Текст книги "Ultraviolence (СИ)"

Автор книги: StrangerThings7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

– Нам тут нечего больше делать, – Техен встает на ноги и тянет за собой Чимина. – Я не привык, чтобы с клиентами так обращались.

– И ты это так оставишь? – возмущается Чимин. – Он нагрубил мне, обозвал ребенком, и я так и не получил то, за чем мы пришли.

– Я курить, – бросает Хосок бете. – Достали меня эти мажоры.

– Чон Хосок, – кричит бета. – Вернись, или ты уволен. Парень, не оборачиваясь, выходит за стеклянную дверь и закуривает.

– Прошу прощения, считайте, он у нас больше не работает, – щебечет бета Техену, пока тот достав пару крупных купюр, бросает их на стол.

– Мне уже плевать, – говорит альфа и тянет Чимина на выход. Техен идет прямо к машине, не удостоив Хосока и взглядом, и чуть ли не насильно пихает все еще возмущающегося Чимина в авто.

– Ты должен был набить его страшную рожу, – машет руками Чимин, пока альфа заводит машину.

– Я омег не бью, и ничего я не должен, – устало говорит Техен и разворачивает автомобиль.

– Этот выскочка вел себя по-свински!

– Единственный человек, который вел себя по-свински сегодня, сидит рядом со мной, – выпаливает Техен и, проезжая мимо кондитерской, не сдерживается и в последний раз смотрит на красиво курящего парня на тротуаре. Чимин давится воздухом и, насупившись, прислоняется к окну. Больше до самого особняка пара не разговаривает.

========== Поздравляю, ты доигрался ==========

Комментарий к Поздравляю, ты доигрался

Я вернула некоторые предупреждения в шапку.

http://s018.radikal.ru/i506/1707/22/46e1153fee8c.jpg

Обязательно включите музыку к ЮнГукам

https://www.youtube.com/watch?v=tYslrpcb9B8

***

Три оставшихся дня течки Джин проводит в объятиях Намджуна. Альфа заказывает еду в квартиру и не оставляет его ни на секунду. Джин и сам не отпускает. Периодически ночью омега просыпается со страхом обнаружить пустую постель, но ощутив вокруг себя сильные руки, снова проваливается в сладкий сон. Намджун чуткий, страстный и неутомимый любовник. В достаточно большой квартире Джина не осталось ни одной горизонтальной поверхности, которую бы они с альфой не проверили на прочность. В душ отныне Джин точно спокойно заходить не может. Омега впервые за годы, прожитые в этой квартире, так близко и тщательно рассмотрел как рисунки на кафеле, так и дно своей ванной. Джин в руках Намджуна чувствует себя самым счастливым омегой во вселенной. Он абсолютно ни о чем не думает и не позволяет мрачным мыслям испортить момент. Но всему приходит конец.

Течка заканчивается утром четверга, и Джин, оставив на постели спящего Намджуна, идет на кухню готовить кофе. Омега садится за стол и, помешивая горячий напиток, пытается привести мысли в порядок. Противное чувство неправильности всего того, что происходило последние дни, заполняет парня. Хотя, если это было неправильно, почему же это было настолько прекрасно. Вся эйфория, радость и счастье остаются во вчерашнем дне, сегодня надо думать, как быть дальше, и даже привыкший самостоятельно и легко решать свои проблемы Джин, уже полчаса, как сидит, уставившись в чашку, и не может определиться. Из размышлений его вырывает вошедший на кухню альфа. Намджун, в одних брюках, проходит к шкафчику и, достав чашку, наливает себе кофе.

– Доброе утро, – улыбается альфа и садится напротив отпивающего остывший кофе омеги.

– Доброе, – бурчит Джин и старается не смотреть на исполосованную своими же ногтями грудь и плечи альфы.

– Мне нравится твоя квартира, – начинает издалека альфа. – Но у меня огромный дом, и он пустой.

Джин сильно сжимает в руке ложку, понимая, куда клонит Ким, и молчит.

– А еще у меня большой апельсиновый сад, это не лайм конечно, но цитрусовые. Там невероятно пахнет и есть беседка. Тебе понравится, – продолжает альфа. – Я прямо сейчас могу вызвать парней, и они перевезут все, что ты захочешь забрать, – Намджун отпивает кофе и ожидающе смотрит на омегу.

