Текст книги "Темное безумие (ЛП)"
Автор книги: Алеата Ромиг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)
Мы можем разобрать любого человека до самых простых инстинктов, просто раскрывая его страхи. Каждый выбор, который мы делаем или сделаем, основан на том, что нас пугает. Страхи направляют нас.
Возьмем, к примеру, нашу цель. Давайте разберем его на кусочки.
Сейчас он сидит на скамейке. Полуденное солнце светит ему в спину, пока он роется в телефоне. Его не очень интересует то, на что он смотрит – главное не смотреть на женщину в элегантном костюме, стоящую в полуметре перед ним.
Она прекрасна. Блестящие светлые волосы падают на плечи упругими волнами. Серая юбка-карандаш облегает изгибы – не слишком пошло, но места для воображения почти не остается. Она элегантная и чувственная.
Остальные пешеходы, стоящие у автобусной остановки, тоже ее замечают. Один мужчина без стеснения пялится на нее.
Лоусон поднимает козырек бейсболки ровно настолько, чтобы мельком увидеть женщину. Затем он снова смотрит на телефон. Это второй раз, когда он проверяет ее с момента прибытия.
Людьми управляет страх быть разоблаченными.
Внезапно к ней подходит самоуверенный мужчина, глазеющий на нее ранее. Между ними происходит короткий обмен репликами. Она наклоняет голову с извиняющимся выражением лица, затем он кивает, прежде чем вернуться на исходное место.
Не нужно быть специалистами по поведению, чтобы понять, что произошло.
На заднем плане наша цель также наблюдает. Его поведение немного изменилось. Он более решительно щелкает пальцем по телефону. Несколько раз прикасается ко лбу. Его нога нервно трясется. Альфа-самец был отвергнут, так как он надеется завоевать ее расположение?
Отказ – один из наших основных страхов.
Согласно покойному доктору Альбрехту, этот страх подпадает под основную иерархию страха – страх эго-смерти. Страх унижения и краха достоинства. Я узнал об этом от Лондон.
Лоусон так сильно боится неудачи, что это вызывает у него физическую реакцию. Он становится возбужденным, злым. А что такое гнев, как не естественная реакция на страх? Так наш мозг обрабатывает информацию, чтобы мы могли принимать решения.
Все так просто.
Более того, как мы можем использовать его страх, чтобы манипулировать и привести к желаемому результату?
Я отмечаю дату и время на своей газете, когда автобус останавливается. Лоусон направляется к своему вечернему месту назначения, и я следую за ним.
Поездка на автобусе не занимает много времени, и мы оказываемся в самом центре портового района. Я продолжаю следовать за Лоусоном, когда он выходит из автобуса и направляется в противоположном направлении от своего дома.
Я заворачиваю за угол, и вот тогда это случается.
Мужчина в деловом костюме узнает меня.
Сначала это медленное осознание. Он отрывается от телефона, затем снова смотрит вниз, а потом его глаза останавливаются на моем лице и расширяются в узнавании. Никакой ошибки, это тот момент, когда все чувства обостряются, адреналин впрыскивается в кровь.
Нет смысла пытаться убежать, спрятаться или отрицать, кто я. Мой единственный вариант действий.
Его рот дергается, естественная, нервная реакция, когда он говорит: «Хорошая работа». И показывает большой палец вверх.
Я наклоняю голову, оценивая язык его тела, выражение лица. Он мне не угроза.
Он не станет звонить в полицию. Этот человек считает меня мстителем. Ангелом штата Мэн. Героем. Чистильщиком.
Я прочитал все статьи в Интернете и в газетах. Репортеры опрашивали людей, которые говорили, что я делаю то, что полиция выполнить не в силах.
Давайте кое-что проясним: я не гребаный герой.
Мой выбор жертвы не основан на каких-либо обязательствах по избавлению мира от грязи. Мой выбор жертвы исключительно корыстный – продуманная формула, разработанная, чтобы не вызывать подозрений.
На протяжении многих лет серийные убийцы нацеливались на проституток не из-за их презрения к женщинам – хотя некоторые действительно страдали этим – а в основном, потому что проституток никто не будет искать.
