Текст книги "Ultraviolence (СИ)"

Автор книги: StrangerThings7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Нет.

В сотый раз, обрубая руки тянущиеся к себе, останавливая на полпути, не позволяя подойти, не принимая помощи. «Нет», и от этих трех букв Техену бы вскрыться. Блять, он хочет «да». Впервые в жизни настолько сильно. Одно добровольное «да», один шаг в свою сторону, и Техен сам добежит. Но омега неумолим. Броня возвращается, Хоуп покрывается ею медленно с ног до головы, прячется и включает защиту, меняет взгляд. Но уже поздно. Пусть и на несколько секунд, но Техен видел его настоящего, и кажется, ничего прекраснее он никогда не видел. Не увидит. Чтобы обнажить, чтобы вывести наружу того омегу, можно и постараться, потому что это будет стоить того, потому что Техен любит вишни, а теперь у него появился ее любимый сорт.

– В машину, – повторяет Ким и поднимает уголки губ в улыбке.

– Неа, – Хоуп отлепляется от фонаря и подходит ближе. – В такси не нуждаюсь, сам допру.

Хочется пойти в его машину, хочется нанюхаться его запахом, пусть и на пару минут почувствовать его руки на себе, коснуться этих шелковых волос, но Хосок играть не привык. Он живет по четким правилам. А еще ему стыдно. Впервые в жизни Хосок боится, что Техен увидит, где он живет, и боится провалиться сквозь землю. Его жалкая, обветшалая квартирка, в которой даже обоев нет, обшарпанная мебель и пустой холодильник не готовы к таким гостям. Таким, как Техен, этого всего видеть не надо. Хоуп должен сохранить хотя бы остатки гордости. Да, он не виноват, он этой жизни не выбирал, но почему-то все равно стыдно. Пусть альфа думает, что он просто омега, продающая свое тело. Показать ему всю убогость своего существования – смелости не хватает.

– Я недалеко живу, так что не беспокойся, лучше сходи в больницу, пусть твои руки посмотрят, – Хоуп останавливается напротив. – И спасибо, что помог.

– Если ты не сядешь в машину – я не уеду, – Техен говорит так, что Хоуп верит. Этот альфа – псих. Но чертовски сексуальный псих.

– Хорошо, подбросишь до моего квартала и все. Идет?

– Идет.

В машине воздуха для двоих слишком мало. Хоуп сразу опускает стекло и впускает внутрь свежий ночной воздух.

– Техен.

– Чего?

– Меня Техен зовут.

– Ясно.

Тишина. Огни, машины, фонари – все проносится мимо, сливается в один расцветающий всеми цветами радуги шар. Хосок расслабляется, откидывается на сиденье, просит сделать погромче играющую Thirty Seconds To Mars – Bright Lights и улыбается, что даже музыка у них одна, любимая на двоих. Хоуп повторяет про себя имя нового-старого знакомого, запоминает, оставляет глубоко в сердце.

Высшие силы несправедливы. Они создают таких, как Техен, дают их попробовать таким, как Хосок, а потом забирают, оставляя только воспоминания. Такие, как Хосок, потом этими воспоминаниями и живут. Лелеют их в себе, берегут, и в минуты отчаянья достают из недр памяти и прижимают к груди. Потому что такие эмоции можно вообще за всю жизнь не испытать, и никто не знает, что лучше. Может, если их не испытывать и жить потом проще, а может, жизнь без них и пустая вовсе. Хоуп не думает, прикрывает глаза, дышит его запахом и подпевает Джареду (Джаред Лето – солист Thirty Seconds To Mars). Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком реально, чтобы быть миражом.

– После автострады заезжаешь в спальный район, я сойду после второго дома.

– Как скажешь, – Техен больше не спорит и не напирает. Сегодня будет так, как хочет омега, не хочется его злить и заставлять выпускать колючки, таким он нравится больше. Сидит в кресле, мурлычет, и альфа борется с собой, чтобы не притянуть к себе. Хочется приласкать настолько, что подушечки пальцев покалывает. Этот котенок уличный и дикий, он вечно ощетинившийся, а сейчас он домашний и мягкий, и даже блядский наряд его не портит.

– Дай мне номер.

– Не надо.

– Надо.

– Пожалуйста.

– Хорошо.

