Текст книги "Миры Бесконечности"

Автор книги: Акеми Дон Боумен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава 26

Тео находится в тренировочном зале. Я смотрю, как он выхватывает из-за пояса нож и кидает его в сторону. Но тот не летит по прямой, а исчезает во вспышке, как молния, а затем появляется в метре от меня и врезается в грудь спарринг-манекена. Тео достает следующий нож, затем еще один и еще. И каждый из них телепортируется к своей цели, словно время и пространство над ними не властны.

Возможно, так и есть.

Я делаю еще один шаг, на этот раз топая громче, чтобы сообщить о своем присутствии. Тео отправляет последний нож манекену между глаз, а затем поворачивается ко мне, тяжело дыша.

– Нами.

Выбившийся локон падает ему на лоб. Несмотря на усталую улыбку на лице, его лоб нахмурен от разочарования.

– Мне жаль твоего брата, – говорю я.

Он отворачивается и сжимает кулак, словно хочет, чтобы в нем оказался еще один нож.

– В произошедшем нет твоей вины. Так что тебе не о чем сожалеть.

– Но, возможно, я бы могла помочь, – возражаю я.

А сама думаю об информации, которую Анника попросила скрыть от него. Думаю о том, как разозлилась бы, если бы кто-то скрывал информацию о Мэй от меня. Но больше всего в голове мыслей о том, насколько, по мнению Офелии, безнадежны люди и как сильно мне хочется, чтобы она ошибалась.

Каждая жизнь имеет значение.

– Я знаю, где он.

Тео ошарашенно смотрит на меня:

– Ты… ты видела его?

– Я подслушала принца Келана. Он приказал своим Гвардейцам отвести его в Зимнюю Крепость.

Плечи Тео опускаются: он надеялся, что положение его брата немного легче.

– А что, если я смогу найти способ связаться с ним? – тихо спрашиваю я. – Хотя бы для того, чтобы выяснить, пробуждается ли его разум?

На лице Тео явно отражается боль:

– Даже если разум Мартина пробуждается, это не имеет значения. Колонисты ждут, что его придут спасать. Так что ты попадешь в ловушку.

– Но они считают, что я одна из них. И если я смогу добраться до него…

– Я не могу вновь подвергнуть Поселение опасности, – перебивает Тео, и я понимаю, что мешки под его глазами вызваны виной, которая мучает его.

Я опускаю плечи:

– Вот как? Неужели мы даже не попытаемся?

Поморщившись, Тео вытаскивает один из своих ножей, а затем проводит пальцем по острию клинка. Лезвие сияет на солнце.

– Ты действительно видела, как служанка плакала?

Я киваю:

– Я не считаю, что их разум полностью заблокирован, как думает Анника.

Он поджимает губы и хмурит брови:

– Жители Поселения никогда бы не одобрили спасательную миссию ради одного человека.

Я колеблюсь, перекатывая мысль в голове, как кусочек глины:

– Возможно… возможно, им и необязательно знать.

Тело Тео напрягается. Он открывает рот, словно собирается что-то сказать, а затем его взгляд устремляется к двери. Его лицо мгновенно становится мрачным, словно кто-то задернул занавес.

А затем… В мгновение ока он бросается ко мне, и едва я успеваю моргнуть, как его нож прижимается к моему горлу. Я инстинктивно отступаю назад, чтобы избежать встречи с его ножом, но тут какая-то тень отрывается от ближайшей стены и устремляется ко мне, а затем обхватывает мои руки и туловище, мешая двинуться.

Я опускаю взгляд и вижу, что меня оплела веревка.

– Что ты делаешь?

Тео замирает в нескольких сантиметрах от меня.

– Я пыталась тебе помочь!

Он моргает. Какие бы эмоции он ни испытывал раньше, Тео сумел с ними совладать:

– Ты пытаешься рассорить нас.

– Что? Нет! Это не так, – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы, пытаясь вырваться из пут.

– Я предупреждал, что нам не стоит ей доверять, – раздается позади меня голос, от которого моя кровь начинает бурлить.

Можно и не оборачиваться, чтобы увидеть, кому он принадлежит, но я не могу удержаться. Еле сдерживая злость, я встречаюсь взглядом с Гилом, ожидая увидеть в его глазах расчетливое самодовольство. Но нахожу лишь ярость.

