Текст книги "Хейл-Стилински-Арджент (СИ)"

Автор книги: takost

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Стайлз? – у Скотта в руках запакованная в целлофан сигаретная пачка. Стайлзу хочется курить. – Реабилитация – долгий процесс, но он справится. Кто, если не твой отец?

– Дашь мне одну? – Стайлз шарит по карманам. – Кажется, оставил свои в аэропорту.

Его мышцы затекли от долгого сидения на одном месте. Могут быть проблемы с пролежнями, снова думает он.

– «Кэмел» синие? Долбанное дерьмо. Я сказал Лидии, что брошу курить.

– Я то же самое пообещал матери уже лет шесть как назад. Правда, тогда было не лучшее время, если ты понимаешь, о чем я.

– Почему не бросил, когда вы съехались?

– Привычка?

– Сраная привычка.

Его отец спит. Возле него по-прежнему полно медицинского оборудования и его бог знает чем подкармливают через трубки, но это определенно он. Слишком большой для больничной койки. Выглядящий нелепо в голубой операционной рубашке, пропахшей дезинфицирующим средством.

До того как он вошел в палату, Мелисса сказала ему про показатели электроэнцефалограммы, судя по которым мозг у его отца в полном порядке. Ее форма смялась за ночь, проведенную на жестком пластиковом стуле в пустом приемном отделении. Она в очередной раз заменила ему недостающих членов семьи. Принесла ризотто в пластиковом ланч-боксе, недовольно заметила, что осталась не для того, чтобы разбираться с последствиями неправильного питания при его больном желудке. Но Стайлз знает, что она заботится о нем, потому что чувствует за него ответственность перед отцом. Потому что она единственная, кому он смог когда-либо доверить свою жизнь после смерти жены. Поэтому Стайлз не сказал ей, что понял, что она что-то скрыла от него.

Он берет отца за руку и снова чувствует себя восьмилетним Стайлзом, похоронившим маму в четверг.

– Все… в порядке… ребенок. Я.. все еще с тобой.

Ему нужна Лидия. Он хочет, чтобы они собрались в столовой, Томас включил заставку радио BBC4 и снова почувствовал себя ведущим «Десерт Айленд Дискс». «Какие восемь песен ты возьмешь с собой на необитаемый остров, пап?».

Стайлз ненавидит четверги.

Скотт ждет в приемном отделении, отпивая газировку из банки и поглаживая Малию по бедру. На них мокрые штормовки, волосы прилипли к лицам. Рядом стоит Лидия, концы ее брючин в пятнах от грязи, но укладка все еще свежая и она безупречна в своем черном льняном костюме. Стайлз замечает, что Малия старательно сдерживает недовольство ее присутствием и тем, что Скотт набросил ей на плечи свою куртку из плащовки. Малия кивает ему, а он кивает ей. Он знает, что она терпит их общество из уважения к его отцу, и он заставляет себя выдавить улыбку.

– Как насчет того, чтобы перекусить где-нибудь по трассе? – спрашивает Скотт. – ЛанчБокс и двойной гранд чизбургер по старинке?

– С вялеными помидорами, и побольше лука и соуса карри.

– Мне нужно отлить. Встретимся на парковке, – Скотт чешет затылок, его рука все еще стискивает руку Малии. В другой раз Стайлзу стало бы неловко от того, сколько интимного они могут вложить в простое поглаживание, но сейчас ему все равно.

– Ты не обязана была приезжать, все не так плохо. Помощь подоспела вовремя, новый зам подсуетился, – он проводит ладонью по своей заросшей щеке, хотя брился без малого сутки назад. – Я ведь мог бы быть с ним.

– Ты слишком строг к себе. Твой отец знает, что ты делаешь для него все, что в твоих силах. Это может случиться с каждым, ты не убережешь его от жизни.

– Да, но иногда я спрашиваю себя, сколько еще ему осталось? А мне? Сколько осталось всем нам? Я не знаю, сколько лет пройдет, прежде чем самодвижущиеся шторки в крематории закроются за моим гробом. Пятьдесят? Тридцать? Десять? Когда мама только заболела, врачи говорили, что при правильном лечении у нее есть годы, но она угасла за шесть долбанных месяцев, что я не успел понять, как все к этому пришло. Как человек, который так долго рождается, может так быстро умереть? Еще недавно нам было по семнадцать, а через пару лет мы разменяем уже четвертый десяток.

