Текст книги "Ultraviolence (СИ)"
Автор книги: StrangerThings7
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
***
Всю ночь Чимин проводит в раздумьях. Юнги надо не просто убрать, его надо стереть из жизни Чонгука так, чтобы альфа ни в коем случае не заподозрил в этом всем брата. Такого Чонгук не простит. Бессонная ночь приносит свои плоды. Чимин делает пару звонков и едет на встречу с тем, кто продаст ему то, что раз и навсегда сотрет Юнги из жизни Чонгука.
Чимин слишком хорошо знает своего брата, намного лучше, чем даже тот сам думает. И знает, чего именно Чонгук не простит никогда. Получив свой заказ на руки, омега звонит хорошему знакомому, не раз оказывавшему ему услуги, и, передав ему пакетик, проводит инструктаж. Альфа, который ради денег готов продать своего отца, сразу выезжает в одну из лучших кальянных города и долго разговаривает с одним из официантов у черного входа. Скоро в кармане официанта оказывается не только пакетик с порошком, но и пара крупных купюр.
Чимин тем временем сидит в салоне и, пока ему подкрашивают корни, скидывает Юнги смс с просьбой подождать его после работы в такой-то кальянной, чтобы обсудить последние детали день рождения Чонгука.
***
Юнги нехотя встает из-за стола, разминает спину и, поняв, что Чонгук, кажется, так и не придет, идет на выход. Мин бы предпочел сейчас полежать в постели, а не слушать разглагольствования Чимина про вечеринку, но выбора нет.
Столик, который заказал Чимин, находится не в отдельном кабинетике, а прямо по центру. Мин опускается на кресло, заказывает безалкогольный мохито и набирает Чимина. Юнги сам опоздал, а друга до сих пор нет. Чимин дает отбой, но следом кидает смску, что его задержали в салоне, но он скоро будет. Мин обреченно выдыхает и тянется к бокалу. Это последнее, что из кальянной помнит Юнги.
***
– Ты самоубийца? – Чимин бегает вокруг кровати только что пришедшего в себя Мина. – Ты совсем страх потерял? Как же хорошо, что я успел! Как же я вовремя-то! – без умолку тараторит омега и передает все еще ничего не понимающему Юнги стакан с водой.
– Что случилось? – Юнги присаживается на постели и сильно трет виски, будто это поможет ему хоть что-то вспомнить. – Я ждал тебя в кальянной, так почему я сейчас дома?
– Когда я приехал – я нашел тебя в уборной! С другим альфой, на коленях! Это был какой-то ад! Я еле успокоил администрацию, это же приличное место! А ты прилюдно вешался на шею альф, а потом и вовсе закрылся с одним из них в кабинке туалета!
– Что за бред ты несешь? – Юнги сползает с постели и сразу же хватается за раскалывающуюся голову. – Ничего такого не было!
– Хотя бы сейчас не отпирайся. Перестань притворяться, что не помнишь. Ты даже не был пьян! – Чимин зарывается руками в волосы и нервно ходит по комнате. – Мне надо выжечь глаза кислотой, чтобы забыть ту картину в туалете. Я молил всех богов, чтобы никто этого не видел, чтобы не доложили моему брату. Как ты мог так поступить? Юнги, у меня просто слов нет!
– Этого не может быть… – Мин, как пазл, пытается собрать картинку воедино, но выходит с трудом. – Я ничего не помню. Я сидел в кресле, ждал тебя, пил мохито… точно, я пил мохито! Мне что-то подсыпали! Я не помню, как мы домой приехали, я ничего не помню, – Юнги превозмогая головную боль, срывается к шкафу.
– Что ты делаешь?
– Я поеду в кальянную, я узнаю, что за хуйню мне подали, я расскажу все Чонгуку.
– Не говори глупости! – Чимин подлетает к парню в вжимает его в стену. – У него завтра день рождения! Хочешь испортить праздник? Или хочешь, чтобы он потопил в крови кальянную только потому, что тебе приспичило блядствовать!
– Я не блядствовал! Меня подставили! Я бы никогда не изменил Чонгуку.
