Текст книги "Охота за тенью (СИ)"

Автор книги: Velena Revers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Это работа некроманта? – Недоверчиво спросила я, держа ее на вытянутой руке. Ястреб встал на лапы, отряхнулся и вспорхнул на изножье кровати.

– Судя по всему. Я уже второй день чую что-то не то. Оно ползет за нами все это время. Не знаю, что за магия использовалась, но змея должна была тебя убить. Перевяжи ногу.

– Как перевязывать? – Я наклонила голову, присматриваясь к его лапам, но он только взъерошил перья на шее.

– Себе! Она успела тебя укусить через одеяло. Царапина, но все равно перевяжи и ищи противоядие.

Упала на кровать и подтянула сумку к себе. Тугой комок бинтов, компонентное противоядие, которое повышает устойчивость организма, и не дрожать. Все обошлось. А вспомнить мой сон, так и вовсе удачно. Тогда наставник неделю выхаживал и отпаивал меня. И неделю на себе таскал, пока срасталась сломанная нога и прочие увечья.

Я неосознанно потерла место чуть ниже колена, словно убеждаясь, что на сей раз там всего лишь царапинка, а не развороченная плоть. И закатывая штанину, недоуменно нахмурилась.

– Но почему эта зараза только сейчас на меня напала? Если она ползла два дня, отчего не укусить меня сразу?

– Может, проклятие выжидало. Следило за тобой. Но потом ты провела второй ритуал поиска. Вот и реакция.

Я затянула бинт, тут же пропитавшийся зельем, нанесенным на кожу.

– Допустим. Но когда это проклятие успело привязаться на меня? И ведь я даже не заметила…

– Не удивлюсь, если оно ползло от самой пещеры. Наверняка некромант подстраховался на слу… на случай неудач…

Замолкнув, ястреб пошатнулся и слабо взмахнув крыльями, свалился на пол. Я снова скатилась с кровати и оказалась рядом с ним. Птица пыталась встать на лапы, или хотя бы подтянуть к себе распластанные крылья, но они уже не слушались.

– Баррык! Почему ты сразу не сказал… Сколько раз она тебя укусила?

– Не считал – Ястреб мотнул головой и смог устоять на лапах. Боком посмотрел на то, как я откручиваю пробку на пузырьке с противоядием, и добавил.

– Не старайся. Не поможет.

– То есть? – Я замерла.

Птица снова качнула головой и растянулась на полу, уже не делая попыток встать.

– Эй, эй, не вздумай! – Человека бы я затрясла, а птицу только подняла на руки. Он повернул голову и уставился на меня круглым желтым глазом.

– Я не умираю. Умирает тело. А я вернусь туда, откуда призвали.

– Но как же… – Я оглянулась на сумку, словно там сейчас появится лекарство.

– Не нужно меня жалеть. Я возвращаюсь в место, которое ты назвала бы родиной. Только жаль птицу…

– Что я могу сделать? – Растерянно спросила я, подбирая его распластанное крыло и приглаживая надломанное перо.

– Рано, слишком рано… – Посетовал он. – Многое не успею рассказать. Но ты сама вспомнишь. Будь очень осторожна с этим Арисом. Он не так прост. Эта магия со змеей… не каждый такое сможет. В его-то возрасте. А змею сожги. И ястреба тоже нужно сжечь. После вселения сущности живая плоть меняется…

Он грустно вздохнул, совсем как человек.

– Запомни имя: Имарцинна. Сможешь вызвать меня, но лишь раз и ненадолго. Надеюсь, не понадоблюсь. И еще. За… За Маркуса себя не вини.

– О чем ты? – Хрипло переспросила я. Но отвечать было некому. Сильное птичье тело задрожало и обмякло.

***

Рассвет еще не занялся, только небо на востоке медленно окрашивалось в серо-голубой, как опущенная в белила ткань. Видеть меня было некому.

В тишине закрыла дверь и со свертком в руках спустилась вниз по лестнице. Думаю, хозяин заметит пропажу этого покрывала. Скажу, что купила и оплачу.

Я ушла за околицы, через поля и за рощу, не желая, чтобы кто-то видел пламя. Там и наломала нужный запас сухостоя для костра.

