Текст книги "Ultraviolence (СИ)"

Автор книги: StrangerThings7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Как? Он даже на ноги встать не может, так и сидит размазанный по дорогому покрытию и воет внутри. Он комкает на груди футболку, несколько раз бьет по груди кулаком, надеясь унять это противное скребущееся внутри ощущение. Но все его попытки тщетны и бессмысленны. Отчаянье разносится внутри, собирается в комок под грудной клеткой слева и разрастается. Юнги приходится приложить ладонь к губам, чтобы не кричать. Лопни уже. Но не лопается, сгибает омегу в судорогах, заставляет до крови разодрать о кафель колени и ногти, но не лопается. Не останавливается.

Бьётся. Бьётся. Бьётся.

У Юнги война со своим сердцем, точнее тем, что от него осталось – изодранным куском плоти, доведенным до такого состояния людскими усилиями и особенно усилиями Чонгука, но оно все равно заходится. Оно так отчаянно цепляется за эту никчемную жизнь, что Юнги прикусывает губы и беззвучно рыдает, давясь осколками того, что когда-то было целым и невредимым. Когда-то очень давно.

В голове кадры-кадры, на всех Чонгук, его глаза, они везде, он не отпускает. Будто Чонгуку Юнги было мало, теперь он еще сидит и внутри, растет, развивается. Ломает, разбивает. Превращает боль в перманентную. Юнги кое-как дотягивается до крана и включает воду, слышит, как его зовет альфа, надеется, вода заглушит его агонию. Ложится на спину и пытается дышать, но каждый вздох режет осколками легкие. Родить на свет такого же, как сам, добровольно дать ему такое же будущее, как у себя… Юнги не знает, в каком случае он все-таки палач – если сделает аборт, или если заставит ребенка прожить такую же жизнь, как у него. Пройти все эти круги ада, где каждый шаг в мир – это боль и унижения, где каждое твое «привет» – это «сучье отродье» в ответ. Где ты с открытым сердцем и любовью к людям, а они от тебя шарахаются. Потому что ты рожден в борделе, рожден от шлюхи.

Юнги родит ребенка от того, кто сам считает его шлюхой. Он не может позволить этому случится – его не родившийся ребенок не заслужил такого будущего. Мысли об этом по новой раскрывают раны, раздирают, и Юнги даже жмурится, будто они и вправду вспениваются и горят. Мин с трудом втягивает раскалившийся воздух, который противной горечью оседает на языке, хотя горечь не в воздухе, она в самом омеге. Такова, наверное, на вкус безнадежность. Она хладнокровно стреляет прямо в затылок, взрывается уже прямо в голове и мелкими осколками вонзается в мозг, включает там свет, запускает механизмы и выводит на экран огромными и красными – “Конец”.

Юнги не выдерживает, внутреннюю борьбу проигрывает, сгибается пополам и, прижав ко рту полотенце, воет. Потому что если нет, то взорвется, потонет в собственной булькающей уже в горле крови, захлебнется отчаяньем. Все стягивающие грудь ремни лопаются разом, все удерживающие фундаменты, сам позвоночник, все рушится и оседает пылью на пол, прямо рядом. Он прижимается щекой к мокрому от слез кафельному полу, обнимает себя руками и поскуливает. Пытается удержать себя целым, не дать своей плоти разлететься по белоснежной ванной и окрасить ее в красный.

– Юнги, – прямо у двери.

Омега до крови прикусывает губы, поворачивается к ней лицом и говорит:

– Сейчас.

Оказалось, не говорит, оказалось, он произнес это у себя в голове. Чонгук снова зовет. Мин с трудом присаживается и, собрав остатки себя, выпаливает:

– Сейчас.

Цепляется пальцами о раковину и, поднявшись, умывается ледяной водой. Сейчас Юнги выйдет за эту дверь, уткнется лицом в грудь альфы и скажет:

– Я забеременел, нам нужно с этим что-то делать.

Потому что один Юнги этот груз не потащит. Не справится. Он запихивает тест в мусорное ведро и идет на выход.

– Чего так долго? – Чонгук стоит посередине комнаты, полностью одетый и причесанный, и всматривается в красное лицо, в глаза с полопавшимися капиллярами. – Ты в порядке?

