Текст книги "Release my soul (СИ)"
Автор книги: Selestina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Но она еще успеет напрактиковаться: следует нанести визит тому выродку, что посмел обезобразить лицо Айне. А по пути придется устранить всю стражу, особенно ту, что будет мешать покинуть Цитадель. Оставаться здесь экра не собиралась. Развлечения – вещь хорошая, но недолгая. Не помешает и должок старому знакомому вернуть, благодаря которому она здесь провела несколько ночей.
Ей есть что сказать некроманту. И за что поблагодарить.
Но последнее еще слишком рано.
========== – XXII – ==========
О том, как именно создавалась Бездна, известно еще меньше, нежели о первых днях самой Альтерры. И ежели о Верхнем Мире с течением времени, передаваясь из уст в уста, сплелись истории, где уже не отличить правду от вымысла, то о Нижнем мало кто мог внести ясность. Оно и понятно – побывавшие в Царстве уснувшей надежды уже не возвращались к свету, а будучи перед Вратами, в туманном лабиринте, рассмотреть хотя бы немного что Сады Трехликой, что Пустошь, невозможно. И если пристанище чистых душ представлялось наполненным теплом и миром, с зеленью лесов и птичьим пением, с нетронутыми полями и лугами, кристальной водой и искренними улыбками, то единственной ассоциацией к обители тех, чей свет души померк, было лишь одно – прах. В этом имелась доля правды, но лишь относительная.
Несмотря на то, что Нижний Мир часто называли Бездной, эти понятия никогда не являлись взаимозаменяемы. Бездна была лишь частью Нижнего Мира, той самой, куда вследствие Кровавой Жатвы богами иных миров были сброшены «звери», от коих и взяли впоследствии свое начало экры. Своеобразный изолятор для тех, кто опасен даже опальным душам. Тюрьма. Но остальная часть Нижнего Мира жила. От Врат, что служили границей, душа сразу попадала либо на поле с черными тюльпанами, ведущее в Сады Трехликой, либо на пустошь с редкими цветами ирлеи, окаменевшими в пик своего цветения и припорошенными песком, который при ближайшем рассмотрении оказывался пеплом. И лишь пройдя по ней, уже почти потеряв надежду на то, что взору откроется что-то кроме мертвых цветов и обнимающего холодную кожу праха, можно было достигнуть Нижнего Мира с его когда-то величественными постройками из белого камня, архитектурными изысками и высокими башнями, уходящими своими шпилями в темно-серое небо, едва освещаемое Алой Луной, что проводила тут почти все свое время и являлась главным светилом. Только теперь здесь покоились лишь останки былого великолепия, впрочем, пригодные для жизни – ведь от погодных капризов защищаться не было нужды, а непрошенного гостя остановит защитная магия. А если не остановит… терять уже нечего – тем, кто не удостоился или не обрекся на перерождение, не умереть дважды. В остальном же Нижний Мир выглядел не таким и пугающим, как описывался в вечерних сказках нянечек, пытающихся вложить в головки своих подопечных хоть каплю разума. Освещаемый приглушенным алым лунным светом, припорошенный прахом надежды, лишенный веры, замерший в момент своего упадка, но оставшийся дарить возможность существовать здесь тем, кто больше не мог вернуться на поверхность. Потерявшие свой свет души называли его Окаменевшим Раем.
И только резиденция Владыки с супругой осталась местом, что претерпело минимальные разрушения, и где едва теплилась искра. Пожалуй, это можно было считать привилегией в ссылке правящей четы, единственной, допущенной Трехликой и ее творениями. Словно бы последний шанс для тех, кому осталось не так много до полета в бесконечный и непроглядный мрак. Пожелав сравняться с Богами, стоящие на одном уровне с Высшими, своими создателями, они вмешивались в дела обителей межмирья. Предсвадебный подарок, что изначально был просто первой пришедшей в юную девичью головку глупостью, оказался очень полезным. И изрядно утолил страсть Илиссы к экспериментам. Да только кто бы мог предположить, что одного Нижнего Мира им станет мало спустя какое-то время, потребовавшееся, чтобы привыкнуть. Кроме решения участи попадающих сюда, они хотели управлять и живыми. Ирльхейн, отнятый у правящей четы, вызывал тоску где-то глубоко внутри. Творить столько лет ради единственного государства, чтобы в итоге потерять его – было немыслимо. Идей по восстановлению контроля не находилось, но и сидеть сложа руки не представлялось возможным.
