Текст книги "Миры Бесконечности"

Автор книги: Акеми Дон Боумен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Это мужской крик.

Кто-то причиняет ему боль. Пытает его. И он не один. Я чувствую, как раскалывается его сердце, когда он смотрит, как издеваются над его друзьями. Я чувствую, чего он боится больше всего.

Его терзает страх, что он не сможет помочь людям, о которых заботится.

Крики изменяются, отражая новый страх, словно кто-то поменял частоту на радиоприемнике.

– Мэй! – кричу я сквозь слезы.

Я не знаю, сколько людей поглотил этот монстр, но обязательно доберусь до нее. Сестра должна знать, что она не одна.

Раздается еще один надрывный мужской крик, и я чувствую, как темнота поглощает этого мужчину. Он сходил с ума от ужаса, находясь в каком-то запертом пространстве. И впервые осознал, что может причинить так много боли.

Страхи наслаивались один на другой, крики кружились в вихре, вынуждая прижимать руки к ушам, чтобы закрыться от них.

В них так много страданий.

Но вдруг кто-то обхватывает мои плечи. И я слышу у самого уха еще один голос. Голос Гила.

– Это не причинит тебе вреда! – кричит он сквозь потрескивание электрических разрядов. – Доверься мне… хватайся за мою руку.

Я чувствую, как наши пальцы переплетаются, и, хотя не вижу ничего, кроме редких вспышек в темноте, позволяю ему вывести меня из этого кошмара.

Глава 30

Гил опускается передо мной на колени в высокой траве, скрывающей нас до талии. Я пытаюсь сдержать сотрясающую меня дрожь, но ничего не выходит. Крики Мэй наполняют мой разум, как вода в котле, которая пузырится и переливается через край, пока не выкипит вся.

А Гил переполнен яростью, что прекрасно слышно по его голосу:

– О чем ты думала? Ты хоть представляешь, что могло случиться, если бы тебя увезли в другое герцогство? Мы могли бы лишиться всего.

Но я едва слышу его, будто нахожусь под водой. Я ошарашена. Напугана. И меня охватывает нестерпимое желание ухватиться хоть за что-нибудь, лишь бы мир перестал вращаться. Руки сами вцепляются в футболку Гила, и я утыкаюсь лицом ему в грудь, не в силах сдержать рыдания.

Мэй мертва. Она действительно мертва.

Гил напрягается, но даже не пытается отстраниться.

– Это происходило не по-настоящему, – через какое-то время еле слышно говорит он.

Мне требуется несколько минут, чтобы осознать услышанное, после чего я смотрю в его темно-карие глаза, и это почему-то успокаивает меня.

– Я слышала голос сестры. Она здесь.

– Нет, это не так, – говорит он, и на его челюсти дергается жилка. – Во всяком случае, пока.

В этот момент мой разум наконец начинает работать, и я осознаю, что прижимаюсь к Гилу. Поэтому тут же выпускаю его рубашку из рук, отступаю на шаг и отвожу взгляд.

– Откуда ты знаешь? Эта тварь… этот монстр… он схватил Мэй. Я чувствовала это.

И кого-то еще. Кого-то, кто испытывал такой же ужас, что и я.

Гил проводит рукой по волосам и откидывает со лба спутанные каштановые пряди. Но через мгновение они возвращаются на свое место.

– Мы называем это существо Кошмарник. В Бесконечности нет животных… ну, в привычном нам виде. Это порождение разума.

– То есть кто-то специально создал это? – в ужасе спрашиваю я.

– Нет, не специально. Некоторые существа, такие как Солнечник, появляются из человеческих воспоминаний. Существа, напоминающие о любимых местах, – объясняет он, стряхивая с одежды траву.

Я вспоминаю лошадь со сверкающими, как звезды, глазами, запряженную в ландо принца Келана, которую увидела в Базарный день.

– Но есть и те, что появляются из кошмаров, – продолжает он. – Кошмарника тянет к страхам. Он питается ими, становясь все больше и больше. – Гил замолкает и переводит взгляд на рану на моем предплечье.

– Так, значит…

Меня пронзает ужас услышанного. Потому что я все еще ощущаю холодное прикосновение призрачного тела Фило. И как неслась от него по джунглям.