Нихуя он не в порядке. И вряд ли он в нем вообще когда-то будет. Юнги смотрит затравленно, пытается затолкнуть обратно подкатывающую к горлу истерику, но разливающуюся даже за края радужки боль спрятать не может.

– Я… – обрывисто, мажет пустыми глазами по слившемуся в одно пространству. – Мне…

– Юнги, – Чонгук хватает его за плечи и притягивает к себе.

Альфа не знает, что делать, как себя вести. Не понимает. А Юнги молчит. Утыкается лицом в мощную грудь, подрагивает, цепляется пальцами за лацканы пиджака и словно только это и держит его на ногах. У Чонгука в голове коллапс, сознание мечется по лабиринтам, пытается понять – он не привык не контролировать, не привык не знать и не понимать, а сейчас с омегой что-то происходит, что-то ужасное, и Чонгук не понимает, что. Это что-то словно переломило хребет его мальчику, который еще секунда и точно не выдержит, осядет изодранным мешком на пол. Чонгук отлепляет омегу от себя, всматривается в глаза, и один Бог знает, чего стоит Юнги сфокусировать свой плывущий взгляд и хотя бы попробовать собрать и нацепить обратно, треснувшее лицо.

– Я позову врача…

– Нет, – надломлено. – Нет. Не надо, я просто…

Обратно утыкается лицом в грудь, но не обнимает, не тянет руки, будто прячется от реальности, будто зарывается в Чонгука, спасается… от кого или чего, альфа всё ещё не понимает.

– Я отравился… – тщательно выбирает слова, старается тверже звучать. – Поел рамен и плохо стало.

– Тем более, мы едем в больницу, – Чонгук поглаживает рыжие волосы, опускает руку вниз, успокаивающе гладит по спине.

– Я боюсь больниц, мне уже лучше, вытошнило. Иди на работу, – Юнги поднимает голову и криво улыбается, кого он этой улыбкой обмануть пытается, непонятно, потому что Чонгук не клюёт, тянется к карману за мобильным.

– Ян навестит тебя, – выносит вердикт альфа и набирает доктора.

Юнги бы посопротивлялся, но больше не может. Изображать нормальность даже на секунду – адский труд в его состоянии. Поэтому смиряется, опускает плечи и, словно придавленный к полу огромным грузом, плетется к кровати.

Чонгук так и стоит посередине спальни, не зная, что еще сделать. Он привык решать проблемы, и он вроде решил и эту – вызвал врача. Но оставлять Юнги не хочется.

Омега присаживается на кровать и утыкается взглядом в одну только ему видимую точку. Он вообще будто не здесь, не с Чонгуком. Сидит на кровати разбитый вдребезги, заперся внутри себя, забаррикадировался, и Чонгуку не подойти, омеге только осталось ров вырыть и штыки понаставить.

– Ты иди, – резко, словно проснувшись от долгого и больного сна. – Я подожду Яна.

Столько боли в этих лисьих глазах Чон не видел никогда, хотя извращался, как только мог. Она плещется в зрачках омеги, затапливает собой все вокруг, и кажется, дна у нее нет.

– Я подожду Яна, – альфа снимает с себя пиджак и присаживается на противоположную сторону кровати.

Спиной к спине. Потому что смотреть друг на друга невозможно. Один боится не выдержать и расколоться, а второй потонуть в чужой всепоглощающей боли без шанса выбраться. Хотя выбираться и не хочется уже.

========== Имя тебе безнадежность ==========

Комментарий к Имя тебе безнадежность

Music: The Weeknd – Nothing Without You (Acoustic Live Session)

https://soundcloud.com/jk47nl/the-weeknd-nothing-without-you-acoustic-live-session

***

– Надо было сразу сделать промывание желудка, – Ян залетает в спальню и второпях распаковывает чемоданчик. Врач усиленно старается игнорировать впившегося в него взглядом Чонгука и пытается заставить свой голос перестать дрожать. Он понятия не имеет, что происходит, но лучше включить дурака, чем увеличить работу родным, которым потом и опознавать его будет не из чего.

– Сейчас мы всё сделаем, так что не переживай. А тебе, – бета поворачивается к Чону, – лучше пойти заняться делами. Сдам его тебе абсолютно здоровым, – Ян выдавливает из себя что-то, отдаленно напоминающее улыбку, и идёт к сидящему на постели и почти что сливающемуся с простынями Мину.

