Текст книги "Чертов менталист (СИ)"

Автор книги: Тин Тиныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Ладно, попробуем зайти в лоб.

– Маша, хочешь, я расскажу, почему ты убежала из дома?

Девчонка неопределенно дернула головой, что можно было воспринимать одновременно как да и нет. Ладно, сочту, что это всё-таки было да.

– Твой опекун граф Обмоткин прослышал, что у его приятеля князя Изюмова есть сын. Им обоим показалось удачным вариантом поженить вас. Не знаю только, что ты слышала про Валерьяна…

– Изюмовы некроманты, об этом всем известно, а Валерьян на голову больной! – с возмущением сообщила Василькова.

– В общем, совершенно неподходящая для тебя партия, – заключил я. – Но Обмоткин закусил удила. Полагаю, от твоих погибших родителей осталось неплохое наследство, которое он сейчас по праву опекуна успешно проматывает. А чтобы ты лишний раз не раскрывала рта, задумал отдать тебя замуж через три недели сразу после твоего совершеннолетия. Изюмову на твое приданое наплевать, поэтому Обмоткин щедрой рукой кинет тебе какие-то крохи, оставив всё самое ценное себе. Я прав?

– Откуда… откуда ты знаешь, что мне через три недели исполнится восемнадцать? – с ужасом в глазах спросила Маша. – Я ведь не говорила тебе об этом.

– То есть, откуда я знаю историю про графа Обмоткина, тебе услышать не так интересно? – уточнил я.

Девчонка опять запаниковала. Всё, что я мог сделать в подобной ситуации, это слегка замедлить скорость ее цифрового потока. Она так себе все частоты мусором быстро меняющихся данных забьет, даже не успевая их толком обработать.

И да, поймите: я по-прежнему практически ничего не знал об Иных. Действовал, полагаясь исключительно на небольшой опыт общения со своим студентом и учительницей математики. Должен ведь быть к Иным какой-то подход! Если кто-то выглядит как человек и в целом ведет себя как человек, наверное, он всё-таки физиологически и психологически весьма близок к обычному человеку, несмотря на нестандартный, хм, способ мышления?

Мой метод сработал. Как только обработка сигналов пошла в более низком темпе, Мария перестала дышать, будто загнанный заяц. Вот и славно.

– Возвращаясь к нашему разговору. Я тебе сейчас одну штуку покажу, – потянулся к паспорту-жетону, как Василькова внезапно потеряла сознание.

Вот дурында-то! И о чем она подумала, спрашивается? А вы еще удивляетесь, почему я недолюбливаю юных дев и отношусь к ним с изрядной долей цинизма.

Пришлось терпеливо обмахивать баронессу какой-то картонкой, дожидаясь её возвращения в осознанный мир.

– Дубль два, – произнес я, когда девушка открыла глаза и вопросительно на меня посмотрела. – Вот, гляди! – сунул я ей под нос паспорт-жетон. – Что здесь написано?

– Граф Валерьян Николаевич Птолемеев, – прочитала Василькова.

– Тебе имя-отчество мои ничего не говорят? – дал я ей прямую подсказку.

– Валерьян… Валерьян Николаевич. Прямо тезка того парня, что мне в женихи навязывают.

– Бинго! Даю вторую подсказку. Мать Валерьяна Изюмова – урожденная Птолемеева. И именно в усадьбе Птолемеевых ты сейчас находишься.

На сей раз девица истошно завизжала и попыталась отползти от меня, вернее, отпрыгать, сидя на заднице, пока не уперлась спиной в стенку сарая.

– У тебя в роду часом сирен не было? – спросил я, поморщившись. – У меня едва кровь из барабанных перепонок от твоего вопля не потекла. А теперь голову включай. Да, ты уже поняла, что именно меня пророчили тебе в мужья. Вот только казус: я больше не княжич Изюмов, а граф Птолемеев. А значит, свадьбе не бывать. Мне эта женитьба тоже никуда не уперлась, как и тебе, поэтому выдохни и успокойся наконец-то.

