Текст книги "Песочные часы перевёрнуты вновь (СИ)"
Автор книги: X-Law
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
========== Глава 21 ==========
Идя в кабинет Его Величества, Алрис уже мысленно всё проклял сотню раз, изводя себя всевозможными догадками и чувствуя, как быстро от волнения стучит сердце: с тех пор, как состоялся их с Кейне разговор, с тех пор, как некромант показал ему живых Сэфисов, о маге из Совельдейма совершенно забыли. Он словно вообще не существовал и бродил как тень по дворцовым садам и комнатам, натыкаясь лишь на слуг и не видя самого короля ни разу. Такое продолжалось без малого две с половиной недели.
И вот теперь этот новый вызов. С чего бы это? Вроде бы, ничего такого особенно глобального в ближайшие дни не намечалось, да и время уже почти полночь… не то чтобы некромант не любил гулять под луной, но своего бывшего телохранителя он в таких ситуациях никогда с собой не брал. Да Алрис как-то и не стремился, вообще уже плохо понимая, что он делает в этом дворце и зачем: приказания от Кейне почти не поступали, а если и поступали, то сводились к «сходи и принеси», что было уж совсем печально. Так что поздний приказ срочно явиться в кабинет короля парень воспринял, мягко говоря, без восторга, и шёл к нему с тяжёлым сердцем.
Если честно, он старался думать о Кейне как можно меньше, потому что слишком уж много вопросов возникало сразу. И пусть он принял решение как можно больше выяснить о некромантах, его интересовала лишь информация об их способностях и правилах, об их ритуалах, но вот узнавать Кейне лично он не стремился, потому что так недолго было и с ума сойти. Некромант мог быть жестоким и бессердечным, он легко убивал на войне сотни и тысячи. Но он мог и проявлять непонятное, глупое милосердие: принцесса Сесиль и её отец живы, Охотница Алеит вот-вот счастливо родит, а род Халлрон, бывший опорой многих поколений династии Сэфис, принял нового правителя, кажется, и вовсе безболезненно. Младший сын семьи даже спит с Деамайном и, насколько известно, уже давно. И как в этом можно разобраться?!
– Входи, – послышалось из кабинета, хотя Алрис не успел постучать.
Дверь открылась бесшумно, и, вопреки ожиданиям, комната была залита ярким магическим светом, почти полностью имитирующим дневной. Для некроманта, предпочитавшего полумрак, это было довольно нетипично. Алрис застыл на пороге, не зная, что ему делать и что говорить, и в этот момент Кейне посмотрел на него, пристально и пронизывающе, так, что по спине парня пробежали мурашки.
В руках у короля был пергамент. Судя по лентам и обломанной печати, висящей с краю, документ был официальнее некуда. Неужели вызвали из-за него? Алрис, присмотревшись, постарался разглядеть герб на печати, но так и не понял, какому именно дому он принадлежит, хотя его долго тренировали для того, чтобы он умел различать такие вещи.
– Мне пришло официальное предложение о браке, – усмехнувшись, перешёл Кейне прямо к делу.
«Неужели из Хайтендарта?!»
Насколько Алрису было известно, это королевство единственное, где есть сейчас незамужние принцессы. Сама Ханаан, истинное воплощение восточной женщины, идеальный стратег, не стесняющийся использовать свои природные чары на мужчинах.
Её шпион видел всего один-единственный раз, во время визита принцессы в Совельдейм. Она стояла тогда на центральной площади, улыбаясь толпе, закутанная в многослойный сложный наряд по самую шею. Алрис, приставленный помощником одного из охранников, до сих пор не мог забыть её: статную, грациозную, с томными бархатными глазами и ореховой, идеальной кожей. Её шёлковый чёрный водопад волос, грудной низкий голос с шепчущими нотками и совершенно чарующую, обволакивающую ауру, пусть и принадлежащую простому человеку, но невероятно притягательную. Пожалуй, если бы он тогда не был неотвязно увлечён обучением в Академии и Эвелин, он бы всерьёз мог влюбиться в эту южную красавицу, хотя у него, пожалуй, было бы мало шансов, ведь Ханаан притягивала десятки мужчин, как речной омут ветви.