Иногда Илиссе казалось, что она сойдет с ума от раздирающих ее мыслей. Нижний мир, ставший клеткой для Первородной, заставил охладить рассудок, но уже не мог ничего поменять в ее сознании. Поздно перекраивать разум, когда все ценности и желания сформировались. Когда в руках уже было почти все, о чем она мечтала когда-то в детстве, и внезапно оно оказалось отнято. Да, частично по ее вине, но кто знал, как воспользуются ее словами люди? Имей она большие привилегии в той реальности, что являлась ей неподвластной, она бы обратила свой гнев на этих глупых и недальновидных существ. Да только «звери» все сделали за нее. И теперь мстить было некому. Не Трехликой же за ее наказание. Пресветлая Мать была права: гарантии в том, что следующим шагом они не уничтожат всю Альтерру, не существовало. Хоть и сделают это, бесспорно, из благих побуждений.
Нет, не так.
Она сделает.
Хэдес здесь был абсолютно ни при чем. Осознание того, что супруг отбывает ее наказание, по сути, последовал в ссылку за ней, обожгло. Если бы не цепь, она бы могла просто разорвать их союз, стерев мужчине память и позволив жить спокойно дальше. Хотя, если вспомнить, он что-то говорил о возможности разрушить цепь ценой жизни одного из них. Проблема заключалась лишь в том, что умирать даже при столь незавидной участи Илисса не собиралась. Такой выход казался чересчур простым и малодушным. И существовала еще одна причина, по которой собственная гибель даже во благо жизни супруга являлась неразумной. Это была бы двойная смерть.
Требовалось искать иной путь. Ведь если в соседних реальностях нашлись какие-то варианты обхождения цепи, должны были существовать и другие. Наверняка имеются способы хотя бы заглушить ее отдачу, чтобы увеличить расстояние между концами и спокойно существовать порознь. Из Бездны бежать, возможно, некуда, но она бы определенно смогла перебросить Хэдеса обратно в Срединный мир и взяла бы всю вину за это на себя. Пресветлая Мать не посмела бы его наказывать вновь. А ей уже ниже падать некуда. Только как протянуть период с неизвестной длительностью, пока будут проводиться поиски метода ослабления или стирания связи? Принять ту самую роль, что окончательно их отдалит друг от друга и позволит потом без проблем провести разделение? Или насладиться последним отрезком времени, стараясь не думать про «потом»?
– Скажи, почему ты не уйдешь от меня? Почему не оставишь, наконец, одну? – задумчиво проводя рукой по барельефу на камине, обернулась женщина. Так и вправду было бы проще. Так было бы правильней. И больнее. Но последнее уже ничего не значило.
– Прекрати нести чушь, – оборвал ее Хэдес, хмурясь, – Если бы я мог тебя оставить, я давно бы уже это сделал, – в конце концов, они не смогли даже вынести блокировку цепи.
– А вместо этого предпочел убить тех, кто попытался отправить меня в Цитадель, – криво усмехнулась Илисса, прикрывая глаза и шумно выдыхая. Резное кресло приняло в себя хозяйку, позволяя ей расслабиться и унять дрожь во всем теле. Она прекрасно осознавала собственную вину, да и не хотела она такого финала. Вот только сделанного не воротишь, а скука страшнее обагренных кровью рук. Ее супруг подошел почти неслышно, выдавая свое присутствие лишь тяжелой поступью и легким прикосновением к женскому обнаженному плечу: она всегда отдавала предпочтение открытым платьям, словно бы специально дразня своего мужа. Да, он мог пойти на менее радикальные меры в тот раз, но лишь одна мысль о том, что ему придется прожить какое-то время без своей женщины, вызывала неконтролируемую ярость. И это чувство не терпело никаких мыслей о гуманности. Все, кто посягал на принадлежащее ему, умирали. Все, кто хотел причинить боль его супруге, приговаривались к жестоким мучениям. И даже если ради этого пришлось бы оставить во всем межмирье от силы с десяток существ, он бы пошел на подобную меру.