– Она не понимает, за что мы сражаемся. – Тео не отводит от меня взгляда. – Не понимает, как попытка спасти бессознательного человека подвергает всех нас опасности.

– Конечно, знаю, – выплевываю я. – Но при этом считаю, что нужно помогать таким людям, как та девушка из дворца. Людям, за которых больше никто не сражается. Вот что важно.

Должно быть важно. Потому что, если бы здесь оказалась Мэй, а у кого-то появился шанс ее спасти… мне бы хотелось, чтобы они посчитали, что ее жизнь стоит риска.

Гил медленно подходит к нам, словно волк, подкрадывающийся к добыче.

– Важна лишь миссия Поселения. Наше выживание.

– Знаю, – повторяю я. – Но не нам выбирать, кто должен выжить. Каждый заслуживает шанса.

Лицо Тео вытягивается, и я понимаю, что подобрала не те слова.

– Каждый? – помрачнев, переспрашивает Гил.

Все мои мысли резко замирают:

– Я говорила о людях.

– Ты уверена?

– Да, – шиплю я. – А теперь отпустите меня.

Тео отступает в сторону, но Гил тут же встает передо мной. Его взгляд мечется от одного моего глаза к другому, и чем пристальнее он смотрит, тем сильнее сжимаются веревки, сдавливая мне грудную клетку. Они будто пытаются выдавить весь воздух из моих легких.

Я чувствую его гнев, подобный взрыву вулкана. Он впивается в мою плоть, отрывая от меня кусок за куском.

– Нет, пока ты не поймешь… Пока не увидишь… – говорит он.

А потом протягивает руку к моему плечу и прижимает пальцы к моей коже, отчего мир тут же растворяется.

Война пахнет кровью, асфальтом и жженой древесиной. Глаза горят от обильного дыма, заполняющего воздух, и мне приходится помахать перед лицом, прежде чем потянуться за чем-то, закопанным в пыли.

Но это не моя рука. А Гила.

Пальцы – его пальцы – сжимают рукоять меча, наполовину зарытого в черный песок. Я поднимаю его перед собой, ловя отражение на стали, покрытой свежей кровью. Ее так много, что становится не по себе, но я знаю, что мне необходимо двигаться дальше.

Я смотрю на небо. Легион Гвардейцев парит в вышине, так же насмешливо, словно стервятники, которые только и ждут момента, чтобы поживиться, когда закончится сражение.

Если оно когда-нибудь закончится.

Но эти Гвардейцы Победы отличаются от Гвардейцев Победы, что в белой форме и с металлическими крыльями: они служат в герцогстве Войны.

Они парят, как банши, на ветру, громко смеясь и издавая боевой клич, а из-за их красных туник создается впечатление, будто небо обливается кровавыми слезами. Пламенные крылья, как у феникса, распахнуты за их спинами, из-за чего за ними тянутся по небу малиново-золотистые полосы.

И это лишь те, кто сейчас в воздухе.

А те, что на земле, как наемные убийцы, исчезают, как дым, в одном месте и тут же возникают в другом. На них черные доспехи, а принадлежность к двору принца Эттора они подтверждают кровавыми каплями, запятнавшими их мундиры и клинки.

Я замечаю одного из Гвардейцев на песчаном поле в окружении огня и разбросанных конечностей. Крики людей разрывают мое сердце, и я, подняв свой меч, бросаюсь навстречу ожидающей меня смерти.

Потому что из Войны еще никто не выбирался живым.

Гвардеец переводит взгляд в небо и поднимает руку, указывая на меня. Камни вырываются из земли, как скрюченные пальцы, в поисках следующей жертвы. Один из камней впивается мне в спину, с легкостью разрывая плоть. Рана так сильно горит, что ноги подгибаются и колени встречаются с изуродованной землей.

Разум кричит, чтобы я поднялась и продолжила сражаться. И я делаю это, несмотря на то что колени горят, словно в них впились сотни осколков, а мышцы болят от ушибов.