– Стайлз, – Лидия подается вперед, чтобы обхватить его лицо. – Это человеческая природа. Так устроен мир. Это бесконечно неправильно, если человек не способен познать годы глубокой старости, но такова жизнь, и мы не в силах выбирать, когда из нее уйти. Но мы можем изменить то, что есть здесь и сейчас. Знаешь, семьи, которые мы выбираем, – это результат наших действий в прошлом, настоящем и небольшом промежутке между ними, часть того места, где мы решили пусть корни. Мы можем выдержать испытание временем и остаться. И я в любом случае буду рядом с тобой, детка. Я буду рядом, если ты этого хочешь.

========== о детях, свадьбах и семейной жизни ==========

Комментарий к о детях, свадьбах и семейной жизни

Временной скачок в пару месяцев с предыдущей главы. Снова преимущественно диалоговая, надеюсь, это ни для кого не в напряг :)) Тут Стидия и какое-никакое, но первое открытое взаимодействие Малии и Лидии, а это за добрых 43 главы!

upd. от 13.05.18: глава “брачный балаган” была объединена с главой “о детях, свадьбах и семейной жизни”.

Название главы созвучно с одноименным фиком на моем профиле, где намек на супружескую жизнь Скалии и Томас Ноа Стилински) Не отсылка, но как интересный факт, потому что спустя год после “О детях, свадьбах и холостяцкой жизни” я-таки дошла до обоснуя того сюжета. Свадьба Скотта и Малии в следующей главе под канон в ре-мажоре Пахальбеля :))

Лидия сдвигает нераспакованные коробки, которые фургон для перевозки мебели доставил еще на прошлой неделе, но которые она все еще не разобрала из-за встреч с агентом по недвижимости, споров с Питером в снэпчате по поводу сделок и брачного балагана от полной беспечности обоих МакКоллов. Ее тошнит от запаха многослойной сливочной краски и звонков в четыре утра барристеров из Нью-Йорка, забывших о существовании часовых поясов, и ей хочется поскорее проститься с чехлами от пыли, гипсокартоном и упаковочным материалом и заставить Малию явиться на ее собственную свадьбу.

– Стены в кухне покрыли вторым слоем, учти это, потому что я больше не повезу твои рубашки в химчистку. Пластиковые пакеты для мусора у главной лестницы. Если решишь оставить что-то из закусок в холодильной камере в подвале, даже не думай брать вино из коробок – это для завтрашнего приема, и я это замечу. Не позволяй никому выходить в патио. Позвони мне, как заберешь цветочные композиции и выгрузишь их. И только попробуй устроить из небольшого мальчишника наркопритон с блэкджеком и шлюхами – ты не в Вегасе и на тебе наш ребенок.

– Вообще-то, наш ребенок на папе и я вроде как уже достал парочку таблеток рафинола в лучших традициях Сизарс-пэлас, малыш.

– Ха-ха.

– Тебе не кажется, что ты относишься к этому слишком серьезно? – Стайлз притягивает ее к себе, целуя ее лицо.

– Разумеется, я отношусь к этому серьезно, Стайлз, – раздраженно отвечает Лидия, отодвигаясь от его губ, пахнущих кебабом и жареной картошкой из передвижного фургончика. – В отличие от Малии, – все-таки добавляет она.

– По-моему, рафинол нужен кое-кому другому.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Если бы ты не была на взводе все последние недели, мы бы уже протестировали наш новый бассейн. Голые.

– О, детка, пока ты в этой рубашке – ни за что. Она даже на вручении аттестатов под мантией выглядела отстойно, она нестильная, понимаешь?

– Постой-ка. Разве я не возбуждаю тебя одним фактом своего существования? – удивляется Стайлз.

– Да, но не в этой рубашке. Мне пора. Скажи Томасу, чтобы не сильно доставал твоего отца. И заставь его надеть куртку, оранжевую от «Беннетон», она подходит под его топ-сайдеры. Не зеленую, как в прошлый раз. И свози их пообедать в «Эрбис», но попроси Элли воздержаться от гамбургеров и газировки, иначе Томас захочет то же самое. Можете взять ростбиф и салат Уолфорд – грецкие орехи полезны твоему отцу. И никакого майонеза.

