Текст книги "Ultraviolence (СИ)"

Автор книги: StrangerThings7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

– Почему ты так говоришь, будто Техен умер, – не понимает младший.

– Он не любит тебя, и он сам тебе это скажет, просто будь готов.

– Что? Опять ты за старое? Опять пытаешься встать между нами? – Чимин пытается сползти с колен брата, но альфа держит железной хваткой.

– Хочешь, отправлю тебя за границу погулять? Или куплю тебе все, что захочешь. Скажи, я все сделаю, только не грусти, – Чонгук поглаживает притихшего омегу по голове и прижимает к груди.

– Не хочу видеть того рыжего, – бурчит Чимин ему в грудь. – И не хочу, чтобы ты так говорил про Техена.

– Шугу ты больше не увидишь, просто не приходи в пентхаус, а насчет Техена, я, к сожалению, прав, но это даже хорошо…

– У меня на днях течка, – резко прерывает его Чимин.

– Очень приятно, – смеется Чонгук. – Не буду заходить к тебе неделю.

– Да нет же! – злится омега. – В последнее время наши отношения с Техеном остыли, а течка нас снова сблизит.

– Чимчим, подробности твоей личной жизни меня не интересуют, в моих глазах ты вообще девственник, и я предпочту так думать и дальше.

– Знаю я вас альф, стоит омеге потечь, и вы влюбитесь.

– Я бы так не сказал, – усмехается Чонгук. – Течка не прививает любви.

Он сам распорядился прервать Шуге течку, но тех нескольких часов, когда омега пах, и сводил его с ума сполна хватило. Чонгук никогда не забудет то несколькоминутное помешательсто, в ходе которого он чуть не убил омегу – не от злости или ненависти, а от своего дикого, не лезущего ни в какие рамки желания. Хорошо, что тогда все закончилось только меткой – убивать лису в планы Чонгука не входит.

– Ну, проверим, – чмокнув брата в щеку, младший сползает с его колен.

– Чимин, не смей! – строго говорит Чонгук. – Там нет никакой любви, и максимум, что тебе даст твой план – это нежелательная беременность. Не беси меня и не глупи.

– Почему нежелательная? – омега идет в сторону кухни. – У моего малыша будет самый крутой дядя в мире.

– Ты сам еще ребенок, – Чонгук идет следом и ловит его на пороге кухни. – Обещай мне не делать глупостей. Пожалуйста.

– Да не хочу я детей, я предохраняюсь, но я хочу дать Техену еще один шанс, или себе… – понуро говорит Чимин. – Не знаю.

– Просто поговори с ним и выясните все, не пристало тебе пользоваться своим телом, чтобы удерживать альфу, ты меня этим оскорбляешь.

– Не переживай, обещаю, я справлюсь со всем и не сделаю ничего такого, чтобы тебе было стыдно за меня.

***

Юнги учится жить по новой. Привыкает к своему новому состоянию, подстраивается под окружающую среду и, наконец-то, начинает засыпать без снотворных. Уже вторая неделя, как Мин заключил в своей голове так называемый статус-кво с Чонгуком. Он не злит, не провоцирует альфу, подпускает его ближе, не убегает и даже расслабляется в его руках. Заставляет себя расслабиться, потому что Чонгук все равно возьмет – с согласием или без. Альфа редко ночует на квартире, большей частью Мин ездит с ним ужинать, потом они занимаются сексом, и Чонгук, оставив омегу в пентхаусе, уходит. Несмотря на якобы полную капитуляцию Юнги, Чонгук все равно совсем не нежный любовник, ему нравится брать Мина жестко, грубо, нравится вытрахивать из него стоны, вгрызаться зубами в кожу и доставлять удовольствие, тонко переплетенное с болью. Юнги к такому Чонгуку привыкает, и иногда в редкие моменты он даже себе признается, что именно такой любовник ему нравится.

Чонгук приставил к омеге двух охранников и шофера, подарил безлимитную карту и разрешил делать все, что тот хочет, при условии, что если он нужен альфе, то он, все бросив, поедет к нему.

