Текст книги "Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)"

Автор книги: Reo-sha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Да он любит тебя, мразь, как ты понять-то не можешь?! – взъедается Стив, хватает за грудки удивленного и замершего Мэтта и вдавливает его в стену. – Сколько еще ты намерен мучить его?!

– Что?.. Но я ведь…– Мэтт, не замечая ничего вокруг, шепчет эти слова. – Разве такой как я вообще имеет право быть рядом с ним? – Уильямс задыхается, вскидывает взгляд вверх.

Стив замирает, глядя в эти сиреневые глаза. Они такие же, как у Джеймса в последнее время: полные отчаяния и боли, совершенно загнанные и потухшие. И его слова… Стив разжимает хватку и отступает назад, недоверчиво глядя перед собой.

– Кажется, я чего-то явно не догоняю, – угрюмо говорит он, в упор глядя на поникшего Мэтта. – И сейчас мы найдем местечко, где сесть, и ты мне попытаешься все доступно объяснить, понял?

– Я… ладно, – соглашается Мэтт.

Он опасливо следует за Стивом, когда тот тянет его за край рукава через дорогу, но тот лишь быстрым шагом идет к ближайшей кофейне. Мэтт абсолютно не понимает, что творится, но слова плотно заседают в голове.

«Он любит тебя, мразь».

Мэтт не может в это поверить, но Стив никогда не стал бы искать его без веской причины. А значит, объясняться будет не только Мэтт.

Комментарий к Глава 29. План

https://vk.com/wall-141841134_257

========== Глава 30. Откровения ==========

Джеймс весь день уныло бродит по улицам родного городка и совершенно не знает, куда ему податься. Первый пункт – прогулка в парке, – оказывается слишком занудным, хотя Джеймс искренне старается полюбоваться и прудиком с уточками, и высокими деревьями с едва ли зеленеющими листьями, и даже редкими цветами, что просачиваются сквозь траву. Но парк кончается, желание Уильямса бродить бесцельно тоже, а потому следом он бредет в небольшую кофейню в надежде скоротать день там за кофе и фильмом на телефоне.

Все планы рушатся, когда Джеймс, расположившись на уютном кресле, сует руку в карман и с какой-то грустью осознает, что оставил телефон дома. Фильм благополучно обламывается, но вот вкусный кофе делает жизнь хоть немного приятнее. В итоге Уильямс вытаскивает с местной книжной полки первую попавшуюся книгу и зависает еще на несколько часов за чтением весьма банального, но в целом неплохого приключения. Он отрывается только когда за окном уже темнеет, а официантка устало косится на Джеймса, принося ему седьмую по счету чашку.

Уильямс расплачивается, возвращает книгу на место и выходит на потемневшую улицу. Теперь здесь куда приятнее, когда в глаза не бьет яркий свет солнца, а потому он решает, что нужно прогуляться еще немного, все равно дома заниматься решительно нечем. Улицы, озаренные фонарями, выглядят по-своему завораживающе, и Уильямс идет по ним достаточно быстрым шагом, не особо задумываясь о направлении.

В голове неясным потоком витают мысли о Мэтте. Кто бы сомневался, Джеймс вообще не может выкинуть этого альфу из своей головы, но сейчас он в который раз проматывает сказанные при последней встрече слова.

– Что же ты, черт возьми, имел в виду…

Уильямсу стыдно это признавать, но он и правда боится подойти к Мэтту, боится заговорить с ним и снова услышать отказ. Джеймс никогда не думал, что будет настолько больно, но вместе с тем Мэтт никак не выходит из головы, становится для него навязчивой идеей, недостижимым идеалом. Ему самому немного смешно, как в жизни все меняется местами. Помнится, при знакомстве Джеймс избегал любого контакта с навязчивым, по его мнению, Уильямсом. Теперь же он сам кидает в его сторону постоянные взгляды и хочет оказаться рядом. Любит. Джеймсу сложно дается эта простая истина, но подобную зависимость Уильямс не может объяснить иначе нечем. Мэтт ему попросту нужен таким, какой он есть, со всеми своими тараканами и странными взглядами на жизнь. И Джеймс и правда всем сердцем хочет его понять.

