Текст книги "Хейл-Стилински-Арджент (СИ)"

Автор книги: takost

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Талия? Мать Дерека? Ну, возможно, она надеялась, что с ними Малия будет в большей безопасности, ведь они под кровом Бога.

– Ты в детстве тоже ходил на службу?

– Да, мама водила меня, когда я был ребенком, – Стайлз ведет плечом. – Слушай, мужик, расслабься. Это свадьба, а не экзамен в колледже. Ты уже вытянул свой билет. Ладно, у меня для тебя есть кое-что еще. Пока не забыл. Бутоньерка, – говорит он. Скотт шарит по своему пиджаку.

– Точно, совсем об этом забыл.

– Лидия просила передать тебе. Это по наставлению Эллисон: бутон белой лилии в петлице в день твоей свадьбы с девушкой, которая любит тебя еще больше, чем когда-либо любила тебя она. Она сказала это Лидии незадолго после того, как вы разошлись. Но знаешь, что еще она сказала? Что цветок лилии отгоняет от человека его призраков.

Церковь – маленький неприметный белый куб с чем-то вроде купола вместо шпиля – стоит между убогим социальным магазином и домом с неубранными хэллоуинскими тыквами, хотя во всей стране праздновали месяц как назад. Над входом растяжка – «Хэмпденское братство», а ниже наборными буквами строчка: «Добро пожаловать домой, рядовой Спринкл!».

– Курите? – Питер останавливается возле Тейта, мнущегося у церкви в изношенных армейских туфлях без подбойки и ужасно тоскливом костюме-тройке из ряда тех, что после свадьбы не сбывают в Армию спасения и хранят в память о матери/жене/собаке. Три волосинки зализаны на затылок с помощью зеленого геля сильной фиксации.

– Нет, – Тейт мотает головой. Его южный сельский говор отвратительно бьет по ушам, особенно когда ты сторонник дикторов Би-би-си и приобретенного акцента среднего класса.

– А я курю. Купил парочку упаковок «трежерер» в «Хэрродс» в прошлый уикенд. Табак Вирджиния от лондонского Ченслера, – Питер затягивается сигаретой, золотой «Ролекс» блестит на его запястье.

– Вы с севера? – спрашивает его Тейт и тут же объясняется. – Выговор неместный. У нас тут попроще, да?

– С Восточного побережья. Я сам родился в Бруклине, в Милл-Бейсин, но мать была родом отсюда. Мы переехали в восемьдесят первом, сразу после предвыборной лихорадки сэра Ронни Рейгана. Жили в фамильном поместье, пока его не выкосил пожар. Питер Хейл, – представляется он с выброшенной вперед рукой, самодовольно предрекая отклик в долговременной памяти господина Опекуна. – Двоюродный дядя.

Малия застает их у церкви, и они оба глазеют на нее. Питер краше свадебного кортежа.

– Ну нет, я туда не пойду. Почему они там вдвоем? – осуждающе спрашивает она. – Что Питер ему сказал?

– Судя по виду твоего отца – приемного отца, – ничего из того, что смогло бы помешать моей безупречной организации и твоей женитьбе. Время, Малия, – недовольно говорит ей Лидия. – Скотт уже там. Томас и Севен Джей идут первыми, потом Элли с букетом невесты и следом – ты с отцом. Мне все равно, с каким из них, но ваш выход будет со второй ноты канона в ре-мажоре Пахельбеля. И только попробуй не явиться к алтарю после всего, что я сделала, поняла меня? – она подталкивает ее вперед. – Смелее.

– Не оставляй меня. Лидия, – Малия пытается стиснуть ее локоть, но Питер подается вперед, подавая им руки. Так или иначе, отклика они не находят.

– Роскошно выглядишь, Малия. И ты, дорогая.

– Ну разумеется, это же Ив Сен-Лоран, Пити, – Лидия закатывает глаза. – Мистер Ти, – после вежливо приветствует она.

Прежде чем посмотреть на отца, Малия замечает, что Питер особенно недоволен обращением. Лидия задела его. А между тем ее отец стягивает губы. Он думает, что они женаты. Составляют один из тех скандальных союзов с таблоидов, обладателей старых денег и двойных фамилий. С ее детства он относился к таким с сельской неприязнью человека, оформившего годовую подписку на «Дейли мейл» и выезжающего на службу в город стабильно дважды в год на своем «бьюике»; заявлял, что они никогда не учитывают интересы детей. И Малия вдруг ощущает острую потребность вступиться за Лидию, хотя она никогда не чувствовала себя обязанной ей уважением и не чувствует до сих пор.

