Текст книги "Убежище (ЛП)"

Автор книги: Tiresias

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Прости, господи, но он один из лучших людей, которых я когда-либо знала. Гидра захватила его более семидесяти лет назад, они пытали его, промывали мозги, делали с ним ужасные вещи, которые я даже не могла себе вообразить… и вот, он здесь. Сидит со мной на склоне горы, после того, как вернулся в логово зверя, чтобы спасти меня. И после всего, что Баки пережил и перенес, он все еще мог обнимать меня и шептать, что все будет хорошо и что он больше никому не позволит причинить мне боль.

О.

О, это…

О.

Мое сердце сжалось. Оно пульсировало, кричало, чтобы я села ближе к Баки, крепко обняла его и никогда не отпускала, потому что я так сильно его…

Люблю.

Я люблю его.

Люблю.

Любовь – странная эмоция. Просто попробуйте объяснить ее кому-нибудь. Вы можете сказать, что это то, что вы чувствуете… но мы чувствуем много всего. Что делает любовь иной, намного более сильной, чем, скажем, смятение или печаль? Почему происходит этот самый скачок от «симпатии» к кому-то к любви?

Баки нравился мне почти с самого начала. Да, он пугал меня, но что-то в нем так явно и отчаянно пыталось быть больше, чем его прошлое. Конечно, он совершал ошибки, и некоторые из них причиняли мне боль, но в целом каждую минуту каждого дня Баки старался превратиться в того, кем мог бы гордиться. Он улыбался, пробуя мою выпечку, спасал меня от Питера, танцевал со мной, смеялся, утешал меня, когда я боялась, заботился обо мне, когда я не могла делать этого сама. И я… любила его.

Есть много разных видов любви, я знаю. А, может быть, он не испытывал ко мне ничего, кроме дружеских чувств. Но это было неважно. Я люблю его. Я дам ему все, что он примет. Если это будет дружба, так тому и быть. Если это семья, пусть. Если он захочет уйти, это разобьет меня на столько частей, что будет сложно собрать (не снова, не так скоро после потери моей семьи, не снова), но я никогда не буду заставлять его остаться.

Любовь – это не контроль или совершенство. Нет никакого объективного стандарта, чтобы измерить ее и сказать: «А, да, ты заполнил все ячейки и прошел все тесты, теперь ты можешь быть любимым». Любовь – это совершенство возможного, то, как люди могут быть странными, сломленными и потерянными и все же каким-то образом идеально подходящими друг другу.

Я понятия не имела, как именно Баки относится ко мне, но это было не важно.

Я любила его.

А пока я была в его объятиях, и он обещал кровавую месть всей Гидре, говорил приятные глупости о том, как собирается перебить их всех, чтобы никто из них никогда больше не смог ко мне прикоснуться.

О-о-о-о-о…

Боже, я люблю этого человека.

В конце концов я перестала плакать, но Баки не ослабил объятий, так что я просто спокойно отдыхала в его руках. Мне опять захотелось пить, желудок заурчал достаточно громко, чтобы Баки услышал, но моя душа тоже была голодна, и объятия Баки были похожи на то, будто я почти умирала от голода и наконец поела. Я не хотела, чтобы это заканчивалось.

Так оно и было, конечно. Мой желудок заурчал так, что мы уже не смогли это игнорировать. Я неуверенно рассмеялась, и Баки осторожно похлопал меня по плечу, прежде чем отпустить.

– Подожди здесь.

Подожди здесь. Сиди. Всегда выполняю приказы, Баки.

Я слышала, что он возится на улице, а потом вернулся с бутербродом. Тарелки не было, поэтому я просто опускала его на ногу, когда мне нужно было освободить руки, чтобы попить. Что я и делала. Часто. Наряду с жеванием небольших кусочков.

Я не совсем беспомощна, Баки. Ворчи дальше.

Баки наблюдал за тем, как я ем, с таким вниманием, которое я раньше видела только во время его тренировок. Это нервировало бы, если бы я внутри не извивалась от счастья, что так много значу для него. Что? Меня только что похитили, пытали, а потом я поняла, что влюбилась. Могу я позволить себе хотя бы небольшую слабину?

