Текст книги "Мой Темный Квартет (СИ)"
Автор книги: Алекс Мелроуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 51 страниц)
Но все хорошее когда-то заканчивается. Обычно, когда это касается девушек, в этом бывают замешаны или: а) одежда, которую они купили случайно в одинаковом варианте, но это было не про них, так как у них 40% одежды было одинаковыми, и только 15 из них – разных цветов; б) особь противоположного пола, которая, подобна метеориту, ворвалась в их жизнь, разрушая все вокруг. Нет, они не влюбились в одного парня. Просто Линдси на одном из концертов привлекла внимание одного гитариста. Он был старше ее лет на 8, но это не помешало ей влюбиться без памяти. Первый раз в жизни. Джун – так звали парня – ответил ей взаимностью, и буквально через неделю после их знакомства они стали встречаться. И все было бы ничего, хотя Лекс с самого начала не нравился этот гитарист, но она молчала, но дело было в том, что теперь Лу могла говорить только о Джуне – какой он красивый, какой он умный, как он красиво говорит, как он круто одевается, какая у него фигура, какие у него друзья, как он целуется, какая у него квартира... Первые два месяца Лекси упорно терпела, не желая ссориться (первый раз в жизни), но в один день, когда Линдси заговорила о том, что она хочет с Джуном ЭТО САМОЕ, Лекс не выдержала. Она очень долго и громко говорила все, что она думала о нем, начиная с его мерзкого характера и завершив количеством девушек, которых он оставил в прошлом, бросив на произвол судьбы. Когда брюнетка выдохлась, подруга сидела поджав губы, а потом встала, требуя извинений и перед ней за крики, и перед парнем за глупые сплетни. Лекс отказалась, и тогда... слово за слово друг на дружку полились тысячи фраз и обвинений, которые накопились за все годы дружбы, которые, как снежный ком, скатывались и откладывались в заднюю часть мозга, ожидая своего времени. Они наговорили столько чуши и глупости, что в конце концов, спустя час криков, раскрасневшиеся и тяжело дышавшие они чуть было не вцеплялись друг дружке в волосы, метая гневные искры глазами. Сказав, что это конец и основательно послав подругу, Линдси вышла из комнаты, на что брюнетка, догнав ее, ответила такими же словами и громко захлопнула дверь...
Не было ни дня, чтобы Лекс не жалела об этом поступке. Ей не хватало Линдси как воздуха, но набраться храбрости и позвонить, она не могла, так как после их ссоры обнаружила, что подруга поменяла телефон и перешла в другую школу, которая находилась ближе к музыкальной академии, в которой преподавал Джун. А спустя полтора года брюнетка уехала, оставив шутки и дружбу в прошлом, однако плюшевый кролик и брелок «подруги навечно» она не смогла оставить. Они и сейчас лежали в ее шкафу.
И вот она звонила. Зачем? Вспомнить ссору? Помириться? Поговорить? Да что угодно!
– Милая?, – окликнула ее мама. Лекс встряхнулась, отгоняя мысли.
– Да, мам. И что она хотела?
– Она сказала, что приезжает.
– Куда?...
– Куда-куда, – засмеялась женщина, – уж точно не туда, где ты сейчас отдыхаешь.
– О Боже!, – вырвалось у брюнетки, и ей пришлось закусить губу, чтобы не закричать на весь дом. Она ее увидит! Увидит Лу!, – когда?!
– Спокойнее, торопыга. Она сказала, что дня через четыре...
– О Боже!, – снова повторила Лекс. Ее глаза мельтешили по комнате, обдумывая полученную информацию, – мам! Мы завтра вечером выезжаем, – вдруг вспомнила она.
– Замечательно. Ну ладно, – на заднем фоне послышался звонок в дверь, – жду тебя, солнышко. Мне пора...хм...работать.
– Целую, – откликнулась девушка, бросая трубку и несясь на первый этаж, где парни готовили пиццу, – у меня приезжает подруга!
– Притормози, котенок!, – осадил ее Брайан, в которого она буквально врезалась, не рассчитывая скользкий пол и скорость движения, – давай по порядку.
– Я... моя подруга через четыре дня... приедет... в город... мы с ней... поссорились... но помиримся... она была...