– Пап, это Лидия. Жена Стайлза. Вы не знакомы. Но это все она сделала. Выбрала платье и типа того, – выпаливает Малия. Брови Питера взлетают вверх раньше, чем Лидия ободряюще сжимает ее ладонь и поворачивается к Тейту.

– Смотрите, чтобы она не упала, Чарли, – мягко говорит она, погладив его по плечу, и добавляет: – Мы со Скоттом знакомы двенадцать лет, и я не солгу, если скажу, что он самый надежный мужчина из всех, кого я знаю. Вы отдаете Малию в достойные руки.

И тогда она зачем-то смотрит на Питера. А он на нее. Малии кажется, что он весь пропитан словами, которые никому не сказал. Будучи со Скоттом, она научилась, что это плохая привычка. Будучи одна, она проехала полсвета в поисках воздуха, которым не дышал он.

– Время прошло так быстро, а шло ужасно медленно, – говорит ей Питер так, чтобы никто не услышал. – Странная штука эта любовь: ясно понимаешь, что лучше отказаться от нее из боязни страдания, из боязни стать брошенным в один прекрасный день. Однако мы же любим жизнь, хотя знаем, что и она однажды нас покинет. Любовь выражается до ужаса банально.

– Скотт пригласил тебя, – отвечает она, и это не вопрос.

– Скотт, – соглашается он. – Но не беспокойся, милая, я не задержусь здесь дольше, чем тебе бы хотелось.

– Мне не хотелось, чтобы ты притащился сюда и все испортил. И я тебе не милая.

– Я приехал, чтобы сказать тебе, что двадцать восемь лет назад Талия сделала правильный выбор. Тебя воспитали хорошие люди. Знаешь, в чем заключается тайный смысл жизни родителей? Нужно суметь победить время, дождаться момента встречи со взрослым человеком, в которого превратился ребенок, и уступить ему свое место. Он это сделал. В кои-то веки прими это без родового упрямства. Твой выход, Малия. Давай, пусть они все ахнут.

– Питер, – зовет она.

Музыка взвивается. Питер сбегает по ступеням, не оглядываясь.

– Ли, наш выход, – подталкивает ее отец и крепко берет ее под руку. И тогда они предстают перед собравшимися. Все встают; скрипят скамьи.

– Все в порядке, Малия, – подбадривает ее отец.

Она находит взглядом Лидию, и та жестом указывает ей, чтобы она улыбнулась и выпрямилась. Ей кажется, что от волнения ее стошнит прямо посреди церковного прохода, но потом она видит его.

На нем свадебный фрак, белый воротничок облегает его смуглую шею. Рядом стоит Стайлз, с раскрасневшимися глазами, он все похлопывает его по плечу.

– Здравствуй, моя дорогая, – говорит Скотт одними губами, но она его слышит. Она и парочка других оборотней, которых ей не видно из-за многослойной фаты.

Последние шаги отец делает неторопливо, но твердо. Когда они оказываются перед алтарем, он древним как мир символическим жестом накрывает перевернутую ладонь Скотта ее. Малия слышит, что Стайлз всхлипывает.

Она шагает вперед и оказывается на том месте, которое отгоняла от себя все последние годы с убеждением, что они не станут семьей с одной фамилией, арендованным домой в спокойном районе и хотя бы одним ребенком. Но вот она здесь, становится с ним рука об руку, и церемония начинается.

– Помолимся, – призывает преподобный Элбин. Когда настает время клятв, Малии одинаково хочется разрыдаться и сказать Скотту, что она сошла с ума, раз делает это. Выходит за него.

– Малия. Мое «да» означает, что я правда буду любить тебя сегодня и каждый день до конца моих дней. Я пытался поймать все наши моменты, которые не хочу забывать. Один момент врезался в мое сердце и память. Когда мы стояли на утесе Санта-Лусия, и я собирался сделать самое безумное в своей жизни – прыгнуть следом за тобой. Малия, – он сглатывает, – ты показала мне, что такое любовь. Знаю, не всегда все будет легко, но наша любовь всегда того стоила. Я буду поддерживать тебя и относиться к тебе с доверием и уважением. Я построю с тобой свой дом, полный смеха и страсти. Вместе мы создадим семью. И я разделю с тобой свои мечты. Итак, сегодня, перед лицом всех собравшихся, я отдаю себя тебе.

