Текст книги "Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)"

Автор книги: Reo-sha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– А вот его-то я еще и не спрашивал, – нехорошо усмехается он, и нетвердой походкой направляется к Уильямсу.

Джеймс болтает в воде ногами и с ухмылкой осматривает всех вокруг. В помещении совсем не холодно, да и вода приятной температуры, вот только плавать ему пока совершенно не хочется. Захмелевший мозг немного подтормаживает, а потому абстрактные мысли крутятся вокруг весьма определенных вещей. Уильямсу просто безумно нравится находиться здесь, и все же одной единственной вещи ему не достает. Хорошего секса, если быть точнее. Мысль, конечно, не особо осуществима, но помечтать никто не мешает, а потому Джеймс беззастенчиво пользуется тем, что большинство коллег в плавках, и без капли стыда рассматривает их тела.

«Слишком худой, слишком хилый, слишком массивный» – проскальзывает в его голове с каждой новой «жертвой», как вдруг взгляд натыкается на Уильямса, который о чем-то разговаривает рядом с Гилбертом и лениво потягивается. Джеймс сглатывает слюну, ловя взглядом подтянутые мышцы, и чувствует, как пересыхает в глотке. Если подумать, он впервые видит Мэтта без этой мешковатой одежды вроде толстовок и без извечных костюмов. И увиденное заставляет что-то внутри всколыхнуться. Хотя бы потому, что тело Мэтта нельзя назвать крупным, как у того же Людвига, но он и не выглядит хилым с жилистыми, узловатыми мышцами на руках и подтянутым животом. Джеймс ползет взглядом вниз по прессу, поднимается обратно к голове и видит лиловые глаза, которые смотрят точно на него. Мэтт чуть улыбается уголками губ, а Джеймс задыхается и торопится отвернуться, как раз вовремя, чтобы уставиться прямо на Джонса, возникшего из ниоткуда.

– Какого?.. – Джеймс едва ли не подпрыгивает от такой неожиданной близости, потому что Альфред сидит почти вплотную и протягивает вперед стакан с непонятным месивом.

– Будешь? – жизнерадостно спрашивает он, и Джеймса настолько выбивает это из колеи, что он тянется к стакану и пораженно кивает.

– Ну, давай, – на губы ложится привычная ухмылка, когда Уильямс делает несколько смачных глотков и вытирает ладонью губы. – Недурно.

Все так и замирают, смотря на эту картину, особенно Джонс, который не верит своим глазам. Но с Джеймсом вроде все в порядке, его еще не убили за непонятную бурду, а потому Альфред обрадованно забирает стакан назад.

– Так это все же можно пить! – довольно кричит он и залпом опустошает половину бокала.

Жалеет он об этом тут же, кривясь от отвратительной смеси кислого, соленого и сладкого одновременно, а Джеймс рядом нагло смеется, забирая стакан у Джонса, который уже бежит в сторону туалетов, полоскать себе рот.

– А Джеймс-то как это выпил? – шепотом спрашивает Гилберт у Мэтта.

Рядом незаметно возникает Оливер, опуская руки на плечи ребят:

– А очень просто, – улыбается мягко он. – Малыш Джей долгое время готовил сам себе и ел эту стряпню. А готовить он совершенно не умеет, так что не советую пробовать, мальчики, – усмехается Керкленд, наученный горьким опытом.

Альфред отлипает от раковины только спустя минут пять, тщательно прополоскав рот вместе с зубной пастой. Он мысленно отмечает больше не ставить подобных экспериментов по смешиванию содержимого стола, после чего неторопливо выходит обратно к бассейну, где затевается что-то довольно веселое. Джонс уже было собирается пойти к компании веселящихся, но тут замечает Брагинского чуть в стороне со стаканом чего-то алкогольного в руках, и курс меняется сам собой.

– Снова ты? – спрашивает Иван, едва ли Альфред оказывается в поле зрения.

Однако вопрос, вопреки обыкновению, звучит совсем не раздраженно, скорее по привычке.

– Ага, увидел, что ты тут стоишь один, грустишь, и решил скрасить тебе вечер! – широко улыбается Джонс, останавливаясь рядом.

Иногда он и сам проклинает себя за свою наглость, но просто не может уже иначе. Ему всеми силами хочется доказать Ване, что он и правда собирается остаться рядом, несмотря ни на что, вот только Брагинский не перестает отвергать его всякий раз.

– Почему ты такой упрямый? – этот вопрос от Вани, направленный прямиком к нему, становится полнейшей неожиданностью.

Джонс аж разворачивается всем корпусом к нему, так как в первую секунду не верит, что спросил именно Иван. Но он стоит тут, чуть улыбается и отпивает какое-то крепкое пойло из стакана.

