Текст книги "Убежище (ЛП)"

Автор книги: Tiresias

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Они действительно замечательные.

Я решила остановиться на «Девушке по имени Дерти», потому что пришло время обеда, Баки уже начал нервничать. По привычке я закрыла ноутбук и опустила его на пол. Баки посмотрел на меня.

– Обед? – спросила я. Его глаза прищурились, будто он оценивал текущий уровень голода. Через секунду он неуверенно кивнул.

– Окей.

Мы спустились вниз, поесть домашних макарон с сыром, которые собственноручно готовила я. Баки был все еще немного на взводе, и я совсем не удивилась, когда он после обеда выскользнул из дома, чтобы пойти на зачистку. Было немного странно, что он не доел макароны (я сначала думала, что ему не понравилось, но он довольно крепко держал тарелку, после того как попробовал). Наверное, безопасность просто взяла верх над голодом.

Воу. Мне не понравилось, как это прозвучало.

Я как раз доедала свою порцию, когда услышала легкий шорох снаружи. Приготовившись с улыбкой встретить Баки, я повернулась, когда распахнулась дверь, и стала идеальной мишенью для жутких мужчин в черной одежде, которые точно не были Баки, потому что выстрелили в меня каким-то дротиком.

Я схватилась за шею, боль от вонзившегося в нее дротика сменилась ужасной тошнотой, меня чуть не вывернуло, но ледяное оцепенение охватило мое испуганное тело быстрее.

И я рухнула в темноту.

========== Глава 20. Интерлюдия первая ==========

Мои последние воспоминания перед отключкой – агенты Гидры, заманившие меня в засаду в лесу. Я помню, что думал – раз уж они напали здесь, то Лили будет в безопасности… но Гидра так не работает. Если Гидра в лесу, то они проникнут и в дом…

ЛИЛИ.

А потом я потерял сознание.

Лили однажды сказала мне, что у всех нас есть хорошие и плохие стороны, и что иногда это помогает думать о себе как о двух разных людях. Теперь большую часть времени я – это я. Я Баки, или, по крайней мере, я такой же, как он, насколько я помню. Но иногда…

Иногда я снова превращаюсь в него. В Солдата. В Актив. И есть только одно, в чем он очень и очень хорош.

Когда я прихожу в себя, то стою в доме, окруженный грудами разбитого стекла и кровавыми следами. Лили нигде не видно. Мои инстинкты кричат, что ее здесь нет. В груди нарастает крик, я хочу выпустить его, выстрелить во что-нибудь, проверить периметр – все, что угодно сделать, – но в этом нет смысла. Она исчезла.

Лили.

Она у них. Она теперь у них.

Я снова отключаюсь, на этот раз ненадолго. Может быть, всего на пять минут. Я очухиваюсь на чердаке. Я уже бывал здесь раз или два. Тут везде старая одежда, посуда, мебель и много походного снаряжения. Сейчас тут все вверх дном – что здесь искала Гидра? Я сопоставляю свой ботинок с отпечатками, оставленными в пыли. Мои. Думаю, это объясняет кое-что из того, что я делал, будучи в отключке.

Мне пришлось хорошенько здесь покопаться, когда они ушли. Похоже, я иду в поход.

Я подбираю снаряжение, загружаю столько, сколько могу поднять – теперь я могу унести много. Снаряжение не тяжелое, просто громоздкое.

Я кладу свою ношу рядом с другой кучей походного барахла. Карта развернута на единственном свободном месте в доме, на полу в гостиной. Черт, Гидра действительно разгромила все. Пулевые отверстия, разбитое стекло, вмятины в стенах…

Черт. Больше похоже на моих рук дело. Кулак пробил гипсокартон, пыль и штукатурка дождем посыпались на Лили, когда она лежала, хватая ртом воздух…

Я снова наверху с остальным снаряжением в руках. Тащу с собой огромный кулер. Еще нам понадобится еда.

Я не сказал Лили о своих отключениях из реальности. Будь я проклят, если ей придется еще о чем-то беспокоиться. Я могу быть сущей развалиной, но стараюсь не быть мудаком.

– И как тебе это удается, приятель?

Я стараюсь не вздрагивать, но этот голос… Мой голос. Или что-то вроде.