На сей раз размышления Маши выглядели более упорядоченными. В обморок она больше не падала, мои бедные уши звуковым атакам не подвергала.

– У тебя есть дальфон? – задал я вопрос, от которого многое зависело.

– Есть. То есть был. Я его дома оставила, – сообщила Василькова.

– Отлично, – кивнул я. – Значит, по нему твое местоположение не вычислят. Осталось тебе каким-то образом продержаться три недели, после чего получить свой паспорт-жетон и послать опекуна в известном направлении.

– Не получится, – замотала она головой. – Обмоткин страшный человек. Он ни перед чем не остановится. Скорее опоит меня или вообще убьет, чем допустит к родительскому наследству.

– Слишком глубоко он туда свои грязные лапы запустил? – понимающе спросил я.

В ответ девчонка кивнула и тяжело вздохнула.

– А какое у тебя направление магии, если не секрет? – осведомился я.

– Природа, – уныло ответила Василькова. – У меня весь подоконник дома цветами уставлен. Графа это безумно раздражает, но они мне от мамы остались, поэтому он не решается их выбросить. Уровень, правда, невысокий, впрочем, последний раз тестировали меня уже довольно давно. Хотя… кого я пытаюсь обмануть? Вряд ли я смогла сильно подрасти с тех пор: Обмоткин такой скряга, что категорически отказался нанимать мне учителя.

– В любом случае это отличная новость, потому что тогда у тебя есть еще один вариант, как обезопасить себя от притязаний бывшего опекуна, – с легкой улыбкой сообщил я, с удовлетворением отметив, как от этих слов загорелись глаза девушки.

Глава 5

– И что же это за вариант? – спросила Маша.

– Поступление в государственную магическую академию. Раз у тебя есть магический дар, пусть даже не развитый, тебя там однозначно примут, еще и стипендию положат. Если хочешь большего спокойствия, выбирай филиал подальше отсюда. Вполне реально даже пойти ва-банк и ломиться в столичный петербургский. Но тут уже сама трезво свои силы и возможности оценивай. Твой опекун не сможет тебя оттуда выцарапать, даже если на голову встанет. Из академии выдачи нет.

– Но это же означает, что по окончании учебы мне придется поступать на государственную службу! – возмущенно округлила глаза Василькова.

– И что тебя в этом обстоятельстве пугает или напрягает? – осведомился я. – Помнится, кто-то несколько минут назад вообще был готов в служанки идти абы к кому. А так станешь самостоятельным дипломированным специалистом с гарантированной занятостью по окончании вуза.

– Но государство же платит мало, это всем известно, – раскапризничалась девчонка.

– А ты что, собираешься свое наследство Обмоткину подарить и остаться сирой и голодной, чтоб от зарплаты до зарплаты куковать? Как поступишь в академию, сразу же нанимай юриста. Думаю, в пределах месяца-двух он вернет тебе твое добро. Затем найдешь управляющего толкового, чтобы он твои богатства преумножал, пока ты гранит науки грызешь. Ничего сложного!

– Легко тебе об этом говорить, – фыркнула Маша.

Я с тоской понял, что разговор начинает меня раздражать, а утешать депрессивных девиц – поищите другого дурака, желательно с мозгами настоящего восемнадцатилетнего юноши, у которого гормоны вперед головы думают, поэтому предложил Васильковой:

– У тебя еще три недели впереди до совершеннолетия, времени поразмышлять и выбрать нужную стратегию вполне достаточно. Вот и займись этим. А теперь прошу извинить, у меня дела.

– Но… как же я? – растерялась моя несостоявшаяся невеста.

– Когда ты вторглась в усадьбу моего деда, у тебя же был какой-то план? Вот и следуй ему, – ответил я и бессовестно свалил из сарая.

А что такого? Я вообще всегда и во всем выступаю за самостоятельность молодежи, это, можно сказать, мой золотой принцип. Хочешь жить отдельно от родителей и кушать вкусненькое? Учись купленную на стипендию картошку на общей кухне в общаге жарить! Принцип, который еще никогда и никого не подводил.