– Я не понимаю этого чувства, – она нарушила тишину, что повисла несколько ударов сердца назад, – Разве любовь должна быть такой? Разве об этом мечтала наша Мать? Разве таким задумывала свой идеальный мир, ставший в итоге запретным?
– Не думаю, – мужчина качнул головой, продолжая смотреть на то, как яростное голубое пламя пожирает дерево, совершенно не согревая воздух в комнате, – Но другой мне и не надо.
– Хэдес… – она так редко называла его по имени, что становилось ясно: сейчас ситуация действительно серьезная, – Мне страшно, – признание далось нелегко: для женщины, что никогда не выдавала своих слабостей сказать о боязни чего-либо равносильно жестокой смерти, – Я не знаю, на что еще способна. На что способны мы оба. Может ли случиться так, что однажды я даже не пожалею твоей жизни или жизни нашего ребенка? – зеленые глаза, что, наконец, обратились на него, для чего вечной супруге пришлось запрокинуть голову, блестели от подступающих слез. Ее слова были искренними. И от того становилось еще хуже: не в привычках одной из самых сильных и самостоятельных дочерей Трехликой было говорить о таком. Не в ее правилах было хоть как-то выдавать то, что она – женщина. Что она хоть немного нуждается в заботе и защите.
– Ребенка? – он не совсем понимал, о чем она говорит. Обходя кресло по кругу, вставая перед супругой на колени, он хмурился, смотря на нее снизу вверх. Во взгляде не было ни мольбы, ни преклонения: даже в таком положении он оставался тем, кто стоит ступенью выше. Тем, перед кем она должна была склонять голову, как и любая жена. Вот только не в их случае.
– Я хочу, чтобы ты еще раз вспомнил о том, что ты – создатель, – подавшись чуть вперед, чтобы их лица оказались как можно ближе друг к другу, прошептала Илисса так тихо, будто опасаясь, что эти слова может кто-то услышать, и тогда единственная надежда будет зверски уничтожена, – Прошу, сотвори мир для меня.
– Одной Альтерры тебе мало? – хмыкнул Владыка, не совсем понимая, что именно задумала его вечная половина. Только что боялась своих действий, а теперь словно пытается расширить границы для испытаний.
– Когда он родится… – почти одними губами произнесла женщина, желая, чтобы сказанное никто кроме нее и супруга не узнал, – …он получит этот мир и спасется в нем. Там, куда не дотянутся руки его матери и Трехликой. Что бы мы ни совершили, дитя не должно отвечать за наши грехи. Я этого не хочу.
Она хотела иметь место, куда всегда можно сбежать, и которое можно наполнить по своему желанию. Место, где именно она будет хозяйкой. Одного Нижнего Мира для этого было мало, и Хэдес это прекрасно знал. Он уже сотню раз пожалел, что не создал изначально чистый сгусток энергии, который бы и стал новым миром. Пусть небольшой, совершенно пустой, но их личный. Тот, где законы бы составили они сами. Тот, где никого выше бы не стояло и никто бы не смог указать им на ошибки. Никто бы не огласил свое наказание за тяжелую провинность. Мир, где им бы не пришлось бояться. Именно это стало бы достойным подарком любимой женщине, а не права на Альтерру, которые она вынуждена делить с Трехликой и Высшими, да еще и делать это тайно. Все же, он всегда знал о ее стремлении к власти, всегда видел это ожидание в глубине зеленых глаз. Ожидание момента, который предрекали все их «братья» и «сестры»: становления Илиссы на одну ступень с Пресветлой Матерью. Вот только как излишне нетерпеливая и честолюбивая дочь, она не пожелала ждать, медленно, но уверенно входя в роль той, что вершит судьбы обитателей межмирья. Сначала это были просто пробы работы дубликата макета, потом – проверка его возможностей, затем – изучение населяющих Альтерру созданий. А потом была попытка вырваться за ее рамки и первая война, которую спровоцировала она. Пусть и случайно, и в другой реальности.