– Я создала этого Кошмарника?

– Создать такое существо непросто. Для этого требуется неестественное количество страха. – Он медленно поднимает голову и встречается со мной взглядом. – Что с тобой произошло?

Я обхватываю себя руками, стараясь сдержать дрожь, и рассказываю Гилу о бесформенном Фило и его воспоминаниях о герцогстве Смерти. Рассказываю ему все.

Обычно на его лице такое выражение, словно он едва сдерживает гнев. Но что испытывает Гил сейчас, понять трудно.

– Мы говорили тебе, что Победа не самое ужасное место, в котором может оказаться человек, – спустя несколько минут наконец говорит он.

– Я это понимаю. Но то, что они сотворили с этим человеком… То, что они заставляют делать людей с другими людьми… – У меня перехватывает дыхание, и я зарываюсь пальцами в землю.

Наверное, мне не следует удивляться тому, что делают Колонисты, но не получается.

Мне хотелось верить, что они не все одинаковые. Что не все они хотят одного. Что не все они плохие.

– Я всегда боялась того, на что они способны. Но, возможно, мои опасения были недостаточно сильны.

– А теперь? – спрашивает Гил, слегка склонив голову.

Я поднимаю глаза к небу, пытаясь осмыслить все, что увидела. Все, что знаю теперь.

Офелия спросила, смогла бы я жить рядом со своим убийцей. Я ответила, что не знаю наверняка, но хотела бы попробовать.

Справедливо ли давать кому-то шанс на искупление, а другому отказывать? Где проходят эти границы и почему мы выбираем тех, кому позволено их пересекать, а кому нет?

Если мы не способны понять, что означает «справедливость», «равенство» и «правота», то, возможно, Офелия говорила правду. Возможно, Бесконечность погрузилась в такой же хаос, который царит в мире живых.

– Как думаешь, любой ли заслуживает шанса стать лучше? – со всей серьезностью спрашиваю я. – Или существуют какие-то критерии, на которые мы никогда не сможем закрыть глаза?

– Думаю, несчастные случаи и поступки, совершенные умышленно, – совершенно разные вещи. Но, на мой взгляд, во время войны не имеет значения, кто прав, а кто виноват… важно лишь то, кто выживет. – Гил поджимает губы и внимательно смотрит на меня, словно пытается разгадать какую-то загадку. – Ты всегда ищешь в людях хорошее. Во всех и вся. Но так не может продолжаться вечно. – Он слегка ерзает на траве. – И рано или поздно кто-то тебя разочарует.

– Иногда находить хорошее в людях очень сложно. Но я верю, что так правильно. – Я перевожу взгляд на свои руки. – А вдруг, чтобы быть Героем, нужно не только спасать жизни или обладать небывалой храбростью. Но и знать, как уберечь свое сердце от тьмы, даже если она окружает тебя.

Гил делает глубокий вдох:

– Ты самый упрямый человек из всех, кого я когда-либо встречал. Представляешь?

– И ты считаешь, что я ошибаюсь?

Он смотрит на ветви над нашими головами:

– Я считаю, что уже поздно и в Поселении захотят услышать то, что ты узнала.

– Это их напугает, – серьезно говорю я. – И они станут еще упорнее стараться закончить войну.

– Так и должно быть.

– Ты всегда утверждал, что у нас мало времени. И если кто-то еще сомневался в этом, то теперь перестанут.

– Даже ты? – хмуро спрашивает он.

Я потираю лоб, чувствуя, как наваливается усталость.

– Ты постоянно подвергаешь сомнениям мою преданность, но последние два дня меня преследовали Колонисты, призрак и кошмарное чудовище, и я скорее всего скинула несколько килограммов. Так что давай не будем растрачивать наши великолепные аргументы попусту и просто сменим тему.

Уголок его рта дергается, но озорной блеск в глазах тут же сменяется внимательным взглядом.

И я чувствую, как мышцы на лице напрягаются, а щеки начинают гореть.

– Почему ты так на меня смотришь?

– Почему ты выпрыгнула из летуна? – спустя пару мгновений спрашивает он, но в его голосе больше не слышно резких ноток.

