Текст книги "Гарри Поттер и двойной капкан"

Автор книги: Rulez

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 50 страниц)

Глава 5. Завещание

Гарри проснулся от ощущения, что за ним кто-то наблюдает. Он открыл глаза; очки с него сняли – все было как в тумане. Но сквозь этот туман Гарри смог различить черты лица старого человека в очках-половинках, за которыми были ясные голубые глаза. Меньше всего Гарри сейчас хотел видеть это лицо – он был зол на Дамблдора. Гарри понимал, что директор переживает за его состояние, но это не смягчило юношу – столько потерь не могли не сыграть свою роль в его психике. Гарри смотрел на расплывчатое лицо директора – тот смотрел прямо в глаза ученику; из глаз Дамблдора текли слезы.

– Гарри, – обратился он к юноше, – как ты себя чувствуешь?

Еще меньше Гарри хотел сейчас обсуждать с Дамблдором смерть Дурслей. Но, поняв, что у него нет выбора, ответил:

– Мое тело в пригодном состоянии, профессор.

Дамблдор пропустил колкость мимо ушей и повторил вопрос:

– А как твое душевное состояние? Тебя успокоило зелье профессора Снэйпа, Гарри?

Гарри посмотрел в голубые глаза директора с бесцветным голосом и ответил:

– Боюсь, что моя душа умерла, профессор. Я ничего не чувствую, кроме боли.

Дамблдор тяжело вздохнул, встал с кровати и начал ходить по комнате.

– Я знаю, Гарри, что мои слова не станут облегчением для твоей боли, – печально-тихим голосом заговорил профессор. – Я помню, как ты кричал мне, что не хочешь больше быть самим собой, что вообще не хочешь быть человеком после того, как погиб Сириус. Сейчас ты страдаешь так много, что я с удовольствием принял бы всю или, хотя бы, часть твоей боли на себя, Гарри. Но это невозможно.

Гарри взял с тумбочки очки, надел их и теперь уже сидел на кровати. Ему действительно не станет легче от слов Дамблдора, поэтому он едва слушал.

– Но ты помнишь, как я сказал тебе, что твоя самая большая сила – твое сердце? – продолжал директор, расхаживая по комнате. – Я готов повторить тебе те же слова еще раз, Гарри.

– Когда я пытался спасти Сириуса, в моем сердце была не боль, профессор, – безразличным голосом ответил Гарри.

– Да, Гарри, твое сердце тогда было полно любви к крестному отцу. И я повторяю, что твоя самая большая сила, Гарри, это любовь.

Дамблдор снова присел на кровать возле Гарри и смотрел на него своими голубыми глазами; в них все так же были остатки слез.

– Может быть, когда-нибудь ты сможешь понять меня, Гарри, – продолжил маг, – понять и простить, если я был перед тобой виноват. Я знаю, что тебе сейчас очень больно; больно вдвойне, если не больше. Ты еще не смирился со смертью Сириуса, и снова потеря. Конечно, ты не любил Дурслей как родителей или как семью, но их смерть только умножила твою боль от потери крестного. Я не могу выразить словами свое сочувствие, Гарри. Поверь, что я страдал вместе с каждой твоей утратой.

Гарри слушал слова этого мудрого, без сомнений человека, и не мог с ним не согласиться. Да, Дурсли не были ему настоящей семьей, но ему было их жаль. Гарри решил, что может рассказать директору.

– Вы знаете, профессор, – начал он, – утром за завтраком Дадли рассказал мне о том, что он чувствовал, когда на нас напали Дементоры прошлым летом. Вы помните, профессор?

– Конечно, Гарри, я помню, – ответил Дамблдор спокойным голосом. – И что же это были за переживания?

– Он сказал, что видел, будто я убил его родителей, а он теперь моя прислуга, – все тем же бесцветным голосом продолжил Гарри, как будто он рассказывал Дамблдору свой сон, а не говорил о кузене, которого уже нет в живых. – Мне тогда показалось это смешным, когда я сравнил его худшие переживания с тем, что испытывал сам.

– Ты рассказал им о своих воспоминаниях, Гарри? – предвосхитил дальнейшие слова Гарри Дамблдор.

– Да. Я рассказал им о том, что слышал голоса своих родителей перед тем, как их убил Волдеморт.

