Текст книги "Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова"

Автор книги: Альберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

– С вещами, – указал на одеяло караульный. Схватив одеяло, «освобожденный» заторопился к лодке.

Охранник заботливо поддерживал его.

Наконец они отплыли. Ненавистный островок удалялся, крыша тюрьмы скрылась за кустарником…

Петр греб, Иван расположился на корме, ружье лежало между ними на рюкзаке. Петр иногда оборачивался, проверяя, правильно ли держит курс. Воспользовавшись этим, Иван незаметно, на всякий случай, подтянул ружье за ремень поближе к себе.

Петр вдруг остановился.

– Забыли палатку. Мы мигом, – он повернул плоскодонку обратно.

Иван схватил и направил на него ружье.

– Разворачивайся – и в поселок. Живо! Охранник застыл, напряженно задумавшись.

– Побег!.. – шепотом вскричал и бросился к нему. Иван нажал на спусковой крючок. Выстрел отбросил охранника к носу лодки.

– … Что со мной… сынок? – пробормотал он, когда Иван склонился над ним. – Где мы? – Он глядел на него ясными глазами, зажав ладонью рану под сердцем. – А твои ребята… где?

Это были последние слова.

Иван похоронил его рядом с тем неизвестным. Подумав, сколотил крест и вырезал на перекладине ножом только год смерти. Документов при нем не оказалось.

На этом можно было бы и окончить. Дальше, вплоть до «новой» тюрьмы за «превышение необходимого предела обороны, повлекшее за собой…», шло следствие. А ведь Иван вообще мог промолчать обо всем, скрыть, а ружье утопить в озере. В конце-то концов?! Сейчас бы он так и сделал. Тогда молод был.

Кто был неизвестный, похороненный на островке 8.7.1975, установить не удалось. Эксгумация трупа и баллистическая экспертиза показали, что он убит из другого оружия. Но, может, у охранника год назад было другое?.. Ведь и это ружье оказалось не зарегистрированным на его имя. По милицейским данным, оно было похищено три года назад в городе Юхнове «путем взлома багажника» частной машины. Личность человека, которого Иван убил, как вы поняли, выяснили. Его все-таки звали Петр, Петр Алексеевич Н., в последнее время работавший сторожем на …ской товарной станции.

Любопытным было сообщение, полученное на запрос суда, из правоохранительных органов города, где он ранее жил: «…15 лет служил в звании старшины в ВОХР п/я (номер) Главного управления лагерей МВД СССР. По имеющейся характеристике, нес службу добросовестно, иногда проявляя несдержанность. В таком-то году в силу массовой реабилитации п/я (номер) был закрыт. В таком-то году был судим …ским нарсудом за самовольное задержание прохожего (фамилия, имя, отчество, год рождения), которого незаконно содержал под стражей в подвале собственного дома. Осужден на три года изоляции (статья, режим), выпущен досрочно по заключению медкомиссии вследствие психических причин. В последние годы ни в чем предосудительном замечен не был. На работе характеризуется положительно, в трудовой книжке – 12 поощрений, после лечения по месту жительства – не опасен для окружающих…»

И так далее.

НАСТАСЬЯ ФИЛИППОВНА – ВОЛЬНАЯ ПТИЦА

Не понимаю я наших ученых! Они все на свете хотят объяснить физическими, химическими, биологическими законами, а надо на все смотреть проще. А главное, разучились они удивляться. И потом, раз такие законы все-таки существуют, значит, их кто-то выдумал и провел в жизнь. Сами по себе законы не бывают. Любые, даже самые лучшие, законы нуждаются в совершенствовании, поправках и уточнениях. Поэтому загадочное поведение так называемой Материи, ставящее подчас ученых в тупик, всего лишь на-всего очередная поправка во времени, проведенная на самом Высшем Уровне. Ничего незыблемого нет: сегодня – одно, завтра – другое, если понимать под этим достаточно продолжительный срок.

