Текст книги "Быть собой (СИ)"
Автор книги: Sleepy Xoma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
Они подобрались к источнику света и шума, Элаикс заглянул в щель.
Стражники отмечали что-то, сидя на полу вокруг разложенных мечей и топоров, пустив по кругу кувшин с вином, и тихо напевая песню на незнакомом языке. Незнакомом для юноши – Аладан сразу посуровел.
– Что такое?
– Они вшпоминают павших боевых товарищей. Это штарый обряд нашего народа.
– Не племени?
– Нет.
– Проблема?
– Пошли убивать, – ответил калека, пинком распахивая дверь.
Они ворвались, не заботясь о скрытности – тут уже важнее была скорость. Нож Шепелявого просвистел в воздухе и вонзился в грудь одному из воинов, ко второму подскочил Элаикс и могучий удар ногой в голову буквально расколол череп противника.
В это время Аладан рубанул третьего, но остальные уже успели подняться и достать оружие. Их было пятеро против двоих, и каждый из этих пятерых являлся умелым воином. Никто не произнес ни слова, зачем? Железо говорит лучше языка.
Несколько мгновений семеро мужчин стояли, рассматривая друг друга, а затем сошлись в страшной схватке.
Элаикс отбил направленный ему в живот меч, отскочил, уходя от удара топором, и краем глаза заметил, как Аладан ужом проскользнул между двух воинов, успев при этом рубануть одного из них по руке. Больше времени на разглядывания окрестностей у юноши не оставалось. Воины, предположив, что молодой здоровяк опаснее калеки, насели на него втроем, и биться в связке они умели.
Удары сыпались один за другим и юный тимберец начал отступать, чувствуя, как в груди нарастает ярость, клокочущая, багровая, страшная. Он взревел, точно раненый бык, и бросился под ноги одному из воинов, выставив меч перед собой. Правую руку обожгло болью, но он не заметил этого, все внимание молодого воина было обращено на клинок, входящий в живот врага.
Тот страшно закричал, а Элаикс, резко подавшись вправо, упал на пол, разрезая брюхо воина и переворачиваясь на спину как раз вовремя, чтобы заблокировать метящий прямо ему в голову топор. Он выдержал страшный удар и пнул врага по ноге так, что тот рухнул на залитый кровью пол.
Но третий был уже тут как тут – страшный удар окованного сапога обрушился юноше на голову и в глазах у него потемнело. Вражеский воин издал победный клич, и собрался было прикончить нерасторопного противника, как вдруг у него из груди выросло окровавленное лезвие. Воин застонал, полуобернулся и умер, повиснув на мече.
– Ришковый ты, Старшой, – прокомментировал Аладан, выдергивая свое оружие из тела поверженного противника. Затем он достал откуда-то кусок тряпки и принялся чистить меч. – Очень ришковый. А ешли б не я?
Элаикс поднялся и сердито буркнул:
– А оставался выбор? Эти трое почти прижали меня к стене. Сильные воины.
– Что было, то было, прижали, – хмыкнул воин. – Хотя, как по мне, шлабоваты они.
Юноша хотел огрызнуться, но не стал. Вместо этого он подошел к раненому с распоротым животом и коротким ударом добил его, после этого решил взглянуть на жертв своего напарника. И ахнул.
Каждый из охранников был уложен филигранным ударом, первый – в шею, второй – в сердце. А позы их не оставляли сомнения – оба умерли почти мгновенно. Искусство Аладана вызывало трепет и восхищение.
– И, пожалуй, зависть, – прошептал себе под нос Элаикс.
– Что?
– Нет, все в порядке. Как думаешь, остался еще кто-нибудь?
– В доме – нет, иначе бы пришли.
– Все-таки, нужно проверить.
Они продолжили обход, исследуя комнату за комнатой. В это время один за другим стали подтягиваться прочие члены банды, на долю которых не пришлось ни одного противника. Элаикс отправил их на поиски золота, о котором купец проболтался Философу, а сам подошел к последней двери.
Он резко распахнул ее и заглянул внутрь. Никого, обычная спальня – кровать, стол, пара шкафов. На столе лежала раскрытая книга, а возле нее – свеча.
