Текст книги "Чертов менталист (СИ)"

Автор книги: Тин Тиныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Но если так, значит, Маша – больна?

Я бросил быстрый взгляд на девушку. Ну нет, выглядит здоровой и собранной. Похоже, успела оценить наряд Глафиры и теперь пытается сообразить, кто из них двоих в моих глазах окажется самой-самой.

Суки в ботах! Ну зачем устраивать этот экзерсис тогда, когда мне тупо хочется поесть, поспать и свалить отсюда подобру-поздорову?

Так. Успокойся и соберись. Тебе было семьдесят пять в прошлой жизни. Прибавь нынешние восемнадцать. Итого девяносто три. А ты всё пытаешься упасть в реакции, присущие лишь юношеству.

Да вались оно конем, я нынче и есть молодой организм с соответствующими гормонами и реакциями на происходящее! Голова головой, а чувства чувствами! И я отдаю себе отчет в том, что вполне не прочь оприходовать Глафиру в ее спальне, а затем продолжить ночь в опочивальне Васильковой. Но – нет. Секс – это власть. И глупо думать, что только со стороны мужчины. Побывав со мной, обе барышни могут решить, что у них появилась волшебная кнопка, нажав на которую они получат всё, что желают.

Нет. Черт дери, я в первую очередь исследователь, которому по странной прихоти судьбы дана возможность выявить и изучить аномалию. У меня сложившийся крепкий иммунитет на девиц, которые за счет своих природных данных пытаются пробить свой личный потолок. Барышни, я вам не социальный лифт, простите. Секс – изумительное времяпрепровождение. Вот ни слова против не скажу, знаю толк и всё прочее. Но в последние лет этак тридцать пять я стал особо щепетилен. Не надо разменов, типа я тебе ночь любви, а ты мне легкий проход в когорту дипломированных специалистов. Бесит. И вот даже не тогда, когда это честно декларируют. Там как раз понятно: да-да, нет-нет, либо сошлись, либо увы, не обессудьте. А вот когда хотят от тебя определенных вещей, маскируя это под знаком любви и привязанности…

Я трижды! Сука, трижды был женат. Разумеется, на своих студентках. А где я еще, по-вашему, мог найти себе супругу, если практически все время проводил в стенах университета?

С первой расстались быстро, поскольку поняли, что не совпадаем ни в чем от сексуальных предпочтений до бытовых привычек. Хорошая была девочка, жаль, не моя совершенно. Мы еще долго потом переписывались, пока она не вышла второй раз замуж и не заимела разом малышей-близнецов.

Со второй пришлось пободаться: там по мою душу пожаловала барышня-хищник, желающая урвать что ни попадя малой ценой. Когда я понял, куда ветер дует, не поскупился нанять хорошего юриста, специализирующегося на семейных вопросах. Было дорого и больно, но меня подспудно грело чувство, что дамочка осталась ни с чем.

Третья… Ох… Двадцать пять лет под одной крышей это много или мало? Мы буквально вросли друг в друга, стали настолько взаимно привычны, как будничная деталь интерьера. Двое взрослых детей, каждый из которых завел собственную семью и грозился вот-вот порадовать нас внуками. И вот внезапно, буквально как гром с ясного неба прозвучали ее слова, что она хочет провести вторую половину жизни не так, как раньше.

Я не понял. Я долго с ней разговаривал, пытаясь выяснить, отчего и почему. Других мужчин у нее не было. Это я своими методами определил в первую очередь. Моей жене реально требовалась перезагрузка. И мне в ее новой жизни места не было.

Можно ли считать это предательством? Вряд ли, учитывая то, что она первая пришла ко мне с предложением расстаться. Наши дети заняли позицию: родители, вы там разбирайтесь сами, нас не втягивайте, у нас свои интересы. Ну, их тоже можно понять как бы.