Она чувствует, что слеза скатывается по подбородку. Она выдыхает, и Скотт крепче стискивает ее руки.

– Скотт.

Не смей разрыдаться, твердит она себе, ощущая поглаживание его сухих пальцев. Тогда она снова смотрит на Лидию. Лидия кивает.

– Скотт, я обрела в тебе родственную душу, моего лучшего друга. Я благодарна тебе за то, что был со мной рядом. Я обещаю тебе дать все лучшее, что у меня есть, и просить у тебя не больше, чем ты можешь мне дать. Где бы я ни была, если я буду с тобой, значит, я дома, – она замолкает, слой фаты у ее шеи совсем мокрый. – Я люблю тебя больше всего на свете, Скотт. И я хочу, чтобы ты знал, что отныне и навсегда я буду любить тебя, пока я жива.

========== большая тройка ==========

[Я не хочу просто ребенка,

Я хочу этого ребенка].

devics – salty seas

За два дня до Рождества Стайлз приходит к МакКоллам, заходя через вечно открытую заднюю дверь в кухню с продуктами под мышкой и Томасом в нейлоновом демисезонном комбинезоне. Ветер завывает через вентиляционную решетку, стеклопакеты запотели. Стайлз ставит пакет на стол из нержавейки и вынимает упаковку помятых кусков «Уандербрэд», швейцарского сыра и копченую ветчину для сэндвичей.

– Мы просто зашли, и все? – спрашивает Томас.

– В самом деле, жучок, это же не проникновение со взломом. Мы всегда заходим через заднюю дверь, – бодро отвечает Стайлз и берет из шкафа коробку хлопьев. – Бог ты мой, «Печенюшки». Целую вечность не ел «Печенюшки».

– Мама заходит через переднюю.

– Мама пользуется звонком. Но когда у Скотта и Малии родится малыш, никто не будет звонить, потому что малыш может спать. Поглядите на него, мистер Соня! – восклицает Стайлз, когда Скотт появляется в кухне. От него тянет хозяйственным мылом и постелью. – На завтрак флоридские сэндвичи. Малия все еще спит? Кстати, у вас есть салями? Я не нашел.

– На второй полке маринованная свинина, – Скотт опускает руку Томасу на голову. – А где мама?

– Она дома собирает чемодан. В двенадцать у них с папой самолет в Нью-Йорк. Папа сказал, что полетит с ней, потому что там будет дядя Питер. Можно мне хлопья?

– И вовсе я не так сказал, – отмахивается Стайлз. – Руки, мистер, – добавляет он, когда Томас обхватывает пластмассовую канистру с молоком.

– Успокойся, мужчина, – отвечает он со вздохом, соскальзывает со стула и лениво ползет в ванную, шурша комбезом.

– Он набрался этого от Элли, – объясняет Стайлз. – Не спрашивай. При Лидии он ведет себя так, словно целовал камень Красноречия.

– Хочешь оставить Тома с нами? – Скотт подцепляет полоску сыра.

– Всего на два дня, мужик. Можете врубить ему «Марио» или документалки про китов от Би-би-си, и вам не придется устраивать вечер викторин. Два дня секса в «Холидей Инн». Клянусь, после того судебного процесса в Окленде и бессонницы у Томаса я готов сделать это даже в сортире или прыгающем замке.

– Ну все, ни слова больше.

– Видит бог, через год-другой ты будешь молить, чтобы сплавить своего орущего карапуза – или сразу двоих – на меня вместе с мокрыми подгузниками и сцеженным молоком в бутылочке, чтобы нормально поспать с Малией хотя бы пару часов, – он вталкивает оставшиеся куски хлеба в тостер. – Так все в порядке, мужик? Как-то нерадостно ты выглядишь для того, кто так мечтал набросить брачную петлю на шею, – шутит Стайлз.

– Да ночь была трудной.

– Помощь нужна?

– Нет.

– Ладно, – Стайлз отворачивается, облизывая пальцы в арахисовой пасте. – Ставлю двадцатку, у них есть список «Девчонки из кампуса, которых можно отжарить на трезвую голову». В смысле у всех этих женатых венчурных капиталистов в отглаженных костюмчиках с Уолл-стрит. У них стояк на рост на фондовом рынке, – хмыкает он.