Ее просьба сейчас была более чем верна, и он не понимал, почему столько времени ждал, хотя и без того не раз думал о подобном. Хотел убедиться, что это не глупость? Если говорить совсем уж начистоту, в его голову даже закрадывалась мысль о том, чтобы разрушить чертов макет межмирья, пока вечная супруга не сотворила еще большее зло, сама того не желая. Но что-то не позволяло это сделать. Простая ли гордость за результат своих трудов? Невозможность нарушить обещание? Ведь это было бы слишком неправильно, если бы он отнял у нее свой же подарок. Нет. Он просто спроектирует для нее новый мир, в который она вдохнет жизнь. Мир, куда они смогут уйти в случае, когда не останется альтернатив. Мир, где смогут вырасти их дети, не знающие о делах своих родителей.
А потом он обязательно уничтожит проклятое доказательство своей любви.
Потому что новое будет куда лучше.
***
Круглое помещение, не имеющее ни входов, ни выходов, составленное из стеклянных пятиугольников, которые стали основой не только для стен, но и для куполообразной крыши, зависло в туманном нигде. По крайней мере, со стороны выглядело это именно так: прозрачный, как и все здесь, пол словно бы утопал в густых белых клубах тумана, за стенами тоже помимо него ничего нельзя было увидеть. А в самом помещении по углам скопился дым от курительных трубок, рассеивающийся ближе к центру, где одиноким островком цвета среди черных и белых деталей виднелась доска с алыми пятиугольниками. Чихнувший от щекочущего ноздри аромата цветов ирлеи, кажется, вновь подожженных младшим братом, Эфрен покрутил в руках крупную фигурку из обсидиана, выточенную в форме человекоподобного существа с мощным хвостом. Осторожный удар заостренным когтем по каменной голове, оплетенной странными лентами с множеством непонятных символов, спровоцировал появление змеящейся трещины, сквозь которую пробился молочный свет.
– У тебя приступ великодушия? – соткавшийся из черных клубов тумана Агнус оценил ход брата, опускаясь в пустующее кресло: несмотря на то, что он отсутствовал несколько часов, все детали истории ему были известны. Однако почему Эфрен решил разбить еще одну печать, старший из троицы Высших не совсем понимал. Вряд ли из желания облегчить чью-то жизнь.
– Это еще не последняя печать, – фигурка вернулась на алый пятиугольник рядом с таким же черным обсидиановым драконом, и тут же в зону раскола лент впились тонкие иглы, – Быть может, остальные сорвутся уже самостоятельно. А если нет, – переведя взгляд на Агнуса, средний из троицы склонил голову набок, – значит, еще рано им менять статус. Но все же, думается мне, эта игра способна стать немного менее скучной.
На сшитых черно-белых половинах лица проскользнула эмоция, схожая с удовлетворением от слов брата.
Чутью Эфрена стоило доверять.
