Текст книги "Страж (СИ)"

Автор книги: Алекс Хай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16
(БОНУС)

Дорогие читатели!

Благодарю вас за внимание к этой истории.

Это – бонусная глава, мой маленький подарок вам за поддержку, лайки и комментарии.

Приятного чтения!

Мы начали собираться ещё до рассвета.

Небо над долиной было тяжелым, как взгляд коменданта Варейна. Ни звёзд, ни ветра, только плотная предрассветная тишина, которая давила на плечи сильнее, чем броня.

Я стоял на уступе, откуда было видно всё – костры, выстроенные в ряды, тела, прикрытые тканью, лица тех, кто остался.

Пламенники – как всегда – всё сделали со вкусом: у их павших были собственные погребальные знаки, аккуратно вырезанные символы огня на рукавах и широкие, вычищенные шлемы рядом. У Белотканников – цветы. Откуда – не знаю. Видимо, кто-то всё же вырастил пару лепестков на подоконнике и хранил до особого случая.

У Лунорождённых было всё проще: тёмная ткань и руки, сложенные на груди. Без лишнего пафоса. Только ранговые браслеты и эмблемы на груди, уже никому не нужные. Артефактное оружие всегда возвращалось в клан.

Когда Варейн вышел вперёд, долина затихла. Даже те, кто вечно перешёптывался – Тар, Хван, Пелар – смотрели молча. Ильга держала меня за руку. Лия смотрела в сторону. Элвина – вниз, на серую пыль, которой теперь была усыпана каждая трещина в земле.

Комендант выпрямился, медленно провёл взглядом по рядам, где на досках лежали мёртвые. А потом заговорил:

– Каждый, кто пал здесь, сделал выбор. Не между жизнью и смертью. Между собой и другими. Между страхом и долгом. Между тем, чтобы уйти – и тем, чтобы остаться. Те, кто лежат перед вами, не просто воины. Это стена, которая не дала пасть Элуну. Стена, в которую упёрлась сама смерть.

Он сделал паузу. Кто-то всхлипнул. Варейн говорил дальше:

– Среди них были разные. Молодые и старые. Маги и стражи, строители и лекари, добытчики и слуги. Те, кто любил, и те, кто не успел. Мы запомним их всех поимённо – и запомним, что они были здесь. Их прах будет отправлен в Альбигор – в крипты кланов, согласно обычаям. Но их слава останется в Элунe. Здесь они сражались. Здесь они умерли. И здесь мы будем их помнить, пока стоит эта крепость.

Он обернулся и кивнул. Главы отрядов подняли факелы. Я – вместе с ними.

Пламя дрожало от лёгкого ветра. Я медленно шёл к костру стражей. Там, где лежал Римел, с которым мы дрались плечом к плечу. Там, где лежала Айлен – та самая, что закрыла собой брешь, чтобы спасти весь свой отряд. Их было много. И каждый погиб с честью.

И Марна. Её я не увидел сразу – только когда шагнул ближе и почувствовал, как что-то внутри оборвалось. Парадная форма закрыла страшную рану, а лицо молодой стражницы теперь выглядело незнакомо. Слишком спокойное, умиротворённое. Я помнил её другой.

Юрг стоял рядом. В правой руке – факел, в левой – ранговый браслет Марны.

Он ничего не сказал. Только поднёс огонь, как и положено. Пламя взметнулось вверх, рыжее, жадное. Я видел, как он стиснул зубы. Как сжал кулак. Ни один мускул на его лице не дрогнул, хотя глаза были красными.

Он обернулся, заметил меня и чуть кивнул. Никаких слов. И не надо.

Сзади кто-то пел. Старую песню Белотканников – тихую, почти монотонную молитву о жизни. Кто-то шептал имена. Кто-то бросал в огонь прощальные записки – короткие, написанные от руки. Я тоже бросил. Один лист. Пустой.

Потому что всё, что я хотел бы сказать… я уже не успел. А сейчас не было смысла.