Покончив с бутербродом, я почувствовала усталость, но слишком нервничала, чтобы заснуть.

– Где мы?

– Игл-Рок. Парк Штата Раштонс.

Оу. Это было довольно далеко от места, где я жила.

– Почему здесь?

Баки слегка дернул плечом. Он был так спокоен, что я не знала, что и думать.

– Легко защищаться, но вряд ли у нас будут гости. Никто не будет искать тебя здесь.

– Окей. Стой, искать меня? А как же ты? – А-а-а, вот и перемена. Я вижу тебя, Баки. Я вижу.

– Я убрал не всех.

– Ну, да. Они же Гидра – одну голову отрежешь и так далее. – Я неопределенно махнула рукой. – Ты не должен идти один против них, Баки.

Он непонимающе посмотрел на меня.

– Я так всегда и действую. Один.

Ну, может быть, раньше, Баки, но нет. Вот так люди и гибнут. Я ни в коем случае не собиралась терпеть этот дурацкий «я могу все сделать сам» мачизм. Конечно, хорошо, ты хочешь делать сантехнику сам, отлично, но я буду держать номер водопроводчика на быстром наборе, когда ты затопишь дом.

Кому звонить, если твой гость/любовь всей твоей жизни пытается убрать Гидру сам?

Ах, да. У нас же теперь есть люди для этого.

– Ты не должен делать это в одиночку, Баки. А как же Стив? – спросила я, прекрасно понимая, что втягиваю себя в разговор, который Баки вряд ли захочет вести.

И да, так и вышло. Баки даже не потрудился ответить, просто встал и вышел из палатки. Я вздрогнула, но это была скорее психологическая реакция на потерю его присутствия, чем на снижение температуры моего тела. На всякий случай я накинула одеяло на плечи и последовала за ним.

Он стоял на краю поляны, где была закреплена палатка, и когда я подошла ближе, то увидела, что это был край горы, вниз спускалась длинная-предлинная дорога, которую я не могла разглядеть в темноте. Звезды ярко мерцали в темноте, теперь, когда огонь не слепил мне глаза, это было хорошо видно.

Я стояла рядом с Баки, близко, но не вмешиваясь в его пространство, и хранила молчание. Я не могла заставить его сделать что-то, но была уверена, что он мог бы сделать что-то умное, а не глупое.

– Я работаю один, – сказал он с видом человека, которому есть, что сказать, но он не знает, как.

Мне так много хотелось сказать в ответ: я знаю, Баки. Ты был штатным убийцей Гидры. Но до этого ты был в Воющих Коммандос, а до этого у тебя был Стив. Ты не должен быть сейчас один во всем этом.

Но я молчала. Лучше пусть он сам с собой поговорит.

В конце концов он продолжил:

– Нет смысла впутывать в это Стива. Ему лучше держаться от этого подальше, последнее, что ему нужно… – Баки оборвал себя. Ох, Баки, вот как? Дело не в том, что ты не хочешь, чтобы он был рядом, ты просто хочешь, чтобы он был в безопасности.

Это понять я могла.

Но Стив не был просто Стивом Роджерсом. Он был Капитаном Америкой и Мстителем, знал других Мстителей, и если был кто-то, кого я хотела видеть защитником Баки и уничтожителем Гидры, так это их.

Но я не росла рядом со Стивом, он не был моим лучшим другом. Может, будь так, я бы больше переживала за его безопасность.

Мне оставалось разыграть еще одну карту, и это был грязный, гнилой трюк, и мне было ужасно стыдно за то, что я собиралась пустить ее в ход, но я должна была попытаться.

– Ладно, Баки. Я поняла. Но… я очень беспокоюсь о том, что ты пытаешься сделать это в одиночку. Я знаю, ты лучший в своем деле, но ты не будешь убивать одного или двух человек – ты говоришь о целой организации, или, по крайней мере, о той ее части, которая находится здесь. Я бы хотела, чтобы рядом с тобой был кто-то, прикрывающий твою спину. Присматривающий за тобой. Я… я бы могла. Для тебя.

Да, дамы и господа, я разыграла карту вины. И это гарантированно вызовет стыд как минимум у половины участников этой партии.