– Могла бы просто сказать, что любишь меня, – ворчит Стайлз.

– Что?

– Ничего.

– Кстати, я забронировала им номер в «Бель Эйр», поскольку они ничего не решили с медовым месяцем. Собери его вещи, но постарайся сделать это незаметно, ладно? И отправь их экспрессом в отель. Ради бога, только что-нибудь посексуальнее семейных трусов в горошек. Хотя, по-моему, они оба понятия не имеют, что значит хорошее нижнее белье в брачную ночь. В любом случае, если у него нет ничего подходящего, купи несколько пар от Кельвин Кляйн. Я уже подобрала Малии пару комплектов.

– Я посмотрю?

– Разумеется, нет. Белье жены только для мужа.

– Я тебя умоляю. Да Скотту плевать на ее белье. Для мужиков лучше костюма Евы нет ничего.

– Ну да, именно поэтому ты дико заводишься, когда рвешь на мне стринги за сотню баксов, – замечает Лидия. – Уважающая себя женщина обязана знать толк в нижнем белье. Между прочим, кружевные трусики в брачную ночь сравнимы с афродизиаком.

– Пиво – вот афродизиак. Если я выпью пару лишних банок светлого, у нас будет крышесносный секс, даже надень ты монашескую робу.

– Монашеская роба? Ты серьезно? Бог мой, ты дал мне повод задуматься, что стоит поставить родительский контроль на твоем лэптопе. Всегда считала, ты более разборчив, детка. Монашеская роба, ну надо же, – поражается Лидия, направляясь к выходу.

– Показать тебе, где мои губы? – кричит ей Стайлз.

– Я знаю, где твои губы, – невозмутимо отвечает она, снимая с сигнализации свою малолитражку и поудобнее перехватывая подарочную коробку со свадебным бельем подмышкой. – Оранжевая куртка «Беннетон» и Кельвин Кляйн для Скотта. Люблю тебя.

//

Панельный дом МакКоллов – незатейливое одноэтажное жилье на три спальни в скромном райончике белых, которое трудно представить без американского флага, развивающегося перед входом, и без лимонадной стойки у бордюра. С потолочным вентилятором над москитной сеткой, со сдутым бассейном и пластмассовыми шезлонгами за домом.

– Я знаю, ты не в восторге от того, что это делаю я, но, дорогуша, это все-таки твоя свадьба. И она уже завтра, – Лидия нетерпеливо стучит по пластиковому звонку. – Бог мой, да открой же ты эту чертову дверь!

– Я заболела, – Малия появляется на пороге, когда Лидия снова не лучшим образом поминает Господа всуе. Затянутая в деним, в мешковатой толстовке Скотта поверх и с голыми ногами в неисцелившихся комариных укусах.

– Не выводи меня, Малия. Судя по тому, как ты выглядишь, не уверена, что платье не придется ушивать. Ради всего святого, ты же сама согласилась выйти за него, – раздраженно говорит Лидия.

– Но я не соглашалась становиться заменой твоей умершей подружки, – неприязненно бросает Малия. Соседка, поливающая газон из садового шланга, с интересом за ними наблюдает.

– Слушай меня, дорогуша, – Лидия вталкивает ее в дом. – Пора тебе повзрослеть. Если ты приняла решение создать с ним семью, имей гордость сделать это достойно. Тебе стоит понимать, что Скотт живой мужчина. Он много всего сделал для тебя, настало время и тебе что-то сделать для него, если ты к этому готова. Брак – это искусство компромиссов. И под этим я не имею в виду только ребенка.

//

В полицейском участке Бикон Хиллс Стайлз пьет американо из кружки «лучший отец», сетуя на отбывшего на родину в Миннесоту Пэрриша, нынешнего участкового помощника с комплексом отличника и толпу новых полицейских, жующих розовые пончики в патрульных машинах и яйца выеденного не стоящих, когда на пороге его кабинета вдруг появляется Коффи Сигл собственной персоной. Стайлз протирает глаза.

– Значит, умостил свой зад в кресло Шерифа и сразу возомнил себя белым Обамой, босс? – хмыкает Коффи, зажимая под мышкой бумажный пакет с эмблемой японского ресторанчика. – Принес тебе рамэн, тут неподалеку неплохой азиатский фастфуд. Водил вчера туда своих парней. Сэмми все строил глазки молоденькой официантке с сиськами четвертого размера, будто она из его «Хутерс».