– Надо для начала успокоиться, – Чимин снова начинает нарезать круги по спальне. – Ты был без шофера, без охраны, отказался от их услуг, покинул здание в свое рабочее время, и пусть это я тебя позвал на обед. Мы так Чонгуку ничего не докажем! Ты же знаешь, что я на твоей стороне, я постараюсь решить этот вопрос, мы всё замнем. Мы всё узнаем, сдадим на анализы твою кровь и, если окажется, что тебе и вправду что-то подсыпали, то мы с результатами на руках, пойдем требовать правосудие. Так что пошли в больницу, – Чимин тянется к брошенной на кресло куртке.
– Нет… – выпаливает Юнги. – То есть пойдем, но потом, не сейчас, – Мин сразу тушуется и опускается на постель. Кровь на анализы сдавать нельзя. Ни в коем случае, не сейчас. Юнги не видит, как коварная улыбка трогает губы Чимина.
– Я просто не понимаю, что происходит, как так получилось, – треснуто говорит Мин и, сгорбившись, продолжает сидеть на кровати.
– Знаю, – сразу меняет тон Чимин, подходит к парню и притягивает его к себе. – Обещаю, я выясню, что там случилось, и пусть я всё и так видел своими глазами, но я готов верить в твою версию, потому что не хочу, чтобы ты пострадал. Мы накажем виновных, а пока приведи себя в порядок. Мой брат в кабинете, нельзя, чтобы он что-то почувствовал. От тебя несет тем альфой за километр. Иди в душ.
Стоит Мину скрыться в ванной, как адская улыбка расползается на лицу Чимина, он набирает номер и приказывает подготовить улики.
«Ты попал, солнце. Не видать тебе нашей фамилии.»
***
– Черт! Я проспал! – Хосок пытается выбраться из объятий прижавшего его к себе Техена.
– Еще немного, ну пожалуйста, – сонно бурчит альфа и сильнее прижимает к себе омегу.
– У меня папа голодный! – восклицает Хоуп и, наконец-то, вырвавшись, сползает с постели в поисках одежды.
– Хорошо-хорошо, – Ким присаживается на постели и следит за носящимся, как угорелый, по комнате омегой.
– Я тебя отвезу.
– Нет времени ждать, пока ваше величество закончит свои утренние процедуры, – Хоуп натягивает шорты и футболку и бежит в гостиную.
– Да, блин, стой ты, – Техен срывается за ним, но омеги и след простыл.
Альфа набирает шофера и приказывает перехватить внизу Хосока и отвезти домой, валится на постель и лежит, дыша вишневым запахом, сохранившимся на простынях. Эту ночь Техен запомнит надолго. А еще, он постарается, чтобы таких ночей у него было много. Хосок удивляет. А Техен любит удивляться.
Выспавшись после бессонных суток, Ким обедает и первым делом едет к Хоупу. Этот омега засел глубоко внутри, и с каждой новой встречей он все больше обживается. Ким видел его пару часов назад, но уже скучает по заливистому смеху, по этим глазам, которые могут смотреть прямо в душу, именно под их взглядом у Техена внутри тает айсберг и рождаются те самые неизвестные доселе чувства, когда хочется защитить, хочется подарить все самое лучшее, хочется делать приятное только, чтобы лишний раз впитать эту улыбку. Техен не знает, что между ними происходит, но знает, что он хочет этого омегу рядом. Хосок сказал вчера, что влюблен, Техен может сказать ему это сотню раз подряд. Потому что Техен влюбился еще тогда, когда подвозил его после стычки у клуба. И эта мысль пугает ровно настолько, насколько и окрыляет.
Техен делает пару звонков по дороге и, припарковав машину уже у хорошо знакомого подъезда, идет внутрь.
– Нельзя так много смотреть телевизор, вот поэтому и голова болит. Пульт верну через час, пока полежи отдохни, – отвечает Хоуп на возмущения папы и идет к двери. – Какого…
– И тебе привет, – Техен нагибается, чтобы поцеловать омегу, но тот уворачивается и идет на кухню. Альфа следует за ним.
– Я очень занят, – омега достает из холодильника помидоры и ошпаривает их кипятком.
– Я вообще не к тебе. Я говорил с одной клиникой, к ним приехал новый врач, он готов заняться твоим папой.
Хосок с громким стуком опускает миску с томатами в раковину и поворачивается к альфе:
– Зачем?
– Не понял вопроса.
– Зачем ты это делаешь? Потому что мы переспали? Чувствуешь себя обязанным? – омега подходит ближе. – По-твоему, за все надо платить? И даже за чувства?