– Они тебе поверили, Гарри?

– Тетя Петуния пришла ко мне в комнату и…

Гарри рассказал Дамблдору их разговор с тетей Петунией в то утро. Дамблдор, казалось, все это знал, потому что рассказ Гарри его не удивил.

– Я знал, что так и будет, Гарри. Твоя тетя поняла свои ошибки только когда представила себе момент гибели сестры и как твоя мама пыталась спасти тебя от Волдеморта. Это доказывает, что она все-таки любила и тебя, и твоя маму, Гарри, – закончил Дамблдор.

– Да. Только слишком поздно, – ответил Гарри. – Куда же мне теперь возвращаться на летние каникулы, профессор? Я так понял, что на Прайвет Драйв я больше не вернусь?

– Да, Гарри. Туда тебе возвращаться нельзя, – ответил Дамблдор, – да ты и не сможешь, наверное, жить там один.

– Что же, мне придется жить в Хогвартсе до окончания школы? – спросил Гарри.

– Нет, Гарри. Не придется. Но я прошу тебя подождать с этим пару часов – скоро ты все узнаешь, а сейчас отдыхай.

И Дамблдор ушел.

Гарри проспал до утра. Он видел во сне Дурслей, дом номер четыре по Прайвет Драйв; разговор с тетей Петунией в его комнате. Но в этом сне Дурсли не вели себя как обычно, они были другими. Дядя Вернон не кричал на Гарри, а был к нему если не добр, то относился к нему с теплотой. Дадли не избивал его, как все детство, а делился с Гарри игрушками и они вместе смотрели телевизор и играли в компьютерные игры. Когда Гарри проснулся, то принял этот сон как должное. Он надеялся запечатлеть их в своей памяти именно такими.

* * *

Гарри встал с кровати и подошел к окну. Там было уже светло, хотя и шел небольшой дождь. Дом напротив был многоэтажным и закрывал собой небо, на которое Гарри хотел бы посмотреть; небо его успокаивало.

Гарри отвернулся от окна и оглядел комнату. Это была не та, комната, где он жил с Роном в прошлом году. Комната была светлее, чем прежняя. Возможно потому, что в ней мебель была светлого оттенка; а может из-за того, что стены были покрашены в теплые тона. Эта комната понравилась Гарри больше предыдущей; он даже подумал, что с удовольствием жил бы здесь. Но вспомнил, что он находится в доме крестного, и снова загрустил. Тоска по Сириусу, наверно, теперь никогда его не покинет. Да Гарри и не хотел этого. Он лишь надеялся, что со временем эта боль и тоска станут занимать в его сердце не столько места, как сейчас. Возможно, если ему удастся победить Волдеморта, он еще сможет быть счастливым.

Эта мысль вернула его к смыслу пророчества. После окончания учебного года Гарри старался не думать об этом. Ему хватало смерти крестного, чтобы добавлять к этой боли еще и отчаяние, связанное с пророчеством. Сейчас Гарри еще раз вспомнил, как звучит пророчество, и попытался представить реакцию своих друзей, если бы он пересказал им его содержание.

Это было первый раз, когда Гарри вспомнил про Рона и Гермиону с момента их расставания. Гарри не был уверен, что пока готов открыть тайну пророчества своим друзьям. Кстати, а где они сейчас, – спросил он себя, – похоже, в этом доме их нет.

Гарри услышал звук приближающихся шагов, и в дверь постучали.

– Войдите, – сказал он.

Дверь отворилась, и в комнату вошла миссис Уизли. Она, как обычно, заключила юношу в крепкие объятия.

– О, Гарри, дорогой! Как я рада тебя видеть! Как ты?

Ее глаза, казалось, теперь всегда были наполнены слезами, когда она смотрела на Гарри. Она, несомненно, была в курсе смерти Дурслей.

– Я в порядке, миссис Уизли, – ответил Гарри. – Рон и Гермиона приехали?

– Да, дорогой, они на кухне. Мы ждали, когда ты проснешься. Мы все ждем тебя – профессор Дамблдор хочешь сделать объявление. Пойдем, дорогой.

Гарри кивнул, не став вдаваться в подробности. Они вышли из комнаты, которая оказалась на третьем этаже правого крыла дома – в прошлом году Гарри здесь не был. Они спустились по лестнице и, проходя по коридору, Гарри заметил, что головы домовых эльфов так же исчезли. Миссис Уизли открыла дверь на кухню, Гарри вошел за ней.