Возможно, произойди эта ситуация чуть раньше, я бы навалился на нее всей мощью своего аналитического аппарата. Вычленил бы ключевые узлы, воздействовал бы точечно, что-то поменял, исправил, улучшил, но…

Я не хотел ничего этого делать. Просто наблюдал будто бы со стороны, как рушится моя привычная жизнь. Как жена каждый вечер, когда я прихожу с работы, ощетинивается примитивными защитами от ментального воздействия, явно опасаясь, что я залезу к ней в мозги и лишу свободы выбора.

Вот это и было самое обидное. Я никогда не позволял себе редактировать эмоции и мысли близких людей. Считайте это личной гигиеной. Я не любитель оживших кукол, скажем так. А мой самый дорогой до недавнего времени человек всячески демонстрировал мне, что подозревает меня в чем-то непотребном. Тогда-то я и понял: всё, баста, карапузики. Живи один, раз уж такое дело. И бог им всем судья, твоим бывшим.

– Валерьян! – вдруг с явным испугом на лице обратилась ко мне мачеха, оторвав взгляд от дальфона. – Асатиани где-то рядом! Он прилетел сюда!

Глава 16

– Спокойно. Что значит Асатиани прилетел сюда?

– Вот его страница. Он только что сделал пометку, что находится в аэропорту неподалеку от Ипатьевска.

– Вот пусть там и остается. Тебе-то что до этого?

– Но он…

– Глафира, выдохни и успокойся. Леван прекрасно знал, что ты живешь в поместье неподалеку от Ипатьевска. Но он понятия не имеет, на что ты успела сменить эту дислокацию. Пока выяснит, где именно ты находишься, пройдет время. Опять же: богомолье – вещь специфическая. Если человек в это время не хочет видеть посетителей – он их не увидит. Местные служители Асатиани сюда просто не допустят. Повторюсь в дцатаый раз: имеешь полное право на уединение. До сорокового дня от смерти наших близких точно, но никто не станет возражать, если твой траур продлится и полгода-год. И кстати, Маша?

– Что? – с готовностью отозвалась Василькова.

– Ты готова взять на себя обязанности секретаря моей мачехи?

– Но… это как-то неожиданно, – выдавила из себя девчонка. – Я не очень хорошо разбираюсь в подобных вопросах.

– Тогда начинай учиться, – безжалостно припечатал я. – Осмелюсь тебе напомнить, что ты находишься в розыске, а мы тем временем создали тебе легенду, позволяющую без потери лица дождаться совершеннолетия и явиться за паспорт-жетоном. Услуга за услугу. Ты живешь на святой земле на всём готовом – за это работаешь секретарем Глафиры. Комментарии, возражения?

Маша явно опешила. Похоже, она всерьез считала, что люди вокруг нее будет делать для решения ее проблем всё возможное, в то время как она будет с самоупоением страдать. Не прокатило.

– Но… я… да, хорошо, – кивнула Василькова, наконец-то сообразив, что больше ей рассчитывать не на кого.

– Отлично. Тогда после ужина начинаешь вести переписку Глафиры. Она на первых порах тебе подскажет важные моменты.

– Но Асатиани… он же может тоже приехать сюда на богомолье, и тогда у меня не получится спрятаться от него, – нервно заметила мачеха.

– Пусть сначала появится здесь и раскроет свои планы, – завершил я наш разговор. – А пока давайте отдадим должное местным поварам. Не собираюсь портить себе аппетит из-за каких-то посторонних мерзавцев.

Кулинары сегодня и впрямь расстарались. Стерлядь на пару, картофель по-министерски, спаржа на гриле, свежайшие самодельные соусы… ох. Как бы не обожраться. Я смаковал каждый кусочек, радуясь тому, что я живой и вот, представьте себе, могу есть вкусное и наслаждаться трапезой, хотя бы сейчас позабыв о том, что вот только несколько дней назад убил человека, а минувшей ночью отбивался от атаки некроманта, вознамерившегося прервать мое существование.

Вообще-то я человек предельно законопослушный. Нет во мне бунтарской жилки и стремления всё поджечь и поставить в максимально неудобную позу. Но судьба будто в насмешку начинает мне подбрасывать стартовые условия, где хочешь не хочешь, а придется ходить по грани. Отказаться от использования ментала? Вы за кого меня принимаете, право слово? Или взять, к примеру, ситуацию с тем же Вертаевым: я что, должен был бегать вокруг, уговаривая его слезть с Васильковой? В общем, как любили говорить мои одноклассники, когда их спрашивали про жизнь: всё сложно.