Конечно, полиция подумала об этом, и поэтому отстрел проституток больше не вариант.
Таким образом, мои жертвы – подонки. Сексуальные преступники и отбросы общества, настолько отвратительные, что власти не будут тратить ресурсы на расследование их убийств.
Это не делает меня хорошим человеком. Это просто делает меня умнее остальных.
Но, чем бы дитя ни тешилось. Доверься большому дяденьке, он охотится за злыми людьми. По правде говоря, я рассматриваю это только как еще одно средство прикрытия. Еще один способ спрятаться и обезопасить себя.
Я коротко киваю мужчине, прежде чем прохожу мимо него, не говоря ни слова.
Заминка стоит мне почти минуты, прежде чем я нагоняю Лоусона, когда он направляется дальше в район порта. Я слежу за ним до того же бара, в котором он появлялся последние две ночи. Это его привычка, его распорядок – расслабиться после напряженного дня с двумя кружками пива, а затем пойти домой к семье.
Я не захожу внутрь. Вместо этого я захожу за угол, записываю время и отправляюсь в Портленд.
В течение года я фантазировал о том, как мы с Лондон будем работать в паре. Партнеры. Сообщники. Любовники. Препятствия есть, они есть всегда, но ее невероятные таланты дали нам возможность преодолеть их, превратить в возможности.
Тщательно расставленная шахматная доска, на которой все игроки – фигуры. Даже Лондон намеренно помещена на нашу доску – это моя любимая фигура.
Нам нужна пешка.
Создание ловушки подобно ухаживанию за возлюбленной. Необязательно, чтобы все было в жестких рамках. Вы должны следовать дизайну. Превратить это в анимацию. Создайте романтику с помощью тонких штрихов и изящной стратегии. Танцуйте со своей возлюбленной, и она хорошо и жестко вас трахнет.
Потому что это всегда единственное, чего мы хотим.
До Лондон я был слишком напорист. Я был зверем. Я был слишком самоуверен и использовал физическую силу, чтобы заманивать жертв в ловушку, заставляя их сделать выбор.
Выбор.
Ключевой элемент.
Время, проведенное Лондоном в клетке, многому меня научило. Люди готовы взять на себя вину; они восприимчивы к своей вине. Человеческий разум – это паутина стыда, которая только и ждет, чтобы ею воспользовались.
Манипуляции.
При правильном использовании это мощный инструмент.
В автобусе я раскрываю газету и переношу дату и время в блокнот.
Список имен. Список грехов.
Некоторые мужчины ведут маленькие черные книжки своих завоеваний. Я веду список людей и их преступлений. Разбирая их на детали до самой гнилой сути.
Один из этих игроков не терял время.
Я приезжаю домой к вечерним новостям. Они идут на заднем фоне, пока я прикрепляю карту на стену. Я добавил фото, соединяя их нитью, создавая сетку, в которой перечислены убийства, места, даты и время.
Местные власти не подтвердили версию о том, что недавние ужасающие убийства двух мужчин из Рокленда связаны с неуловимым Ангелом Мэна, который все еще находится на свободе. Оперативная группа ФБР, проводящая национальный розыск, не сделала никаких заявлений, касающихся преступлений сбежавшего осужденного, несмотря на то что у убийств есть, по крайней мере, одна общая черта: преступник, судя по всему, преследует жертв на основании их судимости. Прямо как Ангел штата Мэн – Грейсон Пирс Салливан.
По крайней мере, СМИ идут в нужном направлении. Я уверен, что подражатель следит за репортажами так же внимательно, как Нельсон и Фостер. Примечательно, что оба этих игрока имеют доступ к местам преступлений и записям, и судимости.
Кроме того, они больше всех одержимы идеей поймать меня.
Я стою и смотрю на карту. Замечаю детали – структуру грубой диаграммы – но мой разум видит больше. Я скольжу взглядом по фото и заметкам, ни на чем не останавливаясь. Я расфокусирую взгляд. Разум выходит за пределы простого рисунка, нарисованного нитью. Трехмерная конструкция поднимается со стены и собирается в линии и узоры. Мысленная картина всего.