Пламенники разожгли свои костры заклинаниями. Сложные, с формулами и жестами. У кого-то вырвался язык пламени прямо с ладони. Белотканники – торжественно, в молчании, прикладывали факелы и читали молитвы. Дров было мало, и магам приходилось поддерживать пламя искусственно.

Я остался стоять, пока не погас последний костёр. Над долиной поднялся чёрный дым, густой и медленный. Запах гари перебил остатки рассветной прохлады.

Это было красиво. И страшно. И правильно.

– Ром, – позвала Элвина. – Довольно. Они ушли в Ночь. Идём.

Когда я уходил с уступа, ветер донёс до меня слабый хриплый голос. Хван пел.

– Тех, кого рядом нет, мы носим в крови…

Песня была старая, кабацкая. Я много раз слышал её в «Чернильной капле». Правильная песня.

Я обернулся лишь один раз и пошёл прочь.

Над площадью перед домом коменданта, недавно ещё залитой кровью, теперь витали ароматы вина, дыма и горьких трав. Мы называли это тризной, хотя по факту это был лишь символический пир, дань традиции. Жрать было нечего, а немногие припасы распределили в пользу раненых.

Длинные столы вытащили из казармы и штаба. На них – остатки сухарей, кореньев и окаменевшего вяленого мяса. Зато Старый Лайнер велел притащить несколько старых бочек старого ягодного вина, и теперь эта кислятина казалась нам самым вкусным напитком на свете.

– Простите, Ночные братья, у самих в запасах мышь повесилась, – вздохнул Химваль и плюхнулся за стол. – Готовить почти не из чего…

Пламенники, к их чести, всё же не пришли с пустыми руками. Принесли два котла какой-то острой похлёбки, бросили на стол свои остатки пайков. Кто-то даже принёс лук – я понятия не имел, откуда он его выкопал, но почти захотел обнять за это.

Мы сидели плотно и молча, у всех в глазах была усталость.

Я обнимал Ильгу за плечо, лениво поглаживая её пальцами по вороту мантии. Она не возражала. Тепло её тела напоминало, что я ещё жив, а она – здесь, несмотря ни на что. Мы почти не разговаривали. И не нужно было. Покой – вот чего нам не хватало.

На другом конце стола Тар суетился с тарелкой. В ней – тонкая полоска вяленого мяса. Он протянул её Элвине, та отмахнулась, но Тар не отставал:

– Ешь. Ты, конечно, всё ещё злющая как фурия, но вдруг оно сделает тебя добрее…

– Отстань, – пробурчала Элвина, но всё же взяла мясо. Это по-своему было мило. – Спасибо, Тар.

Лия сидела чуть поодаль, вцепившись в кружку с вином, словно в последний кусок прошлого. Волосы слиплись, взгляд обращён в пустоту. Не надо было быть магом или эмпатом, чтобы понять: там, внутри, была буря. Но Лия ни с кем не делилась тем, что творилось у неё на душе.

Рион хмыкнул, подливая себе эля:

– Я думал, хуже гибрида, рвущего тебе плечо, может быть только гибрид, рвущий тебе ногу. Но потом я услышал Хвана, поющего в бане, и всё встало на свои места.

– Очень смешно, – буркнул Хван, облокачиваясь на бочку. – Я между прочим, ещё играть на пятиструнке умею. Хочешь, принесу? Видел у Пламенников валяется одна бесхозная…

– Избавь! – взмолился Рион. – Этого я точно не вынесу.

Смех прокатился между нами, сдержанный, усталый. Это было нужно – как вдох.

Пламенники начали петь. Сначала негромко, вспоминая слова, а потом – во весь голос, хрипло, но так, что мороз пробегал по коже. Это были песни не о победе. О потерях. О тех, кто ушёл в огонь и не вернулся. У Пламенников была странная черта – они не боялись смерти, но всегда её оплакивали.

Именно в этот момент – когда вино чуть ударило в голову, когда я почти поверил, что мир на миг оставит нас в покое – рядом оказалась Салине.

Она не села. Просто наклонилась и прошептала мне на ухо:

– Я закончила с анализом твоей крови.