– Что-то тут не так, – прошептал Элаикс, удобнее перехватывая меч. – Да.
Он бесстрашно вступил в темную комнату, оглядываясь по сторонам, но ничего не происходило. Юноша тихо, стараясь не шуметь, подобрался к кровати и, резко бросившись на колени, заглянул под нее. Пусто.
– Померещилось, что ли? – предположил он, подходя к столу.
Одного взгляда на свечу было достаточно, чтобы понять – нет, не померещилось. Воск на ней застыл совсем недавно, он был еще теплым, а наплывы внизу подсвечника яснейшим образом говорили о том, что тут кто-то был. И есть.
Тихий скрип за спиной заставил Элаикса резко обернуться. И опять никого.
Откуда тогда скрип? Юноша внимательно посмотрел на шкаф, стоявший около двери. Он был достаточно большим, чтобы вместить человека, а значит…
Делая вид, что собирается уходить, молодой воин подошел к шкафу и, резко рванувшись в сторону, распахнул дверцу. В лицо ему полетел меч и Элаикс с огромнейшим трудом отвел голову – лезвие царапнуло щеку. Схватив руку, державшую оружие, он рванул на себя, и выудил тощего юнца, дрожащего от страха, который с жалобным писком рухнул на пол.
Тимберец пинком выбил оружие из рук врага и занес было меч, чтобы прикончить того, но что-то заставило его остановиться. В глазах молодого охранника стоял такой страх, такая мольба, что у Элаикса просто не поднималась рука, чтобы завершить начатое.
– Молю, не убивай, – на кошмарном фарийском пролепетал поверженный противник и выставил руки перед собой, не пытаясь даже бороться. – Не убивай.
– О, вот ты где, – в комнату заглянула Эльра.
Она хмыкнул, взглянув на лежащего парня, пытающегося заслониться от меча.
– Давай, заканчивай тут. Нельзя терять время, – с этими словами она пропала.
Элаикс сглотнул. Рука его дрожала. Так просто убить этого бедолагу, один взмах меча и все. Но…Но он же не фариец, в чем виноват этот мальчишка? Да его, наверное, и в охрану взяли за компанию, скорее всего, кто-то из убитых был его родственником. Но если его оставить в живых, не захочет ли ганнорец поквитаться?
– Убить? – прошептал Элаикс и снова посмотрел на книгу, лежащую на столе. Перед глазами неожиданно появился образ Трегорана, а в голове наконец-то всплыла мысль: «Я должен найти его». Рука с мечом опустилась.
«Найти кого? Не понимаю. Найти?» – Элаикс едва не застонал от боли, пытаясь понять, что же память хочет ему подсказать. – «Не до того!» – тут же оборвал он себя, однако решение уже было принято.
– Спрячься в шкаф и не высовывайся, мы скоро уйдем. Когда это произойдет, советую тебе тоже убраться из города как можно дальше, иначе рискуешь оказаться на виселице.
Произнеся это, он вышел из комнаты, затворив дверь за тобой.
Подельники уже вовсю паковали тюки.
– Все? – Эльра бросила на командира короткий взгляд.
– Да. А у вас что?
– Добра – выше крыши, – радостно сообщил Крыса. – Заканчиваем.
– Хорошо, – Элаикс прочистил горло и сказал то, что собирался произнести еще раньше. – Половину ценностей мы оставим себе, разделим поровну. А вторую – раздадим простым людям из трущоб.
Бандиты с распахнутыми от изумления ртами уставились на него.
– Ты спятил? – осведомился Грантар.
– Наверняка, – подтвердил Аладан.
– Точно, – согласилась Эльра.
Как ни странно, но Инатор с Бартихом полностью поддержали решение юноши.
– Это благородно, – произнес полукровка.
– И в высшей степени разумно – нам не помешает показать щедрость, если хотим привлечь на свою сторону новых добровольцев.
– Но, ведь золото… – Жалобно заныл Крыса.
– Достанем еще, – широко усмехнулся Элаикс. – Обязательно достанем.
Глава 4
Трегоран потянулся и открыл глаза.