– Какого черта ты здесь делаешь, мужик? – прерывает его Стайлз, откидываясь на спинку стула.

– Во дает. Я тут теперь живу, Стилински. Вот уже неделю как отмотал в новом часовом поясе. По соседству с твоим другом, кстати говоря. Тем мексиканцем, у которого скоро свадьба с хорошенькой подружкой. И, слушай, познакомь-ка старого афроамериканца с сочной девочкой, я смотрю, у тебя они все как на подбор. Ну так к чему это я… – Коффи вгрызается в блестящий от масла сэндвич с индейкой. – Куда мой босс, туда и я, Стилински.

//

– Я их не надену, – говорит Малия, выпятив губу, совсем как Томас, и закрывается в примерочной с недовольным лицом, словно Лидия, со стопкой свадебных подвязок и белым одежным чехлом, свадьбу которой в свое время освещали в «Мари Клэр», подсунула ей утку, а не лакированные лодочки от Маноло Бланик за девятьсот долларов. Лидии хочется ее придушить.

– Что значит не наденешь?!

– Я такое не ношу. Может, я и переживу остальное, но не шестидюймовый каблук.

– Веришь или нет, меня меньше всего сейчас волнует, что ты носишь, а что нет. Хотя, на минуточку, это пять с половиной дюймов, а не шесть. Могла бы сказать спасибо, что я согласилась одолжить тебе свои свадебные туфли.

– Так они твои? Тогда тем более не надену.

– Ради всего святого, ты знаешь хоть что-нибудь о свадебных традициях? Что-то новое, что-то старое, что-то одолженное и что-то голубое.

– По-моему, в списке гостей достаточно старых и голубых. И один одолженный, если мы говорим о тебе и Питере.

– Ты издеваешься?!

Малия преспокойно себе натягивает джинсы. Лидия выдыхает.

– По традиции, если позаимствовать подвенечную деталь у родственницы или подруги, состоящей в счастливом браке, супружество будет благополучным.

– Не знала, что у вас счастливый брак, – беззаботно отвечает Малия.

– Да ради бога. Только вот у тебя на примете нет никого другого, у кого можно было бы что-нибудь одолжить, так что закрой рот и будь добра довольствоваться моими высокопрофессиональными услугами свадебного агента, дорогуша.

//

– Можно мне на мальчишник?

В трех милях за городом Стайлз, забив минивэн отца кейсами с пивом, шуршащими фольгированными шарами и цветочными композициями, дает задний ход у складского помещения, набитого пиломатериалами и селективными пальмами. Его дочка на соседнем сидении возится с ремнем безопасности.

– Нет.

– Это из-за голых проституток? – как всегда прямо спрашивает Элли. Стайлз тянется к ней, чтобы поправить шапку, сползшую на ее загорелый лоб.

– Спасибо. Она дурацкая, но папа заставляет ее носить.

– Это не проститутки, а стриптизерши. И это тебя не касается, мартышка, – Стайлз выруливает на трассу, включая стеклоочистители. – Заставляет, потому что зима на носу. И Томас носит шапку.

– Томас маленький, – отмахивается Элли. – Так почему мне нельзя на мальчишник?

– Потому что ты идешь на девичник к Малии. Там будут закуски и Джонни Кэш в караоке. «Ты никогда не узнаешь, милая, как сильно я люблю тебя», – напевает Стайлз.

– Да не хочу я на ее девичник, даже если там будет Стэн Ли. Она странная и ведет себя странно, словно я пригнала в ее район и устроила там пальбу. Понимаешь, о чем я?

– Не совсем, – признается Стайлз.

– Она думает, что я чужая, и ей нет дела, что я-то живу в этом районе уже пять лет. И я могу палить из пушки, потому что это и мой район. И твой. И папы. И даже Дерека. Потому что мы типа одна семья, но она так не думает. Я ей не нравлюсь. И мне она тоже не нравится, – Элли поджимает губы, и Стайлз вспоминает, что мальчиком делал так же.

– Ты выдумываешь, мартышка. Она вовсе так не считает.

– Нет, считает. И почему только Скотт ее выбрал? – Элли ненадолго замолкает, словно решает, спросить или нет. Но все-таки спрашивает: – Слушай, они женятся, потому что она скоро родит от него ребенка?

