Текст книги "Чертов менталист (СИ)"

Автор книги: Тин Тиныч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– А ты, как я погляжу, и не дрейфишь совершенно, – заметил дедуля, собирающийся выйти во двор к новоприбывшим.

– Только не говори, что у тебя сердце не на месте, – лениво отмахнулся я.

– У меня? Ха! Да я последний раз так развлекался уже и не припомню когда.

– Ну что, тогда пойдем зажжем?

– Пошли, чертяка! И пусть князь Изюмов сгрызет от досады свои локти!

Глава 8

Мы собрались в малой гостиной, как назвал это помещение дедушка. Что ж, надо отдать должное его слуге Богдану, порядок здесь он поддерживал безупречный. Все, что нам потребовалось в преддверии встречи, это снять с мебели чехлы и закинуть их в ближайшую комнату, да смахнуть пыль с дорогого стола с наборной столешницей. Мы, Птолемеевы, заняли места справа, Изюмовы слева, а прочие многочисленные медиаторы и специалисты расположились между нами.

Инициативу перехватил Николай Алексеевич, в праведном гневе рвущийся рассказать о нас с дедом всю правду. Мы против того не возражали и через десять минут вполне себе стройных речей узнали, что мы – смутьяны, без пяти минут бунтовщики и низвергатели правящего строя, а князь Изюмов – спаситель отечества, вовремя выявивший не то язву, не то коросту… В общем, что-то медицинское. Я в этом тандеме – легко внушаемый дурачок, Семеныч – матерый рецидивист, подло нанесший удар, когда никто этого не ждал. Примерно так.

После этого слово перешло к деду, который размеренно и сухо поведал о том, как позавчера я, усталый и измученный, пришел сюда просить у него приюта. Как он меня не признал, потому что ни разу в жизни до этого не видел по причине твердолобости маньяка-зятя. Несколько раз повторил, что в обиду меня не даст, я и так неимоверно страдал все свои восемнадцать лет жизни из-за нечуткого папаши, для которого во главе угла стоит то, что подумают о нем в обществе, а на сына ему по большому счету наплевать. Умело несколько раз подчеркнул, что ничего не знает о моей стихии и ему это по большому счету безразлично. На обвинения в том, что мы с ним давно спевшиеся между собой менталисты, даже полслова не произнес. Зато с некоторой хорошо выверенной обидой в голосе поведал, что неоднократно проходил проверку и ни разу его по результатам оной не обвинили в запрещенных воздействиях на кого бы то ни было.

Затем настала моя очередь. Я тут же почувствовал, как к моей сфере подключилось сразу трое. Интересно, зачем столько-то? Или они друг другу не доверяют?

Но я тут же отбросил эту мысль куда подальше, пока никто не успел ее считать, вместо этого выпятив накопившиеся на отца обиды. Ну и выдал всю правду-матку. И про навязанную женитьбу, и про вылет из главных наследников рода. Отдельно описал появившуюся в комнате решетку. И про Лихославль упомянул с его гипотетической голубятней, которую можно было бы воткнуть на пожалованных мне от отцовской щедрости землях. Аккуратно похвалил себя, напомнив, что вошел в тройку лучших выпускников школы, посему обвинения со стороны семьи в неполноценности мне непонятны и крайне обидны. Ну и закольцевал историю, вернувшись в тот день, когда сестра велела мне убираться восвояси и не портить семье завтрак под открытым небом.

– Видишь, папа, я же тебе именно это и говорила! – тут же высказалась Ираида. – Ты ведь сам хотел, чтобы я спровадила Валерьяна с глаз долой.

– Вот, извольте: тот самый пример запрещенного вмешательства, – тут же прокомментировал ее высказывание Николай Алексеевич. – Я никаких распоряжений дочери не отдавал, равно как и не собирался отправлять сына за пределы поместья. Он затуманил сестре мозги и сбежал!

– Не горячитесь, любезный, мы во всем разберемся, – холодно улыбнулся ему мужик лет тридцати пяти с гадючьим взглядом.