Змею испепелила простым прикосновением, превратив в угольки за один удар сердца. Понятно, что виновата во всем не она, а наложивший проклятие маг, но разжигать погребальный костер ради какой-то гадины я не собиралась.

Все это время меня не покидало странное чувство повторения. Раскладывая ветви в форме особого знака, я не глядя потянулась рукой вправо, за флаконом огненного эликсира. Только потом поняла, что еще не вытащила его из кармана. Зажгла огонь, он не сразу разгорелся, и я снова подумала, что это нормально, на сырой-то после оттепели земле. И только потом в оцепенении пощупала почву пальцами. Абсолютно сухая.

Сверток тоже разворачивать не стала. Так и стояла, глядя как его постепенно обнимает и скрывает огонь. Потом прижала ладонь к груди, даже сквозь куртку почувствовав, как сердце ходит ходуном.

Да что со мной? Почему я так волнуюсь? Едва ли не трясет…

Я стояла как в полусне, глядя на густой белый дым, и голова была пуста от мыслей. Огонь разгорался, плясал на ветвях, словно иглами вонзаясь в дымные клубы. А потом меня как-то разом накрыло.

…Тот костер был давно. Помню его смутно. И помнить не хочу. Тот костер был больше, дым от него лез в горло, из-за чего меня душили слезы. И несоизмеримо большая тяжесть клонила к земле.

***

Хватка чужих рук на шее просто мертвая, и это не метафора. Над ухом раздается надсадное хрипение, чужие волосы щекочут лицо и лезут в глаза, заставляя меня отплевываться. К спине прильнуло ее холодное тело. Но я не разжимаю ответной хватки на горле нечисти.

Мои ноги скребут по каменному полу, но мы обе уперлись в стоящий сзади саркофаг, и дальше пятиться некуда. Ситуация патовая: я не могу ударить ее, потому что для этого нужно отпустить ее шею и дотянуться до оружия. А она, пока я держу, не может меня укусить.

Я хватаю покрепче, резко дергаюсь вперед вместе с ней, а потом разгибаюсь и бью ее затылком о камень. Еще раз. И еще, изо всей силы. Из ее глотки вырывается стон, хватка ослабевает, и я разрываю ее, кувырком уйдя в сторону.

Упыриха набрасывается сзади, но я отшвыриваю ее пинком и с места бегу по склепу туда, где раньше был выход, прыгая по каменным обломкам.

Сейчас вторая половина склепа в подвале разрушена, потолка и верхней части стен нет, а на месте входа лишь груда расколотых камней из остатков стены. Понятия не имею, что за маг тут в свое время веселился, но теперь мне очень на руку эти завалы. Я через них перепрыгиваю, а мертвая спотыкается.

Под ночным небом останавливаюсь, переводя дыхание, и жду ее. Она уже не бежит а крадется, приволакивая правую ногу.

Взмах кинжалом, удар, уход и удар сзади, под основание черепа. Она медленно падает на пол и больше не движется. Путаные темные волосы застыли, как брошенная рваная ткань.

– Ты понимаешь, что она могла тебя убить? – Спрашивает меня голос, раздающийся с замковой стены.

– Меня много кто в последнее время пытается убить. – Язвительно говорю я, не поднимая головы. Как обычно, он оставляет мое замечание без внимания. Отчего оно кажется еще более глупым.

– Я видел, как ты медлишь с ударом. Ты могла покончить с заданием еще внутри. А вместо этого позволила себя придушить, а потом играла в догонялки. Не надейся: эта не споткнется, сама себе шею не свернет.

Он ждет ответа, пока я отряхиваюсь от пыли.

Я ведь говорила с ее родными. Она умерла совсем недавно. Еще молодая и красивая. Играла на флейте, танцевала и при этом могла обыграть в шахматы кого угодно. Ее могло ждать такое будущее, а вместо этого… И даже после смерти ей не дали покоя. Проклятие отвергнутого жениха, наложенное при жизни, привело к тому, что однажды склеп обнаружили открытым, а ее сбежавшей в старый замок. Может, что-то в ней еще осталось, отчего покойница не пошла к жилью добывать еду, а поспешила спрятаться. Бить ее было все равно, что бить живую. И пока она всерьез не попыталась меня сожрать, я не могла заставить себя выполнить задание. К тому же…

– …она похожа на мою сестру. – Закончила я вслух.