* * *

Площадь перед домом коменданта снова была заполнена. Но на этот раз не было уже ни столов, ни бочек, ни песен. В форте царила напряжённая тишина.

Все собрались ради суда. Все взгляды были устремлены на обвиняемого. И звали его Остен Рейвель.

Он стоял на коленях у подножия помоста, скрученный, как сухая ветка. Руки стянуты за спиной, лицо в синяках. Его уже не держали – не нужно было. Он и сам не мог бы встать без посторонней помощи. Охрану тоже приставили для порядка – Два стража и одна Тень.

Я стоял выше – на помосте рядом с Варейном, Салине, Юргом и Старым Лайнером. Ветер играл плащами и мантиями, норовя сорвать с магистра маску.

Варейн поднял руку.

– Форт Элун, – обратился он. – Форт Элун прошёл через ночь, через кровь, через гибель. Он стоял, когда все прочие падали. Стоял, потому что всегда был един.

Пауза. Он смотрел не на меня. Не на Остена. На остатки гарнизона.

– Но враг был внутри. Не только в пещерах и гнёздах. Не только среди гиьридов. Самый страшный враг всегда был рядом с нами. И это предательство стоит больше, чем сотня мертвецов у стен. Потому что тот, кто должен был защищать, ударил в спину.

Варейн шагнул вперёд. Глаза его были темнее стали. Он указал вниз, на Остена.

– Остен Рейвель, сын барона Делмонда Рейвеля. Стажёр Лунных стражей, уже разжалованный в рекруты. У него был шанс вернуть доверие здесь, в Элуне. Ты обвиняешься в попытке убийства сослуживца, нанесение вреда во время боевых действий, и, наконец, за предательство клана и отказ от Клятвы Тени.

Он перевёл взгляд на меня.

– В крови стража Рома – нашего брата по оружию —, был найден яд. Анализ почтенных магистров подтвердил это.

Я даже не пошевелился, когда все взгляды обратились ко мне.

– Мы знаем, что ты ждал удобного момента, чтобы ударить в спину, Остен Рейвель. Ты был уверен, что гибриды завершат начатое. Ты был удостоен чести начать всё заново, но упустил этот шанс. – Комендант стиснул кулак. – И ты услышишь приговор не по законам Альбигора. Тебя будут судить по закону Диких земель.

Он поднял руку.

– Принесите чашу.

Двое магистров поднялись на помост, неся поднос с большой серебряной чашей. Явно старинной. От нее исходил едкий дым – тёмный, с серо-зеленоватым оттенком.

Я узнал запах. Мы все его знали. Грязный Ноктиум, явно чем-то разбавленный. Стоявшая рядом Элвина охнула.

– Это древняя казнь, – едва слышно прошептала она. – Осквернение грязным Ноктиумом. Так раньше казнили отравителей…

Варейн продолжал:

– Ты лишаешься Тени. – Он кивнул магистру Салине, и та сделала знак рукой. Над кожей Остена мелькнула руна, вспыхнула, и погасла, как сломанный светильник. Остен охнул. – Ты больше не рекрут. Не член клана Лунорождённых и не член семьи Рейвель. Отныне ты – изгнанник. Отравитель и убийца.

Остен поднял голову. Лицо его дернулось. Он, похоже, до этого момента не верил, что всё это правда.

– Я… – прохрипел он. – Я не… Это…

– Ты выпьешь свою чашу, – произнёс Варейн. – Яд за яд.

– Нет! Подождите! Это… это не я… – Он задёргался, заметался так отчаянно, что стражам пришлось схватить его крепче. – Это барон! Это барон Артан! Он дал мне приказ! Он сказал, что… если я… то…

– Тихо, – сказал Юрг. – Ты опоздал с признаниями.

– Это Артан мне приказал! Он хотел его смерти! Ром не должен был вернуться в Альбигор!

– Заткнись, – отозвался комендант. – Любой предатель, попавший в петлю, будет молоть что угодно, лишь бы петля развязалась.