– Тебе не обязательно ездить с Лидией на все пресс-конференции и собрания партнеров, ты же это знаешь?

– Слушай. Семейная жизнь как сериал «Все любят Рэймонда», только не смешной, – говорит Стайлз. – Выпью пивка с Рамиресом в салат-баре на Пятой авеню. Не пущу я ее туда одну, и не смотри на меня так. Теперь я мужик в семье.

– Ну сейчас-то мне можно хлопья? – раздевшийся до трусов, недовольный Томас стремительно идет по курсу на Стайлза и пихает мокрые ладошки ему в лицо. – Я их вымыл. Вы знали, что на одной руке живут где-то сто пятьдесят микробов? Армия клонов. Можно дать им имена. Роботы-войны! Берегись, Йода! Где твой световой меч?

– А чего это ты разделся?

– Потому что я решил, что больше не хочу носить одежду. Я хочу тост с арахисовой пастой из космических орехов, – заявляет Томас, забираясь на стул и складывая руки на голом животе. – Это что, всего лишь «Скиппи»? – разочарованно выдает он.

– Космическую еще не подвезли. Я намажу тебе эту, а ты иди и надень штаны.

– Не хочу.

– Томас, – выделяет Стайлз.

– Не хочу надевать штаны, – повторяет он. – Хочу ходить голышом, как Джей-Джей. Хочу жить в Мексике.

– В Мексике нет рождественской елки и Санта-Клауса.

– Не хочу елку, – Томас барабанит ногами по перекладине складного стула.

– А ну давай прекращай это. Дома ты себя так не ведешь.

– Я хочу к маме, – стонет он.

– А, по-моему, кто-то собирался с нами заворачивать рождественские подарки и лепить из теста армию имбирных Чубакк, – Малия останавливается возле Скотта, и он запускает руку под ее футболку. Ладонь естественным жестом скользит на живот, и Стайлз это замечает.

– О горе мне, это мой случай! – голосит Томас. – Зеленая глазурь для Йоды!

Он впихивает в себя ложку хлопьев, разливая молоко по столу. Стайлз тем временем оглядывается на Скотта – тот о чем-то тихо говорит с Малией под работающим кондишном с принципом нагрева.

– Все еще тошнит? – спрашивает он, ткань ее футболки натягивается над его ладонью со стороны правого бока.

– Немного, – отвечает ему Малия. Ее худая рука с плотно севшим на пальце обручальным кольцом несмело сползает к животу на руку Скотта.

– Ну, какой срок? – интересуется Стайлз, уже когда они докуривают на истоптанной разносчиком газет лужайке возле поваленного соседского гнома. Скотт в толстой куртке на футболку и шлепанцах скрипит резиновой подошвой, переминаясь с ноги на ногу.

– Десять недель, – не сразу признается он. – Угроза выкидыша все еще есть. Это… случалось и раньше. Один раз. Нашему… Ребенку было бы уже пять.

Стайлз прикидывает: новогодняя торчковая вечеринка в Лас-Тунас. Скотт не обвиняет его, и это хуже, чем если бы он сделал это. «Она уехала в Париж, беременная моим ребенком. И меня не было рядом, когда она потеряла его».

– Мне жаль, мужик.

– Просто не говори никому. Не сейчас, ладно? Может быть, спустя несколько недель. Когда мы будем знать наверняка. Когда мы будем готовы.

Вечером они сидят на диване, Томас с мокрыми после ванны волосами и сырым Базом у груди сопит на коленках Скотта. Под потолком мигает гирлянда, отсвечивая лампочки в работающем телике и тарелках с размазанным по ним томатным соусом и остатками спагетти на краях. Скотт водит ладонью по еще плоскому животу своей жены, отхлебывая кока-колу из банки и ощущая приятное тепло под рукой. Малия пахнет мятой и корицей. Ее тело рядом, теснота их дома с не распакованными после переезда коробками и пластмассовыми биониклами Томаса и зарождающаяся в ней новая жизнь наполняют его чувством, что они могут все.

Малия опускает пуховое одеяло, чтобы посмотреть на их сплетенные руки на ее животе, и Скотт ощущает, как она напрягается. Они не говорили об этом. О том, что появление малыша в их семье может не случиться.

– Возможно, я боюсь потерять его, – нехотя объясняется Малия.

– Возможно?