– Я не хочу переезжать, – тихо говорит Джин.

– Хорошо, не проблема. Я конечно очень хотел бы, но тогда я буду проводить здесь большую часть времени, пока ты не решишься, – спокойно говорит Ким.

– Ты не понял, – Джин поднимает взгляд на парня. – Я не хочу, чтобы мы жили вместе.

Намджун трет пальцами виски, отодвигает чашку и всматривается в лицо напротив.

– Почему?

– Потому что я бета, потому что у меня есть долг, и я не могу подвести людей, мне доверяющих.

Альфа хмурится, откидывается на спинку стула и ищет взглядом, за что бы зацепиться. На Джина смотреть не хочется. Он только что парой фраз поставил свой долг выше Намджуна.

– Ты омега, – Ким продолжает изучать тарелки на полке позади парня. – Мой омега. Я люблю тебя, и ты в первый день еще сказал, что чувствуешь ко мне что-то. Как можно перечеркнуть все это ради какого-то долга? – Намджун серьезно не понимает и бесится. Он с трудом давит в себе поднимающуюся к горлу ярость и снова возвращает внимание к омеге.

– Я всю жизнь так жил и должен был так ее и дожить, – севшим голосом отвечает парень. – Мои родители через многое прошли ради этого, я через многое прошел. А сейчас появляешься ты и предлагаешь все бросить. Да, я тебя люблю, и глупо это скрывать, я и мечтать не мог, что это взаимно, но есть вещи, которые важнее любви. Одна она тут не поможет, – Джин опускает взгляд на свои руки на столе.

– Что ты несешь? – Намджун резко поднимается на ноги и начинает нервно ходить по кухне. – Ты омега, я альфа, у нас любовь! Я хочу жениться на тебе, я хочу от тебя детей, хочу, чтобы ты жил в моем доме, чтобы обживал его по-своему, чтобы провожал меня на работу и ждал вечером. Я больше не представляю своей жизни без тебя. Какой долг? Что за чушь? – Намджун останавливается рядом с омегой и обхватывает ладонями его лицо. – Джин, пожалуйста, не говори глупостей.

– Это не глупости. Намджун, прошу, пойми. Я не тот, с кем тебе надо жить, я вообще не знаю, кто я. За все эти годы я уже принял себя бетой, я лицо и голос Совета, я не смогу с этим справиться. Я не смелый и не сильный вовсе. Я не вынесу укоризненных взглядов, сплетен, а самое главное, осуждения родителей. Не вынесу, – надломленным голосом говорит Джин.

– Я заткну всех, кто откроет рот, притом навечно. Я всегда буду рядом. А твоим родителям стоило бы думать о счастье своего ребенка, а не о долге. Может, и не нужны тебе такие родители, – даже не стараясь унять клокочущую в горле ярость, говорит альфа.

– На словах все легко, – Джин убирает руки Кима со своего лица и встает на ноги. – Мне было очень хорошо с тобой, но большего мне не надо. Надеюсь на понимание, – говорит омега и пытается обойти альфу, но тот резко тянет его на себя и вжимает в стол.

– Надеюсь на понимание? – ядовито шипит Намджун. – Ты сейчас не с членами Совета разговариваешь, а со своим альфой. Не забывайся. Мне плевать на долг и людскую молву. Мне на все плевать, кроме тебя. Я тебя не отпущу, – говорит Ким и смотрит так, что Джин не выдерживает и прячет глаза.

– Тебе придется смириться, – еле шевелит языком омега.

– Ты не того альфу в себя влюбил, – усмехается Намджун и цепляет пальцами его подбородок, заставляя смотреть на себя. – В моем словаре нет слова “смириться”. Повторю в последний раз – ты мой, и я тебя не отпущу. Поэтому пока я тебя просто прошу. Я подожду немного, дам тебе время и приду за ответом. Надеюсь, он будет положительным, иначе придется перекинуть тебя через плечо и забрать насильно, – вроде шутит Намджун, вот только Джину от его шутки не смешно.

– Мне не надо думать. Намджун, серьезно, постарайся понять. Я представитель Совета, а ты глава Дома. Даже если моя ложь раскроется, мои родители нашу связь не переживут, – треснутым голосом просит омега.