Я ерзаю на траве, старясь не смотреть на засохшие пятна крови, которые покрывают одежду.

– Потому что решила, что лишь так Ахмет и Тео смогут спастись.

Гил пристально смотрит мне в глаза:

– Ты пожертвовала собой ради Сопротивления?

– Не ради Сопротивления, а ради людей. Кроме того, я почти не сомневалась, что через какое-то время за мной вернутся.

«Вернее, я надеялась, что кто-нибудь сделает это», – думаю я, но тут еще одна мысль заставляет меня нахмуриться:

– Раз ты здесь, значит, они благополучно добрались до Поселения?

– С ними все в порядке. Хотя найти тебя оказалось нелегко, – говорит он. – Может, Ахмет и понимает, как перемещаться по изменяющимся ландшафтам, но поиск нужного – совершенно иное.

– Я сожалею. И не хотела подвергать опасности остальных, – отводя взгляд, говорю я.

Некоторое время мы сидим в тишине.

– Ты совершила очень храбрый поступок. Тебе не за что извиняться. – И прежде чем я успеваю обдумать ответ, Гил добавляет: – Скоро стемнеет, а нам предстоит долгий путь.

Мы пробираемся через джунгли, держась в нескольких метрах друг от друга. Из-за этого мы не разговариваем, и мне даже удается залечить некоторые раны на руках.

Но когда наступает ночь, становится все труднее рассмотреть, куда ступаешь, так что я сокращаю разделяющее нас расстояние, чтобы не отстать больше.

Через какое-то время Гил останавливается у увитого лианами и колючими листьями дерева. А как только я дохожу до него, подстраивается под мой шаг и вытягивает руку перед собой. На его ладони вспыхивает маленький белый огонек.

С мгновение он смотрит на меня. Свет смягчает тени на его лице, и мне отчего-то становится трудно отвести взгляд. И приходится приложить усилия, чтобы вновь направить все свое внимание на дорогу.

Мы продолжаем спускаться по неровной тропинке, проваливаясь во влажную почву и мокрые листья. Я смотрю на огонек впереди в надежде отвлечь свои мысли, но любопытство затмевает все остальное:

– Ты встречал Кошмарников в герцогстве Войны?

Его молчание говорит за него.

– Когда он окутал меня, мне показалось, что я слышала твой крик, – признаюсь я чуть громче шороха листвы под ногами. – Ощутила твои страхи.

Его шаги замедляются, а следом и мои.

– Но они были связаны не только с пытками, но и с опасением быть брошенным. – Я старательно не смотрю на него. – Ты боишься, что тебя снова оставят?

Он вздыхает:

– Мои страхи… сложны. И хотя Кошмарники не показывают образы, ты прекрасно все ощущаешь. И я чувствую себя запертым в коробке, в замке которой кто-то поворачивает ключ. Кто-то, кого я знаю и люблю. Я чувствую себя запертым, ограниченным маленьким пространством, из которого никогда не смогу выбраться, какие бы усилия ни прилагал.

– Ничего удивительного в том, что ты боишься лишиться свободы, – говорю я. – Думаю, все жители Поселения боятся этого. Разве не за это мы боремся?

Он качает головой:

– На самом деле я больше боюсь, что меня предадут.

Огонек в руке Гила отражается в изогнутых ветвях деревьев, нависающих над нами.

– Знаю, ты пережил в Войне столько всего, что мне и не вообразить. И… мне не следовало так пренебрежительно относиться к этому. – Локоть начинает покалывать от фантомных болей, вызванных воспоминанием Гила о том, как ему оторвали руку.

– Я показал тебе свои воспоминания не для того, чтобы вызвать сочувствие, – холодно замечает он.

– Это называется «сострадание», – огрызаюсь я. – Если люди не попытаются понять друг друга, то они никогда не перестанут воевать.

Мы подныриваем под низкорастущую ветку и несколько долгих минут молча пробираемся по мокрому мху и влажной земле.

– Я воюю не с тобой, – наконец говорит он.

– А я не с тобой, – отвечаю я, и это похоже на небольшое перемирие между нами.

