Текст книги "Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова"
Автор книги: Альберт Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
Альберт Иванов
Летучий голландец,
или
Причуды водолаза Ураганова
Повести и рассказы
ОБ УРАГАНОВЕ И ЕГО СОЗДАТЕЛЕ
Героев книг Альберта Иванова всегда отличает любовь к приключениям. И это не случайно. Писатель получил признание прежде всего как автор приключенческих книг и замечательных сказок для детей и юношества. Первая его повесть вышла в 1962 году. С тех пор у него издано много произведений. Среди них такие, ставшие широко известными книги, как «Приключения Хомы», «Сказки про Хому», «Бородачи, или Гром и Молния», «Билет туда и обратно», «Обыкновенные приключения Михаила Енохина», «Король дзюдо», «Настойчивая погода», «Февраль – дорожки кривые».
По сценариям Альберта Иванова (некоторые в соавторстве) поставлены кинокартины: «Лестница», «Семь стариков и одна девушка», «Свистать всех наверх!», «Три дня в Москве», «Поговорим, брат!..», «Раз на раз не приходится»… Его сказки знают по мультипликационным фильмам: «Страшная история», «Раз – горох, два – горох», «Клетка», «Погоня», «Хитрая ворона», «Крылья, ноги, хвосты», и другим остроумным рисованным кинолентам.
И вот перед нами – новая необычная книга писателя, которая состоит из удивительных историй, рассказанных от лица никогда не унывающего молодого водолаза Валерия Ураганова, совершившего кругосветное плавание на океанографическом судне «Богатырь».
С разными людьми и нелюдьми сталкивает Ураганова и его чужеземных друзей в разных странах, на море и на суше, щедрая на причуды Судьба: с бродягами, чудаками, гангстерами, кладоискателями, дезертирами, гениальными изобретателями, колдунами и чародеями, коварными злодеями, экстрасенсами, левитантами, полицейскими, шпионами, террористами, потусторонними силами, привидениями и призраками, мракобесами из сновидений, авантюристами прошлого и настоящего, пришельцами из других миров, палачами давних и недавних кровавых времен – со всевозможными чудесными явлениями и превращениями…
Ураганов, чье имя, видимо, станет нарицательным, интересен уже тем, что никогда не сеет ветер, зато частенько пожинает бурю!
Творческую манеру Альберта Иванова в этой поразительной по выдумке книге отличает стилистика плутовского, авантюрного, фантастическо-детективного жанра. Лукавый юмор и добрая ирония «одиссеи» русского моряка, нетерпимого к любой несправедливости, защитника всех обиженных и оскорбленных, вечно вступающего в драматичные, острые схватки и поэтому непременно попадающего в самые немыслимые, зачастую жуткие ситуации, придают произведению особое своеобразие и притягательность.
Главный герой книги – отчаянный водолаз Ураганов – своего рода современный Мюнхгаузен, дивный фантазер, никогда не отступающий от правды.
Итак, в Большое плавание! Вас ждут невероятные приключения!
ИСТОРИИ ВОДОЛАЗА УРАГАНОВА
Повесть в рассказах
С Урагановым мы случайно познакомились в Москве, в Можайских банях. Валерий – сильный, плотный человек лет двадцати восьми и волосатый, как обезьяна, – работал водолазом в Южном порту столицы.
В разговоре он любил вворачивать английские словечки. Английский он освоил самоучкой за время своих прошлых путешествий на океанографическом судне «Богатырь».
Судьба у Валерия с виду обычная: служил на флоте десантником, потом выучился на водолаза, устроился на судно, проплавал лет пять, пока не бросил якорь в Москве. Женат, двое детей: дочь и сын.
Заранее хочу предупредить, что в этих историях нет точности магнитофонной записи. Водолаз бывал подчас велеречивым, отвлекался и перескакивал с одного на другое. Я же записал его удивительные рассказы такими, какими они осели, и, вероятно, несколько изменились в моей памяти.
