Текст книги "Быть собой (СИ)"
Автор книги: Sleepy Xoma
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)
– Ну, родные, это уже ваши проблемы, – прошептал отмеченный демоном.
Он вновь занял свое место и обратился к собеседникам.
– А теперь я предлагаю обсудить, что же все-таки мы станем делать.
Говорили они недолго – Обсуждать, собственно, было особо и нечего. Все гениальные идеи свелись к «построить тараны и влезть на стены», а потому собрание Сильных, на редкость бестолковое и шумное, завершилось менее чем за час. Элаикс говорил мало, больше слушал, прочие же ганнорцы тренировались в красноречии, переругиваясь и пытаясь заглушить друг друга. Лишь один из них не проронил ни слова, и именно этот северянин привлек пристальное внимание Элаикса. Он был невысок, толст и бородат, одет неброско, и столь же просто вооружен. Зато бочкообразные руки, которыми, определенно, можно было гнуть подковы и отрывать конечности, а также лицо, покрытое шрамами, говорили о том, что северянин не так прост, как кажется.
Когда Сильные покинули помост, этот ганнорец подошел к Элаиксу и компании, причем не один. Его сопровождала женщина, от одного вида которой у юноши отвисла челюсть и едва не потекли слюни: она была высока, пышногруда и светловолоса. Чем-то эта северянка напоминала Эльру, вот только прекрасное загорелое лицо не уродовали многочисленные шрамы, а в изумрудных глазах горело пламя страсти.
– Привет, Грантар, – хохотнул толстяк, стараясь говорить добродушно. При этом его цепкий взгляд внимательно контролировал все пространство вокруг, и – особенно – Элаикса.
– О-о, какие люди, – Крыса осклабился и протянул северянину руку. – Бочка собственной персоной. Неужто решил выбраться из лесов?
– Ты меня знаешь, никогда не пропущу хорошую драку.
– Ага, как же, знаю. А половину этих драк сам и затеваешь.
– На этот раз я не причем, – широко ухмыльнулся толстяк.
– Как скажешь, – и он повернулся к спутнице ганнорца. – Вариэтра, привет, ты, я погляжу, все хорошеешь.
Блондинка одарила его столь томной улыбкой, что у Элаикса забурлила кровь в жилах, и он выступил вперед.
– Крыса, не познакомишь меня?
– А как же, Старшой, познакомлю. Перед тобой самый неугомонный псих во всей Ганнории. Кличут Ливитаром, но мы все зовем его Бочкой. За пузо. А эта грудастая рядом с ним – Вариэтра, – при этом от Элаикса не укрылось, что Грантар маскирует неприязнь. Женщина ему совершенно точно не нравилась от слова «вообще».
– Элаикс, – представился юноша и протянул руку.
Толстяк промедлил лишь на одну секунду. Он сверлил своим неприятным взглядом Элаикса. Холодно, расчетливо, оценивающе. Юноша понял, что не вызывает у воина ни малейшей симпатии и ответил тем же, со злобой зыркнув на собеседника. Неожиданно тот широко улыбнулся и ответил на рукопожатие так крепко, что южанин едва не охнул – ручищи у Ливитара, действительно, оказались железными.
– Ты нравишься мне, Южанин. Пойдем отсюда, потолкуем.
– И о чем же?
– О том, что будем делать, когда эти ряженые фазанчики плюхнутся мордами в грязь.
Элаикс посмотрел на Грантара.
– Бочка дело говорит, – рассмеялся юноша. – Если кто и знает, как нужно драться с империей, так это он.
– Грантар прав, – скривившись, как от зубной боли, согласилась с крысой Эльра. – Этот сын суки и волка, едва ли не последний ганнорец, который понимает, что к чему.
– Приятно слышать столь лестный отзыв, моя любительница фарийцев, – с издевкой отозвался Ливитар.
От этих слов Эльра побледнела и дернулась.