Вот говорят: природа меняется, погода ведет себя кое-как и так далее. А все это – лишь очередная поправка, принятая Наверху, на нашу человеческую вредную деятельность. И никаких тут чудес нет. Когда мы говорим, что открыт какой-то природный закон, то это и означает, что он именно открыт, а не нами придуман. И если он вдруг стал видоизменяться, то вполне возможно: тут-то уже дело наших рук, а не ума. К примеру, перекрыли плотинами Волгу, и Каспийское море стало мелеть, отступать от своих привычных берегов. Закон нарушен. Но ведь нарушение закона квалифицируется как преступление. Вот и выходит, что всем нам приходится расплачиваться. Так что природные законы, хотим мы того или нет, соблюдаются строго. Они действительно неотвратимы. Природный суд не дремлет, нарушил закон – получай наказание. Все продумано. Мы вообще можем получить вместо Земли-матушки всеобщую Землю-тюрягу с пожизненным заключением, а там уже недалеко и до высшей меры наказания для последующих поколений. Что из того, что они невинны?! Что сотворил для себя, то и детям достанется. Какова жизнь, таково и наследство.

Я малость ушел в сторону. Но так уж водится: одно слово тянет другое, и пошло-поехало. Есть у меня такой недостаток. Не самый крупный, конечно.

А теперь ближе к моей сути. Всякие природные изменения не могут сразу проявиться везде, тем более на такой махине, как наша Земля. Где-то они проявляются резко, наглядно, а где-то еще только зреют, накапливаются. Злополучный Бермудский треугольник, таинственный район морских и воздушных катастроф, о котором столько написано, и есть одно из тех мест, где уже творится черт знает что благодаря нашей самоотверженной работе по отниманию милостей у природы. Нам-то кажется, что здесь все загадочно, а ничего загадочного-то нет. Откуда-то и должно начинаться. Что посеешь, то и пожнешь, как говорила моя покойная бабушка, воруя колоски с колхозного поля. А ученые хотят досконально все распознать.

В Бермудском треугольнике наблюдается много странных, казалось бы, ненаучных явлений. Пилоты утверждают, что стрелка компаса вдруг начинает бешено вращаться вокруг оси, искажаются радиосигналы, показания гироскопов, на приборной доске возникает свечение. Иные серьезные ученые говорят, что в Бермудском треугольнике случается искривление пространства, и пропавшие корабли попадают в четвертое измерение. Один из них даже предсказал, что когда-нибудь они выберутся из него и вернутся со своими погибшими экипажами. Другие же верят, что все члены этих экипажей живы, а возраст их не изменится и за сотни лет. Много гипотез!

Короче, наш «Богатырь» однажды направили в Атлантику, в тот самый район – между Азорскими островами, Бермудами и Восточным побережьем США. Именно здесь при таинственных обстоятельствах в разное время пропало много судов и самолетов. Этот Бермудский треугольник окрестили также Адовым кругом, Морем грез и Колдовским морем. Ну, буржуазная наука каких только теорий не выдвигала: тут и пришельцы, и нечистая сила, и даже террористы. Наша наука ничего путного пока не выдвинула. Удивляясь нашим ученым, я и пытаюсь заполнить этот пробел.

На главный вопрос я уже ответил выше, так сказать, теоретически обосновав все безобразия, творившиеся в Бермудском треугольнике. Но ведь и личные, человеческие истории представляют несомненный интерес для тех, кому хоть что-то любопытно. Это я о том, что лес рубят – щепки летят. Одной такой щепкой и задело нашего боцмана Нестерчука.