Оставив Марию наедине со своими мыслями, ну и заодно попросив Филина присмотреть пока за ней, я отправился в дом, не забыв запереть его изнутри, поскольку мне требовалось спокойно поговорить с дедом, не отвлекаясь на посторонних. По моим прикидкам, Семеныч уже проспал в районе двух с половиной – трех часов, чего было вполне достаточно для обретения бодрости и смягчения нрава. А большего мне от него покамест и не требовалось.

Как вскоре выяснилось, дед успел проснуться раньше, еще до того, как я пришел его будить. Он сидел на кровати и смотрел на меня с таким видом, будто всё про меня знает и заведомо подозревает в чем-то непристойном.

– Прежде чем ты сообщишь мне, что я Птолемеев меньше, чем Изюмов, ответь мне ровно на один вопрос. Николай Алексеевич в курсе, что взял себе жену из рода менталистов? Да-нет? – потребовал я ответа.

– А ты что, родного папашу за дурака держишь? – недобро крякнул Игорь Семенович. – Конечно, осведомлен. Потому и окрутил голову Оксане: ах, у тебя порицаемая стихия, у меня порицаемая стихия, мы два изгоя и парные сапоги на одну колодку пошитые. Тьфу, паршивец окаянный!

Хм, ситуация развивалась по худшему варианту. Тогда, пожалуй, еще один дополнительный вопрос.

– У Оксаны вторая стихия была? Хоть какая-нибудь, пусть даже самая слабенькая?

– Хочешь на честном сливочном проскочить? – понимающе глянул на меня дедуля. – Да, была. Оксана – воздушница в мать, что-то по верхам знала, а на большее дара не хватало, потому как в меня она уродилась. Да и мать её рано к Всесоздателю отправилась: легкие подкачали, тоже дочурке ничем помочь не успела…

– Дальше можешь не продолжать. Давай коротко и по фактам. Работа с менталом запрещена, поэтому ты дочь ничему не обучал, а к воздуху у нее не талант, а всего лишь предрасположенность обнаружилась. Тем не менее есть ненулевой вариант, что Николай Алексеевич заподозрит, что мне по наследству передался твой фамильный дар. Отсюда вопрос: как думаешь, через какой срок здесь появятся люди из особого отдела по контролю за использованием магических способностей?

– Напомни, ты когда из поместья Изюмовых удрал?

– Вчера.

– Тогда, – прикинул что-то в голове Игорь Семенович, – не позже, чем послезавтра к вечеру прибудут. Хочешь до этого срока сбежать отсюда?

– А смысл? – удивился я. – Если отчалю, тогда мне придется искать, где у них офис расположен, и напрашиваться на прием. А так они сюда приедут и сами всё проверят, отличный сервис как по мне!

– Ренегаты! – зло сплюнул дед. – Сами же нашими наработками пользуются, а всем остальным запрещают и страшными карами за это грозят! Ты бы того, поостерегся! До меня им, конечно, как раку до Хабаровска пятиться, но кой-какие ультимативные методы в их арсенале имеются. Расколят они тебя, внучок, как орех, на том твоя вольная жизнь и кончится.

– Ты так ничего и не понял? – с жалостью спросил я у Семеновича. – Сынки они предо мною! Пусть хоть всего вдоль и поперек исследуют, ничего не обнаружат.

– Да ладно⁈ – оживился дед.

– Прохладно! – фыркнул я.

– А давай-ка я сам тебя проверю! – прищурившись, предложил Игорь Семенович. – На опережение сработаю, так сказать.

– Да хоть сто раз! – улыбнулся я ему. – Не стесняйся, приступай!

А сам тут же напялил на себя психо-маску: я – бедный-несчастный Валерьян, меня папа обижает и всячески младшенького сына в обход меня продвигает. Вспомнил попутно решетки на окнах, и за малым аж сам едва не прослезился, так себя жалко стало, хе-хе.