– Надо взять, наконец, себя в руки и поговорить, – вдруг произносит он и вскидывает взгляд вверх.

Стив был чертовски прав, когда называл его мямлей и слабаком, ведь Джеймс раньше никогда не отступался от желаемого. А теперь из-за своей трусости он забивается, прячется за унылой рожей и поджимает хвост. Уильямсу противно от самого себя настолько, что руки сжимаются в кулаки, а в душе загорается слепая решимость. Он должен подойти завтра на работе, как следует расспросить Мэтта обо всем и уже после этого решать, как поступать. Джеймс кивает сам себе, мельком осматривает улочку вокруг и вдруг замирает.

Он знает это место даже слишком хорошо, потому что был тут не единожды. Джеймс смотрит на ухоженную лужайку рядом с выступающими насыпями клумб, на статуэтку с оленем и горящий в доме свет. Дом Мэтта оказывается прямо перед носом, ноги сами приводят сюда, и Джеймсу требуется лишь секунда, чтобы толкнуть калитку и войти внутрь. Примерно столько же он мнется на пороге, занеся руку над звонком, но секунда проходит, а палец вдавливает кнопку до звонкой трели с другой стороны. Зачем откладывать на завтра то, что можно решить сегодня? Сердце Джеймса бешено колотится в груди, когда он слышит неторопливые размеренные шаги. Он сглатывает и пытается унять волнение. Чтобы ни случилось дальше, отступать снова он не намерен.

***

– Капец вы конченные оба, – раздраженно бурчит Стив и быстрым шагом пересекает пустынную в этот час улицу. Мэтт идет следом за ним, кусая губы и гадая, правильно ли он вообще поступает. – Это ж блин надо быть такими долбоебами, чтобы собственноручно пытаться разорвать истинные отношения, так еще и страдать при этом обоим. Нет, ну это уже ни в какие ворота, детский сад.

Стив ворчит так уже добрых десять минут с того самого момента, как Мэтт выкладывает от и до, что вообще произошло между ним и Джеймсом. А заодно докладывает под сердитым взглядом и о своих собственных тараканах. Вот тут-то Уильямс и взрывается окончательно, так что даже официантка пугается его вида, а после срывается с места и, расплатившись, тащит Мэтта к себе домой.

– Истинные? – Мэтт, молчавший до этого, вскидывает брови. – Это же все детские сказки, разве нет?

– Кто знает, – Стив чуть успокаивается, хотя идет все так же быстро. – Откуда-то же эти сказки берутся? – резонно замечает он и вдруг слабо улыбается. – И я все же склонен верить, что есть такие пары, для которых одного взгляда достаточно, чтобы друг к другу тянуло неимоверно, несмотря ни на что.

Мэтт смотрит на Уильямса все так же ошарашено и удивленно, а у самого в груди что-то отзывается на эти слова. А ведь и правда – Джеймс запал к нему в душу с первого взгляда, хотя изначально это был лишь простой интерес. И Джеймс сам предложил тот спор, хотя, казалось бы, даже лишний раз рядом с Мэттом не хотел находиться. Или хотел? Мэтт мотает головой и думает так же о том, что обычно за месяц разрыва должно хоть немного отпускать, но его, напротив, тянет с утроенной силой к этому омеге, и от разлуки почти физически больно. Сложно считать это обычной влюбленностью.

– Ты понимаешь, о чем я, – прямо говорит Стив. Он видит это по глазам, по одному лишь взгляду. – И Мэтт, поверь, Джеймсу без тебя реально херово, так что, пожалуйста, хотя бы поговори с ним нормально, чтобы больше не осталось недопониманий.

– Я… – Мэтт сглатывает, потому что от одной мысли, что можно будет поговорить с Джеймсом, сердце заходится в волнительном ритме. – Хорошо, – соглашается он и сжимает крепче ладони в кулаки.

Стив удовлетворенно кивает и прибавляет шаг. Он молится только о том, чтобы Джеймс к этому моменту уже был дома.

***

Когда Мэтт входит в знакомый дом, его уже порядком трясет, хотя он и старается этого не показывать.