В детстве меня регулярно избивали из-за мечтаний. У моей матери не хватало терпения из-за того, что в детстве я легко отвлекался. Я часто проводил время в шкафу, учась взламывать дверной замок. Но теперь я позволяю ловушке сформироваться.
Лондон предрешила конец игры, но нужно сделать много ходов, прежде чем мы доберёмся до конца.
Это экстаз. Когда детали сходятся, и каждая часть рабочей модели легко соединяется. Я чувствую это в своей крови. Эйфория.
Глава 38
УТОПАЯ
ЛОНДОН
Когда раздается звонок, он застает меня посередине сеанса терапии с одним из давних пациентов.
– И как это заставляет вас относиться к своему начальнику? – спрашиваю я Синтию, стараясь не смотреть на телефон.
– Ну… – начинает она, уже заламывая руки, лежащие на коленях.
Мои мысли уплывают вдаль, как только она начинает монотонно рассказывать о своей начальнице-женщине и их проблемах. К счастью, она одна из моих легких пациентов. Синтия может гундеть целый час без единого слова с моей стороны.
Я думала, что могу достаточно легко перейти на полный день работы в сфере общей практики, но мои пациенты только и делают, что обсасывают свои «чувства». Столько грёбаных чувств. Грейсон не ошибся, когда сказал, что я использовала свою болезнь, работая со своими пациентами, но я решила работать с убийцами не только поэтому.
Психопаты только имитируют эмоции.
Когда я слушаю, как пациенты разговаривают, разговаривают и разговаривают – бесконечная, бессмысленная, самовлюбленная болтовня о чувствах и проблемах – по большей части мелодраматических – меня тошнит. По вечерам прихожу домой и блюю. Меня рвет, едва я успеваю переступить порог.
Не знаю, сколько еще я смогу этим заниматься.
Было совершено еще одно убийство, предположительно подражателем, хотя некоторые важные детали убийства не были обнародованы, так что я не могу сказать точно. И признаю, в глубине души у меня возникает вопрос, сделал ли это Грейсон…
Я терплю неудачу и все-таки бросаю взгляд на телефон. Мое сердце обрывается. Пропущенный звонок от агента Нельсона, а потом смс: «У меня есть информация о твоей сестре».
Мир рушится.
После этого ничего не будет прежним. Это момент яркого осознания.
Мы живем как белки в колесе – вихрь одних и тех же мыслей, одна и та же рутина. Привычный комфорт. Нам скучно, но мы слишком заняты, чтобы это заметить. Скука медленно нас убивает.
Пока что-то вдохновляющее не прервет нашу траекторию, и мы перескочим с привычных рельсов на новую трассу.
Вдохновение – это пища для жизни.
И мы так его жаждем, так в нем нуждаемся…что, когда осознаем, что голодаем, и этот вкус впервые касается языка, мы оказываемся способны на гениальные свершения.
Песня, фильм, роман – единственная фраза или фрагмент – мы узнаем это в одно мгновение. Сначала мы неподвижны в темноте, а затем оказываемся выброшенными на яркое солнце. Свежие и сфокусированные.
Грейсон был таким вкусом для меня. Он мой прорыв. Я жаждала его обещания гениальности, и эта гениальность разрушила мой мир, подарив мне сестру, о существовании которой я даже не подозревала.
– Синтия, – перебиваю я. – Мне очень жаль, но я только что получила сообщение. Это срочно. Нам нужно перенести прием.
Она вздрагивает, но потом приходит в себя.
– Конечно, доктор Нобл. Я понимаю.
Я провожаю ее из офиса, снова извиняюсь, а затем захлопываю и запираю дверь. Я наваливаюсь на дверь, пока собираюсь с силами. Затем я делаю звонок.
Агент Нельсон отвечает после второго гудка.
– Ты получила мое сообщение.
– Да.
Время, кажется, остановилось, пока я жду ответ.
Затем:
– Мия Прескотт.
Я закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на его голосе, ни на что не отвлекаясь.
– По останкам судмедэкспертиза установила, что ей было от шестнадцати до восемнадцати лет. Состояние разложения указывает на то, что она умерла где-то двадцать лет назад. Но все это ты уже знаешь.