«Опять то же самое», – мелькнуло у него в голове. – «Та же кровать, та же комната».
Он огляделся, действительно, ничего не изменилось, разве что в кресле возле ложа не оказалось ни одного благородного фарийца. Зато на этом самом кресле была аккуратно разложена одежда. Имперская.
Юноша осторожно поднялся и со вздохом принялся облачаться в ненавистные тряпки. Он понимал, что несправедлив – назвать тряпкой великолепную тунику и красивейшую тогу, украшенную вышивкой и золотой нитью, означало оскорбить мастеров, создавших это великолепие. Но ничего поделать со своей неприязнью Трегоран не мог.
«Ладно, живешь в Фаре, веди себя, как фариец», – вспомнил он популярную в Империи поговорку. – «А что дальше?»
Дальше он решил подойти к двери и дернуть. Было открыто, а в коридоре не стояло ни единого охранника.
«Куда теперь?» – задумчиво почесал голову Трегоран. И сразу же перед его взором возник маршрут их с Маркацием похода. – «Да, там был выход на улицу».
Юноша осознал, что с первого раза и в мельчайших деталях запомнил весь путь по незнакомому дому, лишь завернув за угол. Он остановился, точно напоровшись на преграду, а затем его губы расплылись в широкой улыбке. Не только книги, теперь он будет помнить вообще все, что видел хотя бы один раз!
Занятый этими приятными размышлениями молодой чародей не заметил, как оказался во дворе. И тут его взгляду предстала интереснейшая картина. Маркаций склонился над побелевшим от боли человеком в простой дешевой тунике, замызганной землей и кровью. Раненый тихо постанывал, зажимая раненую руку, и всеми силами старался не упасть в обморок.
– Идиоты! – Маркаций гневно посмотрел на двух товарищей, принесших раненого. – Сколько раз я говорил работать осторожнее? Ну вот куда вы спешили?
– Эта, господин, – шмыгнул носом один из них, говоря с сильным акцентом, непонятным юноше. – Мы, эта…
– Неважно, – отмахнулся патриций, а затем Трегоран едва не задохнулся от восхищения, смешанного с ужасом.
Руки мага окутало свечение, сила, выпущенная на свободу, была столь могуча, что, наверное, могла бы разрушить дом, примени ее Маркаций во зло. Он не произносил магических фраз и не делал пассов руками, но заклинание сработало безупречно – рана на глазах очистилась от крови и грязи, а потом затянулась новой розовой кожицей.
Работник перестал стонать и широко раскрытыми глазами уставился на исцеленную конечность.
– Отнесите его домой, и дайте вина, пускай отдохнет до утра, – распорядился Маркаций. – И впредь будьте аккуратнее.
Работники, наперебой принявшиеся восхвалять доброго господина, подхватили товарища и мигом очистили двор. Маг поднялся и только теперь заметил глядящего на него во все глаза Трегорана.
– Приветствую, молодой человек, – мягко поздоровался он. – Надеюсь, что твое Пламя вновь горит ярко.
Трегоран его не понял, но на всякий случай согласно кивнул.
– Я сказал что-то, тебе неизвестное? – каким-то образом догадался опальный сенатор, подходя ближе. – Но это дело поправимое. Пойдем?
– Куда? – попятился юноша, ощутив нехорошее предчувствие.
– Учиться, – пожал плечами маг.
– Что? – Трегоран совершенно перестал понимать что-либо в этой жизни.
– Пойдем, сам увидишь, – Маркаций сделал ему знак следовать за собой и направился по уже известному маршруту – в библиотеку. – Замечу, кстати, что тебе очень идет тога. В ней ты становишься похож на настоящего фарийца.
Ноги у Трегорана подкосились от ужаса.
«Нет, только не это!» – подумал он, падая на пол.
Маркаций услышал его сдавленный всхлип и обернулся. Лицо благородного мужа озарилось пониманием, а затем перекосилось от злости.
– Мальчик, – он резко подошел к юноше и навис над ним. – Я догадываюсь, о чем ты подумал, так вот, выброси это из головы! Я никогда не опущусь до такой гнусности.