– Меня приглашают в Лируэлл, – произнёс Кейне, тщательно следя за реакцией своего телохранителя, а тот и правда на мгновение растерялся.
Лируэлл? Восточное королевство предлагает правителю Эрисхайна кровный союз? Но у них же…
– Лиам Юэн Дейберг, – с чувством произнёс некромант, рассмеявшись. – Единственный ребёнок в семье, наследный принц королевства. И они всерьёз предлагают его мне.
«С мужчиной?!»
Сказать, что Алрис был в шоке – это ничего не сказать. Раньше он мало интересовался тесными взаимоотношениями между парнями, и даже когда сам оказался в одной постели с Кейне, не задумывался от том, что с мужчиной можно сочетаться браком… да ещё и на таком высочайшем уровне.
– А разве… – начал было он, но Кейне его перебил:
– В Лируэлле такие браки законны. Если я соглашусь, то это королевство официально станет принадлежать и мне тоже, наравне с юным принцем, конечно. Для них, правда, очень рискованно идти на такой шаг, но ты сам понимаешь, что подобный союз даст Лируэллу много преимуществ. В частности, гарантию того, что я не стану на них нападать и разрушать.
И Алрис всё понял. Королевство на востоке всю войну продержалось в стороне, оно не стало поднимать оружие против Кейне и Деамайна, и сейчас, предлагая столь заманчивый брак, нынешний король наверняка рассчитывал на особую благосклонность и привилегии. И не зря.
Наблюдая все эти месяцы за Кейне, Алрис всерьёз задумался, способен ли тот вообще интересоваться женщинами, потому что даже к самым красивым из них он оставался достаточно равнодушен, предпочитая держаться учтиво и формально-вежливо. И вот теперь ему предложили парня…
– Сколько ему лет? – не узнавая свой голос, спросил Алрис.
Он вспомнил те самые слова, который Кейне сказал однажды: «…Деамайн говорит, что в невинности есть особая, ни с чем не сравнимая прелесть… и знаешь, порой я с ним полностью согласен…»
– Ему шестнадцать, – ответил некромант, хитро сверкнув глазами.
– Ты поедешь?
Комната застыла в тишине, и с каждой секундой всё оглушительнее было биение сердца.
«Почему меня так волнует его ответ?»
– Поеду, – ответил Кейне, свернув пергамент. – И ты, конечно, тоже. Собирайся. Мы отправляемся на рассвете.
Он всегда считал, что родители, помешанные на величии рода, назвали его слишком пафосно – Триан. Триан Роверблейд, боевой маг-эна, герцог в Лируэлле, которому с самого детства не давали покоя, говоря, что он делать должен, чего не должен, с кем ему дружить и что говорить. Бунтарём он был, да, но лишь в душе, выжидая нужный момент и прекрасно понимая одну простую истину – со временем ему всё это пригодится. Пригодятся кичливые самодовольные друзья, чопорные и развратные любовницы из высшего света, связи, образование – всё то, что так стремился ему дать отец.
Так что он спокойно шёл по жизни, легко перенося все неудобства, не позволяя себе испытывать лишних привязанностей и желаний, контролируя себя так идеально, как только можно. Он вежливо и весело общался с теми, кого ненавидел всей душой, он целовал руки девушкам, от которых его тошнило, и он закрывал глаза на тех из них, кто хоть что-то задевал внутри. И это позволяло ему чувствовать невероятную гордость за себя: он казался себе идеальным сочетанием разумности и глухих стен необходимого лицемерия, и каждая безуспешная попытка волнующей его девушки или парня сблизиться с ним лишь укрепляла его уверенность в том, что он неприступен. Двадцать лет… ровно двадцать лет он был образцом идеальности. И не было ничего удивительного в том, что его со временем сделали личным телохранителем наследного принца.