Она смотрит на остатки фарша, растекшиеся по тарелке. Скотт смотрит туда же.

– Меня тошнит даже от запаха твоей кожи.

– Я плохо пахну? – пытается пошутить Скотт, но Малия не улыбается. – Послушай, с ним все будет в порядке. Или с ней, – он облепляет ее живот второй ладонью и нагибается к нему. – Не успеем оглянуться, и нам понадобится обустраивать детскую, выбирать имя и закупаться этими крошечными хлопковыми комбинезонами и пачками подгузников. Наш малыш все еще там, я его слышу. Его сердце бьется так быстро.

– Он еще даже на ребенка не похож.

– На десятой неделе у него уже есть ручки и ножки. И он поворачивает голову в ответ на раздражители. Я читал пособие, – говорит Скотт. – Он весит меньше унции. Это одна третья пачки «эм энд эмс», представляешь, какой он маленький? Но его сердце уже бьется.

– Ты читал пособие? – удивляется Малия.

– Хочу быть готовым, – он не добавляет, что готовым ко всему. – Кому бы ты хотела рассказать первому? – спрашивает он, водя пальцами по ее животу.

– Мелиссе, если бы она уже не знала об этом. Кайли. Сестры типа делятся этим друг с другом. Она бы заставила нас дать ему имя, которое выбрала бы сама. Что-то вроде Кэла или Митча. А для девочки… может быть, Хейли.

– Митч мне нравится. А Лидия?

– Сказала бы я Лидии? Чтобы она высказалась о необходимости занятий йогой, французских витаминах для беременных и эко-обуви для младенцев? Ну уж нет.

– И все равно бы ты ей сказала, – подлавливает Скотт.

– Не я, а мой увеличившийся живот, – отвечает Малия. – Ну а ты? Кому бы сказал ты?

– Знаешь, иногда мне кажется, что сразу всему миру. Это все для меня в новинку. Я видел, как мои друзья готовились стать родителями, но сейчас это я, и у меня нет права списать ошибки отцовства на молодость или неопытность. Я должен поступить правильно. И я обещаю тебе, что сделаю все возможное, чтобы быть лучшим отцом для нашего ребенка. Это то, чего я хочу.

– Тебе не нужно. Ты уже делаешь все.

– В один день наша семья станет больше. Я знаю, мы справимся, – Скотт подтягивается, чтобы поцеловать ее, и этим поцелуем ему хочется передать, как много она для него значит. – Мы все сможем. Мы, большая тройка: ты, я и наш малыш.

Через пять дней они оба смотрят на монитор УЗИ аппарата. Из пособия Скотт знает, что малыш уже умеет сжимать и разжимать кулачки, вытягиваться, брать в рот большой палец, икать и зевать, хотя они не могут этого заметить. Скотт наклоняется к Малии, когда доктор Симмонс отводит вымазанный гелем узи-датчик и вытирает ее липкий живот бумажными полотенцами.

– Видно что-то, нет? – спрашивает Малия.

– Не то, чего ожидаешь на одиннадцатой неделе.

– Еще… еще неполные одиннадцать.

– В понедельник будет. Только десятая сейчас, – говорит Скотт.

– Размер матки не соответствует сроку беременности. Сердечко не бьется. Плод перестал развиваться предположительно пару дней назад, – сообщает Симмонс. – Мне очень, очень жаль. Я вас оставлю ненадолго. А потом… мы еще поговорим.

========== Тако-мэн и Лимонный солдат против армии Сырных Крокетов ==========

Олби насвистывает себе под нос главную тему из «Адвенчер Тайм», обернувшись зигзагом над пластиковым столом. Вещдоки (кое-что значимое): футбольная форма (номер 14; не снимет, пока не покроется тиной, как Аквандриус. Проверено), маркеры и незаконченные комиксы о Тако-мэне (читайте: Олби) и его команде. Лимонный солдат в растаманской шапке – он же Элли, он же предводитель повстанцев с планеты Эм энд эмс – в третьем комиксе сражается за свободу Мармеладных медведей и просит Тако-мэна биться с ним против Биг Харибо.

– Что слышно от Мистера Замороженный Йогурт? – спрашивает Элли, попутно зажимая R2 на геймпаде и въезжая пикапом с конченным Тревором Филипсом из GTA в толпу байкеров в грязных джинсах (конченный – слово, которое нельзя говорить при папе, Коре и Томасе. Проверено).