– Я ничего не понял, – прервал ее брюнет и, хмыкнув, повернулся к парням, у которых на лицах читалось явное «что только что было сказано?», – а вы?
– Неа, – озвучил общее мнение Айзек, медленно проливая на себя кетчуп.
– Не важно, – засмеялась Лекс, закружив п кухне с Чаком, чем вызвала еще большее удивление парней, – давайте поиграем в бадминтон? Мне нужна разрядка.
– О, это слово мне нравится, – ухмыльнулся Брайан, слегка шлепнув ее по бедру, – помощь с разрядкой?
– Извращенец!, – захихикала брюнетка, доставая ракетки и выталкивая упирающихся друзей на улицу.
– Но...пицца..., – пытался противиться Алан.
– Потом! Потом!, – откликнулась Лекс.
До начала двенадцатого они играли в воланчик, который был ярко-жёлтый, но даже несмотря на это, они порой несколько минут искали его в потемках. Спотыкаясь о корни деревьев и ямки, они падали, пачкаясь в грязи, и смеялись. Смеялись. Смеялись. Много и громко, забыв о каких-то проблемах и дурных мыслях. В четверть двенадцатого Айзек объявил, что через три секунды игры его рука отвалится и поползет искать клад в соседней канаве, плюс – он хочет есть. Близнецы и Брайан ушли в дом доделывать несчастную пиццу, а Алан остановил Лекс, придержав ее за руку.
– Алексис...
– М?, – девушка повернулась и посмотрела в его тяжелые серые глаза.
– Теперь я думаю, что нам нужно поговорить.
– Эм... хорошо, – кивнула она, чувствуя некоторую неловкость. Она понимала, что разговор должен был произойти, но с Аланом..., – о чем?
– О том, что произошло утром, – тихо произнес блондин, хмуря брови и теребя рукав рубашки.
– Алан...
– Нет, подожди. Я хочу договорить..., – он кашлянул, тоже смущаясь, потом решительно тряхнул волосами и поднял глаза, – ты любишь Брайана.
– Нет, я..., – попыталась вставить Лекс, но парень поднял руку, призывая к молчанию.
– Дай мне сказать. Пожалуйста. Если «нет», то тогда я не понимаю, что это было. Я привык думать, что если парень и девушка целуются, то они что-то испытывают друг другу. Особенно, когда они целуются в таком виде, – щеки обоих покраснели, но Алан продолжил, – я... я понял, что ты влюбишься в него, сразу, как только ты пришла. И я сначала ничего не предпринимал, потому что надеялся, что такой чистый цветок, как ты, сможешь изменить Брайана, сможешь заставить его влюбиться, ведь у него было много девушек, но ни к одной он не испытывал чувств, – он замолчал, переводя дух, – но я ошибался. Он остается все тем же, и я понимаю, что он не тот, кто тебе нужен, – тихо закончил Алан.
– Что?..., – переспросила Лекс, широко распахивая глаза. Ей не верилось, что Алан только что произнес именно эти слова, – ты...
– Я просто не хочу, чтобы ты потом сожалела, допустив ошибку, – болезненно сморщился блондин, касаясь плеча брюнетки. Но она повела плечом, отшатываясь.
– Как … как ты можешь решать за меня? Я... я лучше знаю, что для меня ошибка, а что нет! Ты просто не можешь решать за меня! Ты не имеешь права указывать мне, что делать, а что нет!, – распалялась все больше и больше девушка, сверкая кошачьими глазами, – Это моя жизнь, и я могу и буду делать то, что считаю нужным! Мне не нужно, чтобы кто-то мне указывал! Даже ты! Я не собираюсь менять свои решения из-за чьих-то слов! Это моя жизнь! Моя!, – выкрикнула Лекс, сжимая кулаки. Шумно выдохнув, Алан вдруг шагнул вперед и, взяв лицо брюнетки в руки, прижался к ее губам, перекрывая потоки криков. Девушка так и замерла, широко открыв глаза и с приподнятыми руками. Блондин целовал ее медленно и нежно, едва касаясь ее кожи кончиками пальцев, точно она – хрустальный сосуд, а он боится случайно его разбить. Его ресницы касались ее щек, точно крылья бабочки, губы были мягкими и теплыми, словно шелковый платок. Лекс не могла ни отступить, ни прижаться, стоя с неровно бьющимся сердцем и странным покалыванием на губах. Продержав ее еще несколько секунд, блондин отстранился, глядя в ее глаза. Синие глаза ошарашенно уставились в нежно сыре-зеленые. Парень аккуратно поднял руку и, поправив прядку волос, убирая ее за ухо, коснулся легко ее щеки.