Триан помнил этот день как сейчас – он был в просторном церемониальном зале, преклонив колено перед Его Величеством, в окружении той самой несравненной элиты, десятка самых доверенных лиц и ждал, когда придёт Его Высочество. Наследный принц был фигурой не то чтобы загадочной, но пока малоизвестной. По обычаям их королевства, до полного совершеннолетия, то есть до шестнадцати лет, его могли видеть лишь родные и человек двадцать из прислуги и стражи. Так что ни на балах, ни на светских мероприятиях Триан Его Высочество не встречал: тот мог начать выезжать в свет лишь через год. Так что маг-эна совсем не стыдился того, что его изнутри пощипывало неподдельное любопытство…
Когда двери распахнулись, все присутствующие почтительно склонили головы, и Триан в их числе. Чёрная густая чёлка, упав на глаза, позволила рассмотреть лишь расшитую серебряными нитями обувь прошедшего мимо наследника престола, и лишь потом, когда король дал разрешение, герцог вместе со всеми позволил себе посмотреть вперёд.
– Его Высочество, Лиам Юэн, наследный принц Лируэлла! – торжественным раскатом прозвучал в просторном зале басовитый мужской голос дворецкого и в этот момент Триан понял, как двадцать лет за мгновение могут превратиться в ничто…
Принц, немного робея и смущаясь, но стараясь скрыть это, устроился на троне рядом с отцом, усиленно пытаясь удержать на лице подобающее случаю снисходительное выражение. И у него это совсем не получалось. Голубые искристые глаза смотрели слишком живо и задорно, наполненные юностью и светом, а неприлично яркие, огненно-рыжие волосы никак не хотели спокойно держаться в хвосте, выбиваясь языками пламени и спадая на лицо. Тонкие губы были на удивление красиво очерчены, а фигура с пока ещё мальчишескими, но в будущем явно широкими, а совсем не цыплячьими плечами, поражала своей гармоничностью.
– Герцог Триан Роверблейд! – объявил всё тот же дворецкий и принц, улыбнувшись, протянул вперёд руку.
– Ваше Высочество, отныне моя жизнь принадлежит вам, – с волнением произнёс Триан и осторожно, церемонно поцеловал бархатную кожу.
Когда глубокие синие глаза встретились с небесно-голубыми, принц задорно подмигнул своему телохранителю, словно показывая, как его утомляет вся эта официальная шумиха, и тогда герцог Роверблейд понял, что пропал окончательно. Лиам Юэн был просто обезоруживающе, совершенно непостижимым образом хорош. И дело было не во внешности: на неё двадцатилетнего герцога поймать было попросту невозможно, да и особо выдающейся она не была. В нём было что-то, чему сам Триан не мог дать определения, и он отчаянно пытался разгадать эту тайну, лёжа в смежной комнате с принцем в главном дворце и понимая, что нужно брать себя в руки и выгонять прочь все глупые мысли. Его приставили для того, чтобы он был охранником, и большего от него не ждут: все давно знали, что король собирается устроить сыну политический союз, и собственные подданные, даже герцоги, его не интересуют.
«А ведь я подхожу ему по положению…» – неожиданно-сладко кольнула сознание мысль, и Триан застонал в подушку от понимания того, как же глупо, по уши он вляпался.
Он влюбился. Это звучало совершенно ненормально после всего того, что у него было в жизни и учитывая, что принца он видел всего несколько минут. Но это было простым фактом, разгоняющим кровь по венам и заставляющим думать о всяких глупостях. Он так гордился тем, что мог прогонять прочь даже тех, кто задевал его сердце… но никто и никогда не задевал его настолько сильно.
Триан помнил каждую секунду, каждое слово принца, он до сих пор мог закрыть глаза и представить, как вновь целует эти длинные пальцы, и как задорно подмигивает ему Лиам Юэн, нарушая все придворные правила, и как бьётся чужой пульс в голубой венке на запястье…
«Хватит, – оборвал себя Триан, сев на кровати одним резким движением, – это путь в никуда».