– Как скажете, господин, – пролепетал Трегоран. – Вы – хороший господин, наверное, и свое имущество во дворе вы лечили, чтобы оно дольше служило.
Отчаяние придало молодому человеку храбрости, он прекрасно знал, что сейчас последует. Рука Маркация потянулась вперед и Трегоран зажмурился.
Секунды следовали одна за другой, но ничего не происходило, тогда юноша приоткрыл сперва один глаз, а затем и второй. Патриций стоял над ним, протягивая руку.
– Не говори глупости, – спокойно проговорил он. – Давай руку и пойдем.
Трегоран вздохнул.
«А, проклятье, пускай, хуже уже не будет!» – и он подал фарийцу свою руку. Тот рывком поставил юношу на ноги, точно ничего не произошло, продолжил идти вперед.
– Я уже рассказывал, – внезапно произнес фариец, – у меня нет рабов. А те трое – вольноотпущенники, которым я плачу деньги. Эти глупцы хотели поскорее закончить постройку нового амбара, и один из них умудрился хорошенько пройтись пилой по руке товарища.
– И вы его исцелили.
– Да, а что, это неожиданно?
Трегоран хмыкнул и кивнул. Он думал, что Маркаций скажет что-нибудь, но тот промолчал, не желая, видимо, продолжать разговор на неприятную тему.
– Скажите, почему вы не читали заклинаний? – неожиданно для себя спросил юноша.
В ответ ему донесся тихий смешок.
– Наконец-то. Я уж думал, что не дождусь этого. Первая твоя правильная мысль за сегодня, мальчик.
Он толкнул дверь, ведущую в библиотеку, и вошел первым, Трегоран – вслед за ним.
Со вчерашнего дня здесь почти ничего не изменилось, добавился только большой стол с едой.
– Угощайся, – широким жестом предложил Маркаций, а я расскажу.
Голодного юношу не пришлось упрашивать дважды, он стрелой метнулся к столу и едва не набросился на пищу, точно зверь, но в последний момент вспомнил о манерах. Негоже демонстрировать фарийцу слабость. Он и так делал это чаще, чем следовало. Поэтому юноша аккуратно сел и взял с подноса большой кусок сыра.
Маркаций снова усмехнулся, и присел напротив.
– Ты делаешь успехи. Быть может, я смогу вытащить из тебя то, что мои нерадивые соотечественники столь усердно вбивали все последние годы, – загадочно улыбаясь, произнес он. – Но вернемся к вопросу о том, как можно творить чары, не произнеся при этом ни слова. А ты сам что думаешь?
Трегоран, набивший рот, ответил что-то нечленораздельное, непонятное даже ему самому, и густо покраснел.
– Не обращай внимания, – улыбнулся Маркаций. – Это был риторический вопрос. Я слишком привык выступать перед публикой, чтобы избавиться от подобных фраз. Начнем с основ.
Он вскочил с кресла и зашагал по библиотеке, рассказывая на ходу.
– В каждом человеке горит искра жизни, философы еще называют ее душой, жрецы – божественным даром, но это лишь вопрос терминологии. Важно другое. В некоторых, в избранных, – на этом слове он сделал ударение, – искра пылает, точно костер. Естественно, разгорается она не сразу, а потому нельзя, взглянув на младенца, понять, будет он магом, или же нет. Да что младенцы, по обычному взрослому нельзя ничего сказать до того момента, как тот сотворит свою первую волшбу! Но и после этого нелегко определить силу и потенциал новичка.
Маг резко остановился и обернулся к юноше.
– Ты меня понимаешь?
Трегоран, занятый пережевыванием куска мяса, кивнул. В целом, он действительно понимал слегка витиеватые слова своего странного хозяина.
– Отлично, а теперь слушай внимательно, потому что мы подобрались к сути твоего вопроса. Итак, те, в ком горит Пламя Духа, – и эти слова сенатор выделил, – как мы это называем, способны творить чары. Чем больше практики, тем сильнее Пламя. Оно будет разгораться и разгораться, остановившись лишь в тот момент, когда чародей дойдет до предела своих возможностей. Однако это не значит, что магия, прости уж за вульгарность, будет лезть у одаренного изо всех дыр. Чародейство, – он вытянул вперед руку и на ней расцвел огненный цветок, – это сложное и смертельно опасное искусство. Даже у лучших из преподавателей гибнет каждый третий ученик.