– Мне это нужно было. Один раз. Лишь один, – прошептал он, не убирая пальцев, – и да – это твоя жизнь, твои решения, твой выбор. Я больше не заговорю об этом. Обещаю, – Алан развернулся и ушел в дом. Брюнетка коснулась своей щеки как во сне, не до конца осознавая, что произошло. Потом обернулась, намереваясь остановить его, но тут краем глаза уловила движение – на втором этаже закрылась балконная дверь.
Мой Темный Квартет. Дополнение к 19 главе
Алекс Мелроуз
POV Чак.
«Я не знаю, где я. Не имею ни малейшего предположения, хотя нахожусь тут уже долгое время. Дело в том, что я ничего не вижу. Вокруг темно. Слишком темно. Настолько, что, даже поднося руку в носу, я ее не вижу. Стремно, если по-чесноку. Вытянув руки, медленно, сначала прощупав твердую почву под ногами, иду вперед и в какой-то момент утыкаюсь в угол. Плитка, дико холодная, точно покрыта корочкой льда, однако он не тает от тепла моих пальцев. И тут не холодно. Тут. Пф, если бы я знал, где я, было бы гораздо спокойнее. Пытаясь определить, на чем я, собственно, стою, придерживаясь за стену, опускаюсь на корточки и кладу руку на пол – камень, такой же холодный и жесткий, как и стена. Замечательно! Я в каком-то непонятном месте, где стены и пол ледяные, но безо льда и холода. Дааа, я тоже считаю, что я схожу с ума.
Поднимаюсь и, ведя по стене, иду дальше, намереваясь все-таки выяснить свое местоположение, а то находится НИГДЕ как-то не очень. Снова блуждаю по ... хм … коридорам? Это похоже на лабиринт? Не люблю задавать вопросы... особенно, когда не получаю на них ответы. Хотя кому это нравится? Опять вопрос. Спасите.
В какой-то момент в голове вспыхивает мысль: «а что, если я все это время – минуты, часы? – хожу по кругу, не сдвигаясь даже на десять метров? О да, очень оптимистично, Макклаймен! Очень! Ненавижу разговаривать сам с собой, я и так не уверен, что в нашем современном мире остался хотя бы один психически нормальный человек, а ведя еще и беседы с самим собой, еще больше начинаешь уверятся в своих отклонениях.
Ну хоть кто-нибудь... Ответьте...
Сколько я иду/бреду/плетусь/тащусь? Может быть десять минут, а может уже полдня. Уже давно потерял счет времени, не говоря о спокойствии. Если бы я услышал малейший звук, я бы, наверное, бросился туда, как дикий зверь.
Вдруг невероятно яркий свет вспыхивает в этой кромешной тьме, и я вскрикиваю, закрывая отвыкшие от света глаза руками. Очень больно. Серьезно. Точно плавленый металл в глаза влили (я это говорю со знанием дела, так как мой братишка, когда только узнал о своих способностях относительно металлов, очень активно практиковался... К сожалению, не всегда успешно, и большая часть неуспехов попадала именно на меня) Дав боли утихнуть, медленно, по чуть-чуть, открываю глаза, позволяя им привыкнуть вновь, и осматриваюсь.
Я нахожусь в туннеле. Он такой длинный, что его конца не видно. По всей его длине кое-где видны более темные пятна – повороты и проходы в другие туннели. Свет идет из лампочек, которые находятся на полотке, параллельно стенам. Бросаю взгляд вниз и вижу темный кафельный пол. Мне бы такой в ванную... Гладкий, чистый, точно только что отполированный... тысячами ног заблудших людей... Так, не думать об этом! Я выберусь, обязательно выберусь!
Глаза снова охватывают окружающий … «пейзаж». Провожу рукой по стенам и тут обнаруживаю трубы, которые тянутся вдоль стен по всей их длине. Толстые и темные, покрытые каким-то мягким, но не рвущимся материалом. Создается впечатление, что я нахожусь в туннеле метро, но тогда где … шпалы? Опускаю глаза … и едва не падаю: вот они, шпалы, прямо под моими ногами, длинные, тонкие и железные.