Мин расчесывает влажные после душа волосы и горько усмехается мысли, что клеймо шлюхи заменили на клеймо любовника. В любом случае, это лучше переломанных конечностей и изнасилований. Юнги с нетерпением ждет начала месяца, когда он сможет ходить в университет, а пока он много гуляет по городу, часами сидит в кофейнях, из окон которых ему открывается целый мир, и старается не думать о своем странном положении. Вот и сегодня, Юнги подолгу стоит перед зеркалом в ванной и пытается обдумать все то, что происходит у них с Чонгуком.

Этой ночью, придя с ужина, альфа начал раздевать его с порога и взял прямо в гостиной, вжимая лицом в кожаную спинку дивана, а потом секс продолжился уже в спальне. Юнги не знает, как назвать то, что он чувствует к Чонгуку. Страх все там же на месте, сидит где-то под грудной клеткой и пусть временно затих, притупился, но ненависть и вся та боль, которую альфа причинил, не забываются, благо полосы на спине и шрам от операции на животе о них забыть и не дают. Но все же к Чонгуку тянет невыносимо. До сгибающихся коленок, до впивающихся в ладони ногтей и искусанных в порыве губ – Юнги это не контролирует, он вообще себя не контролирует, стоит Чонгуку появиться в поле зрения. Мин уже нашел свое любимое место – оно на коленях альфы, лицом уткнувшись в его шею. Юнги дышит его запахом, млеет от его грубых пальцев на своей коже и не насыщается поцелуями. Мин валит все на метку, потому что так безумно он никогда никого не хотел, стоит альфе бросить на него пусть и мимолетный взгляд, то у омеги земля из-под ног уходит, он на автомате ищет опору, которой чаще всего становится сам Чонгук.

Омега бы винил Чонгука, что тот ненасытен, и с ним не уснуть до рассвета, но сам Юнги ему не уступает, даже во время передышек спокойно не лежит, провоцирует, играет, соблазняет, да элементарно, когда они в машине, Мин чуть ли не лезет на него, фактически сам себя предлагает. Как с этим бороться, он не знает. Только после того, как альфа покидает квартиру и его запах испаряется, трезвый ум возвращается, и у Юнги начинаются долгие часы ненависти к себе. Он вспоминает свое ночное поведение и сгорает от стыда, клянется в следующий раз изображать глыбу льда, но стоит Чонгук появиться, и айсберг трескается, превращается в лужу под его ногами, такую же, как и сам омега.

Юнги отбрасывает расческу и идет в спальню, решая поехать в центр погулять и развеяться. Смятая постель, и пока все еще уловимый запах, возвращают картинки прошлой ночи, и омега, достав из шкафа первую попавшуюся толстовку, выбегает наружу.

Юнги уже привык к тенью следующим за ним парням и поэтому свободно прогуливается по центральному скверу, и, вконец устав, решает зайти в первую попавшуюся кондитерскую за кофе.

Мин подходит к кассе, чтобы заказать свой любимый карамельный латте, и замечает о чем-то спорящего с вызывающего вида омегой кассира. Юнги останавливается рядом и надеется, что, закончив обслуживать чем-то явно не довольного клиента, кассир примет и его заказ.

– Повторяю – этот торт пока не разрезан, поэтому покупайте или весь, или мы его не продадим. Резать торт из-за того, что вы хотите один кусочек, мы не будем. Выбирайте из разрезанных, – заявляет омеге кассир и улыбается Юнги, показывая, что готов принять его заказ.

– Один большой карамел… – Мин не успевает договорить, как омега его перебивает.

– Вы все равно его порежете, вы все торты продаете кусками, с чего вы взяли, что кто-то купит его целиком?

– Молодой человек, вы мешаете обслуживать клиента.

– Я вообще-то тоже клиент! – возмущается парень.

– Ну купи целый, – не выдерживает Юнги. – Что не съешь, то выбросишь, если тебе прям этот торт приспичил.

Хосок поворачивается к Мину, смеряет его презрительным взглядом и усмехается.

– На весь торт у меня денег нет, хотя откуда тебе это понять, мажорик. А вы, только что потеряли клиента, – объявляет Хосок кассиру и вальяжной походкой идет к двери.

– Постой, – Юнги сам не понимает, что движет им в этот момент, но омегу хочется остановить. Он подбегает к парню и останавливается напротив.

– Прости, я не должен был. И если тебе станет легче – у меня тоже нет денег, то есть они есть, но они не мои.

– Только жалость свою оставь при себе, пожалуйста, – язвит Хоуп.