Дело в том, что у его жены, Настасьи Филипповны, два года назад вдруг оказалась родственница в США. Она-то и пригласила Настасью Филипповну погостить у нее, а заодно и приодеться, не без этого. Та и вылетела к ней, не раздумывая и не слушая уговоров боцмана. Он боялся, что она там вдруг останется, позарившись на местное изобилие, несмотря на солидный партийный стаж. Ее еле выпустили, потому что она работала паспортисткой в РЭУ и знала много секретов. Но она убедила всех и его, что непременно вернется, как только успешно потратит полагающиеся 200 долларов. Не исключено, что прямо в день прилета рванет назад прямо из тамошнего аэропорта, если там есть приличный магазин. Смотреть ей, мол, там, в США, нечего. Как говорил поэт: «У советских собственная гордость». Купит что-нибудь, чтобы дорогу оправдать, и сразу назад.

Однако ее патриотические планы потерпели провал. Родственница встретила ее в аэропорту и уговорила остаться еще на денек-другой и увезла в свой коттедж, который находился как раз на восточном побережье страны. А там она сдуру согласилась покататься на личном катере той родни. И, будьте любезны, так они и сгинули в том Бермудском треугольнике, вместе с теми 200 долларами, за которые боцман отвалил 2000 рублей, сняв их с семейной сберкнижки, где бы они и по сей день благополучно лежали. Так ко многим загадкам Колдовского моря добавилась еще одна. Катер исчез бесследно.

Не знаю, лелеял ли какие-то мечты наш боцман узнать хоть что-то о пропавшей супруге, когда «Богатырь» направился в Бермудский треугольник. Наверное, да. Он целыми днями торчал на палубе, обозревая окрестности в мощный бинокль. Его понять можно. Мало ли что мы невольно делаем!..

Да и, вероятно, хоть слабая надежда на какую-нибудь весточку не покидала его. Правда, два года прошло, но все же… Может, носит тот полузатопленный штормами катер по морю до сих пор – кто знает.

Бороздили мы тот «Треугольник» в хорошую, как по заказу, погоду. Однако на душе неспокойно было от дурной славы здешних мест.

Даже я чувствовал себя не в своей тарелке. Бывает, и у кота на сердце кошки скребут.

– Переживаешь? – понимающе сказал я Нестерчуку.

– А то! – Боцман опустил бинокль.

– Не переживай, на молодой женишься, – приободрил я его.

– Не разрешат, – вздохнул он, – она считается как бы пропавшей без вести.

И вдруг вскинулся:

– Откуда ты знаешь, о чем я думаю?!

– Трудно догадаться!

– Глуп ты, Ураганов, как пробка от шампанского. – Это он мне-то. – От «Вдовы Клико»! – Поднабрался культуры за границей.

– Между прочим, пробки – плавают. Конечно, если твоя женушка умна, то нечего ее и высматривать, – не остался я в долгу.

– Вообще-то, – замялся он, – не очень. Не очень умна, – пояснил он. Не хотелось ему терять надежду.

– Даже если она глупее меня, – добил я его, – и то не сможет два года плавать.

В таких жизненных вопросах надо быть жестким, а то ведь вконец изведет себя человек.

– Да, может, она не вплавь плавает, а ее на катере носит, – не сдавался он.

– Два года? – повторил я. – А кушать, извиняюсь, что?

– А энзэ? На морских катерах энзэ положен!

– Кем положен?

– Американцами! – взорвался он. – Ихний энзэ, думаю, поболе нашего! Хотя… не на два же года, – пробормотал он. – Ты не знаешь, на сколько он у них?

– Ну, слишком большим он быть не может, – осторожно заметил я. – Америке приходится много продовольствия нам поставлять и в Африку.

Это его озадачило.

– А аппетит у нее хороший? – спросил я. Он мрачно кивнул.

– Вот видишь.

– Они могли морской рыбой питаться…

– Чтобы рыбой питаться, надо ее поймать. Снасти-то на катере были?

– Не знаю. Она и без всяких снастей что хочешь поймает, – несколько оживился он. – Раз у нее море под боком, а в нем что-то имеется, она непременно достанет! Ты ее не знаешь.

– Как это не знаю! – оскорбился я. – Разве я у вас на днях рождения не бывал!

– Ты ее не знаешь так, как я, – выкрутился он.