Однако реакция Баки оказалась совсем не такой, как я ожидала. Она была намного ярче.

– Нет! – он резко развернулся и почти грубо стиснул мои плечи. – Ты останешься здесь, где безопасно. Они не найдут тебя здесь, я вернусь через неделю, когда со всем разберусь. – Он выпустил меня, сделал шаг назад, поднял с земли большую сумку и перекинул через плечо. – У тебя на это время хватит еды, но Лили… – он сделал паузу, глядя на меня, и его лицо осветили всполохи огня. – Если я к тому времени не вернусь, возьми вещи, веревку и убирайся отсюда. Иди домой. Если я буду у Гидры, ты им больше не понадобишься.

– Какого черта?! – крикнула я. Я не часто ругаюсь, но сейчас было самое время. – Это и есть твой план по обеспечению моей безопасности? Либо убить их всех, либо быть убитым? Черта с два! – прорычала я. – Вот поэтому я и хочу, чтобы с тобой пошел кто-то еще…

– Я работаю один.

– О, отлично, просто прекрасно! Ты работаешь один! – усмехнулась я в ответ, слишком расстроенная, чтобы думать адекватно. Ни за что на свете я не соглашусь на будущее, в котором Гидра снова приберет к рукам Баки. Ни в коем случае. – Работать в одиночку, сдохнуть в одиночестве, да? И это все?! – я толкнула его в грудь изо всех сил, но не сдвинула ни на дюйм. Он просто стоял на месте. – Это ужасный план, Баки…

– Ты будешь в безопасности, – упрямо сказал он, но я была еще упрямее него.

– В безопасности? На вершине горы, когда никто не знает, где я? Ах, да, кроме тебя и Гидры, может быть. – Баки дернулся. – А что будет, если они придут сюда, когда ты уйдешь? Как мне связаться с тобой? Как найти тебя, когда я покину это место?

– Ты не должна меня искать, Гидра…

– Они не доберутся до тебя, слышишь, Баки? Они и близко к тебе не подойдут… – Я начала понемногу сдаваться. Споры и ругань – не моя сильная сторона, а эта перепалка и так затянулась. Когда у меня перехватило дыхание, и я начала плакать, Баки снова обнял меня и тихо зашептал:

– Эй, эй, все в порядке, с тобой все будет хорошо… – я не о себе волнуюсь, Баки, а о тебе. – Со мной все будет хорошо, все будет хорошо…

Нет, ты снова идешь туда, чтобы сражаться с ними в одиночку, я знаю, что ты отличный боец, ты один меня вытащил, но твоя удача не будет длиться вечно, и я не могу позволить тебе принимать глупые решения, умирать или попадать в плен. Я не могу этого допустить.

Я отчаянно вцепилась в него, надеясь, что он передумает, но знала, что этого никогда не будет.

– Пожалуйста, просто вернись, Баки. Пожалуйста, – тихо попросила я.

Он ничего не сказал. Наверное, не хотел лгать.

В конце концов он отстранился, нежно поцеловал меня в лоб, а потом подошел к краю поляны и спрыгнул с горы в темноту.

Какое-то время я тихо плакала от напряжения и жалости к себе. Так много всего вышло из-под моего контроля, так много вещей могли закончиться плохо, очень плохо. И меня гораздо меньше волновало то, что может случиться со мной. Я переживала за Баки.

Я любила его и боялась, что больше никогда его не увижу.

========== Глава 23 ==========

В горах было скучно.

Не поймите меня неправильно, мне очень нравится кемпинг – свежий чистый воздух, запах костра, свобода от всего, – это здорово.

Но в горах было скучно.

Поляна, которую я видела прошлой ночью в темноте, была при дневном свете не намного больше. Когда Баки сказал, что туда трудно добраться, и вряд ли ко мне придут незваные гости, он не шутил. Я попыталась найти дорогу вниз, чтобы не слезать с отвесного утеса, но безуспешно.

Упс.

Наверное, поэтому Баки велел мне взять веревку.