На этот раз, спустившись обратно вниз, я внимательнее изучаю карту – не смотри на ущерб, не смотри на то, что ты сделал, это не помогло ей, они ее забрали, – это обычная карта с отличным местом прямо посреди национального парка, чтобы спрятаться ото всех. Я… то есть, он обогнул мыс с отвесным утесом. Подняться сложно. Не нужно беспокоиться о посторонних.

Отличная подготовка, Актив. Но я больше беспокоюсь о Лили.

Лили.

– Баки. – Я оборачиваюсь, в одной руке пистолет, а в другой нож, но никого нет. Просто мой разум трещит. Ничего нового. Статика в системе. Нужна перезагрузка…

НЕТ.

Разбитое стекло у моих ног. Есть еще одно окно.

Ясно, что у Актива был план, было бы неплохо, если бы он поделился им со мной, мне нужно что-то большее, чем карта, гора походного снаряжение и оружие…

Не мое оружие. Гидры?

Я выхожу на улицу. Внутри дома кругом кровь, но тел нет. На подъездной дорожке стоит чужая машина, но она разбита к чертовой матери. Я поработал вокруг дома, и вы только посмотрите на это. Кучка агентов Гидры, развешанных, как чулки над камином в рождественское утро. Думаю, ты не так уж ужасен, Актив, раз оставил мне такой подарок. Пара уже мертвы, небольшая потеря, но двое все еще борются за жизнь. Ха. Борются. Больше похоже на сдаются.

Я сражался за каждый кусок твердой земли под ногами, который отвоевал у Актива, и хрена с два я отдам хоть один. Но это легко – слишком легко – притвориться им. Непроницаемое лицо, жесткая линия плеч, вид, будто я собираюсь кого-то убить – легко.

Лили.

Сосредоточься, черт возьми. Потом все кончится.

Я грубо пинаю одного из живых агентов. Он раскачивается взад-вперед, повисая на запястьях. Его снаряжение пропитано кровью – его собственной – но позвоночник еще цел. Он набирает достаточно слюны и плюет в мою сторону.

Он промахивается. А я – нет.

Мой кулак врезается в нижние ребра, кажется, я их сломал. Агента трясет от боли. Вдруг я слышу слабое хныканье, но оно исходит не от него. Я небрежно иду вдоль ряда мертвых агентов, пока не нахожу источник шума.

Идеально.

Этот агент не настолько ранен, но я уверен, что ему плохо. И вы только посмотрите, его даже трогать не нужно, сам начинает говорить.

– Боже… нет… пожалуйста… я не… просто позволь…

Мой кулак выбивает весь воздух из его легких, превращая его грудь в хрипящее месиво, но я все равно стараюсь не навредить ему слишком сильно. Пока.

Я подхожу ближе, подхватываю его челюсть металлической рукой, глядя ему в глаза. Ха. Ему это явно не очень по душе, если эта струйка мочи, стекающая по ноге, что-то значит. У него кишка тонка. Это Лили могла смотреть мне прямо в самое сердце…

Сосредоточься, черт возьми!

Я понижаю голос до шепота.

– Вы двое еще живы. Но мне нужен только один.

Тот, который шумел, всхлипывает и пытается заговорить, но его рот открывается без единого звука. Я отступаю на несколько шагов назад, чтобы посмотреть на первого агента. Он не выглядит злым, но пришел в себя достаточно, чтобы материться в мою сторону.

Поэтому я стреляю в него.

Последний в живых агент чуть не лишается чувств от шока. Что? Человек, теперь ставший трупом, был всего в пяти футах от него. Черт, я мог бы выстрелить и с закрытыми глазами, не говоря уже о том, чтобы стрелять, глядя прямо на шумевшего придурка.

Он точно готов. Сейчас запоет, как канарейка.

Хорошо.

– Эй, приятель. – Я снова подхожу к нему поближе. Он не знает, обосраться или ослепнуть на месте. – Остался только один из вас. Ты единственный, кто может сказать мне то, что я хочу знать.

Я бью его кулаком в бок.

– И я не остановлюсь…

Я бью его в левое бедро так сильно, что ломаю кость.

– Не остановлюсь, пока не узнаю…

Удар в плечо… теперь его придется вправлять. А, черт. Шумящий начинает истошно орать.