Вопрос семьи у нас не поднимался ни разу. Я не хотела выставлять напоказ прошлое, он тоже в душу не лез. И сейчас тоже не продолжает тему.

– Я понимаю. Правда, понимаю. Но и тебе нужно понять кое-что. Она была живой и юной, но этого не вернуть. Теперь это нечисть, и от прежней жизни осталось лишь тело. Никакой жалости оно не стоит. Жалость тебе вообще вряд ли пригодится.

Наше с ним общение давно свелось к такой схеме: он поучает, а я вяло отговариваюсь, в основном для вида и не по делу. На самом деле я слушаю его внимательно и верю каждому слову. Просто выслушивать наставления молча, не вставив ни слова, не дает мой гонор.

– Кто не знает жалости, тот ее и не заслуживает. – Бурчу я фразу, прочитанную в книге.

Однако от него не отделаешься крылатыми выражениями.

– Это лишь одна сторона правды. А есть и другая: жалость не поможет, если ты узнаешь в чудовище знакомого человека. Или даже дорогого человека. Твоя жалость только поможет ему тебя убить.

На это я не нашлась, что ответить. А он, склонившись над провалом, коим для него является подвал, продолжает:

– Лучше, чтобы никогда не пришлось пережить такое. Но никто не знает будущего. Ты должна быть готова ко всему. Даже к тому, что придется убить кого-то, на кого не мыслишь даже замахнуться. Потому что смерть для него будет лучшим выходом. Забудь о сомнениях. Забудь о лишней жалости.

Я вытираю лезвие меча пыльным покрывалом, брошенным когда-то на пол. Тогда я не знала о существовании Браша, иначе сразу упомянула бы его. А сейчас не сразу решаюсь спросить.

– Но ведь даже с нечистью, если она разумна, можно договориться? Я не говорю об упырях. – Я махнула в сторону застывшего тела. – Но нечисть бывает разной. Понимаю, что исключения редкие, и знаю, что некоторые охотники потом жалели о помиловании. Но… Нам недавно говорили о трактире Дедушки Ива. Это правда? Такое место существует? Там за стойкой сидит старый лич, и строго следит за порядком. И под его крышей никто не может убить другого, даже охотник. И нечисть может развлекаться там, как обычные люди в обычном кабаке.

– Тех, кто сорвется, хозяин убирает сам, потому что ценит репутацию. И кто попало туда не ходит. Это все нечисть, которая раньше была кем-то из людей, и помнит это. Но никто из них не был охотником.

Он наклоняется ниже и проникновенно, строго чеканит:

– Любая смерть лучше участи охотника, обращенного в нечисть. Запомни это. Если встретишь такого, убей не задумываясь. Хельдин… – Он сделал паузу, и я поднимаю глаза.

– Хельдин, я хочу быть в тебе уверен. Я хочу точно знать, что в случае чего, ты придешь и мне на помощь.

– То есть… убью. – Не веря своим ушам, переспрашиваю я.

– Да. Ты должна будешь меня убить. Поклянись, что так и сделаешь. Ну? – Надавил он.

– Клянусь. – Тихо роняю я.

Он удовлетворенно кивает и скрывается за камнями.

– Урок окончен. Уберись здесь, и иди ужинать. Только не копошись. Ждать не буду.

Я знаю, что если задержусь то ужин, приготовленный в приютившем нас доме, могу уже не увидеть. Голодный охотник ест быстро и много, а если ученица опоздала и ей осталась пара надкушенных помидор, это ее проблемы. Но с места не двигаюсь. Наоборот, приваливаюсь спиной к стене.

Какая к лешему, еда?

То, что он сказал, меня раздавило. У меня отец был в далеком детстве, а потом пропал… И только я знала, что он погиб, знала где это произошло, когда и как, потому что видела во сне. Только никому не сказала. Какая ирония, я боялась, что меня примут за ведьму. Как будто такое шило можно утаить в мешке…

Выросла я без отца. Иногда мне его не хватало.