В тишине мы пробираемся сквозь деревья, пока не выходим на пляж. Гил сжимает кулак, пока огонек не тухнет, а я осматриваюсь по сторонам. Лунный свет освещает песок, на который медленно накатывают волны, убаюкивая своим ритмом.

– Ахмет кружит над пляжем, так что можно просто подождать его здесь, – опускаясь на песок, говорит Гил.

Поколебавшись пару мгновений, я занимаю место рядом с ним, подтягиваю колени к груди и поднимаю лицо к небу. Звезды мерцают, как светлячки, и танцуют в собственном мире.

Я вспоминаю, как мы с Мэй в последний раз ходили смотреть на звезды. И как сильно ей это не понравилось.

– Странно, – нахмурившись, говорю я, не сводя глаз со сверкающего небосклона. – Я не могу найти созвездие Ориона.

– Это потому, что здесь не действуют привычные правила, – тихо говорит Гил, глядя на океан. – Ни один человек не может вспомнить, где какая звезда находится, поэтому они постоянно меняют свое положение. Ходят слухи, что Колонисты не видят звезды… что это еще одна часть мира, как и сны, которая слишком человечна для их понимания. Так что пока Колонисты ограничены в этом, ночное небо не имеет границ.

Не имеет границ. Как этот мир. Как само время.

– Я часто ходила в походы с родителями. И мы проводили ночи напролет, глядя на звезды. – От воспоминаний у меня все сжимается в груди, и я зарываюсь пятками в песок. – Временами мне кажется, что мои попытки сохранить воспоминания о своей семье и друзьях безнадежны.

Я думаю о Финне, и меня пугает то, что мои чувства к нему постепенно исчезают.

Неужели это означает, что они были ненастоящими? Что они оказались не такими сильными, как я думала?

Или я уже провела в Бесконечности столько времени, что начала все забывать?

Гил смотрит на накатывающие волны.

– Проще всего их отпустить.

– Но если я отпущу их, то больше не буду знать, кто я такая, – повернувшись к нему, говорю я дрожащим голосом. – Я была дочерью, сестрой и другом. А теперь… – В горле встает ком, не давая прорваться словам.

Смерть меняет меня и в то же время крепко держит в своих руках. Я все еще привязана к живому миру, все еще продолжаю защищать Мэй. Продолжаю тянуться к Офелии, не в силах избавиться от старой привычки. И я не знаю, как забыть о своей смерти, своей семье или своих страхах.

А что будет, если мне это удастся? Что, если я смогу жить без багажа сожалений и вины за то, что умерла слишком молодой?

Кем бы я была, если бы отпустила свою старую жизнь и по-настоящему приняла новую?

Научусь ли я управлять своими способностями, приняв тот факт, что больше не та, кем была раньше?

– Бесконечность должна давать нам всем шанс стать теми, кем мы хотим, – спустя несколько минут говорит Гил, и в его голосе слышится тоска. – Мы должны понять, кто мы есть, и решить, что для нас будет нормой. Должны начать все сначала. – Он серьезно смотрит на меня. – Чувство, которое ты ищешь, – ощущение принадлежности к чему-то.

Он замолкает и кривит рот.

– Как думаешь, оно появится у нас снова?

Гил сидит так неподвижно, что я невольно задерживаю дыхание.

– Надеюсь, – наконец говорит он.

У меня начинает щипать глаза. И я вновь смотрю на звезды.

Мне так отчаянно хочется верить, что он прав, но это больше похоже на торг. Мне приходится отказаться от прежней жизни, чтобы получить что-то новое.

Чтобы быть счастливой, мне необходимо смириться со своей смертью. Хочешь спланировать будущее – забудь прошлое. А выстраивая новые отношения, я чувствую, что предаю старые.

– То, что ты сделала для Ахмета и Тео… Я очень удивился, – внезапно говорит Гил, продолжая смотреть на темный горизонт. – Я никогда не встречал того, кто так боялся сражаться за себя, но при этом бросался в бой, защищая других.

Наши взгляды встречаются. И на мгновение мне кажется, что мы наконец начнем понимать друг друга. Но в его глазах отражается что-то еще. Что-то спокойное и более сдержанное.