– Следи за языком, – второй раз за день предупредил Элаикс. – Я очень не люблю, когда моих друзей оскорбляют, и предпочитаю вбивать оскорбления обидчикам в глотки вместе с зубами.
– Всегда пожалуйста, – улыбка Бочки стала шире, задняя нога сама собой немного сместилась, а руки чуть-чуть приподнялись и самую малость сжались в кулаки.
Это не укрылось от Элаикса, который начал злиться все сильнее – день и так выдался паршивым, так тут еще всякие жирные недоумки портят его еще больше.
– Дорогой, – Вариэтра обвила руками шею своего мужчины. – Спокойнее, мы ведь хотим заводить друзей, а не врагов.
Бочка вздохнул и расслабился.
– Ты права. Эльра, прости, я не выспался и не сдержал свой нрав.
– Извинения приняты, – Эльра постаралась говорить равнодушно, как будто ее это ни капли не заботило, однако во взгляде девушки Элаикс увидел жгучую благодарность и сдерживаемые слезы.
Он поставил себе заметку как-нибудь разобраться в хитросплетениях ганнорских племенных взаимоотношений вообще и места Эльры в этом клубке в частности. Одновременно с этим, он ощутил острое желание оторвать Вариэтру от Ливитара и утащить ее куда-нибудь прочь. А еще лучше – запереться с нею в каком-нибудь темном жарком помещении, снабженным бассейном, благовониями и ложем.
Это было новое ощущение, и юноша решил, что с ним тоже имеет смысл разобраться. Но это потом, когда появится свободное время.
– Идем ко мне, – бросил он, поворачиваясь к Бочке спиной. – Потолкуем.
* * *
Уже к вечеру свободного времени не осталось вовсе. Юноша, заключивший с Ливитаром что-то вроде соглашения о взаимопомощи, лихорадочно пытался поспеть везде и сделать все, что только можно. Сильные, вопреки своему названию, так и не сумели вернуть порядок на улицы мятежного города. Ганнорцы, опьяненные свободой и вином, дрались, предавались блуду, воровали, короче говоря, делали что угодно, только не пытались собраться в некое подобие армии.
Конечно, среди этого океана глупости всплывали островки порядка вроде того же Ливитара, да что там, с каждым днем их становилось все больше, но время – этот безжалостный и неумолимый убийца – работало на Фар. Элаикс прекрасно понимал все, но изменить ничего не мог. Внутренний город охранялся слишком хорошо – слабая попытка штурма, предпринятая через день после его официального присоединения к мятежу, провалилась с треском. Атакующие потеряли почти три десятка не самых плохих воинов и отступили. Фарийцы денно и нощно сторожили стены, а конные гонцы присылали новости, одна ненадежнее другой.
Пограничные легионы стерты с лица земли вольными ганнорцами, решившими помочь восставшим собратьям. Нет, наоборот, они теперь спешат к Раэлину – подавить восстание. Да что вы, никуда они не спешат – вся провинция поднялась как один, и теперь фарийцы получат по заслугам. Да никто нигде не поднялся, а те, кто и сделал это, уже лежат в земле!
И так далее и тому подобное. Верить нельзя было ничему и никому, а потому пришлось самостоятельно рассылать разведчиков во все уголки Ганнории, чтобы понять хоть что-нибудь. И вот тут-то большую, прямо-таки неоценимую помощь оказал Ливитар, у которого, как выяснилось, под началом была целая армия – добрых пять тысяч человек, а также – бессчетное число осведомителей в самых разных городах и поселках провинции. Именно благодаря сведениям, поставляемым этим новым, пусть и ненадежным союзником, стала вырисовываться общая картина.
Так прошло шесть дней, кое-что постепенно начало вырисовываться. Постоянно подходили все новые и новые отряды, усадьбы в неделе пути от Раэлина были разрушены, а освобожденные рабы усилили армию. Совет Сильных, разросшийся до пятнадцати человек, помаленьку утихомиривал своих подопечных, вооружал их и приспосабливал к делу.