В комнате было тускло и тоскливо, и уже глубоко за полночь, а ведь завтра так рано вставать…
«Я справлюсь. Я смогу контролировать это, – Триан закрыл глаза, – я же знаю, как надо себя вести, и я должен делать всё идеально, от меня ждут именно этого. Да и сам принц едва ли помышляет о чём-то большем, он ведь ещё даже не совершеннолетний…»
И на следующий день Триан вновь был идеален. Он ходил за принцем словно тень, постоянно находясь рядом, но при этом не досаждая своим присутствием. Он сопровождал его на занятия, в прогулках по лесу, и старался не думать о том, насколько Лиам Юэн прекрасен в своей непосредственности.
Говоря по правде, раньше Триан считал, что знатные особы должны быть чопорными, должны соблюдать правила и вести себя так, как подобает персоне их статуса. Но принц шутил и сам громко смеялся над шутками, он лазил по деревьям как мартышка и сшибал плоды с садовых яблонь, доводя до полуобморочного состояния королеву-мать и её свиту из знатных фрейлин. Принц однажды упал в пруд, пытаясь поймать лягушку, и был выловлен оттуда лично Трианом: мокрый, улыбающийся во весь рот, с приставшим ко лбу обрывком листа кувшинки.
Конечно, вечно бегающие за принцем наставники пытались усмирить наследника, взывая к его благоразумию, и тогда Лиам Юэн склонял голову, словно стыдясь своего недостойного поведения, но в глазах его плясали шальные огоньки, и Триан отлично это видел.
Рядом с принцем он оживал. Глупо было, конечно, так думать двадцатилетнему парню, но он словно оттаивал от всех этих улыбок принца, от того солнечного света, который тот излучал. Он ведь привык совсем к иному, у него была броня из принципов и наставлений отца. И вот теперь ему словно показывали настоящую жизнь, ту самую, которая, оказывается, раньше попросту проходила мимо. И с каждым днём Триан всё сильнее увязал в своих непозволительных, но таких сильных чувствах.
Он часто просыпался ночами от сладких снов, он бродил по комнате, пытаясь услышать, что происходит за стеной, у принца. И, конечно, он пытался бороться. Совершенно искренне пытался, но постоянно проигрывал. Кто же знал, что после стольких лет расчётливого одиночества он увлечётся именно Юэном...
Он сам не мог вспомнить, когда же начал мысленно называть его вот так просто, по имени, нарушая установленные веками правила. Это было как-то естественно, особенно после того, как принц однажды легкомысленно назвал его просто Трианом. Не герцогом, не Роверблейдом, а именно так интимно-близко. Назвал – и тут же извинился, испуганно глядя на своего телохранителя. А тот тогда был так поражён, что ни слова не мог сказать, просто стоял столбом и не знал, как на это всё реагировать. Юэн посмотрел на него каким-то странным, наполненным сожалением взглядом, а потом улыбнулся как-то особенно злобно и больше уже имени телохранителя не повторял, никогда и не при каких обстоятельствах. До тех самых пор, пока не произошёл тот самый эпизод с лошадью...
Стоит сказать, что Лиам Юэн всерьёз увлекался соколиной охотой. И пусть это было совсем уж устаревшим хобби, да притом ещё и опасным, но запретить наследнику никто не мог. Триан тоже с одной стороны был против, по тем же соображениям, что и остальные, но с другой не мог не согласиться с тем, что Юэн во время охоты выглядел прекрасно: верхом на лошади, умело управляя ей, а потом пускающий сокола, раскидывающего крылья и стрелой летящего вниз за добычей. Было во всём этом что-то очень древнее и завораживающее.
В тот день погода не задалась: дул пронизывающий ветер, облака грозно сходились на сизом небе и всё указывало на то, что в любой момент может пойти дождь. Принц, укутанный в тёплый тёмно-красный плащ, долго не хотел признавать, что уже пора возвращаться, но в итоге Триану и ещё нескольким придворным удалось его убедить. Юэн, поникнув, велел убрать сокола обратно в клетку и ловко развернул лошадь. И в этот самый момент произошло что-то, чего Триан так до конца и не понял: под ноги скакуну принца метнулось что-то чёрное, лошадь, встав на дыбы, заржала и сорвалась с места, унося прочь Юэна. Вероятно, принц бы сумел остановить её, но из-за резкого рывка, которого он не ожидал, его практически выбило из седла, так, что он висел с боку, отчаянно цепляясь за луку и снося все ветки на своём пути. Свита застыла на месте, соображая, что предпринять, и только Триан не думал: он действовал.