– Хорошо, – альфа встает на ноги и тянется за пиджаком. – Если что, ты знаешь где меня найти, – говорит он врачу и идёт на выход.

Стоит Чонгуку покинуть спальню, как Ян выдыхает и, отбросив в сторону абсолютно ненужные даже при отравлении пилюли, садится рядом с омегой.

– Простите меня, – еле шевелит губами Юнги.

– Это ты меня прости, – понуро отвечает врач. – Я не должен был так трусить, ведь ты мой пациент, и твоё здоровье важнее всего. Я принёс тесты, сделаешь, будем думать, что дальше.

– Я уже сделал и результат положительный.

Ян умолкает, лихорадочно ищет в голове, за что бы зацепиться, что сказать пригвожденному горем к постели пареньку, не придумывает.

– Не беспокойтесь, я сказал ему, что отравился, и буду придерживаться этой легенды. Я вас не подставлю, – Юнги сам разваливается на части, но пытается поддержать доктора.

– Как так? Сколько ты сможешь такое скрывать? Во-первых, тебе надо в больницу на обследование, узнать какой срок, и как вообще твое здоровье. Во-вторых, беременность не скрыть, только если на начальных сроках.

– Я знаю, – Юнги затравленно смотрит на врача. – Я решил, что скажу ему. Пусть он решает, потому что я не в силах. Но не сейчас. Мне надо прийти в себя, потом. Я хотел сказать сегодня, но я боюсь. Мне страшно от его реакции, страшно рожать ребенка, страшно делать аборт. Мне всё страшно. Я не знаю, как быть.

– Для начала успокойся, – Ян ободряюще улыбается Мину. – Ты прав, надо ему сказать – он отец ребенка. Но долго не тяни, пока живот не вылез, и потом, мне тяжело это говорить, но если он отправит тебя на аборт, лучше делать это на раннем сроке. Так что, как будешь готов, всё ему расскажешь. А пока найди время и сходи на обследование, я дам тебе пару клиник, где работают мои знакомые.

– Хорошо.

Омега, взяв нужные контакты, провожает доктора до выхода и, переодевшись, спускается в офис Чонгука. Раньше от проблем Юнги сбегал в учебу, но теперь он попробует вытолкнуть их работой. Чонгук сильно удивляется, когда, выйдя из кабинета, застает за столом секретаря Юнги.

– Тебе не нужно было работать сегодня, ты же болеешь, – альфа останавливается напротив стола и просит Риза подождать его у лифта.

– Всё прошло, Ян – золото, – Мин треснуто улыбается. – Скоро подойдет твой бывший секретарь и подробно мне всё объяснит, вплоть до того, какой кофе ты любишь. Так что я полностью готов приступать к своим обязанностям.

– Хорошо, только учти, – омега видит, как загораются озорные огоньки на дне зрачков Чона. – Никаких ошибок или инцидентов, тебя я буду наказывать построже, чем своего предыдущего секретаря.

– Я ошибок не делаю, ну кроме одной, что всё-таки согласился сопровождать той ночью Сэмуэля, – Мин взгляда с вмиг потемневших глаз не уводит, считывает ярость с чужого красивого лица, видит, как сжалась челюсть альфы, чувствует, как воздух в небольшой приемной моментально раскалился: каждый вдох – это ожоги на легких.

– Ну, посмотрим, – Чонгук с трудом пересиливает себя. – Тебе же лучше, если так.

Альфа разворачивается и идёт к ожидающему его Ризу, а Мин продолжает копаться в бумагах.

Оставшиеся три часа Юнги внимательно слушает красивого омегу, уже бывшего секретаря Чона, записывает некоторые моменты, запоминает имена тех, с кем надо соединять сразу же, а еще узнает, что Чонгук трахал или трахает этого омегу. Последний факт вовсе неудивителен, зная альфу, но горечь заполняет нутро, и Юнги сам того не ожидая, отодвигается от парня. Оставшийся час Мин собраться с мыслями больше не может, и обучение решают перенести на завтра. Юнги заканчивает собирать в папку бумаги, которые планирует изучить вечером и, сдав своё место другому омеге, идет к лифту. «Небось, и этого трахает. Кобель любвеобильный», – злится про себя Мин и сталкивается с выпорхнувшим из лифта Чимином.