– То, что знаешь ты.

Апперкот в челюсть. Слава богу, на минуту он затыкается. Прежде чем он снова начнет ныть, я зажимаю его пасть металлическими пальцами.

– Куда. Они. Ее. Увезли?

Шумящий оправдывает свое прозвище. Он даже сдохнуть спокойно не может. Но теперь у меня есть информация, реальные зацепки, куда идти и что делать, когда я доберусь до нужного места.

Держись, Лили.

Сначала я раздумываю оставить развешенными мертвых агентов, но это будет не слишком приветственным баннером для Лили. У меня мало времени, но я могу одновременно выполнять несколько задач: относить трупы в лес и обдумывать план атаки.

Мертвые агенты Гидры тяжелее походного снаряжения, приходится носить всех по отдельности. Проверкой тел я себя не утруждаю, Актив об этом уже позаботился.

Блядь.

Раздается шум машины – двигатель не такой громкий, это вряд ли Гидра, но кто еще будет ездить по этой дороге? Я в два раза быстрее преодолеваю расстояние до деревьев, окружающих дом, сумев добраться до хорошей точки обзора в двадцати футах над землей, прежде чем машина останавливается перед домом. Там лишь один человек. Знакомый силуэт…

Слишком многое в Гидре мне кажется знакомым. У меня с собой нет винтовки, но даже с такого расстояния из пистолета я не промахнусь. Я делаю глубокий вдох и жду, пока он выйдет из машины. Он, кажется, застыл, в шоке оглядывая двор, а потом толкнул дверь, спотыкаясь и хрипя:

– Лили?

Лили.

Я прыгаю вниз прежде, чем осознаю это. Глухой стук моего приземления доносится до ушей незваного гостя. Он поворачивается ко мне.

– Чарли. – Его зовут Чарли.

– Кто ты такой, черт подери? – сипло спрашивает он, инстинктивно отступая на шаг, но при этом расправляя плечи и чуть шире расставляя ноги – он не собирается атаковать, просто храбрится. Глупо, но храбро. Я же знаю, как выгляжу со стороны.

Я не знаю, как ответить на его вопрос, поэтому игнорирую его. Эта часть все равно не имеет значения.

– Они забрали ее, – вместо этого говорю я. Чарли выглядит смущенным, затем бледнеет и бросает взгляд на изуродованную машину.

– Лили? Где она? – он делает шаг в мою сторону. Глупо, но храбро. У тебя есть мужество, приятель, молодец.

– Она у них, – повторяю я. – Я верну ее.

– У кого «у них»?! – он почти кричит.

– У Гидры.

– У Гидры? Как, черт возьми… – его горло сжимается, и ему приходится задержать дыхание. Давно позабытый импульс заставляет меня хотеть положить руку ему на плечи и сказать, чтобы он дышал, просто дышал, вот и все, просто дышал… но я не успеваю сделать шаг, он приходит в себя. – Зачем им ее забирать? – в его голосе слышатся едва завуалированные обвинения. Максимум баллов, парень, ты лучший в классе.

Лили.

– Баки. – На этот раз мне удается произнести свое имя нормально. Чарли мне не доверяет – не надо перед ним устраивать полноценное шоу уродов, хватит того, что есть. Я знаю, что должен что-то сказать. Черт, что угодно, но оно застряло у меня в груди, и я не могу подобрать слов. С Лили в этом плане мне было легче. Но она исчезла.

Исчезла.

А все мои слова исчезли вместе с ней.

Чарли смотрит на мою руку. Металлическую. Лили тоже смотрела на нее, но никогда не придавала этому значения. Черт бы все это побрал.

Я свирепо смотрю на Чарли. Покрытые пылью дерзкие слова душат мое горло.

– Ты что-нибудь придумаешь? – кажется, что он немного сдерживается. Знание того, кто я есть, всегда заставляет людей бояться меня еще больше.

Всех, кроме…

– Черт побери, Барнс, у нас нет времени на твое дерьмовое паршивое…

Сквернословящее эхо давно прошедшего обучения на сержанта проплывает в глубине моего сознания и почему-то успокаивает меня. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь ответить на вопрос Чарли.

