Текст книги "Миры Бесконечности"

Автор книги: Акеми Дон Боумен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Глава 23

Ахмет отрывает взгляд от своего рабочего стола и смотрит на меня поверх очков в толстой оправе.

– Входи, входи.

Я молча закрываю за собой дверь, а уголки моих губ растягиваются в легкой улыбке.

– Ты сохранил свой рецепт на очки? Должна признаться, когда я проснулась в Распределителе и поняла, что вижу без контактных линз, это ощущалось как суперсила.

Он смеется, отчего на его коричневой коже появляются морщинки.

– Я сохранил шрам, но выбросил очки. – Он снимает те, что сидели на его носу, и протягивает их мне. – Посмотри сама.

Я надеваю их и раскрываю рот от удивления.

– Ого, – выдыхаю я, пытаясь осознать увиденное.

Очки напоминают промышленную лупу, в которую засунули целый компьютер. Каждый объект, на который падает мой взгляд, тут же сканируется. А у меня перед глазами вспыхивают какие-то непонятные мне цифры, буквы и уравнения. А вот Ахмет явно знает, как распорядиться этой информацией. Я осторожно снимаю их и возвращаю товарищу.

– Это было… познавательно.

Я моргаю несколько раз, чтобы глаза привыкли к обычному миру.

А Ахмет надевает очки и подталкивает их на переносицу:

– Я не могу допустить и малейшей ошибки.

Он поднимает кусок металла и внимательно разглядывает его. Тот по форме напоминает маленькую коробочку, но каждую его поверхность покрывают странные печатные платы.

– Что это будет? – с любопытством спрашиваю я, просматривая его наспех сделанные заметки и наброски.

Хижина Ахмета, как и Гила, заставлена кусками металла. Только Ахмет не создает скульптуры, а изобретает оружие, которое однажды поможет им остановить Колонистов.

– Я очень давно над этим работаю, – признается он, а затем прижимает палец к одной из сторон коробочки.

На вид ничего не меняется, но, судя по тому, насколько сконцентрирован Ахмет, где-то внутри микроскопический кусочек перемещается на новое место.

– Что эта штука делает? – интересуюсь я.

– Пока ничего. Но я не оставляю надежды, что однажды она сможет отключать сознание Колонистов. Что-то вроде компьютерного вируса. Она собьет их программу.

– Ты собираешься показать Колонистам «синий экран смерти»?[8]8
  «Синий экран смерти» – так называют сообщения о критической ошибке в операционных системах Microsoft Windows, после которых она перестает запускаться.


[Закрыть]

Он молчит несколько мгновений, а затем задумчиво хмыкает:

– Да, наверное. Но у меня здесь не так много возможностей. Да и стоит быть осторожнее с Колонистами, ведь через несколько минут они придут в себя и могут вызвать весь Легион Гвардейцев.

– Но это может пригодиться в чрезвычайной ситуации, – добавляю я.

– Возможно, – говорит он. – Но если мне удастся добавить еще один элемент, чтобы спутать не только их программный код, но и затереть воспоминания… – На лице Ахмета появляется улыбка. – Тогда у нас появится то, для чего стоит придумать название.

Теперь я понимаю, почему Анника считает инженеров ключом к победе в войне. Заклинатели и укрыватели талантливы, но инженеры… Они могут вообще изменить мир.

А раз они умеют влиять на Бесконечность, означает ли это, что они могут отменить какое-то действие в ней?

Я обдумываю эту мысль, пытаясь подобрать правильные слова.

– Как думаешь, могут люди вернуть разум после того, как приняли таблетку?

Ахмет опускает руки на несколько сантиметров и задумчиво кривит рот.

– Я и сам задавался этим вопросом, – признается он. – Но, думаю, если бы такое случалось, мы бы уже знали об этом.

– Но что будет с людьми, если мы победим королеву Офелию? С теми, чьим разумом управляли Колонисты? – спрашиваю я. – Они придут в себя?

Он пожимает плечами:

– Думаю, ответы на эти вопросы мы узнаем, лишь когда наступит этот славный день.

Я прикусываю губу от разочарования:

– А вы хоть раз приводили кого-то из них в Поселение? Чтобы узнать, сможете ли вернуть им разум?