– А где им воду пресную брать? – насел я на него. – «Пепси-кола» у них давно кончилась.

– Чепуха, – отмахнулся он. – Ты про дожди забыл. Разложи одежонку, а потом в любые емкости выжимай.

– Ну, хорошо. А чего ж их со спутников не нашли?

– А ты на небо глянь. Здесь все время тучи, – на все у него был ответ. – Академик Сикоморский говорит, что они почти никогда не расходятся.

И все-таки проблема питания «пропавших без вести» по-прежнему тревожила его.

– Жаль, медуз есть нельзя, – пробормотал он, глядя за борт.

– Слушай, – обрадовался я. – Ты о потерпевших кораблекрушение что-нибудь читал? Так они выбирали самого толстого и… Соображаешь? Кто толще, Настасья Филипповна или ее американская родственница? – впрямую спросил я.

– Настасья Филипповна, – ошеломленно вымолвил он. Такое ему и в голову не приходило.

– Все ясно, – успокоил его я. – Съела ее американская родственница. У них там человек человеку – волк. Волчара, – уточнил я. – Ты им можешь теперь иск предъявить.

– Какой иск? – вскричал он.

– За съеденную жену. И не забудь обязательно прибавить те 200 долларов по обмену.

– Да ты в своем уме!!

Гляжу, ожил человек. Румянец на щеки вернулся, глаза горят, волосы дыбом. А раньше был весь какой-то потухший. Что и требовалось доказать. Расшевелил-таки я его. А то ведь он мог от своих мрачных дум за борт броситься. Здесь любые средства хороши, лишь бы человека из обреченного состояния вывести. Вот есть у меня дружок Коля, он санитаром в «скорой» работает. Когда к запойному вдруг вызывают, Коля сразу знает, что делать. Тут же отстраняет врача и бьет алкашу в челюсть. Тот, когда очнется, сразу боговать: за что? Не имеешь права! Да так оживет, любо-дорого посмотреть. А ведь перед этим на них, как мешок муки, прямо с того света глядел. Клин выбивают клином.

Наш боцман не только ожил, но и побежал к замполиту на меня жаловаться.

Ну, вызвали меня. И давай песочить!

– Что же вы над своим товарищем издеваетесь? Утверждаете, что его жену родственница съела?!

– Смотря какая родственница, – обиделся я. – Американская!

А было это, подчеркну, еще до войны с Хусейном. Мы тогда с Америкой не дружили.

– От них, кроме хлеба за наши же денежки, ничего хорошего ждать не приходится, – говорю. – Да и зачем, спрашивается, она на приглашение из США клюнула? Сама виновата! – разошелся я. – Не поехала бы, не съели бы. Кто ж виноват, что она толще?! Вот я – живой и невредимый, я ж в Америку не езжу!

Еле он меня успокоил. А затем одобрил мое поведение и сказал:

– Хоть вы и правы в принципе, все же выражайте впредь свои правильные воззрения в более мягкой форме.

Интересно, как это в мягкой форме можно выразить тот возможный факт, что чью-то жену американцы съели!

– Ладно, – буркнул я. – Скажу, что утонула. Замполит поморщился.

– Безболезненно утонула, – подчеркнул я.

– Другое дело, – обрадовался он и, встав на цыпочки, по-отечески похлопал меня по плечу.

На этом история, конечно, не закончилась. Две недели мы плавали в этом треклятом «Треугольнике». И если кто-нибудь ожидает от меня описания каких-то чудовищных катаклизмов, то напрасно. Ни тебе ураганов, ни циклонов, смерчей, ни воронок с провалом морского дна. Пришельцев тоже не было. А была спокойная, тихая погода с мелкой волной, так сказать, под ногами и обложными тучами над головой. Иногда шел мелкий ровный дождь от горизонта до горизонта, вдали он казался темнее, вблизи – серее, как в нашей степи под моим Курском.

