Текст книги "Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)"

Автор книги: Reo-sha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

– Ван… м-м-м… – все сопротивление теряется за властным и жадным поцелуем.

– Просто заткнись, – советует Иван и прикусывает губу Джонса, посасывает ее. – Я же знаю, что тебе тоже хочется. Что ты отводишь взгляд каждый раз, стоит мне только начать раздеваться, чтобы не наброситься на меня, не так ли, Ал? Так вот теперь не сбежишь, – Ваня тянет это слишком пошло и хрипло, отстраняется лишь на секунду и разом стягивает с себя свободную футболку, оголяя верх.

Альфред часто дышит от одного вида округлого живота с мягкими боками и набухшей уже сейчас грудью, от одного взгляда на плавные линии всей фигуры и на свободную резинку штанов, которые заметно приспущены и соблазнительно оголяют тело. Он пытается дернуться в сторону, выбраться и уйти, но куда там – Ваня далеко не пушинка, держит бедрами крепко и нахально усмехается, глядя на все попытки Джонса сбежать прочь.

– Ну же, Ал, просто поверь, наконец, что это не опасно ни для меня, ни для детей, даже врач это говорил, – вкрадчивый шепот звучит рядом с ухом, соблазняет все сильнее, а Ваня ловит руку Джонса и мягко опускает ее на свой живот. – Я бы никогда в жизни не стал подвергать их опасности, ты мне веришь?

В ладонь Альфреда вдруг слабо пихается малыш. Джонс замирает, смотрит ошарашено, чувствуя, как на губах ползет глупая улыбка, с ощутимо привставшим членом и с ног до головы окутанный запахом Вани. Он осторожно проводит ладонью по животу, ощущает еще один слабый толчок и тихо смеется.

– Это вы меня так все вместе решили спровоцировать? – спрашивает он и с еще большей нежностью очерчивает бока, поднимается выше и касается мягко груди.

– Ну, если ты такой остолоп, что уже третий месяц все мои намеки игнорируешь? – отзывается в ответ Ваня. Он пытается сказать это так же язвительно, но тело уже плавится под руками, и голос смягчается за накатывающей негой и теплом.

Альфред лишь качает головой. Он все еще не уверен, что это хорошая идея, но Брагинский так трепетно отзывается на все касания, что Джонс просто не может не порадовать его. А потому ладони мягко очерчивают грудь, взвешивают ее в руках, а пальцы осторожно проходят по соскам – Альфред прекрасно помнит, насколько чувствительными те становятся за прошедшее время. Он ласкает неторопливо и максимально нежно, боясь даже шевельнуться лишний раз, а Ваня громко и протяжно стонет в его руках, чуть двигает бедрами и закусывает губу.

– Учти, если не доведешь до конца, я загрызу тебя ночью, – предупреждает сквозь тихие стоны он и зарывается пальцами в свои волосы.

Во рту Альфреда слишком сухо. Он жадно смотрит на своего омегу, который выгибается от мимолетных и совсем слабых ласк, и поверить не может, что такое чудо перепало именно ему. Возбуждает всё: от запаха до мимолетных жестов и закушенных губ. От сладостных стонов до ощутимых движений на собственном паху, где уже упирается в ширинку джинсов член.

– Я смотрю, ты скучал, – Ваня тянется вниз, с особой нежностью оглаживает вставший член и вырывает глухой стон из груди Альфреда, пока пальцы быстро расправляются с ширинкой и проникают под нее. – Мистер Джонс-младший рад меня видеть? – он хмыкает чуть громче, проводит ладонью по всей длине и сам не сдерживает предвкушающего вздоха.

– Черт, Вань, – Альфред отчаянно заливается краской, но не может отвести от супруга взгляда. Он видел Ваню всяким: и стеснительным, и горячим, и потерявшим голову от возбуждения во время течки, но таким – впервые. Пошлым, открытым, абсолютно без тормозов и настолько соблазнительным, что просто дух захватывает.

– А что не так? Я вот точно рад его видеть, смотри сам, – Иван вдруг заводит ладонь за спину, прямо под резинку штанов и ведет по собственной промежности. Альфред тихо охает, когда перед ним показываются пальцы омеги – влажные и блестящие от собственной смазки. – Видишь, мы толком не начали, а из меня уже течет. Да и тебе явно невтерпеж, – Ваня коротко размазывает по головке выступившую каплю до очередного глухого стона, а Ал тянется к ладони, ловит ее и подносит к лицу.