– Ты обещала, что сегодня не будешь никого убивать, – кривится Олби. Когда он смотрит на нее так, Элли кажется, что даже Джей-Джей со своим трехколесным пигги-великом и бутылочкой-непроливайкой соображает взрослее, чем он. (Вещдок: Олби думает, что Три волхва заменят его рождественские подарки завернутой в бумагу кукурузой, если он будет плохо себя вести).

– Это плохие парни, СлоуБи. Папа тоже таких убивает. Плохих парней. А еще Дерек, – невозмутимо толкует Элли, между делом вталкивая в рот ложку ананасового пудинга. – Они из Лиги Справедливости. Типа крутые легавые.

– Дядя Дерек? – пищит Олби.

– О горе мне, – закатывает глаза Элли. Проверено: взрослые не могут тебе на это ответить. (Вещдок: Олби – единственный, кто боится так сказать своим родителям). О горе мне. – Знаешь, что Стайлз говорит в таких случаях? Один раз – случайность. Два – совпадение. Три – система.

– Это как в Скуби-Ду? – спрашивает Олби.

– В Скуби-Ду такого не было, – Элли поднимается с дивана, задевая бедром стекающую по стене гирлянду. Жар и запах мусорных мешков с объедками жареных цыплят течет даже через толстый слой бетона, как было на Земле Вуу после Грибной войны. Еще немного – и по вентиляции полезут Вязкие монстры во главе Копченного Пинчо.

– Ты тоже об этом думаешь? – трагическим шепотом спрашивает Олби. – Копченый Пинчо и отряд Сырных Крокетов?

– И Вязкие монстры! Они уже здесь! Берегись, Крокеты нашли рецепт аньехо-бомб!

– Может, мы еще сможем договориться? – кричит Олби.

– Рискни, если хочешь, чтобы Копченый Пинчо законсервировал тебя, как папайю! За мной! Не дай Крокетам добраться до Дретиро 0.2 первыми, или они накачают наши легкие расплавленным сыром! – Элли ныряет в папин кабинет через кислотный пудинг из Вязких монстров и толкает под дверь складной стул, попутно отлепляя от себя желейные кишки. (Ситуация: Октопус как пиньята – склизкие щупальца, «Скитлс» и морские огурцы).

– Что будем делать? – спрашивает Олби.

– Защищаться. Как будто у нас есть выбор, – бурчит она, на корточках копаясь ключом в металлическом шкафу с тремя спаянными глазницами, как у Грибка из «Корпорации Монстров». (Вещдок: он прибыл экспресс-доставкой от инопланетян с Дретиро 0.1). Воздух захрустел, когда замок поддался. – Дерьмо! Они забрали его!

– Забрали кого?

– Беретта Пи икс 4 Шторм, – выпаливает Элли. – Папину самозарядную пушку!

– У дяди Криса есть пистолет? – продолжает пищать Олби.

– Ты же не думаешь, что можно кого-то убить струей из водяного бластера или присосками из пластикового набора Робин Гуда? У папы и Дерека полно всякого оружия, я сама видела. Как и у половины населения Мексики, – (Олби смотрит на нее так, словно она сказала, что Трех волхвов не существует и это Кора с Айзеком вскрывают его новогодние письма с тех пор, как он сам стал их писать). – Забудь, СлоуБи. Надо срочно найти что-нибудь другое. Еще одну пушку или типа того. Дело жопа. Баррикада не будет сдерживать Крокетов вечно.

– Ты уверена, что нам стоит это делать? Мама будет сердиться, если узнает, что мы взяли что-то без разрешения.

– Одолжили. Мы это одолжим, а потом вернем. Когда уничтожим Копченого Пинчо, – обещает Элли, залезая в картонную коробку с космическим хламом и эмблемой ВМС США. (Ситуация: «Нам не нужны еще одни силиконовые формочки для льда с ибей, Стайлз. Мне плевать, что они в форме крабов и у нас таких нет. Что значит ты уже заказал?» – Лидия). – Наш девиз? – продолжает она, раздраженно отмечая, что Олби все еще топчется на одном месте.

– Мы защищаем тех, кто не может защитить себя сам, – говорит он себе под нос. – И защищаем своих друзей.