– Неужели заботиться о других настолько ужасно? – Океанский бриз подхватывает мой еле слышный шепот.

– В этом мире – да, – без колебаний отвечает он. И вновь смотрит в ночное небо. – Но в другом мире? На другой войне? – В его голосе слышно напряжение, хоть он и пытается его скрыть. – Возможно, ты могла бы стать тем лидером, в котором мы нуждаемся.

Я открываю рот, чтобы ответить, но тут воздух наполняет рев. Летун Ахмета направляется к нам и останавливается в нескольких метрах от нас. Когда мы забираемся на заднее сиденье, на лице Ахмета читается облегчение, но он никак не проявляет его, пока мы не добираемся до Поселения.

Но как только мы проходим через металлические двери, он обнимает меня за плечи и благодарит за то, что я спасла ему жизнь. Я обнимаю его в ответ и через мгновение чувствую, как Тео стискивает нас обоих в своих руках.

Знаю, они мне не родители, не братья или сестры, но, может, главное лишь то, что они важны для меня.

Может, не так уж и плохо, что и я важна для них.

Созданный мной кинжал впивается мне в бедро, и я выпутываюсь из объятий, чтобы достать его из-за пояса. Усмехнувшись, я протягиваю его Тео:

– Это тебе.

Тео вертит кинжал в руке, рассматривая его темно-красный цвет и глянцевый блеск.

– Неужели ты?..

– Да, – отвечаю я, чувствуя, как от гордости распирает грудь.

Он улыбается так широко, что видно все зубы.

– В Лабиринте я переживал, что Колонисты нашли нас, потому что удача в тот час от нас отвернулась. Но как же я рад, что ошибся в этом.

Я смеюсь и с радостью вновь падаю в его объятия.

Но, даже слушая поздравления жителей с изготовлением моего первого оружия и отвечая на них, я не могу оторвать взгляда от места, которое спешно покинул Гил.

Глава 31

Стоит мне рассказать о происходящем в герцогстве Смерти, Поселение окутывает нервозность. Я никогда не видела, чтобы жители так явно проявляли свой страх. Словно каждое принятое ими решение теперь может стать последним.

Не представляю, что произойдет с их духом, когда Лисандр доберется до решающей фазы в планах Офелии. Не уверена, что кто-то из нас сможет смириться с мыслью об окончательной смерти. Смерти, после которой нас ничего не ждет.

В глубине души я надеялась, что эта ценная информация и то, что я выжила в Лабиринте, каким-то образом помогут исправить ситуацию с Анникой. Но она хоть и была благодарна за спасение Ахмета и Тео, но все еще считает, что я не готова к большей ответственности. И мое мнение на этот счет ее не интересует.

Воспоминания Фило стали тревожным сигналом. Времени почти не осталось. И не только у жителей Поселения для того, чтобы остановить Офелию. Но и у меня, чтобы отыскать способ помочь Мартину и девушке во дворце.

Тео делает все возможное, чтобы собрать информацию о брате, прослушивая заседания в Зале советов. Но пока ему не удалось узнать что-либо полезное.

Я же сосредоточилась на управлении своим разумом. Но это не уменьшает моего беспокойства о служанке и не избавляет меня от мыслей о том, что же происходит в других герцогствах. Зато почти помогает не думать о том, почему я не видела Гила с тех пор, как мы вернулись из Лабиринта.

Мы разделили крошечный момент под звездами, но он прошел. Мы никогда не дружили. И один забег от Кошмарника этого не изменит.

Я пытаюсь забыть о нем так же, как и о своей прошлой жизни, но не могу. Кажется, что о нем напоминает все: от хлопков по боксерской груше до белых огоньков фонариков.

Мне хотелось бы разозлиться на это, но не получается.

В один из вечеров, возвращаясь с тренировки, я замечаю свет, который льется из хижины Гила. Дверь приоткрыта, и по танцующим теням можно догадаться, что происходит внутри.

Не успев остановить себя, я подхожу к дверному проему и застываю от увиденного внутри. Гил сидит за рабочим столом. Его волосы растрепаны, а в руках странный кусок серебристого металла в форме полумесяца.