Странно. Похороны были вот только сегодняшним утром. Но в моей голове вся траурная церемония резко съехала куда-то на задворки памяти, будто происходила минимум неделей раньше. Я, похоже, до сих пор не осознал до конца, что с нами случилось. Да и, честно говоря, не хотел на этом циклиться. Что папаша, что сестрица о себе добрых воспоминаний не оставили, уж простите за суровую правду. Живи я в первый раз и будь это моя исходная семья – тогда да, накрывало бы, наверное. Но я – человек изрядно поживший на этом свете и много чего повидавший. Та же Ираида была для меня… как прозрачная болванка-заготовка, пожалуй. Не слишком привлекательная из-за своего мерзкого характера, очень много о себе думающая, преувеличивающая масштабы своего магического таланта. Ненавидящая своего младшего брата, то есть меня. Принявшая страшную мученическую смерть по собственной дурости, и прихватившая за собой еще несколько человек.

А про Николая Алексеевича и вовсе лучше промолчать. Человек хотел пройти по головам своих потомков. Меня спасло то, что я был всё-таки далеко не последним менталистом, Емельяна – самоотверженность его матери, успевшей спрятать сына на святой земле. И что я должен испытывать в ситуации, когда мой главный враг наконец-то упокоился там, где и должен был? Никакой скорби, одна лишь незамутненная радость, что все это осталось в прошлом.

После ужина Глафира дала понять, что хочет со мной поговорить. Сложнее всего было при этом отфутболить Василькову, которая резко затребовала проведения инструктажа о том, как ей исполнять обязанности секретаря. Но ничего, справились. Прохор укладывал Емельяна спать, Маша изучала соцсети моей мачехи, а мы, наконец-то оставшись одни, никак не могли подобрать слов, с чего начать нашу беседу.

– У меня такое чувство, будто я тебя толком и не знала, – выдохнула Глафира. – Ты вечно был такой… зашуганный? Нет, не то слово, – замялась она. – На своей волне. И эта волна с нашими не совпадала никогда. Я даже и не заметила, как ты вырос и превратился в… мужчину, принимающего решения. Ты стал взрослым настолько незаметно, что это даже пугает. С другой стороны, ты внезапно оказался единственным, кто сейчас мне помогает. За просто так, ничего не требуя взамен. И я теряюсь. Просто не понимаю, чем я буду должна тебе за твои усилия.

– Ну, считай, ты расплатилась со мной этим божественным ужином и твой долг на этом закрыт, – пошутил я.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, – не повелась на мою шутку мачеха. – Если бы у меня был брат, который действовал бы как ты, всё было бы понятно и объяснимо. Но ты мне никто по большому счету. От наследства Изюмова отказался, равно как и от его титула. Но при этом ты рядом. Знаешь, чего я больше всего боюсь сейчас?

– Асатиани?

– Его тоже, но это уже вторично, – нервно повела плечами Глафира. – Больше всего я опасаюсь, что ты в какой-то момент скажешь: ну, я сделал для вас с братом всё, что смог, а дальше выплывай сама. И я не смогу найти слов, чтобы попросить тебя остаться. Потому что… нас и вправду ничего не связывает, кроме общих воспоминаний. И то довольно куцых, ведь я вошла в семью Изюмовых всего лишь пять лет назад.

– Тогда угомонись, – улыбнулся я мачехе. – Не скажу, не дождешься. Пока не выясню, что у вас с Емельяном всё в порядке, буду маячить на горизонте. Ну как, теперь успокоилась?

– Ты ведь знаешь, что нас с тобой уже сватают? – внезапно ошарашила меня Глафира.

– Это как? – едва не поперхнулся я.

– Известно как. Вот только сегодня утром читала, что ты стал графом ровно потому, чтобы не соперничать с отцом, а отдельно заслужить мое внимание.