Однако с каждым днем юношу все больше и больше тяготило это многовластие.
Он понимал, каким образом фарийцы даже без помощи своего императора сумели разбить этот северный народ. Ганнорцы ничего не знали о дисциплине. Они атаковали толпами, не думая ни о защите, ни о хитрых тактических схемах, ни о чем вообще. Только бы убить побольше врагов, а там – как получится.
В случае же, если не получалось, их отвага столь же стремительно превращалась в трусость и бородатые верзилы улепетывали со всех ног, бросая даже оружие.
Конечно, не все были такими. Богатые ганнорцы и до завоевания содержали отряды профессиональных воинов – в основном конные – которые выходили сражаться в доспехах, с копьями и хорошими мечами. Элаикс с удивлением для себя узнал, что великое селианское изобретение – стремена – совсем недавно добралось до этих глухих мест.
В любом случае, число восставших увеличилось уже почти до тридцати тысяч и не думало останавливаться, однако расслабляться, и хвалиться несовершенными победами было нельзя. Самое страшное в этом деле было то, что даже Аладан с Инатором не понимали всю важность дисциплины. Эльра не лезла в военные дела – умея убивать, она никогда не умела командовать, Грантар также не испытывал желания от обсуждения столь скучных с его точки зрения тем. Зато на помощь Элаиксу неизменно приходил Бартих. Философ, достойный наследник вольных городов Атериады, не понаслышке знал, что такое дисциплина, и как следует вводить ее в отрядах, но, увы, даже этот страшный человек был вынужден отступить, встретившись с яростным напором ганнорцев, утверждавших, что для победы хватит и умения драться.
Так проходили дни, пожар, зажженный в Раэлине, разгорался, охватывая всю провинцию, но до настоящей огненной бури все еще оставалось немного времени. Совсем немного.
Часть 2
Глава 1
Великий храм Фара, выстроенный во славу воцарения богоравного Анаториана, представлял собой внушительное зрелище. Возводился он почти двадцать лет, и даже полубог был удивлен, сколько сил пришлось потратить, дабы это воздушное произведение искусства, сотканное, казалось, из нитей, устремляло свои шпили в небеса.
Храм Императора, как официально он назывался, разительно отличался от всего, что когда-либо создавалось фарийцами, дабы почтить небожителей. Белоснежный, искрящийся на солнце, обрамленный изящными колоннами, он был прекрасен. А про его вместительность ходили легенды – в праздничные дни едва ли не четвертая часть населения огромного Фара умудрялась оказаться внутри, дабы воздать хвалу живому богу.
Анаториан, что и говорить, любил свое детище, а потому, когда храм был завершен, он испепелил лучших атериадских архитекторов, которых в свое время и нанял для строительных работ – император не желал, чтобы нечто столь же прекрасное появилось на свете. При этом он озолотил их родных и близких, чтобы никто не мог сказать, будто бы властитель Империи не держит слово. С тех пор прошло почти полвека, но никто: ни алчные таверионцы, ни порочные атериадцы, ни даже надменные селианцы вместе со своей странной магией не смогли сотворить чудо, которое бы затмило по красоте жемчужину Фара.
Великий правитель сильнейшей – как он считал – империи мира, всегда радовался, точно ребенок, когда ему приходилось участвовать в крупных чествованиях, проходивших всего лишь семь раз в год. Внешне он этого не показывал – не дело властителю мира вести себя, точно жалкому плебею, однако избавиться от этой своей маленькой слабости у Анаториана не получалось. Да он и не особо старался.
Вот и сейчас, сидя на массивном золотом троне, установленном над алтарем, окруженный статуями богов и богинь, император искренне наслаждался происходящим.
