Текст книги "Чернь и золото"

Автор книги: Адриан Чайковски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

31

Еще до рассвета Минну, как солнечный луч, облетела весть о побеге Кимены и смерти Борова. Эти два события, по мнению всех горожан, были связаны напрямую.

В штаб-квартиру Хизеса потянулись связные из других подпольных ячеек – как союзники, так и противники. Они шли к Кимене, единственному человеку, способному объединить их. Ультер, тоже понимавший, что она такая одна, не отважился поднять руку на Деву города: он подпал под ее влияние точно так же, как и все миннцы.

Хизес переходил от одних к другим, пожимая руки, – Таниса видела, что всего приветливее он встречает старых врагов.

Чи думала какую-то свою думу, а Сальма, несмотря на шум и суету, все еще спал. Почти все время в плену, как сказала Чи, он провел связанным и не мог как следует отдохнуть. Представив себе, как он со скрученными за спиной руками всю ночь караулил Чи, Таниса встала и подошла к нему.

Она всегда гордилась собственной независимостью и полагалась только на свои силы. Жизнь, как выяснилось теперь, попросту не вынуждала ее полагаться на кого-то еще. Взять их отношения с Сальмой: он постоянно дразнил ее, а она злилась из-за того, что так и не сумела его охмурить. А Чи? Что уж там отрицать: приятно быть красивее и ловчее своей сестры, которую природа наделила серьезным характером и золотым сердцем.

Лишь когда у нее забрали обоих, Таниса поняла всю меру своей к ним любви. У нее словно часть души отняли вместе с ними. Глядя на спящего Сальму, она видела лицо, которое он никогда не показывал миру. Сон омолодил его лет на пять – а она-то всегда думала, что Сальма старше ее. Отведя темную прядь с его лба, Таниса мысленно пожелала, чтобы ему приснилась свобода.

Она не слышала, как подошел Тизамон, но вдруг почувствовала его у себя за спиной. Мрачен, как обычно – становится ли он другим, когда спит?

– Нам надо поговорить… если ты не против.

Таниса не понимала толком, какие у них теперь отношения. Поединок в подземных туннелях сломал стену между ними, но Тизамон все еще исследовал открывшийся ему новый мир.

Она прошла за ним в уголок, где он разостлал свои одеяла.

– Ты кое-что от меня утаиваешь, – сказал Тизамон и улыбнулся угрюмо, видя ее недоумение. – Ты всем удалась в Атриссу: и красотой, и умом, и бойцовским талантом… но и мое в тебе тоже есть.

– Ты про Наследие? Оно у меня целиком арахнидское. Я не умею летать, и шпор у меня тоже нет.

Его улыбка стала почти веселой.

– Разве Наследие проявляется только наружно? Разве твое сердце не ликует, когда ты бьешься, когда чуешь кровь, когда клинок звенит о клинок?

Эти слова обрушились на нее, как удар.

– Нет!

– Не спорь. Я видел, как ты дерешься. Стойка у тебя арахнидская, но спасает тебя Наследие моей расы – потому ты до сих пор и жива.

Она вспомнила, как стояла в доме Стенвольда над убитым ею злодеем, как дралась с осоидами и бандитами в Геллероне, как пробивала себе дорогу к Сальме и Чи. Подобрать мотив всему этому было нетрудно: самозащита, спасение друзей, уплата долгов – но ее сердце загоралось всякий раз, как она обнажала шпагу, и в жилы ей словно вливали яд. Безумие, овладевавшее ею тогда, делало ее быстрой, смелой, свирепой и помогало убивать с легкостью прожженного игрока, тасующего колоду.

За ее арахнидским лицом таилась мантидская наследственность со своей жаждой крови, верностью клятве, с древними традициями и неувядающей памятью.

Сначала Танисе показалось, что у нее внутри обнаружился рак, но во взгляде Тизамона была гордость – и это чувство тут же прошло.