Сперва это кажется Стайлзу занимательным фактом существования генетики, ведь когда Скотт сказал ему о помолвке, он не преминул о том же пошутить. Но затем он смотрит на Элли и понимает, что возможное появление смуглолицего младенца в семье МакКоллов ее не устраивает.

– Нет, не думаю. Но это же не проблема, верно, мартышка? Все семьи рано или поздно заводят ребенка. Или сразу двоих. Или троих, знаешь, это как выиграть в лотерею, – Стайлз толкает ее локтем в бок. – Ты же любишь Олби, Томаса и малышку Джей-Джей. Представь, если появится кто-то, кого ты сможешь любить еще больше.

– Дело не в каком-то там ребенке, – раздраженно обрывает она его. – Дело в Малии. Ты правда этого не видишь? Она… tener la cabeza a pajaros. Как это по-английски? – Элли напрягается. – Непостоянная. Она непостоянная. Скотт говорил, что знает ее со старшей школы, но, когда я была совсем маленькой, они никогда не приезжали вместе. Я видела Лидию в «фейстайме» сотни раз, но не Малию. Что, если ей что-то нужно от него? Что, если в его мозге есть мутаген, как у Элли из видеоигры, и она хочет его достать и убить его? Или она просто сбежит со свадьбы, как сбежала от меня, когда мне было четыре. Тогда я займу ее место, все равно я несу свадебный букет.

– Я думаю, тут все чуточку сложнее, – отвечает Стайлз. – И Марлин в видеоигре хотела извлечь мутаген, чтобы создать вакцину и тем самым спасти человечество.

– Малия не похожа на человека, который хочет спасти человечество, – ворчит Элли.

– Не правда. Она не из тех, кто легко заводит друзей, но это не значит, что она не старается им понравиться. Очень даже старается, мартышка.

– Откуда ты это знаешь?

– Потому что я знаю ее, и все. Потому что я знаю, что она делает очень многое для Скотта. И она сделала кое-что важное для меня.

– Это еще что? – с напором спрашивает Элли.

Тогда Стайлз поворачивается, чтобы улыбнуться их дочери, по его привычке потирающей нос, такой же, как у Малии.

– Она дала мне надежду.

//

Около девяти Стайлз достает еще пива из холодильника, неуклюже составляя банки на покрытый упаковочной пленкой стол. Кухню почти доделали – сводчатые арки в крафтсман-стиле и сливочный компактный гарнитур. Оказалось, его жена разбирается в строительстве еще лучше, чем в брейнсторминге и европейских методиках воспитания детей. Стайлз выпил уже семь шотов текилы, но ему не по этому хочется позвонить Лидии и поблагодарить ее за их брак. Просто он ее любит. И пока он шарит по столешнице в поисках своего мобильника, в кухню вваливается малыш Данбар с детьми на спине.

Членство в сборной по лакроссу США сделало из него коренастого плейбоя, раздающего автографы в Западном Голливуде и разъезжающего по чемпионатам мира, но Стайлз все равно видит в нем ровесника своему сыну.

– Как ты сегодня без «Щенячьего патруля»? Если хочешь, я потом загружу тебе серию на своем лэптопе.

– Папа! А ты знал, что Лиам был в клубе «Метс» в Квинсе? Ты же мечтал об этом всю жизнь, а Лиам просто взял и зашел туда.

– С Эль-эскобилоном, – добавляет Олби. – Тоби Джонсом из «Лос-Анджелес Гэлэкси». Они были в Нью-Йорке на игре «Метс» с «Цинциннати Редс». На той самой, на которую все билеты распродали.

– Погоди-ка, ты был на той игре? Нет, другой вопрос. Как лакросс связан с Главной лигой бейсбола? Или, постой. Как Тоби Джонс из футбольной команды связан с тобой? – недоумевает Стайлз.

– Они познакомились на вечеринке Карлоса Вела, – продолжает Олби. – Ты знаешь, что он играл за сборную Мексики на кубке КОНКАКАФ в 2009 и принес ей победу, сначала отдав пас Дос Сантосу, а потом сам забив гол? Ему тогда было всего двадцать. Сейчас он нападающий в клубе «Лос-Анджелес».

– Черт возьми, да она бесподобна, – говорит Стайлз.