Жрецы хором пели гимн Девятке и их посланцу на земле, огромное людское море, колышущееся внизу, и отделенное от своего блистательного повелителя строем преторианцев, подпевало, восторженно вереща. Пахло благовониями, вином, которое по традиции с самого рассвета и в неограниченных количествах получали все желающие, и кровью жертвенных животных.
Анаториан откинулся на спинку трона и с деланной ленью обвел взглядом прихожан. Как же приятно иногда отвлечься от мирских забот и посидеть вот так, ничего не делая, наслаждаясь покоем и красотой! Внешняя политика, бесконечные игры знатных патрициев, каждый из которых стремилась выцарапать себе как можно больше императорских милостей, заговоры и интриги, плетущиеся, как иногда казалось, каждым булыжником в городе, все это могло подождать один день. Он – живой бог, он может все, что угодно, но, увы, великим государством нельзя управлять при помощи чудес. Бесконечные встречи, постоянные совещания, непрерывные аудиенции, и, конечно же, работа с документами до изнеможения. Вот его мир, его вечность.
«Не об этом я мечтал тогда, не так видел картину», – с грустью подумал император. – «Они считают, что я всемогущ, но на самом деле я всего лишь заложник на троне, прикованный к своему ребенку, к Империи. Но уж один день это чадо может подождать. Сегодня я расслаблюсь и отдохну!»
Неожиданно негу владыки нарушило деликатное кряхтение. Тот скосил глаза направо и скривился, точно от зубной боли – за троном стоял, совершенно не боявшийся ни гнева богов, ни гнева жрецов, Лиций.
«А чего, ему, собственно бояться? Боги и так обидели этого калеку, зато я – осыпал милостями. Он верен мне, а не каменным истуканам», – эта мысль немного развеселила Анаториана, который прекрасно понимал, что империя не собирается ждать даже один день и произошло что-то серьезное, иначе Лиций, знавший вкусы хозяина, никогда не осмелился бы прийти.
Он вздохнул и произнес:
– Лиций, с чем пожаловал?
– Новости с севера, повелитель, – склонил голову горбун.
– Ганнория?
– Да. Раэлин восстал.
Анаториан даже глазом не моргнул.
– Стало быть, все идет по плану?
– Да, о великий, – горбун склонился в поклоне, но император услышал в его голосе недосказанность.
– Говори, – распорядился он.
– Божественный, я не понимаю твоего замысла.
– Так и должно быть, разве нет? – приподнял брови полубог.
– Конечно же, простому смертному не проникнуть в хитросплетение божественных замыслов, и все же…
Он умолк.
– Задавай свои вопросы, я дозволяю, – милостиво махнул рукой Анаториан.
«Почему бы и нет? Сегодня у меня хорошее настроение».
– Владыка, Раэлин – огромный торговый город, а провинция – отличный источник дохода. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца.
Анаториан улыбнулся.
– Скажи, хорошо ли ты знаешь историю, мой дорогой Лиций?
– Смею надеяться.
– Что ты можешь рассказать мне об Имирии?
Горбун хмыкнул.
– Первая страна, завоеванная еще в республиканские времена. Окончательно подчинена уже вами, повелитель. Стала провинциями Западная Имирия и Восточная Имирия.
– А когда в ней последний раз происходило восстание?
Карлик задумался, напрягая свою недюжинную память.
– Если не путаю, то на двадцать восьмой год после вашего воцарения.
– Или на двадцать первый после падения последнего имирийского города. Что стало причиной бунта?
– Бездарный наместник, – горбун удивленно моргнул.
– Начинаешь понимать?
– Полагаю. О случайном совпадении не может идти и речи?
– Конечно же, нет, – фыркнул Анаториан.
– Господин, но это не ответ.
Анаториан, по-настоящему удивленный, воззрился на своего слугу. Мало у кого хватало храбрости говорить нечто подобное. Последним был тот глупый маг Маркаций.