За длинным столом, казалось, сидел весь Орден Феникса – Гарри не видел столько людей в этом доме за весь прошлый год. Однозначно, там были все Уизли, кроме Перси. Рон и Гермиона сидели рядом. Они улыбнулись, когда он вошел, но их улыбки были уж слишком радостными, как показалось Гарри. Не было никаких сомнений, что все уже знали о Дурслях.

– Присядь, Гарри, – Дамблдор указал на стул во главе стола.

Гарри прошел по кухне под пристальным взглядом людей, сидящих за длинным столом. Он попытался посчитать, сколько их было, но решил, что это не так уж и важно. Гарри сел на стул, указанный директором и посмотрел на него вопросительным взглядом.

– Гарри, – начал Дамблдор, – я думаю, что тех людей, которых ты знаешь, я не буду тебе представлять еще раз.

Гарри кивнул в знак согласия. Дамблдор продолжил.

– Все, кто находится в этом помещении, были приглашены мной от твоего имени, Гарри, – Дамблдор сделал короткую паузу, – надеюсь, ты не рассердился за меня на это.

Гарри покачал головой. Теперь Дамблдор обращался ко всем присутствующим.

– Я уверен, что вы все знаете или догадываетесь, по какому поводу мы собрались, – некоторые закивали, кто-то обронил едва слышное “да”. Дамблдор продолжал. – Все вы знаете, что произошло вчера вечером в доме, где жил Гарри.

Гарри надеялся, что Дамблдор не станет снова упоминать Дурслей, и собрал столько людей не затем, чтобы те выразили Гарри свои соболезнования по этому поводу – это было бы глупо.

– В свете последних событий, мы потеряли еще двоих членов Ордена Феникса – Кингсли Шаклболта и Мундунгуса Флетчера – светлая им память, – Дамблдор вновь сделал паузу. – К счастью, но после того, как Корнелиус Фадж стал свидетелем событий, произошедших в Отделе Тайн.

Дамблдор бросил короткий взгляд на Гарри.

– А точнее будет сказать, что Фадж видел своими глазами Лорда Волдеморта, до того, как тот успел дизаппарировать, – среди сидящих за столом людей пробежала дрожь, когда Дамблдор назвал имя, – Министерство Магии теперь полностью поддерживает наши действия. Хотя я уверен, что до полной поддержки со стороны Министерства еще далеко, первые шаги навстречу были сделаны.

Дамблдор вновь сделал паузу.

– Уверен, что среди всех собравшихся я единственный, кто знает, что первым шагом Министерства было смещение Корнелиуса Фаджа с поста Министра Магии.

– Так ему и надо, болвану! – не сдержался Фред.

– Фред! – осекла его мать.

– Возможно, ты прав, Фред, – подметил Дамблдор, но продолжил серьезным тоном. – Министерство Магии вновь предложило мне занять этот пост. Я снова отказался.

В этот раз, похоже, все были согласны с Дамблдором, потому что никто не проронил ни звука.

– В связи с этим, Министерство будет проводить внеурочные выборы на пост Министра Магии. Члены правительства Магии попросили меня о возможной помощи им сделать правильный выбор. Не секрет, что после того, как целый год Министерство во главе с Фаджем отрицало возвращение Лорда Волдеморта, потом повергло всю общественность в шок, заявив, что тот, действительно, вернулся.

Дамблдор говорил на редкость спокойно, переводя взгляд на каждого сидящего за длинным столом.

– Я предоставил Министерству Магии список из нескольких имен наиболее подходящих на эту непростую должность кандидатов. Остается надеяться, что они прислушаются к моему совету в этот раз.

– Профессор Дамблдор, а почему вы отказались? – спросил Рон, несмотря на то, что мать дергала его за рукав, пытаясь остановить.

– Дело в том, Рон, что мне нужна свобода действий в Ордене Феникса, – спокойно ответил Дамблдор. – К тому же, ты хочешь видеть в этом году в школе другого директора, Рон?

Глаза Дамблдора озорно блеснули, и маг улыбнулся.