– Бред какой-то, – развел я руками. – Никого не смущает тот момент, что я вышел из рода, когда Николай Алексеевич еще был жив?

– О том и речь! – вскинула голову мачеха. – Типа захотел продемонстрировать свою самостоятельность, даже не побоялся понижения в титуле, лишь бы дать понять, что с тобой следует считаться.

– Кажется, я сегодня всё-таки слишком мало спал, – выдохнул я. – Все эти салонные сплетни меня бесконечно раздражают. Но если людям хочется думать, что я затеял выход из рода исключительно ради связи с тобой… ну, пусть думают дальше. В идеале просто не будем комментировать подобные предположения. Начнем опровергать их – тут же уверятся, что между нами с тобой что-то есть. Поэтому просто действуем так, как нам надо, на сплетников обращаем ноль внимания, фунт презрения.

– Ты с такой уверенностью это произносишь, – грустно посмотрела на меня Глафира.

И тут во мне что-то ёкнуло прямо. Постучалось в диафрагму. Отпечаталось огромными буквами перед глазами: Валерьян, тебя беззастенчиво кадрят!

Что это? Комплекс врача, когда спасенная тут же пытается повеситься на шею своему спасителю? Или трезвый холодный расчет, когда я признан интересным активом, в который стоит вложиться хотя бы ради собственной защиты?

Я аккуратно попробовал прочитать мысли мачехи. Никакого второго дна. Она реально будто бы только что проснулась и посмотрела на меня другими глазами, осознав, что я больше не проблемный пасынок, а человек, способный отвести проблемы от нее и Емельяна. При этом я достаточно независим и хорош собой, чтобы быть ее постоянным спутником, а впоследствии и мужем.

За что мне всё это? Видимо, в прошлой жизни успел нагрешить? Слишком язвительно бортовал студенток, желающих во что бы то ни стало добраться до моего тела? Но зачем же опять мне эти грабли подставлять? Неужели кого-то наверху веселит то, как я по ним прыгаю? Ох…

В итоге мы как-то скомкано и торопливо закончили наш разговор, я сослался на то, что вновь хочу спать, да мы и разошлись. Честно признаюсь, минут пять думал, закрывать ли дверь изнутри или не стоит. В итоге плюнул и оставил как есть. Вряд ли кто-то из двух женщин под крышей этого дома попытается сейчас воспользоваться сложившейся ситуацией.

Спал опять как убитый без сновидений и всяческих вбоквелов. Филин вернулся ко мне где-то часа в два ночи, дал понять, что ничего срочного нет, а полный доклад он мне предоставит утром.

С этого-то новый день и начался. Ментальный конструкт деловито поведал о результатах слежки за той примечательной парочкой, что набивалась ко мне в попутчики на похоронах.

И услышанное меня ничуть не порадовало. Еще один высокопоставленный князь решил половить рыбку в мутной воде, поднявшейся вокруг Изюмовых. Куракин Огнест Петрович не поленился отправить ко мне своих лучших людей, специализирующихся на решении разного рода деликатных вопросов. И моя вчерашняя победа никакого стратегического значения не имела: Куракин от меня отлипать не собирался.

Ровно то, о чем меня и предупреждал Игорь Семенович. Человек, который вбил себе в голову, что я однозначно менталист, а значит, пригожусь ему в разного рода мутных схемах. Убедившись, что я на первичную приманку не клюнул, Куракин решил сделать ставку на шантаж. Единственная хорошая здесь новость в том, что он до сих пор не определился, через кого на меня надавить. Найти, где именно находится Глафира, он пока не смог, а дедуля пока что выглядел для него не самой сильной фигурой для торга. Тем не менее все сводилось к тому, что именно Семеныча выберут на роль жертвенной пешки, заставляя меня выполнять незаконные поручения.