Эпизоды с воздействием на Ираиду и охрану поместья были заблаговременно помещены в дальние отсеки памяти, куда со стороны вообще доступа никому не было. В тот момент я твердо и истово верил, щедро излучая ту самую веру вовне, что вчера утром моя старшая сестра не захотела объяснять, почему она меня не любит, поэтому велела убираться на все четыре стороны и не портить застолье своим кислым видом. И мне пришлось ей подчиниться, хотя на столе стояли такие изысканные кушанья, а я проголодался и был не прочь провести время с семьей. Все меня не любят, все меня гонят, одна надежда на родного дедушку, авось приютит и не выгонит страдальца…

Да-да, главный принцип практикующего менталиста в случае обнаружения чужого присутствия в собственной зоне: бей на поражение и отшибай память или филигранно пускай пыль в глаза. Бить комиссию особого отдела я не собирался. Не настолько я и бунтарь, увольте. Еще выжгу им что-нибудь полезное, потом сам же за это и пострадаю. В итоге в качестве рабочего оставался мирный вариант аккуратной полуправды, в которую без труда поверили бы присланные по мою голову специалисты.

Семеныч задавал вопросы, резко прыгая с темы на тему, то ласково-вкрадчиво интересовался, то чуть ли не орал на меня, требуя немедленного ответа, имитируя допрос в исполнении доброго и злого полицейского. Пыхтел минут двадцать, после чего вынужден был признать:

– Качественно сработал. Чистенько все, не подкопаешься. И эмоции яркие и убедительные: я лично так проникся твоими обидами, что сам готов отправиться к зятю и высказать ему претензии. Хвалю!

– Тогда давай я тебя проверю.

– А меня-то зачем? – изумился дед.

– Чтобы выяснить, какую легенду нам о тебе комиссии скормить. В своем ты уме или нет. Почему у тебя в усадьбе нет слуг. Все знают, что ты раньше умел пользоваться силой духа и был вполне неплох, пока ментальные воздействия не запретили законодательно. Или ты думаешь, твою персону без внимания оставят, раз уж такой великолепный повод подвернулся под шумок заодно и тебя проверить?

– Ох, и на что ты меня подписываешь на старости лет? – сварливо поинтересовался Игорь Семенович. – Ладно, приступай!

– Почему ты выглядишь как опустившийся человек?

– Моя единственная дочь после замужества прервала любое наше общение, – голос деда звучал глухо, а мое сердце заледенело от застарелой обиды, попав под совершенно легальные эманации Семеныча. – Поначалу я еще на что-то надеялся, но с каждым новым годом я понимал, что это навсегда. Я никогда не увижу ни ее саму, ни своих внуков. Зять мне этого не позволит. И я… позволил себе погрузиться в мир своих обид. Я зациклился на том, что на старости лет остался в полном одиночестве, будучи законопослушным гражданином Империи…

– Стоп! – прервал я исповедь. – Про законопослушного убирай раз и навсегда. Такой фальшью вмиг повеяло, что даже тупой догадается. Давай еще раз на том, как ты зациклился.

– Я зациклился на том, что на старости лет остался в полном одиночестве, – послушно принял подачу Игорь Семенович. – Ни любимой жены, ни единственной дочери, ни общения с внуками. Я… не знал, зачем мне продолжать влачить свою жалкую участь. Меня перестало интересовать все, что когда-то пробуждало во мне любопытство и тягу к жизни. Я с нетерпением ждал вечера, чтобы упасть спать в надежде, что новое утро я уже не увижу.

– Годится. Идем дальше. Где твои слуги?

– Видя, что происходит, люди стали уходить от меня. Благо мне было уже безразлично и состояние сада, и чистота моего дома. Это просто потеряло всякое значение. В итоге остался только один человек. Богдан, мой верный и преданный друг с самого детства. Его семья уже полтора века верой и правдой служит Птолемеевым, и Богдан не исключение.