***
Подвалы Альянса за эти дни стали для Дэя почти родным домом. Кажется, он появлялся здесь уже чаще, чем в собственном особняке, часами пропадая в Хранилище, перелистывая старые дневники и разбирая пожелтевшие свитки. Пытаясь распечатать особо интересные кристаллы и понять без дополнительной информации, что заключалось в каждом из них. Потому что сил разрушение защиты отнимало слишком много, а времени оставалось все меньше и меньше. Энергия, что старательно оценивалась столько лет, сравнивалась и анализировалась, убедила его в правоте не так давно выдвинутых догадок. Разве что верить в них не хотелось, потому как построенный фарс все еще не получил логического объяснения. Хотя, какую логику можно искать в действиях Высших, уставших за несколько тысячелетий? Какие мотивы в играх тех, кому захотелось просто развлечься? Однако, некромант продолжал связывать все детали в единое полотно, осознавая, что ему дали фору. Подарили преимущество в игре, где он – лишь кукла. Зачем именно – неясно. То ли благодарили своеобразно, то ли просто заскучали за тысячами однообразных исходов. Но главное – они показали чересчур положительный финал, являющийся слишком возможным, чтобы быть правдой. В том, что в итоге Высшие растопчут и эту надежду на покой, никто не сомневался.
Если только куклы не сумеют взять игру в свои руки, превращаясь в полноценного противника.
Правда, для этого придется действовать не в одиночку.
Подвалы Альянса содержали в себе больше, чем об этом знали его члены. Если к основной части Хранилища они имели доступ, то к закрытой зоне – нет. И о том, что сдерживали и скрывали от чужих глаз старые заклинания, они не могли даже догадываться. Теперь это нечто сменило место своего обитания, перебравшись – или, скорее, перенесшись? – в особняк некроманта не без помощи его хозяина. С привычной усмешкой, похоже, ставшей постоянной его спутницей, Дэй изучал заключенное в кристалл тело, оплетенное таким количеством печатей, что желание их разбивать отпадет уже на первой сотне. Лежащий рядом с мужчиной фолиант, оказавшийся простым сборником легенд, был заботливо раскрыт на первой трети.
И объявили Боги награду тому, кто снимет все печати с Темного Властелина, не потревожив их механизмы. Стали они забирать к себе героев из других миров, дабы те принесли Альтерре покой. Но ни один из избранных не смог даже разрушить окружающий его кокон и добраться до тела. Кто-то сходил с ума от тех картин, что вызывались иллюзиями Темного Властелина, кто-то тут же ставил крест на своей жизни. И постепенно попытки вернуть покой межмирью прекратились. Тело было надежно спрятано, чтобы случайный маг не обнаружил его и не уничтожил, развоплотив тем самым и Альтерру. Со временем, история забылась, и миф о возможном стирании межмирья стал лишь страшной сказкой.
Только ни одна сказка не создавалась на пустом месте. Если ее сочиняли, в нее верили. А вера была способна подчас на самые невероятные вещи.
Ощущая, как плавится под пальцами гладкая поверхность, сначала недоверчиво «кусая» руку, но затем отступая, некромант миллиметр за миллиметром продвигался вглубь. Обнимающая кисть субстанция была вязкой и обжигающей, хотя поверхность кристалла могла соперничать по температуре со льдом. Стороннему обывателю показалось бы странным, что при таком раскладе заключенное внутрь тело еще не обратилось в прах или как минимум не обзавелось тысячей ожогов. Будь оно не мертво еще, оно бы сгорело заживо. По крайней мере, должно было. И, тем не менее, оно сохраняло все тот же вид, что имело в момент своей «консервации».
Возможно, легенды не врали о воздействии защитной магии на тех, кто пытался вот так же добраться до «Темного Властелина». Надо ж было так назвать! Кого-то и впрямь переносило в самую страшную для него реальность – с подсознанием эти чары играться умели. А кого-то, как и Дэя, захлестывали старые воспоминания. И если бы они уже не были прояснены и старательно рассортированы, они бы совершенно точно сделали за несколько часов то, что творит со своими заключенными Цитадель за несколько месяцев или лет. В зависимости от выдержки узника.
До момента, когда он сможет обнять любимую женщину, оставалось не так много времени.
До момента, когда рассмеется в лицо Агнусу – чуть больше.