Ударив по бокам лошадь, он послал её вслед за Юэном, заставив перепрыгивать поваленные деревья и пролетать над высокими кустарниками. Впереди слышался треск ветвей, а Триан думал лишь об одном: лишь бы принц сумел удержаться, лишь бы не упал и не получил серьёзных травм.
Лес становился реже, деревья ниже и вскоре Триан выехал на берег широкого озера. Водная гладь была сморщена рябью, а густые травы у самого края воды гнулись от мощных порывов ветра. Лошадь принца, беспокойно фыркая, гуляла неподалёку одна, без седока. По телу Триана пробежал холод.
Он закрутил головой, пытаясь понять, куда же делся принц, и вскоре увидел его, лежащего неподвижно на боку у самого края берега. Одежда испачкана и разорвана, красный плащ где-то потерян, а правая нога неестественно вывернута. Триан бросился к нему, выкрикивая его титул и молясь, чтобы принц пошевелился. Но даже когда герцог рухнул на колени, наследник Лируэлла на это никак не среагировал.
«О Высшие...» – промелькнула отчаянная мысль в голове телохранителя.
Он перевернул принца на спину, откинул огненно-рыжие волосы с лица и приложил пальцы к тонкой светлой коже на шее, прощупывая пульс. В панике ему не сразу удалось нащупать артерию, поэтому Триану показалось, что наследник мёртв. Но потом под пальцами толкнулась кровь, затем ещё раз, и герцог вздохнул, понимая, что самого плохого не случилось.
– Ваше Высочество, – позвал он, в надежде, что принц очнётся.
Но это не помогло. Триан потряс его за плечи, осторожно, так, чтобы не повредить ничего, если вдруг у наследника есть какие-то травмы, которых он не заметил. Но Юэн остался лежать всё также неподвижно, не реагируя ни на что.
Триан провёл пальцами по его щекам, по лбу, сам поражаясь тем чувствам, которые проснулись в нём. Он не мог отвести взгляда от спокойного лица, перепачканного землёй и оцарапанного ветвями, не мог заставить себя не восхищаться им и хотеть гораздо большего. Если бы не законы Лируэлла, по которым принца будут потом проверять перед свадьбой, он бы обязательно его поцеловал. Пусть так нечестно, но что же ещё делать, когда любишь и знаешь, что тебе этот человек принадлежать никогда не будет?
– Юэн... – тихо позвал герцог, наклоняясь к самому уху принца.
Дрогнули веки, болезненно скривились губы, и, застонав, наследник открыл глаза.
– Триан... – хриплым голосом произнёс принц, и маг почувствовал, как отчаянно сжимаются пальцы на его предплечье.
– Сильно больно? – спросил он, хотя этого можно было и не делать.
В глазах принца и так был ответ: распахнутых, льдисто-голубых, где зрачок был расширен до предела. Судорожно были стиснуты зубы, мышцы на шее болезненно напрягись, и сам Юэн как-то неудобно выгнулся, стараясь лечь так, чтобы не беспокоить сломанную ногу.
– Всё будет хорошо, – аккуратно прижимая принца к себе, сказал Триан, – сейчас должен приехать целитель.
Принц серьёзно кивнул и лишь сильнее сжал руку телохранителя, не издавая больше ни единого звука, который мог бы показать, насколько ему больно. Триан хотел сказать, что можно не притворяться, по крайней мере перед ним, но у Юэна была гордость, и не стоило её ранить. Поэтому Триан лишь постарался держать его как можно бережнее. Он бы легко поднял его на руки, хотя принц был не таким уж и хрупким. Наверное, так они бы добрались до целителя быстрее. Но сломанная нога – это не та травма, с которой стоит носить человека по лесу, если есть выбор. И Триан мысленно поблагодарил короля, который несмотря на возражения сына настоял на том, чтобы на охоте обязательно присутствовал кто-то, кто умеет исцелять. Сегодня это была слегка полноватая, но крайне обаятельная девушка, имени которой Триан, к стыду своему, не запомнил.