ПРИШЕЛ И УШЕЛ
…Обогнув мыс Доброй Надежды, оставив стороной ЮАР, наш «Богатырь» взял курс на мозамбикский порт Мапуту.
Он находится к юго-западу от устья знаменитой реки Лимпопо. Ну, той самой, где «плачет печальный гиппопо» и сердито ждет нашего доктора Айболита.
Красоты далекой Африки мне расписывать не приходится, все видели по телевизору, в «Клубе путешественников». Правда, вредных насекомых кругом – тучи. Но мы были надежно привиты от тропических болезней.
Это я к тому говорю, чтобы не подумали, что там, на крайнем юге, жизнь – сахар.
Взять ту же рыбалку. У нас пошел и лови на здоровье. Скорее всего, не поймаешь. А там – как бы тебя не поймали. Не на поплавок смотришь, а по сторонам и вверх: чтобы бегемоты, крокодилы не подкрались и обезьяны с веток не напали. И все равно наш старпом однажды не уследил: юркая макака у него кепку с головы сняла и темные очки с носа. Потом он эти же самые очки – на дужке оправы его инициалы накорябаны – купил у базарного торговца, случайно выбрав из доброй сотни других. А ту кепку макака, наверное, до сих пор носит.
Ну так вот, сошли мы на берег в Мапуту. Навстречу – резчик-негр с лотком сувениров. Я сразу приценился к древней африканской маске – их при тебе могут изготовить из любого полена – и, пока торговался, отстал от своих. Беспокоиться не стал: вот же оно море – высится над домишками с нашим «Богатырем» – и зашел в портовую харчевню освежиться.
Взял ананасного соку со льдом и сел в одиночестве под гудящим вентилятором. Чтобы его лопасти вращать – с электричеством там туго, – старый велосипед приспособили. Сидит на нем хозяин и педали вхолостую крутит, а от велика привод к вентилятору. Но не все время жмет, а только когда посетители бывают. К счастью, они заходят редко, и он почти весь день отдыхает.
Я его вежливо успокоил: сейчас, мол, быстро допью и смотаюсь. А он тоже человек вежливый. «Что вы? – заволновался. – Сидите сколько вам влезет!»
Ну, в русского матроса может влезть много, если соком не ограничиваться.
Хотел уже уходить, но тут входит новый гость, белый бородач. Хозяин его быстренько обслужил и – снова на велосипед. Бородач, конечно, подсел ко мне.
Разговорились…
Он сразу догадался, что я с «Богатыря» – такие суда не часто заходят. Оказалось, он португалец, зовут Анвало, у меня память на имена будь-будь! Механиком в порту работает, сознательный парень: когда Мозамбик завоевал независимость, он не сбежал на родину, в Португалию, как другие белые.
А, собственно, где его родина? Я и сам толком не знаю. Да и родился ли он вообще – вот в чем загвоздка! Странно? Сейчас поймете.
Жил он раньше в поселке золотоискателей на реке Замбези, недалеко от границы с Замбией. Затерянный поселок, богом забытый. Домов двадцать. Глушь… Все жители – белые. Аборигены избегали этого места. Боялись из-за табу.
Когда Анвало впервые попал сюда, то очень удивился: все деревья и дома в поселке кособокие. Наклонены набок. Даже колоколенка церкви криво стоит.
Новички старожилов не слушали, пытались строить прямые, нормальные дома. Но раз в год возникал сильный ветер и месяц дул в одну сторону, и с таким постоянным нажимом, что доски в стенах и крышах постепенно, почти незаметно, смещало – и строения, если не разваливались, становились кособокими. У каждого дома – снаружи и изнутри – подпорка против этого загадочного явления. А так жить вполне можно. Ко всему привыкаешь.
Самое главное, ветер тот был не только бедствием, но и неизмеримым благом. Любопытно, что никогда ни в одной семье, кто бы ни жил в поселке, не рождались дети!
Откуда ж тогда они брались?
Все по-странному просто, их приносил… ветер. Да-да!