В любом случае, стоило подождать и провести последние дни в соответствии с расписанным не так давно планом. Пока что все идеально следовало оному, включая подернувшееся рябью зеркало, находящееся в спальне. Идеальный телепорт, пользоваться которым научились немногие. С прекрасной защитой, обычно настроенный на гостей заранее, не предупреждающий, а уничтожающий нежданного визитера. В своих способах избавления от тех, с кем бы не желал контактировать, Дэй был радикален. Любой, перешедший мужчине дорогу, терял право на существование. Так, что никто бы не смел призвать его к ответу. И так, что никто бы не рискнул попытаться отомстить. Их потуги все равно смотрелись бы жалко. Мировому Злу положено быть живучим и всесильным. Хотя бы на фоне более слабых существ.
А еще Мировому Злу положено играть свою роль до конца.
– Надо же, я слегка переоценил тебя, предположив, что ты выберешься еще в первую ночь, – с привычной ухмылкой обернулся некромант, скользя оценивающим взглядом по женской фигурке в изорванном платье и с кандалами на запястьях, – Ну, здравствуй, мой эротический кошмар.
Глухой рык стал единственным ответом, не требовавшим разъяснений.
========== – XXIII – ==========
После ослепляющей белизны телепортации, и даже после неяркого солнечного света сада, темнота, в которой оказалась Кейра, воспринялась слишком непроглядной. Потребовалось время, чтобы получившие целый набор контрастных впечатлений глаза начали делить абсолютную черноту на градации серого и выхватывать какие-то детали интерьера.
Зато хозяину поместья, в которое столь бесцеремонно, хоть и ожидаемо, вторглись, ждать не было необходимости. Оценить порванное платье, рубцы на серой коже и запекшиеся следы крови по всему телу, с явной концентрацией в области кистей (как предсказуемо!) он смог за несколько биений сердца. Запланированный сценарий не имел ни единого прокола, плавно переходя от одного действия к другому. Правда, пока что не было ясно, удалось ли достигнуть поставленной цели. Но в том, что все события идут друг за другом, как и предполагалось, не возникало сомнений.
Значит, действительно их игра зашла так далеко.
Чуть пошатнувшись, женщина сделала неуверенный шаг вперед, прислушиваясь к себе. Рассудок постепенно прояснялся, но вместе с ним накатывала и слабость. Ей еще не приходилось становиться инициатором столь массовых и изощренных убийств. Скольких она отправила за Грань? Тридцать? Пятьдесят? Сотню? Кажется, она сбилась со счета еще на выходе из камеры того выродка, что посмел тронуть ее сестру. Все, кто попадался на пути, уничтожались почти не глядя, сплевывая внутренности на пол и исходя кровавой пеной. Даже один-единственный выживший мог бы помешать ее свободе. Поэтому Цитадель надлежало оставить пустой.
И с каждым новым искореженным трупом разум затуманивался все сильнее, а множественные жизни, что она успела прожить в этой вечной пытке, давали о себе знать, разделяя душу на тысячи частей, смешивая в голове образы и голоса. И уже не было возможности сказать, кто она на самом деле. И зачем она вообще существует. Голову стягивали незримые обручи, а запах смерти, заполнивший каждый миллиметр ее кожи, вместе со вкусом крови на языке, вызывал хриплый кашель. И только губы что-то безостановочно шептали.
Прося у кого-то прощения. Моля кого-то вернуться. Кляня кого-то за боль.
И запинаясь об чье-то родное, но все еще незнакомое имя.
Если так сходят с ума, она уже на грани. И каждая следующая вспышка, возникающая перед глазами, обещается ослепить ее окончательно. Смешать пытающиеся проясниться образы. Вновь бросить в бездну неизвестности, из которой она столь старательно выбиралась. В ту пропасть, откуда к ней тянутся руки тех, за чью смерть она в ответе. Но сильнее всех выворачивают внутренности детские голоса. И шепот, прохладным ветром касающийся измученной души.
Прости.