– Я… я просто хотел вернуться домой! В Альбигор!

– Дом ты потерял в тот момент, когда занёс клинок над товарищем, – отрезал Варейн. – Страж Ром, подойди.

Я вышел и остановился рядом с ними, стараясь не принюхиваться к испарениям от чаши.

Остен глядел на меня снизу вверх. Он больше не был похож на того наглого мальчишку, что хвастал своим отцом и улыбался во время учений. И маска героической преданности клану тоже треснула, обнажив лишь пустоту.

– Не надо, – прошептал он. – Пожалуйста… Я… я не хотел…

– Конечно, не хотел, – сказал я. – Бедняжка.

– Смотрите и будьте свидетелями тому, как вершится правосудие! – прогремел комендант и кивнул магам. – Напоите его.

Один из помощников Салине взял чашу и поднёс её к лицу Остена.

Он отпрянул, мотнул головой, но его крепко держали стражи. Схватили за плечи, за волосы, оттянув голову и лишив возможности шевелиться. Тень – прижала к земле, а её тёмные щупальца разжали парню челюсть.

Маг влил первую порцию. Он захлёбывался, изо рта шёл мерзкий пар грязного Ноктиума. Вторая – тело Остена начало дёргаться, отторгая инородную субстанцию. Когда чаша опустела, он уже не дёргался.

Остен рухнул на деревянный помост, как мешок. Глаза закатились, кожа приобрела серо-зелёный оттенок. Вонь стояла невыносимая.

– Всё, – сказал Варейн. – Он получил наказание за отравление. И получит ещё одно за предательство клана.

Среди зрителей началось бесчинство. И Лунорождённые, и Пламенники – все кричали проклятия. Лишь Белотканники и трое выживших артефакторов из Золотых весов наблюдали за происходящим с явным неодобрением. Им, вскормленным Альбигором, это казалось жестоким варварством.

А я считал, что Остен получил по заслугам. И ещё получит. И даже не потому, что попытался убить меня. А за то, что так бездарно упустил свой единственный шанс остаться в клане.

Ко мне подошёл Варейн. Тихо. Без пафоса.

– Я поручаю тебе отвезти его в Дикие земли, – сказал он. – Как и подобает изгнаннику – без брони, оружия и припасов. Пусть зверьё решит его судьбу.

Я посмотрел на Остена. Он дышал. Слабо. Но дышал.

– Место – на твоё усмотрение, – добавил Варейн. – Но подальше, чтобы никто из наших на него не наткнулся.

Я молча кивнул.

* * *

Повозка медленно тащилась по песку и камням. Колёса скрипели, норовя увязнуть, но держались – элунская техника была старой, но надёжной.

Мы углубились в Дикие земли так глубоко, куда ни один Лунный страж не рискнул бы забраться без причины. Но сегодня причина у меня была.

Я сидел в кабине и смотрел в окно. Небо было бесцветным, почти белым. Земля – пористой и мёртвой. Ни дерева, ни травинки, ни следа зверя – и так до горизонта во все стороны. Только ветер, песок и камень.

Говорили, если проехать от Элуна на север еще семь дней, то упрёшься в море. Но делать там нечего: вода настолько солёная, что в ней даже рыба не живёт.

Сзади раскашлялся Остен.

– Тормози, – велел я водителю. – Жди в кабине.

Повозка остановилась. Я спрыгнул и открыл заднюю дверь. Там, внутри, в углу, будто забытый мешок, лежал Остен. Его трясло. Глаза мутные, губы посинели. Щеки провалились – грязный Ноктиум действовал быстро и неотвратимо.

Я схватил его за цепь на шее и потянул наружу.

– Давай, герой. На свежий воздух.

Он застонал, но подчинился. Вышел, шатаясь, как пьяный. Сделал шаг, второй, потом рухнул на колени, вцепившись пальцами в раскалённый песок. Пальцы были чёрные по фалангам – началось омертвение. Долго мучает, но не убивает сразу. Ещё день проживёт и то лишь потому, что у Лунорождённых природная устойчивость к Ноктиуму.