«Тебя мне только не хватало».

– Я успел, – восклицает Чимин и, взяв Юнги за руку, втаскивает в лифт. – Мы идём обедать, ты не представляешь, сколько у нас с тобой дел.

Юнги понимает, что в этот раз от прилипчивого брата своего альфы не отделаться, и смиренно принимает свою участь.

Чимин привозит Мина в итальянский ресторан и, выбрав место на террасе, продолжает без умолку трещать. Юнги снова мутит, он отказывается от горячего и заказывает салат с рукколой и помидорами черри. Нехотя жует когда-то любимые листья, усиленно притворяется, что слушает Чимина, и продолжает подавлять рвотные позывы.

– Тебе надо бы побольше есть, – вдруг меняет тему Чимин. – Ты какой бледный и совсем худой.

Юнги отчетливо слышит заботу в голосе омеги, но не поддается.

– Я всегда такой, без разницы, сколько я ем. Так что не беспокойся.

– Ну, хорошо тогда. Короче, через неделю у Чонгука день рождения, – выпаливает Чимин. – И мне очень нужна твоя помощь. Обычно я сам всё организовывал, но теперь ты его омега, и ты должен мне помочь.

– Я не очень хорош в этом всем, и я не думаю, что моя помощь так необходима. Мне кажется, ты и так прекрасно справишься, – Юнги не хочет ничего организовывать и вообще, он не понимает, какого черта Чимин ведет себя так, будто они с Чонгуком – нормальная пара.

Чимин не идиот и, конечно же, видит и знает, что между ними происходит, при этом выставляет Юнги чуть ли не любимым Чонгука.

– Ничего не хочу слышать, – Чимин отодвигает от себя тарелку и смотрит на Мина. – Чонгуку будет приятно, если ты поможешь, а мне полегче. Не хочу, чтобы наши отношения из-за того инцидента в пентхаусе остались натянутыми. Я честно хочу с тобой дружить, раз уж моему брату с тобой хорошо, то и я буду только рад.

Юнги не верит ни одному слову омеги, продолжает смотреть на него, даже улыбается, мол, ему приятно, но Чимин точно лжет или что-то задумал. Юнги уверен.

– Я постараюсь помочь, но сильно на меня не рассчитывай – я еще и работаю теперь.

Чимин чуть ли в ладошки не хлопает, получив согласие, и принимается за тирамису. Очередная волна тошноты подкатывает к горлу, и Юнги зажав рот, извиняется и бежит в уборную. Рвотные позывы, как и девяносто процентов их всех за день, ложные.

– Тебе плохо? – обеспокоено спрашивает Чимин, стоит Мину вернуться за столик.

– Да, я отравился, и даже врач приходил, но пока, видно, окончательно не отпустило.

– Уверен, что отравился? – Чимин подозрительно приподнимает бровь и смотрит так, что Юнги кажется, он всё знает. Но Мин прогоняет подкравшуюся панику и, улыбнувшись, говорит:

– Уверен. Это все рамён. Моя любовь к уличной еде меня погубит, – отшучивается Мин.

– Завязывай с этим, я вот могу только дома есть, у нас повар шикарный, – улыбается в ответ Чимин. Вот только глаза омеги не смеются, и Юнги от этого взгляда не по себе.

Обсудив пару деталей предстоящего праздника, омеги расходятся по домам.

***

Джин Намджуна игнорирует. С последнего их ужина прошло дней десять, а Джин на связь больше не выходит, на встречах Совета взгляда с пола не поднимает, и на все попытки альфы поговорить с ним находит тысячу причин, почему он занят. Вот и сейчас Намджун сидит за огромным овальным столом в комнате для переговоров Совета, а Джин сидит в кресле в углу и что-то записывает. Омега ни разу на Намджуна не глянул, он бледный, с темными кругами под глазами, будто вообще не спит, и Ким решает, что на этот раз тот не ускользнёт. Намджун заставит его поговорить с ним.