– Хорошо, я удовлетворю твое любопытство, – наконец произнес он. – Чтобы цветы росли лучше, нужно полоть сорняки. Многие стараются делать это сразу же, пока те не дадут всходов, но в результате они очень часто оставляют семена в земле. Я же придерживаюсь иного мнения.
Лиций замер, кажется, даже, забыл дышать.
– Да, иного, – повторил Анаториан. – Я убежден, что заразу следует выжигать целиком, а потому даю немного времени, чтобы семена сорняков подросли, и выпалываю их все. После того восстания в Имирии никто больше не осмеливался посягнуть на мою власть. Также будет и в Ганнории. Они перебьют пару городских когорт, может даже нанесут поражение пограничным легионам. Станут самоуверенными, раздуются от собственной важности. К ним стекутся все недовольные, обиженные, и просто бездельники, желающие пограбить, после чего варвары даже осадят несколько городов. Но на этом все и кончится. Когда из Фара придут отборные легионы, восстание утонет в крови. Умрут или станут рабами все, кто как-либо был связан с бунтовщиками. Они сами и их семьи. И после этого в провинции воцарится мир на добрый век. Ну а потери, – он криво ухмыльнулся, – потери мы компенсируем за счет имущества поверженных.
Глава тайных служб поклонился.
– Это мудрый план, о божественный.
– Естественно. У тебя есть какие-нибудь другие новости для меня?
– Да, о могучий.
– И что же?
– Сенатор Маркаций мертв.
Анаториан нахмурился.
– Я не говорил, что желаю его смерти. Впрочем, какая теперь разница, – он замолк. – И отчего эта новость, кстати говоря, должна меня волновать?
– Вы приказывали докладывать обо всем необычном.
– А обстоятельства его смерти оказались странными? – Анаториан нахмурился.
– Так точно, повелитель. Дом сгорел в пламени магического пожара. И это не было несчастным случаем.
– Почему?
– В покоях покойного нашли останки его дочери и троих неизвестных. Тела обуглились, так что понять, кто это был, невозможно, однако хочу заметить, что владения сенатора были накрыты воздушным барьером. Никто не мог попасть к нему, либо уйти, без того, чтобы Маркаций не узнал об этом.
Императору стало интересно. Этот бунтующий мальчишка, любящий разглагольствовать о равенстве и вреде рабства, одновременно с тем являлся одним из самых сильных чародеев империи, что бы ни говорили прочие. Оттого он и сохранил наглецу жизнь – такими людьми никто не разбрасывается. Кому же Маркаций мог проиграть? Убить чародея его уровня… На такое был способен разве что Цирилен, да и то, лишь использовав магию духа. Неужели доверенный чародей осмелился пойти на такое? Он всегда ненавидел Маркация, так может быть, решил, что сейчас – подходящее время, чтобы свести старые счеты? Или Цирилен тут не причем, а Лиций сам разобрался с сенатором – он тоже никогда не был в восторге от идей последнего – и решил, что появился хороший способ насолить недругу.
Лиций, прекрасно умевший чувствовать настроение хозяина, молча стоял и ждал дозволения продолжить. Император бросил короткий взгляд на жрецов – служба продолжалась, как ни в чем не бывало, и спросил:
– Что стало причиной смерти?
Горбун задумался.
– Я думаю, что огонь.
– Думаешь, или знаешь? И если огонь, то кто мог его вызвать? Маг уровня Цирилена? – он кинул наживку и умолк, ожидая, заглотит ли коротышка ее, или нет.
– Все может быть, владыка, – неопределенно ответил глава тайной службы. – Это выяснят мои люди. Как только я узнаю, тотчас же примчусь к вам.
«Еще бы не примчаться, если есть возможность прижать Цирилена», – подумал император. – «Хотя он не слишком-то уверенно говорит, похоже, есть что-то еще».
– Это все?