Опасный противник. Зовут Карп Матвеевич Давыдов. Как по мне – странное имя, дворянину совершенно не подходящее. Но без разницы, если честно, да хоть Акула Леопольдовна. Видимо, один из тех трех, что сейчас пытаются рыться у меня в голове. Вот уж точно не стоит его недооценивать, так что улыбаемся и машем. В смысле продолжаем транслировать картины своих обидок, это беспроигрышный вариант со всех сторон.

Ладно, все стороны свои позиции озвучили, что дальше?

– Валерьян Николаевич? – обратился ко мне Давыдов.

– Да? – ответил я и бесстрашно посмотрел на него, давая тем самым понять, что мне бояться нечего и камень за пазухой я не прячу.

– Мы так и не поняли, какая у вас стихия. Поведайте о том, прошу!

О, вот и начинается самая мякотка! Я грустно пожал плечами.

– Я – некромант. То есть отец хотел, чтобы я им стал.

– Ты не некромант и никогда им не был, – с презрением бросил мне князь Изюмов. – Ты, как оказалось, менталист, как и твой выживший из ума дед.

– Зачем ты говоришь неправду? – кротко поинтересовался я у него. – Или ты не водил меня в свою лабораторию?

– Николай Алексеевич, вы признаете тот факт, что ваш сын посещал вашу лабораторию? – осведомился Карп Матвеевич.

– Нет! То есть было, но всего пару раз, – спохватился отец.

Я лишь тяжело вздохнул в ответ и пожал плечами, давая окружающим понять, что у меня на этот счет прямо противоположное мнение.

– Виктор Андреевич, – обратился Матвеевич к Усольцеву. – Прошу! Ответьте нам, это юноша действительно некромант?

– Сейчас узнаем, – улыбнулся отцовский соперник, после чего обратился ко мне. – Валерьян Николаевич, что надо предпринять, чтобы поднять из небытия десять существ, каждое из которых весит менее двух килограмм?

А вопрос-то с подковыркой! Не зря он эти грешные килограммы упомянул.

– Прошу прощения, но я знаю, как разом поднять существ весом менее полтора килограмма. Насчет двух у меня есть определенные сомнения из-за так называемого порога присутствия. Дело в том, что двухкилограммовое существо уже считается достаточно крупным для того, чтобы осознавать происходящее, даже пребывая за гранью жизни, поэтому оно может воспротивиться ритуалу коллективного подъема, вызвав тем самым цепную реакцию, которая полностью испортит весь процесс. Что же непосредственно до ритуала, то проще всего воспользоваться каплей собственной крови. Быстро, надежно, предсказуемо. Из недостатков – сокращение срока жизни призывателя, правда, это дискуссионный момент, которому пока нет подтверждения. Поэтому чаще всего в целях безопасности пользуются чужой жертвенной кровью. Для десяти небольших существ будет вполне достаточно одной курицы. И да, мясо жертвенной птицы в последующей готовке лучше не использовать. Не знаю почему, но на вкус оно будет отвратительным. Что же до цвета перьев, он никакой смысловой нагрузки не несет, поэтому подыскивать для ритуала именно черную курицу незачем. Ровно с той же эффективностью сгодится и белая, и пеструшка. Если вам требуется ритуальная схема, то если мне дадут ручку и лист бумаги, я ее нарисую, там нет ничего сложного.

Усольцев важно кивнул, давая понять, что ответ принят. Отец же смотрел на меня во все глаза, будто впервые увидел. Ираида тоже была растеряна и переводила взгляд то на отца, то на меня, то на Виктора Андреевича. Происходило то, что упорно не вписывалось в ее картину мира.

– Позвольте еще один вопрос. Контрольный, так сказать, – Усольцев вдруг оживился и посмотрел на меня с затаенной надеждой. – Отказаться от ответа на него вы не можете, сразу вас предупреждаю. Итак, прошу сообщить, как с помощью техники «пояс мертвых» осуществить псевдо-воскрешение при полном отсутствии телесных останков.

Ого, а мужик с козырей заходит! Неужто Изюмов промолчит?