Ахмет откидывается на спинку стула, и на его лице отражается понимание:

– Ах, тебя волнует Мартин.

У Тео в отличие от большинства из нас есть член семьи в Бесконечности. И я не могу просто забыть об этом, как того хочет Анника. Не могу просто бросить его.

– Его держат в Зимней Крепости, – говорю я. – И если бы мы нашли способ освободить его… привести сюда… вы могли бы ему помочь?

Возможно, тогда появился бы способ помочь и другим.

Ахмет с печальным видом пожимает плечами:

– Мы не знаем, что делают Колонисты, чтобы взять под контроль разум человека. Возможно, они следят за ними, забираются в их мысли. А что, если, доставив сюда Мартина, мы выдадим местоположение Поселения? Мы не можем так рисковать ради призрачной надежды. Слишком много поставлено на карту.

– Даже ради брата одного из нас? – спрашиваю я, думая о Мэй.

И о том, на что бы пошла, чтобы защитить ее, окажись она здесь.

– Думаю, нам нужно сосредоточиться на том, чтобы вернуть контроль над Бесконечностью, а затем попытаться исправить ущерб, причиненный Колонистами.

Я смотрю на стол. Он солидарен с Анникой.

Мартина не спасти.

– Нельзя жертвовать кораблем ради одного человека, – говорит он, не сводя с меня глаз.

Я киваю, чтобы показать, что соглашаюсь с ним, но на самом деле мне хочется, чтобы каждая жизнь имела значение. И чтобы каждого хотя бы попытались спасти. Все всегда говорят о большем благе, но не все могут сберечь это большее благо. И когда люди думают, что они ничего не могут изменить, то они сдаются.

Но что, если люди перестанут думать о большем благе и подумают об отдельных людях? О незнакомце, которому они могут помочь. О чьей-то жизни, которую они могут изменить?

Одна капля дождя всего лишь капля. Но когда их много? Они превращаются в ливень.

Так почему в Поселении этого не понимают?

Неужели они пробыли в Бесконечности так долго, что стали бесчувственными к мелочам? Колонисты – искусственный интеллект, который пытается походить на человека. Но что, если люди, проведя здесь столько времени и сражений, стали походить на роботов?

Почувствовав себя виноватой за подобные мысли, я отталкиваю их. Уверена, остальные бы разозлились на меня, узнав, о чем я думаю.

– Мне пора идти. Шура говорит, что мне нужно подготовить другое платье на случай нового фестиваля.

Я поворачиваюсь к двери.

– Подожди, у меня есть просьба, – начинает Ахмет, кладя коробочку на стол и поднимая странный серебристый кусочек в форме полумесяца. – Можешь передать это Гилу? Я все время забываю это сделать при встрече. А вы ведь тренируетесь вместе каждый день.

Я почесываю локоть, чувствуя неловкость.

– Мы решили больше не тренироваться вместе.

– Гил не говорил об этом. – Он хмурится. – Вы поссорились?

– Не уверена, что мы вообще когда-то жили в мире. Мы не сходимся во взглядах.

– В вопросах тренировок?

– Вообще по всем вопросам. – Я протягиваю руку за куском металла. – Но могу занести к нему в хижину. Это как раз по пути.

– Спасибо, – говорит Ахмет, опуская предмет в мою ладонь. – Если тебя это утешит, Гилу всегда требуется время, чтобы довериться новому человеку.

– Понимаю, – отвечаю я и пожимаю плечами, словно это не имеет большого значения.

– Я сказал ему, что не сомневаюсь в тебе. И уверен, что ты поступишь правильно.

Я прижимаю кусочек в форме месяца к животу и хмурюсь:

– Почему ты так считаешь?

– Давай назовем это интуицией. – Он поправляет очки на носу. – Я считаю, что довольно хорошо разбираюсь в том, как все работает. В том числе и в людях.

Я покидаю хижину Ахмета и поднимаюсь по винтовой лестнице на следующий ярус. А добравшись до дома Гила, трижды стучу в дверь. Она слегка приоткрыта – большинство людей в Поселении не ставят замки, – поэтому я толкаю ее и заглядываю внутрь.