Чувствуя себя еще большим психом, протираю глаза, однако все остается на своих местах – и туннель, и трубы, и шпалы, и свет... И именно в этот момент десятки тусклых ламп начинают недружно мигать, угнетая и так неоптимистичную обстановку, и, помигав секунд десять, гаснут практически одновременно. Зашибись! Я опять в этой тьме. Но я хотя бы знаю теперь, где я нахожусь. Это радует.
А что, если в этом туннеле, происходит то, о чем ты думаешь? Я подумал о шпалах – пожалуйста, о свете – получите и распишитесь. Начинаю думать, о чем бы подумать ( я точно псих) и в голову приходит чизбургер. Но это не я! Хватаюсь за голову... Хотя бы волосы мои, если мозги мне не принадлежат. Чизбургер заказал бы Айзек... Айз...
Замираю, вспоминая братишку. Точно услышав меня, в темноте туннеля появляются звуки. Правда, не те, которые я бы хотел услышать. Голоса, тысячи бесполых голосов, которые перешептываются, кто громче, кто тише, кто ближе, кто дальше. Иду вперед, пытаясь уловить хоть одну фразу, и тут начинаю различать тональности голосов. Вслушиваюсь и узнаю знакомые мне голоса – мамы, брата, Алана, Брайана, Лекс... И еще какой-то, шестой, неизвестный мне голос, но … я точно знаю его. Глупо получается. Силюсь понять, слушая хриплый мужской тембр, немного грубоватый....
Волна понимания нахлынула на меня, и я приваливаюсь к стене, едва не падая. Голос отца. Именно его голос. Весь парадокс в том, что я никогда его не видел и даже не слышал, однако с абсолютной уверенностью могу сказать, что это именно его голос. Мои мысли невольно отходят от насущных проблем, обращая меня к теме, которую мы с братом не любит обсуждать, даже правильнее сказать, ненавидим – наш отец. Дело в том, что наша мать – очень мягкая, ранимая и доверчивая женщина, но она с детства твердо знала, что нельзя доверяться всем красивым мужчинам. Но в любом случаи, я не знаю, как отцу удалось ее уломать и повалить на кровать. Возможно, обещая жениться или просто вбив всякую ванильную чепуху, на которую ведутся девушки. В итоге оказалось, что мама беременна, на что папаша … послал ее, сказав, что между ними ничего не было и что она шл… ну, вы поняли. Мать ее выгнала, сказав, что, если увидит его еще раз, то сдать в милицию. Почему она это не сделала сразу? Да любила она его, дура. Почему не избавилась от нас с Айзеком? По той же причине, плюс – она больше не хотела «экспериментировать» с мужчинами, а детей ей хотелось. Откуда я это знаю? У мамы раз в месяц есть такой день – «Забудем про «нельзя». В этот день она достает бутылку вина и опустошает ее полностью. После третьего бокала она начинает рассказывать, в 90% случаев про отца. Плачет, посылает его, извиняется, говорит, что все равно любит, восклицает, как мы на него похожи, кричит, что скучает, и так всю ночь напролет, пока в начале пятого не отключается прямо за столом на кухне, и нам приходится относить ее в спальню.
И вот сейчас я слышу голос этого ублю... Извиняюсь.
Проходит еще время. Я все иду и иду, периодически свет включается, голоса то умолкают, то снова начинают нашептывать с прежней силой. Я уже порядком устал бродить по этому нескончаемому лабиринту ходов, лестниц, перекрестков, тупиков, переходов. Один раз я чуть не упал в какую-то яму, удержавшись чисто за воздух, а присев на пол, чтобы отдышаться, тут же вскочил, так как холод, неощущаемый для кожи рук, больно «обжег» ноги. Чушь собачья! Алисе в ее чокнутой стране такое и не снилось в самом бредовом сне, это уж точно.
Когда силы уже практически покинули меня ( это ощущение длится уже три последние часа, если эти часы прошли), и я остановился у очередного поворота, окутанный опять-таки тьмой, лампочки снова решили меня порадовать своей работой и засветили, правда, ярче, чем раньше. Мои глаза уже привыкли и подобным перепадам, и на перестройку мне хватает пяти секунд. Но, проморгавшись, я замечаю предмет, которого до этого не было ни разу.