– Они знают, что я пойду за ней. – Я не знаю, правильно ли это сказано, но мои слова, кажется, расстроили его, но, в то же время, успокоили. Я разберусь. Все, что мне нужно – это чтобы кто-то из ее лучших друзей позвонил в полицию, чтобы они помогли. Я свалю от них даже со связанными за спиной руками. Просто вспомните, что я сделал с этим подонком Питером. Автомобильная авария была слишком хороша для этого ублюдка-насильника…

У меня возникает свой вопрос.

– Почему ты здесь?

Я пока не знаю, почему он возник из ниоткуда.

Чарли мотает головой, будто пытается избавиться от мыслей. Понимаю, приятель.

– Мы с Лаурой забеспокоились, когда она не пришла. И не брала трубку… так что я приехал посмотреть, все ли в порядке. – Он болезненно смеется, и под его ухмылкой проскальзывает слабая истеричность.

Лили не пришла? О, черт, черт возьми и запихни мне это в задницу. Сегодня четверг. Я не потерял пару часов из-за… Актива, я потерял целый день. Какого черта он делал все эти двадцать четыре часа? Таращился на агентов Гидры? Начищал их пушки? Полировал эту ебучую металлическую руку?

Должно быть, я выгляжу слишком убийственно, потому что, судя по виду Чарли, его сердце бьется так, будто он плясал всю ночь. Пульс на его шее ускоряется вдвое.

Проклятые двадцать четыре часа.

Я должен был выбраться отсюда. Должен был вернуть Лили. То, что они могли сделать с ней за целые сутки… иглы, тесты и крики, так много криков… моих криков…

Я направляю пистолет в голову Чарли. Он медленно поднимает руки и делает три шага назад от меня.

Блядь.

Мой собственный пульс подскакивает, и мне приходится замедлить дыхание. Я наклоняю пистолет и киваю, извиняясь перед Чарли, который принимает это как должное. Храбый, верный – и такой глупый. Его светлые волосы заставляют меня хотеть вмазать ему прямо в идиотское преданное лицо.

– Я верну ее, – вместо этого произношу я. Сейчас нельзя терять время. Проваливай, Чарли. У меня есть дела поважнее, люди, которых нужно убить.

Я отворачиваюсь и возвращаюсь в дом. Машина Лили маленькая, но она явно будет лучше работать, чем машина, изрешеченная пулями. Если все пойдет так, как я думаю, мне понадобится укрытие, прежде чем я пойду спасать Лили. Каждая кампания нуждается в резервном убежище и…

За моей спиной раздаются шаги, поэтому я поворачиваюсь и убийственно смотрю на Чарли. Иди. Отсюда. Он колеблется, но не уходит.

– Чем я могу помочь?

Помочь. Помочь? Уберись отсюда. Гидра не вернулась за мной только потому, что они ждут, что я приду сам… но это не значит, что здесь безопасно.

Я делаю шаг вперед, готовясь к новой угрозе.

– Не входи в дом. Там мины. – Актив точно позаботился бы о них, если бы нашел, но в этой свалке может быть припрятано подслушивающее устройство или даже не одно, я буду просто королем мудаков, если позволю подруге Лили связаться с Гидрой.

Я собираю снаряжение, чтобы отнести в машину, но Чарли все еще стоит за дверью. Что вообще нужно сделать, чтобы его спугнуть? Я протискиваюсь мимо, намеренно своим весом и барахлом в руках отталкиваю его на пару футов в сторону.

– В доме бедлам… что случилось?

Господи Иисусе, он идет за мной к машине.

– Гидра. – Я запихиваю вещи в багажник. – И я. – Я возвращаюсь в дом за остальным. Чарли ходит за мной взад-вперед, как обиженный утенок. Я пытаюсь думать наперед, понять, что мне нужно, что нужно Лили…

Лили улыбается, глядя на книжные полки широко распахнутыми от счастья глазами, и протягивает мне одну.

Лили мягко прикрывает ноутбук, прежде чем убрать его с кровати…

Я стискиваю руку Чарли, прежде чем вернуться в дом.

– Стой. Здесь.

Я поднимаюсь по лестнице в ее комнату, даже не удивляясь беспорядку, разбитым книжным полками и разбросанным книгам, но все равно злюсь в глубине души. Лили любит эти книги, будто они часть ее, а Гидра обращалась с ними, как с мусором, как с бесполезным хламом, с чем-то, вроде…

Вроде меня.