– Приехали, – Ким запускает ладонь в волосы и отстраняется от омеги. – Теперь еще мы не можем быть вместе, потому что Ваше Величество не захочет связывать жизнь с таким, как я. Да, я преступник, но твоя семья и твой любимый Совет тоже не святые, – бесится альфа.

– Намджун, пожалуйста, пойми меня, – умоляет его Джин.

– Видит Бог, я хотел сделать все правильно, – Джин замечает сворачивающуюся в спирали темноту на дне зрачков альфы и даже дергается, но тот перехватывает парня и сильнее вжимает его в стол. – Или ты образумишься и примешь меня как своего альфу, закончив при этом лгать всем вокруг и себе в том числе, или за тебя это сделаю я, – ледяным тоном заявляет Намджун и, отпустив парня, идет в спальню.

Ким натягивает на себя рубашку и твердыми шагами идет на выход. Намджун не может унять разрывающую его ярость. Она растекается внутри и только разрастается. Обволакивает все черным и затапливает альфу с головой. Джин думает, что с Намджуном это прокатит, что он может вот так отказать главе первого Дома. И плевать на причины. Намджун не лгал – ему и вправду на все плевать. Он хочет Джина себе. Он хотел сделать все правильно и красиво, он старался, но этот омега глупый. Намджун не отступит, и лучше бы омеге одуматься. Ким не привык отказываться от того, что хочет. А так сильно, как этого парня, он не хотел никого. Был бы Намджун подлецом, то и метку бы поставил и до сцепки дошел, не оставил бы омеге выбора, но Джин это не оценил, проигнорировал. Ким садится на заднее сиденье ягуара и приказывает шоферу ехать домой. Альфе надо переодеться и поехать в офис. Пора заняться работой и наверстать все то, что было упущено за эти дни с омегой.

Джин так и стоит на кухне, не в силах пошевелиться. Намджун ушел, но его запах все еще здесь. Джин все еще физически ощущает прожигающий кожу взгляд черных глаз и прикосновения. Он разозлил Кима, хотя не хотел. Джин просто пытался ему объяснить, честно старался донести до альфы, что есть вещи важнее, чем желания и даже любовь. Очень жаль, что Намджун не понял. И пусть у омеги внутри сейчас умирает только недавно зародившееся чувство абсолютного счастья, он не может сделать шаг назад, не может перечеркнуть все эти годы. Обидно и больно, хочется побежать за Намджуном, зарыться в его грудь и позволить увезти к себе, но нельзя. Джин знает, что он сам виноват, знает, что это был его выбор, но осознание его боль не облегчает. Омега чувствует себя, как никогда, одиноким. Был бы его папа хоть немного добрее, то Джин бы сейчас поехал к нему и, положив голову на колени, разрыдался, попросил совета, а все что ему остается в реальности – это пожирать себя изнутри и постараться не сдохнуть от затапливающего с головой отчаянья. Хотя апельсиновый сад небось невероятный. Джин отгоняет мысли о совместном доме, которому не суждено стать реальностью, и идет в душ. Завтра уже на работу, надо прибраться в доме и привести себя в порядок.

***

Юнги просыпается от тянущей боли внизу живота и понимает, что ад только что раскрыл свои врата для него. У него начинается течка. Мин в панике осматривается в комнате и, поняв, что он один, бежит в ванную. Вчера Чонгук так больше с ним и не заговорил, но что самое удивительное – он к нему так и не пришел. Прислуга сразу же проводила Мина в огромную спальню и скрылась за дверью. Куда делся Чонгук, и что вообще произошло за дверью спальни, омега не знал, а выйти и проверить – смелости не хватило.

Юнги стоит под холодным душем и пытается унять жар, медленно, но верно растекающийся внутри. Он не смог предотвратить худшее, не смог отсрочить течку, он вообще ничего не смог. Юнги злится на себя, на свою беспомощность и невезучесть, швыряет о зеркало все баночки и скляночки с полок, но даже разнесенная ванная тупую боль, заполнившую парня, не унимает. Хотя это и не боль даже. Это, скорее, переплетающее вены отчаяние, смешивающаяся с кровью безнадежность и расплывающаяся в груди пустота. Все это заставляет думать, что теперь уже точно конец, что больше бежать и доказывать себе ничего не надо. Финиш.

