось, ему было интересно смотреть на то, как она среагирует на его слова. «Я не проявлю слабину. По крайней мере, не при нем», твердо решила Лекс, глядя прямо в эти бессовестно усмехающиеся угольно-черные глаза.
– Я думаю, мне пора, – тихо, но твердо произнесла она, держась неестественно прямо. Она походила на статую, на статую без души, без улыбки, без блеска в глазах и без способности прощать.
– Правда?, – Брайан вновь вскинул брови, – вот и умничка. Но спасибо за предложенную помощь, – произнес он, когда брюнетка уже вышла из дома, ровным шагом направляясь к своему дому. Парень постоял еще немного на пороге, потом пожал плечами и, равнодушно скривившись, закрыл дверь, намереваясь вернуться к своим делам.
А Лекс … Ее хватило только на то, чтобы оказаться в доме и закрыть дверь. Плотину прорвало, и брюнетка, потеряв всякую выдержку, рухнула на пол, съехав по двери вниз. Все ее тело начало дергаться, как в припадке, глаза заполнил туман, делая все расплывчитым и непонятным, сердце отказалось стучать, и дикие вопли, уже не сдерживаемые, вырвались наружу. Каждый уголок дома наполнился криками умирающего животного, от которого жестокий человек отрывает по куску, издеваясь и причиняя еще большую боль, не давая спокойно умереть. В ушах звенело, тело перестало слушаться, оно больше не принадлежало разуму. Да и какой разум … Одна боль, одна обида, одно отчаяние. Вот все, что сейчас существовало в этом хрупком тельце. А она, она ведь надеялась … надеялась и тогда, когда они еще были вместе, лежали вместе, представляли собой единое целое, на какое-то мгновение в ней зародилась надежда, что он, при окончании, прижмет ее обнаженное тело к своей горячей груди и поцелует в висок. Вместо этого он ушел. Потом она надеялась, что они поговорят и перестанут уже скрывать свои чувства, станут тем, чем являлись уже давно; будут проводить вместе дни, смеясь и гуляя, как все нормальные парочки; ночи, заполняя их своей страстью и желанием, которое не надо будет скрывать. Но он … все рухнуло. Все надежды, все терпение, вся выдержка. Все. Просто. Исчезло. Рассыпалось, как прах, разлетелось, как прах по воздуху. Ее прах. Он убил ее. Больше ее нет, теперь это просто тело, робот, который будет продолжать жить – она не достаточно глупа, чтобы покончить с жизнью – но это не будет жизнь, это будет глупое и бесполезное существование. *** Не понятно, сколько прошло времени с тех пор, как Лекс свернулась калачиком около двери на коврике, поджав под себя руки и ноги, закрыв голову и глаза. В какой-то момент она просто услышала стук своего сердца, а потом … потом какой-то мокрый, липкий нос ткнулся в ее лицо, и язычок начал слизывать ее слезы. Подняв голову, брюнетка увидела веселые глазки и мохнатую мордочку.
– Дакс?... Сколько … сколько времени?, – что за голос? Хриплый, тихий, осипший. Но она не заметила, прижала щенка к груди, вдыхая запах его шерстки и позволяя ему лизать ее шею и плечи, встала на ноги, сбросив обувь, и посмотрела в окно: на улице было темно, в большинстве домов не было света, – все … все уже легли?, – щенок доверчиво смотрел на свою хозяйку, не понимая, почему она не улыбается. Точно поняв его мысли, девушка слабо улыбнулась и поцеловала любимца в пушистый лобик, – я … люблю … тебя..., – потом отнесла его на кухню, наполнила его миску и, налив себе бокал красного вина, сделала глоток. Вдруг ее глаза уловили ее отражение в зеркале. Отпустив благоразумие, она стащила платье прямо через голову, не обращая внимания на скрежет рвущейся ткани, сорвала не самым бережным образом резинку и бросила ее куда-то в сторону, оставляя вместе с розовым колечком клок волос. Оставив розовую лужицу у своих ног, она равнодушно прошла по ней, оставляя на холодном полу и пошла на втором этаже, с облаком черных волос, в нижнем белье и с бокалом в руках. На лице – полное отсутствие эмоций. Оказавшись в своей комнате, Лекс достала свой дневник и около часа сидела на полу, поглощая вино и просто глядя на обложку.