– Ты прав, – шепчет он жарко перед тем, как провести по влажным от омежьей смазки пальцам языком. На нем оседает солоноватый привкус, а в нос одуряющее бьет аромат возбуждения, отчего сильнее крепнет под ладонью Вани член. – Абсолютно прав, – Альфред больше не думает и втягивает поочередно каждый палец, обсасывает их и млеет все сильнее.

– Вот это мой альфа, – довольно шепчет Ваня, прикрывая глаза и дыша все чаще.

От этого «мой альфа» в груди Ала все скручивается в тугой комок и разрывается нежностью. Он снова скользит по телу ладонями, куда более ощутимо и ярко, спускается ниже, на бедра и довольно мнет их пальцами. Те полнее, чем раньше, но остаются такими же упругими и приятными на ощупь, и Джонсу просто рвет крышу от этой мягкости, от этого веса в собственных руках.

– Ванечка… – Альфред больше не думает, когда запускает ладони под резинку штанов и белья и сжимает ягодицы.

Между ними и впрямь влажно, смазка собирается слишком быстро не то от предвкушения, не то от долгого воздержания. Джонсу все равно – он скользит ладонями по промежности, касается нежно входа, ласкает его самым кончиком пальца, дразнит и вырывает частые и глухие стоны с губ Ивана.

– Черт возьми, Ал… – Ваня срывается на скулеж, когда внутрь осторожно проникает палец и неторопливо толкается.

– Что такое? Больно? – Джонс тут же замирает, пытается отстраниться, но Иван сильно ударяет того по плечу.

– Урою, если вытащишь. Офигенно, – оторопело и сбивчиво шепчет он и подается навстречу.

Офигенно. Альфред не может поверить, жадно смотрит на омегу и нежно ласкает податливые стенки. Один, два, три пальца постепенно оказываются внутри, но Джонс и не думает торопиться, двигает ладонью медленно, мягко, ощущая, как по ней стекает смазка, а в воздухе остается только этот теплый и сладкий аромат омеги. Вместе с ним в голове стелется густой и вязкий дурман. Это не похоже на безудержное и звериное желание, какое овладевало раньше от близости. Это возбуждение куда мягче и спокойнее, но от того не менее жаркое.

– Ал, черт, пожалуйста…

Ваня попросту изнывает в его руках от осторожных движений. От них одних крышу рвет уже так, что перед глазами пляшут черные точки и стелется густой туман. Ване хорошо, даже слишком, а за запахом альфы и вовсе теряется ощущение реальности, теряется абсолютно все. Ноги слабо подрагивают от напряжения, руки скользят по белой футболке Ала, и Ваня никак не может ухватиться за что-нибудь, чтобы было немного удобнее за расползающимся внутри жаром.

– Вань… – Джонс решает эту проблему сам, когда осторожно валит Ивана на диван и благодарит всех богов за то, что тот достаточно широкий. Ваня не понимает ни черта, но ловит ртом ускользающий воздух, когда Джонс тесно прижимается грудью к спине, разводит сильнее в стороны ягодицы и давит большими пальцами на колечко мышц, чуть проталкивая их внутрь и отстраняясь.

– Черт, черт, черт…

У Вани даже слов не остается от этого давления и горячего дыхания в загривок. Альфред лишь мягко улыбается и обводит языком выступающий позвонок, трется носом о шею и ловит очередной стон.

– Тише, – шепчет Джонс и проталкивает пальцы глубже, чтобы немного погодя вновь ослабить напор.

Ему нравится дразнить, нравится слушать этот возбужденный скулеж и видеть метания своего омеги, который ерзает все сильнее, кусает губы и ладонь, лишь бы хоть немного заглушить то возбуждение, которое разрывает его изнутри. Альфреду нравится абсолютно все, и он готов дразнить так очень долго. Вот только собственный член буквально разрывается от прилившей крови, а теснота на пальцах так волнительно приятна, что сил удерживаться просто не остается. Джонс понимает, что не сможет уйти, даже если уснувшие принципы сейчас взбунтуются, да и угрозы Вани вполне реальны. Но теперь нет смысла даже угрожать – Ваня стонет надрывно, и этот стон хлеще любых цепей опутывает и привязывает намертво к себе.

– Ал, Ал, Ал… – он шепчет это сбивчиво и едва ли видит еще гостиную перед глазами.