– Ты не так понял.
– Все я так понял. Уходи. Мне не нужна твоя благотворительность, да, я влюблен в тебя, да мы переспали, но я сам на это все пошел, я сам так хотел. Это был мой выбор, а ты уходи, – Хоуп обходит альфу, но тот, схватив его поперек, вжимает в холодильник.
– Никуда я не пойду. Я все это делаю не для того, чтобы вернуть так называемый долг, и я сам всего этого хотел тоже! Я вообще тебе ничего не делаю, ты можешь хоть на потолок залезть, но я делаю это для твоего папы. Прости, но я уже вызвал бригаду, и они сейчас поднимутся и заберут его. Они сделают все возможное и невозможное, чтобы вылечить его, а ты можешь продолжать стоять тут и обвинять меня во всех смертных грехах, хотя я надеюсь, ты не настолько эгоист, что ради своих долбанных принципов не дашь папе встать на ноги.
Техен отпускает вмиг поникшего омегу и тянется к карману за мобильным. Хоуп больше взгляда не поднимает, он молча собирает папины вещи первой необходимости и так же молча следует в машину скорой помощи.
Папу Хосока укладывают в больницу под наблюдение. Хоуп бы никогда в эту клинику сам не пришел, она самая лучшая и самая дорогая в стране. Но как бы Хосок ни злился и ни хорохорился, в глубине души он сильно надеется, что эти врачи папе помогут. Пробыв с ним до своей смены, омега уходит в кофейню, по дороге к которой всё рассказывает Юнги. Мин искренне радуется и успокаивает Хосока. А еще Юнги говорит, что Техен – отличный альфа, и Хоупу надо бы убрать коготочки. Хосок на последних словах не зацикливается.
После смены в кофейне Хоуп на еле держащих его ногах, идет домой переодеться. Как назло, кофейня кипела клиентами, ночь была бессонной, и все те часы, проведенные в клинике, дали о себе знать. Хоуп буквально валится с ног и, купив в магазине банку энергетика, опустошает ее залпом. Прямо перед подъездом стоит абсолютно не подходящий пейзажу этого района и режущий глаза бентли. Хосок тяжело вздыхает и подходит к машине. Техен, заметив в зеркале омегу, выходит из автомобиля.
– Что на этот раз? – устало спрашивает Хоуп. – Сделаешь мне ремонт или оденешь в гуччи? Давай быстрее, у меня смена в клубе скоро.
– Я подумал, что ты устал и голоден, привез тебе поесть.
Хосок не ел ничего с завтрака, собирался перекусить в кофейне, но из-за большого наплыва клиентов, не успел. А потом уже кушать не хотелось, пока Техен ему не напомнил о еде.
– Очень мило, но времени нет, я поем после смены.
Хоуп поворачивается и скрывается в подъезде. Приняв душ и переодевшись в свой наряд для клуба, омега идет на кухню, где застает курящего у окна Техена. Стол завален не распакованной едой из лучшего китайского ресторана.
– Мне теперь лишние траты – ключи менять, кончай приходить, как к себе домой, – возмущается Хоуп, но тянется к коробочке с лапшой.
Техен следит за тем, как омега жадно и прямо на ногах поедает лапшу, и хмурится. Его бесит, что он, обладая такими средствами и возможностями, теперь каждый раз боится предложить свою помощь, лишь бы не нервировать этого вечно недовольного омегу. Но позволить тому, кто ему нравится, жить в таких условиях еще хуже.
– Я сейчас буду говорить, а ты меня выслушаешь. Не перебивай. Пожалуйста.
Хосок только пожимает плечами и тянется ко второй коробочке с пельменями.
– Я не хочу, чтобы ты работал в клубе, потому что ревную. Даже взгляд, брошенный на тебя, меня доводит. Ты расхаживаешь там в этих блядских шортах и, пусть с притворной улыбкой. Ты мой, для меня, я не хочу делиться. Не потому что я богатый, и мне раз плюнуть, тебя обеспечивать так, что ты можешь до конца жизни о работе забыть. И не потому, что хочу тебя умаслить или купить, а чисто из-за ревности, пусть эгоистично, но честно. Я не хочу, чтобы ты жил в таком доме, потому что ты достоин лучшего, лучших условий, я не хочу, чтобы ты ел один раз в день, только когда есть время. И вообще, я хочу, чтобы ты ел лучшее, мой повар это и есть лучшее в этом городе. Позволь мне помочь не тебе, а себе. Потому что я это делаю для себя. Я не принижаю тебя, и как бы ты ни твердил – это не благотворительность – это просто забота о дорогом мне человеке. Пусти меня ближе. Я не буду обещать, что у нас все будет прекрасно, безоблачно, и даже в любви до гроба клясться не буду. Но позволь хотя бы попробовать. Прошу тебя.