– Это не жалость, пошли к кассе, я покажу тебе один трюк, – заговорщически улыбается Мин.

– Ты что фокусник? – смеется Хоуп. Этот парень очень странный, но Хосоку нравится эта лучезарная, почти детская улыбка, обнажающая десна, и именно поэтому он идет вслед за Мином обратно к кассе.

– Один кусок вот этого тортика, – тыкает пальцем в стекло Юнги, указывая на торт, который хотел Хосок.

– Вы что дебилы? – вскипает кассир. – Я полчаса объяснял, что мы этот торт ради одного куска не порежем, так что пошли вон из кондитерской. Мало мне одного нищеброда было с утра, так теперь у него и группа поддержки объявилась.

– Видите двух парней у входа, – Юнги указывает пальцем в сторону двери. – Они у вас просить тортик не будут, они просто разобьют стекло и возьмут его.

– Отлично, – кассир тянется к телефону. – Пусть с вами полиция разбирается.

– Я бы вам не советовал этого делать, – спокойно говорит Мин и достает мобильный. Хосок все время молча наблюдает за сценой и все пытается понять, что собирается сделать омега.

– И что мне помешает? – кассир набирает три цифры на телефоне и с усмешкой смотрит на омегу, который набрав чей-то номер тоже ждет ответа.

– Привет.

– Привет, – Чонгук сидит на совещании и слушает доклад одного из своих работников. Он сильно удивлен, видя на экране номер, который был куплен для Юнги. Омега ему до этого момента ни разу не звонил.

– Это может и странно, но у меня проблема.

– В чем дело? – Чонгук напрягается, приказывает всем умолкнуть и вслушивается.

– Мне тортик не хотят продать, но он очень важен, жизненно необходим, я тебе вечером объясню, просто скажи продавцу, что тортик очень важен.

– Где мои парни? – Чонгук еле сдерживается, чтобы не рассмеяться.

– Здесь, но продавец говорит, что ему на них плевать.

– Лисенок, ты меня от совещания отрываешь, я куплю тебе все тортики мира, иди в другую кондитерскую.

– Это важно!

– Хорошо, дай трубку Су.

Юнги подзывает одного из громил, который взяв телефон, молча слушает босса и, сбросив звонок, возвращает его омеге. Потом Су аккуратно отодвигает от витрины Юнги, то же самое он делает с Хосоком, который разинув рот следит за его действиями и, взяв первый попавшийся стул, швыряет его в полки с сиропами и бутылками позади кассира. Полки с грохотом слетают на пол и бутылки разбиваются на сотни осколков. Кассир судорожно диктует адрес своей кондитерской полиции и грозится посадить парней на электрический стул. Тем временем Су обходит витрину и, отодвинув стекло, спрашивает у Юнги, какой торт. Мин показывает ему пальчиком торт, Су забрав его идет на выход в компании двух омег, оставив все еще кричащего кассира внутри.

– Все равно пришлось забрать целый торт, – смеется Хосок.

– Поэтому предлагаю поделиться, пойдем в кофейню через дорогу, возьмем у них кофе и съедим его, – объявляет Юнги.

– Хорошо, – смеется Хосок, – вот только один кусок я заберу папе, я его для него и покупал.

– Давай и папу позовем, – восторженно объявляет Мин.

– Он не сможет, – грустнеет Хоуп. – Он болеет.

– Ну, отвезем тогда ему, – не сдается Юнги.

– Ты опасный человек, ходишь с громилами, черт знает с кем связан, и мне немного страшно, – смеется Хоуп. – Но ты достал папин любимый тортик и за бесплатно, так что я приглашаю тебя на чай. И меня Хосок зовут.

– А я Юнги, с удовольствием выпью с тобой чай, – улыбается Мин и следует за новым знакомым.

***

– Чимчим, – Чонгук срывается к двери, в которую только что вошел омега. У Чимина зареванное лицо, опухшие глаза и дрожащие губы. Омега в руки не дается, делает шаг назад, не позволяя брату обнять себя и смотрит так, что у Чонгука сердце капроновыми нитями перетягивается, еще немного, и они вопьются в плоть.