– Гил? – зову я.

Но он не отзывается.

Мне видно его верстак. На нем та же скульптура, и она до сих пор не закончена, а на полу рядом с ним виднеется скомканный лист бумаги. Может, он снова отправился за мусором?

Я захожу внутрь и подхожу к одному из маленьких столиков, где оставляю кусок металла в виде полумесяца, чтобы Гил сразу же увидел его. Часть меня радуется, что не пришлось с ним общаться, но другая уверена, что он специально избегает меня. Мы не виделись с того дня, как я отбросила его к стене тренировочного зала.

И, думаю, это вполне веская причина избегать кого-то.

Я выхожу на металлическую платформу и тут же натыкаюсь на Шуру, которая подпрыгивает от нетерпения поделиться со мной какими-то новостями.

– Тебе точно понадобится другое платье, – ликует она, подходя ко мне. – Случай с Тео принес нам пользу. Мама получила информацию, что принц Келан проведет встречу со своим Легионом Гвардейцев, чтобы внести изменения в план обеспечения безопасности, подготовленный к Ночи Падающей звезды.

Я хмурюсь:

– И в чем же здесь польза?

Ведь экстренное изменение плана означает, что на празднике будет больше Гвардейцев. Понимаю, я еще новичок, но не сомневаюсь, что столько внимания только вредит шпионам.

– Потому что теперь мы сможем точно узнать, что будут обсуждать на встрече, – взволнованно объясняет Шура. – Где расставят Гвардейцев и точное время их караула.

– И часто принц Келан приглашает незнакомок на совещания по безопасности? – спрашиваю я, не скрывая сарказма.

– Ох, как же в тебе мало веры, – качает головой Шура. – Тебе и не придется присутствовать на встрече лично, а всего лишь нужно установить это маленькое устройство в зале совещаний. А об остальном мы позаботимся из Поселения.

Она поднимает ладонь и показывает мне предмет не больше пуговицы матово-черного цвета.

Я беру его и кручу в руке:

– И вы услышите все, что там будут обсуждать?

– Еще и увидим, – говорит Шура. – Ахмет изобрел этот прибор незадолго до твоего появления. Мы уже разместили их во всех возможных местах города, но сейчас у нас есть возможность установить его во дворце.

Я чувствую, как все сжимается в груди. Они отправляют меня на новое задание.

Поручают мне еще одну миссию.

В прошлый раз все прошло не совсем гладко, но и не ужасно. Возможно, с каждым новым заданием я буду чувствовать себя все увереннее, и у меня станет получаться все лучше.

Многие люди хороши в том, что им не всегда нравится. И я продолжу собирать информацию, чтобы убедиться, что у людей будет загробная жизнь, а не потому, что мне нравится лгать. На самом деле я ненавижу это делать. Из-за этого я чувствую себя самозванкой. Обманщицей.

Мои мысли уносятся к Зимней Крепости и Мартину. И в голове невольно возникает вопрос: «А стало бы мне легче, если бы я преследовала иную цель?»

Наверное, именно так люди оправдывают себя, когда приходится лгать. Мы воспринимаем это как ужасный и неприемлемый поступок, пока он не приносит нам какую-то выгоду. И как только это случается, мы ищем для себя оправдание.

Возможно, мы все лжем… и в первую очередь самим себе.

– Совещание состоится завтра днем, и ты можешь побывать во дворце, пока принц Келан будет встречаться со столичными Канцлерами в Зимнем районе, – добавляет она.

– Как вам удалось все это узнать?

– Так же, как мы получали информацию до твоего появления. Гвардейцы слишком много болтают, когда считают, что на них никто не смотрит. – Шура подмигивает. – Пойдем сделаем тебе что-нибудь такое, что не будет привлекать излишнего внимания, но при этом поможет тебе вписаться в общество придворных.

Она протягивает ладонь, чтобы взять меня за руку, но затем замирает, осознав, из двери чьей хижины я только что вышла. Хмыкнув, она приподнимает одну бровь.

– Ахмет попросил меня занести одну вещь Гилу, – тут же выпаливаю я.

Улыбка Шуры становится шире.