Не предмет.
Человека.
Девушку. У нее длинные черные волосы, спадающие по обе стороны от головы, чисто-белое платье до колена и мертвенно-бледная кожа. Она стоит прямо посередине туннеля, опустив голову и прижав ноги друг к другу, руки безвольно болтаются вдоль худого туловища. Осматриваю странную особу, и вдруг до меня доходит.
Лекс. Это она.
– Лекс?, – как странно говорить что-то вслух, а не своему весьма талантливому мозговому собеседнику. Девушка не реагирует, продолжая пялиться в пол, – это ты? Ты в порядке?
«Не нужна», доносится до моих ушей шепот, который исторгается из горла брюнетки.
– Не нужна? Ты о чем? Лекс?, – я говорил про панику, когда только оказался тут? Так вот, я врал. Тогда я был чертовски спокоен, зато сейчас..., – ради Бога, скажи, что такое? Что не так? Где мы? Что мы здесь делаем?, – вопросы водопадом сыплются из меня, я просто не в силах удержать их в себе.
«Не нужна», – повышает девушка голос, и резко поднимает голову.
Мамочки, я не помню, чтобы хоть когда-нибудь так пугался! Я бы серьезно не отказался от подгузника в эту секунду, когда мои глаза утыкаются в меняющуюся Лекс: волосы так и остаются лежать на плечах, обрамляя лицо, но что это за волосы – грязные, сальные, все запутанные, в страшных колтунах и мелком мусоре. Опуская глаза ниже и едва сдерживаю крик: на бледных, тонких руках видны кровавые порезы, из которых даже сейчас течет темно-бордовая кровь, пачкая платье и стекая на кафельный пол. Невольно всматриваюсь в порезы: по пять прямых горизонтальных линий на каждом запястье... Волосы встают дыбом на голове. Она хотела покончить с собой, перерезав себе вены? Однако все – и бледная кожа, и кровь на руках, ногах, платье – не входит ни в какие сравнения с лицом Лекс: огромные, на пол-лица круглые глаза, абсолютно черного цвета, без разделения на зрачок, цветную радужку и белок. Две зияющие воронки на белом лице, из которых текут кровавые «ручейки», соединяющиеся на подбородке и добавляющиеся в общую лужу у ног брюнетки. Лиловые губы тихо что-то шепчут, беспрестанно двигаясь. Раз за разом она повторяет:
«Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна.»
Мой мозг начинает кипеть, и я снова предпринимаю попытку достучаться до нее.
– Лекс! Это я – Чак! Я тут! Ответь мне!
«Не нужна», талдычит она свою «молитву». Собираюсь подойти к ней, но понимаю, что не могу сдвинуться с места: мои ноги прочно прилипли к черному полу, без возможности даже приподняться. Вообще оптимизм!
– Лекс! Помоги мне! Лекс! Это я! Ответь мне! Ответь! О, Боги! Да ответь же ты хоть что-нибудь!
«Не нужна. Не нужна. Не нужна. Не нужна»
Мои нервы не выдерживают, и я ору во все горло, перекрывая этот шепот, звенящий в моем мозгу.
– КОМУ ТЫ НЕ НУЖНА?! КОМУ?!
Буквально в секунду все становится тихо. Ни шепота, не неприятного звука падающих капель крови... Ничего, как когда я только оказался тут. Та же гробовая, мертвецки страшная тишина, от которой ты слышишь стук своего сердца, расположившегося где-то в районе пятки. Мой голос эхом отзывается от глухих стен.
– Кому ты не нужна?..., – повторяю я уже спокойнее. И тут брюнетка, вытянув руки назад, а сама нагнувшись вперед в мою сторону, закричала:
«ТЕБЕ!»