– Этот клинок тебе не подходит, – заметил он (Таниса позаимствовала у миннцев местный короткий меч, тяжелый и неизящный).

– Все лучше, чем ничего.

Тизамон опустился на колени рядом со своим походным мешком, призвав ее жестом к тому же. Танису пробрала дрожь. Еще не все барьеры рухнули между ними – остался этот, последний.

– Ты уже знаешь, что мы с твоей матерью должны были встретиться в этом городе, – начал он, стараясь не смотреть ей в глаза. – Оба мы лишь недавно узнали, отчего эта встреча так и не состоялась. – Шпоры на руках Тизамона гнулись при каждом жесте. – Между тем я тогда собирался… хотел сделать что-нибудь, что связало бы нас друг с другом. Пожениться мы не могли. У нас это священный обряд: меня скорее убили бы, чем позволили жениться на арахнидке – а у них принято многомужество. Я хотел как-то выразить ей, что она для меня значит. Говорить я, как ты могла заметить, не мастер, поэтому припас ей подарок. – Рука Тизамона задержалась над мешком. – И не смог его выбросить, даже когда она не пришла. Таскал его с собой и каждый раз, уходя, вешал у себя над кроватью – все надеялся, что какой-нибудь вор избавит меня от него. Но этого не случилось. Теперь в этом городе оказалась ты, ее копия, моя кровь… и меч у тебя сломался. Я знаю, ты не веришь в судьбу. – Он впервые посмотрел ей в глаза.

– Нет, не верю.

– Ты выросла у жуканов, среди машин и малопонятных тебе идей. Ты пытаешься думать, как они, но твоя кровь препятствует этому. Мы, мантиды, верим в судьбу и во многое такое, чему жуканы не учат, – и твоя родня со стороны матери тоже верит. Вот она, наша с тобой судьба.

С этими словами он извлек из мешка шпагу в зеленых переливчатых ножнах, окованных не бронзой, как сперва показалось Танисе, а старым золотом. Клинок был короче, чем ее прежний, но тяжелее – она сразу ощутила это, приняв его обеими руками от Тизамона. Гарда, где темная сталь сочеталась с позолотой и зеленой эмалью, изображала не то переплетенные листья, не то надкрылья – Таниса не могла оторвать глаз от ее извивов.

Она хотела вынуть шпагу из ножен, но Тизамон удержал ее.

– Сначала обряд. – Он провел большим пальцем по когтю на головке эфеса, оставив на золоте каплю крови. – Теперь ты. Я не прошу тебя верить, – сказал он, предупреждая протест Танисы, – прошу лишь оказать уважение моей вере.

Она последовала его примеру, ощутив легкую, как при укусе насекомого, боль. Их кровь смешалась у нее на ладони.

– Теперь доставай.

Взявшись за деревянную рукоять, она испытала такое чувство, как будто ее саму пронзили насквозь. Шпага показалась ей живым, только что пробужденным от сна существом – а выйдя из ножен, не оставила места ничему, кроме восхищенного любования.

Клинок был выкован словно и не из стали, а из какого-то темного матового металла вроде свинца. Кроме того, он оказался шире, чем предполагала Таниса, и сужался только к концу. Точно незнакомое животное, которое не знает еще ее запаха, которое только предстоит приручить.

– Старинная вещь, – медленно произнесла девушка.

– У нас осталось всего шесть или семь человек, которые владеют секретом таких клинков – но эта шпага, как и все лучшее наше оружие, происходит из Века Сведущих.

– Как-как? – В Коллегиуме она такого термина не слыхала.

– Из давних дореволюционных времен, – объяснил он.

– Как же такое возможно? – Клинок слабо поблескивал при свете зари. – С тех пор пятьсот лет прошло.

– А выковали ее еще лет на сто раньше. Тогда наши люди не знали сомнений: они просто верили и полагались на свое мастерство. Я владею ею в совершенстве, хотя и предпочитаю коготь; это дает мне право дарить ее кому захочу. Считай, что это подарок от обоих твоих родителей. Я прошел весь ритуал перед судьями на Паросиале – если захочешь, я и тебя когда-нибудь туда приведу.