Когда стакан опустел, девушка попросту бросила его об стену, осколки зазвенели по полу, залетая под стол и кровать. Брюнетка и бровью не повела, она открыла дневник и, пролистав заполненные страницы, нашла чистую. Понимая, что сходит с ума, взяла один из осколков и провела острым концом по руке, заставляя показаться крови. Потом, повернув стекляшку более ровным краем, написала на бумаге:
«Я подарила ему свой цветок.
Он сорвал его.
Но ему все равно.
Поэтому он никогда об этом не узнает»
потом посмотрела на свою работу: кровь оставила маленькие кляксы, а рука ни на шутку кровоточила. Однако Лекс была довольна своей работой. Слизнув наиболее надоедливую капельку крови, она поднялась на ноги и, бросив дневник куда-то, легла на кровать, специально неудобно, чтобы края впивались в спину. Потянулась ногой и выключила свет. Остались гореть крохотные лампочки на потолке. Звездное небо. Она любила звезды, такие ясные и чистые, она любила небо, такое искреннее и свободное. Брюнетка всегда мечтала стать такой, как эти звезды и небо. Но теперь ... теперь она не была ни ясной, ни чистой, ни искренней, ни свободной. Она теперь не была никакой.
Спустя еще час, Лекс задумалась, а что она действительно чувствует. «Я ведь должна ненавидеть его. Ведь так? За то, что он воспользовался мною. Но он правильно сказал – я не первая и не последняя. Он прав. Тысячу раз прав. Надо было сразу же, еще тогда, когда я только пришла, и он понял, что он мне нравится, переспать и все. Сейчас бы все уже зажило. Но …», она вдруг рассмеялась, прижимая руки к груди, позволяя крови стекать на живот и покрывало, «ирония судьбы. А я … стыдно признавать, но я все еще люблю его. Вот черт... Я могла бы скрывать, лгать, крича всему миру, что теперь ненавижу его. Но нет. Вот они, мои чувства, на поверхности, на ладони. Я люблю его, потому что он дал мне мгновение чистого счастья и наслаждения. За него я готова страдать всю жизнь» *** Высокий дуб в паре метрах от дома Маллейн скрывал в тени своих листьев притаившуюся тень: высокий парень в черном плаще из тьмы и маске демона. Его черные, нечеловеческие глаза жадно следят за каждым движением девушки, ее хорошо видно с этого места. А вот она его не увидит, даже если посмотрит в окно, но она слишком занята тем, что жалеет себя. Кривые губы изогнулись, обнажая белоснежные зубы, все лицо разрезалось на кусочки, на осколки дьявольской маски.
«А что она ожидала? Чего она ждала от меня? Она думала, что если раздвинет передо мной ноги и пустит меня в себя, я тут же оттаю и стану ее? Идиотка. Я и не таких заваливал. Да, особенно-то и просить не потребовалось. Ей больше хотелось, чтобы я заполнил ее. Глупая. Мне ведь все равно будет наплевать на нее, даже если бы она все время ходила голая передо мной и молила взять ее. Мне нет до нее дела, дешевая шлю**. Маленькая чудачка. Почему такие, как она, думают, что сексом можно все решить? Пусть плачет, пусть ревет. Да пусть хоть сбросится с обрыва. Меня это не тронет. И до этого меня не касались все эти переживания этих глупых малолеток. А эта разве чем-то отличается? Разве тем, что язычок острее, да характер как у сучки. И ведь я сразу предупредил ее, чтобы держалась от меня, от нас, подальше. Так что теперь это чисто ее забота, что делать и как успокаиваться. Я и глазом не моргну. Гори оно хоть ярким пламенем»