Всю встречу альфа не сводит с него взгляда, и Джин еле сидит, придавленный к полу этим очень недовольным взглядом. Стоит мужчинам подняться и пожать друг другу руки, как Джин вылетает из комнаты и бежит в уборную в надежде, что когда он вернется, Намджун уже покинет здание. Джин поправляет волосы и, нагнувшись к раковине, ополаскивает лицо ледяной водой, но стоит ему поднять голову и потянуться за салфетками, как он видит в зеркале стоящего позади Кима.

– Это уборная для омег, – пытаясь унять дрожь в коленях и голосе от близости того, от кого он убегает, говорит омега и поворачивается к нему лицом.

– Знаю, но меня не ебёт. Я устал за тобой бегать, – альфа сверлит взглядом бледное лицо и делает шаг вперед, заставляя омегу вжаться в раковину.

– Так не бегай, – Джин дышит через раз, до побеления костяшек сжимает края раковины.

– Я бы хотел не бегать, но ты убегаешь. В чём дело?

– Всё в том же. Не ходи за мной, перестань преследовать, я больше не хочу с тобой встречаться.

– Серьезно? Прям не хочешь? – Намджун вскипает изнутри, но затягивает поводок на шее своей ярости и проводит костяшками по красивому лицу омеги. Джин дергается в сторону и сбрасывает руку альфы.

– Намджун, пожалуйста, уважай мой выбор. Нам не по пути больше. Я и так сделал много лишнего. Но больше не буду. У нас была страсть, и я не буду это отрицать, но она уже прошла.

– Тогда почему ты чуть ли не плачешь? Почему ты сейчас выглядишь так, будто еще секунда, и грохнешься в обморок? – альфа перехватывает омегу за талию и вжимает своим телом в стену. – Если всё прошло, и если тебе и вправду плевать, то какого хрена ты в таком состоянии?

– Ты тут ни при чём. У меня работы много, я не высыпаюсь. Умерь свое эго, я не по тебе страдаю, – язвит Джин.

– Я тебе не верю. Ты можешь лгать себе сколько влезет, но мне не получится. Я заебался играть с тобой в кошки-мышки, поэтому пора этот цирк заканчивать.

– Что ты имеешь в виду? – испуганно смотрит на него Джин.

– А то, что я расскажу Совету всё за тебя и заберу тебя. Хватит уже, – альфа отпускает парня и идет к двери.

– Намджун, – Джин срывается за ним и преграждает путь. – Не смей! Ты не имеешь права! Я тебя возненавижу! Я тебе этого никогда не прощу! – чуть ли не кричит омега и не даёт альфе пройти.

– Тогда наберись смелости и скажи сам, – срывается Ким. – Поставь уже точку, реши вопрос. Я глава первого Дома, в конце концов, мне не пристало столько бегать за какой-то пусть и ахуенной задницей, как какому-то мальчугану. Мне это всё надоело.

– Я не люблю тебя, – тихо, еле различимо произносит Джин.

– Что?

– Я не люблю тебя, – уже смотря в глаза.

– Не надо. Не смей. Это подлый ход.

– Это не ход, – омега набирает в легкие побольше воздуха, смаргивает непрошенные слезы и снова повторяет эти четыре слова.

– Значит, теперь вот так вот? – словно самому себе говорит альфа. – Ты напрасно думаешь, что я так просто сдамся. Очень напрасно. Потому что я тебя, суку, люблю. А ты вот так вот легко мне произносишь эти слова. Я заставлю тебя пожалеть о них. Обещаю, – Намджун грубо отталкивает парня и выходит из уборной.

Джин Намджуна избегает и этому есть причина. Эта причина зародилась в животе омеги, и ей уже пять недель. Джин прислоняется лбом к только что закрывшейся за альфой двери и горько рыдает. К своему врачу омега пошел сразу после ужина у Намджуна. Семейный врач, несмотря на мольбу омеги, сразу же доложил новость о его беременности семье, и завтра омега идет с папой на аборт. Все эти дни Джин живет словно в аду. Постоянные скандалы с родителями, бессонные ночи и большая часть дня, проведенная в обнимку с унитазом – это нормальное расписание на день. Джин утирает слезы и спускается вниз к ожидающему в машине папе.

– Только что этот урод покинул здание, – Кенсу, папа Джина заводит автомобиль и выруливает на дорогу. – Он с тобой говорил? Ты что-то ему сказал?