Все пространство вокруг в черных пятнах от частого дыхания, голова идет кругом от недостатка кислорода, а давление внутри вдруг слабеет, Джонс ерзает чуть активнее, а Ваня замирает и считает секунды. Головка упирается в промежность, и Иван невольно сглатывает, распахивает глаза сильнее и слышит стук сердца в голове.

– Мой хороший… – ладонь Джонса снова ползет по мягкому боку, и Ваня почти может видеть, с каким обожанием тот впитывает сейчас взглядом каждый изгиб, с каким трепетом касается его ладонь и каким безудержным теплом отзывается все внутри. – Люблю тебя, – Альфред почти целомудренно целует в висок, и Ваню топит в этой нежности и ласке.

– Я тоже люблю, – торопливо шепчет он, едва ли ловя воздух. – Но Ал, я…

Легкое возмущение тонет не в стоне – в хрипе. Джонс входит внезапно, медленно, плавно и постепенно, и от этого по позвоночнику вниз бегут мурашки, а по нервам протекает горячая, неудержимая волна. Это слишком приятно, слишком желанно и так непривычно. Особенно непривычно, что Альфред совсем не торопится, что он двигается так медленно, не резко и от того ощущения…

– Ты в порядке? – голос Джонса порядком хрипит от возбуждения и волнения.

– В полном. Продолжай. Просто продолжай, – задыхается Ваня и подается навстречу, подстраиваясь под этот крышесносный неторопливый ритм.

Так сильно он не чувствовал Альфреда еще ни разу за все время их встреч. Так чувственно его не брали еще никогда в жизни. Каждый толчок точно по оголенным нервам, уносит к чертям все сознание и мысли, и Ваня знает, что кроме него и Ала сейчас больше не существует ничего.

– Господи, Вань, мне крышу от тебя сносит, – скулит Джонс, сминая ягодицу в ладони и упираясь лбом во влажную шею.

Ему сложно не верить – Ваня всем своим телом чувствует чужую дрожь, чувствует острое прикосновения языка к позвонкам, и все это сливается в единый ком из наслаждения и ощущений. Ему хочется всего и сразу, хочется продолжения этого, хочется бóльшего удовольствия, хочется чтобы Альфред еще раз очертил так властно грудь, зажал сосок между пальцами…

И он очерчивает снова, подогревает своими ласками, делает еще острее, еще немыслимее, хотя, кажется, дальше уже невозможно. Но Джонс находит ту грань, обводит свободной ладонью небольшой напряженный член омеги, и Ваня понимает, что все, это граница, дальше падать просто некуда – только в непроглядную, ослепительную, такую приятную тьму, в которой Ал срывается на чуть более резкие, но неглубокие и аккуратные толчки, в которой он крепко прижимает Ваню к себе, стонет громко и покрывает поцелуями плечи, спину, шею и все, куда только может дотянуться. И Ваню кроет от его ласк, кроет от нежных и невнятных слов, которые сбивчиво и щекотно звучат за спиной, кроет даже от того, как скользят по коже чужие растрепанные волосы. Он выгибается в руках Джонса резко и нетерпеливо, разом ухая в свое наслаждение, сжимается сильнее и ощущает, как внутри растекается влага Ала, как сжимаются на его крупном члене собственные мышцы, и как дрожит все тело от ярких спазмов. И на этом пике звучит лишь одно внятное слово – «Люблю».

– Ну что ж, мистер Джонс, вы прощены, – довольно улыбается Ваня и нежится в горячих объятиях не менее счастливого Альфреда.

– Правда? – Джонс едва ли не смеется от облегчения, а потом вдруг пытается подскочить с места, но вовремя вспоминает, что на плече покоится голова его омеги. – Значит, мы можем пойти погулять! – радостно говорит он. – Знаешь, Вань, там погода просто потрясающая, и у меня выходной, и мы можем провести весь день вместе… Можем же? – неуверенно уточняет он.

– Хм, заманчивая идея, – задумчиво кивает Ваня. – Вот только я внесу свои коррективы, – вдруг хитро ухмыляется он. – Даже не надейся, Джонс, что я так легко отпущу тебя из кровати, когда, наконец, дорвался до тебя.

Его почти хищный оскал откровенно пугает, но Альфред лишь заливается теплым смехом. Прогулку можно отложить и до лучших времен, тем более что так лень выбираться теперь из-под Вани и с нагретого дивана.