Я только на втором году обучения поняла, что вижу отца в лице Маркуса. Хотя сначала ненавидела его за непрестанные, по моему мнению, издевательства. Наставник и вел себя соответствующе: терпел мою лень и характер, перебарывал упрямство, воспитывая стойкость и твердость духа. И не слушая нытья и жалоб, делал из меня лучшую версию меня самой, обучая всему, что знал сам. И если отбросить жесткость обучения, которая была необходимой мерой, этот человек искренне заботился обо мне.

Именно ему я жаловалась на трудности, его доставала с расспросами о том, чего не понимала. И его одобрения ждала, когда добивалась успеха. Именно наставника я хотела впечатлить, когда на обучении самонадеянно открыла клетку, желая доказать, что могу обходиться не только магией, но и обороняться оружием, как он сам. Огребла потом, конечно, знатно, но запомнила вовсе не это. Выпущенных зубарей Маркус едва уложил, догнав последнего уже в коридоре, а всю вину взял на себя. Так и говорил другим: не проверил, достаточно ли плотно задвинул засов.

Мне всегда было на кого положиться. Всегда есть тот, кто прикроет спину и кому не страшно открыть душу. Даже после смерти Дариса я не чувствовала себя одинокой.

А сейчас пожалуйста, заявление. Взять и убить, его? Своими руками? Нет. Я никогда не смогу.

Я складываю пальцы рук в неполный замочек, оставляя указательные пальцы сложенными в треугольник. Детские суеверия, старые приметы. Так я когда-то отгоняла беду.

Прикрываю глаза и скороговоркой повторяю трижды:

– Пусть этого никогда не случится, пусть моя клятва не свершится. Пусть этого никогда не случится…

Темнота. Тишина…

Если б я ощущала тело, свернулась бы клубочком, закрыла уши руками. Но это слабость и нужно от нее избавляться.

Дальше. Я должна вспомнить, что было дальше…

…Вызов настигает меня на дороге. Я как раз наслаждаюсь редкими минутами покоя, расслабленно откинувшись в седле, и лениво смакую орешки, умиротворенно щурясь на тающий снег. С веток срываются капли, искрясь под солнцем как стеклянные бусины. Кое-где робко поднимаются первые подснежники на тонких ножках. Наконец-то оттепель. Можно стянуть шапку и греться под солнцем, воображая, что совсем скоро лето.

На запястье под курткой что-то стало быстро пульсировать. То разогреется, то леденеет. Закатываю рукав и с недоумением смотрю на браслет из кожаных ремешков с набранными на него бусинами-амулетами. Работает одна, темно-красная.

Это неприятная неожиданность.

Вызов – это значит, кто-то из охотников окропил кровью свой красный амулет, и зов о помощи разлетелся во все стороны, найдя ближайшего соратника. Меня.

Такой зов используется очень редко. В отличие от зеленого, который означает сбор для совместного дела, красный задействуется в крайнем случае. Тот, кто позвал меня, не просто нуждается в подмоге. Он уже попал в беду. Может, сейчас мертв.

Я минуту раздумываю, позвать ли мне тоже, если один охотник не справился. Но передумала. Если рядом есть еще кто, он и так услышал зов. А если на сотни верст больше ни одного охотника, то ждать помощи придется долго. У зовущего может не быть столько времени.

Снимаю бусину, зажимаю в ладони и прикрываю глаза. Представляю сплошную темноту, в которой нахожусь. Где-то в ней есть огонек, к которому тянется моя бусина. В какой же ты стороне?

Для этого не нужно магических способностей – амулет все делает сам. Перед глазами на северо-западе загорается тот самый огонек. Там находится амулет соратника. Надеюсь, сам он тоже в той стороне…

Я надеюсь успеть и гоню без передышки, изредка слезаю и бегу рядом, давая ему хоть какой-то отдых. Я не собираюсь задерживаться больше, чем на пару часов сна, и как можно реже.

Но по пути приходится миновать деревню, где меня замечают и сбегаются к центральной улице, умоляя очистить кладбище от трупоедов-зубарей. Тех за зиму развелось гораздо больше, чем когда-либо раньше.

Я растерянно оглядываюсь в седле, среди волнующегося людского моря. Со всех сторон только и слышится наперебой рассказ о местных бедах.