Слишком грустное пожалуйста. Это не набивание цены и не кокетство. Это побег. От кого и от чего бежит омега, Техен пока не знает, но узнает. Значит, рано пока, значит, не стоит.

– Вот здесь я сойду, – Хосок отстегивает ремень и тянется к дверце. – Спасибо, что подвез.

Омега открывает дверцу, но Ким хватает его за руку, тянет на себя и целует. Легонько касается губ, боясь открыть уже затянувшуюся ранку, оставленную тем уродом на парковке, и отпускает.

Хосок молча выходит из машины и сразу бежит во дворы. Невыносимо прекрасно. Хосока распирает. Он перепрыгивает через кочки, срезает путь через детскую площадку, и только добежав до своего блока, останавливается и, согнувшись, пытается отдышаться. Присаживается на полуразрушенную лавочку и думает, что хорошо бы пойти переодеться, подняться и покормить папу, но не хочется ничего.

Хочется сидеть и мечтать. Мечтать о красивом альфе с шоколадного цвета глазами, вспоминать его запах и голос, на миг представить, что Хосок – не Хосок, и Техен его полюбит. Приедет и заберет в свой замок. Ведь Техен рыцарь? Он красивый, на железном коне, он спас его от дракона (пусть и пьяного альфы). Жаль только, что Хосок – не принцесса. При том совсем. Осознание бьет прямо в солнечное сплетение, заставляет почувствовать соленую влагу на губах, Хоуп ее глотает и утирает глаза.

Его отец был таким, как Техен. Во всяком случае, папа так рассказывал про него. Сын богатых родителей, один из самых завидных женихов города. Вот только его любовь длилась до беременности папы. А потом он больше не приходил. Папа так и не сказал, кто его отец, а Хосок и не хотел больше знать, какая разница. Папа сам вырастил его, и если бы не болезнь, скосившая его пару лет назад, то он бы дал ему и образование, и все остальное. Вот только все вышло так, как вышло. Папа говорит держаться от таких подальше, они поиграют и выбросят, женятся потом на принцессах, а такие, как Хосок, останутся в одиночестве – с вывернутой душой, разбитым сердцем и истоптанными мечтами. Нельзя. Надо влюбляться в своих же, из своей же среды, своего же уровня, нельзя замахиваться на звезды, нельзя рассчитывать на большее, чем есть ты сам. Папа так говорит, и папа всегда прав. У Хосока живой пример перед глазами. Звезды на то и звезды, что они недосягаемы.

«Ну, а если попробовать? Просто хотя бы разок. Если хочется так, что сердце лопается, если дышать с ним куда легче и приятнее. Просто попробовать…» – думает омега и, поднявшись с лавки, понуро плетется к подъезду.

«Что мне мешает попробовать?» – думает Техен, прислонившись к катку в паре метров от сидящего на лавке и смотрящего на звезды омеги. – «Ничего».

Альфа провожает взглядом скрывшегося в подъезде омегу и идет обратно к машине, которую пришлось бросить у другого дома. «Этому омеге в спринтеры бы записаться.»

***

С Хосоком весело до коликов в животе. Юнги угорает с каждого его слова, Хоуп умудряется даже о серьезных вещах говорить так, что Мин к концу их чаепития чуть ли не страдает от онемевшей челюсти. Хосок заражает оптимизмом и позитивом, и это удивительно. Юнги познакомился с его папой, выпил три чашки чая у них дома и понял, что у этого омеги забот и проблем выше крыши. Но, несмотря на все это, Хоуп не унывает. Юнги после общения с ним кажется, что его личные проблемы – ничто. Нет, Хосок особо ему ничего и не рассказал – Юнги сам это понял. Мин видит, как омега выживает, тянет на себе всю семью и убивается из-за каждой копейки. Юнги им восхищается. Они обмениваются номерами и обещают друг другу не теряться. Юнги точно не потеряется – ему нравится этот парень, и Мину даже грустно покидать эту обветшалую, полупустую квартиру, в которой так тепло. Мин Хосоку особо ничего не рассказал, ограничился тем, что живет с одним большим человеком, без подробностей. Хосок и не расспрашивал, понял все по вмиг потухшему взгляду и решил не ковырять еще, видимо, слишком свежую рану.