– Ты это о ком? – спрашивает Лиам, забрасывая в рот «Принглс» из миски для снэков.

– С тебя доллар за ругательство, папочка!

– Кора. Этому парню семь долбанных лет, а он знает все о футболе.

– Мама болеет за «Гвадалахару». Они делят первое место по количеству выигранных чемпионатов с «Америкой». Пока не родилась Джей-Джей, мама, папа, Элли, Брэйден и я дважды в год ездили на Кубок Мексики. Но Элли больше любит бейсбол. У нее есть три кепки «Торос Тихуана».

– А я болею за «Метс», как мой папа, – говорит Томас. – А ты? За кого ты болеешь, Лиам?

– За геев он болеет, – не удерживается Стайлз.

– Кто такие геи? – бодро спрашивает Томас, пытаясь незаметно выклянчить чипсы у Лиама. – Это как Джексон? Это дяди, которые отрезают свою… – начинает он, но Стайлз его обрывает:

– Бог ты мой! Он ничего себе не отрезал. По крайней мере я на это надеюсь, – бормочет Стайлз.

– Джексон? Разве не его тогда показывали по телеку? Мужик, что спрыгнул с Тауэрского моста, потому что его бывшая вышла за школьного неудачника? – интересуется Айзек, входя в кухню с пластиковым пакетом для мусора и нагибаясь под сводом, чтобы не задеть его головой.

– Кажется, ты имел в виду настоящего детектива, а не школьного неудачника. Но это не важно, ведь Джексон в Лондоне с Итаном, – говорит Стайлз, сгребая пивные банки под мышку и намереваясь закрыть тему чудесного воссоединения его жены с ее бывшим и братом ее бывшего в Нью-Йорке шесть лет назад.

– С добрым близняшкой породы мастиф? – веселится Айзек.

– Эй, парни! – зовет детей отец, вкатывая в кухню в инвалидном кресле. Ноги неподвижно стоят на кожаной подножке. – Пора-ка нам домой. Посмотрим «Полицейскую академию 2», если быстро натянете свои пижамы и вычистите зубы.

– Его вещи в рюкзаке. Звоните, если что-нибудь понадобится. Дома он сам принимает душ, – говорит Айзек, и Стайлз удивляется, куда подевалось его круглосуточное занудство.

– Пока, пап, – отзывается Олби.

– Дедушка, а кто такие геи?

И Стайлз замечает, как отец смотрит на него, с залегшей между бровями складкой, – у него всегда так, когда он чем-то недоволен.

– Я тут ни при чем, па. Слушайте, а куда это подевался Скотт? Еще пару часов с Мейсоном и Кори, и нам придется заказывать радужную растяжку на свадьбу. Заднеприводные, они же хуже телепроповедников с Эй-Би-Си, – говорит он.

– Что значит заднеприводные?

Стайлз поднимает брови.

– Ну… почему бы тебе не спросить об этом у Айзека, дружок? А я пока найду Скотта. Он не должен пропустить сюрприз.

– Ты имеешь в виду голую тетю в торте? Я случайно увидел это в твоем компьютере. Но как можно ее пропустить? На ней же ничего нет, – говорит Томас громкий шепотом.

Стайлзу кажется, его смешок выходит слишком нервным.

//

У них не получается. Малия думает об этом, сидя на шезлонге на заднем дворе дома матери Скотта с отвратительным спазмом в горле и скрученными кишками от шампанского. За все пять лет у них вышло только один раз. И пока она определяла, что делать со своей жизнью, сгусток клеток, гипотетический ребенок, принял свое решение и исчез. Она не ожидала, что это выведет ее из равновесия. Надеялась, что почувствует облегчение. Но потом это стало очередным напоминанием о ее дефектном гене материнства.

– Выглядишь дерьмово, – Кора без спроса плюхается рядом с ней. От нее пахнет пивом и детским средством для купания. Малия замечает, что ее футболка вся мокрая и не скованные бюстгальтером груди колеблются под ней.

– Джей-Джей полила меня из лейки, но запасная одежда осталась в сумке Айзека, – объясняет Кора, заметив ее взгляд.

– Можешь взять что-нибудь у меня. В бывшей спальне Скотта, – предлагает Малия не из вежливости, а чтобы поскорее избавиться от Коры и назревающего разговора о детях. Но она и не думает шевелиться.