Мысль о том, чтобы спуститься в одиночку на несколько футов вниз с утеса, ужасала меня. Напрашивался вопрос, как именно Баки спустился прошлой ночью? Он просто спрыгнул, а я была слишком расстроена, чтобы спросить. Но блин, это жуткая идея, Баки, сигать с нескольких сотен футов! Я осторожно заглянула за край, но внизу с виду там не было ничего тревожного, так что я рассудила, что он все сделал правильно.

Однако это все еще не давало мне ответа на вопрос, как он затащил сюда все эти припасы.

Конечно, палатка и спальный мешок не были тяжелыми и громоздкими. Наверное, он закинул их за спину и залез наверх (ОМГ), но как насчет горы еды? Фонарика? Какой-никакой посуды? Моих вещей?

Потому что, да, он взял мои вещи. Один рюкзак, который с трудом закрывался. Много сменной одежды, моя мягкая игрушка и столько книг, сколько он мог засунуть.

Книги.

Меня похитила Гидра, а Баки взял книги. Какие попало – одна серия была не вся, – но это не имело значения.

Это были мои книги.

Он принес мне книги.

Вероятно, это было больше из-за стресса от похищения и пыток, но мысль о том, что Баки знает меня достаточно хорошо, чтобы захватить книги вместе с необходимыми продуктами и одеждой, заставила меня снова заплакать.

Я много плакала. Отчасти поэтому в горах мне было так скучно.

В смысле, да, у меня было шесть книг, но я не могла сосредоточиться и сдвинуться дальше одной страницы, поэтому большую часть времени я просто прижимала их к себе как спасательный круг, и старалась не представлять себе ужасные вещи, которые могли происходить с Баки прямо сейчас.

Я уже говорила это раньше и скажу сейчас: живое воображение – это не всегда божий дар.

Так что да, первый день моей идиллии на вершине горы был очень скучным. В основном я сидела, плакала, хандрила и вздыхала, вела себя точно так же, как те ужасные романтические героини, которые ничего не могут сделать без мужчины, который скажет им, как они красивы.

Хах.

(Ага, я тоже читала романтические книги. Большинство ужасны. Но некоторые не так уж плохи. Не судите меня).

На второй день я была немного более активной. Если под активностью подразумевать регулярное питание и изучение запасов (конечно, там был большой моток веревки и, ого, слишком много оружия).

На третий день я поплескалась в ручейке, который протекал по краю поляны. Эту воду можно было пить (я на это надеялась, потому что именно ее мне пришлось пить после того, как закончились все запечатанные бутылки с водой). Ручеек вытекал прямо из скалы, которая возвышалась над моим лагерем. За палаткой была громадная куча камней, по которым можно было вскарабкаться наверх, но высота была всего ярдов двадцать, так что смысла в этом не было.

И да, плескание в ручье было единственной интересной вещью в тот день.

Четвертый день я провела, съежившись в палатке, за исключением коротких вылазок за едой и перерывов на мытье. Мне приснился ужасный кошмар, от которого я никак не могла отделаться. Я снова была в той комнате, главный мучитель склонился надо мной, говоря, что я никуда не сбегала, и поляна – это галлюцинация, вызванная наркотиками.

Я проснулась от собственного крика и не могла прийти в себя несколько часов. Я потерла руку, проверяя, что на ней нет капельницы, накачивающей меня ядом.

Мне хотелось утешительных объятий Баки и горячечных убеждений. Я вспоминала друзей и дом. Свою погибшую семью. А потом поняла, что умоляю кого-то вслух прийти с спасти меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Это был плохой день.

На пятый день я доела последнюю свежую еду (никогда больше не буду есть бекон), остался только консервированный суп и овсянка, а также немного шоколада, который я решила в качестве моральной поддержки оставить на случай, если Баки не вернется вовремя, и мне придется лазить по скалам. И я старательно не думала о причинах, почему он может задержаться, потому что он вернется, обязательно вернется.

Хотя даже если он вернется, и все будет хорошо, мне все равно придется как-то спускаться с этой горы.

Погодите, как я вообще сюда попала? Неужели Баки привязал меня к спине и тащил, как мешок с картошкой. Страшно подумать, но альтернатива была еще хуже: привязал как попало, и я болталась из стороны в сторону?

Ой. Здоровенный ой.