– Считаю нужным заметить, что подобный ритуал относится к нашим фамильным секретам и не может быть разглашен на публике, – тут же вскинулся Николай Алексеевич.

– Полноте, сударь. Какие могут быть секреты в столь ответственный момент? Зато мы сразу поймем, кто тут кого водит за нос. Если юноша и впрямь у вас не обучался, то он ничего о том не знает и является пустым фантазером и вралем. А ежели он сможет нам рассказать о поясе мертвых, то… он однозначно некромант, как и заявил о том в начале беседы.

– Молчи! – потребовал от меня отец.

– Говорите, Валерьян! – тут же перебил его Усольцев.

Я с точно рассчитанной растерянностью посмотрел на Карпа Матвеевича, призывая его тем самым сказать, как именно мне поступить.

А Виктор Андреевич хорош! Вызнать чужой секрет под предлогом всесторонней проверки чужого отпрыска на вранье, это прямо десять по пятибалльной системе! Мне-то по большому счету пофиг на тайны Изюмова, я некромантией заниматься не собираюсь. Но пусть решение о том, говорить мне сейчас или нет, буду принимать всё-таки не я?

Давыдов внимательно посмотрел на меня, на Усольцева, на Николая Алексеевича, после чего сухо скомандовал:

– Отвечай, Валерьян.

Я пожал плечами.

– Это один из самых непростых и по времени длительных ритуалов, поскольку он предусматривает, прежде всего, изготовление того самого пояса мертвых. Для каждого умершего пояс должен быть свой.

– От ведь! А мне-то Изюмов-старший заливал, что пояс универсальный! – аж подпрыгнул на месте Усольцев и от полноты чувств ударил кулаком о кулак.

– Виктор Андреевич, я вас настоятельно попрошу не перебивать юношу. Вы же видите, он пытается сосредоточиться, чтобы ответить на вопрос, который вы сами ему и задали, – урезонил некроманта Давыдов.

Я не забыл слабо улыбнуться мужику в знак благодарности, после чего продолжил.

– Пояс состоит из метафорической части, включающей в себя воспоминания об ушедшем, и материальной. Годится любая одежда, в которой искомый человек долго ходил, лучше всего грязная. Думаю, не надо объяснять, почему именно так. Лучше всего будет разрезать одежду на тонкие полоски и реально сплести из нее пояс свободной формы, в процессе думая об умершем, вспоминая его внешность и поступки. Если же времени крайне мало, то можно ограничиться тем, что выложить одежду кольцом, не переставая вспоминать при этом ушедшего. Но тут надежность техники может оказаться невысокой, сами понимаете. Ну и финальная часть. С помощью ритуальной формулы призывается дух. Пояс в данном случает служит обманкой, которая на некоторое время дарит духу уверенность, что он вновь жив. После этого можно начинать задавать ему вопросы. Но стоит учесть, что псевдовоскрешение длится недолго, можно рассчитывать не более чем на пять – семь минут общения, и вопросы следует подбирать предельно простые, не требующие развернутого ответа.

– Есть ли возможность каким-то образом продлить это время? – Усольцев вцепился в меня как клещ.

– Разумеется. Опять же за счет жертвенной крови, которой можно пропитать пояс в процессе общения. Заранее этого делать не стоит, потому что ушедший может из-за этого не узнать свою вещь и не прийти, и тогда создание обманки желаемого результата не принесет.

– Тогда изобразите, пожалуйста, ритуальную формулу, – Виктор Андреевич с видом фокусника добыл из кармана блокнот и ручку.

– Я протестую! – аж подпрыгнул на месте отец. – Это беспардонная кража чужого бесценного знания!

Я вновь перевел взгляд на Давыдова и растерянно пожал плечами: мол, не знаю, что делать, решите, пожалуйста, это за меня сами, большие дядечки.

Дед, похоже, сам понимал в происходящем не больше не остальных, но искренне наслаждался ситуацией, в которой зять внезапно оказался потерпевшей стороной.