– Хей, ну не на казнь же идешь, расслабься, – Стив хлопает по плечу Уильямса и усмехается. – Джеймс, конечно, кусается, но ты же вроде не против? – подмигивает он.

Мэтт в добавок к волнению еще и заливается краской. Тот факт, что старший Уильямс осведомлен о предпочтениях своего брата, вводит в некоторый ступор, как и то, что Стив, кажется, прекрасно знает, чем именно занимался Джеймс с Мэттом. А Стив, зараза такая, уже умудряется не в первый раз отпускать шуточки на этот счет.

Старший Уильямс скидывает с себя вещи и вдруг замечает незнакомую куртку на крючке. Он тут же бросает взгляд к порогу, видит начищенные туфли и заметно хмурится:

– Вот только этого сейчас не хватало… – шепчет он. В гостиной раздаются тяжелые шаги, и Стив мысленно проклинает вселенную, когда звучит рядом хриплый низкий голос:

– Вы, как я погляжу, вообще дома бывать не любите.

Мэтт с удивлением смотрит на замершего в коридоре мужчину. В первую секунду при неярком освещении Уильямсу кажется, что это Джеймс, однако эта мысль моментально отметается даже запахом. Перед Мэттом стоит взрослый крупный альфа, и он и правда чертовски похож на Джеймса, которому накинули пару десятков лет. Те же светлые волосы, забранные в хвост, угрюмый взгляд, несколько неряшливый вид. Разве что тени под глазами залегают куда глубже, а нос с куда более выраженной горбинкой.

– Отец, можно же предупреждать о визитах, – сильнее хмурится Стив, которого внезапный приход того не радует абсолютно. Он хоть и относится к Андре куда спокойнее, нежели брат, и все же даже ему тяжело долго находиться с Бонфуа.

– Чтобы Джеймс точно в радиусе пары километров в мой приход не появлялся? – поднимает брови мужчина. – Мне нужно поговорить с этим паршивцем, пока он окончательно не доломал себе жизнь, поэтому я здесь. Хотя… – его взгляд утыкается прямиком в Мэтта и буквально сканирует его насквозь. – Ты же и есть Мэттью Уильямс, верно?

– Да, – кивает тот.

– Что ж, так, пожалуй, будет даже лучше, – задумчиво произносит он. – Стив, будь другом, сделай нам чаю, а я пока поговорю с этим молодым человеком по душам.

– Валяй, – Уильямс фыркает, но все же послушно идет к кухне. – Смотри не распускай руки, этот мальчишка умеет драться, – кидает напоследок он.

– Дети, – вздыхает Андре и снова утыкается взглядом в Мэтта. – Идем, малец. Драться с тобой я не собираюсь, а вот поговорить и правда хочу, – зовет он, и у Уильямса даже мысли не возникает перечить.

Он следует за Андре в гостиную, смотрит, как тот устраивается на кресле и никак не может избавиться от образа Джеймса. Все же они слишком сильно похожи, даже некоторые движения и жесты одинаковые.

– Садись, чего стоишь, – приглашает грубо Бонфуа и скрещивает пальцы рук. Мэтт плюхается напротив. – Значит, вот на кого пал выбор Джеймса. Интересно, однако.

Мэтт по одному тону понимает, что Андре сейчас улыбается, хотя губы едва ли изгибаются в слабом подобии улыбки. И от этого разом становится спокойнее, хотя в первую секунду Уильямс и правда зажимается и смотрит настороженно.

– А вы Андре Бонфуа, верно? – уточняет Мэтт. Он знает, что у братьев осталась фамилия папы-омеги, как и сам он носит бывшую фамилию папы, до того, как тот взял себе псевдоним. – Приятно познакомиться, – вежливо кивает он, а Андре вдруг усмехается.

– Еще и воспитанный? Как тебя вообще угораздило попасть на кого-то вроде Джеймса? – Мэтт готов поклясться, что его голос звучит почти весело, но веселье это мимолетное, оно затихает так же быстро, как и появляется. – Держу пари, тебе очень сильно досталось от моего сына, не так ли?