– Копченый Пинчо порабощает Чили-ребят. Я знаю, что Тако-мэн сделал бы все, чтобы вернуть им свободу, – Элли поднимает вверх сжатый кулак (ситуация: Тако-мэн и Лимонный солдат растягивают транспаранты. «Нет запретам на поставки соуса с Чили-земли». Выпуск 2), но сносит локтем коробку (FedEx – международная доставка), и та вываливается ей на ногу со всем содержимым и одной из папок с невидимыми пометками «скучно» впридачу. Вещдок: ибей для инопланетян. Ситуация: запикивай мат, когда подражаешь Эминему.

– Святое дерьмо! Смотри, тут же полно фотографий! Думаешь, среди них есть моя мама? – Элли растаскивает их по полу. Они пахнут песком и пылью. И немного домом. – Готова поспорить, что еще перед Рождеством этого всего тут не было! Наверное, папа на днях привез эту коробку оттуда, где они раньше жили с мамой.

– Это Скотт? – Олби нависает над ней, когда она, окончательно забыв про Копченого Пинчо, армию Крокетов и спасение Чили-ребят, отлепляет чем-то залитую (кока-кола – вероятность 54.1 процента) фотокарточку от стопки нераспечатанных конвертов с названиями колледжей. Снизу подписано: люблю тебя. Эллисон А. 2011. – Это ее имя? – между тем добавляет Олби. – Ты тоже Эллисон А. Смотри, а на той Лидия. Думаешь, они были друзьями?

– Кажется, что-то вывалилось отсюда. Здесь наверняка что-нибудь есть, потому что это выглядит скучнее, чем игра в гольф с папиными друзьями в Нью-Йорке, – заключает Элли, подгребая под себя папку 0.1. (Вещдок: Третий дневник Диппера. Ситуация: палец, попавший под скоросшиватель). – У взрослых самые дурацкие тайники в мире.

– Нашла что-нибудь?

– Водительские права, кучу пластиковых карточек. Тут написано по-английски. Это американские документы. Папа раньше жил в США, – объясняет Элли. – В Мексике они бесполезны.

– Может, тут есть что-то про твою маму?

– Нет. Если бы было, я бы это уже нашла. Это все тут лежит лет сто. В папке 0.2 полно бумажек на французском. Кора говорила, что Айзек, папа и я переехали сюда, когда мне было полтора года. До этого жили во Франции.

– Ты родилась во Франции, прямо как Фантометта?

– Нет, в США. Я была там всего один месяц до того, как переехать во Францию. Выпытала это у Айзека. Я родилась в Калифорнии. Так написано в моем свидетельстве о… – начинает Элли, но замолкает. (Вещдок: новый рецепт сэндвича – папки и соус из английского алфавита).

– Что? – спрашивает Олби.

– Это… Такую штуку делали Коре, когда мы летали в Нью-Йорк. Это для того, чтобы меня выпустили из страны без папы. Типа соглашение о том, что никто не собирается продавать меня на органы. Тут сказано Питер Хейл. Папа играет с ним в гольф в Майами, а еще он главный в «Хейл Индастриз», где работает Лидия. Стайлз его ненавидит. Думаешь, он такой богатый, потому что продает детей на черном рынке? Жопа! Дальше написано, что он может увезти меня из Мексики. Теперь-то мне точно нужна пушка!

– Зачем ему тебя увозить? – пугается Олби.

– Хрен его знает. Что тут еще? Ксерокопия его водительских прав. Он родился в тысяча девятьсот шестьдесят девятом. Долбануться можно, не знала, что он такой древний! Смотри, а на этой странице… – Элли наклоняется пониже, чтобы разглядеть. – Стайлз? Тут и его права тоже. И… Малии. Свидетельства о гражданстве. Почему это здесь? Зачем папе все это нужно? – она начинается рыться в папке, вынимая оттуда документы одни за другими и отбрасывая их в сторону. – Клянусь, ничего этого здесь не было. Всего этого! И этих бирок. Такие были у Джей-Джей, когда она родилась. И у тебя. Кора их сохранила. Седьмое апреля, – читает она. – Это… это мои. Ну да, на них же пишут имя мамы! – Элли зажимает бирку между пальцами, стараясь не заплакать. – Дерьмо. Дерьмо! Все стерлось – не могу прочитать. Должно быть что-то еще. Ну же, пожалуйста, – Уродские Слезы ползут по подбородку. Уходите, – мысленно орет она, – проваливайте отсюда!