– Травма не серьёзная, – сказала она, улыбаясь и садясь рядом с принцем. – Лечение не займёт много времени.
Девушка прикоснулась к ноге Юэна, и вокруг неё разлетелись блекло-жёлтые искры, кружась в воздухе и опускаясь на перелом. Триан не раз видел, как работают целители, но каждый раз восхищался тем, насколько же красив их дар. Пожалуй, красивее любого другого.
– Вы поедете обратно на моей лошади. Она спокойная и ничего подобного больше не повторится, – обратился Триан к принцу, когда всё было закончено.
– Я поеду на своей. Поймай её для меня, – сдвинув брови, приказал Юэн.
– Но Ваше Высочество! – хором воскликнули Триан и целительница.
– Это не обсуждается.
И пришлось повиноваться. Триан тогда был в ярости, клеймя про себя неразумного принца самыми последними словами и даже не замечая, какие взгляды Юэн бросал на него всю обратную дорогу.
К счастью, до дворца они добрались без каких-либо происшествий. И вновь потекли обычные дни, когда Триан ходил за принцем, слушал его бесконечные злые шутки, ироничные замечания и задорный смех. Потекли ночи, в которых герцог чувствовал себя безумно одиноким и готов был царапать стену, за которой спал тот, кто полностью перевернул его мир. Но он больше не позволял себе ничего лишнего, как не позволял и принц. Это была какая-то негласная договорённость, нерушимое правило, которое оба соблюдали неукоснительно. Они были рядом и проводили вместе больше времени, чем с кем-либо другим, но при этом оставались теми, кем их видел двор: непокорным и ветреным буяном-принцем и суровым телохранителем с каменным лицом. Иногда их выдавали взгляды, но выдавали лишь друг другу. Поэтому чаще Триан думал, что ему просто показалась, отгоняя от себя прочь все лишние мысли и просто делая то, что должен был делать. Изо дня в день, как от него и ожидали.
Он видел его глаза. В ломком свете свечей он читал их, как свежий хрусткий пергамент: «Я хочу принадлежать тебе».
Триан сглотнул. Юэн сам позвал его сегодня, не объясняя причин. А когда телохранитель пришёл, так ни слова ему и не сказал. Просто смотрел таким взглядом, что у Триана перехватывало дыхание.
– Ваше Высочество… – голос никак не получался ровным.
Принц стоял, у кровати, стиснув кулаки и сжав губы, и всё внутри него взывало к Триану, желало его, любило. Ему было нельзя – но он так хотел, и голубые глаза словно горели, повинуясь тому огню, что сжигал изнутри. Шестнадцать лет… они оба ничего не говорили об этом, но внутри так безумно боялись этого момента. И вот теперь, когда он настал и когда наследника Лируэлла сосватали некроманту, казалось, что лучше бы всегда было пятнадцать, чтобы продолжалось беззаботное время, и чтобы можно было притворяться, что нет никаких стен между ними кроме тех, что они создали сами.
«Он свяжет свою жизнь с другим», – рассекла сердце Триана жестокая мысль, и он, кашлянув, чтобы убрать из голоса нечаянную хрипотцу, произнёс:
– Ваше Высочество, вам завтра рано вставать. С вашего позволения, я вернусь в свою комнату.
Принц вздрогнул, словно его ударили, но, однако, сумел найти в себе силы с достоинством кивнуть, не проронив ни слова, не сделав ни шага навстречу. И Триан направился к двери, лишь у самого порога позволив себе обернуться: его любимый принц теперь стоял к нему спиной.
«Его отдают некроманту…» – прошелестел внутренний голос, и это стало самой последней крупинкой.
Триан стремительно, не позволяя себе передумать, пересёк комнату и раньше, чем разум заткнул сердце, обвил Его Высочество руками, прижимая к себе изо всех сил. Он думал, что тот будет вырываться, что он отстранится или вскрикнет, но принц вдруг так отчаянно, до синяков вцепился в его руки, не позволяя отнять их, что сердце Триана оборвалось.