Тот, что я принесла от Ахмета и оставила на столе Гила.

Я вижу только одну сторону его лица, но меня поражает его сосредоточенность. Кусочек вращается в его руках – руках творца – так легко, словно ничего не весит.

Гил с такой легкостью преобразует металл, словно это его вторая натура. Он изменяет форму и растягивает поверхность. Воплощает свои задумки в жизнь. На мгновение мне кажется, что этот кусок что-то мне напоминает. Что-то, что я видела раньше. Что-то темное, холодное и…

В груди все сжимается.

Это напоминает мне о моей боли.

Так вот почему меня тянет к нему? Потому что мы слишком много испытали, носим шрамы и не всегда можем с ними справиться?

Не думаю, что я приняла случившееся со мной так, как другие. Наверное, в глубине души я все еще борюсь с этим.

Неужели Гил тоже?

В свете лампы, освещающей его комнату, я смотрю, как металл становится произведением искусства в его руках. Смотрю, как прядь каштановых волос падает ему на висок. Смотрю, как изгибается его шея, когда он наклоняется, чтобы рассмотреть свое творение.

И мое предательское сердце начинает ныть сильнее, и сильнее, и сильнее.

* * *

Я провожу пальцем по золотистому названию на переплете книги, которая лежит на моих коленях. Не знаю, почему я рассматриваю ее каждый день. Наверное, мне просто хочется, чтобы что-то напоминало мне о доме. Что-то, что выглядит как реальное.

Я кладу украденный экземпляр «Графа Монте-Кристо» на книжную полку рядом с пустой книгой, которую когда-то создал Гил.

Неужели я взяла ее именно поэтому? Что она напомнила мне о нем?

Эта мысль вызывает у меня бурю эмоций, и я резко отворачиваюсь от книги.

И тут же вижу Тео в дверях. Он почесывает затылок, а его щеки красные, судя по всему, из-за того, что он нервничает.

– В чем дело? – спрашиваю я, подходя к нему.

– Прости, что зашел без стука, – говорит он, и в его зеленых глазах явно читается переживание. – Решил, что будет лучше, если меня никто не увидит.

Я расслабляюсь и натягиваю улыбку на лицо:

– Мы же друзья. И все время тусуемся вместе.

– Да, но… – Он напрягается и слегка понижает голос: – Я хотел поговорить о нашем «левом» проекте.

Дрожь возбуждения расползается по моему телу.

– Что ты узнал?

– Принц Келан со стражей отправился к границе. Они всегда поступают так, когда один из принцев возвращается в свое герцогство.

Я хмурюсь:

– Принц Эттор возвращается в Войну?

Тео кивает:

– Ты ждала подходящего момента, чтобы снова поговорить со служанкой. И сейчас дворец пуст.

Мое сердцебиение учащается. Если я достану доказательства того, что люди возвращают себе разум, то смогу убедить остальных помочь ей. И Мартину.

– Ты готова? – спрашивает Тео, с надеждой приподнимая плечи.

Я решительно киваю:

– Ты сможешь незаметно вывести меня из Поселения?

– Я могу проводить тебя до окраины города. Я не сильный Укрыватель, но моих способностей хватит, чтобы провести нас через Северный туннель и мимо доков.

– А оттуда я уже доберусь сама, – говорю я.

Мне уже знакомы Весенний район и улочки, ведущие к лесу, что окружает дворец. И я смогу преодолеть этот путь, спрятавшись за маской, на оттачивание которой я потратила несколько месяцев.

Он нервно похрустывает костяшками пальцев:

– Если мы сделаем это, то пути назад не будет.

– Знаю, – отвечаю я и вдруг осознаю, что чувствую себя в Бесконечности уже намного комфортнее. И это делает меня увереннее. Надеюсь, это чувство скоро не исчезнет. – Но мы поступаем правильно.

Кажется, эти слова успокаивают Тео.

– Хорошо. – Он замолкает на мгновение. – Если тебя поймают…

– Меня не поймают, – уверяю его я. – Просто отведи меня к докам. Я вернусь до рассвета.

Так что мы бок о бок, стараясь не привлекать внимания, отправляемся к Северному туннелю.

И я чувствую себя живой.