– Нет, можешь быть спокоен. Ничего, кроме того, что я якобы не люблю его, – подавленно говорит Джин.

– Ты и не любишь! – зло выпаливает Кенсу. – Ты просто вбил это себе в голову. Нет никакой любви, она и не нужна тебе. Я думал, что ты понял это еще лет десять назад, видимо, я ошибался. Ты такой же глупый и доверчивый омега, каким и был.

– Я люблю его, – чуть не плачет Джин. – Очень люблю.

– Замолчи! Слышать этого бреда не хочу! Он головорез, у него грязная кровь, он вообще тебе не пара, не будь ты даже прислужником Совета! Ты позоришь свою семью и наше имя. У тебя есть долг, и он превыше всего, ты сам подписался под этим, так что будь добр нести свой крест до конца. Завтра мы избавимся от его отродья, и всё будет по-прежнему, просто отныне отец установит за тобой слежку, мы, видимо, рано решили, что ты поумнел и вырос.

– Папа, пожалуйста, не говори так. Я знаю про долг и уважаю свою семью, но я не хочу убивать ребенка, это мой ребенок. Я даже подумал, что могу взять длительный отпуск и улететь в другую страну, родить его там, никто ничего не узнает, и Намджун тоже. Обещаю, он никогда не узнает, что у него есть сын, просто позвольте мне родить этого ребенка. Намджуну не стать моим, но я хотя бы буду знать, что у меня от него есть ребёнок. Умоляю, – Джин снова рыдает, размазывает слезы по щекам и с мольбой смотрит на омегу.

– Что за чушь ты несешь? – взрывается Кенсу. – И слышать про это не хочу. Не смей начинать такой разговор при отце, – омега въезжает во двор особняка и паркует машину. – Поднимайся наверх и ложись пораньше, завтра мы решим твою проблему и больше об этом вспоминать не будем.

Джин выходит из машины, но в дом не идет. Он инстинктивно тянется ладонью к плоскому животу и, продолжая глотать свои слезы, смотрит на идущего в их сторону отца.

– Не устраивай истерик, – шипит подошедший Кенсу. – У отца больное сердце, не доводи его.

– Но я не могу так, я не могу сделать то, на чём вы настаиваете, – переходит на крик омега.

У Джина истерика. Мысль, что через какие-то несколько часов он ляжет на операционный стол и лишится этой только что зародившийся жизни, кромсает омегу изнутри.

Он уже любит этого ребенка не меньше, чем его отца. Джин все понимает и знает, но все доводы и принципы меркнут, стоит подумать о крохотных пальчиках, которых ему не суждено увидеть.

– Умоляю, прошу, позвольте мне родить его, – Джин подбегает к отцу. – Не убивайте моего ребёнка, я смогу его вырастить в тайне, столько бет усыновляют детей, мы придумаем легенду. Дайте ему шанс, молю.

– Как тебе не стыдно! – отец отталкивает подлетевшего к нему Кенсу и становится напротив сына. – Ты спутался с самым ужасным человеком страны, переспал с ним, залетел от него! Вне брака, позволь заметить! Прекрасно зная, что тебе всего этого нельзя, а сейчас ты просишь нас помочь оставить тебе этого ублюдка! Будь проклят тот день, когда у меня родился сын-омега! Ты позор этой семьи, и сейчас вместо того, чтобы помочь нам эту ситуацию исправить, ты хочешь выносить сына того, против кого борется наше семейство! Ты омерзителен!

– Это вы омерзительны! – не сдерживается Джин и получает звонкую пощечину, от которой звенит в ушах и кровь наполняет полость рта. Джин зло смотрит на отца, поднявшего на него руку и, обойдя родителей, идет к дому.

– Так не пойдет, у него явно помутнел рассудок, – тяжело вздыхает альфа.

– Завтра это всё закончится, не принимай близко к сердцу, – Кенсу ободряюще поглаживает мужа по спине.

– Боюсь, добровольно он на это не пойдет.

– Значит, придется прибегнуть к другим методам, а теперь пошли в дом.