Ледяной ветер в теплую апрельскую ночь родился около дерева, вбирая в себя эту ухмыляющуюся тень, но окружающая атмосфера продолжала держать в себе тяжесть этих черных, бесчувственных, демонических глаз, которые будто оставили отпечаток тьмы, злобы и бесчеловечности. Человека, с душою демона и сердцем Дьявола. *** Между тем в доме Хандерсонов до сих пор, как ни странно, горел свет. Обычно в такое время суток, в начале двенадцатого, хозяин дома видел уже двадцатый сон, но между тем из окон первого этажа лился яркий свет. Дело в том, что около пяти часов близнецы Макклаймен зашли к Алану, чтобы вернуть, наконец, книги, которые огромной глыбой набрались у них дома. Какие-то принадлежали ему, какие-то им просто уже не требовались, а выбрасывать казалось кощунством. Поэтому они пришли к другу с пятью пакетами. Около двух часов они только раскладывали книги по полкам этой огромной домашней библиотеки, полчаса лежали на коврах, отдыхая и поглощая недельный запас соков миссис Хандерсон, которой, по счастливой случайности, не было в этот момент дома. На самом деле Алан немного волновался за мать-домоседку, которую в последнее время было трудно поймать дома. У нее были постоянно какие-то встречи, конференции, мероприятия на работе, и она абсолютно выматывалась, проводя в постели все свободное время. После того, как последняя книга нашла себе место на очередной полке, близнецы вдруг обнаружили давно забытую игру, которую они весьма уважали несколько лет назад.
– Как насчет «Эрудита»?, – спросил Чак, и понеслось. Усевшись на полу в большой комнате и достав всевозможные фрукты и какие-то печенья, не забывая про соки, друзья настолько увлеклись игрой, что очнулись от азарта только когда услышали звонок в дверь.
– Айзек, не жульничай, – шутливо погрозил ему пальцем Алан, поднимаясь.
– Да что ты!, – замахал на него руками близнец, но стоило блондину выйти из комнаты, как тут же зашипел брату, – лезь в словарь. Лезь в словарь, я тебе говорю.
Алан покачал головой, прекрасно осознавая, чем Айзек сейчас занимается. Недоумевая, он посмотрел на часы, не веря, что они просидели допоздна. «Как же я завтра встану...», пронеслось у него в голове, пока он шел к двери. Остановившись, он пожалел, что не сделал когда-то глазок, потому что мало ли что. Выдохнув, блондин отодвинул задвижку и приоткрыл дверь. На пороге стояла девушка. Светло-русые волосы собраны в аккуратный, без единой погрешности пучок; крупные строгие очки увеличивают такие же, как у него, серо-зеленые глаза; на лице – полное отсутствие какого-либо макияжа; бледно-горчичного цвета пальто, из-под которого виднеется белая, заправленная в юбку по колено рубашка и обычные туфли без каблука. Лицо умное и спокойное, ее явно трудно вывести из себя. Приподняв слегка голову, она произнесла, четко и ясно произнося каждое слово:
– Извини, что приехала так поздно, Алан. Какие-то проблемы в аэропорту, а потом трудно было найти какое-либо такси. Надеюсь, я не разбудила тебя, хотя я отправляла тебе письма, – ее строгий, официальный тон слегка встряхнул парня, и он, откашлявшись и даже протерев очки, прошептал, путаясь в звуках:
– А... Ама... Аманда?
*** На следующий день после занятий вся четверка собралась в доме Брайана. Закрывшись в его комнате, каждый занял свое место: близнецы в креслах, хозяин дома около окна, облокачиваясь на подоконник и небрежно положив руки в карманы штанов. Алан же нервно расхаживал по комнате, то и дело натыкаясь и переворачивая предметы. Последние десять минут говорил только он, практически не давая никому вставить ни звука. Его глаза за стеклами очков увеличились в несколько раз, а волосы, всегда пребывавшие в безукоризненном порядке, сейчас стояли торчком, так как он постоянно запускал в них руки.