Я знала. Я достаточно восстановила память, чтобы поверить, что у меня есть сестра. Тот факт, что она существует… что у нее – что у нас – есть имя, делает это неопровержимым.
– У меня есть команда, которая общается с семьями жертв, – продолжает Нельсон. – Я поручил паре агентов сосредоточиться в первую очередь на Мии.
Я ценю, что он называет ее по имени.
– Спасибо. Ты знаешь что-нибудь еще?
Он откашливается.
– Быстрый поиск по имени дал результат. Но…
– Нельсон, пожалуйста, – говорю я. – Ты знаешь, что я могу справиться с этим, и у меня есть достаточный уровень доступа, чтобы самой раздобыть информацию…
– Я знаю, – отвечает он. – Я хотел сделать это лично, но я благодарен, что ты сначала спросила меня. Хорошо. Мия Прескотт была объявлена мертвой после обнаружения тел Жаклин и Филиппа Прескоттов. Их выбросило на берег реки Огайо недалеко от Цинциннати. Предполагалось, что двое их детей, Мия и Лидия, тоже утонули, но их тела так и не были обнаружены.
Все вокруг взрывается при звуке имени.
Лидия.
– Сестра Жаклин упорно продолжала искать детей, пока не заболела раком яичников и не умерла через пять лет после сестры.
У меня была тетя.
– Лондон, – выдыхает он мое имя. – Почему бы нам не встретиться. Я могу дать тебе копии отчетов. Нам не стоит говорить об этом по телефону.
– Хорошо, – просто отвечаю я.
– Классно. Супер. Дай мне пару часов.
Я заканчиваю разговор и засовываю телефон в карман куртки.
Лондон Нобл.
Лидия Прескотт.
Два мира сталкиваются, и внезапно каждый факт, который я когда-либо знала, ставится под сомнение. Как будто обложку моей жизни сорвали, и я уже не знаю, что скрывается под ней.
Я иду к столу. Встав перед ним, я смотрю на бумаги, папки, кофейные чашки. Провожу руками по столешнице. Содержимое с приятным грохотом падает на пол.
Раздается стук в дверь.
– Лондон? Все в порядке?
Упершись ладонями в край стола, я падаю в кресло.
– Все в порядке, Лейси.
Момент неуверенного молчания, затем звук удаляющихся шагов.
Я закрываю глаза. Я неделями спрашивала агента Нельсона о подвижках в деле, но не получала никаких новостей. Затем в Рокленде происходит второе убийство – всего в нескольких часах езды отсюда – и у него появляются ответы для меня.
Ответы, которые приведут меня в Холлоуз и уведут отсюда.
Как удобно.
Возможно, Нельсон и ФБР считают, что я в опасности. Или они думают, что я мешаю расследованию. В любом случае, я должна остаться в городе, чтобы удостовериться, что ловушка, которую мы с Грейсоном расставили для подражателя, сработает. То есть, если подражатель действительно находится в штате Мэн.
Я смотрю на Дали, висящего на стене офиса. За произведением искусства скрываются часы обширных исследований, личных заключений и открытий. Все мои исследования по делу Грейсона. Я вела своего рода дневник – мои мысли о человеке, а также убийце.
Мои записи служат более важной цели, но они расставляют все по полочкам и также вызывают зернышко сомнения. Даже без подражателя Грейсон должен развиваться. С его интеллектом и опытом убийцы его методология должна прогрессировать.
А не деградировать.
Ненавижу сомнения. Я пытаюсь подавить их, но не могу избавиться от мысли, что расстроена его поведением. Более того, я сама ступаю в неизвестные воды. Мы ступаем на неизведанную территорию, и я должен продолжать подвергать сомнению этот процесс, иначе могу утонуть.
Один из нас должен держать все под контролем.
Я нажимаю на интерком и говорю Лейси, чтобы она забронировала билет на рейс до Миссисипи.
Глава 39
ОБРАТНАЯ СТОРОНА
ГРЕЙСОН
Запах алкоголя и сигарет наполняет вечерний воздух. Эта часть городской гавани напоминает мне ливневую канализацию. Грязную, сырую и кишащую отходами. У каждого красивого города есть обратная сторона.