…Когда земля оттаяла, все свежие могилы разрыли, сожрали тела и растаскали кости по округе. А по ночам падальщики рыскают по крайним улицам и уже утащили пару собак. Взрослые прячут детей, по ночам боятся выходить даже в сени…

Не знаю что делать, только лихорадочно раздумываю. На этот счет постулаты ничего не говорят, действовать следует по ситуации. Но решать самой, кому помощь нужнее, оказалось труднее, чем я думала.

– Да помогите же, пожалуйста! – Не выдерживает женщина в черном траурном платке, и мне становится стыдно. Надо было проезжать мимо, а раз завернула, так теперь и расхлебывать. Ладно. Все равно пришлось бы остановиться на ночь и поспать, иначе из меня выйдет плохой помощник. Зубари легкая добыча, много времени не займут. А наутро, чуть начнет светать, я буду уже далеко отсюда.

Но судьба не хотела, чтоб я успела на помощь. Может, мне следовало раньше об этом догадаться, когда я пару раз едва не подвернула ногу, или когда Сивка то и дело спотыкалась на ровном месте. Я списала это на усталость, и может, так и было, но все равно стоило насторожиться. Беда редко приходит одна.

Кладбище удалось очистить. Трупоедам не хватало еды, за зиму они отощали, а сейчас не успели набрать силу. Так что я отделалась от них порванным рукавом на локте: зубы порвали верхний слой, достав до металлических пластин, вшитых в подкладку. То есть, отделалась бы, если бы один из них, недостаточно добитый, не ухитрился вцепиться мне в ногу и прокусить штаны.

Яд попал в кровь, и на этом память обрывается.

Я прихожу в себя хмурым вечером и женщина, что сидит у кровати, пытается скрыть правду. Но несмотря на слабость, я могу казаться злой, сильной и смотреть очень пристально. Она признается, что сейчас подходит к концу четвертый день.

Оказывается, меня вовремя подобрали и отнесли к знахарке. Там я и лежала в бреду и лихорадке. Зелья и иммунитет перебороли болезнь, но на это ушло много сил.

Встать удается с трудом. Но я сама перевязываю ногу, напоследок напившись заживляющего, и несмотря на увещевания хозяев, отправляюсь в ночь.

Все, что я понимаю, несмотря на спешку, несмотря на то, что до огонька остались считанные часы пути – что я все равно безнадежно опоздала.

…Место, куда привел зов, можно найти и без его помощи. Все окрестные деревни уже месяц живут на осадном положении, по ночам не выпуская за порог даже кошку. А уж за забор немногие отваживаются ходить и днем. Хотя разновидности нечисти и нежити в народе сильно упрощены, а в деревнях ее и вовсе равняют под одну гребенку, деля только на «упырей» «волколаков» и «погань с зубами» – местную беду мне четко определяют как вурдалаков. Очевидно, нечисть успела так примелькаться, что все знают ее характерные повадки.

То, что старый особняк на холме уже «съел» одного охотника, от меня сначала пытаются скрыть. Староста рассыпается в благодарностях, обещает щедрую оплату, приют и угощение высшего уровня. Но мне неинтересно ждать, пока он запутается в собственных показаниях, так что я перехожу к делу:

– Как выглядел охотник, ушедший туда до меня?

Староста, казалось, сейчас перекосится лицом от неискренней улыбки.

– Ну… мужчина. На вид постарше вас. Темноволос, лицо смуглое, приехал на соловой кобыле. Сказал, что не маг.

По лошадям я соратников не помню, увы. Не маг – это хоть что-то обнадеживающее. Это значит, что у меня может быть больше шансов.

Говорю я на ходу, уже спешившись.

– Так зайдете, отужинаете? – Интересуется он.

– Нет. Приду позже. Пока определите мои вещи куда-нибудь.

Боже, как бы хотелось надеяться, что еще можно спасти моего соратника, но… Разумом я понимаю, что слишком поздно. Я не только на охоту собираюсь, когда подбираю оружие и облачение, привожу себя в боевую готовность бодрящим снадобьем. Я иду на похороны.

…Дом на вершине холма, заброшенный уже лет шесть, даже весенним утром не произвел бы хорошего впечатления. А уж сейчас среди голых деревьев, в упор глазеющий на гостей пустыми окнами и раззявив дверной проем, отпугивает почище сказочного замка смерти.