Он сжал руку, и цветок рассыпался мириадами искр.
– Магия опасна, но она позволяет подчинить себе силы природы. Слова, сковывающие и направляющие стихию, и печати, высвобождающие ее. Вот что являет собой суть чар. Заткни чародею рот, переломай пальцы – и он не сделает ничего! – Тут Маркаций хитро усмехнулся. – Так думают глупцы. У мага всегда будет самое главное – Пламя, неугасимо пылающее в его груди!
– Но как можно колдовать, – не выдержал Трегоран, захваченный повествованием, – если нельзя выкрикнуть слова?
– Нельзя вслух, – поправил его Маркаций. – Разве кто-нибудь запретил тебе воспроизводить весь ритуал в памяти?
Юноша открыл рот, чтобы что-то сказать, и захлопнул его.
«В памяти? А я-то лишь хотел лучше запомнить заклинания, не подозревая, о чем прошу на самом деле…»
– Именно так, молодой человек, – угадал его мысли фариец. – Чародей зазубривает заклинание до того состояния, когда, закрыв глаза, сможет воссоздать в памяти каждую мелочь, каждую – я подчеркиваю это слово – деталь. Ибо в магии нет незначительной ерунды. Понимаешь ли ты теперь, что в действительности попросил у древнего и злого бога?
Трегоран кивнул.
А Маркаций, меж тем, усмехнувшись, положил на стол большой фолиант, обернутый в кожу и медь.
– Ну, а раз понял, начнем учиться, – радостно блеснув глазами, проговорил фариец.
* * *
Маркаций занимался с Трегораном до самого вечера. Чародей оказался бесподобным наставником: терпеливым и мудрым, не жалеющим ни времени, ни сил для того, чтобы вдолбить в юношу знания предков. Впрочем, Трегоран оказался столь же способным учеником, впитывающим новое, точно губка воду. И тут дело было не только в даре бога Хаоса, молодой человек сам по себе отличался любознательностью и желанием учиться, а потому, они с патрицием быстро нашли общий язык.
Передышку сделали лишь тогда, когда на столе догорела четвертая свеча, а яркий солнечный свет в окнах сменился мягким багрянцем заката.
– Пожалуй, нам пора подкрепиться, – объявил Маркаций, потягиваясь так, что хрустнули позвонки. – Для первого дня более чем достаточно. Как ты считаешь, ученик?
– Как вам будет угодно…учитель, – произносить это слово, да еще обращаясь к фарийцу, было непривычно. Трегоран не совершенно запутался – он немного узнал своего наставника за этот день, и теперь просто не мог относиться к нему как к другим гражданам империи. Маркаций, действительно, был особенным, не таким как все.
«Эх, если бы все фарийцы походили на него», – подумал тимберец. – «А может, таких много, просто все они боятся императора?»
Эта мысль также была нова и необычна.
– Итак, готовься к удивительным знакомствам, – неожиданно проговорил Трегоран, когда они оказались возле широких дверей, освещенных лампами. – Мы почти пришли в обеденный зал. Прошу, подыграй мне.
– Что? – не понял Трегоран.
– Просто подыгрывай.
Произнеся это, он распахнул двери, стрелой влетая внутрь – юноша уже убедился, что по-другому фариец просто не мог ходить – и громко сказал:
– Здравствуй Этаара, солнце мое, как прошел день?
– Все было замечательно, батюшка, – ответил ему звонкий девичий голос.
– Я хочу представить тебе моего нового ученика, – радостно сообщил Маркаций и оглянулся. – Трегорий, чего ты ждешь?
Юноша не сразу понял, что обращаются к нему, а потом торопливо присоединился к учителю. Обеденный зал поражал как убранством, так и размерами. Это было большое помещение, ярко освещенное лампами и многочисленными свечами, посреди которого располагался солидных размеров прямоугольный стол, заставленный снедью. Что-что, а поесть патриций, определенно, любил.