Последнее – свидетельство о рождении штата Калифорния. Эллисон Клаудия Стилински. (Вещдок: полное имя матери – Малия Кэтрин Тейт, полное имя отца – Мечислав Стилински).

========== восьмая миля ==========

Они называют это гинекологической чисткой, что на самом деле значит, что ребенка из ее матки выскоблят по частям и сольют в хирургическом лоток с оторванными руками и ногами. «Это несложная операция», – говорят они. «После выскабливания девяносто процентов женщин в дальнейшем благополучно вынашивают и рожают ребенка».

Малия смотрит на спину гинеколога и думает, что теперь все парки развлечений, любимые соусы Скотта через отдел с подгузниками и детскими смесями в супермаркете и пластиковые трансформеры Томаса будут вечно напоминать ей о том, чего она лишилась. «Мне жаль, что я не смогла защитить тебя», – обращается она к их ребенку, закусывая щеку, чтобы не разреветься.

Скотт сказал, что они попробуют снова. У них обязательно получится. Малия сдержалась, чтобы не ответить то, что она об этом думает.

– Миссис МакКолл? Малия, – (она не сразу замечает, что доктор Скиннер стянул перчатки и опустил кресло). – Мелисса МакКолл только что сообщила, что ваш муж настаивает на повторном УЗИ.

Скотт гладит ее руку, пока доктор Симмонс выдавливаете гель и распределяет датчиками по ее животу. С того момента, как они оказались здесь, Малия проговорила про себя заголовки на медицинских плакатах и бесплатных брошюрах для беременных уже сотню раз, чтобы только не думать о том, что ей снова придется через это пройти. «Нарушение молочных желез, кормление грудью, роды». «Сердечко не бьется».

– Он жив, – объяснил Скотт, когда она вышла к нему в приемное отделение, шурша больничной рубахой и скрипя одноразовыми шлепанцами. Они оба хотели, чтобы все это закончилось. – Это сверхъестественное чувство.

– То, что ты альфа, не поможет его сердцу снова забиться, – тогда Малия впервые заметила, что у него появилась морщина на лбу. Она потеряла слишком много времени, мотаясь по полушарию десять лет назад. И отняла это время у него, когда Кира могла нарожать ему идеальных детей и создать с ним шумный дом, с нарисованными пальцами картинками, осыпающейся штукатуркой и пластмассовыми игрушками.

Малия чувствует, что Скотт крепче сжимает ее руку и его пальцы с въевшимся под ногти машинным маслом тянутся к ее мокрой щеке, но потом он наклоняется и прижимается к ней губами.

– Боюсь, что… – Симмонс водит датчиком по ее животу. – Послушайте, Малия, замершая беременность чаще всего случается из-за генетической ошибки, которая в девяноста процентах случаев больше не повторяется. Вы молоды и здоровы. Через пару месяцев опять попробуете.

Малия выдергивает руку из-под руки Скотта не из желания причинить ему боль, хотя это и выглядит так. Она начинает приподниматься, не дожидаясь, пока Симмонс все уберет, и тогда это происходит. Аппарат УЗИ выплевывает этот звук, слабый, но похожий на тот, что они слышали несколько недель назад. Когда доктор Симмонс заставляет ее лечь и уводит липкий датчик к низу ее живота, его сердцебиение становится таким сильным, словно это ребенок пытается сказать ей: «Поверить не могу, что ты хотела, чтобы они меня достали, когда все это время я был в твоем животике живой».

– Я так боялась потерять тебя, – выпаливает она, облизывая нижнюю губу и ощущая, как Скотт притягивает ее к себе. И когда она прижимается к его пахнущей имбирем и соленым теплом груди, она понимает, как сильно все последние годы в Лос-Анджелесе хотела завести с ним ребенка.

//

Элли чувствует, что спина прилипла к горячей влажной сидушке в том месте, где футболка задралась. Она по привычке тянется, чтобы втолкнуть ее обратно в шорты, когда запах жареной картошки с бензоколонки ощутимо бьет в нос с ползущим по воздуху сухим жаром. Она разлепляет глаза, и вместе с этим ее пустой желудок выдает бит «Without Me» Эминема совсем как из раздолбанной магнитолы машины Коры (вещдок: в скинутых в гараже коробках есть потертая золотая шина за победу в дерби в Кинтана-Роо в 2017 и странные стеклянные бутылки с трубками. «Гугл» сказал, что это бонги).