Джин лежит на постели свернувшись в позу зародыша и, не моргая, смотрит в одну точку на стене. Щека болит и ноет, противный вкус железа во рту никак не уходит, но это всё мелочи по сравнению с той мясорубкой, которая творится у омеги внутри. Слова родителей и их отношение к его ребёнку бьют похлеще пресловутых 220 вольт. Джин воет в подушку, вонзает ногти в ладонь, надеясь физической болью унять душевную, но не выходит. Он совсем один, брошенный на произвол своей же семьёй, и выхода нигде не видно. Куда ни смотрит омега, там моментально вырастает стена, и сколько бы Джин об нее не бился – не пробить. Безнадёжностью пахнет всё вокруг, ее запах пробрался под кожу, и Джину с ней не справиться, одному не выбраться. Он надеялся, что родители его план одобрят, думал, что сможет пойти на такое, но они оба оказались против, они даже слушать не стали. Джин присаживается на постели и, сплюнув скопившуюся во рту кровь прямо на пол, решает всё-таки воспользоваться последним вариантом. Другого выхода нет. Когда все уснут – омега сбежит. Он пару дней назад уже собрал рюкзак с документами и деньгами, они ждут его в его квартире. Джин выскользнет из особняка, ставшего тюрьмой, и улетит в первую же страну, в которую достанет билет. Омега сползает с постели и идет в ванную умыться.

***

Намджун сидит в гостиной своего огромного особняка, стены которого сейчас зловеще нависают, где воздуха не хватает даже на одного, и крутит в руке бокал с коньяком. Ким уверен, что Джин лжет, знает, что тот что-то скрывает, но от «я не люблю тебя» – больно все равно. Альфа залпом допивает оставшийся коньяк, до скрежета сжимает зубы и отшвыривает бокал в стену. Наблюдает за разлетевшимися по сторонам осколками и встает на ноги. Под грудной клеткой скребется и чешется, словно сердце перемотали десятком ремней, усеянных шипами, они сжимаются вокруг и при каждом вздохе вонзаются всё глубже. Намджун и дышит только Джином. Странное, и главное резко поменявшееся поведение омеги, который не так давно сам пришел в его спальню и сам отдавался, ставит Кима в тупик. Альфа ненавидит чего-то не знать или не понимать, но сейчас он искренне не понимает. Он же ясно дал понять Джину, что давить на него и афишировать их отношения пока не будет, тогда почему омега его избегает, а главное почему лжет, пытаясь оттолкнуть от себя. Эти и миллион других мыслей проносятся в голове, давят на мозг, делают невозможным нормально функционировать. Ким должен выяснить, должен всё узнать.

Он тянется к мобильному и набирает своего доверенного человека.

– Ким Сокджин. Секретарь Совета. Установить круглосуточное наблюдение, начиная с этого момента, докладывать лично мне о всех его передвижениях.

***

Уже четыре утра. Джин сидит готовым на постели последние два часа. Омега последний раз окидывает комнату взглядом и, натянув на себя толстовку, выбирается в коридор. Тишина. Дом спит. Джин на цыпочках спускается на второй этаж и так же аккуратно пробирается в сторону запасного выхода. Омега уже протягивает руку к ручке двери, но повернуть ее не успевает. Вмиг комнату озаряет свет, и Джин слышит отцовское:

– Куда ты собрался?

Омега понимает, что попался, но, так и не обернувшись, толкает дверь и вылетает в сад, где уже в следующую секунду его ловит отцовская охрана и, втащив в гостиную, швыряет к его ногам. Папа уже тоже здесь, кутается в халат и прожигает сына взглядом, полным ненависти.

– Я хочу как лучше. Ты меня еще благодарить за это будешь, – говорит альфа и делает охране знак. Двое альф хватают омегу за руки и, подняв с пола, удерживают в железных тисках. Джин замечает блеснувший в руках Кенсу шприц и истошно кричит, но его крик обрывается сразу же, стоит папе вонзить иглу ему в плечо.

– Нет, не убивайте… – шепчет одними губами омега и сползает из удерживающих его рук на ковер.

***

Хосок снова сверяется со списком продуктов и, толкнув тележку вперед, идет к молочному отделу. Нельзя покупать ничего лишнего и плевать, что нектарины в соседнем отделе так и манят. У Хосока список, и он должен купить только то, что в нем. Даже оставшиеся полпачки сигарет придется растянуть на пару дней. Денег снова нет, и омега перешел в режим строгой экономии. Хосок забирает молоко с полки и идет в овощной отдел за томатами. Убедившись, что все куплено, омега двигается к кассе и, расплатившись, идет в сторону дома.