Юнги так не сможет. Он не может принять условия Чонгука и изображать из себя безвольную куклу. У него свои желания и мечты, и пусть иногда кажется, что им никогда не сбыться, под грудной клеткой все равно ноет. Юнги хочет другой жизни, хочет иметь право выбирать, хочет сам решать. Он не чья-то подстилка. Он всегда бежал от этого, он сутками сидел за учебниками, не проводил ночи в клубах, как его сверстники, а зубрил. Потому что хотел большего, потому что мечтал о другой жизни. Никто не может так ворваться в его жизнь и уничтожить все те годы одним взмахом руки. Никто не имеет на это право.

Омега возвращается в комнату и лихорадочно придумывает план, который помог бы скинуть с себя эти видимые-невидимые цепи, избавил бы его от рабства. Вот только в голову ничего не лезет. Юнги в ловушке, будто в огромном лабиринте, где куда бы он ни свернул, все равно придет к Чонгуку.

Сейчас утро, и альфа, наверное, занят делами, во всяком случае Мин предпочитает так думать, но он точно придет, это его квартира и его спальня. Жить в ожидании его прихода невыносимо. Юнги проходит в дверь рядом с ванной и оказывается в огромной гардеробной, заполненной дорогими костюмами и обувью. Все тут пахнет альфой. Мин неосознанно тянется к рукаву первого в ряду пиджака и подносит его к носу. Внюхивается, прикрывает глаза и повторяет. Пахнет Чонгук божественно. Юнги стаскивает с вешалки пиджак и падает в кресло, укутавшись в него. Это делает только хуже. Запах альфы раззадоривает, возбуждает, заставляет пальцы на ногах сжиматься – Чонгука хочется до белых пятен перед глазами. Главное – забыть, кто он, и что он сделал омеге. Стоит вспомнить, как пиджак зло отброшен на пол, и разъяренный омега вылетает из гардеробной.

Он попал. Так крупно впервые. Юнги не хочет быть тем, кого можно использовать только в постели, и пусть сейчас его с трудом контролируемое тело и рвется к Чонгуку, пусть и требует альфу, у него все еще остались крупицы трезвого ума. Мин решает сбежать. Хотя бы на время течки. Переждать ее где-нибудь, хоть в подвале, а потом Чонгук его пусть находит. Уже будет все равно. Главное, Юнги не даст ему установить над собой абсолютную власть на несколько дней. Не позволит себе быть марионеткой в его руках и выстанывать его имя из-за помутневшего от страсти разума. Он может и сломлен почти, и гордости не осталось, но пока он дышит, и пока кислород хоть с трудом, но проталкивается в легкие, Юнги будет бороться. До последней капли крови. Вся его жизнь борьба, сперва с родителями, потом с обществом, а теперь, значит, с Чон Чонгуком. Что поделать, видно, жизнь у него такая, и Юнги попробует ее изменить в этот раз, как и во все те предыдущие разы.

Благо, сегодня только первый день течки, и передвигаться нормально Мин может. Самое ужасное начнется в следующие дни, и надо успеть до этого убраться из этой квартиры, здания, было бы идеально из страны. Юнги возвращается в гардеробную и, зажав нос, начинает обыскивать полки. Со злостью сметает вниз выдвижной ящичек с часами, даже наступает нарочно на чонгуковские Patek Philippe и переходит к галстукам. Обшаривает все шкафчики и полки, но того, что он ищет, нигде нет. Может это и глупо было думать, что альфа держит оружие в спальне, но Сэм держал. Или под подушкой, или в тумбочке рядом. Еще у Сэмуэля был пистолет в гардеробной. Вот только Чонгук кажется слишком самоуверен, нет никаких следов оружия. Юнги продолжает шарить даже в карманах костюмов и, поняв, что его нет, возвращается в спальню. Но удача сегодня на стороне омеги, потому что он находит заряженный кольт в шкафчике под огромной плазмой на стене. Юнги стрелял всего раз в жизни и то в воздух. Это была идея Сэма, когда они только начали встречаться. Видно, придется вспомнить все, чему его учил альфа, и вновь воспользоваться оружием. Юнги натягивает на себя вчерашнюю синюю блузку и, зажав в руке пистолет, идет к двери. В квартире никого нет. Мертвая тишина. Мин, одну за другой, проверяет все комнаты и, поняв, что это уже второй раз за день, когда ему везет, идет к выходу. Рано радовался. Везение заканчивается сразу же у порога. Прямо у двери стоит мощный альфа и играет в игру на телефоне. Увидев омегу, он убирает телефон и медленно идет в сторону парня. Нет времени на размышления – Юнги достает пистолет и целится во миг замершего мужчину.