Мин едет домой с чудесным настроением, которое испаряется сразу же, стоит войти в пентхаус. Чонгук сидит на диване, перекинув ногу на ногу, и вертит в руке бокал с виски. Альфа мрачнее тучи, Юнги все еще стоит у двери, но исходящая от Чона агрессия и опасность дотягивается и до него. Омега не знает, что случилось, но в эпицентре оказываться не хочет. Кинув короткое «я за водой», он пытается прошмыгнуть на кухню.

– Ко мне иди.

Мин застывает на полпути и, развернувшись, понуро плетется к альфе. Останавливается напротив, как нашкодивший школьник, и пытается понять, чем он на этот раз не угодил.

– Где ты был?

– У друга.

– У тебя друзья появились? – альфа приподнимает бровь и цинично усмехается.

– Ну, тортик, я же тебе звонил, – Юнги понимает, пора что-то делать, а то Чонгук тихо-тихо вскипает. Омега подходит ближе и, взяв из руки альфы виски, залпом допивает его и откладывает в сторону. Мин взбирается Чонгуку на колени и обвивает его шею руками.

– Тортик хотел другой омега, он такой классный, офигенный просто. Ты должен его увидеть. Ему тортик не продавали, а у него денег не было, а кассир очень плохой человек: пытался вызвать полицию, но Су там все разнес, и мы забрали тортик, – без остановки тараторит Мин, и Чонгук терпеливо все слушает. – А потом мы решили его съесть, и съели у Хосока, так зовут омегу. Я съел целых два куска. Вот, – Мин, наконец-то, умолкает.

– Ты что сейчас делаешь? – спокойно спрашивает Чон и удобнее устраивает на себе парня.

– В смысле? – растеряно спрашивает тот.

– Не хлопай мне ресницами, я не идиот, – Чонгук прижимает Мина к себе, заставляя того обвить свою талию ногами, и всматривается в лицо. – Ты с кем-то познакомился на улице и сразу поехал к нему домой. Не предупредив меня. А сейчас, когда я спрашиваю у тебя, что это за хуйня – ты включил мне омегу, который сладкими речами и этими глазками рассчитывает меня отвлечь от вопроса. Не выйдет, – от тона Чонгука у Мина кожа трескается, но он держится, продолжает обвивать руками его шею и не уводит взгляда. – Еще раз без предупреждения пойдешь к кому-то домой, я тебя накажу. Притом не очень приятным способом.

– Я не знал, что тебя это разозлит, обещаю не делать ничего такого в будущем, и вообще быть паинькой, – кокетливо говорит омега и тянется за поцелуем, но Чонгук резко отталкивает его от себя и тот падает на ковер.

– А вот за твое притворство и то, как ты мне тут сцены разыгрываешь, я тебя накажу уже сейчас.

– О чем ты говоришь? – Мин отползает в сторону, не отводя взгляда от медленно идущего к нему альфы. – Я не играю.

– Еще как играешь, сученыш. Я бы тебе Оскар вручил. Тебя самого от себя не тошнит? – Чонгук нагибается и, схватив омегу за ворот рубашки, поднимает к себе. – Я ненавижу непослушание, а также ненавижу, когда меня идиотом пытаются выставить.

– Мне так жаль, Чонгук-и, – нарочно растягивает слова Мин. Он принимает вызов и продолжает играть, зная, как это бесит альфу. – Хочешь на колени встану? Ползать буду? Прощение вымаливать. Ты же этого хотел.

– Не беси меня.

– Я не понимаю тебя, – криво улыбается Юнги. – То ты ненавидишь, что я не подчиняюсь – избиваешь и насилуешь, сейчас ты бесишься из-за того, что я послушный. Может, определишься уже, – омега с достоинством выдерживает пронзающий его взгляд черных глаз.

– Ты, сука, и сейчас непослушный. Ты к своей цели идешь, и я даже уважаю твои мозги, вот только не переходи границу. Не переигрывай, а то тошно.

– Я нашел друга и хочу с ним дружить. Требую личного пространства.

Альфа смотрит на него пару секунд и начинает громко смеяться.

– Требуешь? Серьезно?

– Я хочу общаться, дружить, делиться сплетнями, в конце концов. Что здесь ужасного?

– То, что я неспроста тебе охрану поставил. Ты мой омега, а у меня врагов много, поэтому не шляйся по чужим квартирам и встречайся со своим новым другом на нейтральной территории или пригласи сюда.