– Не плачь, пожалуйста, – слова Чонгука словно невидимая рука, которая по новой открывает все краны, и омега заливается слезами. Альфе тяжело смотреть на него, Чонгук бы вызвал врача, если бы знал, как от этого лечить, заплатил бы любые деньги, лишь бы Чимин не плакал, но даже его власть и возможности склеить обратно вдребезги разбитое сердце омеги, не в состоянии. Боль в глазах Чимина разливается за края радужки, затапливает все вокруг, но сколько бы он ни плакал, ее не выплакать, и новое сердце не отрастить.

– Убей его, Чонгук-и, умоляю убей его, – всхлипывает омега. – Он лгал мне, он меня никогда не любил.

– Тише, – Чонгук все-таки ловит Чимина и притягивает к себе. Чувствует, как намокает рубашка от слез и сильнее прижимает.

Чонгук ждал этого, знал, что именно так все и будет, но вся его подготовка летит к чертям, стоит увидеть плачущего брата. Чимин впервые сталкивается с тем, что контролировать не может, с тем, что даже брат не в силах решить, и омеге теперь с этим справляться самому, учиться зализывать раны и начать жить заново. Вот только Чимин не Юнги, он не такой сильный, он не сможет восстать из пепла и снова возродиться – Чонгук дергается от странной мысли, отгоняет прочь образ лисы и утирает слезы с щеки брата. Техен умрет самой ужасной смертью, Чонгук постарается.

– Убью, – альфа поглаживает парня по голове. – Обещаю.

Комментарий к Ты не можешь вечно бежать

Кому то может показаться, что события медленно развиваются, кто-то может скажет, что нет крови, нет боли, нет слез, что же вдруг произошло с ЮнГуками? Как можно прощать все издевательства? Никто ничего не простил и не простит. Юнги пора отбросить свою гордость и начать выживать. А всему остальному свое время, все будет, попозже. Спасибо, что ждали.

========== Мне тебя нельзя, но я хочу ==========

Комментарий к Мне тебя нельзя, но я хочу

Music: Thirty Seconds To Mars – Bright Lights

https://www.youtube.com/watch?v=4S0lCMB7iqg

***

– Я ненавижу, когда разговор начинается так, ненавижу слышать это пресловутое «нам надо поговорить», нам не надо говорить, – Чимин взбирается на колени сидящего на диване Техена и зарывается ладонью в его волосы. – Можно ведь куда лучше проводить время, чем тратить его на разговоры? – шепчет омега ему в ухо.

– Чимин, – Ким стаскивает его с колен и встает на ноги. – Я серьезно, нам нужно поговорить о нас.

Чимин мрачнеет, с трудом глотает подкативший к горлу ком и остается сидеть на диване. Что бы ни последовало после этих слов – Чимину будет больно. Омега в этом уверен. Он уже видит, как каждое следующее слово Техена вспарывает его кожу, оставляет уродливые нарывы с неровными краями, и Чимину с этим жить.

– Так больше не может продолжаться. Я слишком уважаю тебя и себя, чтобы лгать. Ты потрясающий омега, ты красивый, умный, и с тобой дико интересно, но я не могу дать тебе все то, чего ты заслуживаешь, не могу стать тем, кем бы ты хотел меня видеть.

– Техен… – Чимин дергается вперед, чтобы встать, но передумав, снова откидывается на диван. – Не говори так. Ты сам не веришь в то, что говоришь.

– К сожалению, это то, о чем я думаю. Повторяю, дело не в тебе – ты идеальный, любой альфа бы был счастлив встречаться с таким, как ты, но я… – Техен расслабляет галстук и начинает нервно ходить по квартире. – Я так не могу. Я изменял тебе, я лгал, но больше не буду. Умоляю, – Ким подходит к дивану и опускается на колени перед омегой, – пожалуйста, пойми меня. Эти отношения идут в никуда. Я все последние дни думаю о нас и понимаю, что так больше нельзя. Я не люблю тебя.

Техен еще что-то говорит, поглаживает коленки омеги, кажется, извиняется, просит прощения, но Чимин не слышит. Он запирается в вакууме, отказывается принимать дополнительную информацию – ему бы с предыдущей справиться.