Дрожащим ногам все же хватило сил дойти до постели. Потому что падать на пол ей все же не пристало, каким бы отвратительным состояние ни было. И уж тем более под любопытным взглядом некроманта, даже не пошевелившегося, чтобы ей помочь. Хотя уж этого-то старшая дочь рода Д’Эндарион точно не ожидала. Пальцы не сразу ухватились за край покрывала, сначала мазнув по мягкой поверхности и сжав лишь воздух. Единственное правило, на которое сейчас Кейра была готова наплевать – вечернее купание и смена платья. Хозяин ложа как-нибудь переживет ее потрепанный и грязный вид. А она сама в текущий момент куда сильнее нуждается в крепком сне, нежели в горячей воде и избавлении от чужой крови. Ее на ней все равно слишком много, чтобы брезговать видимой глазу.
Дэй усмехнулся, наблюдая за устраивающейся на второй половине кровати женщиной, профессионально игнорирующей его присутствие. Нет, он, в принципе, и не думал, что она заявится беседы вести. Но абсолютное молчание было как-то не совсем в привычках Наследницы. И в каком ключе расценивать столь странное ее состояние – мужчина пока плохо понимал.
Затухающее сознание экры, проваливающейся в сон, туманным обрывком выдернуло из памяти давний разговор о доступе гостям в особняк некроманта. Помнится, приглашение выделялось лишь мертвым персонам. Тогда становилось интересно, как она вообще сюда смогла попасть, особенно при незнании координат.
И не рискует ли она завтра проснуться уже в качестве мертвой куклы.
***
Если бы в Нижнем Мире существовала смена времени суток, можно было бы сказать, что в доме, занимаемом правящей четой, с утра творилась подозрительная активность, поднятая Илиссой. Но с учетом того, что здесь граница между «вчера» и «сегодня» стиралась, и дни превращались в единое бесконечное полотно, обитатели особняка скорее назвали бы это не самым удачным пробуждением хозяйки, носящейся из помещения в помещение и не дающей спокойно поработать супругу. Хэдес еще после просьбы Илиссы занял кабинет, где разве что не спал, потому что пытался использовать каждое свободное мгновение на работу. Маленькая энергетическая «снежинка», принесенная из давнего вояжа по мирам и теперь зависшая в пустоте стеклянного куба, слабо светилась: количество печатей и цепей, наложенных на нее, не поддавалось подсчету. Мужчина, невероятно бледный и готовый хоть сейчас отнять хлеб у Форха, отвечающего за ночные кошмары, тяжело дышал, не спуская глаз с будущего мира, за столько дней не ставшего даже на самую малость больше. Для одного лишь создания ядра этой реальности требовалось несколько лет и слишком много энергии. Он и без того отдавал от себя все, до капли, восстанавливаясь потом сутками. Однако этого не хватало, и собственными силами ему придется творить долго. Очень долго.
До безумия хотелось верить, что время не закончится в самый последний момент.
– Хэдес! – влетевшая в кабинет Илисса, подозрительно счастливая и сияющая так, что, кажется, и скопившийся в углах мрак разбивался об ореол света, окружающий ее чуть округлившуюся фигурку в более свободном, нежели она привыкла, но все таком же откровенном платье, окликнула мужа. Дернувшийся от громкого звука хозяин кабинета мутным взглядом осмотрел супругу, не совсем понимая, что вообще происходит, и по какому поводу радость. Заметив его чересчур неживой вид, женщина нахмурилась, становясь спокойнее и недовольнее одновременно.
– Ты перебарщиваешь с жертвами, – сообщила она, оценив покрасневшие белки глаз, под которыми залегли тени, трясущиеся руки и потухшую вязь рисунка на лице, лучше всего остального отражающую состояние Первородного, – и рискуешь умереть раньше, чем закончишь хотя бы ядро.