– Что? – Мэтт часто моргает, а после неуверенно мотает головой. – Вовсе нет. Я знаю, что у Джеймса есть некоторые проблемы с альфами, однако это не мешает мне любить его, – Уильямс сам удивляется, насколько легко даются ему эти слова. А ведь и правда любит. Любит так сильно, что даже несмотря на собственные обещания, не может от него отказаться.

– Некоторые проблемы, – Андре тянет это слишком задумчиво. – Значит, ты не очень-то в курсе, какие?

– Я так понял, что из-за школы. Джеймс никогда не говорил об этом, а я не привык давить, – Мэтт говорит это тихо, а сам внимательно смотрит на спокойное лицо Бонфуа. За этим спокойствием скрыта давно забытая боль, и Уильямс совсем слабо, но видит ее отголоски.

– Школа не самая большая проблема, – качает головой Андре. – Знаешь, парень, несмотря на то, что ты отрицаешь, я в курсе, что Джеймс точно пытался трепать тебе нервы своими выходками, – Бонфуа откидывается на спинку и смотрит в потолок, а Мэтт просто не смеет перебивать. – Он упрямый ребенок, себе на уме, и часто из-за своего упрямства наламывает кучу дров.

– К чему вы?..

– А к тому, что он точно винит себя за свои ошибки, и по той же причине не приближается к тебе, – отрезает Андре.

– Я не понимаю, – качает головой Мэтт.

– Сложи два и два, парень. Он ведь точно говорил тебе что-нибудь вроде «я хотел отыграться», «хотел тебя проверить»? – Уильямс кивает, ярко вспоминая эти слова. – А ты оказался совсем не тем, кем он тебя считал, верно? – усмехается Андре. Он прекрасно знает, что прав и ему совершенно не требуется ответа. – По нему, конечно, не скажешь, но Джеймс не бездушная скотина, и он всегда искренне благодарен людям, которые относятся к нему хорошо просто так, совершенно бескорыстно. А теперь представь, что он чувствовал, когда ошибся настолько сильно в тебе, а вместо заслуженной благодарности лишь давил на тебя своим характером. Улавливаешь?

Мэтт отводит в сторону взгляд. Он понимает. Впервые задумывается об этом с такой стороны и чувствует себя идиотом. Он-то считал, что все эти слова не важны, пока они никоим образом не цепляют и не обижают его самого. Ведь Мэтту куда важнее было просто быть рядом, и он готов был позволять «отыгрываться» на себе сколько угодно, пока Джеймса не перестанет это беспокоить окончательно и не отпустит. Но его это, оказывается, только сильнее гложет.

– Джеймс никогда не делает ничего просто так, – продолжает тем временем Андре. – И если он осознает свои ошибки, то никогда не будет их скрывать. Прямолинейный щенок, но именно из-за своей прямолинейности, он никогда не станет делать того, что ему противно или противоречит его природе.

Мэтт снова переваривает все сказанное. Для него сейчас словно мир переворачивается, ведь Уильямс привык разбираться в людях и в первый раз настолько ошибается в чужих мотивах и подноготной.

– Значит, Джей чувствует себя виноватым… – Мэтт закусывает губу и вспоминает, как тот пытался извиниться на улице. А он-то, дурак…

– Как и ты, – кивает Андре. – Я не знаю, за что себя винишь ты, но все же советую вам поговорить и понять друг друга. Вы разные, Мэттью, я знаю об этом достаточно хорошо, и проблемы с пониманием будут однозначно, если и дальше молчать и переваривать все в себе, – Андре грузно поднимается с места и подходит ближе. – Но так же я знаю сына – он ни за что не стал бы переживать так долго, будь ты ему безразличен. Подумай об этом.

Он неторопливо идет к кухне, а Мэтт думает. Сначала слова Стива, теперь Бонфуа… Уильямс и правда смотрит на все иначе, и все же после них появляется уверенность.

– Мистер Бонфуа! – вдруг окликает он, вспомнив еще об одной важной вещи, которую ему просто необходимо узнать, пока есть возможность. – Почему Джеймс не любит альф?

Андре останавливается в дверном проеме, но так и не поворачивается, словно обдумывая слова.