Я прижимаюсь к стене, задыхаясь. Я не могу позволить себе терять время, Лили не может позволить себе терять время из-за моей слабости…

Комната вокруг меня перестает кружиться, и я уже не чувствую, что вот-вот отрублюсь. В комнате свалка. Именно это и делает Гидра.

Я достаю рюкзак из обломков шкафа – они даже шкафы перетряхнули, что искали-то? – и начинаю пихать туда книги, одежду, плюшевое животное, с которым она всегда спит, почти все, что попадается под руку и может понадобиться ей. Гидра явно что-то искала здесь, но я удивлен тому, что ноутбук все так же лежит под кроватью. Они нашли тот, что лежал в гостиной, наверное, решили, что компьютер здесь один.

Чарли все еще нетерпеливо ждет у двери. Я пихаю ноутбук ему в руки. Он удивленно смотрит на меня. Я знаю, приятель. Я развалина, но стараюсь не быть мудаком.

– Береги его. Он ей понадобится, когда она вернется.

Наконец-то я вижу в его глазах хоть немного доверия. Возвращаюсь в дом и убираю еду в холодильник. Две недели точно простоит, часть возьму с собой.

Прежде чем уйти, я в последний раз осматриваю дом. Стены проломаны, окна разбиты – держу пари, в течение недели сюда влезет какая-нибудь зверюга.

Вроде меня. Я был зверюгой, которая воспользовалась приоткрытым окном, чтобы залезть в дом, навести шороху и сделать вид, что так и надо. Я не заслуживал чувствовать себя здесь как дома, но Лили все равно приняла меня, заставила почувствовать себя человеком, а не животным…

Мне было бы почти жаль, потому что произошедшее доказало ее неправоту, но животные не чувствуют себя плохо. Они просто кусаются.

Я бросаю все, что нужно, в машину Лили. Пора идти.

Я последний раз предупреждаю Чарли:

– В доме небезопасно. Я верну ее, обещаю.

Чарли кивает, но я вижу, что он до конца мне не верит. Ладно. Лили была слишком самонадеянна, раз верила в мои обещания. Слишком счастлива, потому что верила в лучшее во мне, даже после того, как я доказал ее неправоту. Но я сдержу свое обещание. Несмотря ни на что.

Я завожу машину и уезжаю. Я иду, Лили.

Я иду.

========== Глава 21 ==========

Просыпаться, привязанной к столу с капельницей, воткнутой в руку, после того, как меня вырубили головорезы Гидры – одно из худших событий в моей жизни.

Хотя вся моя семья недавно погибла, это, наверное, хуже. Наверное.

На самом деле получить дротик в шею от вышеупомянутых головорезов Гидры действительно ужасно, ведь именно так я оказалась привязанной к этому столу. Это еще хуже, чем выстрел в упор. Разница в факторе криповости.

Но мне было трудно решить, были ли стол, ремни и капельница хуже, чем тот день в девятом классе, когда я разрыдалась перед всеми, потому что никто не хотел делать вместе со мной групповой проект. И именно в этот момент рядом открылась дверь, разом сделав все мои панические размышления неуместными.

Комната, в которой находилась я, была с виду довольно безобидной, может, только казалась страшной, если знать контекст. Поскольку только пустая комната в логове Гидры может быть безобидной. Никаких очевидных предметов пыток, ни дыбы, ни железной девы, ни ужасающих крошечных, но острых блестящих ножей – только я. Стол. И капельница. Современный эквивалент всех древних форм пыток: в этой капельнице может быть все, что угодно. Все.

Но у меня не было времени подумать об этом, потому что шаги позади меня медленно приближались. Я даже не стала притворяться, что отчаянно не смотрю в ту сторону. Не так уж много можно выиграть, притворяясь, что я не в ужасе от этой ситуации.

В поле моего зрения появился пожилой мужчина. Трудно было сказать, но вроде он был примерно среднего роста, с суровым лицом, выражение которого колебалось между отстраненным и одержимым работой. Мной.

Меня передернуло. Это не осталось незамеченным.

– Почему Актив был в твоем доме?