– Думаю, описание ритуальной формулы вполне можно пропустить, это уже излишне, – констатировал Карп Матвеевич, и Усольцев еле слышно скрипнул зубами, а Изюмов с нескрываемым облегчением выдохнул. – Валерьян Николаевич продемонстрировал нам, что он вполне осведомлен о техниках, используемых в его роду. Следовательно, мы подтверждаем, что он прошел обучение на некроманта и вполне разбирается в предмете, раз ему знакома даже редкая фамильная техника. Давайте поблагодарим нашего эксперта Виктора Андреевича и перейдем к следующему вопросу. Валерьян Николаевич, я так понял, вы и дальше собираетесь практиковать некромантию?

– Откровенно говоря, нет, – поежился я. – Просто меня никто раньше не спрашивал, чего я хочу. А я терпеть не могу эту стихию. Она никогда меня не привлекала. Мне становится физически плохо от занятий некромантией, и это могут подтвердить трое независимых врачей, которые освидетельствовали меня после приступа мозговой горячки, начавшейся после очередного отцовского эксперимента.

– Это очень странно, – Давыдов смотрел на меня так, будто я мошка на лабораторном стекле, которую он изучает в микроскоп. – Обычно в вашем возрасте молодые люди уже окончательно определяются со своей ведущей стихией. С другой стороны, подобный внутренний конфликт может свидетельствовать о том, что у вас две стихии, и некромантия как раз ведущей не является. Вы позволите заглянуть в вас… несколько глубже? Возможно, будет чуть неприятно. Потерпите, это недолго и в ваших же интересах.

Вот он, момент истины! Ну, пан или пропал!

– Да, Карп Матвеевич, смотрите, конечно же. Мне и самому интересно знать, кто я такой.

Насчет того, что будет «чуточку неприятно», Давыдов прогнал. Это было ужас как противно, тем более работал он грубо, копошась у меня в мозгах с грацией пьяного патологоанатома, не слишком заботящегося о целостности своего клиента. Но я терпел, старательно лелея про себя обиду на отца и раз за разом проигрывая в воспоминаниях момент, как он отодвинул меня от семейной кормушки. Когда совсем уж прижало, позволил себе обидеться и на Карпа Матвеевича за его обман. И даже уже представил, как сейчас пожалуюсь на то деду…

– Всё в порядке, – внезапно произнес Давыдов, и все неприятные ощущения разом закончились. – У Валерьяна четкая предрасположенность к воздушной стихии. И всего лишь склонность к некромантии. Отсюда и внутренний конфликт интересов. Как я понимаю, магии воздуха его никто не обучал и наставника у него не было. Что же до некромантии, то он занимался ею через силу под родительским нажимом.

– Да не занимался он, сколько раз можно повторять! – не выдержал Изюмов. – Вы что, не видите, как он вас всех одурачил на пару с дедом? Мне не верите, так дочь мою спросите. Она вам тоже подтвердит, что некромантии его никто из нас не учил.

– Однако то, что мы только что видели и слышали, подтверждает правоту Валерьяна Николаевича. Согласитесь, господа: ситуация предельно прозрачная. Вы, князь, решили ущемить права старшего сына в пользу младшего, на которого вы возлагаете чрезмерно большие надежды. С этой целью вы попытались очернить имя Валерьяна, описывая его как человека с нестабильной психикой и откровенного глупца. Вы унизили его перед всей семьей, даровав право именоваться по названию местности, где у вас не осталось ни единого ценного земельного актива. Будто этого вам было мало, вы еще дополнительно унизили его достоинство, снабдив его комнату решетками, и вдобавок выгнали с пикника. Так стоит ли удивляться, что юноша отправился к единственному родному человеку, не относящемуся к вашей семье? Могу лишь порадоваться за то, что вашей покойной супруге хватило в свое время ума оставить соответствующее распоряжение относительно своего приданого. Теперь молодой человек может продолжить свой жизненный путь под именем графа Птолемеева и забыть о том кошмаре, в котором он жил последнее время.

– Вы относитесь ко мне и моей семье с явным предубеждением! – вспылил Николай Алексеевич.