Так что выбраться из этой крепости одиночества будет нелегко, что бы не случилось. Но если Баки будет рядом, мне будет намного легче прыгнуть с обрыва.

Хотя я все равно буду кричать. Громко-громко кричать.

Шестой день начался так же, как и предыдущие, за исключением того, что мне пришлось есть овсянку вместо яиц, бекона и блинов. Да. По крайней мере, был сироп. Всю эту неделю я вскакивала из-за кошмаров, засыпала чуть позже заката и просыпалась ближе к рассвету. Гораздо проще придерживаться такого графика, когда вы спите в палатке и бережете фонарик для чрезвычайных ситуаций.

Несмотря на то, что было лето, утром было довольно прохладно. В полдень же было просто невыносимо жарко, но утром я сидела, завернувшись в одеяло, пока могла. Я размышляла о том, чтобы принять еще раз «ванну» днем, когда в мои мысли проникла странная какофония звуков. Я уже привыкла к звукам на вершине горы – птицы, ветер, отдаленный гул самолета и больше ничего.

И уж точно никаких скрежещущих камней или приближающихся вертолетов.

Ох.

Признаюсь, я немного запаниковала. Ну, очень много. Я была здесь достаточно долго, чтобы поверить, что меня никто не найдет, и я в безопасности.

Безопасность.

Ха.

Все мое нутро кричало встать и бежать туда, где Баки припрятал гору оружия, было трудно, но я справилась с волнением и полезла в палатку. Как-то.

У меня не было большого опыта обращения с оружием (две поездки на полигон не считаются, я разве что могла «не стрелять в себя»), но я знала, как проверить предохранитель и наличие пуль. Ура. Возможно, где-то должен был быть дополнительный рычажок… или нужно было что-то сдвинуть в сторону?

Хорошо, что тогда мне не пришлось стрелять, потому что мой пистолет не только бы не выстрелил, а если уж выстрелил, то я попала бы скорее в пролетающую птицу, чем в незваных гостей. И как раз в тот момент, когда я собралась с духом подойти к краю обрыва и проверить, действительно ли эти скрежещущие звуки издавал кто-то, забирающийся наверх, чтобы убить меня, в поле зрения появился Баки.

Сердце застучало в горле, я собиралась закричать от радости, что вижу его живым, но тут же поняла, что не все в порядке. Во-первых, он двигался гораздо медленнее, чем в первую ночь, когда мы встретились, и даже тогда он был довольно пугающе быстр. Во-вторых, он с трудом оторвался от земли и поднял поразительно большую спортивную сумку, которую принес с собой.

Я бросилась к нему.

– Баки!

Он посмотрел на меня, в его глазах отразились паника, облегчение и отчаяние.

– Лили. Они идут. Прости. Я… – он умолк, не скрывая боли.

– Баки, что случилось?

– Нет времени, – выдохнул он. – Я должен доставить тебя в безопасное место… нужно спуститься…

Вертолеты приближались. Я уже видела их. Я сглотнула и собрала в кулак столько спокойствия и силы, на сколько была способна. Нам они понадобятся.

– Мы не можем спуститься. Они слишком близко, они запросто снимут нас с горы. – Моя голова гудела от мысленных воплей. Не могу подняться, не могу спрятаться, не могу бороться, Баки ранен, я бесполезна, Гидра здесь, Гидра здесь…

– Лили!

– Нет! – в этой ситуации было лишь одно крохотное преимущество – сама гора. Если мы доберемся до верхней скалы, им будет сложно приблизиться к нам, особенно на вертолетах.

Будет сложно? Мой внутренний голос сорвался на визг. Они все еще могут вас обстрелять с любой стороны, идиотка!

Заткнись! У тебя все равно нет идей получше!

Я подняла Баки на ноги.

– Давай, вставай. Надо добраться до скалы, – прохрипела я. Боже, какой же он был тяжелый! Не дай ему упасть, пожалуйста, не дай ему потерять сознание, я не оставлю его, я не могу его оставить…

Баки встряхнул головой, чтобы прояснить мысли, и сумел встать, хотя и качался. На его одежде было слишком много красных пятен, и каждое из них было для меня источником животного ужаса. Баки немного пришел в себя, но сколько крови он может потерять, прежде чем его тело сдастся? Он наклонился поднять сумку, прижимаясь – хоть и неохотно – ко мне, чтобы не упасть. По его напряженному взгляду, морщинкам возле глаз и окаменевшей спине я поняла, что он держал себя в руках лишь одной силой воли, но это обнадеживало намного больше, чем могло бы.