Что, ты не будешь называть меня по имени и пытаться вывести меня из себя? Не будешь пытаться построить со мной отношения на основе Стокгольмского синдрома? Вау, видимо, проблематично в этом подземелье с палачами.

Я едва успела решить, что отвечать на его вопросы – плохая идея, как его рука на мгновение сжалась вокруг чего-то, и мое тело встряхнуло от удара током. Единственное – хорошо, что не долго.

Я хватала ртом воздух, хотя с момента моего последнего вздоха не прошло и нескольких секунд. Ток напряг все мышцы и вышиб воздух из легких. Я потрясенно закашлялась. Так. Переходим прямо к пыткам, да?

– Почему Актив был в твоем доме?

Самое страшное во всем этом (если не брать в расчет то, что я пристегнута ремнями к столу для пыток (Дарт Вейдер бы гордился, а Хан Соло кивнул бы в знак солидарности) было то, что слова он повторял тем же тоном, с той же интонацией. Для меня это означало железный самоконтроль, определенный уровень практики на этой работе, что не предвещало ничего хорошего.

Я слишком долго молчала. Он снова сжал пульт, и мое тело перестало мне подчиняться. Я громко застонала дрожащим голосом от боли, не сумев сдержаться.

– Почему Актив был в твоем доме?

Снова. Третий раз, такой же, как и первый. Мне хотелось бы сказать, что я придумала язвительный ответ, но ситуация и боль настолько вывели меня из равновесия, что я смогла лишь покачать головой и слабо дернуться в ремнях. Я понимала, что мне не выбраться, но это было лучше, чем ничего.

Ответ на мое молчание был только один, но на этот раз пытка длилась гораздо дольше. Из моих глаз потекли слезы, когда все закончилось, я втянула как можно больше воздуха, готовясь к следующему удару.

– Почему Актив был в твоем доме? – он повторил это в четвертый раз, все так же, как и в первый. Это был довольно безобидный вопрос. Какая будет разница, если я скажу им, что он забрался в моей дом, потому что был голоден? Какая будет разница, если я скажу, что он жил в моем подвале? Какая…

Я закричала, когда электричество вгрызлось в меня изнутри. Будь у меня силы или способность удивляться, то я бы поразилась тому, что от моей кожи, куда били током, не поднимался дым.

– Почему Актив был в твоем доме?

Конечно, если я скажу, это будет иметь значение. Важно, что я скажу хоть что-то. Дело было не в том, что Баки почувствует себя преданным, или среди моих знакомых есть те, кто могут выдержать пытки (Все ломаются. Это только вопрос времени и правильно приложенных усилий), я просто должна держаться, пока могу. До тех пор, пока я могу терпеть временную боль, я должна терпеть. Пока я могу терпеть…

Боль колючими иголками впилась в тело. На этот раз было так страшно, что я едва заметила, что мой мучитель не задал мне вопрос.

Через пару секунд мне удалось сфокусировать взгляд, и я увидела, как он что-то добавляет в капельницу через шприц. Мой желудок скрутило. Нет. Нет, нет, нет, нет, нет…

Ты можешь притворяться, что способна терпеть боль, контролируешь ее, но это…

Я была почти уверена, что то, чем только что накачали мое тело, уберет даже иллюзию контроля, которую я баюкала, как игрушку из детства.

Я задышала быстрее. И он это заметил. Конечно.

– Ты защищаешь его. В этом нет смысла. Мало того, что он не стоит защиты, скоро он будет у нас, и защищать будет некого. Так что скрывай сколько угодно, это не принесет никакой пользы ни тебе, ни ему. – Он сделал паузу, будто ждал моего ответа. Я жадно глотала воздух, словно тонула, но молчала. Я ничего не скажу, я ничего не скажу, я ничего не скажу…

– Почему Актив был в твоем доме?

Боль, острая, жгучая боль внутри меня, боже, я не могла ее вытащить, она была внутри меня, боже…

По мере того, как наркотики глубже проникали в мой организм, мне становилось все труднее и труднее концентрироваться. Каждый раз, когда меня пронзало электричеством, я слышала свой крик, и вскоре дрожала и слабо пищала, даже когда со мной ничего не происходило. Каждый раз, когда боль прекращалась, он задавал вопрос. Вопрос не менялся, как и тон голоса. Он был странной устойчивой константой в новом мире моего расплывчатого разума. Мне хотелось вцепиться в него, как в камень посреди бурлящего прибоя, но даже в таком разбитом состоянии я смутно чувствовала, что это неправильно. Поэтому я отчаянно бросалась в волны, надеясь, что на этот раз я не утону, что этот раз будет последним, что больше не будет боли.