– В эту тюрьму? Спасибо, – Юнги снимает с себя удерживающие его руки и идет в спальню, находу стягивая с себя рубашку. – А насчет врагов не переживай. Я им нахуй не сдался, да и тебе тоже.

Омега копается в шкафу, в поисках футболки и, найдя ее, подходит в плотную к альфе.

– Я дождусь, когда тебе надоест меня трахать. А пока будем жить в мире и гармонии, да, любимый? – Мин смотрит так, что Чонгук не знает, чего ему хочется больше: свернуть омеге шею или выебать за такой острый язычок и блядский взгляд.

– Я за тебя ни денег не заплачу, ни на уступки не пойду, ты прав, ты нахуй мне не сдался. Но я свое слово сказал, никаких походов в чужие дома. Будешь умничкой и дольше проживешь. Да, любимый? – цитирует его альфа и толкает на кровать.

Чонгук взбирается сверху и сразу затыкает собравшегося еще что-то сказать Юнги поцелуем. Чонгук сминает, терзает, до крови кусает чужие губы, не реагирует на слабые протесты, переворачивает омегу на живот, одним рывком стаскивает с него брюки и белье и давит на поясницу, заставляя выгнуться. Юнги не успевает опомниться, как получает звонкий шлепок по попе.

– Мы так не договаривались, – мычит омега в подушку и пытается перевернуться, но альфа снова шлепает и сильнее вжимает его в постель.

– Мои ладони идеально смотрятся на твоей заднице, – Чонгук поглаживает задницу омеги, любуется налившимся красным отпечатком своей ладони, разводит половинки и снова шлепает. – И я с тобой ни о чем не договаривался. Ты прав, мне нравится тебя трахать, потому что ты ахуенный в постели, – альфа ложится сверху, придавливая омегу к постели и кусает мочку уха. – У тебя шикарное тело, и твои блядские стоны ласкают мой слух. Но я знаю, что тебе нравится скулить подо мной не меньше. Не знал – убил бы сразу же. Так что не строй из себя жертву. У нас выгодное сотрудничество, – смеется Чон и, отпустив омегу, сползает с постели.

Юнги не может скрыть вздох разочарования, стоит альфе пойти в сторону двери.

– Хочешь? – Чонгук прислоняется к косяку и ухмыляется. Юнги обиженно сидит на постели и прожигает его взглядом. Конечно он хочет. Пусть это – мания, болезнь, помешательство, но он хочет Чонгука всегда, с того самого вечера в клубе, всё существо тянется к этому альфе. Может это и звучит дико, но именно в его объятиях Юнги хорошо и спокойно.

– Пошел ты, – Мин горит изнутри, и сгорит, кажется, в одиночестве. Чонгук раззадорил его и уходит.

– Считай, что это твое наказание, удовлетворяй себя сегодня сам, а я найду менее языкастых омег, – усмехается альфа и выходит за дверь.

Омег. Сука. Даже не омегу, а омег. И найдет же. Чонгук никогда не шутит и попусту не угрожает. Юнги рычит в подушку, а потом со злостью отшвыривает ее в сторону. Он еще долго проклинает Чона, разносит туалетный столик и, наполнив ванну, идет за мобильным. Может, хотя бы Хоуп его сегодня не пошлет. И пусть это наглость – позвонить тому, с кем только расстался, но Юнги это нужно, иначе мысли о трахающем других омег Чонгуке сведут его с ума.

«Долбанная метка, когда-нибудь я тебя вырежу и сразу же перестану думать о нем и хотеть его!» – лжет себе Мин и залезает в ванную.