– Дай мне уйти, и никто не пострадает, – храбрится Мин.

– Вернитесь в дом и отдайте оружие, – говорит альфа и тянется обратно к телефону.

Юнги понимает, что альфа или позовет помощь, или предупредит кого-то и, опустив пистолет вниз, сразу же спускает курок. Мужчина, взвыв, хватается за ногу пониже колена и падает на пол. Каждая секунда на вес золота, поэтому, как бы Юнги ни жалел о том, что выстрелил в человека, и как бы ни хотелось вызвать скорую, он давит в себе все человеческое и бежит к лифту. Омега не дурак и знает, что на первом этаже его уже точно ждут, звук выстрела эхом разнесся по коридору, да и вообще гарантий, что все здесь не понапичкано камерами, нет, поэтому он решает спуститься сперва на девятый этаж. Уже в лифте, прислонившись к стенке, Юнги приходится делать дыхательную зарядку, чтобы не разрыдаться. Он выстрелил в человека, он оставил истекающего кровью альфу наверху. Во что он превратился, как он докатился до этой жизни. Мин с усилием давит пытающуюся разрастись внутри ненависть к себе и вжимается в угол лифта, стоит ему остановиться на нужном этаже. Омега осторожно выглядывает из-за дверцы и обнаруживает, что этаж абсолютно пустой. Юнги нажимает кнопку пять и позволяет лифту снова унести себя вниз. Выйдя на пятом этаже и, не обнаружив никого, кроме престарелого беты со шваброй в руках в конце коридора, Мин идет к лестницам, и оставшиеся этажи решает спуститься по ним. Это оказывается плохой идеей. Спазм скручивает омегу уже на лестничном пролете, и Юнги, прижав руки к животу, сгибается вдвое и пытается отдышаться. Стоит спазму отпустить, Мин продолжает спускаться вниз с единственной целью: покинуть уже это ненавистное здание. На третьем этаже Юнги слышит приближающиеся голоса снизу и быстрыми шагами, игнорируя тупую боль в животе, поднимается наверх. Голоса все ближе, и Мину не остается ничего, кроме как обратно бежать к лифту. Омега, не глядя, нажимает первую попавшуюся цифру, и лифт уносит его на двадцать пятый этаж.

Чонгук сидит в кабинете, когда ему докладывают о побеге и о скорой, что увозит раненного охранника в больницу. После того, как Чонгук приехал с ужина с Советом, он планировал всю ночь посвятить приручению дикого лисенка, который отныне живет с ним, вот только планам альфы помешали. Вот уже пару недель Чону известно, что его товар до некоторых рынков не доходит в первоначальном виде. Его подменяют на низкосортный порошок и продают под именем Второго дома. Чон поручил сразу же выяснить, почему спрос на его товар так резко падает, и оказалось, что покупатели теряют доверие к качеству. Для Чонгука это, прежде всего, вопрос репутации, а потом убытков. Альфа сразу решил, что такую операцию провернул кто-то из других Домов, чтобы вытеснить Чонгука с рынка, но все оказалось проще. Один из кураторов Чонгука руководил этим процессом, и цель была одна – нажиться. Оригинальный товар этот человек с помощью своих сообщников перепродавал в третьи страны по завышенной цене. Вчера ночью виновный и его сообщники были пойманы. Поэтому всю ночь альфа потратил на переговоры со своими людьми и распорядился проверить все точки сбыта. Некоторые он проверил сам лично уже под утро.