– Остальное я скажу вечером на собрании для членов Ордена, – сказал Дамблдор, оглядывая взрослых. – Теперь я прошу остаться Гарри и тех, кого он пожелает видеть рядом с собой в этот момент.

Все сначала переглянулись между собой, затем посмотрели на Гарри. Тот явно не понимал, что Дамблдор имел в виду.

– О чем вы говорите, профессор? – спросил он.

– Я должен прочесть тебе завещание Сириуса, Гарри, – ответил директор, – ты вправе попросить удалиться всех.

Гарри осмотрел сидящих за столом людей. Он никого не хотел обижать, но это было личным, поэтому он сказал:

– Пусть останутся мои друзья и преподаватели Хогвартса, если они захотят, – Гарри машинально задержал взгляд на Снэйпе; он был уверен, что Мастер Зелий захочет уйти.

Все, кого юноша не назвал другом или преподавателем встали со своих мест и потянулись к выходу. Снэйп так же поднялся со своего места, как Гарри и предполагал. Он явно не питал нежных чувств к крестному Гарри Поттера.

– Профессор Снэйп, я хотел бы, чтобы вы остались, – неожиданно для себя сказал Гарри.

Эти слова так же стали полной неожиданностью для тех, кто остался сидеть за столом. Рон и Гермиона многозначительно переглянулись между собой и уставились на друга. Их взгляд был весьма красноречивым – ты спятил, Гарри?

Снэйп явно не ожидал такой просьбы, поэтому замешкался и посмотрел на Дамблдора. Тот ему снова ответил, видимо, мысленно, и Снэйп вернулся на свое место за столом.

– Хорошо, – начал Дамблдор и достал небольшой свиток пергамента официального вида. Еще раз оглядев сидящих за столом, развернул пергамент и продолжил, – Я, Сириус Блэк, в случае моей смерти по любой из нижеприведенных причин (Дамблдор не стал зачитывать эти пункты), все свое денежное состояние, находящее в сейфе номер 711 Банка Гринготтс; а так же мой родовой дом, находящийся по адресу площадь Гриммо, 12, Лондон, Англия; и все, что в этом доме находится (вновь Дамблдор опустил перечень) завещаю своему крестному сыну, Гарри Джеймсу Поттеру, проживающему по адресу Прайвет Драйв, четыре, Литтл Уиннинг, графство Сюррей, Англия. Настоящее завещание составлено в присутствии должностного ответственного лица (Дамблдор не назвал фамилии чиновника) и удостоверено моей подписью.

Дамблдор свернул свиток обратно и протянул Гарри.

– Теперь, Гарри, ты – хозяин этого дома, – тихо сказал директор, – и если ничто не помешает, то ты теперь будешь жить здесь.

– Я смогу приехать сюда на каникулы, профессор? – спросил Гарри, смотря на свиток в своих руках.

– Конечно. Теперь я должен спросить у тебя разрешения размещать здесь Штаб Ордена Феникса, Гарри, – добавил Дамблдор.

Гарри поднял глаза на директора, затем оглядел остальных, сидящих за столом теперь его кухни. Он не чувствовал себя здесь хозяином – все напоминало о Сириусе.

– Я… я…, – в уголках глаз снова защипало, Гарри не хотел, чтобы все видели его настроение, поэтому вскочил с места и выбежал из кухни.

– Не надо, Рон, оставь его. Ему очень тяжело было все это воспринять адекватно, – Дамблдор остановил попытку Рона догнать друга.

После небольшой паузы директор печально посмотрел на всех, кто сидел за столом.

– Я не знаю, как помочь Гарри в его горе – я бессилен, – сказал Дамблдор и сев на место Гарри, закрыл лицо ладонями.

В кухне стояла тишина, прерываемая только тихими всхлипываниями представительниц женского пола. Джинни, Гермиона, миссис Уизли, профессор Макгонагал, Тонкс не смогли сдержать слез.

– Дамблдор, кто-то должен проверить, как он, – неожиданно для всех тихо сказал Снэйп.

Он вызвал полную тишину за столом – никто не ждал от него таких слов.

– Не думаю, что Поттер будет рад меня видеть, поэтому, пусть кто-нибудь сходит к нему. На всякий случай, могу еще дать успокаивающего зелья, – закончил Снэйп более привычным для всех голосом, вынул из мантии пузырек с зельем, поставил на стол и удалился.