Чимин смотрит на Техена и видит, как его образ мутнеет от застилающих глаза слез. Больно. Техеново «я не люблю тебя» выжигается на сердце клеймом, смешивается с кровью, отравляя ее и окрашивая в черный. У Чимина внутри кромешная тьма, вонь разлагающейся плоти и сплошная безнадежность. Техеново «я не люблю тебя» больнее всего, что было до этого и еще может быть. Эти четыре слова отключают солнце Чимина и погружают его во мрак. Хочется выть раненным зверем, ползать у ног альфы и просить помиловать. Но Техен уже сказал, что сказал, а Чимин услышал. Как бы сейчас омега ни торговался с высшими силами – время вспять не повернуть, приговор не отменить. Чимину даже дышать больно, каждый вдох – раскаленный воздух выжигающий легкие, каждый выдох – надежда, что он последний. А Техен молчит, сидит у ног омеги, смотрит своими шоколадными глазами полными сожаления и молчит, убивает своим молчанием, живьем хоронит и цементирует сверху, чтоб уж наверняка. Чимин пытается сказать что-то, что он не знает, может, хоть рассмеяться, может перевести в шутку, может хотя бы попробовать. Но Техен непоколебим. Шепчет «прости» и встает на ноги, говорит что-то про шофера, машину, идет за пиджаком. Чимин не видит, не слышит, он просто идет на выход, молча спускается вниз и садится в машину. Стоит дверце захлопнуться, как омега приказывает ехать к Чонгуку и дает волю слезам. Чимин искренне не понимает, как можно его не любить. Чимин идеальный, а Техен слепой. Омега отдал ему всего себя, а главное, свое сердце, души в нем не чаял, а Техен это сердце в клочья разорвал и истоптал. Чимин этого так не оставит. Техен не будет счастлив, он не будет гулять по этому городу и наслаждаться жизнью, Чимин заставит его глотать свою же кровь, и Техен пожалеет. Пожалеет, что не оценил, не принял, не полюбил. Ким Техену недолго осталось жить, благо омега знает, кого попросить о таком одолжении.

***

– Я не могу остановиться, мне надо перестать приходить к тебе, или я буду толстым, – улыбается Джин и отправляет в рот закуску со сливочным сыром и вялеными томатами.

– Толстым и счастливым, – смеется Намджун. – Я могу часами смотреть на то, как ты ешь.

Намджун счастлив, что Джин принял его предложение и приехал поужинать. Раз уж Джина можно соблазнить только едой, то альфа готов нанять лучших поваров страны, лишь бы омега приходил.

– Они что-то замышляют, – с полным ртом заявляет омега и тянется к бокалу с сангрией. – Совет обеспокоен теперь не только вторым Домом, два последних Дома стали чаще контактировать, и у нас есть кое-какие сведения. Хотя уверен, ты знаешь больше, чем мы.

– Знаю, – Намджун откладывает салфетку и откидывается на спинку стула. – Я не вмешиваюсь, пока. Постою в стороне, понаблюдаю. Они перебьют друг друга – это однозначно, и чем дальше я буду стоять, тем меньше шансов испачкаться их кровью.

– Мы знаем твой план и знаем, что ты не будешь вмешиваться. Но не для протокола – ты не займешь ничью сторону?

– Зачем мне это? – усмехается Ким. – Будут уживаться – пусть живут, не будут – пусть убьют друг друга, и я останусь единственным Домом страны. По-моему, у меня идеальный план.

– Ага, идеальный, такой же, как и это нежное, сочное мясо, – Джин отрезает кусочек и незамедлительно отправляет в рот.

– Не будем о работе, да и ты наверное устал от всего этого.

– Надо мне прекращать есть, а то я спать не смогу, – Джин откладывает вилку и встает на ноги. – Спасибо за прекрасный ужин, а теперь я пойду спать.

Намджун поднимается следом и провожает омегу до спальни.

Это уже третий ужин в особняке Намджуна, и альфа каждый раз с нетерпением ждет вечеров, когда Джин настолько близко. Пожелав омеге спокойной ночи, Ким идет сразу к себе, надеясь поскорее уснуть и не бодрствовать очередную ночь с мыслями, что за стеной спит тот, кто должен бы сейчас лежать в его объятиях.