– Перестань так на меня смотреть. Это не то, что ты подумала.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – отвечает она, подняв руки перед собой.

А затем начинает хихикать, как делают подружки над шуткой, которую понимают лишь они. И я не знаю, радоваться такому взаимопониманию или рассердиться, что, несмотря на все попытки стать сильнее, я все еще не могу впустить в свое сердце жителей Поселения.

Глава 24

Ахмет высаживает меня за парфюмерным магазинчиком, расположившимся чуть севернее рынка. В отличие от спирального холма, на котором я побывала в Базарный день и где были импровизированные ларьки и передвижные прилавки, парфюмерные магазины находятся в конце главной улицы в Весеннем районе среди домов с террасами, которые украшены разноцветными камнями.

Широкие эркеры демонстрируют, что находится внутри каждого магазина. На подставках, обитых зеленым бархатом, расставлены стеклянные бутылочки с парфюмом. Некоторые из них украшены золотистыми узорами, другие покрыты драгоценными камнями или кусочками металла причудливой формы. И все без исключения похожи на миниатюрные скульптуры, наполненные жидкостью пастельных тонов до самого горлышка.

Я чувствую запахи свежего хлеба и теплого медового масла, и сердце замирает в груди.

Я вижу маму на кухне, она сыплет корицу в миску, наполненную взбитыми яйцами. На ее лице улыбка, а волнистые каштановые волосы заправлены за уши. И на мгновение я вновь ощущаю материнскую любовь.

Вновь чувствую себя любимой.

– Этот запах… – выдыхаю я, борясь с подступающими слезами.

Ахмет морщится.

– Это из-за духов. Они пахнут, как твои лучшие воспоминания. – Видимо, он замечает, как это расстраивает меня, поэтому учтиво отводит взгляд. – Через некоторое время станет легче. Постарайся не забывать этого.

– Легче потому, что я привыкну к этому, или потому, что воспоминания начнут стираться из памяти?

Ахмет поджимает губы и ничего мне не отвечает.

Я выхожу из машины и ловлю свое отражение в витрине одного из магазинов. На мне платье темно-серого цвета с длинными рукавами и высоким воротником. Ткань плотно облегает талию, длинные шелковые юбки мягкими складками опускаются до пола. А подол украшает искусно выполненная вышивка золотистой нитью в виде птицы.

Я касаюсь пальцами кос, переплетенных в виде короны. Сейчас я совсем не похожа на себя. На меня смотрит незнакомка. Самозванка.

Но самое ужасное то, что я чувствую себя такой… не только среди Колонистов.

Жители Поселения хотят, чтобы все Колонисты пропали из Бесконечности, а Колонисты хотят того же для людей. Но я не уверена, что готова примкнуть к ним. Не уверена, что уничтожение того, чего мы не понимаем, – способ доказать, что мы заслуживаем остаться.

Знаю, что веду себя нечестно по отношению к Колонистам, выдавая себя за одну из них. Но стоит ли считать нечестным то, что я не сказала жителям Поселения о своих чувствах? Или это означает, что я нечестна по отношению к самой себе?

Как я могу быть Героем, обманывая всех и вся?

«Необязательно быть Героем. Нужно просто сделать все, что в твоих силах, чтобы помочь этому миру», – говорю себе я, закрывая глаза, чтобы не видеть свое отражение.

А затем поворачиваюсь к Ахмету:

– Я вернусь до заката. Но если так и не появлюсь, значит, что-то пошло не так.

– Да хранят тебя звезды, – со слабой улыбкой говорит он. – Потому что святые давно нас покинули.

Я шагаю по тропинке, тянущейся по окраине Весеннего района под сенью цветущей вишни, которая растет по обеим сторонам улицы. Мне встречаются на пути несколько Колонистов, но большинство из них сидят дома. Я вижу через большие окна целые компании, которые веселятся и выпивают, продолжая вечеринки, начавшиеся прошлым вечером.

Интересно, не скучно ли им делать одно и то же изо дня в день? И что изменится, когда в один прекрасный день они поймут, что быть человеком для них недостаточно?