Люпин схватил зелье и быстро вышел вслед за Мастером Зелий.

Глава 6. Снова худшее воспоминание Снэйпа

Удивительно, когда нам кажется, что все кончено, что нет сил бороться с силами и чувствами, которые сильней тебя, и тебе кажется, что еще чуть-чуть, и ты умрешь, перестав бороться с неизбежным – вдруг в тебе зарождается какая-то новая, неведомая тебе доселе сила, и ты осознаешь, что можешь жить дальше.

Первые два дня после оглашения завещания Гарри не выходил из своей комнаты; практически все это время он спал. Его не мучили кошмары, потому что он пил успокаивающее зелье, которое делал для него профессор Снэйп. Каждый раз просыпаясь, Гарри снова пил зелье и старался как можно быстрее заснуть снова, чтобы не думать, не чувствовать – у него не было на это никаких сил – ни физических, ни душевных. В короткие минуты бодрствования к юноше возвращались мысли о родителях, которых он потерял, почти не помня их, но, безусловно любя; он отгонял от себя воспоминания о крестном, которого он любил, наверно, даже больше, чем отца и мать, потому что Сириус был с Гарри рядом, хоть и недолго. Но все чаще его посещала грусть о прожитых годах в доме номер четыре на Прайвет Драйв. Нет, конечно, Гарри не любил Дурслей даже крошечной частичкой той любви, которую он испытывал к крестному, нет, это были другие чувства. Перед ним стояла тетя Петуния с красными от слез глазами, просящая у него прощения за все обиды. Гарри корил ее за то, что она не поняла этого раньше – может, тогда, они и смогли бы стать друг для друга кем-то очень близко напоминающим родственников. Но теперь все потеряно. Гарри так мечтал уехать от Дурслей навсегда и забыть об их существовании, а теперь, после разговора с тетей Петунией… снова отогнав от себя эти мысли, юноша заснул.

На третий день Гарри проснулся в пять утра и понял, что очень голоден. Решив пойти на кухню в надежде найти что-нибудь съестное, оставшееся от вчерашнего ужина, Гарри вышел из комнаты. Внизу было темно. Гарри вернулся в комнату, зажег свечу и вышел обратно на лестницу. Оказалось, что рядом с его комнатой было еще четыре двери; решив, что он осмотрит теперь уже свой дом позже, стал спускаться вниз. Когда Гарри почти достиг кухни, он увидел, что дверь приоткрыта, и из появившегося промежутка между дверью и косяком пробивается слабый луч света – кому-то тоже не спится, – подумал Гарри.

Он приоткрыл дверь и, сделав шаг внутрь кухни, замер от удивления – за столом сидел Снэйп и что-то читал. Меньше всего Гарри хотел бы сейчас видеть Мастера Зелий, хотя тот в последние несколько дней не проявлял к ученику откровенной привычной неприязни. Наоборот, тот стал к Гарри более терпимым, что ли. Но этого было для Гарри не достаточно. Голодный желудок юноши напомнил о себе, и, стиснув зубы, Гарри сделал несколько шагов к столу.

– Похоже, ты выспался, Поттер, – тихим глубоким голосом сказал Снэйп, слегка растягивая слова. Он по-прежнему читал, не поднимая головы. – Или ты просто проголодался?

Гарри вспомнил, что профессор Зельеделия может читать мысли. Неужели его голод виден на таком расстоянии, – подумал Гарри. По-прежнему, не желая вступать в диалог со Снэйпом, Гарри оглядел кухню в надежде увидеть еду.

– Если ты хочешь есть, Поттер, скажи об этом прямо, может быть, я даже вскипячу тебе чай, – все тем же бархатным голосом продолжил Снэйп, не отрываясь от чтения.

Гарри заметил, что это книга.

Наконец, подняв голову, Мастер Зелий устремил на ученика взгляд своих черных очей. Гарри уже настолько привык видеть в этих глазах неприязнь и высокомерие, что снова удивился, не обнаружив там ни того, ни другого. Взгляд Снэйпа не был таким теплым, как у Люпина или Дамблдора, но Гарри на секунду показалось, что в черных глазах Снэйпа было сочувствие к нему.

– Вам тоже не спится, профессор, – подал голос Гарри, стараясь говорить тихо и непринужденно, почти как Снэйп.