Джин же напротив, не ложится, выходит на балкон и, облокотившись на перила, любуется звездным небом. У Намджуна хорошо, настолько, что это даже пугает. Даже в родительском доме Джин не чувствует всего этого умиротворения и покоя, которые испытывает в особняке альфы. Он буквально захлебывается наполнившими его приятными чувствами и с трудом затыкает внутри омегу, скулящего по своему альфе. Джин идет в душ, решив сразу же лечь и уснуть, лишь бы хоть на время успокоить рой мыслей в голове. Душ наоборот отгоняет сон напрочь, и омега почти час сидит в пижаме посередине постели, понимая, что ему не уснуть. Он сползает с кровати и, приоткрыв дверь, выходит в коридор – в доме стоит абсолютная тишина, видимо Джин единственный, кто не может уснуть. Он на цыпочках подходит к двери Намджуна и прислушивается – снова тишина. Омега всю жизнь боролся с соблазнами, но с Намджуном бороться не получается. С ним он много ест, хотя вечно на диете, много мечтает, хотя всю жизнь запрещал себе это, а теперь у него самый главный соблазн и очередная проигранная битва – это сам Намджун. Джин осторожно приоткрывает дверь, сперва обещая себе, что просто глянет на спящего альфу. Намджун лежит на спине, и по его размеренному дыханью омега понимает, что тот спит. Джин подходит ближе, пытается взять под контроль затапливающую внутренности нежность к безмятежно спящему парню и, не устояв, нагибается к его лицу, чтобы вдохнуть его запах, легонько коснуться губами скул, хоть на секунду быть ближе. Но Джин не успевает, потому что в следующую секунду Ким резко переворачивается и подминает омегу под себя.

– Я слишком долго ждал, – шепчет Намджун и впивается в губы не успевшего прийти в себя парня. Джин отвечает сразу же – позволяет альфе втянуть себя в поцелуй, послушно поднимает руки, лишаясь футболки, и сильнее прижимается.

Намджун уже час, как пытается уснуть. Услышав, как открылась соседняя дверь, он даже решил пойти и проверить – может омеге что-то нужно, но хорошо, что он переждал. Притвориться спящим было совсем не сложно, главное, чтобы Джин подошел ближе, и он подошел. Теперь альфа его не отпустит. Он целует рьяно и горячо, словно боится, что омега передумает, боится не успеть, шарит руками по настолько желанному телу и, стащив с него ненужную одежду, покрывает поцелуями ключицы, грудь, выцеловывает живот, кусает тазобедренную косточку, пытается ухватить везде. Ким спускается вниз и, несмотря на слабый протест омеги, покрывает поцелуями внутреннюю сторону бедра.

Джин в его руках млеет, постанывает, мечется по постели, не переставая шепчет «Намджун», и просит, умоляет его. С Намджуном потрясающе хорошо. Каждый толчок – это искры перед глазами, каждый поцелуй – умопомешательство, его руки на теле омеги – это безумие, кожа под ними расцветает, покрывается синяками, метками, царапинами, и все они до единой прекрасны. Джин бы провел в его объятиях вечность, тонул бы в нем раз за разом без шанса выплыть, потому что не хочется, потому что вот так именно хорошо. Лучше не будет. Джин выгибается до хруста в шейных позвонках, сильнее прижимает к себе альфу обвитыми вокруг его торса ногами и заставляет толкаться глубже. Омега бьется в сладкой агонии, стоит Киму закинуть его ноги на плечи и перейти на резкие толчки. От такого Джина у Намджуна крышу сносит на раз, хочется продлить эту сладкую пытку, чтобы никогда не заканчивалась, чтобы Ким всегда мог отпить из этого источника, пусть он и не насытится никогда. Намджун толкается еще пару раз, зажимает парня в крепких объятиях и кончает одновременно с ним.

Джин зарывается в волосы альфы, который, положив голову на его грудь, пытается отдышаться, перебирает пряди и позволяет себе сладко дремать. Провалиться в сон не дает вспыхнувшая молнией в голове мысль:

– Черт, мы не предохранялись! Я был не готов! – омега было подскакивает с постели, но в следующую секунду снова лежит, прижатый к белоснежным простыням сильными руками.

– Подумаешь, – альфа целует его в шею. – Я хочу от тебя детей, – спускается вниз и прикусывает ключицу. – Желательно не одного, много детишек, чтобы были такими же сильными, как я, и такими же красивыми, как ты.

– Ким Намджун! – возмущается Джин. – Это не шутки! Нам нельзя, – уже понуро добавляет он.