Однако ни на подходе к нему, ни вблизи, я не слышу чужого присутствия. Он кажется мертвым, как пустое осиное гнездо. Никаких следов, никаких попыток напасть, ни одной засады. Стою на пороге в задумчивости, не потеряла ли чутье, как вдруг самым краем уха улавливаю движение на верхнем этаже.

Значит, не потеряла.

Внутри царит разруха и пыль. Серый пол, стены, потолочные балки, упавшие вниз и перегородившие выход из зала. Серые облачка пыли, вспархивающие от каждого шага. И поверх этой пыли повсюду, куда падает взгляд, застыли следы драки. Темные брызги на стене, царапины на полу, разбитое старое зеркало, цепочки следов, мазков, рассказывали о произошедшем не хуже отчета. Я обхожу весь первый этаж и поднимаюсь по скрипящей лестнице, все время озираясь и прислушиваясь: не только слухом.

Везде вижу трупы вурдалаков, усохшие до состояния мумии. Они разбросаны по дому в самых неожиданных местах, то частями, то скрюченные, то застывшие в темной луже – и до сих пор ни одного живого. Ни шороха, ни взгляда в спину.

А ведь я здесь уже столько времени. Я вторглась на их территорию. Давно пора напасть. И где же тот, кого я слышала на входе? Куда мог деться?

Как по заказу, позади раздаются шаги. Оно даже не пытается скрываться, вот что странно. Оглядываюсь.

В дверной проем цепляется бледная, исхудалая рука. Из темноты возникает фигура капюшоне, вся в пыли, серая. Слышу тихое хрипение: от голода у вурдалака натурально пересохло горло. Друг друга они пожрали, что ли…

Я стою расслабленно, даже неумело, отведя в сторону руку с мечом. Поза кажется беззащитной. Жду, пока он нападет первым, чтобы удобнее отбить удар, но он тоже медлит. Стоит, шатаясь от слабости и слыша запах живой плоти, то и дело сверкает алыми зрачками из под капюшона, но не двигается с места. Хмурюсь.

Чего он ждет?

Фигура шевелится. Поднимает руку, медленно стягивает капюшон с головы, подставляя под свет волосы. Не то серые от пыли, не то уже седые.

– Хельдин? – Меня окликает знакомый голос. И это как пинок в живот.

Меня шатает. Лицо, голос, я сразу же его узнала, но в первые секунды просто не верю глазам. Высушенная голодом кожа, белая как мел, ввалившиеся скулы, острые когти на исхудалых пальцах. Знакомые глаза вдруг оказались черными, и чернота растянута так, что почти не видно белков.

Меч едва не выпадает из ослабевшей руки.

– Маркус? – Откликаюсь я. – Маркус, ты?

Раздается шипение. Я вздрагиваю и только потом понимаю, что это он зашипел.

– Нет! Уже нет! – Учитель скалит длинные клыки. Снова шатается и хватается за проем.

Я могу сказать лишь: – Как? Как это случилось?

Он отступает назад в полутень и качает головой, словно отмахиваясь.

– Я приехал сюда… Не помню. Неделю, две назад? Три? Не знаю. Местные жители жаловались, что пропадают люди, вот и сунулся. Нужно было готовиться лучше. Почти закончил, но там, в зале, провалился сквозь пол в подвал. Пока выбирался, остальные напали. Трое их там осталось, вроде бы… Потом ничего не помню.

Он оглядывается, словно выискивая взглядом этих оставшихся. Вдыхает, кашляет и отступает еще дальше.

– Я не знаю, куда они все делись. Кажется, сюда приходил кто-то еще, он добил их, но меня почему-то… не тронул? Может, я бредил. Помню, что приходил в себя и принимал противоядие. Оно не подействовало. И второе тоже.

Он невесело смеется и отворачивается.

– Мне предрекали это, а я не верил. Когда очнулся, потянулся к мечу, а он засветился. От моей руки, Хельдин, от меня! А я еще ходил по этажам, думал, здесь осталась какая-то нечисть. – Маркус опускает голову и качает ею. – Потом дошло… Я никуда не ходил, думал, что меня прикончит голод, но вурдалаки живучие.

Снова усмехается, обнажая белые иглы клыков. Лицо – заострившиеся черты, голодный взгляд, острые зубы. Так измениться… Меня будто вышвырнули в снег.