«Удивительно, что он умудрился сохранить фигуру с таким-то аппетитом», – подумал Трегоран, а следующая мысль в его голове умерла, не успев оформиться – он увидел, к кому фариец обращался.
За столом сидела стройная девушка, чья бронзовая от загара кожа контрастировала с волосами цвета золота. Ее огромные голубые глаза с интересом изучали молодого человека, причем весьма и весьма бесцеремонно. С первого взгляда было видно, что девушка – родная дочка мага. Скулы и нос будто лепились одним скульптором, но лицо… Трегоран впервые встретил столь совершенную красоту и с ужасом осознал, что просто не может отвести от прелестного создания взгляд.
С огромным трудом, пунцовый, точно мак, юноша согнулся в поклоне, стараясь унять бешено колотящееся сердце.
«Что это такое, что со мной?» – думал юноша, хватая ртом воздух и боясь разогнуться.
На помощь ему пришел учитель.
– Этаара, ты его смущаешь, – усмехнулся чародей. – Наверное, это из-за выреза на груди. Кажется, я что-то говорил насчет вульгарных и вызывающих нарядов, не помнишь, что именно?
– Батюшка, опять ты за свое, – в голосе девушки послышалась досада, а Трегоран нашел в себе силы разогнуться и вновь посмотреть на нее.
И, о диво, дочка сенатора улыбнулась ему открытой и доброй улыбкой, точно такой же, какая была у отца.
– Привет, Трегорий, – произнесла она. – Не знаю, в чем ты провинился, раз попал сюда, но не могу не посочувствовать.
– Провинился? – удивился юноша. – Госпожа, ваш отец – величайший чародей, учиться у которого – огромная честь!
Говоря это, молодой волшебник совершенно, не кривил душой, хотя и не понимал до конца, отчего Маркаций лжет дочери. Впрочем, он решил, что причина есть, а значит, стоит подыграть.
«Маркаций в опале, кто знает, сколько из его слуг шпионят за господином?» – пришел юноша к весьма разумному умозаключению и решил побыть фарийцем, раз уж обстоятельства требуют этого.
Они заняли места за столом, и ужин начался. Этаара оказалась отличной собеседницей – умной, начитанной и острой на язык. А еще ей было интересно буквально все – откуда Трегоран, кто его родители, как он попал сюда, какая сейчас погода в великом Фаре и что носят девушки.
Приходилось сочинять на ходу, искусно сплетая истину и ложь. Он – из провинции Тимберия. Отец – легат, старый приятель учителя, мать – тимберка. В великом Фаре побывать ему, увы, не довелось – большую часть жизни ездил вместе с отцом и матерью по разным местам. Как только обнаружилось, что в юноше разгорается Пламя, родители договорились с великим магом и отправили его сюда. Сперва по морю, а потом – на лошади. Увы, но животное пало в пути, а поэтому остаток дороги пришлось пройти на своих двоих.
Этаара слушала его, раскрасневшись от возбуждения и любопытства, и не забывая опустошать тарелки. Аппетит у нее, определенно, был отцовским.
Когда ужин подошел к концу, девушка мило улыбнулась своему новому знакомому и грациозно, покачивая бедрами, покинула зал. Эта часть ее тела также была развита выше всяких похвал. Можно даже сказать, что не по годам. Трегоран следил за удаляющейся фарийкой, то и дело сглатывая тягучую слюну.
– Ай-ай-ай, – с насмешкой в голосе произнес Маркаций, когда дверь за дочкой закрылась. – Как нехорошо: заглядываться на дочь в присутствии отца.
«Ой», – подумал юноша, багровея от стыда.
– Ничего, ничего, все нормально, – рассмеялся маг. – Я не из тех, кто готов запрещать молодым людям общаться, а Этаара уже достаточно большая девочка для того, чтобы принимать решения и отвечать за них. Прошу об одном – будь с нею осторожней. У дочки тяжелый характер и она томится в этой глуши. Постарайтесь не натворить глупостей.
– Хорошо, учитель, – пискнул Трегоран.
– Вот и славно, – Маркаций потер руки. – Ну, пара часиков до сна у нас есть, предлагаю еще немного позаниматься.