– Хочешь чаю? – кричит Хоуп папе из прихожей и, услышав короткое «да», проходит с пакетами на кухню. Хосок моментально отбрасывает пакеты в сторону и срывается к своей любимой бите. В доме кто-то есть или был, потому что кухня завалена пакетами из дорогого супермаркета. Хосок медленно идет в спальню и, посмотрев даже под кроватью, заходит в гостиную. Кто бы это ни был – он ушел. Папа на вопросы не отвечает и продолжает требовать чай. Хоуп только что открыл квартиру своим ключом, неужели тот, кто взломал дверь, тоже обладает ключами от его квартиры. Омега второпях надевает кеды и несется вниз. Бентли Хоуп ловит взглядом, когда тот заворачивает на поворот. Омега бежит к машине, пропускающей пока другие автомобили, и чуть ли не ложится на капот. Техен выключает мотор и выходит из автомобиля. Омега злой и запыхавшийся, но он все равно самое милое существо во всей вселенной. И пусть даже Техену сейчас от него достанется.

– Ты! Ты заебал! – Хоуп, кое-как отдышавшись, подходит к альфе и грубо толкает его в грудь.

– Подеремся? – издевается альфа, но с места не двигается.

– Хочешь благотворительностью заниматься? Иди и трать деньги на детские дома!

– Я просто хотел тебя покормить, ты же со мной обедать не идешь, – спокойно говорит альфа и еле давит в себе желание притянуть к себе паренька и обнять.

– Я сам могу купить себе еду! – срывается на крики Хосок, которого не смущают даже случайные прохожие.

– Я знаю, что можешь. Я не ставлю под сомнение твои способности. Просто я видел, что ты пошел в супермаркет, и тоже решил сходить, но в другой.

– Ты издеваешься надо мной? Прекрати за мной следить, или я обращусь в полицию! Ты был в моей квартире! Без разрешения!

– Перестань, я не хотел тебя обидеть. В следующий раз пойдем вместе тогда.

– Следующего раза не будет, – Хосок разворачивается и идет обратно к дому.

– Ну, малыш, – тянет Ким сквозь смех. – Не злись на меня.

– Я выброшу все твои покупки, – кричит ему Хоуп.

– Не смей! Я полчаса потратил на выбор пирожных!

Хоуп поворачивается, показывает альфе средний палец и залетает в подъезд.

Хосок ничего не выбрасывает. Раскладывает всё по местам и поит папу чаем. Потом он долго сидит в спальне с тарелкой нектаринов, купленных Техеном – ест и плачет.

***

Кабинет Чонгука. Royal Group.

– Что тебе удалось выяснить? – Чонгук передает бокал, заполненный янтарного цвета жидкостью ровно на два пальца, сидящему в кресле Ризу. Сам альфа проходит к дивану.

– Всё, – Риз делает жадный глоток и прикрывает глаза в удовольствии.

– Я не сомневался, – усмехается Чон. – Только умерь немного свой пыл, мне доложили, что ты разошелся, и мне похуй на всех тех, кого ты прикончил в ангаре. Просто сейчас перед таким броском нам лучше внимание не привлекать.

– Каюсь, босс, занесло немного. Просто, после убийства Сэмуэля мы на крупную охоту не выходили, руки чешутся.

– Скоро, совсем скоро. Более того, кое-кому ты лично перережешь глотку. А вот Ким Техена я беру на себя. Делиться не буду, хочу послушать предсмертные хрипы этой мрази. Пока расскажи мне всё, что ты нарыл, – Чонгук ослабляет галстук и откидывается на спинку дивана.

– Неужели, вы позволите мне лично разобраться с главой четвертого Дома? – улыбается Риз. – Это большая честь.

– Ты заслужил.

– За последний месяц у них было ровно восемнадцать встреч. Чаще всего встречи проходят в клубе Джунсу, пару раз было в его особняке, на территорию Кима они почему-то не суются.

– Потому что Техен убирает подозрения от себя, он не дурак. Если их план с Джунсу сработает – он сразу же уберет последнего, вот и делает умные ходы, – спокойно говорит Чон.