Крик, громкий и дикий, нечеловеческий, перешел в визг, от которого последнее самообладание пожелало мне приятно оставаться и, собрав чемоданы, свалило на Гавайи. Визг был настолько оглушительный, что каждая клеточка моего тела задрожала, как потревоженная пружина, кровь закипела, поджаривая мой мозг и все внутренности. Закрыв уши руками, я обнаружил, что это ничего не изменяет: визг, который ни на грамм не стал тише и, видимо, вообще не прекратится, проступал даже через сжатые пальцы. Сам сжавшись с комок, я почувствовал, как на руки течет что-то густое и тепло. Кровь. У меня из ушей течет кровь. В каждой секундой этого мучения, я теряюсь все больше сил и в конце концов падаю на колени, чисто инстинктивно зажимая уши и зажмурив глаза. Однако ничего не помогает. Уже оказавшись на полу всем корпусом, я начинаю давиться кровью, которая течет из моих глаз, как слезы. Из-за визга я даже не могу додуматься сплюнуть или опустить голову, чтобы кровь не затекала в горло. В какой-то момент окончательно потеряв осознавание происходящего, я теряю сознание, утопая в луже собственной крови...»
– ТВОЮЖ...?!, – вырывается у меня, и я зажимаю рот рукой, глядя на брата. Тот даже ухом не повел, хотя его и пушкой не разбудишь. С некоторой нежностью смотрю на брата, точно давно его не видел. Потом чувствуя, что сердце все так же сильно колотится, я вылезаю из кровати и, придержав дверь, прошмыгиваю в гостиную и открываю окно. Да уж, сон – что надо... До сих пор мурашки по коже, а сердце бешено бьется в грудной клетке. Такого жуткого кошмара я не помню... В горле пересохло. Иду на кухню, намереваюсь выпить, по крайней мере, два стакана холодной воды. Уже подходя к кухне, вижу в ней свет.
За столом, держа в руках кружку с бледно-золотой жидкостью сидит Лекс. В первую секунду я замираю, но потом до меня доходит, что это именно она, а не ее жуткая копия из моего кошмара: ее волосы собраны в слабый хвост на макушке, короткие прядки выпали из общей массы и вьются около опущенного лица, из одежды на ней розовая маечка и короткие лиловые шортики.
Увидев меня, брюнетка сначала удивленно округлила глаза, потом слабо улыбнулась. Кивнув ей и проход за бутылкой воды, я заметил под ее глазами бледно-фиолетовые мешки.
– Не спится?...
– Ага, – кивнула она, делая еще один глоток. Судя по запаху, это было очень сильно разбавленный виски. Интересно, что ей такое приснилось, что она так травится? Наливаю себе обычной воды и сажусь на соседний стул.
– Мне тоже, – вздыхаю я. Некоторое время мы сидим в неловком молчании, потом у Лекс вырывается:
– Кошмар приснился.
– О..., – мои губы округлятся, и я с жалостью смотрю на грустную девушку, она нервно теребит свои волосы, иногда делая небольшие глотки, – а что приснилось?
– Я..., – она замолкает, точно не знает, рассказывать или нет, но, видимо, решив, что лучше не держать в себе, начинает говорить, сбиваясь, – пожар... Только я не помню... где и вообще … что происходило... Сначала я вроде была со всем вами, однако в какой-то момент я осталась с одним, и мы идем, идем... через дым и огонь … и тут он..., – брюнетка прикусывает губу, хлопая ресницами, чтобы сбить слезы.
– Погибает?, – предполагаю я.
– Да... наверное... я не знаю... Но в какой-то момент один исчезает, и я оказываюсь с другим. С ним происходит то же самое, потом опять и опять … и в итоге я остаюсь одна, в центре огня... не знаю, куда идти … что делать..., – она судорожно глотает воздух и допивает бледно-янтарную жидкость. Я кладу руку ей на плечо, успокаивая. Лекс всхлипывает, – не люблю кошмары, – шепчет она как маленькая девчонка и вытирает нос. Я невольно улыбаюсь, умиляясь на ее детские замашки. Нежно беру ее пальцы.
– Это просто кошмары. В реальности ты никогда не будешь одна. Никогда. С тобой всегда будет кто-то из нас. Ты не будешь одна, – синие глаза ошарашенно вспархивают вверх, выражение ее лица меняется, точно она уже слышала эти слова. Спустя бесконечность секунд она качает головой и вскакивает, розовея от смущения.
– Ну... я пошла... надо все-таки поспать.