Хосок слушает внимательно, даже есть перестает.
– Зачем тебе это? Ты красивый, богатый, у тебя огромная власть, да любой омега этого города ляжет под твои ноги, только помани. Зачем тебе я? С моими проблемами, с больным папой, с огромной ношей? Зачем?
– Мне не нужен любой омега, мне нужен ты. Я хочу быть именно с тобой. Ты думаешь, я не задавал себе эти вопросы? Миллион раз. Но это не контролируется. Я хочу только тебя. Я не знаю, как так вышло, как так получилось вообще, но я не могу думать о ком-либо еще, кроме тебя. Утром, когда ты ушел, я понял, что не хочу так. Не хочу, чтобы ты уходил. Я должен сейчас сказать три слова, чтобы ты мне поверил, но я не скажу. Потому что пока даже себе я их не сказал. Но одно точно – ты мне нужен и очень. Не ходи в клуб, позволь мне хотя бы немного тебе помочь. Ты с ног валишься, ел, я уверен, впервые за день, и ты столько лет тащишь на себе ношу, с которой бы и альфа вряд ли справился. Ты свое уже сделал и сполна, а теперь позволь мне. Прошу.
– Я привыкну, – горькая улыбка трогает губы омеги. – Привыкну, что ты рядом и поможешь, а потом, когда ты меня оставишь, мне будет сложно. Мне придется заново учиться выживать, а это сложно. Так уже было с моим папой, когда надо по кусочкам собирать себя и подниматься вновь. Я так не смогу – это ты думаешь, что я сильный, но нихуя.
– Я не знаю, что было с твоим папой, и мне жаль, но я тебя не оставлю. Единственная причина, по которой это может произойти – это если меня убьют, но даже в этом случае я постараюсь, и у тебя все равно всегда всё будет, и тебе не придется думать о том, как достать кусок хлеба.
– Я вправду устал. Очень сильно. Сегодня я не знаю, что тебе сказать, поговорим завтра. Мне надо поспать, – Хоуп идет в сторону спальни и замирает на пороге. – Ты можешь поспать со мной, если тебя удовлетворит моя старая полторушка, если нет, то закрой за собой дверь на ключ.
Уже сквозь сон Хоуп чувствует сильные руки, обвившие его торс, уже любимый запах, просачивающийся в поры, и улыбается.
========== Поверь мне ==========
Комментарий к Поверь мне
Music: the eupatoria report – tajin kyofusho
https://soundcloud.com/the-evpatoria-report/taijin-kyofusho
и да, беременность в этом омегаверсе длится шесть месяцев.
***
Двенадцать часов пролетают для Юнги незаметно, омега слишком погружен в свои мысли, чтобы следить за временем. Мин сто раз благодарит судьбу, что загруженный делами в порту Чонгук в квартире не появляется. В офис альфа забегает мимолетом и, зажав Юнги на пару секунд, где только успеет поймать, долго целует и сразу срывается на очередную встречу. Будь Чонгук рядом – сразу бы заметил состояние омеги. Юнги тенью слоняется по квартире, ему ребенка будто было мало, а теперь он вздрагивает от каждого шага или звонка, будучи уверенным, что то, что произошло в кальянной, всплыло. Через два часа начинается грандиозная вечеринка в честь дня рождения Чонгука, которую организовал Чимин. Последний врывается к Мину за час и, увидев сидящего на постели и абсолютно не готового к вечеринке омегу, срывается на крик:
– Ты с ума сошел? Я потратил на сборы шесть часов, а ты все еще сидишь в пижамных штанах! – Чимин и вправду выглядит потрясающе в бледно-голубых обтягивающих брюках и черной кружевной блузке. Иссиня черные волосы омеги аккуратно уложены, а макияж выгодно подчеркивает глаза и губы.