Наследника трясло, он дрожал, как лист на ветру и, самое страшное, ничего не говорил, просто вжимаясь в Триана так сильно, как только можно, мелко, прерывисто дыша, словно в истерике. Но не было ни капли слёз, ни одного всхлипа – воспитание не позволяло сделать этого. И в этот момент, сознательно разбив все остатки своих стен, Триан тихо выдохнул, потревожив рыжие пряди:
– Юэн…
Называть по личному имени – одно из самых страшных нарушений этикета, но, принц, судорожно вдохнув, не стал возражать или ругаться, он продолжил стоять, по-прежнему не позволяя Триану отойти от себя и не позволяя видеть своего лица. И уважая его гордость, герцог не настаивал на этом. Он, сорвавшись, целовал рыжие пряди, кожу за ухом, шею – всё, до чего мог дотянуться, вдыхал запах своего принца, стискивая его тело и, наверное, нечаянно причиняя боль. Он, осторожно высвободив руки, целовал ему пальцы, запястья, до тех пор, пока не оказался перед ним на коленях, сам не поняв, как именно. И тогда Юэн опустился рядом.
Из-за того, что Юэн нервничал, кожа на его лице пошла яркими красными пятнами, но таким прекрасным, таким совершенным принц для Триана не был ещё никогда. Он зарылся пальцами в огненные волосы, изо всех сил желая поцеловать губы, о которых думал ночи напролёт, но это тоже было нельзя, и он касался подбородка, так близко, как только мог, ловя горячий шёпот:
– Хочу быть с тобой…
От этих слов тело прошибало молнией, внутри всё стягивал жаркий узел желания, от которого кругом шла голова, и разум уже отказывался от всего, посылая все принципы к чёрту, но любовь от похоти непременно отличается тем, что любя думают прежде всего о любимом.
– Тебе нельзя, – прошептал Триан, смотря прямо в голубые глаза. – Тебя будут проверять заклинанием, и это будет позор, если оно покажет, что ты…
– Неважно! – горячо воскликнул Юэн, и попытался коснуться губ напротив, однако Триан ловко увернулся, почувствовав, как из-за этого завыл выкормленный долгими месяцами зверь невыполненных фантазий.
В голубых глазах отразилась боль и принц попытался вырваться, но его телохранитель всё же был сильнее, и поэтому в итоге всё закончилось тесными объятиями, когда рыжая голова оказалась на сильном плече и Юэн, задрожав, вдруг разрыдался.
– Почему так? – тихо шептал он сквозь всхлипы. – Ты же подходишь мне по статусу, и я так… то есть мы могли бы…
От невысказанного слова внутри всё жгло огнём, потому что Триан знал, что попытался не сказать его принц, и, более того, он уже давно все силы отдавал на то, чтобы не сказать то же самое.
– Кейне – правитель Эрисхайна. Этот союз порадует твой народ и отца, подарит мир землям и поддержку могущественного мага. Если ты будешь с ним, это позволит...
Голос сорвался, и Триан, так гордившийся раньше своей выдержкой, не смог продолжить. Он прикусил губу, чувствуя, что и сам сейчас расплачется, и тогда это всё превратится в какую-то дешёвую драму, и в этот момент Юэн вдруг перестал дрожать. Его объятия из судорожных стали нежными, а слёзы хоть и продолжали капать на пушистый ковёр, но всё же теперь лились без всхлипов.
– Знаешь… – начал принц тихо и немного невнятно, – я все эти месяцы думал, думаешь ли ты о том же, о чём и я…
Триан замер, не веря тому, что слышит, а Юэн продолжал:
– …а я думал об этом с того самого момента, когда ты стал моим телохранителем… Ты знаешь, ты такой холодный и сдержанный, и я часто решал, что то, о чём думаю я, для тебя совсем неважно… – принц на мгновение стиснул плечи Триана, – и даже после того раза, когда ты спас меня на озере… Я говорил себе, что мне показалось. Но сегодня… сегодня ты показал мне, что для тебя это важно…то, о чём постоянно думаю я. И поэтому я счастлив.