–Потому что его домогался пьяный отец, – глухо и сухо звучит его голос. – И это то, чего я не могу изменить, исправить или как-то загладить, как бы ни сожалел и насколько бы ни ненавидел себя. Поэтому я хочу сделать хотя бы ту малость, на которую способен – подтолкнуть тебя к нему, дать тебе понять его чуть больше, – Андре сглатывает и вздыхает чуть глубже. – Что бы ты сейчас ни думал, но я люблю своего сына и хочу, чтобы он был счастлив.

У Мэтта в груди что-то обрывается от этих слов. От одного представления внутри разом поднимается ярость и в противовес ей жалость к этому человеку. Мэтт не знает, как относиться к этому, не знает, но все же благодарен, что Андре не стал утаивать ничего от него. С кухни уже слышится голос Стива, и Мэтт бредет туда – дожидаться Джеймса дома почему-то кажется теперь не лучшей идеей.

Комментарий к Глава 30. Откровения

https://vk.com/wall-141841134_259

========== Глава 31. За душой ==========

– Чем могу вам помочь?

Джеймс стоит как вкопанный и смотрит на незнакомого мужчину за порогом. В первую секунду проносится ужасающая мысль, что Мэттью сбежал из города, продал жилье, и теперь тут проживает вот этот тип, со странной прической. Но мысль эта пропадает вместе с воспоминанием. На фотографиях на полках в доме Уильямса этот человек мелькал достаточно часто, а значит…

– Так что вам нужно? – повторяет свой вопрос омега, уже готовясь захлопнуть дверь. – Если вы из рекламных агентств, то меня это не интересует.

– Нет же, – Джеймс разом перебарывает все свое смятение и делает шаг вперед. – Я пришел к Мэтту. Хотел поговорить с ним…

Мужчина смотрит внимательно и спокойно, словно сканирует взволнованное лицо Уильямса. Тому от этого взгляда становится совсем не по себе, но бежать сейчас он не намерен.

– Его нет дома, – голос немного смягчается, как и пристальный взгляд, но для Джеймса эти слова как ушат воды на голову. – Не знаю, когда он вернется.

В повисшей тишине Джеймс слышит, как колотится о грудную клетку собственное сердце. Отпрянувшая на задний план тоска возвращается с новой силой и настойчиво бьет по вискам.

– Ясно… – шепчет он, стараясь вздернуть голову вверх, но не поднимать своего взгляда. – Ясно, извините за беспокойство, я пойду.

Он и правда делает шаг назад, разворачивается и хочет торопливо уйти прочь, закопаться в своей комнате и не выходить из нее никуда – ни на улицу, ни на завтрашнюю работу. Хочет, но тут его хватают за ладонь и останавливают.

– Нет, – спокойный голос звучит за спиной слишком твердо и разом отрезвляет. – Ты же Джеймс, верно? Мэтт присылал ваши фотографии.

Уильямс стекленеет и сглатывает. Ну конечно, Мэтт должен был рассказывать обо всем отцу, он же, по сути, единственный близкий для него человек. Почему Джеймса это настолько выбивает, он и сам не понимает, но когда омега тянет его обратно, подается без лишних вопросов:

– Пойдем в дом, – говорит он, ослабляя хватку. – Я Тим де Вард, папа Мэтта.

И Джеймс заходит, идет следом в гостиную и садится на диван, куда ему указывают. Только теперь он обращает внимание на нетипичность этого омеги. Достаточно высокий, плечистый, с заостренными чертами лица и пронизывающим взглядом зеленых глаз, он выглядит весьма угрожающе. Несмотря на домашнюю одежду, волосы все равно стоят торчком вверх, а на лбу красуется заметный глубокий шрам. Уильямсу кажется, что сейчас его будут отчитывать по полной программе, но следующий вопрос окончательно ставит его в тупик:

– Ты голоден? Чай или кофе будешь? – Тим скрещивает пальцы между собой, и Джеймс теряется от непоколебимого спокойствия. То же спокойствие, которое есть в Мэтте, только не сглаженное улыбкой. Джеймсу даже паясничать не хочется едва ли не впервые в жизни.

– Нет, не стоит беспокоиться… – Уильямс качает головой и растирает свои пальцы. Тим улавливает этот жест и встает с места.

– Ты замерз. Что я за хозяин, если не отогрею гостя? Я принесу чай.