А сейчас Чонгук как раз собирался подняться в свою «комнату страха», как называли ее его работники, и думал выпустить всю свою ярость там наверху, вдоволь напившись кровью предателей. Вот только в лагере прибыло. Еще один возомнивший, что он может провести альфу, долбанный непоседливый омега, который совсем страх потерял. Омега, который не знает меры и продолжает испытывать терпение альфы. Вот только Чонгук терпением никогда особо не отличался, а только что оно окончательно лопнуло. Чонгук поймает его и окунет лицом в свою же кровь. Альфа предупреждал лису, что с ним шутить не стоит, вот только лиса оказалась очень глупой. Распорядившись отыскать паренька, Чонгук идет к лифту и на ходу закатывает рукава, предвкушая, как отыграется на тех, кто хотел поживиться за его счет, а потом лично займется лисенком.

Дверцы лифта медленно раздвигаются, и Чонгук сталкивается взглядом с прижавшимся к стенке омегой. Это же надо было так проебаться, чтобы самому прийти прямо в логово зверя.

Юнги одного взгляда альфы достаточно. Все кончено. Мину кажется, что от глухого биения своего же сердца у него лопнут барабанные перепонки. Оно снова разрастается в груди, надувается, и еще мгновение, разорвется, и все это закончится. Вот только не разрывается. Юнги не умирает. Еле стоит и с трудом выдерживает взгляд впившихся в него глаз. Чонгук прошибает взглядом насквозь, прибивает Юнги острыми копьями к стене и чуть ли не облизывается, видя выступающую кровь на бледной коже.

– Попался, – по слогам выговаривает альфа и делает шаг вперед.

Бежать некуда, прятаться негде, думать нет времени. Юнги бы истерично рассмеялся, если бы мог. Какая ирония – бежать от Чонгука и снова прибежать к нему. Омега его взгляда не выдерживает, а голос только добивает. Юнги от него не скрыться, не спрятаться. Только если там, за толстым слоем земли, может, именно там, Чонгук оставит его в покое. И пусть умирать не хочется от слова совсем, пусть обидно, что солнце для него померкло, и рассветов больше не видать, все же лучше, чем стараться встать на ноги, когда ты придавлен к полу бесконечной мглой в глазах напротив. Юнги трясущейся рукой поднимает пистолет и, приставив его к своему виску, лишь бы не передумать, сразу же спускает курок. Осечка. Юнги снова и снова нажимает на курок, но бесполезно. Выстрела нет.

Дьявольская улыбка расползается на лице Чонгука. Он, наклонив голову влево, наблюдает за отчаянными попытками омеги покончить с собой, который вконец смирившись с неудачей, отбрасывает пистолет в сторону и сползает на пол, вжавшись в угол.

– В кольте была одна пуля, – усмехается альфа. – Ты ее уже использовал. Меня забавляет твое отчаянное желание умереть. Вот только решать это буду я.

Чонгук проходит в лифт и, остановившись напротив сидящего на полу парня, нажимает кнопку двадцать восемь. Альфа прислоняется к стенке и вдыхает тягучий запах малины, сконцентрировавшийся в лифте. Ухмыляется. У омеги, кажется, течка. Чонгук ждал этого. Планировал вдоволь насытиться таким вкусным телом, разложить его, где только можно, брать в самых мыслимых и немыслимых позициях, потому что Шуга в постели крышесносный, потому что ни один омега в этом долбанном городе не возбуждает Чонгука настолько. Но даже несмотря на это, желание и возбуждение уходят на второй план. Сейчас Чонгук в ярости. У него внутри кромешная тьма и отчетливый запах крови. Он чувствуется, даже если зажать нос, он перебивает запах малины, не дает ему затмить разум альфы.

Чонгук думал, что он зол. Думал, что его гнев на предателей и на сбежавшего омегу испепелит все в ближайшем радиусе. Но оказалось, то были просто цветочки. То, как легко Шуга готов покончить с собой, выводит ярость альфы на новый уровень. Этот рыжий парень готов, не моргнув, пустить себе пулю в лоб, лишь бы не быть с ним. Чонгук не понимает, чего в нем сейчас больше: ярости на не принимающего его омегу или желания выполнить мечту Шуги и убить его.