========== Хочу твою боль себе ==========

Комментарий к Хочу твою боль себе

ЮнГуки

Music:Angus and Julia Stone – I’m Not Yours (PatrickReza Dubstep Remix)

https://soundcloud.com/lsdotcomtunes/angus-julia-stone-im-not-yours

ВиХоупы

Oscar and The Wolf – Joaquim

https://soundcloud.com/bertug-acikova/oscar-the-wolf-joaquim

РизМины

Meg Myers – Desire (Hucci Remix)

https://soundcloud.com/hucci/desire-remix

Коллажи к главе

http://s018.radikal.ru/i517/1708/ed/5d496e5d6a91.jpg

http://s018.radikal.ru/i523/1708/73/7d5801e7bd4a.jpg

***

Юнги тошнит. Он проговорил с Хосоком почти час, лежа в ванной, и еле из нее выполз, когда съеденный пару часов назад обед попросился наружу. Мин сидит на кафельном полу, продолжая обнимать унитаз, и ругает себя, что так долго просидел в ванной, что ему стало плохо. Хотя плохо ему скорее по другой причине. Все мысли омеги сейчас с Чонгуком – где он, с кем он, что делает. Хотя, что он делает – ясно, как день. Это выбешивает на раз. И не понятно, что бесит сильнее – то, что альфа сейчас трахает другого, или то, что Юнги это настолько сильно беспокоит. Разве не этого все это время хотел омега. Разве он не мечтал, что Чонгук найдет другого, отвлечется, переключится и отпустит Мина. Тогда почему так херово, что внутренности скручивает узлом, и еще немного, и они, не выдержав напряжения, порвутся. Острая ревность пронзает легкие, сдувает их вмиг, и Юнги дышать и дышать, но не надышаться. Делить Чонгука невыносимо, обладать им нереально.

Прополоскав рот, Мин тянется к полотенцу и идет в спальню. В любой непонятной ситуации лучше пойти спать. Вот только до постели ему дойти не дает прислуга, которая сообщает, что Юнги ждут в другой квартире Чонгука, этажом ниже. Мин не знает, что он чувствует – радость, от того, что все-таки о нем вспомнили, или злость, что о нем все-таки не забывают, когда по плану должно быть именно второе. Юнги отказывается переодеваться и, как и есть в спортивных штанах и растянутой домашней футболке, следует за одним из охранников Чона в коридор к лифту.

В этой квартире Юнги никогда не был, и сейчас, стоя на ее пороге, предпочел бы, чтобы это и не менялось. Запахи, голоса, альфы, омеги, все смешалось, создавая адский коктейль, от которого Мина снова начинает мутить. Омеги… их много разных и полуголых. Все красивые и яркие, Юнги рядом с ними чувствует себя бесцветным и жалеет, что все-таки поленился привести себя в порядок.

Конечно, Чонгук будет выбирать других. Его, кстати, нигде не видно. Грохочущая из колонок музыка, делает невозможным, расслышать хоть что-то, поэтому Мин не сразу понимает, что ему говорит охранник, но послушно следует за ним вглубь комнаты. От стонов закладывает уши. Гости вечеринки не стесняются ничего и никого. От всего того, что творят непонятно под чем находящиеся альфы и омеги, Юнги стыдно. Мин никогда не видел оргию вживую, и ему приходится идти, не поднимая голову, чтобы не замечать всех этих занимающихся сексом пар. Он останавливается перед низким столиком, на котором аккуратными дорожками рассыпан кокаин. Чонгук сидит на диване и со стеклянным взглядом наблюдает за тем, как исчезает очередная дорожка вдыхаемая омегой, сидящим у его ног. По обе стороны от альфы также сидят омеги, но он ни на что не реагирует и пару секунд даже взгляда со столика не поднимает.

– Ты хотел меня видеть? – пытается перекричать музыку Мин. Омеги ластятся к альфе, льнут, а Чон и не против. Чонгук не просто угрожал тем, что найдет других омег, и Юнги это и так знал, но все равно где-то глубоко внутри щемит. Хочется поскорее уйти из этого гнезда разврата. Невыносимо видеть чужие руки, ласкающие его альфу. Его ли?

Чонгук приказывает убавить музыку и, поддавшись вперед, облокачивается на свои колени. Водит кредиткой по порошку, разграничивает дорожку и, нагнувшись, вдыхает. Откидывает голову назад на несколько секунд, а потом помутневшим взглядом смотрит на Юнги.

– Мне скучно, развлеки меня.

– Я не клоун.

– Ты все, что я захочу. И будешь тем, кем я захочу, – Чонгук под кайфом, его расширившиеся зрачки почти полностью затопили радужку. Осознанности в этом взгляде ноль процентов. Юнги знает, что он ходит по лезвию ножа, но уже плевать. Он честно старался подыгрывать, пытался поменять тактику и добиться своего, но все полетело к чертям, благодаря непонятно откуда взявшемуся чувству собственности. То, что он ревнует Чонгука, поставило жирный крест на всех планах. Юнги больше не хочет даже играть. Он вообще уже не знает, чего хочет.