Он уходит, не дожидаясь ответа, а Джеймс оторопело смотрит вслед и испытывает острое желание провалиться сквозь кресло и пол. Та же забота, что у Мэтта, но куда более прямолинейная и настойчивая. Уильямс старается расслабиться немного, и вдыхает чуть глубже. В нос ударяет родной запах Мэтта, и Джеймс замирает, втягивает его чаще, глубже, потому что успел соскучиться слишком сильно, потому что так куда спокойнее.

Тим возвращается минутами позже и настойчиво впихивает в руки Уильямса чашку. Он дожидается, пока Джеймс сделает несколько глотков и только после этого расслабленно опускается напротив. Неловкая тишина повисает сверху, давит, и Джеймс в желании нарушить ее все же задает мучающий вопрос:

– Почему вы?..

– Пустил тебя? – предложение подхватывают и заканчивают, буквально срывая с языка. Тим откидывается на спинку кресла, прихватив со столика пепельницу, вытягивает сигарету из пачки и неторопливо затягивается. И Джеймс как завороженный следит за каждым жестом. Слишком схоже с Мэттом. Чересчур. – Этого я не скажу тебе пока, – продолжает прерванный разговор он. – Вы с Мэттом расстались?

Вопрос, прозвучавший в лоб, заставляет окончательно растеряться. Джеймс смотрит на серые вихры дыма в комнате и думает, что совершенно не был готов к такому допросу.

– Я не знаю, – за всей растерянностью слова слетают с губ сами собой. Джеймс вообще не ожидал, что Тим будет осведомлен и о подобном, но сканирующий взгляд не дает сомневаться – даже если Мэтт ничего не сказал сам, де Вард прекрасно понял, что произошло. – Я прекрасно знаю, что у Мэтта были все основания меня бросить, ведь именно я вел себя как скотина, именно я до последнего не верил, что он отличается от других альф. Но его слова… – Джеймс зарывается пятерней в свои волосы, сжимает их у корней, теребит и не понимает сам себя. Этих слов он не смог сказать Оливеру. Этого он не высказывал даже Стиву, который знал о нем абсолютно все, даже самое постыдное и личное. Но отчего-то именно Тиму, совершенно незнакомому человеку, Джеймс говорит. – Мэтт говорил, что не может простить себя. Черт возьми…

Джеймс выпивает чай залпом до дна и отставляет кружку в сторону, еще больше закапываясь в себе. В голове все путается страшно и не сходится, эти мысли грызут его последнее время постоянно, крутятся на повторе и не желают отступать. Если бы Мэтт злился на него за «использование», было бы проще понять эту ярость. Если бы Мэтт треснул его тогда или влепил бы пощечину, Джеймс бы принял это как должное. Но вот эта вина кажется ему необъяснимой, и совершенно нелогичной. Словно ему не хватает деталей для полной мозаичной картинки. Все не сходится.

– Я привык понимать альф, – Уильямс даже не сразу осознает, что произносит это вслух, но остановиться уже не может, да и не хочет на деле. – У них обычно до ужаса зациклено все на счет омег, и я считал Мэтта таким же, – эти мысли проносятся с особой болью. Джеймс вспоминает каждый нежный и теплый взгляд в свою сторону, и думает, каким идиотом надо было быть, чтобы отрицать все это. – Я успел привязаться к нему, но все равно упрямо продолжал твердить себе, что все это невзаправду, что Мэтт сорвется рано или поздно, покажет свое истинное лицо и попытается взять контроль в отношениях, как у меня то бывало раньше.

Упрямство. Это именно то, что не давало Джеймсу все это время признаться в своей неправоте, даже когда стало очевидно – Мэтт ему нужен. Уильямс ведь осознал это давно, да даже когда они только начали встречаться, Джеймс уже знал, что Мэтт его зацепил чем-то, иначе зачем был нужен весь этот фарс со спором. Уильямс знал, но отрицал до последнего, строил всех под одну гребенку и не слушал логичных доводов того же Стива. «А ты не предполагал, что он просто любит тебя?» – кажется так звучали его слова. Джеймсу взвыть сейчас хочется, он впивается и второй ладонью в голову, и все что наболело, продолжает рваться наружу.