Голубые глаза вдруг оказались напротив, и Триан, словно завороженный, читал их глубину, вопреки всему чувствуя, как радостно, восторженно откликается сердце, трепеща в груди и словно танцуя, и даже будущее казалось не таким страшным, после того, что было у них сегодня.
– Спасибо, – улыбнувшись, произнёс принц, и вновь обнял Триана.
В последний раз.
========== Глава 22 ==========
Сидеть в одной карете с Кейне на пути длинной в две с половиной недели – это испытание, которое Алрис бы и врагу не пожелал. Ладно бы ещё они ехали просто на лошадях, но официальность повода требовала именно кареты, и Кейне никоим образом не собирался нарушать подобных традиций. Он вообще был на редкость церемонен во всём, что касалось официальных мероприятий, он делал всё именно так, как положено настоящему правителю, и в этом его сложно было упрекнуть. Хотя наверняка простому мальчишке-магу, который не так давно получил власть, исполнять возложенные на него обязанности было крайне непросто.
Присматривать за дворцом оставили Деамайна и Кристофера Халлрона. Алрис фыркнул, узнав об этом сочетании, поскольку прекрасно знал, как сильно глава рода ненавидит старшего некроманта. В подробности бывший шпион никогда особо не вникал, но тут можно было и без этого обойтись: настолько всё было явно. Учитель Кейне не печалился по поводу разлуки со своим воспитанником, и, кажется, вообще предвкушал этот отъезд, что почему-то волновало молодого короля. Но в это Алрис тоже вникать не стал: то, что отношения между этими двумя непростые, он понял уже давно.
Охраны с собой брали немного, буквально самый необходимый для официальности минимум, ночевали в небольших постоялых дворах, причём Алрис спал в одной комнате с некромантом. Ничего такого, всегда на разных кроватях, но только вот если магу приходилось вставать среди ночи, он буквально всей мощью своей интуиции чувствовал, как взгляд Кейне упирается ему в спину. Это было жутковато. Король очень внимательно следил за Алрисом, проверял каждый его шаг, хотя после всего того, что произошло, бывший телохранитель бы точно убегать не стал, слишком уж опасно было нахождение вне дворца само по себе, чтобы усугублять его ещё и неразумным поведением.
С некромантом было страшно. Впервые за всё это время Алрис готов был это признать. Кейне постоянно был рядом, смотрел на мага из Совельдейма, порой просто отсутствующим взглядом в окно, и иногда говорил какие-то странные, не касающиеся ничего конкретного фразы:
– А ты знаешь, что высшие демоны – это обычные человеческие души, прошедшие благодаря сражениям через несколько кругов?
– Порой мне хочется стать Проводником. Жаль, что такого не бывает.
– Я вообще не люблю снег. И холод тоже не люблю.
– Ты никогда не встречал мелор? Или у вас на западе они называются иначе?
– Всю жизнь можно быть насколько угодно сильным. А потом один раз поддашься – и всё...
Алрис редко предпочитал развивать подобные разговоры. В такие моменты ему становилось крайне неуютно под взглядом Кейне и сразу хотелось куда-нибудь исчезнуть, только вот это было решительно невозможно. Он тогда старался смотреть в окно, делая вид, что заинтересован пейзажем, который порой был весьма любопытен: в конце концов, природа здесь сильно отличалась от Совельдейма. Но такое вот смотрение тоже ни к чему хорошему не приводило: нередко Алрис банально засыпал, и тогда ему снилась всякая чушь. Однажды он, проснувшись, увидел, что наступила ночь, а они остановились в каком-то непонятном дремучем лесу. Кейне рядом не было. На его сидении лежала какая-то тёмная тряпочка, которая, при ближайшем рассмотрении оказалась перчаткой. Причём женской. Алрис хотел было дотронуться до неё, но дверь кареты тут же распахнулась и внутрь, как ни в чём не бывало, забрался эктос. Он стряхнул с плеч лёгкие капли начавшегося дождя, а затем, увидев перчатку, улыбнулся и спрятал её в карман. Алрис хотел задать много вопросов обо всём этом, но решил, что нет смысла: ответов ему всё равно не дадут.