Как только он кончался, увлекая с собой клубы пыли и неосторожных кур, и в домах наконец открывались после месячного заточения окна, на улице оказывались невесть откуда появившиеся либо мальчуган, либо девочка.
Жители завороженно следили, к кому пойдет ребенок. А он вдруг уверенно сворачивал к какому-нибудь дому и словно ни в чем не бывало приветливо говорил: «Здравствуйте, папа и мама!»
Бывают же чудеса!
Такое, подчеркну, случалось раз в год, и ребенок всегда был только один – мальчик или девочка, от пяти до семи лет.
Вначале жители думали: может, ветер их из Замбии приносит? В таком случае, почему же они белые?..
Все в поселке были богачами, кроме старика Жозефа и его старухи Марии. Они ни детей не имели, ни счета в банке, ни машины. Жозеф был самым что ни на есть неудачником. С теми крупицами золота, которые он намывал, перебивался со своей женой, как говорится, с хлеба на квас.
Старики с завистью смотрели, как к соседям каждый год приходят то мальчик, то девочка – эдакие чистенькие, ухоженные, вежливые и умные.
«Кто же к нам пойдет?» – с грустью оглядывали они свое бедное жилище.
Но судьба, она, как ветер, переменчива. Ветер неожиданно задул с другой стороны и выпрямил дома… А на улице остался семилетний мальчишка.
Чумазый, босой, штаны в заплатках, ноги в цыпках, палец в носу, в волосах колючки. Стоит оглядывается, будто дом себе побогаче выбирает.
Все, кроме Жозефа, поскорей окна захлопнули – вдруг надумает к ним пожаловать! И свернул мальчишка к его лачуге.
– Здравствуйте, папа и мама! – звонко поздоровался он со стариками, не верящими своему счастью.
Так у них появился сын. Конечно же они вымыли, отчистили его, обрядили во все новое, купленное на последние крохи в местной лавке, а старую одежду, в которой он пришел, закинули на чердак.
В поселке была своя школа, где детей обучал начальным знаниям пожилой учитель – такой же неудачник, как и старик Жозеф. На свои деньги жители могли бы пригласить лучших преподавателей, что раньше и делали. А так как те быстро бросали свои занятия ради более прибыльного ремесла – промывки золота, то и пришлось ограничиться одним учителем, который оказался никудышным золотоискателем. Ребятишек, научившихся читать, писать и считать, затем отправляли в дорогие школы-интернаты Европы.
Мальчишка попался старикам бедовый. Он стрелял из рогатки, дрался с пай-мальчиками соседей, устраивал шумные взрывы – чего-чего, а динамитных шашек у каждого золотоискателя навалом.
Напрасно старики вразумляли его: возьмись за ум, веди себя прилично, хорошо учись, бери пример с других ребят! – он был неисправимым сорванцом. Такого озорника поискать – жизни не хватит. Отчаянный тип! Мэр поселка даже не на шутку задумывался над тем, чтобы построить тюрьму. Она, мол, как раз пригодится к тому времени, когда мальчишка вырастет. И мэр наверняка осуществил бы свое намерение, особенно после того как малолетний хулиган поставил ему ночью на подоконник кокосовый орех с нарисованной светящимися красками жуткой рожей и громко постучал в стекло!..
Старику Жозефу вскоре стало помаленьку везти, золотых крупинок в его лотке становилось больше, и он ретивее пилил мальчишку: «У тебя со временем все будет, раз мне везет. Ты уж постарайся быть хорошим…»
Мальчишка поскучнел, притих, начал вежливо улыбаться и даже не давал сдачи, когда его нечаянно забижали другие, что нередко случается в ребячьих играх. Отец с матерью не нарадовались на него, считая, что он взялся за ум.
За ум-то он взялся, но не с той стороны. Когда прошел год, и вновь задул тот странный ветер, и все сидели взаперти дома, старики вдруг хватились сына: куда-то пропал!.. Его нашли на чердаке. Он стоял в прежних обносках у оконца, за которым пылил вихрь.