– Я только еще больше запутал сам себя, – слова звучат жалко, но правдиво. Уильямс жмурится от этой правды и говорит все дальше и дальше: – Я понимаю, что не достоин, но хочу быть с Мэттом, потому что еще никогда не испытывал даже близко ничего такого. Даже сейчас, – Джеймс вскидывает свой потерянный взгляд вверх, – сидя перед вами, я чувствую лишь его запах, и в груди все просто разрывается от желания оказаться рядом. Просто быть рядом. Не встречаться, – Уильямс трясет головой из стороны в сторону и чувствует, как срывается голос. – Но хотя бы не наблюдать за убегающим силуэтом, иметь возможность говорить.

Вся подноготная лезет наружу, крыша сползает окончательно за всеми переживаниями, за манящим родным запахом альфы, такого до невозможного необходимого и важного. Все, что прожигало весь этот месяц до дыр, оказывается сейчас на виду. Но Тим не перебивает и слушает.

– Хочу понять его… – голос срывается окончательно до хриплого шепота. – Хоть раз хочу понять, что на самом деле творится в его дурной башке.

Слова затихают в неловкой, мертвой тишине. Джеймс дышит часто, смотрит на спокойное лицо Тима и думает, что только что поставил во всем решающий крест. Он только что признался, что использовал сына этого человека, и вряд ли хоть один нормальный отец оставит это безнаказанным.

– Я пойду. Простите… – Джеймса колотит и он старательно старается подняться на трясущиеся ноги, но не успевает.

– Я не отпускал тебя, – звучит строгий голос совсем рядом.

Тим слишком быстро поднимается, и так же неуловимо садится на подлокотник кресла. Джеймс ожидает оплеухи, но точно не того, что его разом сгребут в такие крепкие и молчаливые объятия. И от них веет таким теплом и заботой, что Джеймса накрывает окончательно. Он чувствует себя несмышленым подростком, который дает слабину, утыкается в эти теплые руки и пытается успокоиться, ерошит себе волосы сильнее. Его всего колотит неимоверно, все чувства вывернуты наизнанку, а эмоции зашкаливают столь сильно, что, кажется, разорвут сейчас на части остатки рассудка. Но Тим мягко отстраняет от волос ладони и по-отечески гладит по голове.

– Успокойся и запомни одну вещь, – слова де Варда звучат твердо и настойчиво. – Хоть Мэтт и пытается скрыть, но я вижу, что он любит тебя, – Джеймс замирает и поднимает опустошенный взгляд от пола, косится неверяще, пока Тим продолжает. – Я не знаю, что между вами произошло, да и думаю, этого мне знать не положено. Но в одном я уверен: что ты, что он, вините только себя. Из-за не сказанных вовремя слов, или же простого непонимания, но это становится стеной между вами.

Джеймс просто не может в это поверить. Его больше не трясет так сильно, а потому Тим отстраняется, садится удобнее и снова прикуривает.

– Вы никогда не говорили с ним о детстве? – вдруг спрашивает он. Уильямс удивленно косится на де Варда, но качает головой – о своем детстве он вообще старается не говорить. – А зря, – хмыкает тем временем Тим. – Что-то мне подсказывает, что корень вашего недопонимая, как и твоей нелюбви к альфам лежит именно там.

В воздухе снова повисает серое облако дыма.

– С Мэттом что-то произошло в детстве? – Джеймс нервно сглатывает и впервые задумывается о том, что никогда даже не предполагал копаться в прошлом Уильямса. Тот выглядел приличным ребенком из хорошей семьи, и этот образ не оставлял сомнений у Джеймса ни разу.

– Можно и так сказать, – Тим откидывается обратно на спинку, а взгляд становится чуть более отстраненным и далеким. – Я, знаешь ли, далеко не пример хорошего отца, и очень долго не замечал, как мои поспешные решения влияют на моего же ребенка.

Де Вард вздыхает и протягивает Джеймсу пачку с сигаретами. Тот вытягивает одну, торопливо прикуривает и окончательно обращается в слух – в душе уже успевает поселиться непонятное волнение.