И тут поступлением в Академию, боюсь, уже не спастись. Я навел быстрые справки в сети и выяснил, что Огнест Петрович мне не по зубам. Вот вообще никак. Даже если я каким-то чудом убежу его людей в том, что я ни разу не менталист, а воздушник напополам с некромантом, им будет проще прибить меня и деда, нежели расписаться в собственной ошибке. Огромное состояние, личная гвардия и сопутствующее первым двум пунктам чувство вседозволенности – вот на что опирался князь. Можно, конечно, подправить ему мозги и заставить забыть о собственном существовании, вот только что-то мне говорит, что на аудиенцию у Огнеста мне можно не надеяться. Этот психопат и параноик будет держаться от меня как можно дальше, не забывая при этом эксплуатировать по полной программе.

Ох, не об этом я мечтал, когда становился Птолемеевым. Все мои надежды на относительно спокойное и тихое независимое существование пошли прахом. Куракину хочется заиметь карманного менталиста, мне же – любой ценой выскользнуть из его питоньих объятий, рано или поздно заканчивающихся переломом позвоночника.

У меня оставался всего лишь один вариант, как оставить его ни с чем. И этот вариант меня пугал, пожалуй, поболе всех прочих. Но… когда отсутствует простая бумага в тесном кабинете с удобствами, подтираемся первой попавшейся, как водится. В смысле – единственной, что завезли.

Поэтому сразу после завтрака я, вызвав такси через консьерж-службу, отправился не в усадьбу, как изначально планировал, а в Ипатьевск, будь он неладен. Именно там находился особый отдел по контролю за использованием магических способностей. И Карп Матвеевич Давыдов, моя единственная надежда и опора.

Глафира до ужаса не хотела меня куда-либо отпускать, вбив себе в голову, что только мне по силам убедить князя Асатианти отказаться от скоропалительной женитьбы на вдове Изюмова. Пришлось довольно жестко заметить, что Леван до сих пор не вычислил её убежище, а значит, ей пока что бояться ровным счетом нечего. Ну и пора уже подключать к переписке «секретаря». Пусть принимает на себя бремя общения с этим типом. Заодно намекнул на пару грязных приемов, чтобы поубавить к себе интерес этого горячего южного человека. Будто бы между делом сообщить, что первые роды дались ей очень высокой ценой, вызывав вторичное бесплодие. Ну а Емельян, похоже, будет геомантом, как и его родня по женской линии. Да-да, некромантом его считал исключительно Николай Алексеевич, который предпочитал сладкую ложь горькой правде. Ничего удивительного, всего лишь искреннее заблуждение любящего отца.

Василькова тоже постаралась сделать всё возможное, чтобы я не уехал. Эта уповала на то, что я одним своим присутствием дарую всем здесь находящимся спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, а значит, так должно продолжаться и дальше. Красиво подъехала, ничего сказать на могу. Пришлось на это заметить, что у меня помимо несостоявшейся невесты с мачехой есть и другие люди, которым требуется мое внимание. Поэтому простите-извините, но вынужден вас покинуть, я и так здесь, считай, почти сутки провел. Пора и честь знать. А вы девочки взрослые и без меня отобьетесь от всех неприятностей, особенно если будете в точности следовать оставленным вам инструкциям.

В общем, как бы то ни было, я как тот колобок улизнул от обеих барышень, а теперь держал путь к человеку, общаться с которым не хотел от слова совсем. Совершенно. Никак. Поэтому настроение мое колебалось между отметками «гнусное» и «куда еще хуже». В альтруизм Давыдова я не верил изначально. Весь вопрос состоял в том, что именно он запросит за свое вмешательство в сложившуюся ситуацию. И мне почему-то казалось, что заявленная им цена меня вряд ли устроит, однако за полной безальтернативностью придется на нее соглашаться.

Филин меж тем обретался возле Куракина, чтобы успеть предупредить меня, какие следующие шаги и когда именно предпримет князь, чтобы загнать в свое стойло. Я крайне серьезно отнесся к этой угрозе, понимая, что не имею права рисковать жизнью деда. Да и свою собственную поберечь хотелось бы. Я для Огнеста Петровича – ничто, расходный инструмент. А судя по тому, что князь нынче был втянут в дурно пахнущие судебные тяжбы, я уже примерно понимал, чьи воспоминания он захочет скорректировать с моей помощью.