Я бросаюсь к Гвардейцу. А он тут же вытаскивает из-за пояса два меча и начинает вращать ими в воздухе, как пропеллер, жаждущий больше крови. Мой меч сталкивается с его мечом. Металл против металла. Я подставляю меч, чтобы блокировать его удар, а затем перепрыгиваю через второй клинок, едва не задевая острие. Я пытаюсь ударить по его ноге, но он слишком быстр для меня. Песок взметается в воздух, мешая мне сражаться, а Гвардеец продолжает двигаться, словно не устал. Словно он танцует.

Или играет со мной.

Его мечи со всей силой обрушиваются на мой, и мне едва удается совладать с этой мощью. Руки начинают дрожать, а через мгновение мой клинок разлетается на куски, которые осыпаются мерцающими осколками вокруг меня. А я в отчаянии бросаюсь в сторону.

Но мне не удается избежать его удара, и один из его мечей отсекает мою левую руку чуть выше локтя.

Я рыдаю, наблюдая, как брызжет кровь.

Падаю на колени, отчаянно ища в море отрубленных, оставленных на ветру конечностей, чем защитить себя. Боль застилает разум. Я не могу думать. Не могу вздохнуть.

Все, что я чувствую, – холодное, обжигающее приближение смерти. И наконец она хватает меня, принимая облик Гвардейца. Он поднимает меня за шею, как тряпичную куклу, а вторую руку вонзает мне в грудь.

И последнее, что я помню, как мое сердце вынимают из тела.

Несмотря на сотни пережитых смертей, Гвардеец отыскал новый способ убийства.

Мир кружится, словно в калейдоскопе, а затем перед глазами возникают Гил и Тео.

Пот струится по моему лицу и стекает по затылку. Тошнота подступает к горлу, а меня охватывает нестерпимое желание упереться руками в колени и блевать, пока не упаду без сил на пол.

Хватая ртом воздух, я пытаюсь подавить слезы, пробирающиеся изнутри, и ужас, который пронзает мой разум. Я хватаюсь за грудь, чувствуя нестерпимую боль там, где призрачная рука вырвала мое сердце.

Сердце Гила.

Он показал мне свои воспоминания. Использовал Обмен, чтобы я увидела то, что ему так хотелось мне показать.

– Ты не имел права влезать в мою голову. Заставлять меня видеть это. – Я всхлипываю, чувствуя, как слезы текут по моим щекам.

– Ты не хотела этого понимать, – холодно говорит он. – В этом-то и проблема. Ты думаешь, что худшее, что может произойти в Бесконечности, – это игра в переодевание с Колонистами. Ты не видела войны… не понимала, как важно ее остановить до того, как она достигнет наших стен. Потому что это случится, Нами. Однажды даже Поселение окажется под угрозой.

– Я знаю, – выдавливаю я, хотя горло саднит. – Именно поэтому и пытаюсь помочь.

Он опускает взгляд:

– Единственный человек, которому ты помогаешь, – ты сама. Ты ищешь любую возможность отвлечься… любую возможность избежать того, к чему мы так стремимся. У нас впервые за всю войну появился шанс покончить с Колонистами. А ты предлагаешь сражаться с ними на каждом шагу. Это равносильно тому, чтобы растянуть войну еще на несколько сотен жизней.

– Неправда. И это не я предложила закончить игры в шпиона, – огрызаюсь я. Глаза горят так, словно я выплакала еще не все слезы. – Но как оставить ту девушку, если у меня нет сомнений, что она осознает происходящее?

Гил качает головой:

– У нас вырисовывается первая реальная возможность уничтожить Сферу. Возможность, которая выпадает раз в четыреста лет. И если тебя поймают или твои действия привлекут слишком много внимания, то мы упустим ее. Вот на что ты хочешь обречь жителей Поселения? На очередные четыреста лет выживания в этой клетке ради спасения одного человека?

– Речь не только о спасении чьей-то жизни. Но и о том, чтобы совершить поступок, который, я надеюсь, кто-то совершит ради меня. Или моей сестры, – говорю я, пристально глядя на Тео. Если он и чувствует себя виноватым, то хорошо это скрывает. – Помочь той девушке – правильный поступок, – я поворачиваюсь к Гилу. – Человеческий.

Он оказывается передо мной прежде, чем я успеваю вздохнуть. Его глаза яростно сверкают. Я пытаюсь отступить назад, но не могу пошевелиться, и на мгновение мне кажется, что он сожжет комнату.