– Где мы?.. – прохрипел он. – Что это за дыра?

– Добро пожаловать в новое родовое поместье, Рейвель, – сказал я. – Здесь тебя никто не побеспокоит. Даже кандалы сниму. Видишь, как я щедр.

Я нагнулся, расстегнул цепи и аккуратно отбросил их в сторону. Остен не шевелился. Только смотрел на меня снизу вверх – лицо всё ещё было похоже на лицо мальчика. Только вот глаза… там уже ничего не осталось. Ничего от благородного воина, каким он всегда хотел казаться, но никогда не был.

– Ром… – выдавил он. – Не делай этого. Прошу…

– Поздно, – сказал я. – У тебя было два шанса стать человеком. И ты просрал оба.

– Послушай! – Он попытался подняться. Колени подгибались, но он цеплялся за воздух, будто пытался ухватить право жить. – Я не солгал тогда! Это был приказ! Барон Артан… он…

– С папашей Лии я разберусь. Когда настанет время, – перебил я. – Сейчас – твоё наказание.

– Они… всё равно найдут способ от тебя избавиться, – прохрипел он. – Думаешь, ты особенный? Бессмертный?

Я пожал плечами.

– Ну пока, судя по всему, да.

Он рассмеялся. Сипло, каркающе.

– Я – не они. Я видел в тебе конкурента – и всё. Но для них ты – настоящая угроза. Они тебя боятся. И всё правильно. Потому что ты не наш. Ты бастард, Ром, ошибка Герцога! Просто красивая оболочка с грязной кровью.

Я усмехнулся. Спокойно, без озлобления.

– Хорошая речь. Подумай – вдруг пригодится, если встретишь кого-то, кто выслушает.

Я подошёл ближе, наклонился – и медленно сорвал с его груди эмблему гарнизона Элуна. Потом – вторую, с плаща. Знак Лунорождённых.

Они звякнули, упав в пыль.

– Теперь ты – никто, – сказал я. – И знаешь, кого мне больше всего жаль? Твоего отца, потому что он – вроде даже нормальный мужик. А ты – его позор, позор всей семьи. Мразь, дважды предавшая своих.

Он попытался ударить меня. Резко, внезапно. Вышло неклюже, и я легко увернулся. Я не стал бить в ответ – просто отступил на шаг. Остен упал на землю и застонал.

– Прощай, Остен Рейвель. Ты получил именно то, что заслужил.

Я развернулся и пошёл к повозке.

– Ром!.. – крикнул он. – Ром, не оставляй меня!

Я не обернулся.

– Я буду служить тебе, клянусь! Принесу клятву верности на крови…

Я сел в повозку рядом с водителем. Он вопросительно взглянул на меня, и я молча кивнул. Тихо заворчал двигатель.

– Они тебя убьют! Тебе не укрыться, ты умрёшь хуже меня, паскуда…

Повозка тронулась. Солнце било в глаза. Ветер выл, как зверь.

А через несколько мгновений, едва мы свернули на подобие дороги, я услышал звуки.

Глухое щёлканье. Потом хруст, скрежет когтей по камням.

Твари учуяли его и подбирались ближе. Низшие твари, неразумные, привлечённые запахом. Грязный Ноктиум в крови светился для них, как маяк. На запах они приходили быстро.

– Поддай уже газу, – вздохнул я.

* * *

В арсенале было тихо.

Я сидел на скамье, переворачивая в руках Тень-Шаль. Протирал клинок тряпочкой для полировки, проверял заточку. Работа старая, знакомая. Почти священная. Прикосновение к оружию всегда очищало мои мысли лучше, чем вода и молитва.

На соседнем столе лежали артефакты: лунные бомбы, ключ-искрогон, пара ловушек, артефактный щит. Всё нужно было зарядить как положено, без спешки. Вряд ли гибриды снова сунутся так быстро, и всё же оружие должно всегда быть наготове.

Я услышал шаги ещё до того, как тонкая фигурка появилась в проёме. И узнал их. Лия.