– Да, – киваю я. Брюнетка еще раз бросает на мен взгляд из-под ресниц, моет чашку и идет к лестнице. Я слышу, как половицы скрипят под ее босыми ногами. И не выдерживаю: выскакиваю вслед за не и хватаю за руку, – Лекс!
– М?, – она полу оборачивается и смотрит на меня сверху вниз. Я не понимаю, почему остановил ее, потом мой взгляд останавливается на двери ванной. Сердце болезненно сжимается, и я медленно произношу:
– Ты любишь его?, – глаза брюнетки опять широко открываются. Она замирает, я вижу, как вздымается ее грудь. Мне не нужно уточнять, о ком я спрашиваю. Это слишком очевидно. Помолчав мгновение, она медленно произносит:
– Я не могу сказать «да», – все мое существо начинает светиться, я разве что не испускаю довольный клич, однако она продолжает, – но и «нет» тоже, – с этими словами она вытаскивает руку из моих ослабевших пальцев и уходит, оставляя меня на лестнице с протянутой рукой и сердцем, которое рвется и крошится на мелкие кусочки.
POV Лекс
Залетаю в свою комнату и, закрыв дверь, падаю на кровать, сжимая подушку. Не могу ни плакать, ни смеяться. Чувствую скорее злость. Стискиваю зубы и шепчу, глядя на едва заметную луну:
« Если хоть кто-нибудь еще спросит меня, люблю ли я Брайана Адамса, я разобью тому лицо»
Мой Темный Квартет. Глава 20
Алекс Мелроуз
Когда в 11 часов все собрались на кухне, они обнаружили на столе записку-инструкцию от Брайана, где он написал, что поехал сдавать мотоцикл и в 12 часов будет ждать их около большого торгового центра прямо при въезде в город. Понимая, что времени осталось немного, ребята на бегу перекусили и, решив не тратить впустую бензин в машине, пошли к автобусной остановке. Транспорт ходил каждые десять – пятнадцать минут, и, как это часто случается, они пришли как раз вовремя – чтобы увидеть, как полупустой, современный, кондиционируемый автобус, нахально подмигнув, плавно отъехал от остановки.
– Вот же... !, – возмутился Айзек, и Чак закрыл ему рот.
– Следи за базаром.
– А что? Лекс – не обычная девчонка. Ее от ругани не выворачивает наизнанку.
– Ну как сказать, – усмехнулась брюнетка, – мат я не переношу, но я и не неженка.
– А я о чем? Ты совершенство, – протянул близнец, чмокая ее в щеку. Девушка засмеялась и мягко отвесила ему подзатыльник.
Спустя практически полчаса (ну да, конечно, перерыв 10-15 минут), когда ребята уже выли от жары, приехал старый и практически до отказа забитый автобус.
– Чего и следовало ожидать, – пожал плечами Алан, и друзья протиснулись внутрь жаркого транспорта. Единственные свободные места находились в самом конце: три места рядом и одно напротив. Лекс села между Айзеком и Чаком, Алан – перед ними. Повисла неловкая пауза. Дело в том, что из-за всего произошедшего, Лекс теперь чувствовала себя дико неудобно рядом с Чаком и Аланом. Она не могла даже прямо на них посмотреть, не то чтобы ответить. В ее голове прочно застряли моменты, которые произошли между ними, и неловкость – это еще мягко сказано.
Но ситуацию спасал второй брат: он, не замечая смущения, обхватил брюнетку за шею, тыкаясь в ее щеку носом и пародируя Джастина Тимберлейка. Весьма удачно, настолько, что вскоре все трое расслабились. И не они одни: пассажиры автобуса оборачивались, ища глазами тайного певца, смотря на него кто с недоумением, кто с неудовольствием, а кто с искренним одобрением. Когда задняя площадка автобуса освободилась, Айзек пролез через девушку и брата и, встав на свободное место, начал исполнять коронные движения бедрами Джастина, чем привел женскую половину пассажиров в неописуемый восторг.
Когда автобус подъехал к нужной остановке, и друзьям нужно было выйти, пассажиры зааплодировали Айзеку, который, довольный вниманием, начал раскланиваться и, спускаясь по ступеням, чуть не улетел носом в лужу, едва не сбив мимо проходящую девушку. Блондинка отскочила в сторону, но сейчас же заинтересованно посмотрела на парня из-под густо накрашенных ресниц, и, плавно повернулась, медленно пошла по улице, покачивая бедрами. Айзек застыл, глядя на нее, на его лице читалось огорчение.