Надо отдать ему должное, Карп Матвеевич не стал тратиться на дешевые трюки и мариновать меня в приемной. Его помощник, который, как мне показалось, выглядел чуть иначе, чем в прошлый раз, поскольку расстался со своими ухоженными усиками, пригласил меня войти в кабинет буквально через полторы минуты после моего появления в здании, которое занимал особый отдел по контролю за использованием магических способностей.

Вот и всё. Пан или пропал.

– Валерьян Николаевич! Какая встреча! Признаться, не ожидал увидеть вас так скоро. Что привело вас к нам, любезнейший?

В гадючьих глазах Карпа Матвеевича плескалось холодное удовлетворение, будто он изначально знал, что так оно и будет. Это-то меня и подстегнуло. Игра будет непростой, но я добьюсь своего и не сдам основные позиции. Я ведь не просто парень с проблемным даром, я – чертов менталист!

Глава 17

– Ингарские, – широко улыбнулся я в ответ Давыдову. – Слышали о таких?

– Богатые сибирские купцы, владельцы крупнейшего онлайн-маркета? Допустим, я про них слышал. Было бы странно, будь это иначе. Осталось понять, какое они имеют к вам отношение?

– Пока никакого. Но Огнест Петрович Куракин невыносимо хочет, чтобы я подправил им воспоминания и желания в преддверии очередного судебного слушания, в котором они будут делить между собой складской комплекс на черт его знает сколько гектаров. А поскольку я этого сделать не могу, то если я приму его предложение, мне придется всего лишь изображать, будто бы я их правлю. И всё равно это даст мне лишь крохотную отсрочку перед тем, как князь на выбор убьет моего деда или же сразу займется мной.

– Валерьян Николаевич, а мы-то каким местом, простите, должны принять участие в этом хозяйственном споре двух субъектов?

– Я всего лишь вас проинформировал, – пожал я плечами, – о том, что Огнест Петрович пытается действовать запрещенными в Империи методами. Он уже подсылал ко мне своих людей, которые не погнушались угрожать мне прямо на выходе из храма, где отпевали моих родных.

– И вы сообщаете мне об этом лишь на следующий день. Как погляжу, не слишком-то торопились. Может, и опасность вам грозящая не так уж и велика?

– Если ваши подручные заметили, я едва стоял на ногах и с трудом выдержал всю церемонию, поэтому мне в тот момент важнее было банально принять горизонтальное положение и отдохнуть, нежели пытаться донести до вас информацию о запредельной наглости князя Куракина.

– Отчего же возникло такое утомление?

– Две бессонные ночи подряд, знаете ли, бодрости не прибавляют.

– Праздновали? – холодно усмехнулся Карп Матвеевич.

– Исключительно в вашем воображении, – ответил я ему без тени улыбки. – Сложно, знаете ли, спать, когда твой покойный отец-некромант пытается занять твое тело, вытеснив оттуда твой дух.

– Что⁈ – привстал из-за стола Давыдов, невозмутимость которого я-таки умудрился пробить.

– Я невнятно говорю или подбираю не те слова? – холодно осведомился я. – Князь Николай Алексеевич Изюмов знал о возможности переселения собственной души в тело кровного родственника. Под ударом оказались я и Емельян, как самые близкие в этом отношении люди. Мы оба спаслись лишь благодаря беспрестанным молитвам, поскольку некроманты традиционно не могут сладить со служителями Всесоздателя. И нет, я не владею тонкостями этого ритуала, отец вообще не упоминал, что ведет разработки в этом направлении. Для меня всё произошедшее оказалось огромным и крайне неприятным сюрпризом.

Карп Матвеевич устало сел на свое место, разом постарев на десяток лет. Он обхватил голову руками и несколько секунд ни на что не реагировал, после чего произнес:

– Значит, это правда…

– Вы о чем?

– Души не привязаны намертво к конкретному телу и при особом стечении обстоятельств могут найти себе нового носителя.