Я чувствую, как мое тело каменеет, застывает, а я становлюсь бесчувственной. Потому что не знаю, что чувствовать. Гил так близко, что я вижу каждую черточку его лица и изгиб шеи. Его губы плотно сжаты, словно он сдерживает тысячи слов, которые хотят сорваться с его языка. Словно пытается не дать им вырваться на свободу. А потом я встречаюсь с ним взглядом. И в его карих глазах вижу отчаяние.

Он хочет, чтобы война закончилась. Хочет стать свободным.

И я не могу злиться на него за это. А за все остальное?

Атмосфера в комнате меняется, пока он смотрит на меня, словно тоже задается вопросом, имеет ли он право злиться на меня. Наконец его губы приоткрываются:

– Ты сама сказала, что не хочешь быть Героем. Так не мешайся под ногами, когда остальные Герои делают свою работу.

Я вижу в его безжалостном взгляде предупреждение.

Я пытаюсь броситься к нему, но Гил взмахивает рукой, и веревки сдерживают меня.

– Сними их с меня, – злюсь я, изо всех сил стараясь вырваться.

Гил втягивает воздух носом:

– Сними их сама.

Он резко разворачивается и, не сказав больше ни слова, выходит из тренировочного зала. Хмурясь, я борюсь с веревками. Лицо Тео смягчается, и он тянется, чтобы помочь мне, но я отдергиваю плечо.

– Не прикасайся ко мне, – рявкаю я. – Сама справлюсь.

Он поднимает руки перед собой и опускает глаза.

Я выдыхаю, старательно сосредоточиваясь на веревках, а не на злости на Гила. А затем медленно вдыхаю, желая, чтобы веревка распустилась, пытаясь вызвать ощущения, которые возникли, когда лечила себя. Я сосредоточиваюсь на боли, которая окутывает руки и грудь, а также на узлах, стягивающих запястья. А потом представляю, как они растворяются и уплывают в туман.

Я представляю, как освобождаюсь.

Веревки ослабевают, и, когда я опускаю глаза, то вижу, что они лежат кучей у моих ног.

– Прости, – тихо извиняется Тео, когда я отталкиваю их подальше.

Я разворачиваюсь и направляюсь к выходу, но он хватает меня за запястье.

– У меня не было выбора. Я не мог рисковать, опасаясь, что Гил расскажет остальным о Мартине.

– О чем ты? – нахмурившись, спрашиваю я.

Он молча смотрит на дверной проем, словно проверяет, что там не собралась толпа зевак. И только убедившись, что нас здесь только двое, он еле слышно говорит мне:

– Я хочу, чтобы ты помогла мне спасти моего брата.

Глава 27

Мы с Тео обсуждаем разные идеи, как помочь Мартину, но ни одна из них нам не нравится. Они либо слишком сложные, либо слишком дерзкие. А ведь нам нужно разработать такой план, который не поставит под удар Поселение, и это самое сложное.

Но в одном мы согласны: мы не оставим Мартина гнить в темнице. Тем более, есть шанс вернуть его разум.

Я не разговаривала с Анникой несколько дней. И меня сильно задело, что я больше не вхожу во внутренний круг Поселения. Возможно, я никогда и не была его частью. Но осознать это смогла только тогда, когда перед моим носом захлопнули двери.

Да, мне никогда не хотелось быть шпионом. Не хотелось причинять кому-то боль ради высшего блага. Но ответственность и возможность покинуть эти стены… Я не осознавала, насколько мне это нравится, пока у меня это не отняли.

Жители Поселения считают, что я не понимаю их миссии. Но это неправда. Просто я хочу лучшей загробной жизни для всех. И верю в человечность. Я хочу помочь. Но они настолько уверены, что к победе приведет только один путь, что не видят ценности в новой идее. Не видят во мне того, к кому можно прислушаться. Не видят во мне члена Сопротивления, который может изменить ситуацию к лучшему.

Я способна не только играть в переодевание, как выразился Гил. И, возможно, когда-нибудь мне удастся им это доказать. А сейчас? Мне необходимо доказать это самой себе.