Сила воли Баки была железной. Если понадобится, он разнесет ею целые миры и галактики. Нести тяжелую сумку и бежать почти двадцать ярдов было для него пустяком, даже если он был тяжело ранен.

Пожалуйста, пусть он не будет тяжело ранен.

Мои многочисленные блуждания по лагерю не были напрасными – я точно знала место для последней схватки.

Последней схватки.

Заткнись.

Возле скалы было навалено достаточно валунов, чтобы обеспечить нам хорошее укрытие…

Хорошее укрытие? Что, черт возьми, с тобой не так, Лили? Ты не солдат, ты не можешь говорить такие вещи, кем, черт подери, ты себя возомнила?

Должно быть, Баки согласился со мной, потому что не пытался изменить положение, только бросил сумку и быстро осмотрел линии обзора. Затем он опустился на колени и принялся доставать из сумки оружие за оружием, выкладывая его между нами ловко и быстро, что противоречило струйкам крови, стекающим по его рукам.

Одна пушка ударилась о землю и разлетелась на части, но Баки быстро собрал ее и примостил на вершине нашего укрытия из валунов на небольшой треноге. Пушка была массивной и черной, выглядела так, будто могла пробить танк точным выстрелом.

Вертолеты были слышны слишком громко, зависли возле горы так близко, что я четко видела их. Видимо, Гидра оценивала ситуацию, просчитывая план атаки.

Атака.

Защита. Мы ведь собирались защищаться, верно? Мы ведь собираемся это пережить, да?

– Лили. – Голос Баки прозвучал рядом с моим ухом, когда его руки мягко легли поверх моих трясущихся пальцев. Баки явно не в первый раз произносил мое имя. Он осторожно взял пистолет, который я держала в руке, еще раз осмотрел, в его нерешительном жесте было больше спокойствия и уверенности, чем во мне вместе взятой.

Он вернул пистолет мне, мягко, но твердо вложив в руку. Я обхватила пушку и попыталась вспомнить, что нужно дышать, просто дыши, Лили, сосредоточься, дыши…

Я успокоилась, глядя Баки прямо в глаза и читая в них хорошо скрытое отчаяние. Баки не был уверен, что мы выберемся отсюда. Он не сказал бы этого, нет, никогда, но он лучше меня умел просчитывать шансы на победу, и его глаза говорили, что смерть – вполне вероятный исход.

Из-за этого я должна была больше занервничать, растечься бесполезной лужей, но мои реакции во время опасности и паники перемешались в голове, и очевидная угроза сделала меня только более спокойной. Пугающе спокойной.

Есть вещи, за которые стоит бороться, даже если тебя могут убить.

И я хотела жить. Боже милостивый, как же я хотела, чтобы мы оба остались живы.

Видимо, Баки заметил это на моем лице, потому сначала один раз кивнул, а только потом заговорил:

– Сначала они будут стрелять из пушек с вертолетов, чтобы убить нас на расстоянии. Когда это не сработает, они спустят людей. – Он задумчиво посмотрел на пистолет в моей руке и быстро поменял его на что-то большое, которое, казалось, будет стрелять дальше и причинит больше ущерба (откуда мне знать, это была какая-то большая пушка, отстаньте). – Постарайся прикрыть нас слева, я займусь правой стороной. Помни, глубокий вдох, стреляй на выдохе. Лили… – несмотря на сосредоточенность на опасности, лицо Баки выражало сильную боль. – Мне очень жаль. Я обещал, что ты будешь в безопасности, я обещал…

Обниматься сейчас было совсем не в кассу, как и страстный поцелуй перед смертью. Мы сидели недостаточно близко друг к другу, было бы слишком неловко пытаться поцеловать его, когда мы оба были сосредоточены на вертолетах. Я хотела поцеловать его, хотела сказать, что я чувствую, как сильно люблю его, но…

Что ж. Думаю, то, что мы были готовы умереть друг за друга, говорило само за себя. Но я не позволю ему провести наши последние минуты жизни в извинениях.