– Думаю, мне лучше уйти, – Мин следует взглядом за рукой омеги, который, накрыв пах альфы, продолжает тереться об него.

– Думать тебе я не разрешал. Давай поиграем, – Чонгук отодвигает от себя омегу. – Хочу кое-что проверить. Раз уж ты меня развлекать не хочешь, я сам развлекусь. Ты, – Чон обращается к альфе слева от него. – Поиграй с лисёнком.

Альфа в недоумении смотрит на босса, прекрасно зная, что Юнги его омега, но обсуждать его приказы не собирается.

Юнги не до конца понимает, что проверяет Чон, и вообще, что он собирается делать, продолжает так и стоять у столика и смотрит на альфу, в надежде, что тот прояснит ситуацию. Долго ждать не приходится.

– Хочу, чтобы ты его трахнул. Здесь и сейчас, – говорит Чонгук своему человеку и, потянувшись к бутылке на столе, пьет прямо из горла. Юнги, услышав приказ, отшатывается назад и не веря смотрит на Чона.

– Ты больной? – в ужасе произносит омега.

Чем ближе подходит незнакомый альфа, тем дальше отходит Мин, но тот его перехватывает и тянет на себя. Чонгук продолжает пить свой любимый виски, поглаживает по спине присевшего рядом омегу и улыбается хорошо знакомой Юнги адской улыбкой.

Юнги понимает, что помощи ждать неоткуда, и что есть силы отталкивает альфу, но тот снова перехватывает рванувшегося было в сторону парня и валит его прямо на столик перед боссом. Юнги больно бьется о покрытие стола и, схватив стоящий невдалеке стакан, замахивается, чтобы ударить альфу по голове, но его руку перехватывают. И делает это сам Чонгук. Чон смотрит сверху вниз, сильнее придавливает руку омеги к столу и кривит губы в издевательской улыбке. Юнги растерянно хлопает ресницами, не веря смотрит на того, кто только что положил его на алтарь и отдает на растерзание. Чонгук продолжает вымораживать одним только взглядом, оставляет Юнги на столе, разбитого на тысячи осколков, и не скрывает наслаждения, которое ему доставляет эта картина. Юнги сдается. Обмякает вмиг, не найдя опору в том, кто пусть и измывался над ним столько времени, но никогда не делился. Чонгук поставил жирную точку, вовремя прекратил зарождавшееся внутри омеги доселе непонятное чувство, посадил его на место. Перехватив его руку, Чонгук не дал ему постоять за себя. Сломал его одним легким жестом. Он давно уже в клочья разодрал его душу, и после всего этого, какое имеет значение то, что он творит с его телом, это ведь просто оболочка. Внутри у Юнги и так все разрушено и разбито, сожжено, изодрано и разорвано, внутри хаос, кладбище надежд и мечтаний, разруха. Чонгук прошелся по нему как чума, оставил после себя одни разрушения и запах смерти. И если раньше она шла просто рядом превратившись в вечного путника, то сейчас просочилась под кожу, пропитала Мина. Уже ничто не имеет значение. Пусть его насилуют, избивают и калечат – какая разница. Юнги всегда знал, что Чонгук – его конец, его финиш, его непробиваемая стена, конечная остановка, но пытался этого не признавать, а сейчас он держит его за руку, взглядом вспарывает кожу и не пытается даже помочь, наоборот, помогает уже раздевшему его догола альфе, извращаться над его телом. Юнги бы заплакал, завыл бы, бился бы в истерике, если бы мог, но все краны заблокированы, все эмоции отключены, и все слезы высохли. Он просто прикрывает веки, не в силах смотреть в черную бездну, и позволяет незнакомому альфе шарить руками по своему обнаженному телу, по меткам оставленным его же боссом, по укусам и засосам, которые вроде бы означали принадлежность, но Чонгуку на это все похуй, что он сейчас Юнги и доказывает.