В уютном районе, где я вырос, рядами стояли теплицы. Не всякое зло происходит в подвале. Иногда, чтобы добраться до воды, копать приходится довольно глубоко. Глубина как раз достаточная, чтобы оборудовать специальную комнату, где ваши крики никто не услышит, а солнце из теплицы никогда до вас не доберется.
Запах грязи и удобрений всегда вызывает теплые воспоминания о моем втором доме. За эти годы у моих надзирателей было много детей. Иногда целых пятеро детей одновременно делили сырую темную комнату. Наверное, поэтому я не возражал против одиночного заключения. Я не люблю быть в толпе, окруженный людьми. Мы были злой Семейкой Брейди11. У нас были мать и отец, и правила.
Правила были крайне важны.
Правила были подкреплены страхом.
Правила так глубоко укоренились, врезались в мой мозг, что после первого года в неволе мой юный ум поверил, что они правят миром. Так оно и работало: вот почему вообще существовала жизнь на земле. Чтобы служить этим правилам и моим правителям.
У каждого ребенка была цель. И никто не нарушал правил. Мои похитители не были неразумными деревенщинами или работягами. Они были умны, хитры и искусны в манипуляциях.
Я полагаю, именно там я всему научился.
Для меня манипуляции – вторая натура. Лондон достаточно легко это поняла. Я помню тот первый проблеск страха в ее глазах – момент, когда она спросила, кто все контролирует.
У нее есть сила, но она все еще боится потерять контроль. Этот страх потери.
Страх. Страх. Страх. Он заставляет мир вращаться.
Когда я иду дальше в центр города, туда, где блики заходящего солнца отражаются от зданий, а шум скрывает мое присутствие, я двигаюсь вдоль затененных городских линий. Эти темные закоулки есть в каждом городе. Они делают меня невидимым. Я просто еще один человек, идущий по улице.
Я накидываю капюшон куртки на голову. Смотрю на тротуар, пока иду к входу в бар, мой пульс хаотично бьется, ускоряя кровь в венах. Это чувство сильнее страсти к охоте.
Каждый день, когда я появляюсь на улице, может стать днем, когда он найдет меня.
Специальный агент Нельсон объявил о своем присутствии, вновь обещая схватить Ангела штата Мэн. По крайней мере, так утверждается в кратком выпуске новостей. После того, как в местном отделе ФБР произошла утечка и все узнали об обнаруженном ДНК, властям пришлось сделать официальное заявление.
По пятам за Нельсоном следует детектив Фостер, возникая, везде, куда направляется агент. Фостера немного сложнее отследить, поскольку он не появляется в СМИ с такой же частотой, как ФБР.
Я толкаю двери «Убежища», бара, который часто посещает Лоусон. Трудно не чувствовать себя непобедимым, когда все сотрудники правоохранительных органов штата Мэн ищут тебя. Вот он я, мальчики. Идите и схватите меня.
Но здесь нет копов. Только группа шумных ребят из колледжа, две проститутки, несколько бородатых байкеров в коже и одинокий бармен. Несколько бездомных крутятся у бара, тоже стремясь сбежать от своей повседневной жизни.
Эклектичная смесь сломленного, забитого и скучающего. Толпа, в которой легко остаться незамеченным. Именно здесь наша цель появляется каждую ночь, сбрасывая утомительные дни, как омертвевшую кожу.
Я нахожу место в кабинке в дальнем углу. Отсюда я могу видеть вход, бар, толпу и туалет. Заказываю пиво у единственной официантки.
– Конечно, малыш, – говорит она в надежде получить чаевые побольше, после чего уходит. Но ее остекленевшие, пустые глаза показывают, что она не испытывает ко мне никакого сексуального интереса.
Однако шумные парни из колледжа не так восприимчивы, и один из них хлопает ее по заднице, когда она проходит мимо их столика, зарабатывая неистовый смех друзей.
Она игнорирует их с отработанной апатией женщины, которая видела слишком много в свои годы. Я знаю этот тип. Ее жизнь полна никотина. Каждое достижение окрашено желтым оттенком разочарования.