Таниса не сразу поняла, о чем речь. Она слышала, что остров Паросиаль для мантидов место священное, но Тизамон говорил не просто о какой-то святыне, а о Бойцовых Богомолах – древнем ордене, ревниво хранящем свои секреты.

– Они меня не примут, ведь я полукровка, – сказала она.

– Если я поручусь за тебя и сам стану твоим учителем… если твое мастерство достигнет должного уровня, никто не поднимет голоса против тебя. Решай, Таниса. Отец из меня незавидный. Нет у меня ни земель, ни поместий – ты можешь унаследовать только мое ремесло.

– Я согласна, – ответила она, не дав себе времени задуматься о множестве «но» и «если».

Как только вошла Кимена, настала полная тишина. Даже Стенвольд, корпевший над документами, которые ему принесла Таниса, инстинктивно поднял глаза – и затаил дыхание.

Ночью она была усталая, грязная, покрытая синяками – заморыш какой-то, а не Миннская Дева.

Теперь, не сомкнув, вероятно, глаз, она явилась перед своими сторонниками именно такой, какой они хотели видеть ее – в боевых доспехах.

Голову и шею покрывали конический шлем и стальной ворот, грудь – черный мужской панцирь с двумя нарисованными красными стрелами. Одна указывала в землю, другая в небо. «Мы пали, но поднимемся вновь» – так истолковал Стенвольд этот девиз. Далее шла короткая кожаная юбка с серебряными заклепками, но голубовато-серые руки и ноги остались голыми в знак того, что Кимена не рядовая копейщица, а предводительница повстанцев. Черный плащ развевался у нее за плечами.

Громкое «ура», которое она вполне заслужила, звучало только на лицах: шум мог привлечь к убежищу нежелательное внимание.

– Хизес, – произнесла Кимена. Названный тут же подался вперед. – Ты принес мне надежду, и я этого никогда не забуду.

Сказав это, она сжала его запястье. Раньше их отношения были не столь дружелюбными, решил Стенвольд: Хизес для того и возглавил спасательную операцию, чтобы это исправить. Временный лидер прослезился и хотел отойти, но Кимена удержала его за рукав.

– Вы пришли сюда со всего города, – обратилась она к подпольщикам. – Почти всех вас я знаю. Вы друг с другом не всегда ладите: революция, о которой думает каждый из вас, всегда немного не такая, как у соседа. Однако вы все же собрались под одной кровлей, чего я до ареста никак не могла добиться. Поблагодарим осоидов хоть за это.

По собранию прокатился смех. Стенвольд переводил взгляд с одного лица на другое: молодые и старые, мужчины и женщины, миннские солдаты-жуканы и представители других рас: цикадоны-полицейские, мушиды из городских банд, даже краснокожие муравины из покоренного города Майнеса. Все они смотрели на Кимену и и ждали ее приказаний.

– Вы, наверное, думаете, что я собираюсь поднять против Империи весь город до последнего жителя, с мечами и кольями.

Раздалось несколько утвердительных возгласов, но большинство ожидали, что она скажет дальше.

– Вам всем известно, что Боров мертв. – Усердные кивки и усмешки в ответ. – Но знаете ли вы, кто убил его?

Тишина.

– Не я, хотя мне очень хотелось бы. И не Хизес, и не кто-то другой из наших. Так кто же? – Кимена обвела взглядом круг обращенных к ней лиц.

– Говорят, он поссорился с другим осоидом из-за женщины, – сказал кто-то. – Одного офицера будто бы казнили за это.

– Капитана Раута, я слыхал, – добавил другой. – Из его свиты. Об этом субчике мы тоже плакать не станем.