Я пересекаю границу района, и свежие весенние ароматы исчезают, сменяясь еле слышным запахом хрустящего от мороза леса. Хотя температура воздуха не меняется.

Путь до дворца занимает много времени и проходит через леса, лабиринты изгородей и туннели из переплетенных крон деревьев, но я ни на мгновение не теряю бдительности. Я никому не могу здесь доверять. Анника предупредила, что даже леса могут шептать.

Поначалу я решила, что это просто фигура речи, пока Шура не сказала, что тоже слышала шепот в Голоде.

Не буду лгать, мысль о предательских шепотках меня пугает. И не потому, что я считаю, будто в Бесконечности существуют призраки. На самом деле это мы здесь призраки. А раз это не что-то сверхъестественное, значит, этот шепот что-то издает. Вернее, кто-то.

Некоторые говорят, что он возникает, когда за ними наблюдают.

Я содрогаюсь, думаю о королеве Офелии, сидящей на своем троне в Столице. Ее черные глаза подмечают малейшую деталь. И эта мысль вызывает страх прикоснуться к своему запястью. А вдруг я ненароком вновь навещу ее?

Ради блага всего Поселения надеюсь, мы никогда не услышим шепота в Победе.

Когда я выхожу на очередную поляну, в поле зрения появляется дворец. Его шпили пронзают облака и напоминают струйки дыма, вырвавшиеся на свободу. Каждое окно украшено серебристыми рамами и полированными наличниками из камня с искусной резьбой. Сам дворец тоже сделан из камня, но такого неестественно белого оттенка, какого мне никогда не доводилось видеть в жизни. Он словно отражает свет до каждой частицы, из-за чего вокруг все приобретает какое-то эфемерное сияние.

Голограмма не передает всю красоту этого места.

Я практически ощущаю, как устройство размером с пуговицу прожигает карман платья и возрождает опасения, от которых сводит живот.

Но мне нельзя медлить… так что я поднимаюсь по ступенькам и захожу в двери дворца, прежде чем призывы вернуться заполнят мой разум.

Я ожидала увидеть мраморные стены и сверкающие люстры, но, переступив порог, оказываюсь в миниатюрном лесу. Вокруг возвышаются березы, мерцая на свету тысячами крошечных серебристых листьев на тонких ветвях. Некоторые деревья переплелись, создавая дверные проемы и арки, ведущие в другие комнаты. Даже широкая двойная лестница сооружена из отполированных белых ветвей, гладких на ощупь и в два раза толще, чем моя рука. Перила оплетают лозы серебристого плюща, в которых виднеются огоньки. Пол чист, как стекло, и блестит, как свежевыпавший снег на горе. А плавающие лампочки зависли под зеркальным потолком, напоминая звездное небо.

Две Колонистки спускаются по левой лестнице. Их приглушенные голоса эхом разносятся по парадному холлу. Их платья струятся за ними по ступеням, словно вода. Они оба розового цвета, но одно гладкое и с низким вырезом, а второе вздымается от нескольких слоев тюля. Когда они достигают нижней ступени, то вежливо кивают мне, а затем рука об руку проходят через одну из высоких арок.

– Могу я чем-нибудь помочь? – раздается позади меня тонкий, как у птички, голос.

Я поворачиваюсь и вижу перед собой девушку с пустым взглядом. Ее волосы собраны в два пучка, на теле – белое одеяние, с рукавами, плотно обхватывающими ее предплечья. Руки обвивает тонкая полоска серебра с темно-синим драгоценным камнем посредине.

Синий цвет указывает на то, что это прислуга дворца.

Я добавляю повелительных ноток в голос, чтобы изобразить манеру, с которой Колонисты обращаются с людьми. «С которой люди разговаривали с Офелией при моей жизни», – всплывает у меня в голове.

– Нет, в этом нет необходимости, – резко отвечаю я.

Ахмет сказал мне, что дворцовые слуги никогда не станут расспрашивать Колониста. У них нет для этого причин: их привели сюда служить, а не шпионить.

– Для меня честь услужить вам, – склонив голову, отвечает она, а затем скрывается в другой комнате.

При виде человека, бродящего по дворцу без разрешения, тут же призовут Легион Гвардейцев. А Колонист не вызывает никаких подозрений.