Осторожно отбросив спутанные светлые пряди от лица мужчины, Илисса вздохнула. Ей уже не нравилось абсолютно все: и ситуация, в которой они находились, и любые выходы из нее. Все сотворенное ими – особенно сосуды в подвалах Альянса – Трехликая обязательно обнаружит, здесь лишь вопрос времени, что уйдет на это. И новые прегрешения, и старые – даже их треть тянула на полноценное развоплощение. Ждать вердикта, ничего не предпринимая, не смогли бы они оба, тем более зная, что это может отразиться на не рожденном ребенке. Работать вот так, выжимая из себя все, было опасно для состояния самого Хэдеса. То, что он носитель крови Высших, от банального перерасхода сил и энергии не спасает. А обрести свободу ценой жизни мужа она бы не желала.
– Я контролирую ситуацию.
– В Бездне я видела такой контроль, – прокомментировала сказанное Илисса, складывая руки на груди, – Если ты так сильно не хочешь терять время, тебе нужна подпитка. С радостью бы предложила свою энергию, но ребенок тянет все, что только может, – к сожалению, этот вариант и правда отпадал, – Однако, не забывай, что у нас немало материала, учет которому никто не ведет.
– О чем ты? – мужчина недоуменно поднял голову, понимая, что не скоро еще супруга оставит его наедине с творением. Если она чем-то загоралась, то не успокаивалась до тех пор, пока не исполнит задуманное. Сейчас она намеревалась помочь ему, и – видит Ангус – лучше бы не посещали такие мысли ее светлую голову. Кто пострадает на сей раз, предположить было сложно.
– О «зверях», сброшенных Трехликой в Бездну после той Войны. И об энергии, скопленной в подвалах Альянса. Мы имеем к ней полный доступ, ты помнишь?
– Если последнее я могу еще понять, то логика твоих мыслей в отношении первого мне неясна.
– Твои резервы впечатляют, однако, ты же знаешь, что они не бесконечны, и всегда есть куда увеличить сосуд, – как маленькому пояснила Илисса, присаживаясь на покрытую пылью кушетку – чувствовалось, что слуг сюда муж не пускал, а сам бы точно уборкой заниматься не стал. Странно даже, что сам пылью и паутиной не зарос. – Можно провести смешение крови и попробовать при этом перетянуть часть энергии этих экземпляров на тебя. Заодно посмотрю, как отреагирует их кровь на твою, – последняя фраза заставила Владыку Бездны насторожиться и как-то странно усмехнуться про себя. Вопросы отпали мигом – судя по всему, именно за этим женщина и пришла в кабинет, поскольку ее глаза в момент визита блестели чересчур маниакально. Ничего против очередного эксперимента жены он не имел: все равно твари останутся в Нижнем Мире, где не представляют никакой угрозы – и без них полно «красавцев». А вот покушение на его собственную кровь воспринялось уже с большей настороженностью. Хэдес почему-то не сомневался, что если бы не ребенок, носимый под сердцем, Илисса бы сама поделилась драгоценной жидкостью с объектами эксперимента. Но ей так рисковать было нельзя. А иных Первородных поблизости не наблюдалось.
– Зачем тебе сдались эти смески? – осведомился мужчина, акцентируя внимание на главном, – Их мощь и без того некуда увеличивать.
– Они неуправляемы, – недовольный вздох выразил все мысли собеседницы, – однако сюда их скинули зря. Из такого исходника может получиться очень сильная раса, не уступающая даже созданным Трехликой. И я бы хотела, чтобы они стали одними из тех, кто поселится в нашем мире. Мне кажется, я знаю, как провести привязку и не дать им убивать «своих», но нужна кровь будущего хозяина.
– Предлагаешь мне заиметь «ручную зверушку»? Все еще не понимаю в этом смысла.
– Не совсем. Просто если окажется, что привязка работает, значит, можно воздействовать на их сознание, как в случае с любым другим разумным существом. Ты же знаешь, что при этом необходим зрительный контакт с объектом, а эти загрызут быстрее, чем я успею с ними поздороваться. Но если можно влиять на сознание, значит, можно вывести из них высшую расу. Для пробы я бы даже отправила их в ограниченном количестве в Срединный мир, а там, последив за ходом событий, определилась бы, что еще следует поменять.