– И где же черти носили этого верного и преданного друга, когда ты в одиночку сходил здесь с ума?

– Богдан отпросился у меня на четыре дня, чтобы съездить на свадьбу племянницы, куда его очень звали. Перед отъездом он взял с меня слово, что я непременно дождусь его и не натворю ничего непоправимого. Он приготовил мне еды, убрался, насколько мог… у него поражение суставов, это наследственное, к сожалению, поэтому он занимается только домом, на большее его скромных сил не хватает. Ну и уехал.

– Ты по-прежнему практикуешь работу со своей стихией?

– Что значит «по-прежнему»? – дед выглядел лишь слегка озадаченным и ничуть не обиженным высказанным подозрением. – Да, в юности я был менталистом, как и все в моем роду. Я еще только осваивал базовые методики, когда в Империи запретили какие бы то ни было ментальные воздействия. Не скрою, мне тогда показалось, будто землю из-под ног выбили. Но я справился. Хоть это и было непросто, заставил себя отречься от родной стихии. По этой причине вылетел с учебы в академии, поскольку второго дара у меня не было. Впрочем, все это дела давно минувших дней. Хочу напомнить, что я регулярно проходил всевозможные проверки, которые подтвердили: я к своей стихии не обращаюсь и с ее помощью свои цели не преследую. Де юре я неодаренный дворянин.

– Что ты почувствовал, когда увидел на пороге своего внука?

– Это был шок! – вот тут дедуля вообще не играл, меня аж затопило потоком его чистых эмоций. – Такое потрясение! Я… кажется, я не справился с наплывом чувств. Не помню. Пришел в себя только под утро.

– Ты можешь поклясться, что не состоял в сговоре с Валерьяном и не преследовал своих целей, принуждая его покинуть княжеский род Изюмовых?

– Говорю же, я вообще даже надеяться не мог, что когда-либо смогу повидаться со своим внуком. Какой сговор, о чем речь?

Я кивнул. Отлично, сто процентов веры, ноль сомнения.

– Ты принял Валерьяна, потому что он такой же менталист, как и ты? – задал я очередной провокационный вопрос, но дедуля и глазом не повел.

– Я уже говорил: я более не менталист, а простой старый человек. Что же до Валерьяна, он, должно быть, некромант, как его родной отец. Или же воздушник, какой была его мать. Мы с ним это еще не обсуждали, и хочу отметить отдельно: мне не важна его специализация, да хоть бы и неодаренный был. Главное – он моя родная кровиночка.

Вот ведь как заливает, и ни единой лживой нотки!

– Твои планы на будущее?

– Появление Валерьяна всколыхнуло мою жизнь полностью! Я… я снова научился радоваться! Если я скажу про второе дыхание, это прозвучит банально, я знаю, но именно так оно и есть.

– Ты готов выступить против Изюмова, учитывая, что он всеми силами хочет вернуть сына в свою семью?

– Не знаю, чего там хочет Николай Алексеевич, – недобро прищурился Семенович, – но одну Птолемееву я ему уже отдал. И тем самым потерял навеки. Однако судьба в своей мудрости распорядилась так, что со вчерашнего дня в роду Птолемеевых прибавилось. Поэтому, как говорится, баш на баш, око за око. У вас есть еще вопросы, почему я ответил именно так, а не иначе?

– Допрос окончен, ты был великолепен! – искренне признал я. – Думаю, прокатит. Главное про свою законопослушность не вспоминай, у тебя прямо триггер на это слово стоит, тут же раскрываешься и желчью плюешься.

– Уяснил. А теперь давай поговорим серьезно, чертов ты менталист, – пристально посмотрел на меня дед. – Откуда только взялся такой умелый и подготовленный? Я ведь тебя не учил, да и других спецов нашего уровне в стране осталось по пальцам пересчитать. Однако ты хорош! Прям реально хорош! Профессиональные завидки берут. Так кто же тебя готовил? Израилыч, старый хрен? Но он вроде уже в маразме. Или притворялся, прожженный плут?