Думаю, один из недостатков мира Офелии в том, что Колонисты слишком доверяют себе подобным. К счастью для нас, мы можем использовать это против них.

Я направляюсь в правое крыло дворца, где за каждой дверью – библиотеки и художественные галереи. Потолки здесь расписаны серебристыми цветами, а пол устилают блестящие плитки.

Пока я шагаю по коридору, меня охватывает странное чувство, будто я здесь уже бывала. Словно все здесь мне уже знакомо. Думаю, это вызвано Обменом воспоминаниями с Анникой. Видимо, кто-то уже побывал здесь и видел эти стены, а затем смог вернуться в Поселение, чтобы передать эту информацию.

Можно даже не спрашивать, находятся ли эти люди сейчас во дворце. Будь это так, меня бы не отправили на это задание.

Тот, кто получил карту этих коридоров, сейчас – в более ужасном месте. Возможно, его забрали в Зимнюю Крепость или вовсе отправили в герцогство Войны. А может, он уже принял таблетку.

Я отвожу глаза, проходя мимо другого слуги-человека. От вида их серебристого браслета у меня в венах стынет кровь. Состоял ли кто-то из этих людей в Сопротивлении? Скольких прислали сюда из Войны и Голода?

Мог ли кто-то из них осознавать происходящее?

Звуки шагов слуги затихают вдали, и я одергиваю себя. Сейчас не время проявлять любопытство.

Зал совета находится в конце коридора, выделяясь двойными дверями и богато украшенными серебряными ручками. Я оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что в коридоре никого нет, а затем тихо проскальзываю внутрь.

Открытые балки перекрещиваются под сводами потолка, с которых свисают массивные металлические люстры с белыми свечами, мерцающими в своих колыбелях. Овальный каменный пол упирается в широкую арку, ведущую на балкон. Расположенный в центре зала длинный стол окружен как минимум двумя десятками одинаковых стульев, а во главе стоит трон из железных ветвей и белого бархата. В центре стола нарисован символ герцогства Победы: волк с тремя хвостами.

Я обхожу помещение, выискивая место, куда можно спрятать устройство. У противоположной стены стоит дубовый стеллаж с пергаментами и картами. Но их там столько, что, похоже, его очень часто используют. А мне нужно место, куда станут заглядывать как можно реже.

Мой взгляд останавливается на одной из висящих картин. Это портрет принца Келана в раме из полированного серебра, на которой выгравированы листья и распускающиеся розы. Если при нашей встрече мне увиделась мягкость в выражении его глаз, то здесь ее точно нет. Брови сурово насуплены, челюсти сжаты, одна рука сжимает рукоять меча, прикрепленного к поясу, а вторая упирается в бок. Белая меховая накидка свисает с плеч, а на стеганом жилете виднеется серебристая строчка.

И на голове корона из ветвей.

Я провожу пальцем по краю рамы и поднимаю взгляд на самый верх. Портрет большой. Слишком большой, чтобы его часто перевешивали с места на место.

Под грохот колотящегося сердца я подставляю один из стульев к портрету, а затем забираюсь на мягкую подушку. Подрагивающими руками я достаю устройство из кармана, после чего кладу его на верхнюю часть рамы рядом с одним из бутонов серебряных роз.

Я быстро спрыгиваю обратно на пол и возвращаю стул на место. А потом с облегчением смотрю на знакомое лицо на портрете, впитывая каждую его черту.

«Я превратила принца Келана в шпиона Поселения», – всплывает в голове мысль, вызывая легкую улыбку.

По коридору эхом разносятся голоса, которые сменяет шорох шагов у самой двери.

Резко втянув воздух, я бросаюсь к балкону и прижимаюсь к внешней стене. Легкий ветерок колышет прозрачные занавески, которые совершенно не скрывают мое укрытие. Они никак не защитят меня, если Колонист решит выйти на балкон. И я не уверена, что мне не станут задавать вопросов, что я делала в одиночестве в Зале советов, только из-за моего сходства с Колонистами.