* * *
Дни тянулись за днями. Хотя нет, не тянулись – они летели, сменяя друг друга! Пожалуй, Трегоран последний раз был так счастлив лет десять назад, когда отец представил его Божественному. Юноша учился, учился, а потом – снова учился. Заклинания давались ему невероятно легко, что приводило Маркация в восторг. Фариец радовался, точно ребенок, получивший новую игрушку, каждый раз, когда у юноши выходило очередное колдовство.
Начинали они с простого – основных заклинаний каждой из стихий. За неделю прошли путь, который у иных – со слов учителя – занимал несколько месяцев, а то и лет. Пламя внутри юного чародея разгоралось все сильнее и сильнее, и он уже предвкушал знакомство с мощными боевыми заклятьями, которые определенно могли бы помочь в будущем.
Свободное время юноша распределял между книгами и Этаарой. Причем к своему удовольствию он отметил, что девушка не имела ничего против его общества. Молодые люди совершали верховые прогулки по обширным владениям сенатора, болтали, даже рыбачили. В первый же Трегорану удалось выловить громадную рыбину, подобных которым не водилось на его родной земле. Этого речного монстра в три локтя длинной молодой человек самолично освежевал, почистил и приготовил, вызвав восторг как своего учителя, так и его дочери. Оба наперебой восхваляли его выдающиеся кулинарные способности, отчего юноша краснел, точно мак. Но он не мог не признать, что слышать столь добрые слова было приятно. Причем, когда их произносила красавица-фарийка, в груди екало.
Лишь время от времени что-то – какое-то смутное воспоминание – пыталось пробиться из бездонных глубин памяти, вызывая страшную головную боль всякий раз, когда Трегоран пытался ухватиться за него. И он неизменно откладывал эту странную борьбу со своей головой до следующего раза.
На четырнадцатый день пребывания в гостеприимном особняке, Трегоран заметил одну странную вещь, о чем немедленно сообщил Маркацию.
В этот момент они были в библиотеке – учитель увлеченно что-то записывал, ученик – перебирал книги.
– Учитель, – обратился он к склонившемуся над пергаментом магу. – Я не могу понять.
Тот поднял голову.
– Да?
– В природе существует четыре основных стихии: огонь, вода, земля и воздух. Они уравновешиваются пятой – духом или айпероном.
– Это так, – кивнул опальный сенатор, а его губы сами-собой начали расползаться в улыбке, из чего Трегоран заключил, что суть его вопроса уже ясна фарийцу. – Что же тебя смущает?
– Почему про магию духа нет ни слова? Ни одного тома или свитка, ни даже странички. Как такое может быть?
– Надо же, надо же… Все-таки ты необычайно умен, молодой человек. Не каждый ученик задается этим вопросом даже после нескольких лет обучения. Что ж, отвечу. Причин, как и у любого сложного явления, больше одной. Начнем с самой прозаичной. Магия духа сильнее всего была развита в Ширримской империи. Слышал ли ты об этом государстве?
– Нет.
– Не удивительно. Оно перестало существовать более ста лет назад. Сейчас уже даже и не помнят, когда точно.
– Перестало существовать? – Трегорана удивила столь странная формулировка, но он уже успел уяснить, что Маркаций редко произносит какие-либо слова просто так. – Было завоевано?
– Если бы… – вздохнул маг, вставая с кресла и подходя к одному из книжных стеллажей. – Так, где же оно?
Он один за другим вытаскивал фолианты, пока не наткнулся на тонкую – в несколько листиков пергамента – книжку.
– Вот, – маг протянул находку ученику.
– «Мертвые земли», – прочитал тот, – Написано со слов Гария Силиция.
– Да, к слову, Гарий был самым прославленным в Фаре путешественником. Говорили, что сам Улиан даровал ему крылатые сандалии, чтобы быстроногий фариец обошел весь мир.
Трегоран ощутил, что совершенно запутался, о чем и не преминул сообщить учителю.
– Ах да, – хлопнул тот себя по лбу. – Я постоянно забываю, что ты родом из Тимберии. У нас каждый ребенок знает о Мертвых землях. Если кратко, то в один прекрасный день вся территория Ширримской империи превратилась в проклятую землю. Люди исчезли, а путников встречали пустые города. И все бы ничего, если бы не призраки.