– Я плохо себя чувствую, – врет и не врет Юнги. Кажется, его плохое самочувствие длится уже несколько месяцев, и конца этому не будет. Юнги не хочет никаких вечеринок, особенно учитывая, что завтра его ждут белые стены ненавистной больницы. – Пожалуйста, празднуйте без меня.
– Ты совсем охренел? – сверкает глазами Чимин и подходит к парню. – Это день рождения твоего альфы, а твой альфа – не какой-то проходимец, а Чон Чонгук, тот самый, который, не обнаружив тебя в ресторане, прикажет тебя туда приволочь. Так что кончай ломаться, вставай, иди в душ, а я пороюсь в гардеробной, подберу тебе что-нибудь.
Юнги знает, что Чимин прав, поэтому больше не спорит, нехотя сползает с постели и скрывается в ванной. Мин просто подводит глаза и, надев на себя выбранную Чимином из его гардероба полупрозрачную белую блузку и темно-серые брюки, следует на выход.
День рождения Чонгук празднует в ресторан-клубе Sky, находящемся на последнем этаже одного из многочисленных небоскребов столицы. Юнги Чонгуку не звонил и не писал, никак о себе не напоминал, но сейчас, стоит ему пересечь порог клуба, он знает, что они встретятся. Мин уверен – он его взгляда не выдержит, осыпется на пол крошкой – ибо слишком тяжелый груз вины, слишком много недоговорок и тайн. Юнги сам себе поражается, что как он вот так спокойно носит это всё в себе, как до сих пор его не разорвало. Чимин пропадает сразу же, как только они входят в зал. Огромное помещение с окнами на всю стену кишит хорошо одетыми и роскошно выглядящими альфами и омегами, все сливки общества приехали поздравить главу второго Дома. Мину некомфортно, он не привык к такому сборищу народа, чувствует себя не в своей тарелке, ходит между столиками и отчаянно пытается зацепить взглядом хоть кого-то знакомого. Юнги будто никто не замечает: в принципе, среди стольких людей и при таком освещении – это нормально. Он продолжает слоняться тенью по залу, пока кто-то не тянет его за локоть.
– Пошли за мной, – говорит Риз и идет в сторону боковой двери. Юнги молча следует за альфой, который скрывается за большой стеклянной дверью. Парни проходят в небольшую комнату, которая по виду напоминает сигарный клуб. Чонгук с бокалом в руке стоит рядом с незнакомым Юнги альфой и о чем-то беседует. Стоит Чону заметить Мина, как он, похлопав собеседника по плечу, идет к омеге. Чонгук одет в сидящий на нем как влитой черный костюм и белоснежную рубашку, расстёгнутую на груди на пару пуговиц. Юнги с трудом успокаивает свое успевшее соскучиться по альфе нутро и натягивается сразу же, стоит Чону остановиться напротив.
– С днем рождения, – Юнги даже удается улыбнуться.
– Мой день рождения наступит в тот день, когда я добьюсь всего того, что запланировал, но спасибо, – усмехается Чонгук. – Что с тобой? Ты неважно выглядишь.
Будто Юнги и так не знает, что выглядит паршиво. Он даже консилер под глаза не нанес, всё осточертело настолько, что уже плевать, но от слов Чонгука немного обидно. Желание понравиться именно этому альфе даже Юнги ставит в тупик.
На самом деле Юнги прекрасно выглядит, как только он вошел в эту дверь, Чонгук перестал видеть кого-либо еще. Но на лице омеги отпечаток огромной усталости, словно он не спит несколько ночей и будто его что-то грызет.
– Ничего, – оживает Мин. – Всё хорошо.
Не хватало ещё чтобы Чонгук стал что-то подозревать, особенно учитывая, что завтра Юнги идет на аборт.
– Я скучал, – альфа притягивает омегу к себе и зарывается носом в его волосы. Не целует, не лапает, просто крепко прижимает к груди и, прикрыв глаза, поглаживает по спине. Юнги от такой странной ласки на ногах еле стоит. Не может унять дрожащие колени и предательские слезы наполнившие глаза, зарывается лицом в грудь альфы, цепляется пальцами за лацканы пиджака и замирает. Хочет, чтобы время остановилось, чтобы все замерло. Для Юнги все люди, шум, запахи – всё исчезает, на этом островке покоя остаются только двое. Будто это не тот альфа, который его мучил, будто не Юнги надо идти на аборт, будто это не его последние недели сжирает темнота. Всё как будто закончилось, отступило, стоило этим рукам обнять и прижать к себе. Наступил полный покой и умиротворение. Мин чуть ли не всхлипывает, с трудом удерживает разрывающие грудь эмоции и сильнее жмется.