Мальчишка грустно взглянул на них – они и слова не успели сказать! – отворил раму и спрыгнул в летящий мимо ветер. Только и всего.
Он бесследно исчез, а к соседям после затишья пришла вторая девочка в белом платьице с синим бантиком.
– … Эту историю и поведал мне Анвало в той харчевне, – продолжал Валерий. – Я, понятно, заявил ему: «Ври-ври, но знай меру, приятель!»
– Да хочешь знать, тот мальчишка – был я! – обиделся Анвало.
Мы молча смотрели друг на друга.
– Правду говорит, правду! – подал голос взмокший хозяин харчевни, вертя педали. – Я знаю – он мне уже говорил!
– А откуда тебе известно про девочку с бантиком, если тебя утром ветром унесло?
– Я недавно встречал в порту нашего прежнего мэра, – ответил Анвало. – Он мне и рассказал.
Ну, тут уж, сами понимаете, крыть было нечем. Тем более другие сведения, сообщенные им, рассеяли мои последние сомнения. Ветер забросил его в джунгли, удачно зацепив единственной лямкой от штанов за сук дерева. Анвало долго скитался, попал в приют при католической миссии – там были мастерские, как в нашем ПТУ, и он выучился на механика.
Назад, в поселок, его не тянуло, а от мэра потом он вскользь узнал, что его приемные родители умерли.
– Такая вот перелетная судьба, – закончил Ураганов. – Запало мне с тех пор в душу. Не захотел Анвало смириться. Каким пришел, таким и ушел…
– Нет, ты погоди, погоди, – хватал Валерия за простыню знакомец толстяк Федор, мы отдыхали после парилки в предбаннике. – А как твой Анвало в косой поселок попал? Ответь!
Толстяк был из тех людей, что смеются над анекдотом позже всех, причем очень громко, в уже наступившей тишине. Он злился потому, что не знал: смеяться ему тут надо или грустить?
– Спросил ты у него? – настаивал он.
– Что я, дурак? – обиделся Ураганов. – Откуда он сам-то знал?! Очнулся, как медведь после спячки, видит – стоит на какой-то улице, вокруг косые дома…
– При чем тут медведь? – взревел толстяк. – Да и тот, наверное, даже после спячки помнит, что с ним раньше было!
– А он не медведь, – отрезал Ураганов. – Не помнил. Ну не помнил он!
– Ты вот всегда все помнишь? – вступился за далекого Анвало другой наш знакомый – кучерявый детина Глеб.
– Ну, бывает… После премии иногда и не помню чего, – угрюмо кивнул толстяк Федор. – Но все, что до премии, помню!
И пошло, и поехало… Переругались!
Потом, когда мы выпили по традиционной кружке пива в баре со странным прозвищем «Сайгон», недалеко от бань, толстяк помягчел и примирительно заметил:
– Ты, Валера, не обижайся. Конечно, чего только там не бывает.
– Именно, – поддержал его Глеб. – Вон, я читал, английского капитана Кука людоеды съели.
– Капитана не в Африке съели! – вскричал Ураганов. – И давным-давно!
И опять стали спорить, доказывать, ссориться.
КРУПНЫЕ МУРАШКИ
– Слушай, Вит, а почему нам от оспы прививку перед плаванием не делали?
– Надобности нет. По данным ЮНЕСКО оспа побеждена всюду. Даже детям теперь прививку не делают. Хорошо!
– Еще бы! Некрасиво, когда идет летом девушка в платье без рукавов, а на руке – следы!
Мы, я и Вит, лежим под палубным тентом за экватором и лениво говорим обо всем на свете. Вит – по-настоящему Витаутас – литовец. Вообще-то он родился и живет в Москве. Учится в аспирантуре биофака МГУ. Познакомились мы с ним на Неглинной, 14, в Центральном прививочном пункте для отъезжающих за границу. Нам вкатили по уколу от желтой лихорадки и холеры. И оказалось, что мы назначены на один и тот же корабль.