Но боли становилось только больше.

– Почему Актив был в твоем доме?

Актив? Какой Актив? Он говорил о Баки?

Баки.

Было что-то такое… что-то в этом «Баки»…

Боль встряхнула меня, толкнув на острые камни.

– Почему Актив был в твоем доме?

Дом. Баки был у меня дома. Он все еще был в моем доме? Меня так долго не было…

– Почему Актив был в твоем доме?

Баки был в моем доме, чтобы держаться подальше от Гидры.

– Почему Актив был в твоем доме?

Ему нужно было держаться подальше от Гидры.

– Почему Актив был в твоем доме?

Гидра плохая.

– Почему Актив был в твоем доме?

Гидра сделала ему больно. Держись подальше, Баки. Держись подальше от Гидры.

– Почему Актив был в твоем доме?

Держись подальше от Гидры, Баки. Держись от меня подальше. Береги себя и держись от меня подальше.

Держись подальше.

========== Глава 22 ==========

Я заблудилась в своей голове, казалось, на целую вечность. Я слышала вопросы и отвечала на них, хотя не могла никому сказать то, что произносила, даже самой себе. Слова были непонятны и расплывчаты – шум, ничего больше.

Время от времени появлялась боль, и звуки, казалось, усиливались в такие моменты, иногда я приходила в себя достаточно, чтобы понять, что это я кричу. Но боль было точно так же сложно понять, как и слова, мой разум будто онемел.

Были периоды, когда я была без сознания, трудно сказать точно. Время тянулось бесконечно. Я даже не могла хотеть, чтобы это закончилось, потому что от меня не осталось ничего. Никаких желаний.

Я утонула в море шума и боли, но, как бы не было измучено мое тело издевательствами, я не умирала.

Они мне не позволяли.

Должно быть, они пропустили мою последнюю дозу, потому что мутный шум вокруг меня превратился в более четкие звуки: крики, тяжелый топот ботинок и отдаленные звуки выстрелов. Это были звуки, которые я слышала и могла опознать, хотя я все еще не могла понять конкретно, что они значат.

Дверь позади меня открылась – это нехорошо, это никогда не сулит ничего хорошего, – и быстрый топот сказал, что это был кто-то из моих мучителей. Они все носили лабораторные халаты, как ученые, но в том, что они делали со мной, не было ничего научного. В руке у него был шприц, я это заметила, но если не считать учащенного дыхания и сердцебиения, мое тело не поддавалось контролю совсем.

Он быстро ввел мне в капельницу какой-то наркотик – нет, только не снова, – и ушел, даже не взглянув на меня.

Я была не в сознании, чтобы интересоваться ситуацией, но глубоко внутри знала, что что-то не так, что-то изменилось. Эта часть меня извивалась и кричала, чтобы ее услышали, но наркотик давил на мой разум тяжелым грузом, и вскоре я уже не могла вспомнить, что у меня вообще были мысли.

Прежде чем я провалилась обратно в бездонные глубины моего бесконечного океана, я заметила, что шум стал громче. Громче стал и топот. Взрывы. Стрельба?

Крики?

Крики. Если бы у меня силы, я бы глубокомысленно кивнула себе. Я знала, как звучит крик.

Это была моя колыбельная, и она держала меня над водой, пока я не перестала сопротивляться.

Меня несли на чьем-то плече, мы бежали в темноте, тяжелое дыхание рядом смешивалось с другими звуками… имя? Мое имя?

Я оказалась в машине, плотно завернутая в одеяло, а возле моих ног грохотал двигатель.

Я была в чьих-то объятиях. Пока мы шли, звук голоса успокаивал меня, погружая в сон, в котором не было криков: только тишина.

***

Я проснулась ночью от своего громкого вздоха в темной палатке. Было холодно, так холодно – я не переставала трястись, а руки не слушались настолько, что я не могла схватить рядом лежащее одеяло и натянуть его на плечи.