– Ром, – сказала она, остановившись у двери. – Не отвлекаю?

Я не обернулся.

– Если ты пришла попросить прощения за то, что забыла вернуть флягу с отваром – уже поздно. Я взял новую.

Она шагнула в зал, где больше никого не было.

– Нет. – Она замялась в нерешительности, словно стеснялась чего-то. – Я пришла… Я хочу рассказать тебе кое-что. Это очень важно.

Я продолжал работать. Снял защитный кожух с ампулы, вставил её в гнездо артефакта. Аккуратно, точно. И только потом поднял на неё глаза.

Лия стояла, как человек, который шёл всю дорогу в ливень и наконец нашёл крышу, но не решается войти.

– О чём же?

– Это была я, – выдохнула она. – Твой Амулет, который подарила тебе Ильга. Я нашла его после пожара и подбросила его на пепелище склада.

Воздух словно стал плотнее.

Я медленно отложил артефакт в сторону и поднял глаза на девушку.

– То есть ты пыталась меня подставить. И зачем?

Лия стиснула кулаки и опустила взгляд.

– По приказу моего отца, – продолжила она.

Я ничего не ответил. Специально. Раз пришла говорить, пусть скажет всё, что считает нужным. А я решу, что с этим делать.

– Он шантажировал меня, – продолжила Лия. – Угрожал. Говорил, что у меня плохие показатели в отряде и что он добьётся моего изгнания из Стражей, если я… Я знаю, что он способен на это. С него сталось бы и вовсе вышвырнуть меня из клана.

Ну, допустим. Папаша у Лии и правда был человеком жёстким и в какой-то мере беспринципным.

Лия съёжилась под моим взглядом. Её руки дрожали.

– Я испугалась, – выдохнула она. – Испугалась по-настоящему. Но… я не хотела, чтобы тебе навредили. Я специально подбросила только медальон, который мог бы привести к Пламенникам. Ты мог бы… объяснить, выкрутиться. Это был единственный способ сделать то, что от меня хотели, но не навредить тебе.

Я встал. Медленно. Без лишних движений. И подошёл ближе. Не резко – спокойно.

– Спасибо, что выбрала вариант помягче, – сказал я. – Всегда приятно, когда тебя предают с тактом.

Она вскинула голову. Глаза горели, но не злостью. Болью.

– Я не оправдываюсь. Я просто хочу… чтобы ты знал.

– Я знаю, что если бы мы поменялись местами, я бы не стал прятать амулет. Я бы пришёл и сказал. Даже если бы знал, что это конец.

Лия вздрогнула, словно её ударили.

– Тогда, в Альбигоре, я не увидела связи, – прошептала она. – Когда Остен приезжал в Альбигор, чтобы запросить помощь. Я видела, что мой отец встречался с ним. Но мне тогда и в голову не пришло, что он прикажет Остену убить тебя! А потом… когда всё началось здесь, в Элуне… всё встало на свои места. Отец использовал его. Использовал всех нас. И меня.

Она смотрела на меня так, словно я был единственным человеком в мире, кто ещё мог простить. Или просто – понять.

– После битвы… после того, что я видела… – голос её дрогнул, – я поняла, насколько была глупа. Труслива. И насколько этот страх был ничтожен. Поэтому я пришла рассказать и предупредить.

Я ничего не ответил.

– Я не прошу тебя прощать меня, – добавила она. – Но когда мы вернёмся в Альбигор… всё начнётся заново. Ты в опасности, Ром. Вся эта история с Остеном – только начало. В клане есть те, кто считает тебя чужим. Кто хочет, чтобы ты исчез. И один из них – мой отец.

Я молча вложил Тень-Шаль в ножны, затем рассовал артефакты в отсеки на пояс. А затем убрал всё в свой шкаф и развернулся к выходу.

– Ром… – сказала она. – Скажи мне хоть что-нибудь…

Я пошёл к двери. Прошёл мимо неё, почти касаясь плечом. Не сказал ни слова.

– Ром! – снова позвала она.

Я не остановился.

– Ром, пожалуйста!