– Отнюдь. Разве озвученные мною факты не имели места? Ираида Николаевна, ответьте, так были ли установлены решетки в комнате вашего брата или нет?

– Были, – кивнула сестрица.

– А зачем, позвольте полюбопытствовать?

– Ну, Валерьяну же надо было жениться… ой!

Изюмов слишком поздно наступил на ногу своей разговорчивой дочурке.

– То есть известие о грядущей женитьбе, как вы полагали, побудит Валерьяна стремглав бежать куда глаза глядят, хотя бы даже и через окно? – сухо осведомился Карп Матвеевич.

– Если позволите, – робко вмешался я в разговор, – у отца были свои планы на мою будущую семью…

– И я уже в точности знаю какие именно, поскольку только что изучил ваши воспоминания, – припечатал Давыдов, не сводя тяжелый взгляд с князя. – Отбраковка младенцев от матерей-простолюдинок и выдача их за законнорожденных в браке. Предельно грязная история.

Все дружно охнули. Изюмов же вскинул голову и с ненавистью посмотрел на Карпа Матвеевича.

– Я знаю, почему вы встали на сторону моего сына! Потому что вы поняли, что он такой же менталист, как и вы, и хотите привлечь его к работе на свое ведомство!

Пожалуй, даже если бы сейчас вдруг взорвалась стоящая на полках фарфоровая посуда, эффект был бы куда слабее, чем после этого отцовского заявления…

Глава 9

– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, насколько тяжелым является выдвинутое вами обвинение, – осведомился Давыдов, в упор глядя на Николая Алексеевича.

– Осмелюсь вас напомнить, что я личный советник Императора, фактически его доверенное лицо. И я никоим образом не потерплю ущемления своих прав от человека, чьи действия находятся за гранью закона.

– О чем вы говорите? Пока единственный человек, чьи права откровенно были ущемлены, это ваш сын Валерьян. Благо юноша самостоятельно нашел единственно возможный выход из сложившейся ситуации. Что же до моих полномочий, я подчиняюсь напрямую Императору, как и вы. Поэтому не стоит мне грозить вашим высоким положением. Я всего лишь делаю свою работу, и делаю ее со всем старанием.

– Вы менталист! Или вы собираетесь это отрицать?

– Я тот, кто стоит на страже справедливости, – припечатал Давыдов.

– Вы преследуете личные интересы в этом деле, и я этого просто так не оставлю! – пригрозил Изюмов.

– Отчет о проделанной мною работе уже сегодня вечером ляжет на стол моему начальству. Если вы собираетесь что-либо оспорить, дело ваше, дерзайте. Я не собираюсь каким-либо образом вам в том препятствовать. Лично для меня это дело закрыто раз и навсегда. Конкретные меры, которые будут применены к участникам этой истории, будут обсуждать уже совершенно другие люди. Моей задачей было только изучение позиций сторон и проверка их на правдивость. И да, Николай Алексеевич. Ни на вас, ни на вашей дочери я не обнаружил следов ментального воздействия, поэтому настоятельно рекомендую обратиться вам к психологу и разобраться с феноменом ложной памяти.

– Вы нас что? – прошипел Изюмов-старший, – За умственно неполноценных держите, раз осмеливаетесь такие советы давать?

– Молчать! – вдруг рявкнул Карп Матвеевич, да так, что меня аж до печенок проняло, хотя я в целом не слишком впечатлительный человек. – Князь, если вы еще не поняли: я не просто советую. Я рекомендую. Настоятельно рекомендую. Иначе как вы будете объяснять комиссии по разбору, которая будет работать с вашим случаем, ту средневековую дикость, с которой вы подошли к вопросу женитьбы вашего сына? Если же психолог заверит, что вы находились в ситуативном стрессе, который мешал вам трезво оценивать последствия, вы еще сможете выбраться из этой ситуации с наименьшими репутационными потерями. И это мой последний вам совет на сегодня. Комиссия по разбору вынесет свой вердикт в трехдневный срок, когда это произойдет, вам поступит уведомление в «Императорскую канцелярию». До этого момента исполнители могут к вам обращаться за требуемыми разъяснениями, и в ваших же интересах эти разъяснения незамедлительно им предоставить. На сем позвольте откланяться, честь имею!