Чонгуку никого не хочется. Признаться себе в этом сложнее всего. Чонгук думает только о Юнги, представляет только его и хочет только его. Настолько сильная тяга и привязанность к рыжему омеге раньше только бесила, а сейчас беспокоит. Притом очень сильно – сильнее тайного сговора Техена и Джунсу. Альфе бы заняться делами, разобраться окончательно с оставшимися Домами, но все мысли заняты лисой. Он смешался с его кровью, с воздухом, которым Чонгук дышит, он заманил альфу в капкан, и Чонгук впервые не может выбраться, хотя понимает, что надо. Омегу надо спустить с пьедестала, надо бросить к своим ногам и перестать позволять ему занимать все мысли. Чонгук хочет проверить, хочет понять, насколько далеко он может зайти с ним, это какой-то экзамен, и альфа рассчитывает его сдать, хочет позволить одному из своих головорезов тронуть то, что принадлежит ему, альфа должен пройти этот тест. Так он думал, отдавая приказ, а сейчас он понимает, что идет на дно. Он заваливает тест. Та обида, которая блеснула в глазах Шуги, стоило перехватить его руку, добивает. Когда охранник, раздев омегу, заваливается сверху, Чонгук не выдерживает.

– Я передумал, – заявляет он и встает на ноги, но охранник видно вошел во вкус, лису не отпускает и продолжает зажимать в руках не сопротивляющееся тело. Чон выхватывает пистолет из рук второго охранника и, не дав никому опомниться, стреляет прямо в затылок. Кровь вперемешку с мозгами забрызгивает все вокруг, а больше всего Шугу. Юнги даже не вскрикивает. Наверное вот он тот самый этап, когда к крови привыкаешь настолько, что очередная смерть больше не пугает. Мин отталкивает с себя безжизненное тело и сползает со столика. Юнги снова рвет прямо на ковер, он не слышит криков, беготни вокруг, его тошнит всем тем, что не успело выйти в ванной наверху, запах крови и пороха усугубляет. Плохо настолько, что Юнги чуть ли не ползает по полу от спазмов скрутивших желудок. Охрана выводит остальных омег, отключает музыку и наступает тишина. Мин так и сидит на коленях, уткнувшись в пол и монотонно покачивается. Он знает, что в гостиной их осталось только двое, не считая труп. Знает, что Чонгук стоит совсем рядом, но поднимать голову нет сил. Он смотрит на свою грудь забрызганную чужой кровью и тянется к валяющейся невдалеке футболке, натягивает ее на себя и продолжает сидеть.

– Ты испортил мне вечер, – Чонгук возвращается к дивану и опускается на него.

– Я? – молчать больше не получается. Злость, обида, отчаянье – все соединяется внутри, и Юнги кажется, что его сейчас разорвет. Он на грани нервного срыва. – Я испортил тебе вечер? Ты больной ублюдок! – омега, наконец-то, поворачивается к альфе и смотрит на него с дикой неприкрытой ненавистью.

– Да, ты, – хмыкает Чон и откидывается на диван.

– Я больше не могу. Я старался, я очень старался, но я не могу больше. Ты ужасный человек, ты психопат, ты худшее, что я встретил и когда-либо встречу. Я ненавижу тебя! Ненавижу твою долбанную метку. Ненавижу твой запах, твои руки на своем теле. Ненавижу то, как ты смотришь, твой голос. Ненавижу! – срывается на крик омега, но Чонгук не реагирует. Закуривает сигарету и смотрит будто бы сквозь. – Я тебе ничего не сделал! Ты убил Сэмуэля, а я назвал твое имя! Я уже сполна расплатился за это, я прошел все круги ада! Ты меня через них провел! Оставь меня уже в покое, прекрати надо мной издеваться! Я не могу так больше! Не могу! – Юнги продолжает кричать и пытается встать на ноги, но его будто придавило к полу, сил двигаться нет.

– Ненавижу истеричек, – хмыкает альфа. – Ты хоть выговорился? Или еще тебя послушать?

– Отпусти меня, – Юнги подползает ближе. – Давай, закончим этот ад. Прошу. Тебе это не нужно и мне тоже, давай разойдемся, прекратим этот цирк, – просит Мин.

– Нет. От меня ты уйдешь только на тот свет. Другой дороги нет, – Чонгук встает на ноги и поправляет ворот рубашки. Приказывает охране привести в порядок гостиную и зовет Риза. Занимается обычными делами, раздает указания, и вообще, ведет себя так, будто не он только что вышиб мозги другому человеку.