– Я рад, что ты снизошел до разговора, Поттер. Так что, тебе помочь с чайником? – ответил Мастер Зелий и его губы, как обычно, изогнулись в фирменной усмешке.

– Если вам не трудно, профессор, – Гарри решил использовать против Снэйпа его же оружие, – я, действительно, проголодался.

Снэйп вынул из внутреннего кармана палочку и взмахнул ею в направлении чайника, который стоял на плите. Оттуда сразу же повалил пар.

Гарри достал из шкафа кружку, чайный пакетик, джем, нашел хлеб и принялся готовить себе еду. Тут он вспомнил, что за ним сидит взрослый человек, который, может быть, так же не прочь перекусить.

– На вашу долю делать тосты и чай, профессор? – спросил Гарри, но тут же вспомнил, что Фред говорил в прошлом году, что Снэйп никогда не ест в этом доме.

– Ну, раз уж ты предложил, Поттер, я не прочь согреться глотком горячего чая, – в своей обычной манере растягивать слова и ставить необходимые акценты на нужных словах ответил Мастер.

Гарри достал из шкафа вторую кружку, кинул в нее пакетик чая, залил кипятком и понес к столу. Затем он перенес на стол приготовленные тосты с джемом и поставил тарелку перед Снэйпом, а сам сел напротив него.

Видимо, Северус Снэйп никак не ожидал такого развития событий, потому, как Гарри смог уловить на его лице легкое удивление.

– А мне говорили, что вы никогда не едите здесь, профессор, – заметил Гарри, отпивая чай и откусывая тост.

– А я и не ем, – съязвил Снэйп, так же делая глоток, – я пью.

Его губы тронула едва заметная улыбка, отчего Гарри чуть не поперхнулся – он, наверное, впервые видел, что Снэйп улыбается.

– Ну, для начала можно ограничиться и чаем, профессор Снэйп, – начал подыгрывать Гарри. – Я не так хорош в приготовлении ядов, как вы, так что можете не опасаться быть мною отравленным, сэр.

Гарри мог поклясться, что вновь увидел улыбку на устах Мастера Зелий, причем в этот раз она была более заметной.

– Знаете, Поттер, я не люблю лесть, тем более сказанную вами, – бархатным голосом пропел Снэйп, продолжая чтение книги за чаем. – Хотя, если это была не лесть, а нечто похожее на…

– Комплимент? – прервал его Гарри, тоже слегка улыбнувшись. Ему начинала нравиться эта игра слов, только было интересно, чем она закончится. – Ну, вы же не будете отрицать, что в приготовлении зелий и ядов вам нет равных, профессор?

Гарри уплетал тосты с джемом, и не мог поверить, что он может спокойно разговаривать со столь ненавистным профессором Зельеделия.

Снэйп допил чай, и, оторвавшись от книги, посмотрел на Гарри.

– Вы получили оценки за экзамены СОВ, Поттер? – спросил учитель, на этот раз серьезным тоном.

– Да, профессор Снэйп, – ответил Гарри.

– Насколько мне известно, вы собираетесь стать Аврором, Поттер?

– Да, профессор Снэйп, – повторил ответ Гарри.

– Похоже, что я буду вынужден распрощаться с моей несбыточной мечтой – не видеть вас больше на моих уроках, Поттер, – протянул Снэйп, продолжая упражняться в сарказме. – Вы получили необходимые баллы для посещения продвинутого курса Зельеделия на последних двух курсах школы.

У Гарри почти сорвалось с языка “вы не рады, профессор?”, но он вовремя себя остановил – Снэйпу бы это явно не понравилось.

Но, возможно, Мастер Зелий прочитал эту мысль в голове Гарри, потому, как усмехнулся.

– Вы забыли, что я владею Окклюменцией в совершенстве, Поттер? – напомнил юноше Снэйп. – А вот вы, очевидно, совсем забросили эти занятия, да?

Гарри посетила мысль, что он знает следующую фразу Снэйпа, поэтому решил опередить его слова.

– Вы хотите сказать, что будете продолжать обучать меня Магической Защите Разума, профессор?

– Браво, Поттер, – скривился в ухмылке Снэйп, – может быть, еще не все потеряно?