Повезло мне с поездкой! С новым товарищем – тоже… Работы на «Богатыре» хватало, но и свободного времени было достаточно: больше, чем на берегу. Там оттрубил свое – и, считай, день кончился, а здесь время тянется прекрасно и бесконечно и работа, словно отдых. Купайся сколько влезет, рыбу лови – это по мне. Или умно рассуждай с Витом, развивайся.
Я не удивлялся, что он такой начитанный. Про талант и не говорю. Сколько было, наверное, желающих попасть в экспедицию под начало знаменитого академика с тропической фамилией Сикоморский! А взяли со всей кафедры только Вита.
Так, значит, болтали мы с ним в свободный часок под палубным тентом, а башку мне сверлила мысль: сказать или не сказать про одну важную вещь? Я выдержал только до вечера.
Вся штука в том, что месяц назад на дне Красного моря нашел я бутылку. Спрятал ее. И молчок.
Эдакая посудина из обожженной глины, чуть побольше, чем от «рижского черного бальзама»! Запечатана намертво, тоже глиной, и на затычке загадочные знаки выдавлены. И, главное, внутри что-то булькает, если потрясти. А что, если… Вот это «если» и хотелось узнать.
Когда стемнело, я засунул бутылку за пояс под рубашку и явился в каюту Вита. Почему я так долго терпел и только сегодня решился? Завтра ж у меня день рождения, а даже такие события у нас на борту лимонадом отмечают.
Я закрыл на задвижку дверь и, под удивленным взглядом дружка, поставил свою находку на откидной столик.
Эх, зря я не отнес ту бутылку сразу академику Сикоморскому. Но кто же знал, что произойдет…
– Ну-ка, ну-ка, – Вит сразу заинтересовался. Вертел ее так и сяк. Наконец уставился на старинные письмена на затычке и наморщил умный лоб. Затем стал листать всякие словари, стоящие на полке. И ведь разобрался, черт бы его побрал!
– Древнегреческий язык, – сдавленным голосом произнес он. – Две тысячи лет до нашей эры.
– А что там? – оторопел я.
– Вино… – пробормотал потрясенный Вит. – Сейчас тысяча девятьсот семьдесят пятый. Значит, оно 3925-летней выдержки… Здесь написано, что бутылка с вином была найдена в Сиракузах в пятидесятом году новой эры, когда ей уже было две тысячи, открыта и тут же вновь запечатана!
Вот это да… Значит, предчувствие меня не обмануло!
– А вдруг оно в уксус превратилось? – слабо пробормотал я. – Или морская вода внутрь попала?
– Вода навряд ли, – определил он.
Любопытно, что и ему не пришло в голову показать бутылку академику или хотя бы археологу. У нас был на судне один бородач, он всегда искательно заглядывал мне в глаза перед каждым погружением: «Уж вы, батенька, не пропустите какую-нибудь археологическую реликвию и на мою долю!..» Видал бы он нас сейчас, когда я тоненьким напильничком с трудом отпиливал горлышко у реликвии. Правда, вначале Вит запротестовал, увидев напильник.
– Зато буквы на пробке целы останутся, – успокаивал я.
Все опасения насчет уксуса тут же рассеялись, когда отделилось горлышко. Каютку заполнило ароматом, как на парфюмерной фабрике, куда нас еще в седьмом классе водили на экскурсию. Иллюминатор был открыт, и аромат учуяли даже на палубе.
– Странный нынче запах у моря, – послышался голос штурмана. – Виноват, – ответил вахтенный, – это я брился и порезался. Пришлось прижечь духами «Коти», которые дочке купил в Танжере.
Вит поспешно закрыл иллюминатор. Мы завороженно глядели на благоухающую бутылку.
– Сколько лет тебе стукнуло? – спросил Вит.
– Двадцать пять.
– Ну, была не была… Давай!
И отлил себе густого, как деготь, вина на донышко стакана.
– За твои четверть века! – Он поколебался, сунул палец в стакан и лизнул. – Вкусно!