– Знаешь, после того, как я родила Олби, какая-то тетка из клуба чокнутых мамаш спросила меня, когда именно я поняла, что хочу ребенка, – с этим лицом полного неодобрения. Мне тогда было девятнадцать, и я ей ответила, что аборт на шестом месяце запрещен законом. Понимаешь, она думала, что я не в состоянии позаботиться о ребенке, раз притащила его, трехнедельного, в убогую автомастерскую. Я ведь все еще там работаю. Мои парни нянчили его, пока он не научился пинать футбольный мяч за автомойкой, – Кора заправляет волосы за ухо.

– У нас с Айзеком все было сложно, даже когда он сказал, что в любом случае будет его воспитывать. Как-то мы сцепились из-за дерьма вроде невыброшенного мусора, и он уехал к Дереку. Я родила в тот же день в кафе одной мексиканки – хорошей тетки, – еле доковыляла туда между схватками, с ужасно отекшими лодыжками и пузом размером с надувной бассейн. Айзеку позвонили незадолго до того, как Олби выскользнул из меня, слишком долговязый для младенца. Когда он приехал, мне все еще хотелось наорать на него за тот секс девять месяцев назад. Но потом он взял малыша и разрыдался. И я тоже. Наверное, это от изнеможения было или потому, может, что Олби родился таким крошечным и идеальным, что я не верила в то, что мы смогли его таким вылепить. В худшие дни мне кажется, что он один сдерживает меня от срыва. По правде говоря, мы с Айзеком разошлись бы в двадцать, если бы не ребенок – его слишком долго преследовал призрак погибшей подружки. Иногда я на него смотрю и думаю, что он все еще ее видит. А потом он делает что-то с детьми, и я знаю, что как отец он справляется на десятку, хотя я-то едва дотягиваю до пятерки, понимаешь? – говорит Кора и отхлебывает пиво из бутылки.

– Вообще-то, мы никогда не говорили о том, чтобы завести второго ребенка. Так вот уж вышло, и наверное, оно и к лучшему. Можешь мне не верить, но когда ты что-то планируешь, все вечно идет не так, как хотелось бы, – Кора оборачивается к Малии. – Но, знаешь, именно тогда ты по-настоящему начинаешь жить.

========== во имя Отца, и Сына, и Святого духа объявляю вас мужем и женой ==========

Комментарий к во имя Отца, и Сына, и Святого духа объявляю вас мужем и женой

Предыдущая глава была объединена с главой “брачный балаган”, все комменты перенесены туда, так что не теряйте и не теряйтесь :))

Итак, Скотт заслужил заветного “да”? Производство по изготовлению бумажных платочков по просьбе Crying Dress лохматых полгода назад еще действует, если вдруг что, хы.

Песню можно включать незадолго до момента, где Малия видит Скотта :))

[Ибо сказано, что Царство Небесное

пришло там, где двое – уже не двое,

а одно. Вот что такое брак].

ports – i’d let you win

Все невесты красивы, но Лидия не сомневается, что выхода в лучших традициях класса лакшери, бала Дебютанток и бракосочетаний года БиконХиллс не видел уже давно. В трехслойной вуали и скроенном по косой платье на китайском шелке, струящемся по фигуре, которая иначе казалась бы слишком мальчишеской, Малия выглядит женственной. С уложенными на макушке волосами при помощи лака и шпилек и мягкостью черт и уязвимостью, которых не было накануне.

Лидия заставляет ее развернуться и потуже затягивает корсет, довольная своей работой, закрывшая глаза на тот отвратительный вид, в котором она застала Малию в половину пятого утра – слоняющейся по кухне в унылой оливковой футболке, без сна, с лицом, измятым подушкой, среди недоеденных закусок и забитых пластиковых мешков под мусор.

– Выпрями спину. Даже когда важность сегодняшнего события станет нестерпимо давить на твои плечи, – а это, будь уверена, произойдет, – ты как новобрачная и как жена все еще обязана будешь выглядеть ослепительно.

– Никто не ждет, что я буду ослепительной, – ворчит Малия.

– Не смей сомневаться в себе, милочка, – укоряет Лидия. – Знаешь, Риз Уизерспун еще в 2002 в «Милом доме Алабама» появилась в платье-прованс, тогда как все сплошь и рядом шли под венец в белых многослойных капкейках с гипюровым лифом в стиле принцессы Дианы. Правда, в том фильме она так и не вышла за Патрика Демпси. Но покрой платья был ничего. Так что, ты готова?