Снэйп встал из-за стола и начал расхаживать по кухне, завернувшись в мантию. Только сейчас Гарри заметил, что мантия Снэйпа не была обычного черного цвета, она была темно-зеленая. Кроме того, Гарри обнаружил, что материал, из которого мантия была сшита, был очень дорогим. Более того, когда, обойдя стол, профессор вышел на свет, изумлению Гарри не было предела – Снэйп выглядел просто красиво, если эти эпитеты были уместны в его адрес. Помимо зеленой мантии из очень дорогой ткани, на Снэйпе были черные лаковые ботинки, которые Гарри видел в дорогом магловском магазине в центре Лондона. Мысль, что Снэйп купил их там вызывала смех. Скорее всего, Гарри видел похожую пару в том магазине. Так же на профессоре были черные, по-видимому, шелковые брюки, слегка расклешенные книзу, и черная же шелковая рубашка с металлическим отливом. Гарри решил посмотреть выше и раскрыл рот от удивления – две верхние пуговицы на рубашке Снэйпа были расстегнуты! “Вот это да!” – присвистнул про себя Гарри, – “и что это такое случилось со Снэйпом – он никогда так не одевался! Может, он влюбился?” Эта мысль была так же практически недопустима – “да какая женщина будет терпеть его ужасный характер, не говоря уже о его вечно немытых волосах!” подумал Гарри, но машинально поднял глаза на лицо профессора. От шока Гарри едва не упал со стула – черные длинные волосы Снэйпа были похожи на шелковые пряди, элегантно свисающие на широкие прямые плечи, подпрыгивая в такт шагам и иногда игриво закрывая глаза профессора. Удивлению Гарри не было предела – он первый раз видел Снэйпа в таком виде! Гарри даже показалось, что лицо Мастера Зелий заметно помолодело. В личной жизни профессора Снэйпа явно произошли изменения, – подумал он.

– Поттер, когда вы закончите оценивать мой внешний вид, и согласитесь выслушать меня – не сочтите за труд оповестить меня, – сказал Снэйп из-за локонов черных шелковых волос.

По голосу можно было судить, что тот разражен.

– Моя одежда, как и моя личная жизнь, принадлежит только мне, Поттер! Поэтому, прекратите меня разглядывать, не то я позволю себе усомниться в вашей сексуальной ориентации!

Последняя фраза Снэйпа была сказана на фоне неприкрытого сарказма, подхлестываемого волной крайнего раздражения.

– Простите, сэр, – промямлил Гарри, опуская глаза на пол. – Я просто…

– Никогда не видели во мне обычного человека, – подсказал Снэйп. – Вы снова разочаровали меня, Поттер. Интересно, есть ли на свете нечто или некто, кого вы не измеряете по принципу – хорошо – плохо? Вам так трудно выйти за пределы своей гордыни и эмоций, чтобы быть способным по достоинству оценивать людей, их поступки и мир вокруг вас?!

Снэйп продолжал мерить шагами кухню; его слова не были пропитаны обычной злостью, в них прочитывалась некая мудрость. Снэйп был еще молод, но его слова были словами начитанного человека, уже прожившего жизнь и много видевшего на своем веку.

– Я не устаю напоминать вам, как вы похожи на своего отца, Поттер. Он тоже мог делить людей только на плохих и хороших. Он не мог допустить любого оттенка серого или белого цвета, – продолжал говорить Снэйп, не глядя на Гарри.

Тот почувствовал, что в нем снова просыпается ненависть к мастеру Зелий – Снэйп снова начал говорить об отце!

– Почему вы всегда говорите о моем отце такие слова? – не удержался Гарри. – Да, вы не ладили с ним, когда учились вместе. Но я – не он!

– Разве? – Снэйп остановился, посмотрел на Гарри, и правая бровь профессора взлетела вверх. – Позвольте мне судить об этом. Я знал вашего отца достаточно хорошо, чтобы так говорить о нем, даже если вам это неприятно, Поттер!

– Вы знали моего отца только с вашей стороны, а она предвзята, потому что вы ненавидели его! – взорвался Гарри.

Но, к его удивлению, Снэйп был спокоен.

– А разве у меня не было на это причин, Поттер? Вы же видели, как он издевался надо мной безо всяких на то оснований!