Сцена вызывает воспоминания о моей матери.
Ее пустые голубые глаза, остекленевшие и отстраненные. Толстая рука отчима ударяет по ее бледной щеке. Это не плохое воспоминание. Просто воспоминание. Как и любое другое воспоминание из моего детства. Все они были похожи.
Она возвращается с моей выпивкой, и на этот раз я киваю ей с сочувствием. Я уверен, что у нашего прошлого есть кое-что общее. Судя по потемневшей коже под ее глазом, которая плохо скрыта косметикой, я делаю вывод, что у нее с моей матерью больше, чем одна общая черта.
Я потягиваю пиво. Я не часто пью – мне не нравится ощущение потери контроля. Но было бы слишком подозрительно сидеть здесь без напитка в руке?
Вот мой отец был пьяницей. Старик мог уговорить две бутылки виски за ночь. В конечном итоге это и отправило его в могилу. Болезнь печени. Кислый запах виски все еще вызывает у меня тошноту. Единственное воспоминание из детства, которое оказало на меня прямое и глубокое воздействие. Хотя я подозреваю, что Лондон категорически с этим не согласится.
Мои губы кривятся в улыбке, когда я смотрю на дверь, ожидая, что она войдет. Как будто я могу заставить ее материализоваться с помощью одной мысли. Я делаю еще глоток, просто чтобы почувствовать жжение. Это подходит уколу разочарования, которое я испытываю.
Лондон вернулась в родной город и борется с правительством, чтобы получить останки сестры. Я внимательно следил, когда она и мой бывший адвокат появлялись по телевизору, раскрывая темные секреты ее жизни. Отсматривал интервью с психологами, пытающимися объяснить загадку ее состояния. Даже слушал выступления нескольких неверующих, которые подвергали ее слова сомнению и пытались опорочить ее.
Также было начато расследование о местонахождении ее потерянной семьи. Как в одной большой гребаной мыльной опере. Это приносит телевидению хорошие рейтинги.
«Кто такая на самом деле Доктор Лондон Нобл?» – вопрошал один репортер во время передачи последних новостей.
Судя по всему, на самом деле она Лидия Прескотт.
Я провожу рукой по голове и откидываю капюшон. Сомнение – это гноящаяся язва. Вначале она маленькая, едва заметная, но вы знаете, что она есть. Чем больше вы прикасаетесь к ней, исследуете ее, теребите, тем больше она становится, пока не превращается в черную зияющую рану.
Лондон хорошо играет свою роль. Может быть, слишком хорошо. Она активно ищет информацию о своей прошлой жизни и помогает властям прочесать штат в поисках безумца, который похитил и пытал ее.
Все, что ей нужно сделать, это проехать час в сторону побережья.
Я здесь, детка.
Входная дверь распахивается, и заходит наш лаборант. Лоусон сегодня припозднился, и с усталым выражением лица направляется прямо к бару, чтобы заказать пиво. У него был беспокойный день.
Два ужасных убийства за одну неделю, и давление растет.
Я опускаю голову и смотрю в стакан. Местным в этом баре было бы наплевать на меня, но Лоусон работает в системе. Он знает мое описание. Он работает на местах преступления, которые ФБР связало со мной.
Так что мы ждем. И смотрим.
С каждым глотком пива Лоусон погружается в свою зону комфорта. Он уже выпил третий бокал – на один больше, чем обычно выпивает перед тем, как пойти домой.
Время от времени он бросает взгляд на двух женщин в конце комнаты. Он заходит сюда достаточно часто, чтобы знать, чем они зарабатывают на жизнь. С его страхом быть отвергнутым, снять проститутку – естественный шаг. Но его страх слишком велик – даже когда он допивает четвертое пиво, он не может набраться храбрости, чтобы подойти к ним.
Интересно, как он познакомился со своей женой?
Махнув рукой, он просит у бармена счет.
Я осушаю бокал и бросаю на стол щедрые чаевые. Не слишком щедрые – я не хочу, чтобы официантка присмотрелась ко мне больше, чем необходимо. Ее безразличие делает этот бар безопасным убежищем для нас. Для Лоусона и меня.