Внутри меня полыхает пламя, требующее развития. Едва не размазав по стенке Гила в тренировочном зале, я почувствовала вкус силы. Почувствовала, как воздух вибрирует вокруг меня. И теперь мне необходимо воссоздать это чувство… эту силу. Необходимо научиться выживать без защиты Поселения. Потому что, если нам с Тео не удастся спасти Мартина и девушку из дворца, я вполне могу остаться один на один с врагом. Меня могут схватить и бросить в Зимнюю Крепость. Или отправить в Войну.

И чтобы у меня появился хоть какой-то шанс выжить, нужно стать сильнее, чем сейчас.

– Как ты себя чувствуешь?

Ен сидит на диване передо мной, небрежно скрестив ноги. Его черные волосы разделены на пробор. Он общается со мной примерно каждую неделю с тех пор, как я очнулась в Бесконечности, просто чтобы убедиться, что головные боли меня не беспокоят. И, стоит признаться, что хоть мы редко говорим о чем-то личном, приятно хоть с кем-то встречаться постоянно.

А еще он очень хорошо понимает, как работает человеческое сознание.

– Лучше, – отвечаю я, постукивая пальцами по краю стола. – Но сколько еще должно пройти времени, чтобы я смогла раскрыть свои способности или получить силу?

Кроме того приятного момента, когда я швырнула Гила в стену, мне ни разу не удавалось сделать что-то подобное.

Ен смеется.

– Ты единственная, кто смог превратиться в Колонистку. А это невероятное достижение.

Я кривлюсь:

– Разве тебе не сказали, что меня отстранили?

– Я слышал об этом, – кивнув, говорит он. – Уверен, это неприятно, но это лишь на время.

– На время или нет, но я не хочу сидеть без дела неделями. Или месяцами. Или… ну, сколько там потребуется времени Аннике, чтобы решить, что меня можно отправить на задание. – Я опускаю руки на колени. – Ты научил меня исцеляться. А можешь научить делать то, что умеют Тео и Шура?

– Я могу посоветовать лишь практиковаться. Знаю, это трудно, но в тренировках самое важное – обрести покой. Иногда помогает представить, как ты ищешь свое отражение в воде. Трудно что-то увидеть на поверхности в разгар бури, сначала нужно успокоить воду, – объясняет Ен. – Но это требует времени. Большинство из нас смогли овладеть максимум одним или двумя навыками.

– Но не Гил, – говорю я, смутившись от того, насколько угрюмо звучит мой голос. – Он побывал в Войне. И ему пришлось адаптироваться быстрее, чем любому из нас. Но я никому бы не пожелала подобного. То, что он увидел там, преследует его. Думаю, что, даже используя свои способности, он невольно вспоминает о том, через что ему пришлось пройти.

Я морщусь. Я видела лишь проблески его воспоминаний, но теперь это преследует меня. И в глубине души мне хочется пожалеть его – поставить его боль выше отношения к нему, – но Гил ненавидит меня с момента моего появления здесь. Он не заслуживает моего сочувствия или жалости. Он заслуживает только безразличия.

Но, к сожалению, мои чувства к нему не назвать безразличием. По правде говоря, он приводит меня в бешенство. Гил упрям и высокомерен, и его заботит, лишь как поскорее закончить войну и как не подпустить никого ближе к себе. Но еще он подталкивает меня работать усерднее – сражаться, – даже когда мне страшно. Он все подвергает сомнению и, кажется, никогда и ничего не принимает за чистую монету. Он видит меня насквозь, из-за чего я начинаю сомневаться в себе.

Наверное, мне отчасти нравится безмолвный вызов, который мы бросаем друг другу. Напоминание о том, что, хотя я мертва, во мне все еще бурлит жизнь.

– Ты видел воспоминания Гила? Когда он вернулся из Войны? – поколебавшись, все же решаю задать вопрос я.

Ен еле заметно хмурит брови. И этим напоминает мне отца.

– Мне никогда не нравились эти проверки, и я еще сильнее возненавидел их, когда Гил вернулся. – Он качает головой, погрузившись в воспоминания. – У него не осталось снов, только кошмары.

– Как думаешь, после такого испытания можно обрести покой?

– Покой означает не то, что все плохое исчезло. А то, что ты научился справляться. Научился сдерживать тьму так хорошо, что можешь пережить день.