– Нет, – Лиций замялся. – Не уверен, что это существенно, но все же. Незадолго до смерти сенатора – полторы луны назад – в поместье приехал на обучение какой-то юноша. По виду – южанин. Слуги сказали, что он сын одного из друзей Маркация, женившегося на варварке из провинции Тимберия и жившего там.
– Но?
– После пожара юноша пропал.
– А трупы?
– Не могу сказать наверняка. Слуги не уверены, говорят, он был слишком щупл, чтобы оказаться одним из сгоревших. Но вы же знаете, что огонь иногда творит с плотью и костями странные вещи.
Анаториан задумался, ощущая волнение.
«Совпадение? Может быть, а может и не быть. С одной стороны – толком ничего не понятно, с другой же – а мог ли кто-нибудь кроме выпестанного Фарниром палача убить Маркация?» – он задумчиво постучал пальцем по трону. – «Или все-таки собственные подчиненные свели старые счеты? Не нужно делать поспешных выводов, это опасно».
– Слишком мало сведений. Но случай действительно странный. Разберись в этом, если нужно – обратись к Цирилену, он поможет. Расшибитесь в лепешку, но узнайте, что творилось там в момент пожара.
– Слушаю и повинуюсь.
– Хорошо, можешь идти. Если, конечно, не желаешь остаться на праздник.
– Не желаю, – карлик еще раз поклонился и, пятясь, скрылся из вида.
Анаториан лениво потянулся.
Да, вот уж действительно, не знаешь, откуда ждать подвоха. Ну кто бы мог подумать, что след – тоненький и ненадежный, но все-таки, – отыщется на краю мира, в поместье опального сенатора, который навлек на себя немилость своего повелителя.
«Сколько лет назад это было? Десять? Или все же восемь?» – Анаториан напряг память, но вспомнить не удавалось. Время, ставшее его другом, одновременно с этим было и главным врагом, утекая сквозь пальцы, как песок. Годы складывались в десятилетия, а те, собираясь, образовывали полноводную реку веков. И он плыл по ней на утлой лодочке, купленной – за страшную цену – у едва ли не самого опасного существа в мироздании.
«И почему только меня не оставляет ощущение, что дно лодчонки уже залито водой, и если не схватить черпак прямо сейчас, то я пойду ко дну?» – подумал Анаториан. – «Проклятый Фарнир! Полвека не появлялся, а тут – на тебе! И что только надо этому проклятому комку шерсти?»
От невеселых размышлений его оторвал шум, доносившийся снизу. Шум странный, нехороший. Анаториан встрепенулся и тут же услышал то, чего просто физически не должен был слышать в таком гуле – царапанье коготков по мрамору. Полубог горестно вздохнул и покачал головой – накликал!
Жрецы и ближайшие прихожане тоже начали озираться, услышав странный звук. Наконец их любопытство было удовлетворено – из-за колонны появился громадный еж, неспешно семенящий по своим ежиным делам прямо к строю преторианцев. Он прополз под щитом одного из них, совершенно не обращая на людей внимания. Остановился и принюхался. Затем на удивление целеустремленно направился к алтарю, на котором стояла большая ваза с приношениями богине плодородия – свежеиспеченным хлебом, маслом, сыром, овощами и фруктами.
С неожиданным для столь коротколапого существа проворством еж взобрался на алтарь и, провожаемый тысячами совершенно сбитых с толку глаз, надкусил большой персик.
– Богохульство! – взревел один из жрецов и кинулся к зверю.
– Стой! – Анаториан вскочил с трона, но было уже поздно – глупец схватил ежа, намереваясь метнуть его куда подальше, а в следующий миг из-под крыши сорвалась змеящаяся молния, которая ударила точно в человека.
Тот издал страшный, душераздирающий, вопль и рухнул замертво. Еж же, как ни в чем не бывало, освободился и вновь забрался на алтарь, решив на сей раз отдать предпочтение финикам.