Я, окаменев, смотрел на него. Он и не заметил то, что вдруг я узрел. Крохотный, короче фильтра от сигареты, огненный пухлый человечек соскользнул у него с макушки и, уменьшаясь, зыбко растаял в дырочке на пуговице рубашки.
Я помотал головой – ничего. Жара, что ли, на меня повлияла?
Вит, улыбаясь, опрокинул стаканчик в рот. И тут по спине у него – позади аспиранта на переборке висело зеркало, явившее мне эту потрясающую картину! – пробежали толпой вверх к плечам огненные, смешливые, зыбкие коротышки. Один из них, кувыркнувшись, свалился в стакан и, прежде чем тоже исчезнуть, клянусь, показал язычок.
– Т-ты в-видел? – Вит остолбенело смотрел на дно стакана.
– Крупные Мурашки… – дрожа выдохнул я. Почему я их так назвал – не знаю, просто почувствовал, что это именно они, а не что-нибудь другое. Слова прозвучали как будто внутри меня самого: «Крупные Мурашки».
– Ах, так! – вскричал я, быстро налил себе и тоже выпил.
Вит даже попятился, беззвучно раскрывая рот.
От меня как бы отделилась облаком, всплескивая расплывчатыми руками, какая-то Несусветная Дрожь… Ее очертания размылись, и она, хихикнув, пропала!
Теперь Вит нерешительно взял стакан.
И началось!
Чего только не было: и Мелкие Мурашки, и Крупные, и Холодный Озноб – он охватывал нас сзади ледяными объятиями… Я всех почему-то сразу узнавал, словно старых знакомых.
От огненного напитка троилось в глазах. Трое Витаутасов и трое моих «я», отражаясь в зеркале, провозглашали замысловатые тосты за мое крепкое здоровье.
Эх, братцы, вино 3925-летней выдержки являло нам те еще чудеса! Будто щедро тратило все те видения, что накопило в веках за эти бесконечные годы. Может, оно оживило эти бездушные понятия, как бы выталкивая их из нашего подсознания? Во всяком случае так потом пытался невразумительно объяснить ученый Вит.
В хорошенькую компанию мы попали!
Обнявшись, мы дружно стучали ногами и пели «Подмосковные вечера». Последнее, что я помню, – громкий стук в дверь.
Утром мы проснулись с головной болью. Стоит ли рассказывать о том, какую выволочку нам устроили! Оказывается, пришлось ломать дверь, чтобы прорваться к нам в каюту. Ну и видик, наверное, был у нас, когда мы спали возле лежащей на полу пустой посудины.
Тут же списали бы, голубчиков, на берег, да берег далеко.
Сам академик Сикоморский снимал с нас «стружку».
– Вы не водолаз! – Намек на меня. – А уж от вас-то я такого никак не ожидал! – Это он Виту. – Ваша научная карьера так хорошо начиналась…
Мне пришлось вступиться за него. Я свободно могу продолжить свою карьеру в Южном порту столицы, а Виту где найти новую аспирантуру? Рассказал все начистоту и выдал себя зачинщиком, что и было на самом деле.
– Напраздновались до чертиков, – переживал академик. – Плетет тут несусветное.
– Вот именно! – осенило меня.
Я сбегал в каюту и мигом вернулся со злополучной бутылкой.
– Хоть капелька да осталась, попробуйте сами.
– Вон отсюда! – загремел Сикоморский.
– Тогда ты лизни, – приказал я Виту и, что называется, выдавил ему последнюю капельку из бутылки на палец.
Вит робко слизнул ее.
Крошечный, меньше фильтра от сигареты, огненный смешливый коротышка соскользнул с макушки аспиранта и, все более уменьшаясь, зыбко исчез в дырочке пуговицы его рубашки…
Мы долго молчали втроем.
– Никому об этом не рассказывайте, – пробормотал академик, когда к нему вернулся дар речи. – Все равно никто не поверит…
Вот такие случаются истории за экватором в далеких южных морях. Мне и сейчас кажется, что ничего этого не было. И Виту – также. Но что прикажете делать с академиком Сикоморским?
Он же видел. Видел… Сам!