– Ах, вы здесь, – голос Чимина насильно отрывает Юнги от прекрасного сна. Чонгук отпускает омегу и о чем-то разговаривает с братом. Юнги стоит рядом, но не слышит ничего, не реагирует на все внешние звуки, он все еще там, в руках Чонгука.
Чимин отходит, а Чонгук взяв омегу за руку, ведет его к дивану. По пути альфа грубо отшивает подошедших к нему работников, обещает Ризу выйти в зал минут через десять и садится на диванчик, утягивая за собой Мина. Усаживает омегу на колени и долго целует. Не голодным, жадным, сминающим поцелуем, а нежным и лёгким, и Юнги от этих поцелуев млеет.
Мин сам не хочет отпускать, он вообще хочет, чтобы Чонгук забил на вечеринку и увез его на квартиру, хочет лежать в его объятиях и упиваться его запахом. Юнги валит всё на разбушевавшиеся гормоны из-за беременности и продолжает горячо отвечать на поцелуи. Чонгук водит губами по шее, засасывает кожу под ухом, легонько кусает ключицы и снова возвращается к губам.
Чонгук дико скучал. Все эти дни альфа решал вопросы с поставками, проводил подготовку к нападению на Джунсу, пару раз появлялся в Совете, почти не спал, но каждую секунду, несмотря на все эти завалы, думал о Юнги. О его мягких губах, о лисьем прищуре, о том, как омега хмурится, когда ему что-то не нравится, Чонгук наизусть знает все морщинки на его лбу появляющиеся в тот момент, вкус его кожи, запах, его податливое тело, тонкие длинные пальцы. Боготворит каждый участок кожи, каждый сантиметр, отдельно поклоняется детской улыбке и грудному голосу. Чонгук безумно соскучился по всему этому и пытается восполнить отсутствие Мина в своей жизни такими хаотичными ласками. Он омегой одержим. Чонгук не хочет отпускать ни на секунду. Он обожает своего лисёнка, и пусть от этих эмоций и чувств накрывает похлеще цунами.
Надо идти к гостям – Чонгук поздоровается и снова утащит лису куда-нибудь, где можно будет целовать и не насыщаться. Альфа ведет Мина за собой, но Юнги отпускает руку у окон и остаётся любоваться ночным городом под ногами, пока Чонгук общается с гостями. Чимин постарался. Вечеринка отличная, фуршетные столы валятся от обилия изысканных закусок, а дорогой алкоголь льется рекой. Сам Чимин порхает между гостями, весело щебечет с знакомыми и с честью справляется с ролью хозяина вечеринки. Вот только Юнги прекрасно замечает бросаемые омегой совсем не невинные взгляды на Риза, видит, как альфа не реагирует или старается не реагировать. Юнги не понимает Чимина – он знает, что любовь, если это конечно любовь, не подконтрольна, но все равно Юнги сложно понять, чем руководствуется Чимин, зная отношение брата ко всему этому.
Юнги тянется к принесенному ему стакану апельсинового фреша, когда видит, как Риз уводит Чонгука в угол комнаты и что-то озабоченно ему говорит. Чонгук легонько кивает в ответ, а потом Риз передает ему небольшую коробочку, кажется подарок, потому что коробочка украшена красным бантиком.
– В письме написано лично в руки вам, поэтому я не вскрывал подарок. Я бы не обратил на коробочку внимание, если бы не приписка – Мин Юнги. Пришло в офис, сегодня днем через курьерскую службу, – Риз смотрит на Мина в противоположной стороне комнаты и Юнги понимает, что что бы ни обсуждали альфы – это касается именно его. Омега съёживается от последующего взгляда Чонгука и залпом выпивает свой сок.
Чон с коробочкой в руках скрывается в сигарном клубе, Риз следует за ним. Минут через десять Юнги вызывают туда же. Провожаемый озабоченным взглядом Чимина, омега следует за охраной своего альфы.