Еще через пять минут все посторонние вымелись вон из дедовской усадьбы. Мы, Птолемеевы, подчеркнуто делали вид, что общаться с Николаем Алексеевичем не горим ни малейшим желанием, и он всё понял правильно, не стал задерживаться, хотя ему страсть как хотелось что-то нам высказать.

Из соображений предосторожности мы с Игорем Семеновичем выждали для надежности еще десять минут, за которые я успел дать Филину поручение проследовать в салон машины Изюмовых и погреть там свои виртуальные уши. И только после этого мы с дедулей вольготно сели обратно за стол и принялись обсуждать визит представителей особого отдела по контролю за использованием магических способностей.

– Давыдов тебя срисовал в полный рост, – вздохнул Семеныч.

– Да ладно! – не поверил я.

– Ты просто не знаешь. Я его вспомнил, это любимый ученик Израилыча был. Не обманывайся тем, что он всячески демонстрирует, будто верит в то, что ты воздушник, но никак не менталист. Это всего лишь игра на публику.

– Но зачем ему это было надо?

– Возможно, твой отец прав. Особому отделу нужен приток свежей крови, и ты идеально для этого подходишь. А может, у него на тебя свои планы. В любом случае просто так он от тебя не отстанет. Выждет какое-то время, пока все уляжется, и напомнит о себе, помяни мое слово.

– Но я нигде не прокололся!

– Пойми, я просто смотрел за выражением его лица. В какой-то момент он буквально на долю секунды раскрылся, выглядел как охотник, умудрившийся подстрелить особо шуструю куропатку. Возможно, ты и не накосячил. Но глубинным чувством Карп Матвеевич все равно понял, кто перед ним. И решил придержать это знание при себе, благо что никто другой из здесь присутствующих не смог бы это подтвердить или опровергнуть.

– Но менталистов было трое!

– Да. Но реально сильный из них только Давыдов. Остальные двое так, вечные стажеры без особых амбиций. Велено им по протоколу втроем работать, вот и изображают бурную деятельность за казенные деньги.

– Хм, и что предлагаешь делать?

– Тебе надо поступить в академию. Лучше всего не затягивать с подачей документов. Даже в статусе абитуриента ты будешь куда сильнее защищен, чем сейчас.

– О нет! – застонал я, наглядно представив себе бесконечное продолжение прошлой жизни.

Я уже был студентом и аспирантом, а затем больше полувека отдал преподавательской работе. Я в этой сфере уже все вдоль и поперек изучил. Да сколько же можно-то, в самом деле?

– Если ты хорошенько подумаешь, ты поймешь, что это, по сути, единственный вариант, как просочиться между струйками и не попасть как глупый кур в ощип, – вздохнул Семеныч.

– А какой в этом смысл? Я в достаточной степени богат. Как грамотно распорядиться деньгами и не потерять все за год-два, вполне себе представляю. Сначала усадьбу твою восстановим. Потом поезжу по стране, посмотрю, к какому городу сердце прикипит. Там и жилье куплю. Зачем учеба-то нужна? С какой целью? Тем более, как я понимаю, ты же предлагаешь мне именно в государственную академию идти, не частную, верно? Ну, я почему-то так и думал. Получается, пять лет учебы, затем еще пять обязательной отработки, и вот уже десять лет юности, самых замечательных и неповторимых, потрачены ровным счетом впустую!

Пока я приводил эти доводы дедуле, грустно посмеялся про себя, вспомнив наш вчерашний разговор с Машей. Она вон тоже как черт от ладана отбивалась от идеи стать студенткой магической академии. А теперь, получается, и я на ее месте очутился. Мгновенная карма? Или очередные шуточки того, кто забросил меня в этот мир?

– Я все забываю, что ты в силу возраста еще очень наивный, – потрепал меня по голове дедуля, и я едва не поперхнулся.

Ну да, не сообщать же Игорю Семеновичу, что он сейчас вообще-то младше меня-прежнего, не поймет…

– И в чем же заключается моя наивность?