Я провожу с Еном еще несколько минут, прежде чем попрощаться и вернуться в свою комнату. Но весь оставшийся день мне так и не удается обрести покой.

Потому что все мои мысли только о Гиле.

* * *

Несколько ночей я обдумываю слова Ена, словно разыскивая в них ответы на свои вопросы. А когда наконец получаю их, мне кажется, что все шестеренки встают на свои места, запуская таймер, который отсчитывает короткий отрезок времени.

Несколько дней спустя я нахожу Ахмета в его мастерской. А с ним и Тео. Они склонились над одним из больших столов, заваленных кусочками металла. На руке Тео черная перчатка, которая мелькает маленькими диодами каждый раз, когда он крутит запястьем из стороны в сторону. Он сжимает кулак, и его рука исчезает.

– Неплохо, Ахмет, – ухмыляется Тео.

Ахмет кивает, но не так уверенно:

– На мой взгляд, если мы хотим нанести больше ущерба, то нужно скрывать не только наши доминирующие руки.

Тут меня замечает Тео и вскидывает скрытую вуалью руку в приветствии.

– Зацени! Ахмет создал автоматическую вуаль!

– Это еще прототип. Далекий от завершения, – поприветствовав меня легким кивком, поправляет Ахмет.

– Это потрясающе, – проходя в хижину, восхищаюсь я.

Если он доделает это устройство, то все в Поселении смогут скрываться от глаз Колонистов так же легко, как это делает Шура. И при этом они не будут тратить силы на концентрацию. А значит, смогут помогать еще большему количеству людей.

Возможно, даже таким, как Мартин.

– Что привело тебя сюда? – спрашивает Ахмет, как только рука Тео появляется вновь.

Я не утруждаю себя светской беседой, а сразу перехожу к делу:

– Я хочу отправиться в Лабиринт.

Тео снимает перчатку и вопросительно приподнимает бровь.

– Лабиринт – не туристическое место, – настороженно говорит Ахмет.

– Знаю. Но Шура сказала мне, что ты иногда отправляешься туда на поиски разных материалов. И что умеешь там ориентироваться, – объясняю я. Ен упомянул в нашем разговоре, что Гилу пришлось адаптироваться очень быстро, когда он очутился в герцогстве Войны. – Думаю, мои способности развиваются так медленно потому, что я чувствую себя в полнейшей безопасности. А если бы я прошла ускоренный курс – оказалась бы в незнакомом месте и вышла из зоны комфорта, – то, думаю, это бы помогло мне.

– Я не могу взять тебя с собой в опасное место, – с непреклонными нотками в голосе отвечает Ахмет. – Ты единственная из жителей, кто может спокойно общаться с Колонистами. Ты очень ценна.

«Если это действительно так, то почему никого не волнуют мои идеи?» – всплывает в голове мысль, и мне приходится приложить все силы, чтобы не скривиться.

– Я не прошу отвезти меня в город Колонистов. На самом деле я надеюсь, что мы отойдем от него как можно дальше. – Я пожимаю плечами. – Мне просто хочется сменить обстановку. Хочется посмотреть, повлияет ли это на мои способности.

Если я планирую спасти Мартина и девушку, мне нужно стать похожей на Заклинателей: сильной, храброй и способной справиться с давлением. А если я потерплю неудачу, то, надеюсь, у меня появится возможность побороться с последствиями.

Но сейчас мое обучение зашло в тупик. Конечно, поездка за пределы Поселения может показаться слишком кардинальным решением, но это единственная идея, которая у меня есть.

Ахмет поджимает губы, раздумывая над моими словами. А Тео выглядит так, будто боится даже вздохнуть, чтобы помешать ему.

– Пожалуйста, – добавляю я.

– Полагаю, в короткой вылазке не случится ничего плохого, – осторожно говорит Ахмет, отчего я тут же оживляюсь. – Колонисты не патрулируют Лабиринт регулярно. К тому же я буду все время с тобой.

– И я могу пойти с вами, – предлагает Тео, возможно, чересчур поспешно. Но, к счастью, Ахмет этого не замечает. – Если возникнут какие-то проблемы, то у тебя будет хоть какая-то поддержка.

Ахмет кивает:

– И я тогда смогу сосредоточиться на поисках материалов.