– Почему нельзя? Ты омега, я альфа. Мы занимаемся любовью, и это нормально, что у нас может быть ребенок, просто распишемся до родов, хочу дать ему фамилию, пусть она у нас и идентична.

– Не шути так, – грустно произносит Джин, смотря в любимые глаза.

– Я не шучу, – Ким легонько касается его губ своими. – Я и вправду хочу от тебя детей и хочу, чтобы ты был моим и только моим. Я говорил, что умею ждать, и я подожду.

– Ты меня не отпустишь? – Джин пытается выползти из-под альфы, но у него это не получается.

– Ни в коем случае, ты спишь со мной до рассвета.

– Тогда будь добр и достань презервативы, иначе мы будем именно что спать.

– Хорошо, – обреченно говорит альфа и тянется к тумбочке у кровати. – Все, что вам угодно, принцесса, – смеется Ким и получает кулаком в плечо и обиженную моську впридачу.

***

Ночь. Клуб Джунсу. «Идеальное» завершение ужасного дня. Техен сидит за рулем вишневого BMW X6 и одну за другой скуривает сигареты. Курить и не хочется, во рту и так мерзкое и горькое ощущение, и никотин тут ни при чём. Горечь идет откуда-то изнутри, поднимается к горлу и обжигает. Техен раз за разом прокручивает в голове последний разговор с Чимином, вспоминает его глаза, полные невыплаканных слез, и ни на секунду не перестает чувствовать себя подонком. Почему он, выйдя из офиса, приехал именно сюда – альфа не знает. Он выключил машину еще полчаса назад, но так из нее и не вышел. Он не взял даже охрану. Он вообще не понимает, что творит. Словно какая-то невидимая сила вселилась в его навигатор и задала этот маршрут. Кто его здесь ждет, зачем он приехал, на что рассчитывает – ни на один из этих вопросов Ким ответить не может и достает очередную сигарету. Поднести ее к губам и зажечь он не успевает.

Из клуба выходит хорошо знакомый Техену омега, и в обнимку с каким-то альфой, идет в сторону парковки, прямо к BMW. Альфа что-то нашептывает пареньку и нагло лапает худое тело. Хоуп периодически отстраняется, ни на секунду не снимает с лица приторную улыбку, в которой от улыбки-то ничего и нет. Техен не знает, что в этом омеге такого, что вот уже третий вечер он едет сюда из-за него.

Этот парень – язва, от таких бы следовало держаться подальше, но Ким все подбирается ближе, все больше поддается этому зарытому во дворе клуба магниту, что тянет. Техен изучает сквозь тонированное стекло бледное лицо, покрытое толстым слоем макияжа, ноги, затянутые в узкие кожаные брюки, и эти тонкие руки, которые омега периодически выставляет вперед, как барьер, но альфа то ли выпил много, то ли просто опьянен желанием – этого будто не замечает. Омега вроде и предлагает себя, и в то же время дергается назад, каждое его движение сплошные противоречия, он как загадка, и Техену очень хочется ее разгадать.

Они останавливаются в паре метров от BMW и начинают о чем-то спорить. Киму приходится спустить стекло, чтобы расслышать, но все равно уловить диалог не получается. Только отдельные фразы.

– Мы так не договаривались, – омега делает шаг назад.

– Не ломайся, куколка, я щедрый клиент, меня одним отсосом не удовлетворить.

– Поздравляю, секс-машина, иди обратно в клуб и сними другого, – Хоуп демонстративно отворачивается и идет в сторону черного входа, но альфа его догоняет и, развернув к себе, тащит на парковку к своей машине.

Техен тянется к ручке, понимая, что у омеги проблемы, и пусть здравый смысл настаивает не вмешиваться, Ким все равно выходит из машины, но опаздывает. Что бы ни произошло за эти несколько секунд, и что бы омега ни сделал, альфа бьет его по лицу и замахивается для второго удара. В этот раз Техен успевает, он подлетает к парням и, схватив альфу за выкинутую вперед руку, резко ее выворачивает. Хосок слышит, как трескается и ломается кость, а потом все вокруг оглушает истошный вопль мужчины.

– Давай, помаши кулаками, прости, кулаком, теперь со мной, – шипит Ким и бьет коленом в пах. Мужчина сгибается пополам и, держась за неестественно вывернутую руку, осыпает Техена проклятиями.