* * *

Поднимаясь по ступеням дворца, я стягиваю с головы капюшон темно-зеленого плаща, чтобы открыть заплетенные и украшенные золотыми цветами волосы. Я создала эту прическу по дороге сюда, потому что не хватало времени спланировать более сложный наряд. И теперь под плащом скрывается простое бледно-зеленое платье. В связи с отсутствием времени и вдохновения я смогла создать лишь его.

Никто из слуг не приветствует меня, когда я вхожу в большой холл. Возможно, это и к лучшему. Чем меньше людей увидят меня здесь, тем больше вероятность, что мне удастся ускользнуть из дворца, не привлекая внимания.

Я сворачиваю в один из коридоров в дальней части холла и направляюсь к помещениям для слуг. Находящаяся здесь лестница не так величественна, как остальная часть дворца, но ее ступени натерты до блеска, а перила выполнены из массивных столбиков, отчего она выглядит очень уютной.

Я захожу на большую кухню с открытой каменной жаровней и большими деревянными столешницами, заставленными блюдами со свежими овощами, фруктами и баночками с ароматными специями. В одном углу с потолка свисают сухие цветы и листья, а на стенах висят набитые едой шкафы с разноцветными стеклянными дверцами. Воздух наполняет аромат свежеиспеченных булочек с корицей, от которого на моем лице расплывается мечтательная улыбка.

Вот только у меня не получается вспомнить, когда я ела их в последний раз. Интересно, имеет ли значение, что мне не удается вспомнить, что я ела в последний раз?

Отвернувшись от плиты, я обхожу кухню, понимая, что не встретила еще ни одного слуги. Наверное, сейчас, когда принцы уехали, они наводят порядок в остальной части дворца.

Стоило бы радоваться этой тишине, но мне почему-то не по себе.

Я выхожу в другой коридор, а затем сворачиваю в еще один, пока не добираюсь до узкой лестницы, судя по всему, ведущей в подвал. В надежде, что там находятся жилые комнаты, я осторожно спускаюсь по ступеням, стараясь не обращать внимания на то, что их скрип напоминает стоны.

Добравшись до нижнего этажа, я вглядываюсь в темноту. Каждый мой шаг сопровождает эхо, отчего создается впечатление, что это очень большое помещение. Но его освещает лишь слабый свет, льющийся сверху. Я провожу рукой по гладкой каменной стене, надеясь отыскать выключатель… или что-то, что поможет разогнать темноту.

И наконец мне попадается металлическая коробочка.

Как только я осторожно нажимаю на выключатель, комната озаряется светом. И прямо на меня смотрит сотня глаз.

С губ срывается вздох, а я невольно отшатываюсь к холодной стене. Но через долю секунды приходит осознание, что это не Колонисты. Голубые камни в серебристых браслетах выдают в них порабощенных.

Передо мной, словно манекены, в несколько ровных рядов выстроились люди. Они не раскачиваются, не моргают. Они вообще не двигаются. И, рассмотрев пустые выражения на их лицах, я понимаю, что они даже не заметили меня.

Сглотнув комок в горле, я заставляю себя выпрямиться. После чего засовываю руки в карманы плаща и подхожу к ним, выискивая глазами девушку с двумя пучками на голове и слезами в глазах, которая не выходит у меня из головы.

Я прохожу сквозь выстроившихся в несколько рядов людей, злясь из-за холода в помещении, от которого создается впечатление, что они какие-то продукты, засунутые в морозилку. И часть меня все надеется, что кто-то из них вдруг посмотрит на меня, давая понять, что он владеет собственным разумом. Но другая часть беспокоится, что они очнутся и запомнят меня.

Вот так люди в Победе проводят время, когда не работают?

Это ожидает моих родителей? И Мэй?

Я пячусь, отходя от рядов с пустыми глазами, поддаваясь разрастающемуся в груди страху.

Так много людей…

Так много глаз…

Ладони начинают потеть, а по коже расползаются мурашки, вынуждая сжать кулаки.

Тебе не стоит находиться здесь. Они могут следить за тобой. Офелия может следить за тобой.