Мои пальцы начинают дрожать.

– Значит, это «да»?

– Да, – наконец соглашается он. – Я найду тебя, когда закончу с делами.

И от этих слов у меня на лице расплывается радостная улыбка, которую я даже не пытаюсь скрывать.

* * *

Как только мы пересекаем границы герцогства Победы и попадаем в Лабиринт, то оказываемся на роскошном острове, покрытом густой растительностью и окруженном золотистым пляжем. Ахмет останавливает летуна у береговой линии. Хотя его вуаль не так хороша, как у Шуры, ее хватает, чтобы время от времени отправляться на вылазки в неизвестность… пока ему не приходится концентрироваться на чем-то другом.

Мы выходим из летуна и шагаем по пляжу. Ахмет всматривается в песок в поисках подходящих предметов, которые сможет превратить во что-то новое. Он находит кучку патронов и кладет пару из них в карман, а остальные возвращает на землю. Мы с Тео идем чуть быстрее, и уже через какое-то время Ахмет оказывается на приличном расстоянии от нас и уж точно вне предела слышимости.

– Есть новости о твоем брате? – тихо спрашиваю я.

Тео прослушивал происходящее в Зале советов каждую свободную минуту, надеясь получить хоть малейшую информацию, которая могла бы нам помочь.

Он качает головой, и кудри цвета ириски колышутся на ветру.

– Колты так сосредоточены на Параде Корон, что иногда у меня возникает ужасное чувство, будто они вообще позабыли о нем. Что он просто прикован цепями в холодной камере. Напуганный, обездвиженный, не в состоянии что-то сказать.

– Мы отыщем его, – успокаиваю я и смотрю на Тео так, словно даю ему обещание.

Один уголок его губ поднимается, пока он пытается скрыть терзающую его печаль. Мы проходим еще несколько шагов, и тут Тео наклоняется и поднимает темно-красное морское стекло[10]10
  Морское стекло – осколки стекла, которые под воздействием волн и песка становятся матовыми, а его грани сглаживаются.


[Закрыть].

– Держи. Давай посмотрим, сможешь ли ты превратить это во что-нибудь другое.

Он осторожно кладет мне стекло на ладонь.

Я подношу его к солнцу, отчего оно тут же становится ярче. А затем представляю, что держу в руках мрамор, или пуговицу, или камень… что угодно, кроме морского стекла.

Но у него не меняется даже цвет.

Я кручу гладкое стеклышко между пальцами.

– Как бы хотелось, чтобы это давалось мне немного легче. – Я смотрю на Тео. – Чтобы я была сильнее.

Тео засовывает руки в карманы и пожимает плечами:

– Есть разные способы быть сильнее.

– Но в Бесконечности имеет значение только один.

Он поджимает губы:

– Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. И если из-за спасения Мартина ты или Поселение окажетесь в опасности, тогда мы не станем этого делать.

В его голосе столько искренности, что я понимаю: именно так и будет.

На словах всегда легко чем-то жертвовать. А вот видеть, что за этим скрывается, намного сложнее.

Что бы он сказал, окажись Мартин прямо перед ним? Уверена, даже всей его преданности – и желания защищать Поселение – оказалось бы недостаточно.

– Мне хочется стать такой сильной, чтобы я могла стать полезной. К тому же мне просто необходимо стать сильнее, чтобы помочь самой себе, – объясняю я. – А вдруг я окажусь в ситуации, когда не будет рядом ни тебя, ни Поселения? Я должна быть готова к этому. Должна быть уверена в своих способностях, чтобы, оказавшись в одиночестве, не растеряться… Не думай, что мне плевать на жителей Поселения и на их цели, – продолжаю я. – Я согласна, что у людей должно быть безопасное место для жизни. Но при этом верю, что каждый должен делать свой собственный выбор и следовать своей интуиции. Я больше не хочу соглашаться на что-то против своей воли. Я слишком часто делала это при жизни. – Я поджимаю губы, пытаясь подобрать слова. – Мне хочется стать той, кто помогает людям, когда они в этом нуждаются. Даже если это трудно. Потому что некоторые люди заслуживают спасения.