А вот одно происшествие все-таки было. «Ищущий да обрящет!» – не помню, но где-то читал. Верно сказано, на века.

Произошло это ночью, когда боцману Нестерчуку выпало нести вахту. Утром он вернулся сам не свой, оставался таким весь день – даже не спал, – а под новый вечер сказался больным. А, впрочем, его и впрямь затемпературило, залихорадило и даже задергало. Корабельный врач Гайдулевич с радостью положил его в свою амбулаторию. Он изнывал от скуки, ведь никто не болел. Всех перед отплытием медики так проверяли, что в плаванье уходили только стопроцентные здоровяки.

Я навестил больного боцмана и принес ему бумажный цветок, сам сделал из цветной бумаги и проволоки.

Нестерчук поставил цветок в стакан, сказал:

– Спасибо, друг. – И отвернулся к стене.

Если бы я стал его о чем-нибудь расспрашивать, он бы отмолчался. Но я настырный и поэтому тоже молчал. Ясно, боцман не выдержал. Он вдруг повернулся ко мне и лихорадочно зашептал:

– Как, по-твоему, похож я на сумасшедшего?

По моему мнению, именно на него он и был похож. Я ответил неопределенно:

– Трудно сказать…

– А все-таки? – вперился он в меня.

– Ну, умом тебя Бог не очень обидел. Простоват ты малость, – честно признал я.

Он благодарно пожал обеими руками мою ладонь.

– Спасибо, – просиял он. – Именно таких слов я и ждал от тебя. Я всегда был простым человеком. Без всяких там загогулин. И когда читал в газетах: «Простые люди ясно понимают…» и так далее, – всегда чувствовал, что речь идет обо мне. Я простой человек, – повторил он, – и значит, ничего такого мне в голову не придет сногсшибательного. Ты это замечал за мной? – требовательно спросил он.

– Замечал, – честно ответил я. – И не раз.

– Спасибо, – снова сказал он.

– На одном «спасибо» далеко не уедешь, – туманно заметил я. И решился, поняв, что время пришло. – Выкладывай, что стряслось. Не стесняйся, тут все свои, – и широко повел рукой по пустой амбулатории, где, кроме нас, был только корабельный кот Гавриил. Да и тот спал на свободной койке напротив, прямо на подушке.

Наконец, решившись, поведал мне боцман такую историю.

Дежурит, значит, он. Кругом спокойствие. Луна в прореху туч выглянула. Сине-желто-зеленая ночь… В такие ночи тянет на размышления, фантазии в голове бродят, что-то чудится в далеких просторах моря – по себе знаю.

Думаю, и Нестерчук этого не избежал, хотя и на свою простоту ссылался. Прибедняется. Человек не может быть простым, потому что он внутри сложный.

А думал он в ту ночь о вечном. Вспоминалась лекция академика Сикоморского о том, что за последние полтора столетия в Бермудском треугольнике бесследно исчезли свыше сорока судов и более двадцати самолетов, унеся с собой около тысячи человеческих жизней. Это приблизительный подсчет, так как останки погибших ни разу не были найдены.

Естественно, вспоминал он и свою жену, Настасью Филипповну, пропавшую без вести вместе с американской родственницей. В официальной бумаге, полученной из США, сообщалось, что такая-то и такая-то, уйдя в море на катере от Майами-Бич, через несколько часов сообщили по рации на базу морской береговой охраны, что не могут запустить двигатель, – ни с того ни с сего погнулся винт. И попросили отбуксировать их обратно в порт. Когда буксир береговой охраны прибыл на место аварии, моторки «Уичкрафт» (Колдовство») там уже не было. Она бесследно исчезла, оправдав свое дурацкое название. Про «дурацкое» боцман уже добавил от себя.