– Потом я послал вызов. Не знал, подействует или нет, но как вижу, получилось.

Он оборачивается и решительно делает несколько шагов вперед.

– Ты должна помочь мне.

До меня тоже не сразу доходит. Кровь отступает от лица.

– Я не…

Он снова шипит.

– Чего «не»? Это долг, а ты струсила!? Ты мой последний шанс! Долго я не выдержу, даже если привяжу себя, сорвусь и вырвусь. Ты не представляешь как хочется есть…

У него загораются глаза.

Я поднимаю ладонь.

– Подожди, Маркус…

– Чего «жди»!? – Разъяренный учитель надвигается на меня. – Ты знала, что такое может случиться! Ты клятву давала, что сделаешь все как надо, а теперь что!?

Он зарычал:

– Не заставляй вынуждать тебя!

– Но… – Я отступаю назад. Я его просто не узнаю. Да он ли это!? Всегда само спокойствие, сейчас так и кипит…

Правую ногу пронзает боль, когда я делаю шаг. Он замирает, словно налетев на стену. Глаза ловят отражение лунного света и застывают, уставившись на меня.

– Да ты еще и в крови… – Цедит он сквозь зубы. И без предупреждения бросается.

Тело реагирует словно само по себе. Я понимаю, что это все еще мой учитель, и не могу добровольно ранить его. Но тело знает, что перед ним вурдалак.

Отскакиваю в строну, полоснув мечом по размытому силуэту. Он с коротким возгласом сгибается, зажимая руку выше локтя.

Я жду с оружием наготове, наконец сбросив с себя ступор. Я по-прежнему не могу поверить, что это не кошмарный сон. Но и загрызть себя не дам.

Он делает вторую попытку. Я отвечаю на рефлексах и пригнувшись, снова бью мечом. Задела по касательной, но он падает и встает не сразу, шипя от боли. Мне удается, подбежав, прижать его к полу.

Заклинание стало бы лучшим выходом. Оно убивает моментально. Для него только и нужно, что обездвижить объект… Но он сам учил меня, как освобождаться от таких захватов.

Так что сейчас Маркус легко изворачивается и сбрасывает меня. Тут же кидается следом с пола. Я перекатываюсь по полу и ударом швыряю его через себя. Он понимает, что так просто меня не достать и метнувшись в сторону, растворяется в окружающей темноте.

Я успеваю подняться на ноги и понять, что опасность несется сзади. Он нападает почти не думая, не как мастер рукопашного боя. Просто обычная голодная нечисть. И потому налетает животом на острие.

Отталкиваю, вытаскивая лезвие и разрывая слишком близкий контакт. Все еще живой, учитель сползает на пол по стене.

– Давай! – Рычит он на меня. – Или я сам тебя убью!

Мне сдавило горло, трясутся руки, но я заношу перед собой лезвие меча и резко бью вниз, в сердце.

…Я все делаю молча. В вечерней тишине выношу тело наружу, где по всем правилам уже развела похоронный костер.

Нечисть не положено хоронить, как нас. Нечисть не может быть погребена на ритуальном костре так же, как животных не положено хоронить на человеческом кладбище. Но какое дело высшим силам до того, в каком огне сгорит мой второй отец? Нет для них разницы. В отличие от меня.

Плохо помню, как это было. Но у костра я все-таки не выдерживаю; падаю на колени и закрываю руками лицо.

Кричала я или нет?

Когда именно я кричала?

Не знаю.

***

Огонь, поглотивший тело ястреба, тихонько догорел. Истаяли струи сизого дыма. Я развернулась и пошла в сторону поселения.

Двигалась я как поднятый из могилы труп: с пустой от мыслей головой, едва передвигая непослушные ноги и имея только одну, пусть и смутную цель. Тихо шуршала под подошвами сминаемая трава. Шаг, другой. Шаг… другой…

Ногу словно стиснули невидимые зубы, впиваясь под кожу. Я не сразу осознала, что это не воспоминание и в тот раз рана была ниже и больше. Мне вообще «везет» на травмы правой ноги…

Ястреб говорил, чтобы я обработала змеиный укус. Я вроде бы перевязала его, смочила обеззараживающим. Этого мало, но на первое время должно было хватить.