– Понятия не имею, о ком ты говоришь, но имя запомню, – усмехнулся я. – А что до твоего вопроса, то гены пальцем не сотрешь. Мне было четыре года, когда отец впервые отвел меня в свою лабораторию. Не буду говорить, чего он там потребовал от меня, но это было жестко. Реально жестко. Мой мозг в панике словно ударился со всего маха о бетонную стену или сгорел. И я… на этом пепелище вдруг понял, кто такой на самом деле. Глубоко внутри понял. Начал разбираться. Исподтишка, разумеется. Но в семье меня все равно после этого за дурака считать начали. Сестра вообще блаженным дразнила. А я все силы бросил на то, чтобы освоить свой дар. Как только просыпался, так и начинал тренировки. Ну а результаты ты видишь сам.

– Чертяка! Гений-самородок! – воодушевился Игорь Семенович.

– Ладно, а теперь раз у нас, по твоим подсчетам, есть не меньше суток до визита официальных лиц, давай займемся делами насущными. Нам нужен обед на троих…

– Богдан в отъезде, – напомнил дедуля.

– А я твоего слугу и не считаю. Тут к усадьбе девчонка прибилась, Мария Василькова, воспитанница графа Обмоткина. Думаю, попросится к тебе пересидеть ближайшие три недели, пока ей восемнадцать не исполнится.

– Кто такая? – недовольно скривился Семеныч. – Полюбовница твоя?

– Хуже, – вздохнул я. – Невеста княжича Изюмова. Но поскольку отныне я граф Птолемеев, сия матримониальная обуза моих плеч уже не касается.

– И что же она в таком случае здесь забыла? – с неподдельным удивлением осведомился дед.

– Понятия не имею, – честно ответил я. – С тем же успехом она могла убежать и в другую сторону. Ее, видишь ли, идея обвенчаться со мной тоже не обрадовала, и она предпочла сделать ноги, пока опекун её силой в регистрационную палату не отвел, чтобы замуж выдать.

– Девка-то хоть нормальная? – понимающе прищурился Игорь Семенович.

– Не сказал бы, – вздохнул я. – Впрочем, скоро сам увидишь.

– Тогда погуляй немного, – предложил дедуля, – а я покамест плиту разожгу, да пожарю нам курочки, Богдан ею всю верхнюю полку в морозильнике забил. Хлеб пусть и не самый свежий, но заплесневеть еще не успел. Я его чесночком натру и разогрею на сухой сковородке, будет съедобно. Хоть поедим вкусненького, а то уже желудок к позвоночнику липнет. Так что минут через сорок подходи со своей Машей, потрапезничаем, заодно и продолжим знакомство.

– Может, лучше я к плите встану?

– А ну пошел отсюда! – шутливо замахнулся на меня Семенович. – Сначала отведай моей стряпни, а уже потом нос кривить будешь, чертяка!

А я что? Я ничего. Сказано не мешать, вот и выполняю команду.

Возвращаться к суетящейся и подпрыгивающей по любому поводу Маше у меня пока не было ни малейшего желания, поэтому я прошелся по дому, забрел в первую попавшуюся комнату, плотно закрыл за собой дверь и задумался.

Будь у меня второй магический дар, всё было бы просто. В разговоре с представителями особого отдела по контролю за использованием магических способностей я бы упирал на то, что я воздушник, в то время как родитель пытался сломать меня под стихию, к которой у меня нет ни малейшей склонности, отсюда и все наши возникшие разногласия.

И все бы ничего, вот только… не воздушник я. Даже рядом не стоял. Может, в какой-то зачаточной форме дар и присутствует, но даже если это и так, мне никто не поможет грамотно его разжечь и освоить. Поэтому говорить про него я могу, конечно, сколько угодно, но любой маг-воздушник меня разоблачит с легкостью, даже глазом моргнуть не успею.

Хм, а что если… поступить с точностью до наоборот! Такой подлянки Изюмов от меня точно не ожидает, хе-хе…