Чонгуку никогда не отказывали. Чонгуку никогда не отказывали омеги. У него есть все, о чем могут мечтать альфы. Он искренне не понимает, что не так с этим омегой. Почему он не ведет себя так же, как и все, почему не ластится и ничего не просит. Почти ничего. Он просит его отпустить. Чонгуку плевать на все эти разговоры о любви. Он даже мысли допускать не хочет, что этот омега был с Сэмуэлем из-за любви. Нет. Какая нахуй любовь. В этом мире все продается и покупается, всему можно найти замену. Зачем мелочиться на непонятные чувства. Он был шлюхой Сэмуэля, а теперь Чонгук его помиловал и забрал себе, и видит Бог, Чонгук готов содержать его как принца какого-нибудь, но этот пацан только и знает, что кусается и царапается. Не подчиняется. Этот омега будоражит его кровь, дико возбуждает и привлекает. Чонгук это признает. А лиса его, как альфу, нет. Последняя его выходка перечеркивает все. Он нарушил правила, он застрелил его человека и только что, смотря в глаза Чону, пытался пустить себе пулю в висок. Омега этим своим желанием оскорбил Чона. А ведь альфа его предупреждал.

Юнги, обняв колени, так и сидит на полу, гипнотизируя взглядом лежащий невдалеке бесполезный пистолет. Мин бы заплакал – вот только слезы высохли, умолял бы – вот только вряд ли сработает, пытался бы сбежать, но некуда. В этой вмиг ставшей душной кабинке лифта Юнги думает лишь об одном – только бы не было больно.

Говорят, если сильно испугаться, то сердце может не выдержать и остановиться. Куда сильнее. Он сидит в ногах альфы, перевернувшего его жизнь, того, кто уже один раз губами забрал его последний вздох, того, для кого ничто не имеет значения, и он боится. До ужаса. Он даже вздохнуть полной грудью не может, чтобы хоть как-то выпрямить свернувшиеся в узлы органы, как-то облегчить плавящий его изнутри панический ужас. Каждый вздох – это запах Чонгука, пробирающийся в клетки. Каждый вздох – это желание потянуться к своему палачу, прижаться, дать ему себя приласкать. Долбанная течка, превращающая омег в безвольных кукол.

Юнги этого не вынесет. А сердце выносит. Бьется загнанной в клетку птицей и не замирает. Не обрывает эту никчемную жизнь. Лифт останавливается на нужном этаже, и Чонгук выходит, оставив омегу, придавленного к полу прямоугольной коробки, которая могла бы стать его гробом, вот только высшие силы так не считают. Юнги не заслужил легкой и безболезненной смерти. А Чонгук его через все круги ада проведет. Омега в этом уверен.

В следующую секунду в лифт входит какой-то незнакомый альфа и, грубо схватив паренька под локоть, тащит наружу. На этом этаже нет коридоров. Взору Мина предстает огромное помещение без ремонта. Одни бетонные стены и оголенные балки. То тут, то там стоят старые столы, заваленные непонятно чем, с потолка свисают цепи, по краям стен ведра со свежей краской и огромные рулоны с защитной пленкой. Будто они вообще не в здании роскошного офиса.

Окна на все стены пропускают внутрь дневной свет, который словно издевается, доказывает омеге, что там, за этими окнами, есть жизнь. Юнги не успел, он не вырвался. Поэтому он останется здесь, в этом пахнущем свежей краской и чем-то еще, пока непонятом, недружелюбном зале. Альфа тащит его вглубь комнаты и швыряет на бетонный пол. В помещении еще человек десять. Трое из них сидят на коленях со связанными позади руками. Юнги замечает запекшуюся на лицах альф кровь и понимает, что он сегодня не единственный наказуемый. Кровь. Так вот что за запах был вторым.

Юнги сидит на холодном бетоне и дрожит. Обхватывает себя руками, будто бы так он не рассыпется, будто сможет удержать себя чем-то целым. Дрожь не отступает, наоборот, все больше усиливается, и Юнги приходится попробовать глубже вдохнуть, лишь бы картинка перед глазами перестала скакать, и напряжение хоть немного, но отпустило. Страх перед неизвестностью расползается внутри, дотягивается своими ледяными щупальцами до горла и душит. Разрастается с каждым мгновением, доводит чуть ли не до истерики. Только ее сейчас не хватало. Юнги, решив отвлечься от внутренней борьбы, начинает осматриваться по сторонам. На одном из столов разложено оружие, и кажется, инструменты пыток, поблескивающие под пробивающимися в комнату солнечными лучами. Чонгук на омегу внимания не обращает, ходит от стола к столу, о чем-то разговаривает со стоящими по углам альфами. Будто Юнги здесь и нет. Хотя может, Чонгук так и решил – Юнги больше нет. Во всяком случае Мин даже себе больше себя не напоминает. Все, что держало Юнги чем-то целым еще в лифте, порвалось и разлетелось, сейчас он просто груда оголенной плоти, прошибаемой болью, и только эта боль напоминает ему, что он все еще жив.