– Все вон! – Анаториан взревел так, что многие люди схватились за уши.
Храм начал пустеть с умопомрачительной скоростью. Все знали, что, когда повелитель приказывает таким тоном, не следует задавать вопросы. Нужно хватать ноги в руки и бежать так быстро и так далеко, как только получится.
Император все это время стоял, точно статуя, сложив руки на груди. Только когда последний прихожанин покинул храм, Анаториан накрыл его непроницаемым для любого подслушивания и подглядывания куполом, и повернулся к Фарниру.
– И обязательно было так делать? Всех прихожан распугал.
– Допустим, распугал их ты, – резонно заметил еж, вгрызаясь во второй финик. – Просто объеденье. Откуда привезли, из Тимберии?
– Зачем ты пожаловал? Опять.
– Повторяешься, – еж в один присест заглотил третий финик и направился к амфоре с вином. Легким движением лапки он поднял сосуд и наполнил два золотых кубка, стоящих рядом. Один кубок оказался зажат в ежиных лапах, а другой – материализовался в руке императора. – Выпьем?
Анаториан отсалютовал своему собеседнику и залпом осушил кубок. Вино оказалось превосходным, но легче от этого не стало. Фарнир же не торопился, он медленно и аккуратно пробовал напиток, отдавая должное букету, и даже прикрыв глаза от удовольствия.
– Все-таки удачно устроились ваши боги. Мало кого будут так хорошо кормить за красивые глаза.
Анаториан заворожено следил за действиями бога Хаоса.
– Слушай, а что, ты совсем их не боишься?
– Кого, этих? – Фарнир указал лапой на статуи и презрительно фыркнул. – Они не способны даже разрушить мир, не говоря уже о сотворении нового. Так, мелочевка, созданная вашей верой и ею же питающаяся. Хотя, – он проделал свой излюбленный трюк, оказавшись на шее Анаториана, – помню, годков этак пятьсот-шестьсот назад эти идиоты дерзнули бросить мне вызов.
– И что было?
– Как что? Они меня убили, – хихикнул еж. – Сам-то как думаешь? Я уполовинил ваш пантеон, после чего оставшиеся кинулись молить меня о прощении. Ну, хотя бы развлекли, а потому я не стал добивать их. С тех пор в этих местах правят Девятеро, а не Восемнадцать.
Фарнир вернулся на алтарь и принялся уничтожать оставшиеся персики, а Анаториан стоял с открытым ртом. К такой правде он был не готов.
– И каких же богов ты убил?
– Хм-м, богиню домашнего очага, бога виноделия, бога кузнечного дела, еще кого-то, – он отмахнулся. – Не все ли равно? Они были, теперь их нет, а оставшимся пришлось взвалить на себя работу умерших. Только это и важно в нашей вселенной. Кому-кому, а тебе не стоит забывать о таких вещах.
Это размышление, больше похожее на угрозу, напомнило императору, с кем он сейчас говорит, и тот вернулся к первоначальной теме разговора.
– Не забуду. Но мы отвлеклись, ты так и не сказал, что забыл в моем храме.
– Может, решил заглянуть на обед?
– Смешная шутка, – скривил губы Анаториан.
– А может, захотел ускорить события.
Анаториан обратился в слух – Фарнир никогда ничего не делал просто так. В каждом его действии был скрытый смысл, а иногда даже несколько таковых. Нужно слушать и запоминать, и, быть может, удастся понять что-нибудь.
– Я слушаю, очень, очень внимательно.
– Это похвально, – подбодрил его Фарнир. – Тогда я стану говорить, очень, очень медленно. Итак, наша маленькая игра началась, но вот какое дело… Помнишь, я говорил, что ребятки слабы?
Анаториан кивнул.
– Это я был еще весьма мягок по отношению к ним. Правда в том, что моим игрушкам придется потратить немало времени, прежде чем они будут в состоянии потанцевать с тобой.