– Ты воспринял то, что сегодня произошло в малой гостиной, за чистую монету. Приехали крутые люди, сказали твоему бате а-та-та, дали тебе зеленый свет на житие-бытие графом Птолемеевым… вот только неужели ты считаешь, что в особом отделе дурачки работают? Все, кому надо, прекрасно осведомлены о том, что предрасположенность к менталу по команде сверху из ген просто так не сотрешь. Я – менталист, хоть и законопослушный. Оксана из раскладов выпала давно по причине ее ранней смерти. И вот как черт из табакерки появляешься ты. Оставайся ты в семье Изюмовых, тебя бы вряд ли потревожили, особенно если бы отец официально упирал на то, что ты пошел по его стезе и стал некромантом. В конце концов его статус довольно высок, чтобы при необходимости защитить своего ребенка от ненужного ему внимания.

– А вместо этого…

– Да, – кивнул Семеныч. – Вижу, что до тебя начало доходить. Громкая запутанная история, в которой ты то ли некромант, то ли нет, то ли обученный, то ли непонятным образом всё сам усвоивший, то ли сбежавший из дома, то ли выгнанный оттуда сестрой. Но все эти непонятки легко снимаются одним-единственным допущением. Будь ты менталистом, тебе бы не составило труда изучить теорию некромантии, благо ее носитель все это время жил у тебя под боком. Да и дом ты покинуть мог запросто, просто внушив сестре нужные мысли.

– Но ее ведь проверяли на запрещенные воздействия и ничего не обнаружили.

– Тем интереснее становится твоя фигура в этом раскладе, – грустно хмыкнул дедуля. – Это свидетельствует, что ты прекрасно понимаешь, кто работает против тебя, и делаешь всё возможное, чтобы никто не смог привлечь тебя к ответственности. Но повторюсь: это всё эффективно лишь до определенного порога. А на тебя положил глаз тот, кто прекрасно разбирается в этом вопросе и кому дела нет до подобных тонкостей.

– Тогда каким образом моя предполагаемая учеба в академии поможет мне избежать неприятностей со стороны того же Давыдова?

– Он тут не самый главный твой враг, – отмахнулся дед. – Лучше относись к нему как к еще одному независимому игроку со своими целями, проще будет.

– Игроку, которому в отличие от меня разрешено пользоваться силой духа?

– Вот именно. Разрешено с кучей ограничений, конечно, но все всё прекрасно понимают.

– Хорошо. Тогда дополняю вопрос. Кто мои враги и чем мне поможет поступление в академию?

– Враги? Да кто угодно. Кто-нибудь возомнит себя гениальным детективом и дойдет до тех же выводов, которые я тебе только что озвучил. Решит заиметь возле себя карманного послушного менталиста для разного рода грязных поручений. Воспоминания там деловому партнеру подправить. Или любовнице надоевшей, чтобы мало того, что забыла про роман, так еще бы и в речке утопилась для надежности. Хорошо, если этот человек попытается тебя купить. В худшем случае начнутся угрозы и шантаж. Вольной жизни тебе не дадут, можешь даже и не мечтать. Можешь, конечно, жить инкогнито и переезжать из города в город, но что-то мне подсказывает, тебе такая кочевая судьба быстро надоест, чай в нашем роду цыган не было.

– А так я нахожусь под государственной защитой и всегда могу пожаловаться на повышенное внимание к себе… а кстати, кому?

– Да кому угодно. Обычно такими вещами занимается куратор курса, но всегда можно отдельно ректору заявление написать, он рассмотрит. Еще есть служба охраны, хочешь – напрямую к ним обращайся.

– Хорошо. А чем тогда плох вариант никуда мне не ездить и жить здесь с тобой?

– Тем, что тогда вполне могут попытаться завербовать сразу нас обоих. Или же убить меня в расчете на то, что после этого ты станешь сговорчивее. Стоящая за твоей спиной фигура одинокого старика-затворника вряд ли выглядит надежной защитой. Ты – ценный ресурс, и тот, кто захочет до тебя дотянуться, на такую ерунду даже внимания не обратит.