– Я … я не знаю, что происходит … Аманда … Она ведь уехала... Я сам ее отвез … Но между тем, вот она... И это точно она... А та, другая … Я не знаю ... Ничего не понимаю, – он проигнорировал протянутый ему Чаком стакан воды и, зацепив его ногой, уронил. Вода брызнула на ковер, делая его темнее. Глаза близнецов дернулись на лицо Брайана, но тот даже бровью не повел, глядя исподлобья на мечущегося друга, – она уехала … и вернулась... Но она не выглядит, точно вернулась. Она уверена, что не видела меня несколько лет, что не бывала тут … И эта история с почтой … Я ведь проверяю ее постоянно, но между тем … между тем я не видел ее писем. Но когда она сказала посмотреть еще раз, я обнаружил целых пять писем... Но …. такого быть просто не может, – он вновь вцепился в свои кудри, дергая головой из стороны в сторону, – я не знаю... что мне делать и что думать … Мир просто перевернулся, и я уже ничего не понимаю … Господи.., – простонал, наконец, он, тяжело опускаясь на край кресла. Несколько секунд стояла тишина, потом брюнет слегка кашлянул, и все взоры обратились к нему, понимая и ожидая от него решения проблемы, как это всегда решалось.
– Если я правильно понял – исправьте, если что-то будет не так – то последовательность действий такова, – он взял мольберт, стоящий в углу, прицепил чистый лист бумаги и открыл черный маркер, – первое: неожиданно, без всякого предупреждения, появляется Аманда … напишем, Аманда номер 1, – он поставил пометку и кратко записал данные, – второе: в ее внешности ничего не изменилось, но мы отметили резкую и необычную смену в характере, выраженную в некоторой веселости, которую мы ранее не замечали в ней, – следующая пометка, – третье: есть вероятность, что именно она, по непонятным нам причинам, виновница попадания Алексис в больницу и ее причастности к наркотикам. Четвертое: дабы избежать неприятных ситуаций и последствий, мы установили ей ультиматум – тюрьма и бельмо для семьи или уезд из города. Она, чего и следовало ожидать, покинула город, – отчеркнув записи, Брайан поставил арабскую цифру два и продолжил, – теперь вторая ситуация: мы видим Аманду, которая выглядит так, как ей и полагается, какой она и должна быть, которая не помнит ничего вышесказанного. Она знает, что давно не видела семью и хотела повидаться. Итог..., – он вновь провел черту и повернулся к друзьям, – что мы можем сказать?
– Ну, – подал голос Айзек, который с каким-то чрезмерно живым интересом наблюдал за наброском друга, – из всего, что ты сказал, выходит, что сейчас приехала настоящая Аманда, а до этого...
– … а до этого нас дурачила самозванка, – выдохнул Чак, откидываясь назад и качая головой, – чушь! Но как такое может быть? Ладно, мы, но Ал-то должен был понять, что это не его сестра.
– А что, если ей стерли память?, – перебил его брат, его глаза загорелись, – и заставили вернуться, чтобы снова что-то учудить?
– Ты насмотрелся фильмов, чувак, – осадил его Брайан, с некоторой тревогой глядя на Алана, – Ал, друг, слушай, нам очень важно то, что ты сейчас скажешь. Если ты скажешь, что раньше это была Аманда, мы будем разбираться в одной ситуации. Если Аманда появилась только сейчас, то это уже другая история. В любом случаи все коснется тем или иным боком тебя, – блондин поднял на него блеклые, полусумасшедшие глаза. Было видно, что он слишком запутался, и сам уже не знает, что правда, а что нет. Но потом он решительно поднял глаза и уставился на брюнета, словно до него только что дошло что-то очень важное.
– Это была не Аманда. В прошлый раз. Я пустил в дом демона. Демона-зеркало.
Глава 32.
Ночью Брайану предстояла нелегкая задача: заставить всех, кто видел Аманду номер 1 (это имя приклеилось к ним напрочь), забыть ее, чтобы они увидели Аманду номер 2 и не задавали какие-либо вопросов, потому что в их и без того сумасшедшем мире не хватало еще неловких ситуаций. Ну, ладно, большую часть города он обработал, просто идя по улицам и сканируя воспоминания горожан, и стоило ему уловить момент, в котором участвовала Аманда номер 1, он тут же вмешивался и моментально лишал человека этого воспоминания, вырезая ненужные фрагменты. Но вот дальше … самой большой проблемой была Алексис, потому что с ней не получилось бы подобным методом управиться. Тут нужно было вмешательство напрямую.