Коробочка разорвана и на столе, Чонгук уже без пиджака, стоит прислонившись к окну с руками в карманах и смотрит так, что Юнги теряется. Путается в этой вмиг размывшейся реальности, кожей чувствует, что в ней лучше раствориться, лучше закончить всё до… потому что на дне черных зрачков Чонгука четко отражается то самое «после». И даже воздух в комнате тяжелеет, пропитывается запахом страха, он забивается мерзкой слизью в легкие, и Юнги его не выплюнуть. Чонгук смотрит так, что омега прикрывать раны не успевает – одним взглядом вспарывает кожу, сдирает с него живьем, и Юнги пока не знает, как и где, но он однозначно проебался. Остались секунды, и наступит конец.
– Я получил самый главный подарок на свой день рождения, – Чонгук кивает на столик. – Мне он не понравился.
У Юнги дежавю. Он прекрасно узнает этот тон, и ничего хорошего он не сулит. От мороза в его голосе Мин коченеет, путается в собственных ногах, но подходит к столику. Он видит разбросанные по нему фотографии и сразу же прикрывает глаза. Лучше бы не видел, но уже поздно. Юнги на коленях перед каким-то альфой, которого видит впервые на фото, Юнги в кофейне с Техеном, фото сделано через улицу, но кто на нем – ясно, как день.
– Чонгук… – тишина разрушает, впившиеся в него глаза альфы добивают. – Я… мне что-то подсыпали.
– Банально, но я готов выслушать, – альфа отталкивается от окна и подходит к застывшему у столика омеге. – Расскажи мне, почему мой омега отсасывает другому альфе, и почему мой омега встречается за моей спиной с моим врагом.
– Я ждал там Чимина, – Юнги трудно говорить, он с трудом подбирает слова, не знает с чего начать. – А потом мне принесли мохито, больше я ничего не помню. Клянусь, я не знаю этого альфу.
– Меня не было пару дней, и что? Блядская кровь разыгралась? Решил на стороне себе ёбыря найти? – лучше бы у Юнги лопнули барабанные перепонки – слышать это невозможно. Он не выдерживает, не справляется.
– Чонгук, я бы никогда…
– То, что ты блядь, я уже понял, но Техен? Что, блять, ты делал с Техеном?
– Мы случайно столкнулись, мы говорили о Хосоке – это его омега. Позвони ему, спроси, умоляю.
– Ты ничего не попутал, малыш, не забыл с кем разговариваешь? – голосом альфы лёд бы крошить, хотя зачем. Чонгук сейчас этим голосом с Юнги плоть срывает – кусочек за кусочком – без анестезии.
Мин открывает и закрывает рот, отчаянно ловит воздух, не может сказать ни слова, да и стоит ли… Чонгук не верит.
– Чонгук, – Мин вздрагивает от голоса, влетевшего в комнату Чимина. – Там гости спрашивают… Что происходит? – омега подходит к столику и тянется к фотке с Техеном.
– Чимин, пожалуйста, расскажи ему, что было тогда в кальянной. Он не верит мне, – молит его Мин.
– Техен? – Чимин ошарашенно смотрит на фото и не реагирует, на дергающего его за руку Юнги. – С моим бывшим? Серьёзно? – омега зло отталкивает Мина и идет на выход.
– Пойдем, прокатимся, – Чонгук обходит Мина и тоже идет на выход.
– Пожалуйста, – Юнги с места не двигается. – Поверь мне.
Юнги летит в пропасть вниз головой, не за что ухватиться, зацепиться, он уже слышит звенящий в ушах ветер, видит поглощающую темноту, в которую несётся со скоростью двести восемьдесят километров в час, но не видит дна. Построить бы вокруг себя стены со звукоизоляцией и запереться. Спрятаться бы, никому ничего не объяснять, не убеждать, просто исчезнуть, но не в этой жизни: Чонгук кивает своим альфам и, Мин заметив, что они идут к нему, сам следует на выход.