Он молчит несколько секунд, а когда вновь начинает говорить, его голос звучит напряженно:

– Знаешь, я слышал о твоих снах и о том, как ты умерла. – Складки над его бровями распрямляются. – Думаю, ты уже такой человек.

Волны накатывают на песок, и я наслаждаюсь их песней.

Иногда я задаюсь вопросом, изменилось бы что-то, если бы я была сильнее тогда. Если бы знала, как дать отпор. Смогла бы я остановить человека в маске и выжить?

Я не виновата в своей смерти. Если только чуть-чуть. И, возможно, мне никогда не узнать, изменилось бы что-то, будь я сильнее. Но знаю наверняка: если жизнь маленькой девочки зависела бы только от того, пожертвую я собой или нет, то сделала бы это снова.

Благодаря мне ребенок сможет пожить. А матери не придется хоронить свою дочь. И еще одна девочка не попадет сюда.

Проведя здесь столько времени, я понимаю, что этого для меня достаточно.

Тео трет шею.

– Знаю, жизнь в Поселении не радужная. И мне жаль, если ты хоть раз чувствовала, будто соглашаешься на что-то против своей воли.

– Я действительно хочу помочь, – стараясь не показывать эмоции, говорю я.

Он кивает:

– Но на своих условиях.

– Все верно. Я не собираюсь никого бросать в беде. – Я смотрю на песок. – Мне не нравится, что вы отказываетесь от людей, даже не попытавшись их спасти.

Возможно, потому что мне не хочется, чтобы когда-то в такой же ситуации отказались от меня.

Он пихает меня плечом:

– Может, пообещаем, что не бросим друг друга в беде?

Наверное, я совершаю ошибку, привязываясь к кому-то здесь, но ничего не могу с этим поделать. Несмотря на то что я оказалась в самом центре войны, мне удалось найти друзей.

Поначалу я не открывала свое сердце, опасаясь добавить еще больше ран к уже имеющимся. Этот мир казался мне слишком опасным. И люди в нем казались мне слишком опасными.

Но, возможно, забота – единственное, что помогло мне сблизиться с другими людьми. И даже если мы не всегда сходимся во мнении с жителями Поселения, я рада, что знакома с ними.

Я прячу морское стекло в карман.

– Договорились. А теперь не хочешь показать мне тот трюк, когда ты ударяешь кулаком в землю – и с неба обрушивается ударная волна?

Тео хохочет, отчего сотрясается все его тело:

– Давай начнем с чего-нибудь попроще. – Он поднимает камень и подбрасывает его над головой. – Попробуй отбросить его в воздухе.

Я поворачиваюсь к нему лицом и зарываюсь ногами в песок. Тео подбрасывает камень, но тот приземляется обратно в его ладонь. Он подбрасывает снова, и я изо всех сил пытаюсь воздействовать на камень с помощью воздуха, но тот вновь падает на руку Тео.

– Еще раз, – просит он.

Я думаю о неподвижной воде и отражениях, успокаивая свои мысли, и тут внезапно земля начинает дрожать.

Я ошеломленно отступаю на шаг назад.

– Я… я не понимаю, что сделала.

Лицо Тео вытягивается, а камень пролетает мимо руки.

– Это не ты.

До нас доносятся отчаянные крики Ахмета. И когда я поворачиваюсь к нему, то вижу, как он машет руками, призывая нас бежать к нему.

Воздух заполняет рев моторов, доносящийся из-за зарослей.

Мы здесь не одни.

Мы с Тео несемся по песку к летуну, который стоит на другой стороне пляжа. Холодный воздух хлещет в лицо, остужая мое разгоряченное тело.

Несколько летунов Колонистов проносятся у нас над головой, устремляясь к океану. Расстояние между нами увеличивается, и на мгновение мне кажется, что все обошлось. Они направляются к границе, видимо, не заметив нас под кронами тропических деревьев.

Но затем три летуна отделяются от остальных, рассекая небо, как наконечники стрел.

Они разворачиваются.

Песок взметается в воздух вокруг нас от небольших энергетических взрывов. Колонисты стреляют снова и снова, но при этом промахиваются. Я смотрю на Ахмета и понимаю, что он отчаянно пытается скрыть нас от их глаз. Когда летуны заходят на второй круг, я понимаю, что лишь вопрос времени, когда они нас обнаружат.