– Вот, значит, какие слухи они распускают? – перебила Кимена. – Что осоиды передрались между собой в то самое время, когда Хизес взламывал дверь моей камеры? Новый миннский губернатор будет, безусловно, еще хуже старого: посмотрите на него, и вам станет ясно, зачем Борова убрали с дороги. Подумайте еще вот о чем: с чего они так трубят о его смерти? Для чего им нужно, чтобы мы об этом узнали? – Кимена, колыша плащом, прошлась вдоль первого ряда слушателей. – Нам всем хорошо знакома не только сила, но и хитрость врага. Вспомните, как нанятые губернатором сыщики засадили меня в тюрьму! Почему же теперь они так спешат раззвонить повсюду о гибели Борова? Очень просто: чтобы подтолкнуть нас к восстанию. Они знают, что наши силы растут, и не хотят, чтобы мы стали еще сильнее. Если мы выступим, нас тут же утопят в крови, ибо время для восстания еще не приспело.

Кимена полностью завладела аудиторией – все, считая и Стенвольда, глаз с нее не сводили.

– Какое-то время, самое меньшее пять недель, о восстании не может быть даже речи. Не могут же они все время стоять с занесенным мечом – когда-нибудь они опустят его, а мы тем временем наберемся сил. Наше время непременно придет, но мы должны перехитрить осоидов, если хотим победить их. Одной силой их не возьмешь. Хизес поступил мудро, воспользовавшись помощью чужеземцев. Осоиды, которые видели их, – таких, правда, немного осталось, – подпольщики с одобрительным ропотом оборачивались на Тизамона, – так вот, они скажут, что заключенных освободили какие-то пришлые воины. Прошу и вас повторять это всюду, где могут услышать осоиды, – авось это ослабит их бдительность. А вот подозрения разжигать не стоит – вы поняли теперь, почему?

Они поняли. Эта женщина – гениальный оратор, подумал Стенвольд. Обращаясь ко всем вместе и к каждому в отдельности, она за считанные минуты сплотила этих разобщенных людей.

Его надежда на скорое восстание в Минне увяла, но без Кимены надеяться и вовсе было бы не на что.

Отправив бойцов сопротивления по своим ячейкам, Кимена не ушла отдыхать – кто бы мог подумать, что она только что вышла на волю? Сев напротив Стенвольда, она подозвала к себе всю его группу. Чи устроилась рядом с дядей, Тото занял место чуть позади, Тизамон и Таниса, не расстававшаяся с подаренной шпагой, – с другой стороны. Ахей кутался в свою хламиду, словно простуженный.

– Таких революционеров, как ты, я еще не встречал, – сказал Стенвольд, неохотно отложив в сторону осоидские бумаги. – У нас в Коллегиуме революционных деятелей зовут хаотистами – как за недостаток сплоченности, так и за стремление сеять хаос. Не знаю ни одного, кто стал бы на твоем месте призывать свое войско к терпению.

– Я просто люблю свой наивный город, – сказала Кимена. – Твое имя мне знакомо, мастер Стенвольд Вершитель – его еще поминают у нас. Одни говорят, что ты храбро сражался, защищая наш город, другие – что ты сбежал с поля боя.

– Боюсь, что и то и другое правда.

– Летописи можно переписать. Я знаю, что ты приехал сюда ради своих друзей, а меня спас лишь случайно, но это не уменьшает моего долга перед тобой. Готова взамен выполнить любую твою просьбу – если это мне, конечно, по силам.

– Ну что ж. Благородней, конечно, было бы пожать тебе руку и сказать, что нам ничего не надо, но мы действительно нуждаемся в твоей помощи.

– Проси, – повторила она.

– Мне нужно как можно скорее отправить гонца в Геллерон.

– Мы отправим его.

– Тамошний резидент должен получить мое послание не позднее чем через час. Я все потом объясню, – добавил Стенвольд, видя обеспокоенные взгляды своих бойцов. – Летательным аппаратом вы не располагаете, скорее всего?

Кимена едва удержалась от смеха.