Я заставляю себя действовать и мчусь к выключателю. Адреналин наполняет кровь, а сердце колотится как сумасшедшее, когда помещение вновь погружается в темноту. После чего я, не оглядываясь, поспешно поднимаюсь по лестнице.

Меня злит, что скорее всего я упустила единственную возможность доказать свою теорию о том, что люди возвращают себе разум. Но моя уверенность пошатнулась, а в душе поднялась тревога, что этим я привлеку к себе внимание Колонистов. Поймут ли люди, что я тоже человек, если моя маска на мгновение дрогнет? Поднимут ли тревогу?

Нужно убираться отсюда, пока я окончательно не лишилась самообладания и кто-то не увидел мое истинное лицо.

Я быстро поднимаюсь по лестнице в центральные дворцовые залы, пока все мои мысли занимают воспоминания о множестве людей, запертых в собственных телах. О множестве людей, которым я не в силах помочь.

Я вытираю ладони о плащ и сворачиваю в один из коридоров. И, лишь пройдя его до конца, понимаю, что свернула не туда. Я разворачиваюсь и иду обратно, пытаясь отыскать верный путь, но вскоре понимаю, что заблудилась в лабиринте закрытых дверей и жутких картин, отчего начинает кружиться голова.

Разочарование и безграничная печаль прожигают меня насквозь. Если мне удастся помочь Мартину и девушке, не подставлю ли я этим остальных? Неужели я решу их судьбу лишь тем, что не попытаюсь спасти каждого из них?

Это давит на меня неподъемным грузом. Но информация об экспериментах в герцогстве Смерти заставила дрожать от страха всех жителей Поселения, так что не стоит даже заикаться спасти кого-либо. Что уж говорить о том, чтобы попытаться спасти всех?

И меня бесит, что приходится расставить приоритеты. Но я не могу помочь всем. Не могу попросить жителей Поселения принести такую жертву. Люди, страдающие в герцогствах Войны и Голода, тоже нуждаются в нашей помощи.

Спасение двоих кажется незначительным событием. Но выполнимым. Только вот как не думать об остальных? Каждый человек, которого я пытаюсь спасти в Победе, может стоить жизни человеку в другом герцогстве.

В памяти всплывают черный песок и оторванные конечности. Воспоминания Гила. И где-то там лежит и его собственная рука.

Сколько его конечностей лежит на том поле боя? В скольких из них, словно вороны, ковырялись Гвардейцы Легиона?

Сколько раз Гил умер на том поле, прежде чем смог сбежать?

Нужно взять себя в руки. Если Гил смог выбраться из герцогства Войны, не поддавшись тьме, то и я смогу справиться с ней.

Я останавливаюсь в одном из залов, перевожу дыхание, а затем сворачиваю в ближайший коридор.

И оказываюсь в большой стеклянной комнате, наполненной ароматами гардений и цветов апельсина. И хотя запахи мне знакомы, растения, испускающие их, не похожи ни на одно из тех, что я когда-либо видела.

Деревья с серебристой корой и темно-фиолетовыми цветами. Белые кустарники с золотистыми ягодами. Причудливые миниатюрные деревья с изогнутыми и искривленными стволами. Каждый новый цветок больше и ярче предыдущего, а витающие в воздухе ароматы опьяняют.

Подойдя к дереву с нежно-розовым стволом и белыми листьями, которые напоминают перья, я аккуратно прикасаюсь к нему пальцами, не веря, что оно вообще реально.

– У него нет названия, но оно мне тоже нравится больше остальных, – пронзает тишину голос.

Я оборачиваюсь и вижу принца Келана возле большого каменного фонтана. Его руки сложены за спиной, а волосы все такие же белые, как снег. В этот раз он не надел меха, но его одежда выдержана в цветах его герцогства, а голову обхватывает корона из серебристых веток.

Тревога охватывает меня, заставляя сердце биться быстрее. Он не должен быть здесь.

Даже на таком расстоянии я вижу, как сверкают его глаза, и тут же опускаюсь в реверансе.

– Прошу прощения, Ваше Высочество. Я случайно свернула в этот зал, и меня охватило любопытство, – говорю я, пытаясь подавить румянец на щеках и не дать вырваться ругательствам.