– С полной гибелью духа того, в чье тело они вселяются, – холодно подтвердил я. – А теперь я хотел бы узнать, какую защиту вы можете мне предоставить от князя Куракина и его приспешников. Или же вы предпочтете дождаться чьей-либо смерти? Птолемеевых ведь не жалко, правда же? Как там у вас говорят? Нет тела – не дела?

– Это у полицейских, – глухо отозвался Давыдов. – У нас… свой юмор. Не каждый поймет.

– Значит, не буду и пробовать, – заключил я. – Что же, надеюсь, вы отнесетесь к моей жалобе со всем прилежанием. Иначе я крайне разочаруюсь в тех, кому отцом-императором назначено быть нашими верными защитниками, о чем и не замедлю уведомить вышестоящие инстанции. Сироту всяк обидеть норовит!

С этими словами я развернулся и двинулся в сторону двери.

– Сядь! – раздалось мне в спину.

– О том, что вы приняли мое предупреждение во внимание, я вполне могу послушать и стоя, после чего всё равно продолжу свой путь в сторону дедовской усадьбы, – парировал я.

Откровенно говоря, я был уже готов послать Давыдова по известному адресу. И что это за панибратство? Мы с ним на ты не переходили, так какого черта он себе позволяет?

– Валерьян Николаевич, прошу вас вернуться. У нас с вами… найдется, что обсудить, – исправился Карп Матвеевич.

– Обсуждать нечего, – пожал я плечами. – Всё, что я хотел и мог вам рассказать, я уже озвучил. Дальше ваш ход.

Уже сидя в такси, я прокручивал мысленно наш разговор так и сяк. Странные ощущения он оставил, двоякие. Вроде бы я добился своего, а вроде бы и нет. Давыдов теперь меня из своей зоны внимания не выпустит. Информация про посмертные приключения князя Изюмова зацепила его покруче гарпуна. Вот только мне действительно было нечего прибавить к сказанному. Я не имел ни малейшего представления, каким образом Николай Алексеевич умудрился сохранить столь существенный заряд бодрости, даже оказавшись за гранью бытия. И про механизм переселения тоже мало что мог поведать. А ведь именно это тайное знание было самым ценным во всем этом бульоне. Но… тут остается только локти грызть запоздало, что не выпотрошил в свое время папеньку до основания и не выяснил, настолько глубоко он продвинулся в темных искусствах. Да что там – даже представить себе не мог, что он вообще в ту сторону копает. Обидный удар по самолюбию, можно и не говорить. Будет мне уроком. Расслабился ты что-то, декан.

Опять же, нам с дедом сейчас стоило ждать неприятностей от Куракина. Это для Карпа Матвеевича имеет место быть скучный и банальный спор хозяйствующих субъектов, а для нас – сковородка, под которой вот-вот разожгут огонь. И рыбешками во фритюре там окажемся мы сами, вот что хреновее всего.

И еще меня откровенно смущали те два парных артефакта, что были на бугае и красотке. Никогда раньше таких не видел, и… чем-то они меня настораживали. Если это некий физический щит, то зачем он, спрашивается, нужен бугаю, который меня уделал бы одной левой? А если это ментальный щит, то меня бы он не остановил, уж простите-извините, я свою реальную силу хорошо знаю.

И тут я вдруг понял. Еще раз вспомнил наше недолгое общение с посланниками Куракина и…

Не щит это был, а сигнальная система. Если бы я в ответ на откровенный наезд этих ребят огрызнулся и силой духа заставил бы их бежать от меня, придерживая исподнее, артефакты бы сообщили об этом. И злокозненный Огнест Петрович знал бы, что он совершенно точно угадал, где находится скрывающий свои способности менталист. Шансов отмахаться вениками после этого у нас с дедом уже не было бы.

Но я вчера действовал как рядовой человек, не имеющий доступа к возможностям ментала. И если я прав относительно природы артефактов, то Куракин должен как минимум задуматься, а вдруг я и впрямь не получил дедовского дара, раз его примитивная ловушка не сработала. Так надо же всячески укрепить его в этом мнении!