Не хватило.

Опять, опять не послушала, самоуверенная дура, когда же я научусь думать, когда начну слушать, что мне говорят!?..

Я пошатнулась, припала к земле, зажимая ногу, пытаясь заклинанием остановить заражение.

Снова темнота.

***

Слишком тяжело, слишком больно, опять не могу пошевелиться. Меня до сих пор что-то давит, вжимая в постель. Словно в темной воде тянет вниз, не пуская к поверхности. Делать вдох невероятно трудно, словно сверху к лицу еще и прижали подушку. Не могу дышать…

Воздух вырывался из легких со странным хрипением. Но ощущение тяжести скоро прошло, и я смогла успокоиться.

Мне чудилось, что надо мной кто-то склонился и молчит. Низко наклонился, совсем низко, так что я чувствую дыхание. Смотрит испытующе, словно ждет. Моей реакции, слова, хотя бы движения.

И это важно.

Я пытаюсь пошевелиться, открыть глаза – не выходит.

– Я помню тебя, Маркус. – Бормочу я. – Я все вспомнила…

Кажется, что тело лежит в узкой лодке, которая сплавляется по спокойной реке. Не покидает ощущение плавного покачивания. Так тихо…

Не хочу больше просыпаться. Там плохо, там больно, не найти покоя. А здесь я смогу отдохнуть. Здесь никто не достанет…

Но даже здесь мне не дали покоя мысли.

…Некромант.

Он не умер. Он жив и даже начал набираться сил, раз послал за мной свое проклятие. Не могу я отлеживаться, пока он на свободе.

Пора просыпаться…

Открыть глаза я смогла с трудом. А когда открыла, не сразу стала видеть. Постепенно из серого марева проступил старый деревянный потолок, узкое высокое окно, в которое льется слабый свет. Раннее утро? Поздний вечер? Скорее второе.

Сбоку раздавалось ритмичное звяканье, которому я не придала значения. Потом со второй попытки повернула голову на бок, и в поле зрения попала стена, окно целиком, старенький стол и неказистый стульчик, на котором лицом ко мне сидел незнакомый человек. Звяканье раздавалось от ложечки, которой он задумчиво перемешивал содержимое кружки. Затем он первым заговорил.

– Как вы себя чувствуете? Понимаете, что я говорю?

Я попыталась выдавить из себя звук, но не смогла издать даже сипения. Горло онемело и не слушалось.

– Если да, моргните два раза. – Догадался он.

Я прикрыла глаза и едва не уплыла обратно в темноту. Разлепить веки удалось с большим трудом, и я решила пока так не рисковать. Руки слушались лучше и я, подняв ладонь над одеялом, сложила пальцы в распространенный знак согласия: выпрямленный указательный палец и полусогнутый средний. К счастью, он тоже разбирался в этих жестах.

– Хорошо. – Незнакомец продолжал помешивать в кружке, и ритмичный звон начал отдаваться эхом в висках и затылке. – Я ваш лекарь. Вас нашли на окраине без сознания и перенесли сюда. Я обнаружил укус змеи и приготовил противоядие. Но отравление оказалось не простым, а магическим, лечение затянулось. Вы лежали без сознания… – Он прикинул время, метнув взгляд на улицу. – Уже третьи сутки.

Вот и не верь после этого, что жизнь идет по спирали.

Я вздохнула. Мне бы самой задать ему пару вопросов, хотя бы где я нахожусь, но голос не вернулся. Мелькнула мысль о том, что ястреб слышит меня и может помочь, но эта мысль пропала так же быстро, как и появилась. Ястреба нет. Теперь я должна рассчитывать только на себя.

Лекарь, наконец, закончил стучать ложкой. Отставив снадобье, он подсел на край кровати, закатывая рукава.

– Нужно кое-что проверить. – Пояснил он и взяв мою голову в ладони, осторожно повернул лицо набок. Осмотрел горло, проверил, нет ли опухолей за ушами и в порядке ли реакция зрачков, прикрыв ладонью мои глаза.

Бегло осмотрел ногу, откинув одеяло. Штанина была закатана до колена. Раз я одета, то полного осмотра он мне не устраивал. Значит, ему не нужно было искать поврежденное место, достаточно провести ладонью над телом. А из этого следует…