– Баки! – я перебила очередное «прости», и было так трудно не выпалить «я люблю тебя», так трудно… – его взгляд метнулся ко мне, потом к вертолетам и снова ко мне. – Спасибо тебе. И ты сдержал свои обещания. Каждое.

Баки хотел возразить, но именно в этот момент с вертолетов открыли огонь.

От шума мне захотелось заорать. Стук лопастей, грохот пуль, с дикой скоростью врезающихся в скалу над нами и в валуны внизу, рикошетящие камни и осколки, которые со свистом проносились мимо моего лица, заставляли меня вздрагивать и пригибаться ниже к земле, пока это все продолжалось, продолжалось и продолжалось…

Тишина была такой же ужасной, как и шум. Баки говорил, что после бомбардировки с вертолетов они пошлют людей. Я повернулась и посмотрела на Баки. Он перенес выстрелы намного лучше, чем я, но он тряс головой, чтобы прийти в себя, и я почти видела, как силы покидают его.

То, что произойдет дальше, не имело особого значения. Баки умрет, если не получит медицинскую помощь.

– Смотри вперед, – резко сказал он, даже не поворачиваясь в мою сторону и зная, что я уставилась на него, а не на врагов. Это было эхо сержанта, ведущего своих людей в бой. Раньше я этого никогда не видела. – Шестеро с каждого вертолета. Ты берешь тех, что слева. Стреляй короткими очередями. Поняла?

– Да, – выдавила я. Я никогда не хотела воевать, знала, что у меня ничего не получится. От резкого прекращения шума у меня гудела голова, а правая нога болезненно пульсировала. Видимо, в нее попал каменный осколок. Мне придется…

Люди начали выскальзывать из вертолетов по веревкам, достающим до самой земли. Двое даже не успели достать оружие, как массивная пушка Баки выстрелила один, два, три раза. Один выстрел ушел в молоко, но это было не важно, потому что я должна была выстрелить сама. О боже, я должна была выстрелить…

Дыши глубже. Стреляй на выдохе. Короткими очередями.

Дыши глубже. Стреляй.

Дыши глубже. Стреляй.

Я попала в кого-то, но не знала, кого просто задела или вообще не зацепила, отправив пули в кроны деревьев. Баки сменил массивную пушку на что-то меньшее, но не менее смертоносное, я определила это по звукам и тому, что люди продолжали падать, как подкошенные. Я изо всех сил старалась не отставать, продолжая стрелять даже тогда, когда было трудно прицелиться, просто нужно продержаться, держать оборону как можно дольше, продержаться, выжить как можно дольше…

Когда Баки рухнул на землю, на поляне оставалось в живых еще трое или четверо. Его время истекло, он потерял слишком много крови, мы даже не попытались сделать перевязки, не было времени…

Боже милостивый, почему не было времени…

Баки умирал рядом со мной, но я умирала рядом с ним, потому что осталось трое, трое мужчин, которых я и не надеялась убить в одиночку. Я умру, Баки умрет…

Затем наступила странная пауза у подножия горы, изрешеченной пулевыми отверстиями и пропитанной кровью мертвых и умирающих. Я слышала о странной тишине, которая может без предупреждения наступить на поле боя, когда все на мгновение останавливается, все переводят дыхание и строят новые планы о том, как убить друг друга, потому что все мы отчаянно хотим остаться в живых, очень хотим прожить еще немного и вдохнуть дымный воздух, будто это было дыхание небес.

Я видела, как трое мужчин на моей поляне отступили на несколько шагов. Это не казалось хорошим. Я изо всех сил старалась стрелять, делать вид, что мы Баки все еще сражаемся, что мы оба враги, с которыми нужно считаться (оба, а не только один испуганный английский филолог, у которой чуть не случился сердечный приступ, когда у ее пистолета закончились патроны, и ей пришлось поднять земли один из лежащих под ногами).