Чонгук не понимает, что именно он чувствует. Он привык к ярости и узнает эту подкатывающую к горлу желчь за секунду, но сейчас он чувствует не только ярость. Он чувствует горечь от потери. Потому что Чонгук потерял то, чем никогда и не обладал. Чонгук думал, что приручил, что сделал своим, поставил клеймо, присвоил, но Юнги как песок в Сахаре: он просачивается сквозь пальцы и утекает. Пусть глаза и уши альфы им забиты, пусть он сидит в легких, наполнил их до отказа, но его все равно не удержать, не привязать. Юнги сделал выбор, осознанно пошел на предательство и измену. Лису не надо заново знакомить с Чонгуком, не нужно предупреждать о нём, предостерегать – он и так все знает, он многое видел своими глазами, прочувствовал на своей коже, но все равно перешел эту черту, все равно сделал шаг. Осознавая. И это выбешивает на раз. Срывает все тормоза, все триггеры, взрывает заходящееся в бешенном ритме сердце и заставляет время остановиться. Для Чонгука. Всё замирает, зависает на этом небольшом временном отрезке, где Чон прижав к себе омегу, говорил, что скучал, может быть сказал бы еще что-то, но хвала высшим силам, что удержался, что разум не окончательно потонул в этих лисьих глазах. Чонгук ставил эксперименты, разрывал свою голову копошащимися там мыслями о хрупком пареньке поселившемся в нем, проверял себя, втирал его под кожу дозами, сам не верил в то, что он чувствует к омеге, в то, что это большее, чем секс. Ему сложно объяснить свои чувства, еще сложнее их признать, но они есть и дальше глупо отрицать. А тут судьба сама решила распорядиться, она вовремя остановила Чонгука, показала ему, насколько даже он может быть ослеплен. Чонгук боялся иметь слабости, и теперь он больше их иметь не будет. Лимит исчерпан. Юнги – лживый, двуличный омега, которому оказалось всего мало, а Чонгук знает, как с такими поступать. Он похоронит сегодня все свои чувства к лисе вместе с ним же в одном гробу.
***
Юнги будто во сне. Все краски, огни, машины – всё размыто. Он сидит на заднем сиденье внедорожника и невидящими глазами смотрит в ночь за окном. Кажется, усталость достигла своего апогея. Не хочется ни бороться, ни доказывать что-то, ни говорить. Ничего. Хочется прикрыть веки, откинуться назад и уснуть – вечным сном. Юнги обесточен. Из него вырвали всё, что хотя бы иногда напоминало ему, что он человек, кто-то сыграл с ним в плохую шутку, кто-то так подло поступил, и главное, черт разберет, зачем и для чего. Юнги – выжженная пустошь, подыхающая без людского понимания и тепла ненужная вещь, выброшенная на обочину. Точнее инструмент, которым воспользовались и толкнули в руки своему палачу. Чонгук не позволил объясниться, не дал нормально рассказать, что же все-таки произошло. Юнги не знает, от чего хуже – что он умрет вместе с ребенком, или что его так и не выслушали в стопятисотый раз. Оставили кричать и доказывать, попутно строя между ним и собой стену, не дали даже шанса…
Чонгук в другой машине, и это лучшее, что произошло за сегодняшний день. Вынести его присутствие рядом, его взгляд, его голос – непосильно. Юнги выдохся. Если уж вся его жизнь – это и есть боль, то она ему и не нужна. Пусть Чонгук ее заберет, жаль, что тогда в первый раз не забрал. Сколько ведь можно было избежать, не пришлось бы получать эти новые ожоги, раны, пенящиеся нарывы по всему телу, постоянную дрожь в пальцах, надломленный голос, а главное, жизнь в ожидании худшего, когда каждое утро – это не начало нового дня, а очередная пытка длиной в двенадцать часов. Может, и вправду так лучше, может, пора уже остановиться, пора свернуться в клубок на глубине двух метров и дать накрыть себя толстым слоем земли.
Машины останавливаются где-то за городом. Юнги прикрывает веки и вдыхает из открытого окна ночной воздух – он здесь другой: свежий, пахнет травой и чем-то еще. Возможно, смертью, но она уже давно не враг и не друг. Она есть, и она рядом. Мин благодарит альфу, открывшему ему дверь, и идет за скрывшимся в чем-то наподобие ангара Чонгуком. Идёт за своим палачом к ожидающей его гильотине. Будто сквозь дебри пробирается – каждый шаг – это борьба, каждое движение – непосильный труд. Как он держится-то, как выживает раз за разом?.. Наверное, над ним подшутили высшие силы – заставили проходить раз за разом все круги Ада, осыпаться и вновь собираться, чтобы вот так шагать в сторону очередного испытания, или может, уже и погибели.