Звук расстегиваемой молнии на палатке, раздавшийся снаружи, заставил меня подпрыгнуть и отползти назад со всей возможной скоростью – не особо быстро, на самом деле. В итоге я чуть не упала, глядя на темный силуэт Баки. Мне казалось, что я не могу набрать достаточно воздуха в легкие, дрожь и паника вытесняли весь кислород. Баки мгновенно оказался рядом со мной, притянул в теплые объятия, нежно прижимая руку к моей спине в такт своему дыханию.

Мне понадобилось много времени, чтобы успокоиться. Снаружи палатки мерцал огонь, виднеющийся через приоткрытую створку. На окружавшей нас местности, казалось, было мало деревьев, а учитывая ракурс неба, мы могли находиться на горе.

На самом деле, не имело значения, где мы были – главное, что не там, где была я. Здесь не было ни стен, ни света, ни голосов, задающих вопросы: только палатка, в которой я узнала ту, что валялась у меня на чердаке, я и Баки.

Баки!

Я слегка оттолкнула его, и он ослабил хватку так, чтобы я смогла посмотреть на него снизу вверх.

– Ты… – мой голос сорвался, и я закашлялась. – Ты… – я снова поперхнулась.

Баки схватил меня за шею твердой рукой, сказал: «подожди», встал и вышел из палатки. Вскоре он вернулся с бутылкой воды, открыл ее и поднес к моему рту. Я попыталась взять ее, но Баки покачал головой и уставился на меня (что я смогла разглядеть даже в полутьме палатки), пока я не согласилась и не позволила ему залить немного воды мне в горло.

В итоге он все равно позволил мне взять бутылку и выпить самой. Я почувствовала себя немного обиженной. Знаю, нельзя так хлебать воду, когда хочешь пить, Баки. Не надо обращаться со мной как с полной идиоткой.

Сказала девушка, которую похитили. И которую пришлось спасать.

Бр-р-р-р.

Кстати, об этом…

– Баки, – произнесла я, и мои связки наконец начали работать. – Как ты… ты в порядке? Это была Гидра, Баки…

Пока меня держали в плену, единственное, о чем я молилась – это о том, чтобы боль прекратилась, и о том, чтобы Баки был в безопасности, далеко-далеко. Вместо этого он пришел за мной. Я не знала, что с этим делать.

– Теперь их стало меньше, чем раньше, – сказал Баки.

– Вот и хорошо, – инстинктивно ответила я. Миру хватит и меньшего их количества. Я снова начала дрожать, вода чуть было не выплеснулась из бутылки. Баки забрал ее и убрал куда-то в сторону. Затем он медленно потянулся ко мне, давая мне достаточно времени возразить, а потом обнял.

– Это из-за наркотиков, которые они тебе дали. Они скоро выйдут.

Я слабо кивнула, уткнувшись ему в плечо. Он был таким теплым. Я не хотела, чтобы он переставал меня обнимать. Но у меня все еще оставались вопросы.

– Как ты меня нашел?

– Нашел того, кто стал говорить.

Боже. Я ведь говорила. Боже. Боже. Боже.

Должно быть, я произнесла что-то вслух, потому что Баки крепче обнял и меня и покачал головой.

– Все в порядке, все в порядке, Лили, теперь ты в безопасности, они больше никогда тебя не тронут…

– Но я рассказала все, Баки, прости, я не хотела! Я старалась не делать этого, мне так жаль, мне так жаль…

Все знают – под пытками сдаются все. Но никто никогда не говорит, как жить с этим после того, как все закончилось.

Конечно, я боролась с этим настолько, насколько было в моих силах. Конечно, добровольно я не давала им никакой информации – но я говорила. Когда боль стала достаточно сильной, а лекарства задурили мне голову – я заговорила. Я не знала, что именно рассказывала – может, я выдала им рецепт своего шоколадного овсяного печенья, ха. Но почти наверняка, что бы я ни знала о Баки, теперь знала Гидра.

Для меня это было слишком. Из горла вырвались рыдания, я вжалась в плечо Баки, заливая его слезами. Мое тело тряслось еще сильнее, чем от ломки от наркотиков, но Баки меня не отпускал. Он просто обнимал меня, позволяя выплакаться.