Гарри смотрел на Снэйпа ошалелыми глазами – после того, как Гарри влез в воспоминания профессора, тот едва его не убил от злости, а теперь сам вернулся к этому.

– То, что я там увидел, действительно, не красило моего отца, – пробормотал Гарри, не глядя на Снэйпа. – Но, может, у него был повод, чтобы так поступить?

Тут Гарри понял, что ему не стоило этого говорить – Снэйп побелел от злости, как тогда, но он сдерживал свой гнев и говорил, не повышая голоса. Снэйп в два шага подошел к юноше и сцепил свои длинные пальцы, зажимая в тиски запястья Гарри.

– Ты так думаешь, Поттер? А я отчетливо вижу в твоем крошечном мозге, что тебе было стыдно за своего отца после того, как ты увидел его способ развлекать себя и своих поклонников, – прошипел Снэйп, впившись своими черными глазами в Гарри. – Конечно, ты не можешь допустить мысли, что твой отец был не прав и был заносчив! Как ты можешь так думать, если все вокруг говорят, что твой отец был образцом для подражания, что Джеймс Поттер был самым талантливым учеником! Ах! Он так прекрасно играл в Квиддитч! Все вокруг только и делали, что восхищались им и его дружком Блэком!

Тут Гарри осенило:

– Так вы просто завидовали ему всю жизнь – вот в чем причина, да?

Снэйп усмехнулся и скривил рот в надменной ухмылке.

– Вот видишь, Поттер, ты снова его выгораживаешь, обвиняя меня, а не его, – сказал Снэйп, расцепил хватку и отошел от Гарри в центр кухни. – Как удобно свалить все на непопулярного, занудливого зубрилу Снивелуса! Я так надеялся, что в тебе будет хоть что-то от твоей матери, Поттер! Я вновь разочарован.

Снэйп замолчал и снова принялся мерить шагами помещение. Очевидно, что он ждал, что скажет Гарри в ответ.

– Мне не показалось, что вы были хорошего мнения о моей матери, – процедил сквозь зубы Гарри, не глядя на профессора.

Снэйп снова усмехнулся, но промолчал.

– Она заступилась за вас тогда, а вы обозвали ее грязнокровкой! – крикнул Гарри.

– По-твоему, я должен был сказать ей спасибо? – ответил Снэйп.

– Ну, а почему бы и нет? Может быть, после этого мой отец изменил бы свое поведение по отношению к вам, – неуверенно проговорил Гарри.

– Да, Поттер, а я-то думал, что ты вырастешь из юношеского максимализма и станешь нормально воспринимать людей со всеми их недостатками, а не оценивать их поведение с твоей, как тебе кажется, единственно верной точки зрения, – надменно сказал Снэйп, сделал паузу и добавил, – я уже говорил тебе, что разочарован?

Он снова усмехнулся. Гарри был удивлен, что Снэйп продолжает с ним говорить, вместо того, чтобы накричать и вылететь из кухни в порыве злости. Похоже, профессор хотел прочесть ему лекцию.

– Я не собираюсь читать тебе лекции, Поттер, для этого есть Гермиона Грейнджер, – в очередной раз, прочитав мысли Гарри, сказал Снэйп.

– А я и не записывался на прием к психиатру, тем более, к вам, – зло ответил Гарри.

– А тебе не помешала бы парочка сеансов, Поттер, чтоб развенчать твою уникальность и непогрешимость твоего отца, – еще более зло парировал Снэйп. – Похоже, нам не суждено разговаривать друг с другом, не раздражаясь. Это неудивительно, ты все так же невероятно похож на своего отца.

– А вы все так же его ненавидите! Что вы за человек! – вспылил Гарри. – Мне надоело выслушать ваши едкие замечания о том, каким высокомерным, заносчивым был мой отец! Возможно, он был и не прав тогда, издеваясь над вами просто из скуки, как сказал Сириус! Но если бы он не делал этого, это не изменило бы ни вашего отношения к нему, ни его – к вам! Почему вы не хотите признаться, что вы завидовали его популярности игрока в Квиддитч? Признайтесь, что вы завидовали ему, что у него есть друзья, а вы одиноки! Может быть, вы ревновали мою мать к нему – из-за этого он так вел себя?

Гарри явно перегнул палку, сделав такое предположение, потому, как Снэйп взорвался.