– Нет. Я засну во время церемонии и просплю момент, когда нужно сказать «да».

– Не беспокойся, когда будет пора, я попрошу Элли швырнуть в тебя букетом.

– И не переживу того, что все будут пялиться на меня.

– Естественно, все будут пялиться на тебя, Малия. Это твоя свадьба, а не чья-то еще.

– Можно вообще не жениться, – говорит она и уже собирается вжаться в свои увлажненные ладони, но Лидия успевает ей помешать. Стоит заметить, что со всем недовольством.

– Ты в своем уме? Прекрати трогать лицо, у меня и без того ушла масса времени, чтобы придать твоей коже сносный вид. Ты же понимаешь, что однажды тебе придется начать следить за этим. Во время беременности из-за колебаний на гормональном фоне кожа становится гиперчувствительной.

– Только не надо говорить мне о беременности, – раздражается Малия. Потом закрывает глаза, и ее веки кажутся темными даже под слоем корректирующей косметики.

– Задержи дыхание. Это помогает при панических атаках.

– Я не страдаю паническими атаками, – обрывает она. – Со вчерашнего дня, с того момента, как мы протащились мимо церкви, у меня такое чувство, что я совершаю ошибку.

– По-моему, тебя это преследует еще с момента, как вы разошлись, обещая друг другу встретиться у алтаря, – замечает Лидия. – Знаешь, этот период в отношениях называется «не могу прожить без него и часа, не подумав о том, что я делаю со своей жизнью».

– О, замолчи, – Малия тяжело морщится.

– Скажи еще, что я не права.

– Мне нравится наша жизнь. Такая, какая она сейчас. И я не хочу ее менять. Не хочу снова все испортить.

– Ты испортишь, только если после стольких лет бросишь его у алтаря по той причине, что боишься не сделать его достаточно счастливым, – говорит Лидия. – Он любит тебя. Он счастлив от одной возможности любить именно тебя. Так дай же ему знать, что ты готова к тому, чтобы он почувствовал главенство над тобой не как твой мужчина, а как твой муж. По-моему, Скотт заслужил веру в то, что отныне вас способна разлучить только смерть.

Пока Скотт неумело пытается застегнуть манжеты, Стайлз издает звучную отрыжку после шота и извиняется за это, стаскивая с себя пиджак. Он чувствует, как на спине пот проступил через выглаженную рубашку и расплылся мокрым пятном. Все это смешано с запахом хрустящего костюма, обуви из кожи и неубранной постели со стопкой чистых трусов «би-ви-ди» и одежными чехлами в спальне МакКоллов.

– Не могу поверить, что дожил до дня, когда мой брат женится, – хмыкает Стайлз и не удерживается, чтобы Скотта не обнять. Уже в шестой раз за утро. Скотт похлопывает его по плечу. – Знаешь, Лидия мне и глазом не дала взглянуть на платье Малии. Но, ставлю двадцатку, мужик, что она будет в белом, – шутит он. – Ты хоть раз видел Малию в белом? Нет, погоди, ты видел ее в платье? Я – нет.

– Мы венчаемся в церкви, мужик. Она не может прийти туда в чем-то, кроме белого платья.

– Все еще в голове не укладывается, что вы делаете это в церкви. Ты же даже «Отче наш» наизусть не знаешь.

– Между прочим, теперь я знаю не только «Отче наш», но и «Радуйся, Мария», «Верую», десять заповедей Божьих и еще кучу всего. Тебе не кажется, что это немного слишком, ведь я не католик? Мама протестантка, там, откуда она родом, испанскую католическую веру в свое время вытеснили приверженцы протестантизма. Я даже в церкви никогда не был и еще пару месяцев назад понятия не имел, что Малия из семьи католиков. Она как-то не упомянула об этом после того, как ее отец едва не застрелил ее из ружья. Но потом-то я понял, что она приняла решение о венчании в память о своей матери, а не по собственной вере. Она сказала, что пока все это не случилось с ее семьей, они каждое воскресенье ездили в церковь и читали молитву перед едой. Как думаешь, Талия намеренно выбрала для нее религиозную семью? Когда отдавала ее на удочерение.