– Ну почему мы так рано уезжаем? Я бы не прочь замутить с этой цыпой, – жалобно проскулил он. Чак странно на него посмотрел и неловко бросил взгляд на Лекс, который говорил: «как ты можешь думать о других девушках, когда тут есть такая». Подняв глаза, он увидел такое же выражение на лице блондина и, покраснев, отвернулся, глядя на рекламу.
***
Брайан их уже ждал. Он немного удивил друзей своей улыбкой и дружелюбием.
– Вы даже вовремя, – усмехнулся он, обмениваясь рукопожатием с Айзеком и Аланом и кивая Чаку и Лекс. Отношения с Чаком так и остались напряженными, об этом четко напоминало слабое бледно-серое пятно на скуле близнеца. Парни особо старались не сталкиваться взглядами и попросту игнорировали присутствие друг друга, – зайдём в магазин и купим продукты в дорогу.
Купив воду и чипсы, друзья пошли между магазинами, и вдруг Айзек остановился.
– Я хочу это футболку, – произнес он, уставившись на витрину, на которой были выставлены разноцветные футболки.
– Айз, зачем тебе она?, – саркастически выгнул бровь брат, рассматривая одежду.
– Я сказал: мне.нужна.эта.футболка, – отчеканил Айзек и решительно вошел внутрь. Друзья последовали за ним, пожимая плечами.
Спустя десять минут три человека из пяти были в примерочной, а Лекс и Брайан прислонились к стене около стеллажей.
– Что, королевишна, боишься, что, если возьмешь одну вещь, то не остановишься?, – усмехнулся брюнет, бросив веселый взгляд на девушку.
– Нет, просто не люблю ходить по магазинам.
– Серьезно?, – выгнул он бровь, – хм... Ты точно не обычная девушка, – синие глаза резко скользнули к лицу парня, широко распахиваясь. На лице читался испуг.
– Ты не мог слышать..., – пролепетала она. Брайан внимательно посмотрел на нее и, наклонившись в ее уху, прошептал:
– Что я не мог слышать?, – от его шепота по коже побежали мурашки, заставляя сердце застучать еще сильнее.
– Эй! Как вам?, – послышался голос Айзека. Повернувшись, ребята едва сдержались, чтобы не засмеяться во весь голос: близнец стоял в проеме, в позе Мисс Джей*, хлопая ресницами и положив руку на бедро. На нем была огромная красная футболка с разноцветными всплесками брызг и черно-красные боксеры. Увидев нижнюю часть тела парня, брюнетка закрыла глаза, отворачиваясь и продолжая хохотать. На смех выглянули Чак и Алан, их смешки тоже присоединились к хохоту Брайана и Лекс, и весь магазин наполнился разноголосым смехом подростков.
– Айзек, ради Бога, вернись за тень кулис, а то зрители с ума сойдут, – стирая истеричные слезы, простонал брюнет. Близнец пожал плечами и, в последний раз качнув бедрами, медленно скрылся за занавеской.
– Эм, ребят?, – послышался смущенный голос блондина, и он слегка выглянул, придерживая занавеску, – нормально?..
– Ну, ты сначала выйди, и тогда мы скажем. А то рентгеновское зрение у нас пока что не очень развито, да и через одежду мы не видим.
– А, ну да, – промямлил Алан, неловко выходя вперед: на нем была белая облегающая футболка (ФУТБОЛКА!) с коротким рукавом, под которой явно выделялись далеко не плохие мышцы. Лекс замерла, невольно скользя взглядом по его телу, потом поджала губы и откашлялась, – плохо, да?.., – нервничал Алан, теребя край футболки.
– Чувак! Да ты одел футболку, а не рубашку! Я в шоке! Боже, хватай ее и беги к кассе!, – заулыбался Брайан, довольно хлопая оторопевшего близнеца по плечу.
Через десять минут они вышли на улицу, у каждого в руке была сумка – с едой или одеждой.
– Может, сделаем еще один кружок?, – предложила Лекс, когда парни направились к остановке, – просто... хочется еще раз тут пройтись, – прошептала она, опуская глаза. Брайан улыбнулся.