– Увести его у осоидов значило бы нарушить мои собственные инструкции, а других аппаратов в городе нет. Могу, правда, достать лошадей.

– Мы оставили за городом свой самоход, – задумчиво сказал Стенвольд. – Если лошадей можно будет сменить где-то на полдороге, то посылай их, а машину бери себе.

– Договорились. Но твой кредит еще не исчерпан, Стенвольд Вершитель: я слушаю следующую просьбу.

– Хорошо бы послать разведчика в город Тарк – там у меня нет людей.

– Будет сделано, хотя тебе, возможно, придется ему заплатить.

– Это ничего. Ну и последнее: припасы на дорогу до Геллерона, а некоторым и смену одежды.

– Договорились.

– Тогда мы, пожалуй, начнем собираться. Скажу напоследок еще одно – это не просьба, а просто так, к сведению.

Кимена кивнула: она, видно, уже догадывалась, что он скажет.

– Железный Пакт быстро ржавеет. Осоиды уже оправились после Двенадцатилетней войны и готовятся выступить снова. Я видел их сборный пункт в Асте, читал рапорты их интендантов: счет до следующей атаки идет на недели. Теперь Империя двинется на запад, на города Нижних Земель.

– Логично, – согласилась Кимена.

– Остальное ты знаешь и без меня: когда враг бросает свои основные силы в другом направлении, самое время поднимать народ на восстание.

– Думаю, мы поняли друг друга, – улыбнулась она. – Мой народ еще не готов свергнуть осоидов, но он будет готов. Надеюсь, это послужит во благо и твоему народу. Наше восстание не будет подавлено, – без тени сомнения заявила Кимена, – но для закрепления успеха нам понадобятся союзники на западе.

– Можно спросить у вас одну вещь? – К ним присоединился только что проснувшийся Сальма – весь перепачканный, но вновь ставший самим собой. Даже улыбка его была на месте.

– Спрашивай.

– С нами была еще одна пленница – лепидинка Скованное Горе.

– Я о ней слышала, – странно посмотрев на него, сказала Кимена. – Они использовали ее как пешку в своих маленьких играх.

– А Чи слышала, что ее отдали офицеру по имени Ааген. Узнать бы, где она: ее тоже надо спасти.

– Какая Таниса умница, что догадалась их захватить! – Стенвольд всех, даже Тизамона, собрал подле себя, словно класс в Коллегиуме. Только Ахей, как всегда, держался на расстоянии. – Это, конечно, лишь фрагменты, но я за последние годы приноровился восстанавливать целое по частям.

– Я подумала, что это могут быть планы вторжения – хотя ничего в них не поняла, – сказала Таниса.

– Нет, все гораздо прозаичней – это просто отчеты, накладные и прочие подобные мелочи. – Таниса пригорюнилась, и Стенвольд поспешно добавил: – Золотые мелочи: они мне поведали о численности осоидских войск, о вооружении и провианте. Для умеющего читать они все равно что штабная карта.

– Что же тут нового? – спросил Тизамон. – Подпольщики нам уже говорили, что через Минну на запад прошло много войск.

– Они, как и эти бумаги, говорят правду, – кивнул Стенвольд. – Помнишь Асту? Теперь я знаю, для чего там сгруппировано столько сил. Вот посмотрите. – Он перевернул один из листков, достал из кармашка на поясе стило и стал рисовать. – Это Минна, это Аста, это Даракионский лес (заштрихованное пятно). За ним Геллерон, тут Сухая Клешня. А это… кто скажет? – Они словно и впрямь перенеслись в классную комнату.

– Это Тарк, мастер, – сказал Тото.

– Совершенно верно. Тарк, муравинское государство, самый восточный город Нижних Земель. А чем больше всего известны таркийские муравины?

– Рабовладельческим строем, – неприязненно ответила Чи.