Люди отступили, а вертолеты рванулись вперед. О боже, еще один обстрел, нет…

На этот раз, когда они открыли огонь, я закричала, завопила и свалилась на землю, хотя знала, что будет дальше, знала, что произойдет после того, как вертолеты перестанут стрелять…

Потому что те трое мужчин на моей поляне…

Те трое, которых вертолеты прикрывали шквальным огнем…

Они шли за нами.

Как только обстрел прекратился, первый мужчина перепрыгнул через скрывающие нас валуны. Я заорала от испуга и выстрелила в него, а потом опять закричала уже от боли, потому что он тоже выстрелил и попал мне в левую руку. Но он умер, упал и умер на верхушке наших валунов, а потом появились еще двое, еще двое…

Страх, адреналин, крики и стрельба, боль и кровь. Только когда я попыталась встать на колени, чтобы выстрелить в двух других мужчин, я поняла, что боль в правой ноге намного серьезнее, чем дискомфорт от осколка. Видимо, это была пуля, потому что она заскрежетала по кости, и я чуть не потеряла сознание от боли. Не знаю, спасло ли это движение мою жизнь или ухудшило положение, потому что один мужчина выстрелил в меня. Бок обожгло болью, которую я никогда раньше не чувствовала. Я была ранена, была ранена…

Я закричала и выстрелила в ответ. Отчаянная, загнанная в угол, но все еще не готовая умереть. Еще нет, еще нет.

Люди были мертвы. Они были убиты моей рукой, их тела лежали прямо на нашей маленькой крепости, один наполовину свалился на Баки, и я хотела отпихнуть его, потому что он не заслуживал даже прикасаться к нему, но вертолеты все еще были здесь. Хоть люди на земле были мертвы, но вертолеты выли в кровавой мести и сыпали на нас пулями, словно гроза молниями, и с ними я бороться не могла, я не могла защитить нас, не могла…

Я не могла позволить нам умереть здесь. Не могла.

И я не стала.

Под смертоносным градом пуль, осыпающих наше укрытие, я поползла, подтягивая свое окровавленное тело все ближе и ближе к Баки. Я плакала, кричала, задыхалась и молилась, но это не имело значения, потому что это был шум, просто шум…

Я ничего не могла расслышать из-за грохота вертолетов, но в тот момент, когда моя рука схватилась за чудовищную пушку Баки, в моей голове раздался удар, похожий на звук колокола.

Моя левая рука была едва работоспособна, правая нога – бесполезна, где-то в левом боку была пуля, и все болело, болело…

Но в моих рука было оружие, большое и опасное, а рядом был человек, который умирал, а я еще не закончила. СЛЫШИТЕ МЕНЯ?

Я ЕЩЕ НЕ ЗАКОНЧИЛА!

Первое нажатие на курок не дало ничего, кроме щелчка. Я вздохнула, глотая воздух, прижала пушку к себе, нащупывая затвор, чтобы перезарядить.

Второе нажатие чуть не убило меня, когда оружие из-за отдачи врезалось мне в подбородок, потому что я не закрепила его должным образом.

Я перезарядила пушку.

Глубоко вздохнула.

И на выдохе выстрелила прямо в сторону первого вертолета.

Я не знаю, из чего именно я стреляла. Не знаю, какая броня была у этого вертолета. Я просто невежа-филолог, захваченный в водоворот слишком безумных событий, чтобы просто смотреть со стороны, особенно если ты находишься на грани смерти.

Но я точно знала, что когда выстрелила из огромной пушки по вертолету, то каким-то образом попала в него, в какое-то важное место, если то, что вертолет вдруг начал вращаться, было признаком чего-либо.

Ни один из вертолетов больше не стрелял, но вокруг все еще было шумно, они летали вокруг друг друга в крошечном пространстве рядом с горой, стараясь не врезаться.

И оба потерпели неудачу.

У меня не осталось сил кричать, когда оба вертолета столкнулись прямо над нашими головами. Было жарко, шумно и больно, но все померкло, потому что я прижималась к Баки, отчаянно стараясь защитить его своим телом, ведь если есть шанс, что он все еще жив, дышит, восстанавливается, то я не могла позволить ему страдать еще больше, не могла позволить ему получать травмы.