Дверь открывается с тяжелым скрипом, и кто-то переступает порог. Я лихорадочно ищу выход из положения. Балкон расположен над одним из многочисленных дворцовых садов, выступая на несколько метров из стены. Мое сознание недостаточно сильно, чтобы я спрыгнула с балкона, расположенного на третьем этаже, и не почувствовала удара. Полученная боль точно лишит меня самообладания и маски Колониста, а ведь мне еще предстоит вернуться в Весенний район. Да и, спрыгнув с такой высоты, я не уверена, что вообще смогу подняться.

Я смотрю на ближайшее окно, за которым, если не ошибаюсь, находится библиотека. Если буду осторожна, то, возможно, смогу добраться до нее и укрыться там.

Я уже начинаю отворачиваться от занавесок, как до меня доносится глубокий голос, от которого по шее расползаются мурашки.

– Мой брат играет с огнем, – говорит принц Эттор. – Мы не можем позволить этому продолжаться.

– Легион Гвардейцев не даст причинить ему вреда, – торопливо отвечает незнакомый голос с резкими нотками.

Голос, который намекает, что хранит какую-то тайну.

– Меня не заботит мой брат… Меня волнует, чтобы он не потащил за собой все четыре герцогства, когда на месте Победы останутся лишь руины и пепел, – парирует принц Эттор. – Пришло время действовать.

– Вы все еще собираетесь обратиться к Канцлерам?

– Я уже сделал это. Как бы им ни нравились стремления Калена к идеалам, даже они видят, что ему не хватает желания действовать во благо герцогств. Он стал благодушным.

– Значит, они поддержат вас?

– Да… как только я смогу доказать, что брат не способен править. И если, например, Легион Гвардейцев Победы обернется против него… – голос Эттора затихает.

Незнакомец прочищает горло.

– Легион Гвардейцев верен Победе. И пока принц Келан носит корону герцогства на голове, они не предадут его.

– А что, если он уже предает Победу? И как же твоя преданность?

Незнакомец отходит в сторону, а затем раздается звон металла.

– Многие из нас носят короны.

Шаги принца Эттора становятся громче, видимо, он приближается к балкону. Я задерживаю дыхание, чтобы не выдать себя.

– Может, в этом и заключаются наши проблемы.

В комнате на несколько секунд повисает тишина.

– А что говорит королева?

– Не приплетай сюда королеву, – выпаливает Эттор. – Мне нужна твоя преданность, а не беспокойство.

– Прошу прощения, Ваше Высочество, – оскорбившись, отзывается незнакомец. – Я не хотел вас обидеть.

Тень в арке сдвигается. Я закрываю глаза, еще сильнее вжимаясь в каменную стену.

– Когда я докажу Канцлерам, что брат не способен править, мать увидит правду. В этом герцогстве слишком много людей. И он позабыл, как сильно они нас ненавидят. Они заслуживают, чтобы их раздавили. А не того, чтобы их выставляли напоказ, как часть общества. Чтобы им разрешалось бродить по городу. И его дворцу. – Эттор шипит, словно эти мысли ему противны. – Это отвратительно.

– В Победе к ним относятся по-другому.

– Да. Я видел, как вы обходитесь со своими пленниками, – вкрадчиво отвечает Эттор. – Если бы этот человек оказался в Войне, то ему бы удалили все внутренности только за то, что он посмел прервать праздник. А вы увели его так, словно он заслуживал обходительного отношения.

– Он ничего не знал. И принц Келан считает насилие излишним.

– Победа сделала его мягким. – Эттор замолкает на несколько секунд, прежде чем продолжить: – Вы уверены, что пленник ничего не знал? Его допрашивали? До меня даже в моем герцогстве доходили слухи… что стали появляться люди с пробуждающимся разумом.

– Это всего лишь слухи, Ваше Высочество.

– Жаль. Это была одна из причин, почему я проделал весь этот путь. – Он поворачивается к незнакомцу, находясь так близко, что я даже слышу скрип каблуков. – Любой человек, у которого проявляются зачатки разума, должен быть отправлен в Войну. И, уверен, вы знаете об этом. Если брат нарушает это соглашение, укрывая их в Зимней Крепости…

– Все соглашения одобрены королевой Офелией. Принц Келан никогда не пойдет против воли Ее Величества.