– Омега-то течный, – Риз подходит к боссу и останавливается рядом.

– Тебя это беспокоит? – вскинув бровь, спрашивает Чонгук. Риз знает, что вопрос с подвохом, оказываться пятым наказуемым ему не хочется, пусть паренька и жаль.

– Нет, босс, просто тут одни альфы, а омега течет.

Чонгук хмыкает и, не удостоив Риза ответом, идет к провинившимся.

– Ну что, доблестные подчиненные, закончились ваши чудесные деньки? – Чонгук с размаха бьет кулаком в челюсть того, кто по центру, и протягивает ладонь, в которую Риз молча кладет бейсбольную биту.

– Вы меня сильно расстроили, – продолжает альфа. – Я искал виновных на стороне, а вы оказывается у меня под носом, ели мой хлеб и строили козни. Не переношу неблагодарность. Мерзкая черта. Но ее не отмыть: она у таких, как вы, в крови, так вот я вам ее пущу. Очищу вас, избавлю. Можете начинать благодарить, – Чонгук бьет битой прямо по печени, и мужчина сгибается, лбом касаясь пола.

Юнги жмурится. Он сидит прямо напротив, и не смотреть можно только, если закрыть глаза. Мин прикрывает веки и начинает обратный отсчет от ста. Это должно отвлечь, должно помочь, иначе у него помутнеет рассудок. Долго держать веки прикрытыми не получается. Неизвестность пугает больше. Один из мужчин все время молится. Мин видит, как в немой молитве шевелятся его губы, и почему-то именно эта сцена срывает все тормоза, и Юнги пробивает. Он вновь прикрывает веки и молча слизывает с губ потоком текущие слезы. Это невыносимо. Что бы ни сделали эти люди, Чонгук не должен их так мучить. Юнги знает, что не в сказке живет, и жизнь вообще жестока, но больно все равно. Он будто физически чувствует чужую боль и проклинает себя за беспомощность, за то, что не имеет никакого влияния на этого альфу. Одно успокаивает, скоро все закончится, и для Юнги тоже.

Тот, кто по центру, видимо, главный, потому что на других Чон не реагирует. Мужчина истошно кричит, пока альфа битой же ломает его руки, крошит кости, а Юнги уже рыдает навзрыд, все равно его никто не услышит от криков того несчастного. Мину кажется, этот голос будет ему сниться до конца жизни, будет преследовать вечно. И хорошо, если жизнь омеги скоро оборвется, потому что проносить через всю жизнь эти ужасные воспоминания никакой силы не хватит.

Страдания несчастного заканчиваются после выстрела. Юнги вздрагивает и медленно поднимает веки. Изуродованный мужчина лежит на полу с широко раскрытыми глазами, и омега, как завороженный, наблюдает за увеличивающейся лужей крови под его головой. Чонгук сам забрызган кровью, он стоит, прислонившись к столу, и курит. Будто взял перерыв. Будто позволяет несчастным надышаться. Хотя это скорее делается, чтобы довести до предела оставшихся пока в живых. Продлить их мучительное ожидание, и Мина от этого рвет на части. Этот монстр – искусный палач. Он чудовище, питающееся чужой болью. Он расслаблено курит сигарету, осматривает свою же работу и всем своим видом показывает, насколько ему плевать. На все. Стоит Чонгуку отбросить окурок и подойти к двум оставшимся альфам, Юнги снова закрывает глаза. Омега не реагирует на крики, диалоги, ни на что. Продолжает считать, теперь начиная с тысячи. Вздрагивает от тупых ударов, криков, мольбы, но держится – глаз не открывает. Он поднимает веки только, когда наступает тишина. Вымораживающая, пугающая абсолютная тишина. От нее волосы встают дыбом.