На крики прибегает охрана клуба, но заметив Кима, сразу же обратно возвращается в клуб.

Техен не останавливается – бьет по лицу. Хосоку приходится забыть о кровоточащих губах и, подбежав к альфе, попробовать оттащить его от несчастного.

– Ты его убьешь, – кричит омега и, обхватив альфу поперек талии, тащит в сторону, но Ким не поддается, отталкивает от себя омегу и снова бьет уже ногой отползающего альфу.

– Он тебя ударил, – четко, делая паузу после каждого слова, выговаривает Ким. – Этот сукин сын тебя ударил по лицу, я ему его сломаю.

Хосоку от такого Техена страшно – у него в глазах тьма сгущается, а от голоса у омеги кожа по швам расходится. Хоуп должен остановить альфу, пока он не убил мужчину, а этот точно убьет.

– Ты и так сломал ему руку, пожалуйста, остановись, – молит Хосок и хватает Кима за локоть, но тот отмахивается.

Асфальт уже забрызган кровью, но Техен будто озверел, будто он не видит ничего, кроме цели, его не останавливает даже то, что мужчина больше не сопротивляется. Хоуп мечется между мужчинами, отчаянно придумывает, как прекратить этот кровавый ад и решается на последнее. Омега подбегает к Киму и, что есть силы, прижимается к нему, сцепляет в замок позади альфы свои руки, не давая тому шанса отцепить его от себя. Техен и не пытается.

Омега обнимает Кима и кладет голову на его грудь.

– Не надо, больше не надо, он уже пожалел, – нашептывает Хоуп и, положив голову на грудь Кима, слушает, как успокаивается колотящееся в груди сердце. Он проводит пальцами по груди затянутой рубашкой, поглаживает, продолжает шептать успокаивающие слова.

– Посмотри на меня, ну же, – шепчет Хоуп и смотрит в глаза альфе. Техен больше не дергается. Обхватывает окровавленными руками лицо омеги и проводит большим пальцем по губе. – Спокойно, видишь, все хорошо. Все просто ахуенно, – улыбается Хоуп и сразу морщится от тянущей боли.

– У тебя и губы теперь вишневого цвета, и волосы у тебя такие, и пахнешь ты вишней, – говорит Ким. – Я очень люблю вишню, особенно кислую, ненавижу сладкую, но, блять, ты такой же кислый.

– Буду кем хочешь, только больше не слетай с катушек, не бей его. Ты напугал меня, ты чуть его не убил, – Хосок отстраняется от альфы, вызвав у него вздох разочарования. – Что с тобой было?

– Не знаю, – Техену вдруг резко одиноко и пусто, хочется попросить омегу вернуться, снова положить голову на грудь, но Ким не привык просить. – Так раньше не было, но я хотел его убить. Очень. Ты мне не позволил.

– Убить из-за удара, – смеется Хоуп.

– Убить из-за того, кого он ударил.

– О… – омега осекается. – Ну, тогда тебе бы пришлось перебить большую часть альф этого района, – горько улыбается Хоуп.

– Мне слышать это… – «больно», вертится на языке, но ведь альфам слово больно не пристало. – Пойдем, я отвезу тебя домой, – Ким идет к BMW и замирает на полпути, заметив, что омега за ним не следует.

– Пошли, – повторяет альфа.

Между ними ровно пять шагов. На парковке темно, тусклый свет от фонаря придает улице зловещие очертания, все здесь пропитано сексом, алкоголем и наркотиками, людским развратом и кровью. Даже Техен. А Хоуп нет. Он топчется под фонарем, утирает рукавом губы и смотрит на альфу. Смотрит так, что Техен не знает, что ему делать. Он в тупике. Этот мальчишка зеленый совсем, в нем боли, наверное, на океан, она даже за берег выйдет, не поместится, но взгляд колючий, кожа покрыта шипами, не подходи – уколешься. Он весь покрыт этой броней, он ее не снимает и не прячет, всегда под ней, а сейчас беззащитный совсем, потерянный, напуганный, и даже глаза поменялись. Продолжает смотреть, словно в душу, словно сам задает вопросы, а ответы ищет на дне зрачков Техена. Видимо, не находит, потому что говорит: