Текст книги "Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова"

Автор книги: Альберт Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Он действительно крепко подлечился и с полгода не пил. А затем начал по-новой. Вернулся «на круги своя».

… – А в той больнице, где я лежал, – продолжил Ураганов, – ему гланды так и не вырезали. Выгнали за нарушение режима: ночью он у дежурной сестры пять пузырьков корвалола увел и вылакал – на спирту же лекарство!

Живет, наверное, по-прежнему и по утрам рассылает дружкам-приятелям мыслеграммы: жду там-то во столько-то, приходите. Если только телефон не поставили.

Судьба самородка на Руси…

– Какие способности! – закончил Ураганов. – И какие мысли.

Кстати, Ураганову самому пришлось проверить на себе этот необыкновенный дар. Как-то утром он получил мыслеграмму. И из любопытства поехал туда, куда позвали. В наш «Сайгон», возле «Можайских бань».

Там его, ухмыляясь, ожидал мыслитель с дружками:

– А ты не верил?!

С гландами у него был полный порядок. Все прошло само собой. Вовремя из больницы выгнали.

РАСПУТАВШИЕСЯ ПУТАНКИ

Иногда простейшая математика может творить чудеса.

Давайте поспорим о нравственности. Я имею в виду не идеалы, не культуру поведения и даже не отношение к делу, а только секс. Может ли юная девушка продавать свое тело за деньги? Вернее, имеет ли она право, если это, конечно, ее тело, а не соседки по парте? Да-да, я говорю о школьницах. Для испытанных моралистов готов (я-то готов, а готова ли жизнь?) сделать исключение: пусть предметом нашего спора станут исключительно старшеклассницы. Выпускницы. А не какие-то там соплячки.

Мое мнение: девушка может продаваться за деньги! Но…

Сначала послушайте одну не очень давнюю нравоучительную историю. Возможно, любой случай в своей сути нравоучителен, так этот – особенно. Здесь мораль прямо прет наружу, как нынешняя акселератская девичья грудь из тесного лифчика конотопского производства, сшитого из сэкономленных остатков мешковины. Французский попробуй купи! Даже венгерский может ухватить лишь невеста по специальному приглашению в магазине «Гименей» для молодоженов после подачи заявления о браке в районный загс. Правда, всякие мазилки для макияжа теперь можно свободно купить. А сколько они стоят? Больше сотни! И вообще, чтоб прилично одеться современной девушке с головы до ног одноразово, включая шапку и пальто, потребуется не менее десяти тысяч рублей. И то, если ужаться и иметь блат. А это средняя зарплата далеко не всякой молодой женщины за два года, без вычетов, разных взносов и обязательного гриппа – раз в год все болеют, – а по бюллетеню молодым, известно, платят меньше.

История самая обыкновенная. В одной московской средней школе вдруг появились путанки. Для тех, кто не знает, – от слова «путаться». То есть появились не вдруг. По-моему, они были всегда. Но не столь массово. А тут прямо чуть ли не батальон в сапогах. Повальное явление. Валялись с кем попало из-за жалких заграничных презентов в виде пары пачек «Мальборо», зажигалки, модного беретика или еще какой-нибудь чепухи вроде фирменной аудиокассеты со шлягерами.

Дело в том, что напротив школы, за пустырем, было общежитие для иностранных студентов всех континентов, вероисповеданий и рас.

На том, заросшем кустами пустыре, как стемнеет, и начиналась бойкая купля-продажа, так сказать, натуральный обмен: ты мне, я тебе.

Когда я об этом случайно узнал, спать не мог. Кровь во мне кипела. От возмущения. Нет, думаю, придется заняться проблемой вплотную. Тем более меня записали в народную дружину. Патрулировать, бороться, воспитывать. Ну, думаю, покажу я вам красивую жизнь!

Не тут-то было. С иностранцами свяжешься, тебе же боком выходит. Скандалы, жалобы, протесты!.. Да и с девицами легкого поведения нелегко: одного только визгу до небес, до далекой Полярной звезды, а уж царапаются, как… Как макаки. Домой жене потом лучше не показывайся. А уж если на какой-нибудь где-нибудь чего-нибудь вдруг нечаянно порвешь, под статью залететь можно. Ну, как тут кого-то задержать, чтобы что-то не треснуло. Они ж, старшеклассницы, вырываются прямо с дьявольской силой. Бычьей!.. А тихонькие, они тоже опасные. Доставил как-то одну преспокойненько в отделение, она и заявляет, что я пытался ее насиловать. Еле разобрались, а то бы… Оказывается, она имела в виду: применил насилие при задержании. Небось по литературе пятерку имеет, судя по очкам, а русского языка не знает. Трудный, ограниченный контингент!..

Я и беседы проводил с ними на месте. Не действует, только хихикают. А иные своих подружек, тех, кто поздоровей, прямо-таки на меня натравливают:

– Галка! Мэри! Дай ему разок!

Сначала я думал, что физической расправой угрожают, а потом, когда дошло, со стыда готов был провалиться.

– Я вместо того чтобы сейчас дома с женой спать, – говорю, – за вами по кустам гоняюсь!

А они:

– Можешь и здесь спать. – Опять хихикают. – С нами. Только не спать, а пере!..

Смелые они в темноте-то своей.

А негров – тех во тьме вообще не застукать. Думаешь, вот он, а это бревно. Считаешь, бревно, а это он. Сплошные джунгли!

И на дом к иным девицам ходил. Либо мать – разведенная пьянь, либо отец – вдовый алкаш. Либо оба – трезвые, а дурные, не верят, да еще в суд грозятся подать за клевету! А лучше бы задрали дочке юбчонку – она впопыхах домой в мужских плавках пришла. В импортных. Или в новых колготках, а уходила гулять в штопаных чулках.

Как школьниц спасти? Можно, конечно, как у Льва Толстого. Кажется, в «Воскресении» (видели фильм?) какой-то князь решил жениться на когда-то соблазненной им девушке, которая потом пошла под уклон кривыми путями по скользкой дорожке, и вывести ее на единственно правильный путь. Можно подобрать энтузиастов для этого, есть еще у нас душевно чистые парни, готовые временно пострадать. Ведь даже из закоренелых проституток, судя по литературе, получаются самые верные любящие жены, потому что уже нагулялись и сыты по горло прежней неправедной жизнью. Толстовский князь, конечно, нам не указ, это по его вине девушка пустилась во все тяжкие. Но идея все-таки заманчивая. Хотя и нереальная. Тут надо самому первым подать пример, а я, увы, женат. И потом, душевно чистым парням на того князя не сошлешься. Они могут возразить: не мы, мол, их до этого довели, не нам их и спасать. Они правы и не правы. Ведь если б они спасли хоть тех, которых сами наверняка довели до подобной жизни, процент так называемых «жриц любви» резко бы упал по всей необъятной стране.

Но чего за всю страну говорить, надо пусть на своем, маленьком еще участке навести порядок – тут надо конкретным школьницам помочь.

Ну, можно, конечно, провести в школе пионерский… Тьфу, комсомольский сбор вкупе с правоохранительными органами и врачами-венерологами, показать спидовские слайды через проектор на стене. Да только подействует ли? Каждая ведь думает: только не я, а я, мол, везучая!

И неожиданно пришла мне в голову мысль. Бесподобная, честно. Поделился я своим замыслом с Любовью Петровной, она заведовала детской комнатой милиции.

Любовь Петровна, сама бывшая путанка, одобрила мой план. Разослали самым отпетым девицам приглашения – приходите, мол, пожалуйста, на лекцию с показом эротического видеофильма «Греческая смоковница». Я даже свой плэйер и кассету принес, а телевизор в милиции имелся – в конференц-зале.

Все пришли. Некоторые даже подруг привели.

– Почему бы не посмотреть на халяву? – щебечут. Пташки ясноглазые.

Хорошо, что там, в зале, школьная доска была. И мел.

– Здравствуйте, девочки! – поздоровался я.

– Приве-е-ет! – прокатилось по рядам.

На первом, как на подбор, самые фасонистые сидят, все в мини, все нога на ногу – в одну, левую сторону, у всех голая полоска выше чулок сверкает. Спасибо еще не курят. В милиции стесняются.

Пишу мелом на доске:

 
1 × 6,40 =
 

– Сколько? – спрашиваю.

– Шесть сорок! – кричат.

– Правильно.

Пишу ответ:

 
1 × 6,40 = 6,40.
 

Продолжаю столбиком:

 
50 × 6,40 =
 

– Сколько теперь?

Отвечают не сразу, кумекают:

– Триста двадцать.

Так, дописываю:

 
50 × 6,40 = 320.
 

Снова:

 
100 × 6,40 =
 

Сразу хором в ответ:

– Шестьсот сорок!

Оживились. Интересно же. Теперь пишу справа столбец:

 
1 × 20 =
 

– Двадцать! – вопят. Затем новый пример:

 
50 × 20 =
 

– Тысяча! – Да дружно как – завелись. Потом пишу:

 
100 × 20 =
 

– Две тысячи! – орут. Первый ряд от возбуждения разом слева направо ногу на ногу перекинул.

На всеобщий ор даже начальник милиции прибежал. Увидал, что математические примеры решаем, одобрительно кивнул:

– Продолжайте. – А сам остался, сел у стеночки рядом с Любовью Петровной.

– Что мы видим в левом столбце? Молчание.

– Цифирки, – пропищал кто-то. Все прыснули со смеху.

– Я моряк загранплавания, – заявил я. – Можете мне верить. Цены на мировом рынке знаю.

Все заинтересованно притихли. Лишь одна вылезла с репликой:

– А он, девочки, ничего!

Но на нее зашикали, и она стушевалась.

– В левом столбце мы видим наш официальный туристский курс доллара по отношению к рублю нынешнего 1984 года, – продолжил я. – Обычная такса уличной девицы 20–25 лет на Западе – 50 американских долларов или 320 рублей.

По рядам прокатился гул.

– Цена юного поколения вроде вашего – минимум 100 долларов за встречу, значит – 640 рублей. Это у полупрофессионалок, которые путаются с кем попало. А на любительниц цена куда больше! Школьницы, гимназистки румяные, лицеистки всякие идут по самой высшей таксе. А вы губы раскатали! Да вы взгляните на себя, вы же прелесть. Ну, чисто куколки. А что себе позволяете – отдаетесь по уценке, да еще не своим соотечественникам, а иностранцам. Да раньше б вас за космополитизм на Соловки отправили.

Гул усилился.

– А что мы видим в правом столбце? То же самое, но по валютному курсу теневой экономики на черном рынке. Ваш брат идет, значит, по…

– А мы за губную помаду… – чуть не всхлипнула одна краля в заднем ряду.

– … 2000 рублей за одну встречу, – сообщил я.

– Так что ж вы, дешевки такие, делаете?! – взвившись, прогремел начальник милиции. – За мелочовку позоритесь?!

Его понесло. Так и не дал мне сделать оргвыводы. Сам все подытожил. Причем правильно.

Скромно одергивая юбочки, девушки в гробовом молчании, не глядя друг на друга, повалили из зала. Даже на эротический фильм, которым мы их сюда заманили, не остались. Стыдно стало.

– Вот что значит настоящая гласность плюс наглядная агитация! – сказала мне Любовь Петровна. И пригласила к себе на чай. Побеседовать о здоровом образе жизни.

С тех пор никаких скандальных происшествий на пустыре не замечалось. Словно и не было ничего.

Лишь однажды, для профилактики меряя шагами пустырь в темноте, я услышал некий торг.

– Нет, ты мне 2000 рублей дашь? – сказал девичий голос.

– С ума сошел! – с иностранным акцентом ответил мужской.

– Или 100 долларов!

– Ты глупый!

– Ах, глупая? Я была глупая, да поумнела. Себе цену знаю! А ну, проваливай, халявник!!

Что и требовалось доказать. Лишь тогда можно гордым быть, когда цену себе знаешь. Поэтому и на чай к Любови Петровне я тогда не пошел… От себя добавим, что с 4.XI.91 туристский курс: 1 ам. доллар – 47 рублей. Биржевой же курс – 110 рублей. А дальше?!..

ВЕТЕРИНАРНЫЙ ДЕТЕКТИВ

Есть рэкетиры. А есть ли рэкет против самих рэкетиров? Это перекликается с вопросом, заданным моей дочкой:

– А у микробов микробы есть?

– Ищут, – ответил я. Правильно она вопрос поставила. Недаром народная мудрость говорит: паразит – на паразите. Так и должно быть – закон природы.

И еще она спросила:

– Вот бывают сильные из сильных, львы из львов, а носороги из носорогов бывают?

Еще как! Подрастет, узнает. С кем только ни сталкиваешься. Ослы из ослов, шакалы из шакалов, а уж носорогов из носорогов – вообще навалом. Не надо и в Африку плавать.

Ведь почему появилось определение: человек – царь зверей. Значит, он как бы один, а вокруг него множество зверей. Вокруг каждого человека. А теперь?.. Наоборот. Зверь, а кругом людей невпроворот. Вот и звереют люди. Чуть какая-нибудь заваруха – война иль стихийное бедствие – тут и вылезает его нутро. Правда, двоякое. Одни – сущие черти, а другие – все-таки чистые ангелы. Так что не все потеряно. Надежда имеется.

А бывают и середняки: ни черти, ни ангелы. Вроде меня. Чего только во мне не понамешано. Но я свято храню главную заповедь русского морского флота: никогда, даже самому сильному противнику, не показывать корму!

У меня через стенку сосед живет, Никифор Петрович. Замечательный врач-ветеринар, интеллигентный человек лет пятидесяти пяти. Любую зверушку вылечить может, но в основном специалист по собакам. Они на него не рычат, даже когда он им внутривенные уколы делает. Каково!.. Он и моего спаниеля Тимку лечил – помните Тимку? – пока тот от нас не подался куда-то, но о нем разговор особый. Да и меня самого при любой хвори Никифор Петрович быстро излечивал.

Так что бравый солдат Швейк правильно заявлял врачебной комиссии, что его уже осматривал ветеринар. Не буду даже уточнять, насколько знающий. Они не хуже других врачей, а то и получше. Обычный участковый терапевт, возможно, больного человека и поставит на ноги, а вот сенбернара – слабо. Вдобавок ветеринары – многопрофильные врачи, по всем болезням, а уж про хирургию и говорить нечего. Да и в конце-то концов они тоже институты заканчивали. А самые крупнейшие ученые на ком свои эксперименты ставят, прежде чем людям помочь? На собаках, обезьянах и крысах. Выходит, тоже по-своему ветеринары.

Когда мы с Никифором Петровичем познакомились, он улыбнулся, узнав о моей профессии.

– Водолазов я тоже лечил.

– Правда? – купился я.

– Псов-водолазов! – захохотал он. Остроумнейший человек. Мне такие по душе.

И вот случилась у моего соседа Петровича беда. Там у них при ветстанции создали кооператив. Полезное дело: выезжают на дом, помогают братьям нашим меньшим. Причем за вполне умеренную плату. Раньше-то им больше совали в конверте после визита. Зато теперь все законно, можно спокойно спать. Ан нет! Где уж тут заснуть, если вдруг и к ним самим начались визиты. Другие.

Заявились однажды четверо здоровенных лбов-рэкетиров и потребовали: гони деньгу, по две тысячи рэ в квартал, а не то… Сгорит лечебница, и привет!

Действовали они нахально, но как бы под благовидным предлогом, обещая свое «покровительство». Они-де станут надежной защитой от всяких вымогателей, хулиганья и прочих «люберов», которые любят, мол, доить кооперативы. А не хотите, пеняйте на себя. Подумайте пока, говорят.

Тогда еще и закона никакого против рэкета не было. Петрович им поначалу милицией пригрозил. А рэкетиры в ответ: не такие, мол, дураки, чтоб засыпаться. А если уж схватят, то ваша ветстанция тотчас полыхнет. У нас же, будьте любезны, железное алиби: мы в это время в милиции сидели. Что ль, дружков нет – спичку к вашей развалюхе поднести?.. Ветстанция и правда была старая, бревенчатая, и стояла на отшибе от жилмассива за неказистой оградкой. Даже ребенку по силам ту избу в дым превратить.

Труднейшее положение. Или платить, или кооператив закрывать – третьего не дано, как сказали мне однажды в столовке. В милицию, конечно, пожаловались. Те на первых порах под наблюдение ветстанцию взяли, а потом плюнули и пост сняли. Не райком партии, чтоб круглый год день и ночь охранять.

А рэкетиры опять тут как тут.

– Ну что, сынку, – смеются они над Петровичем, – помогли тебе твои ляхи?

Образованные, в школе учились. Кажется, с такими словами обратился Тарас Бульба к старшему сыну-изменнику перед тем, как его пристрелить. Намек понятен?..

Вот Петрович и пришел ко мне посоветоваться. Знает, что я человек бывалый. По адресу обратился – я именно тот, кто бы охотно им взялся помочь. Причем за так, бесплатно. Ненавижу несправедливость.

– Какой срок дали? – спрашиваю.

– Их еще не задержали, – растерялся он.

– Вам какой срок они дали?

– А, платить?..

– Когда первый взнос?

– Через месяц. Нет, уже два дня прошло.

– Не волнуйся, Петрович. Четыре недели за глаза хватит!!

А у самого пока ни одной светлой идеи.

Не знаю, поверил ли он мне, но ушел с обнадеженным блеском в глазах, хоть и недоверчиво покачивая умной головой.

Зря он все-таки сомневался. Если я за что-то берусь, то с того конца, с какого надо. У меня еще ни разу ведро в колодце не пропадало. Как в той байке: брось, говорят, ведро в колодец, тот и бросил; а привязал? – спрашивают; а мне говорили? – отвечает. У меня промашки не будет, не на того нарвались.

Первым делом я одному другу, тоже водолазу, позвонил, мы с ним тогда вместе в Южном порту работали. Витюне по прозвищу Кирпич. Лицо у него всегда красное от загара, да еще носит в тон ему пожарный свитер. Я попросил его быть с машиной наготове через двадцать восемь дней, у него своя старая «Нива». Как понимаете, нужная идея у меня уже возникла.

А затем, не откладывая, зашел к старому приятелю – Гене. Он жил один в силу своих опасных деликатных занятий, о которых пока умолчу. Да и кто ж с ним, обормотом, уживется. Больно рисковый: сегодня жив, завтра нет. Он и в мой приход сидел на кухне и смешивал деревянной расписной ложкой в суповой миске дымный и бездымный порох.

– Не кури, – предупредил он, вернувшись к прерванному занятию. – Может, туда еще и динамитику чуток накрошить? – вслух размышлял он, морща низкий упрямый лоб. Головастый мужик!

Я с ходу перешел к делу:

– Нужны трое крепких ребят.

– Когда? – Гена надежный парень. Понимает, что на темное дело я не пойду.

– Через двадцать восемь дней. Возможно, через двадцать девять.

Продолжая подсыпать и помешивать, он взглянул на старый, еще с портретом Черненко, настенный календарь. Известно, что через какое-то время все календари, как говорится, повторяются. (Я имею в виду дни недели.) Гена был бережливым человеком.

– Будут. Хорошо, что заранее предупредил. Не люблю экспромты. В городе или за городом? – спросил он.

– Не знаю. Фифти фифти. – Пополам напополам.

– Транспорт твой.

– Тогда двух ребят. – Подумал, что хватит.

– Еще легче.

– А оружие?

– Какое?.. Базуки, «стингеры»? – усмехнулся он.

– Достаточно и четырех «Калашниковых». Хорошо бы и ручной пулемет…

– Ну! – запротестовал он. – Где я тебе столько патронов наберу?

– Хорошо. Остановимся на четырех автоматах, – говорю, – и еще: четыре каски и четыре комплекта обмундирования для десантников, – вошел я в раж.

– Это труднее.

– Черт с ней, с формой! – Я покладистый. – А каски?

– Обеспечу.

– Ну, пока. Позвоню.

И мы расстались. Я постарался не задерживаться, уж очень лихо перемешивал он порох.

Теперь я был застрахован от всяких случайностей. Если вдруг не понадобится столь внушительный арсенал, тем лучше. Справимся голыми руками. Рэкетиры тоже бывают разными: одни вооружены до зубов, другие обходятся ножами, третьи – дубинками и кулаками. Но лучше не рисковать и все предусмотреть заблаговременно.

Четыре недели прошли в трудах праведных в Южном порту столицы. С Кирпичом мы встречались на службе каждый день, я ему все рассказал. Он одобрил. С ним хоть в огонь, хоть под воду!

Заскочил и второй раз к Гене – на всякий случай сообщил о своем замысле, хотя он и не спрашивал, относясь ко мне с полнейшим доверием. Но в конце концов он рисковал больше всех, поэтому я посчитал, что ему все-таки необходимо знать.

– Раз нужно, значит, нужно. За правое дело хоть на каторгу!

Романтик он, Гена. Как я.

Несколько раз ко мне приходил Петрович и, нервничая, интересовался, не передумал ли я и что именно не передумал.

– Чем меньше знаешь, тем легче жить. На это он лишь вздохнул:

– А может, не надо?

– Чего не надо.

– Ничего. Вдруг это опасно!

– Все хорошее в жизни – опасно. Даже с девушками гулять.

– Это понятно, – неправильно понял он меня. – СПИД.

Вот уж не ожидал от него. Интеллигент, личность!

– Жене могут донести, – рассмеялся я.

Он покраснел:

– Все шутите. А мне вот не до шуток. Не знаю, что конкретно вы задумали, а лучше – бросьте. Жизнь дороже денег!

– А принципы еще дороже.

Я его предупредил, что, возможно, в назначенный день ОНИ не явятся, а позвонят по телефону. Пусть тогда спокойно едет в любое место, которое назначат. В любое! Отдаст деньги, а дальше…

– А дальше? – затаил он дыхание.

– Дальше заговорят орудия главного калибра, Петрович.

Он задумался. А потом говорит:

– Если вам удастся вернуть деньги и эти разбойники от нас, наконец, отвяжутся, можете оставить деньги себе.

– Петрович, за кого ты нас принимаешь!

– Нет-нет-нет! – замахал он руками. – Уговор! Иначе я не согласен.

И побыстрей ушел, чтоб я не успел его сломить своим благородством. Тогда-то я и подумал: а что если создать организацию, можно и кооперативную, против рэкетиров. И название подходящее сразу нашлось: «Антирэкет». Подбираю здоровенных ребят, сидим, ждем клиентов. Все по таксе. Налоги и прочее. И процент с награбленного, хотя бы по тарифу для кладонаходчиков!..

А что касается тех двух тысяч, то Петрович не очень уж не прав. Лично мне ничего не надо, а двум парням Гены подкинуть бы надо, да и Витюне – на бензин. Любой труд должен быть вознагражден. По справедливости. Петрович – мой сосед, а не их. Он их не лечил.

Ну, там видно будет. Плохая примета – еще незаработанное делить. И о кооперативе «Антирэкет» еще будет время подумать. Посмотрим, как пройдет первая операция. Если удачно, наша четверка и составит костяк будущего кооператива. Вон хозрасчетные же, индивидуальные сыскные агентства разрешены?.. Молодчина ты, моя голова. Я тебе бороду отпущу!

Я внутренне расхваливал сам себя, практически еще ничего не сделав. Но был уверен, что сделаю. Где наша не пропадала! Я везучий – тьфу, тьфу, тьфу. Мне бы не водолазом быть – заметьте, я считаю это самой лучшей для меня профессией, – а мушкетером, авантюристом, благородным пиратом, наконец. Я родился не там и не вовремя, хотя – именно там и абсолютно вовремя. «В жизни всегда есть место подвигам» – помните темы наших школьных сочинений? Очень неглупая тема. Только мы почему-то катали страницу за страницей о молодогвардейцах или о строителях БАМа, а не о своих же пацанах, которые вдруг вступались в подворотне за того, кому скопом били морду. А потом оказывалось, что били по делу, за донос иль другую подлянку. Но подвиг-то все равно был, раз кто-то не стерпел, что втроем-вчетвером метелят одного!

Нет, я себя к героям не причисляю. Надо быть просто самим собой, а не притворяться и подыгрывать.

Однако продолжим историю. Иначе надолго застрянем на месте, как корабль на мели. На мелком месте всегда разводят большую философию. И я не исключение.

Назначенный день приближался. Мне могут сказать, что я заранее шел на нарушение закона. Ну и что? А если закон не может защитить кого-то! Впрочем, я уже говорил, что тогда и закона против рэкета не было. Если удавалось, их наказывали по другим статьям. Ну, а я готовился защитить слабого. На моей стороне были не какие-то законодательные права, а моральное право. И потом, мы же с вами не на суде. Кто меня осудит?.. Где доказательства?.. Свидетели?.. Где истец?.. Где потерпевшие?.. Так-то.

В тот день я уже с утра сидел в очереди в приемной ветстанции с бездомным котом на коленях, пойманным накануне для конспирации. Пришлось скормить ему с молоком безвредную дозу снотворного, выданную Петровичем. Кот попался мне боевой, злющий, кусался, как собака, и царапался. Из опасения, что он может сорвать начало операции, я его и нейтрализовал на время. Теперь он дрых без задних ног.

Витюня с двумя молодцами, вызванными Геной, ожидали меня в машине за углом. Заказанный арсенал находился там же. Гена не подвел. Стоит ли уточнять, что на этот день мы с Кирпичом взяли отгул.

Посетители, иные тоже со своими мурлыками, сочувственно посматривали на моего неподвижного котяру.

– Он всегда такой? – проникновенно спросил кто-то.

– А может… преставился? – ахнула сердобольная старушка.

– Не знаю, – обреченно ответил я.

– Товарищи! – вскочила старушка. – Пропустим гражданина без очереди!

Это не входило в мои планы. Наоборот, я сам собирался пропускать всех без очереди, когда дойдет до меня. Может, мне здесь весь день сидеть.

– Ничего-ничего, – отмахнулся я. – Ему уже все равно.

Но очередь все же стала вяло настаивать, надеясь, что я еще раз откажусь и вопрос будет закрыт. Я не обманул их надежд.

– Пусть поспит, три месяца не спал.

– Это бывает – перед случкой, – пробасил мужчина в полотняном берете. – Сам знаю.

И от меня отстали.

Очередь между тем помаленьку продвигалась.

Мужчина в берете придерживал ногами кошелку, застегнутую на молнию вплоть до торчащей на божий свет облезлой кошачьей башки. Она хрипло мяукала.

– Тсс… – цыкал он на нее, устроившись у самой врачебной двери, и прислушивался, будто за ней творилось невесть что интересное. Встречаются такие любознательные типы.

За дверью послышался звонок телефона. Буквально через несколько секунд она внезапно распахнулась, чуть не оторвав голову у Берета, который почти прилипал к ней ухом, и Петрович стремительно вышел в коридор.

Незаметно мне подмигнув, он направился к выходу, торопливо снимая белый халат. Я засеменил за ним, не выпуская кота:

– Доктор, у меня…

Он вроде бы нетерпеливо склонился, стоя ко всем спиной, над моим питомцем и быстро прошептал:

– Еду в Дорохово электричкой. У «Хозяйственного» в двенадцать! – И громко: – Покой! Прописываю полный покой, и все. Не горячитесь, берегите свое здоровье! – Не удержавшись, намекнул он.

Бросил халат на свободный стул, и уже у выхода обернулся к очереди:

– Прием будет продолжать ветврач Сергуткин в соседнем кабинете.

– Какой заботливый, – умилилась старушка.

На улице Петрович свернул в одну сторону, а я в другую. За углом переулка я бережно положил разомлевшего кота подальше в густую траву, а затем украдкой выглянул на улицу.

Наши предосторожности не оказались излишними. За Петровичем, независимо держась в сторонке и очень торопясь, шагал тот мужчина в полотняном берете, из очереди, с кошелкой. Почему он не остался на прием?.. Так и есть, он, озираясь, мимоходом выбросил котофея на обочину – тот задал стрекача.

В общем, я предполагал, что у них тут могут быть свои глаза и уши. Недаром Берет прислушивался у двери. Все было рассчитано заранее. Он знал, во сколько позвонят, и следил, не позвонит ли затем Петрович куда-то, не сообщит ли что-то медсестре или кому-то в приемной. Одного я не мог предположить: что их соглядатай так же прихватит для маскировки кота.

Теперь Берет будет вести Петровича до самого Дорохова и продолжать слежку, будет ли тот звонить по пути из телефонной будки, или, может быть, встретится с кем-то подозрительным.

Спросите, почему они раньше-то приходили безбоязненно. Так тогда они ничем не рисковали. Не пойман, не вор. Они же являлись не за деньгами, отлично понимая, что такой суммы у Петровича при себе тогда быть не могло. А теперь дело шло на полном серьезе, и надо было все предусмотреть. В шнурок они не сморкались. Я лишний раз убедился, что всегда нужно рассчитывать на серьезного противника. Видать, не напрасно была подготовлена моя боевая группа.

– По коням, – сказал я, залезая в «Ниву» и скомандовал Кирпичу. – В Дорохове! По Минке.

– А я-то думал, по Варшавке, – не остался он в долгу. Я тоже хорош, нашел кого учить. Просто вырвалось. Примерно через час мы подъехали к хозяйственному магазину на станции Дорохово. Еще на шоссе я выставил в приоткрытое окно концы, предусмотрительно захваченных складных удочек. Хорошее прикрытие. За городом везде годится.

У магазина мы тоже не остались белой вороной. Здесь стояло несколько машин, одна с целым пуком удилищ на багажнике крыши. Все нам благоприятствовало.

Мы прибыли раньше срока и поэтому потолкались в магазине. Кирпичу повезло, он купил дверной замок – исключительно тот, который давно высматривал.

Сейчас, когда прошло время, я понимаю, что они были не глупее нас. Серьезно все продумали наперед, предполагая даже, что телефон Петровича в тот день мог стоять на прослушке, если он загодя опять обратился в милицию. Разумеется, рэкетиры могли позвонить ему и в другой день, но где гарантия, что у него вновь будут с собой деньги. Снова договариваться?..

Они исходили из того, что он все же в милицию не ходил, а, значит, телефон чист. Если же он на них настучал и номер прослушивается, то московская милиция за восемьдесят километров в Дорохово не поедет – не тот случай. А попросту звякнет прямо туда, чтоб местные блюстители порядка проследили за Петровичем (точные приметы) прямо у «Хозяйственного» в двенадцать дня.

Потому-то, когда, наконец, прибыла последняя, перед дневным перерывом, электричка, – Берет, сопровождавший Петровича, и направился сразу к плотному парню с носорожьей шеей, загоравшему у входа в местную милицию, напротив хозяйственного магазина. Они о чем-то пошептались. О чем? Берет, очевидно, сказал, что хвоста нет и поднадзорный никуда по пути не звонил. А здоровяк, вероятно, в свою очередь, тоже поделился соображениями: и в милиции, и около нее ничего подозрительного не наблюдалось. К магазину, мол, никто, ни в форме, ни в штатском, из отделения не выходил. Полный порядок!.. Лишь вдали, за привокзальной площадью, виднелся одиночный милиционер, да и он вскоре куда-то ушел.

Дальше все свершилось быстро. Здоровяк, Берет и еще пятеро амбалов с разных концов площади подошли к Петровичу, увели его за трансформаторную будку; потом он вышел, направляясь обратно к станции, а они двинулись в нашу сторону. Вид у них был довольный, посмеивались, выгорело-таки. Теперь, мол, будем доить клиента без конца.

Я не опасался, что они разойдутся и отправятся потом, допустим, поодиночке в Москву на следующей иль позаследующей электричке. Смогу уж кого-нибудь выследить. Что у меня, ног нет? Кирпич с ребятами поедут назад сами по себе и будут ждать в условленном месте. Ходов было хоть отбавляй, что у них, что у нас.

Но чутье подсказывало: сразу расходиться они не будут. Не те люди. Дележка предстоит. Надолго откладывать не станут. А, значит, возвращением в Москву и не пахнет. Тем более следующая электричка пойдет после перерыва, не раньше, чем через час. В людном месте делить деньги они не решатся. Это нам на руку. Наверное, и само Дорохове выбрали неспроста. Может, кто-то из них живет здесь или поблизости.

Они прошли мимо нас в винный магазин, нагрузились и сели в рейсовый автобус, по-моему, «Дорохове – Новая Руза».

В общем, они вылезли километров за двадцать от станции, где располагалось чье-то садоводческое товарищество. Тут еще строились: там и сям виднелись времянки, хибары, но красовались и новехонькие, готовые уже коттеджи, как правило, на самых лучших местах – по Сеньке и шапка. День был будний, народу почти никого…

Делая вид, что остановились помыть у ручейка машину, мы проследили издали за компанией наших мазуриков. Они, по-прежнему весело гомоня, прошли до самого дальнего, у выступа леса, островерхого терема и там исчезли.