– А ты, – Чон подходит к так и оставшемуся на полу омеге. – Поднимайся в пентхаус, видеть тебя не могу.

Легко сказать «поднимайся в пентхаус». Юнги на ноги встать не может. Пытается и получается только со второй попытки. Будто на плечах у него тонна груза, каждый шаг – это огромный труд, но он идет, медленно, не останавливается и не оборачивается, хотя лопатки и горят под взглядом черных глаз.

Придя в пентхаус, Юнги наспех принимает душ, натягивает пижаму и, приняв снотворное, ложится спать. Даже таблетки не помогают – уснуть не получается. Он долго ворочается на постели и думает. Тьма снова подбирается ближе, просачивается внутрь и располагается будто у себя дома. Хотя может, так и есть, он уже сросся с ней, у него даже кровь черная, такая же как глаза его личного чудовища. Он идет к окну, глубже вдыхает прохладный вечерний воздух и думает, как бы все сложилось, если бы он не встретил Чонгука той ночью в казино. Сейчас даже думать об этом сложно, даже представлять. Таков Чонгук – он не только лишает жизни и здоровья – он лишает мечтаний. Он словно стены в пустой комнате, все сдвигается и сдвигается, и когда-нибудь наступит тот день, когда он окончательно его задавит, перекроет доступ к кислороду и прекратит его жалкое существование. Скорее бы уже. Юнги выдохся весь, износился, устал тащить себя, точнее то, что от него осталось. Он будто зубами, ногтями цепляется за жизнь, и каждый новый шаг – это изодранные в кровь колени, стертые до костей ладони. Юнги сам не понимает, зачем он идет дальше, куда и кому несет это разодранное тело. От дум только хуже. Зацепиться все равно не за что. Мин закрывает окно и возвращается в постель, в надежде, наконец-то, отключиться.

Юнги просыпается среди ночи, чтобы попить и присаживается на постель. Стоит раскрыть будто налитые свинцом веки, как он понимает, что в постели не один. Чонгук лежит рядом прямо в одежде и обуви и, скрестив руки на груди, смотрит на омегу. В комнате темно, но даже под попадающим внутрь лунным светом, Юнги отчетливо видит впившиеся в него глаза. Пить больше не хочется. Мин с силой выдергивает одеяло из-под альфы и, завернувшись в него, как в кокон, демонстративно отворачивается. Чонгук усмехается, поворачивается боком и, подтащив к себе смешной комок, обнимает.

– Ненавижу, – совсем тихо и треснуто произносит омега.

– Взаимно.

***

Чимин после расставания с Техеном страдал ровно три дня. Эти дни он сидел взаперти, плакал и отказывался принимать пищу. Так бы длилось и дальше, если бы друзья не доложили, что часто видят Техена в клубе с разными омегами. Чимин понял, что лить слезы в подушку из-за того, кто во всю гуляет, не поможет, и решил пойти другим путем. Уже на четвертый день омега ушел вразнос.

Всю неделю Ризу докладывали приставленные к Чимину люди, что омега кутит, не трезвеет, торчит на вечеринках и гуляет до утра.

Риза такое поведение Чимина раздражает и злит, но Чонгук разрешил брату не посещать занятия и лечить свои душевные «раны» – Риз тут бессилен.

Очередной вечер. Риз нервно ходит вокруг машины и с силой сжимает в руке мобильный. Уже второй час ночи, и ему доложили, что Чимин в клубе в центре. Нормальный омега в это время должен лежать в своей постели, а не шляться по клубам. Но Чимин и понятие «нормальный» несовместимы. В этот раз Риз не выдерживает – звонит Чонгуку и, узнав, что он ему не нужен, садится за руль. Ризу надо привести Чимина в чувства, пока не стало совсем поздно.

Подъехав к клубу, Риз сразу идет внутрь, искать загулявшего омегу. На танцполе Чимина нет, у бара тоже. Риз звонит охране омеги и узнает, что тот в одном из кабинетиков. «Сука», – рычит про себя альфа и поднимается на второй этаж. Зачем нужны эти кабинетики Риз прекрасно знает, также, как и то, что обычно происходит за их дверями. Риз влетает в комнатку без стука и сразу же застывает на пороге. Где-то он такое уже видел.