– Ты же был у нас дома, верно? – Тим не дожидается кивка, он знает это точно. – И наверняка рассматривал фотографии на полках. Никогда не задумывался над тем, почему в нашем доме нет ни одного упоминания второго отца? – Джеймс ловит на себе внимательный взгляд и качает головой. Эти мысли проскальзывали слишком мимолетно, и Уильямс никогда не задумывался над этим всерьез. – А потому что Мэтт его боится. Но еще больше он боится стать таким, как он.

– Он что-то делал с Мэттом? – Джеймс и сам не замечает, как в душе поднимается неконтролируемая злость к неизвестному, которая подпитывается и собственными воспоминаниями об Андре. Но Тим качает головой.

– Не с Мэттом, со мной, – он прикрывает глаза и снова вдыхает глубже, словно пытается собраться с мыслями. – Я считал, что ребенку нужна целая семья, воздействие двух взрослых, для полного воспитания. И потому до последнего закрывал глаза на все, что происходило в моем доме, – Тим смотрит на родные стены, неторопливо обводит взглядом все полки с фотографиями и слабо усмехается. – А Мэтт видел все. Видел, как его папу избивают и прессуют. Видел, как его принуждают и причиняют боль. Последней каплей в огромной чаше стало то, что Мэтт попытался меня защитить, бросился перед мужем, а тот попросту отшвырнул его от себя, как какую-то вещь, – казалось, что де Вард отчетливо видит сейчас перед глазами именно эту картину – в зеленых глазах мелькнула давно забытая ярость. – Наверное, это и открыло мне глаза. Я, как дурак, верил, что муж просто придерживается старых устоев на счет омег, но дорожит семьей. На деле же мы были ему абсолютно не нужны. Он завидовал моей тогда еще растущей карьере и считал, что я купаюсь в деньгах и не делюсь с ним. Завидовал, и срывал всю свою злость на мне, считая, что ему, как альфе, позволено все, а омега попросту не посмеет поднять руку, – Тим вдруг грустно рассмеялся, и мотнул головой, стараясь вырваться из затянувших сетей прошлого. – Тогда мне помог Хенрик и приютил у себя, хотя сам был с маленьким ребенком на руках и едва ли сводил концы с концами. Мы не были семьей, но работали вместе, таскали с собой маленьких Мэтта и Альфреда, пока сами были на площадке. Я все время боялся, что нагрянет муж и попытается забрать моего ребенка – развод ведь еще не был оформлен. Но еще больше меня пугал Мэтти – он боялся, отвергал свою природу, ненавидел себя, – де Вард слабо вздрагивает и сжимает сильнее пальцы на подлокотнике. – «Я ведь тоже альфа, неужели я буду таким же?» – вот, что он говорил мне тогда. Поэтому, едва дела пошли в гору и у меня набралось хоть немного денег, я просто затаскал Мэтта психологам. Со временем это дало свои плоды, но некоторые страхи все же не убираются из памяти, верно? Я знаю, что Мэтт до сих пор боится стать копией отца, его пугает сама мысль о принуждении.

Тим замолкает, переводя дух, а Джеймс сидит, как громом пораженный, стараясь рассортировать все в своей голове. Недостающий кусок мозаики, наконец, встает на свое место и плотно соединяет весь спутанный клубок, превращая его в цельную картину, на которую Уильямс смотрит под иным углом. И ему становится откровенно не по себе.

– Вот же черт… – шепчет он, старательно вспоминая весь разговор в спальне. – Твоего ж папу… – ругается он, впечатывая в диван кулак под внимательным взглядом Тима.

«…поверить не могу, что снова начал встречаться с альфами после всего этого дерьма…»

«Завести отношения так далеко, только чтобы узнать правду».

«Ненавижу себя».

Джеймс только сейчас полностью осознает, что мог подумать Мэтт и до чего накрутить себя. Становился ясным и его испуг, и эти неясные извинения, да и те слова, когда Джеймс ненароком обмолвился, что «обязанность омег ублажать альф». Все это, вплоть до поведения самого Мэтта становится абсолютно понятным, и Джеймс подскакивает на месте, напрочь забывая, где вообще находится и кто сидит напротив.