Действительно, несерьезное название! У них вообще глупые имена судов любого водоизмещения. «Любовь», «Надежда», «Улыбка» или там «Королева». То ли у нас: «Грозный», «Яростный», «Отважный»! Когда идет какой-нибудь наш «Гремящий», его на весь океан слышно от рева двигателей либо от грохота посуды, которую моют на камбузе!.. Туго у них с названиями. Но и одно достоинство имеется: никогда не переименовывают. Если уж назвали посудину «Клим Ворошилов», то хоть окажись он распоследним гангстером, – святое имя оставят. Они даже городам названия никогда не меняют. Вон свой Сент-Петерсберг (по-русски, Санкт-Петербург), где знаменитый Марк Твен когда-то жил, в Ленинград не переименовали! И звучное имя Марк-твенск тоже городу не присобачили.

Я сказал: достоинство. А, с другой стороны, и они не правы. Скучно живут. Без ошибок – нельзя. Раз десять ошибешься, зато потом никаких сомнений.

Ну, Бог с ними. У них свое, у нас свое. В одну телегу впрячь не можно коня и трепетного лося, – как говорил поэт. Вернемся к нашему боцману.

Горюет он потихоньку у борта на нижней палубе. На глазах слезы и мерцанье от светящихся тропических медуз. И неожиданно слышит он какой-то мерный плеск. Похоже, кто-то веслами лихо наворачивает. Глядит боцман – шлюпка показалась.

Как только шлюпка попала в свет бортовых огней корабля, боцман обомлел. На веслах была… Настасья Филипповна, его пропавшая жена. Похудевшая, помолодевшая, загорелая и обветренная. Почти такая же, как в девичестве, когда они познакомились. В красной косынке, в тельняшке, напевает что-то морское.

– Я знала, что ты меня искать будешь, – говорит. – Я теперь вольная птица. Не ищи меня больше!

И не успел он и слова вымолвить, как шлюпка мгновенно повернула и исчезла в наползающем тумане.

– Когда домой-то вернешься? – только и успел он крикнуть ей вслед.

Только и донесся ее отдаленный смех в ответ. Вроде как: нашел, мол, о чем спрашивать.

Долго стоял Нестерчук сам не свой на палубе, до боли вглядываясь в ту сторону, где растворилась шлюпка. Ничего… Лишь мокрые клочья тумана, соленого на вкус.

– Я так понял, – тихо сказал мне боцман, – ушла в дальнее бессрочное плавание. Ты не знаешь: ведь она в юности мореходку кончила. Столько насмешек от ребят выдержала! А после первого же плавания уволилась. Девушка на корабле, представляешь? Все пристают, лезут. Вот она и протрубила почитай всю жизнь паспортисткой в конторе, куда ее тесть приткнул. А сама небось все о море мечтала, меня всегда жадно расспрашивала и книги покупала исключительно морские…

– Ты только успокойся, – посочувствовал я ему. – Ну, почудилось – столько об этом думал.

– А это почудилось? – И показывает мне две сотни долларов. – После вахты у себя под подушкой нашел. У нее перед поездкой ровно 200 было!

– Не заливай, – рассердился я. – Мог сам накопить.

– И это мне тоже почудилось?! – вскипел он, протягивая мне новенький красный заграничный паспорт.

Я взял и машинально раскрыл. Это был документ на имя его жены с фотографией, с американской визой!..

Я остолбенел. Не могла же Настасья Филипповна, при всех ее пробивных способностях, пересечь две границы без паспорта: в СССР и США!

– Под своей подушкой и обнаружил, – устало сказал боцман, – а деньги внутри вложены.

Да уж, против паспорта не поспоришь. Выходит, и впрямь ничего не присочинил Нестерчук, простой человек.

Вот так иногда мечты-то сбываются, терпит кто-то, терпит, наступает на горло собственной песне, а потом как вдруг запоет! И как!!

Счастливого тебе плавания, вольная птица…

Интересно, куда тот катер делся? И где она ту шлюпку нашла? И что с ее спутницей стало?..

Дурацкое все же название у катера – «Уичкрафт». По-нашему, «Колдовство».

1984, 1991