С этой мыслью на рану просыпается новая порция соли. Лондон – моя гавань. Подобно раку, это гноящееся сомнение распространяется все шире.
Если я хочу ускорить спектакль, мне нужны ответы. Сейчас же.
Пьяные мальчики из колледжа вступают в ссору с байкерами, и я пользуюсь шумихой, чтобы подкрасться к одной из проституток. Она уже выбрала парня на ночь, готовясь встретить его у входа, чтобы тайком вместе уйти.
– Ты должен предложить больше трехсот, сладкий, – говорит она мне, натягивая куртку. – В противном случае ночь у меня уже занята.
Я кладу ей в карман пачку наличных.
– Пятьсот. Пересчитай, если хочешь.
Она поворачивается ко мне, еще раз окидывая взглядом.
– Ты не выглядишь так, будто отчаянно нуждаешься в свидании.
– Это для моего друга. – Я киваю в сторону бара, где Лоусон оплачивает счет. – Он застенчивый.
Она медленно кивает.
– Ах. Тот парень. – Она снова с любопытством оглядывает меня. Она работает в этом баре, но никогда меня раньше не видела. Я не друг Лоусона.
Я кладу ей в карман еще одну пачку наличных.
– Еще двести, если не будешь меня упоминать. Он действительно застенчивый. Скажи ему, что это халява. – Я оглядываю бар. – Сначала убедитесь, что он выпил пива. – Я даю ей бутылку. – Поможет ему расслабиться.
Она проницательная девушка. Ей приходится быть такой. Она берет бутылку и быстро убирает ее под куртку.
– Это убьет его? – Она поднимает руку. – Знаешь что, малыш. Я не хочу знать. Только не показывайся здесь снова.
– Заметано. – Я благодарно киваю ей и иду к выходу.
Околачиваясь в переулке возле бара, ожидая, пока появится Лоусон, я обнаруживаю, что кайфую. Жаль, что здесь нет Лондон. Никто не может сломать разум так, как она. Я знаю, потому что видел ее в работе. Изучал ее технику на записях. Ища способы совместить наши методы.
Ларри был просто маленьким кусочком того, на что мы способны вместе.
Я замечаю, как Лоусон и проститутка выходят из бара, и выжидаю несколько секунд, прежде чем достать спрятанную спортивную сумку и последовать за ними. Они идут рука об руку, смеются. Опьянение Лоусона смягчает его страхи.
Я знаю, как вернуть их обратно.
В отличие от Лондон, я с легкостью смог отпустить свою прежнюю жизнь, словно гелиевый шарик. Он поднялся, воспарил, исчез. Закрылся солнцем. Я порвал все связи с мальчиком, рожденным в Хеллс Келлс.
Может быть, Лондон нашла ниточку к прошлой жизни, что была украдена у нее. Нить, которая свяжет события в ее жизни в одну веревку. Ей нравятся эти новые нити. Возможно, это ее мертвая сестра. Или богатые, респектабельные родители, которыми она теперь может гордиться, в отличие от человека, которого она убила, чтобы спастись от его порочного наследия.
Что ж, если моя прекрасная сирень снова станет жертвой своих ядовитых иллюзий, можно предпринять только одно действие – оторвать отравляющие лепестки.
Пора напомнить доктору Лондон Нобл, кто она такая.
Глава 40
ДИССОЦИАЦИЯ
ЛОНДОН
Два месяца назад я наблюдала, как власти выкапывают тела.
Девять разложившихся молодых женщин были эксгумированы из безжизненного сада и кукурузного поля за моим домом.
Я смотрела, как техника заехала во двор, и ее металлические когти врезались в землю. Мой задний двор превратился в кучи сухой грязи – земля давным-давно погибла. Я помню, как кашляла, задыхаясь от пыльного воздуха. Какая-то часть меня чувствовала стыд, гадая, вдыхаю ли я частицы мертвых девушек.
Затем я повела агента Нельсона и команду криминалистов в подвал, где обнаружила сорванный клевер, о котором никому не сказала. И стыд испарился.