И я быстро настрочил заметку в блог о том, как крайне рад тому обстоятельству, что независимая экспертиза особого отдела по контролю за использованием магических способностей определила, что я воздушник, как и моя несчастная мать, бла-бла. Не забыл добавить, что крайне негативно отношусь к стихии покойного отца и очень надеюсь на то, что всё-таки смогу развить свои задавленные им способности в сфере воздуха.

Богдан мое вчерашнее техзадание понял верно и наваристый борщ стал лучшим украшением стола и отдельным праздником для моего желудка. К нему он подал тонко нарезанное сало с мясной прослойкой и обсыпкой из смеси крупной соли и рубленого чеснока, а также черный хлеб с кориандром и плошку жирной сметаны, в которую легко можно было воткнуть ложку, не боясь, что та упадет. Отдельно стояли миски с нарезанным зеленым луком и укропом, сыпь в тарелку – не хочу! Ай, ум отъешь от такого богатства вкуса!

– А теперь рассказывай! – подсел ближе Игорь Семенович, когда в моей тарелке показалось дно. – Что у нас не так? И да, предотворяя вопросы: по твоему лицу всё видно, поэтому не фыркай, я с тебя мысли не считывал.

– Да верю я тебе, верю, – вздохнул я и поведал дедуле про всё сразу.

И про Куракина, и про девиц, которые, похоже, внезапно пристально заинтересовались моей персоной. Ну и про Карпа Матвеевича, разумеется. Куда уж без него…

– М-да, – задумался Семеныч. – Вот не думал, что придется на старости лет вновь погоны доставать. А ведь припрягут. Карп меня еще в прошлый раз параллельно с тобой на контроль взял, значит, точно начнет моим назначением торговать. Что ж, за дешево не отдамся, пусть и не надеется.

– Вновь? – я не стал делать вид, будто не заметил его оговорку.

– Ну а ты как думаешь? – сварливо фыркнул дед. – Откуда бы мы еще так хорошо с Израилычем, учителем Карпа этого, друг друга знали? А он у истоков особого отдела стоял, человек-легенда!

– Ты же говорил, легенда этот вроде как в маразм впал?

– Вроде как. Для широкой общественности. Иначе бы хрен кто ему дал на покой уйти.

– А ты? Как оттуда ускользнул?

– У меня другая ситуация была. Конфликт интересов. Очень уж мне хотелось выжечь мозги твоему бате, когда он Оксану охмурил. Вот и пришел к руководству, говорю: так, мол, и так. Трясет меня ужасно, не факт, что сдержусь, очень уж острый вопрос, сами видите-понимаете. Но и контору подставлять не хочу. Я до этого и так всего лишь консультантом числился, поэтому отпустили меня без особых проблем. А я… все-таки сдержался, дурак. Хотя теперь понимаю, что зря, наверное. Меня всё равно прикрыли бы, думаю. Не так уж много у нас реально дельных менталистов, готовых с особистами сотрудничать и не злоупотреблять при этом своим положением. А этот негодяй мертвячий и Оксану мою сгубил, и внуков ко мне не подпускал.

– Скорбишь об Ираиде? – вздохнул я.

– Не без этого, – кивнул Игорь Семенович. – Я ведь ее толком так и не успел узнать. Кто знает, вдруг бы открылись друг другу, откликнулись… Не чужие же люди. Она и лицом очень на Оксану похожа была. Ой, да чего уж там теперь, – махнул он рукой и отвернулся, чтобы я не заметил, как он смахивает кулаком набежавшую слезу.

– Твой прогноз? От Куракина отбиться получится?

– Да ты уже все для этого сделал, почему бы и нет? Он копает широко, наверняка ты у него не единственный неподконтрольный менталист на примете. Опять же: внимание особого отдела последнее, что ему сейчас нужно, там на кону миллиарды стоят. Так что, думаю, от этого типа ты уже отбился. А вот от следующих не факт, что сможешь.

– Ты опять? – простонал я.

– Не опять, а снова! – назидательно поднял палец дед. – Просто так от тебя не отстанут, и публикациями в своем уютном бложике ты мало чем себе поможешь.