– Призраки? – юноша поежился.
– Да. Духи, которые приходили к безумцам, отважившимся заночевать в этих проклятых местах, и сводили их с ума. Гарий был одним из тех, кто вернулся, сохранив рассудок, но до конца своей жизни он не осмеливался подходить к Мертвым землям даже на три дневных перехода. И, возвращаясь к предмету нашей с тобой дискуссии, когда Ширрим обезлюдел, вместе с ним исчезла и большая часть сведений об айпероне.
Трегоран снова поежился, и ему неожиданно показалось, что в библиотеке как-то очень уж неуютно, а тени в углах выглядят чересчур зловеще. Он постарался как можно скорее перевести бег мыслей в другое направление, а потому спросил:
– Это главная причина, но ведь есть еще что-то?
– Император, – коротко, но емко, ответствовал Маркаций. – Владыка отчего-то не любит магию духа. Едва он завоевал Вечный Город, как пятая школа оказалась вне закона. Каждый свободный человек обязан сдать – замечу, за неплохие деньги, – все книги и свитки, в которых есть хоть слово о магии духа. Укрывательство же запрещенной литературы приводит в лучшем случае на рудники.
– А в худшем?
Маркаций выразительно чиркнул ладонью по горлу.
– Наш повелитель никогда не признавал полумер, – пожал он плечами. – И всегда считал, что если кто-то чего-то не хочет делать, то его проще убить, чем перевоспитывать. Вот тебе и вторая главная причина, возможно даже, она будет столь же весома, как и первая. Сам понимаешь: магию стихий практикуют лишь в нескольких странах. Одна из них исчезла, а во второй появился запрет. Кое-что можно еще найти в вольных городах Атериады, ведь полисы издревле тесно общались с Ширримом, но то, что осталось – это лишь жалкие обрывки великих знаний, которые некогда были доступны каждому ищущему истину.
Он вздохнул, не скрывая горя, а Трегоран получил возможность спросить о том, что не первый год мучало его:
– Учитель, я постоянно слышал, как фарийцы называют своего императора владыкой, повелителем, даже хозяином. Но никогда не мог понять – почему? Что он такое?
– Он? – сенатор грустно улыбнулся. – Полубог, ступающий по земле. Как же еще величать его?
– Если честно, я думал, что все рассказы о его божественном происхождении – выдумка, что он, в лучшем случае, сильный маг.
Маркаций невесело рассмеялся.
– О, если бы! Сколь простой была бы жизнь, окажись твои слова правдой. Быть может, мы бы скинули ярмо тирании и вернулись к славным временам расцвета республики, когда сенат действительно решал вопросы жизни и смерти, когда каждый гражданин был обязан с оружием в руках защищать свой родной город, нравы были просты, а сердца преисполнены отваги и чести! Но те дни ушли безвозвратно. Богоравный властвует почти сотню лет, и ни один из глупцов, бросивших вызов его величию и мощи, не смог даже оцарапать нашего господина. А ведь он пришел в Фар один, без армии, и стал его правителем за считанные недели, перебив всех магов и воинов, осмелившихся заградить дорогу к трону. – Патриций говорил все вдохновеннее, с каждым произнесенным словом он все больше и больше походил на сказителя, причем опытного. – Доблестные мужи пали от его меча, а мудрые чародеи оказались сражены силой магии. С того счастливого или злополучного – это зависит от того, с чьей позиции смотреть, – дня Фар лишился свободы. А потом он начал забирать ее у соседей. Город за городом, народ за народом. И, как ты знаешь, бег не окончен и по сей день.
– Знаю, – сглотнул Трегоран, который услышал в голосе своего наставника железную поступь легионов, – а ты видел императора?
– Да, и даже разговаривал с ним. Более того, – Маркаций усмехнулся, – я имел наглость спорить. Говорил, что рабство – это противоестественное и уродливое попрание божественных законов, что люди рождены свободными и свободными же должны сходить в могилу. Что мы – не варвары, заковывающие побежденных в цепи.