Я знала, что Грейсон был там, чтобы избавиться от всех компрометирующих меня улик. То немногое, что они могли обнаружить, только подтвердит мою историю. Кровь отца все еще осталась на цементе. История, изложенная уликами, совпадала с моей.
Грейсон и я… мы были не вместе, но работали в тандеме. Наши движения синхронны и просчитаны, остальной мир не сможет за нами поспеть. Мы были превыше них. Мы были не вместе, но у меня никогда не было никого ближе, чем он.
Я смотрю на дом. Гнилой и разлагающийся. Окна заколочены досками, прибитыми к обшивке сайдинга. Я скрещиваю руки на груди, решив, что дом моего детства выглядит гораздо более заброшенным, чем тогда, когда я была здесь в последний раз. Тогда двор кишел криминалистами и сотрудниками правоохранительных органов. Федеральные агенты заполонили крошечный фермерский дом, как термиты, снующие повсюду.
Желтая лента с места преступления огораживает двор, простираясь по периметру. Сзади пустые могилы избороздили поле. Никто их не заполнит.
Лидии Прескотт здесь не место. В отличие от Лондон Нобл.
Я так долго и упорно боролась с этой связью, но кровь, пропитывающая эту землю, окрашивает мои кости. Плавает в моем мозгу. Это часть меня так же, как и Грейсон.
Мы связаны.
Я чувствую присутствие агента Нельсона еще до того, как он подходит достаточно близко, чтобы я его услышала.
– Ты всегда знаешь, где меня найти, – говорю я, не сводя глаз с дома.
– Незачем здесь оставаться, – говорит он, умело уклоняясь от моих обвинений. – Штат не отдаст останки Миа. Пока нет.
Я крепче сжимаю руки вокруг своего живота. Высокие сосны отбрасывают темную, четкую тень на дом, их ветви тянутся по небу, как тонкие паучьи лапки. Прямо как когда я была ребенком.
– Чего ты ищешь, Лондон?
Нельсон до сих пор называет меня этим именем. Они достаточно похоже, не правда ли? Лидия и Лондон. Я понимаю, как Малкольм мог его выбрать. Он всегда говорил мне, что мама назвала меня в честь своей любимой мыльной оперы.
Впервые мне стало интересно, кто похоронен в безымянной могиле на кладбище Мизе, которую я раньше навещала.
У меня никогда не было матери.
– Ничего, – наконец отвечаю я, отворачиваясь от дома. Нельсон смотрит на меня, прищурившись. – Пойдем.
Мы медленно возвращаемся к нашим машинам. К его стандартному внедорожнику, выданному ФБР, и моему арендованному седану. Что я искала? Ответ? Ключ? Еще один кусок головоломки?
Грейсон сюда не вернется.
Он мастер головоломок, и уже разгадал все секреты, принадлежащие этому месту. Не осталось ничего сокрытого, недосказанного.
– В детстве у меня были светлые волосы, – внезапно говорю я.
Агент бросает на меня настороженный взгляд.
– Я думаю, все дети светленькие. Не так ли?
Я вспоминаю свои окрашенные светлые волосы. Платиновый блонд. Я верила, что хотела этого – что умоляла об этом своего отца. Но, как и большинство воспоминаний, оно было искажено.
– Да, но мои были практически белыми. Он красил мне волосы, пока мне не исполнилось двенадцать. Думаю, к тому моменту он решил, что меня уже никто не узнает.
Тринадцать – возраст ответственности12. Не помню, чтобы Малькольм был религиозным, но это мнение уже стало догмой в обществе. Считается, что человек становится взрослым, чтобы понимать, что хорошо, а что плохо.
Подобно древу познания, которое породило запретный плод, человек, который вырастил меня, готовился предложить мне знание, которое превратило бы меня в его глазах из ребенка в женщину. Он слишком привязался к маленькой девочке со светлыми волосами. Это не было эмоциональной привязанностью – Малькольм не был способен образовывать родительские узы. Это была имитация отношений. Психопат может научиться этому поведению, чтобы использовать его.
Особенно со своими жертвами.
Лидия испытывает эти отношения – эту связь – с сестрой, которую она никогда не знала. Лидия могла любить Миа. Лидия была бы способна на самую глубокую любовь.