Я нахмурился. Не то чтобы я не рассматривал подобные расклады, но Игорь Семенович только что подтвердил мне, что они, к сожалению, не плод моего богатого воображения, а вполне себе объективная реальность, которую стоит принимать в расчет, если я, конечно, собираюсь жить долго и счастливо.

– Хорошо, но чему мне учиться в академии?

– Давыдов же дал тебе хорошую подсказку. Ты – воздушник с предрасположенностью к стихии, которого никто не учил, как с нею управляться. Совершенно замечательная легенда. Правда, ушлые ребятки в приемной комиссии могут попытаться тебя под шумок все-таки к некромантам засунуть, Империи такие специалисты тоже весьма нужны. Но тут уж сам думай, как от них отбиться. А теперь шагом марш за своей барышней! Хватит ей по лесу шляться. А то встретит волка невзначай, а у нее даже красной шапочки при себе нет.

Я криво улыбнулся в ответ на не слишком удачную шутку деда, который явно пытался разрядить ситуацию, но не слишком в том преуспел.

Пока шел до полянки, которую облюбовала для себя Маша, так и сяк крутил в голове наш разговор. Игорь Семенович на пустого паникера не похож. А мне как-то совершенно не улыбается вариант, при котором он превратится в объект для шантажа. Однако именно так и произойдет, если я не воспользуюсь его советом и не поступлю в академию. Он – мое единственное слабое место. Позвонят мне как-нибудь недобрым днем злые люди и скажут: твой дед у нас, если хочешь увидеть его живым, сделаешь то, что мы тебе прикажем. И всё, хоть стреляйся, хоть бастуй, как говорится.

Тут о себе напомнил Филин и порадовал весьма примечательным диалогом из салона машины князя. Изюмов не придумал ничего лучше, чем обвинить Ираиду в том, что это она рассказала мне про технику пояса мертвых. Сестрица предсказуемо возмутилась и ткнула папашу носом в тот факт, что она не знала о том, что пояс нельзя окроплять жертвенной кровью до начала ритуала, чтобы дух не заплутал, поэтому я совершенно точно не мог узнать от нее об этом важном нюансе. А потом…

Ираида вошла в раж и обвинила отца в том, что он никогда не любил нашу маму, а теперь переносит эту нелюбовь на ее детей. Дескать, сначала Валерьяна всячески обижал, а теперь вот брат убежал, так Изюмов-старший за нее принялся. А она же такая умница, всегда была готова папеньке в лаборатории ассистировать, ночами из-за этого не спала, о личной жизни не думала.

Ну и понеслось. Князь было попытался прищучить дочурку как меня в свое время, вот только нашла коса на камень. Я-то лишь притворялся, как меня страшит его гнев, а вот Ираида отцовские чувства жалеть не стала. Заодно еще раз помянула ему, как он едва ее княжеского титула по собственной жадности не лишил, и теперь-то она понимает, к чему все это шло: раз и навсегда расчистить дорогу Емельяну. А на нее папеньке наплевать с высокой колокольни!

Я признал, что в доводах сестры была своя логика. Действительно, сделать ее вслед за мной графиней Птолемеевой – для Изюмова означало убрать ее из дальнейших серьезных раскладов и выдохнуть. Как ни крути, она даже гипотетически разом теряла право называться когда-либо его главной наследницей. Впрочем, учитывая, какой отец шовинист, ей никогда в этом плане ничего не светило, свое продолжение князь всегда видел только в сыновьях, но она-то верила в иное! Что же, вот и настало время прозрения. Лучше поздно, чем никогда, как говорится.

Но Ираиде и это показалось мало! Услышав от Филина продолжение это истории, я ржал как жеребец. Эта дурында вдруг понизила голос, сузила глаза и зловещим шепотом сообщила Николаю Алексеевичу, что она вообще-то всегда чувствовала в себе способности к менталу, и только из уважения к отцу не развивала их. Но сейчас-то уже никто и ничто ее не остановит. Ка-а-ак она развернется!