– Несколько упрощенно, – поморщился Стенвольд. – Из всех муравинских городов только Тарк может считаться богатым. Он стоит на перекрестке дорог: Шелковый путь ведет в Арахнию, западный тракт – к скорпи в Сухую Клешню, восточный – в мушидские поселения Эгель и Мерро. Это, можно сказать, дверь в Нижние Земли – вот откуда проистекает его богатство. Но таркийцы со мной бы не согласились: они куда больше озабочены войной с другими муравинскими городами, чем обороной от внешней угрозы. – Стенвольд нарисовал стрелку, указывающую от Асты на Тарк. – Вот она, эта угроза. Большинство солдат, которые прошли через Минну, скоро будут брошены к Тарку: тысяч тридцать осоидов и вспомогательного состава, судя по документам. К живой силе, разумеется, следует добавить полевые орудия, автомобили и авиацию – вот что можно вычитать из обыкновенных тыловых рапортов.

– Что же нам теперь делать? – спросила Чи, как будто спасение города зависело только от них.

– Таркийцы не примут помощи от чужих. Я уже позаботился о том, чтобы заслать туда наблюдателя, а нам надо ехать туда, где нас выслушают: в Коллегиум, в Сарн, даже в Геллерон. Но здесь, – постучал по карте Стенвольд, – нас подстерегает следующая проблема, поскольку не все солдаты, обозначенные в этих бумагах, пойдут на Тарк.

– Куда же они пойдут? – забеспокоилась Чи.

– Они разделятся на две армии. Одна, более крупная, должна подавить сильную оборону Тарка, другая двинется к Геллерону. Сколько нужно солдат, чтобы его взять? И сколько, чтобы убедить геллеронцев сдаться Империи, махнув рукой на Железный Пакт?

– Взвод пехоты и увесистый кошелек, – съязвил Ахей.

Стенвольд кивнул ему на полном серьезе.

– Они пошлют больше взвода. Насчет кошелька не знаю, но Геллерон теперь становится первоочередной нашей целью. Тамошние магнаты способны отразить армию вдесятеро больше этой – при условии, что будут действовать вместе. Если они предпочтут зажмуриться, осоиды действительно легко возьмут Геллерон, и Нижние Земли откроются перед ними. Повторяю: в Геллероне мы будем всего полезнее. Я уже послал гонца к Скуто с наказом готовиться. Мы осоидов не успеем опередить, но гонцу, надеюсь, это удастся. А теперь мы подошли к самому главному, – вздохнул Стенвольд. – Я сделал вас своими агентами. Из-за меня вы подверглись опасности и побывали в тюрьме. Я ставил на кон ваши жизни, будучи плохим игроком. Теперь, перед тем как отправиться со мной на войну, каждый из вас может еще сказать «нет». Я никому не поставлю это в вину – ни другу, ни родственнику.

Видя вокруг совершенно бесстрастные лица, он обратился к ному:

– Ты уж точно должен отказаться, Ахей. Это не твоя война.

Тот посмотрел на Чи и сказал:

– Она и раньше не была моей, мастер Вершитель. Ради спасения Геллерона я воевать не намерен.

– Я не упрекаю тебя, – поспешно заговорил Стенвольд. – Ты и так много сделал для нас… – Но Ахей прервал его, вскинув серую руку.

– Утром, еще до восхода, у нас с твоей племянницей был разговор. Она сказала, что осоиды в конце концов займутся и номами – и я, знаешь ли, ей поверил. Вы, жуканы, ковыряете наши горы ради грошовой выгоды, но осоиды несут тиранию и притом умеют летать – и сами, и на машинах. Это делает их куда более серьезным врагом, чем вы. Поэтому я отправлюсь с вами обратно и расскажу моему народу о том, что видел, – расскажу, даже если меня не захотят слушать. Постараюсь их убедить в том, что с осоидами следует бороться всеми доступными нам, номам, средствами. За Геллерон я сражаться не стану, но за свой народ буду драться и с жуканами, и с осоидами, и со всеми прочими, кто дерзнет поднять на нас руку.