– Качество Келана, которое приносит хоть какую-то пользу.

На мгновение повисает молчание.

– Когда-нибудь мой брат совершит ошибку. И когда это случится, я хочу знать об этом.

– Вы будете знать о каждом шепотке и каждом эхе в этом дворце, Ваше Высочество.

– Твоя верность не будет забыта, Командир Кьяс. – Принц Эттор отступает от балкона. – Грядет война, и любой, кто этого не видит, – наш враг.

Командир.

Осознание, кто разговаривает с принцем Эттором, обрушивается на меня. Келана предают собственные гвардейцы.

Он догадывается об этом? О какой войне говорил Эттор? О войне между людьми и Колонистами или о войне между братьями? Между герцогствами?

Шаги отдаляются от балкона, поэтому я пользуюсь моментом, чтобы сбежать. Я перекидываю ногу через перила балкона и хватаюсь за выступающие из стены камни. Осторожно подбирая, куда поставить ногу, я радуюсь, что платье достаточно легкое и не тянет меня вниз своей тяжестью, пока я ползу вдоль стены.

Добравшись до окна библиотеки, я трачу некоторое время, чтобы открыть его. Но в итоге рама поддается, и у меня появляется возможность проскользнуть внутрь. Ноги ступают на мягкий ковер, и я по-кошачьи слегка сгибаю колени.

Библиотека от пола до потолка забита разномастными книгами, а воздух наполнен запахами потертой кожи и пыли. Длинный белый диван расположен напротив незажженного камина, а на стене висит гобелен с изображением Четырех герцогств. Лабиринт из живой изгороди, обозначающий Победу, пламя – Войну, океан – Голод и единственный цветок посреди мертвой земли – Смерть.

Я тихо закрываю окно и направляюсь к двери. Но на полпути одна из полок привлекает мое внимание. «Черный Красавчик»[9]9
  «Черный Красавчик» – роман английской писательницы Анны Сьюэлл, повествующий о жизни титулованного коня. Считается одной из самых продаваемых книг всех времен.


[Закрыть]. «Удивительный волшебник страны Оз». «Гордость и предубеждение». «Дракула». Я знаю эти названия. Читала эти книги. А некоторые даже не по разу. Книги в Поселении пусты внутри, потому что никто не может вспомнить достаточно слов, чтобы воссоздать их. А здесь, у Колонистов…

Любопытство берет надо мной верх, и я достаю одну из книг с полки, после чего принимаюсь листать страницы. Сердце замирает в груди, когда я понимаю, что страницы заполнены сотнями слов, воскрешающих воспоминания в замысловатом танце. Возможно, Колонисты не способны видеть сны и создавать новые вещи, как люди, но они помнят то, что мы позабыли. Они умеют имитировать.

И, к моему удивлению, в этих далеких Четырех герцогствах, управляемых теми, кто предпочел бы, чтобы нас не существовало вообще, я нашла что-то стоящее спасения.

Не знаю, может, мои действия вызваны эйфорией, бурлящей в крови, но мой взгляд скользит по книгам, пока не натыкается на маленький темно-бордовый томик с золотистыми буквами… который легко помещается в потайном кармане платья.

Я забираю его с полки, оставляя пустое место, и прячу его, как драгоценность. Но, когда поворачиваюсь к двери, встречаюсь взглядом с парой карих глаз. У меня тут же перехватывает горло, словно туда насыпали песок.

Служанка смотрит на меня в ответ, но в ее взгляде не пустота, а что-то похожее на сталь.

Что-то похожее на сопротивление.

Я замираю. Люди во дворце не имеют права расспрашивать Колонистов, но все же…

В ее глазах светится любопытство. А, как говорила Шура, любопытство не то, чем обладают люди, проглотившие таблетку.

– Твой разум не спит? – еле слышно спрашиваю я.

Девушка не двигается. И даже не моргает.

Я делаю шаг вперед, оставляя между нами с десяток сантиметров.

Ее руки прижаты к бокам, и нет никаких признаков, что она сейчас отступит. Никаких признаков, что она нападет или позовет на помощь. Она просто продолжает смотреть на меня.