– Приятно это слышать.
– Тебе-то, конечно, а вот мне – не очень. Поэтому я решил добавить в нашу главную игру еще одну, поменьше и попроще.
– И как она будет называться? – подтолкнул бога Анаториан, который начал понимать кое-что.
– Кошки-мышки. Они будут убегать, ты догонять. Сумеешь – молодец, нет, – тут еж подмигнул императору, – не молодец.
«Стало быть, сейчас меня ждет пара новых подсказок. Что ж, послушаем».
– Ищи их на границах своей могучей державы. Смотри на яростный север, но не упускай из вида и развратный восток.
Еж быстро перебрался к полупустому блюду с фруктами, выудил оттуда гроздь винограда, которую целиком отправил в пасть, и продекламировал:
– Пойми их, и сможешь поймать. Поймай их, и сможешь понять. Играй же, и ты сможешь жить. Живи же…
Он на миг замер и ухмыльнулся, после чего закончил:
– Чтоб снова убить.
В следующий миг бог исчез, и в огромном зале воцарилась тишина.
«Север и восток. Север и восток», – Анаториан вернулся к трону и уселся на него, оперившись локтями на подлокотники и опустив подбородок на сплетенные в замок ладони. – «Слишком прозрачные намеки, а я не настолько глуп, чтобы их не понять. Яростный север – это бунт. Развратный же восток… Тут чуть сложнее – речь идет об Атериаде. Мне придется искать второго там. А еще на востоке империи было жилище Маркация».
Он покачал головой.
«Не верю в такие совпадения. Давно отучился. Стало быть, второй действительно жил у него и сбежал в Атериаду. Хорошо».
Хотя на самом деле хорошего было мало. Император сумел подготовить немало свежих войск, которые планировал использовать против Таверионской республики возможно уже в этом году. Таверионцы давно стали костью в горле, и с ними следовало что-то сделать, но он все откладывал окончательное решение вопроса в долгий ящик, постепенно укрепляя свою державу, усиливая армию и, самое главное, флот. И вот, когда почти все было готово к большому походу, пришел один еж и все испортил. Опять же, ни о каком совпадении или скуке тут не могло быть и речи. Фарнир либо не хотел, чтобы он схватился с республикой прямо сейчас, либо не желал, чтобы война велась исключительно между Фаром и Таверионом. Ведь когда Фар атакует Атериаду, то будет непросто избежать войны как с республикой, так и с Селианской империей. Если к этому добавить взбунтовавшийся север, картина получится неприятная.
Значит, спешить придется медленно.
«Сперва умиротворим Ганнорию, отправлю туда Цирилена с его людьми, пускай усилят карательный легион. Ну а потом… Потом Атериада. Фарнир хочет поиграть в кошки-мышки? Что ж, почему бы и нет».
Он принял решение и поднялся с трона.
«А даже если все пойдет так, как задумал Владыка Хаоса, то у моей империи достаточно прочный фундамент, она выдержит серьезную войну».
Анаториан величественно спустился в зал. Проходя мимо алтаря, он взял с подноса последний персик и вонзил зубы в мякоть, чувствуя, как по губам течет сладкий сок.
«Мы еще посмотрим, кто кого, о великий и могучий небожитель, посмотрим».
Он вышел из храма и столкнулся нос к носу с замершими возле дверей Цириленом и Лицием. Щелкнув пальцами, Анаториан снял заклинание и приказал:
– Пускай моление продолжат. Распорядитесь, чтобы жрецы принесли обильные жертвы Картарасу.
Лиций и Цирилен переглянулись.
– Да, жертвы не повредят. После этого я буду ждать вас, а также всех легатов, во дворце.
– Понял тебя, о божественный, – в один голос ответили они.
– Хорошо. Исполняйте.
Анаториан решительно направился к своим носилкам.
«Мы еще посмотрим», – мысленно повторил он, улыбаясь.