– Потому что я знаю, что поступаю правильно? – вопросом на вопрос отвечает Альфред. – Это сложно объяснить, но я просто уверен, что делаю все, как надо и как подсказывает мне сердце!

– Это ответ ребенка, – качает головой Иван. Не то чтобы он ожидал чего-то другого, но это осознание снова отдается чем-то болезненным. Альфред рядом поджимает губы.

– Ну и что с того? – его голос звучит почти обиженно. – Да, я ребенок, веду себя по-детски, творю то, что вздумается, но это не значит, что я не могу быть серьезным! И уж точно не значит, что я не могу любить!

– Это все лишь надуманное, – отстраненно бросает в воздух Ваня. – Меня не за что любить, а ты просто вбил себе в голову эту мысль и никак не можешь признать этого.

– Что? – Альфред так и цепенеет на месте. Ваня для него – все, как бы глупо это не звучало. Он хочет горы сворачивать ради него, защищать от всего, быть рядом, в конце концов, а Брагинский произносит тут такую дичь. – Да разве же любят за что-то? – недоумевает Джонс, распаляясь все сильнее.

– Ну, да, – флегматично пожимает плечами Ваня. – За статус в обществе, за деньги, за покладистый характер, за красоту… А у меня всего этого нет.

Это звучит как-то совсем бредово и нехорошо. Джонс не понимает почему, но чувствует, как отдает от слов давно забытой болью и разбитыми ожиданиями. И у него просто руки чешутся набить неизвестному оратору морду за то, что вбил в голову Брагинского эти слова.

– Это не любовь, – тихо говорит Альфред, а руки у самого сжимаются в кулаки от бессильной ярости. – Это не любовь, слышишь меня? – он сам не осознает до конца, что творит, когда разворачивает Ваню к себе лицом и хватается за его грубые ладони. Брагинский выше его, но взгляд настолько потерянный, почти детский, что Альфреду просто хочется обнять его и прижать к себе. – Ты говоришь, что тебя не за что любить… – шепчет Джонс, смотря в эти сиреневые глаза, в которых давно уже видит не серьезного и собранного взрослого, а такого же ребенка, как он сам. – Так вот я люблю за то, что это именно ты!

Где-то сзади слышен веселый смех коллег, которые затевают пьяную войнушку на водяных пистолетах. Где-то сзади слышен всплеск воды из бассейна. Для Альфреда всего этого не существует в данный момент, когда он впивается в желанные губы и целует горячо, отдавая всего себя, желая показать все свои чувства. И Ваня отвечает, то ли потому, что сейчас пьян, то ли потому, что и сам этого хочет.

– Ты можешь найти более достойного, – шепчет в губы он, смотря чуть растерянно на Альфреда.

– Мне не нужен никто другой, кроме тебя, – широко улыбается Джонс.

Ваня откидывает прочь последние сомнения и отдается чувству, которое давно уже зародилось и у него в груди. Он вспоминает слова Драгана про судьбу, и решает, что стоит попробовать еще раз отдаться на волю этой странной дамы. Быть может, именно к этому она и вела его всю жизнь. Именно к Альфреду.

Комментарий к Глава 13. Корпоратив

https://vk.com/wall-141841134_138

========== Глава 14. Доброе утро ==========

Утро у Джеймса начинается самым неприятным образом с гудящей головы и сухости в глотке. Он слабо помнит, чем в итоге закончилась вчерашняя войнушка, слабо помнит, что было после того, как с победным кличем спихнул Гилберта в бассейн, а заодно и рухнул следом. Зато кучу выпивки Джеймс помнит слишком отчетливо – гудящая голова попросту не дает забыть.

В любом случае Уильямс заставляет себя подняться с кровати и выбраться из комнаты хотя бы до столовой – все, чего он сейчас действительно хочет, это получить стакан с водой и что-нибудь, чем можно заесть тошнотворный привкус во рту.

Стоит отдать должное прислуге, гостиная после вчерашнего побоища выглядит просто великолепно. Весь пол вычищен, на столе не остается вчерашней еды, а заляпанные вином скатерти убраны. Джеймс ловит какого-то парнишку, который сидит на диване и лениво играет в мобильный, и просит проводить его до столовой – сам он совсем не уверен, что найдет в этом огромном доме хоть что-нибудь.

– Спасибо, – бурчит Джеймс спустя несколько минут, когда в его ладони опускается стакан с простой водой.

Мальчишка откровенно пялится, но Уильямсу слишком все равно сейчас на столь привычный изучающий и недоверчивый взгляд. По сути, нормально его восприняли только на этой работе, раньше такое внимание было постоянным. Он уже собирается было уйти, но тут в хмельную голову приходит одна мысль.

– Слушай, мне говорили, тут есть тренажерный зал?

Паренек торопливо кивает и семенит к выходу из столовой. Джеймс не отстает – на улицу тащиться в такой холод на пробежку желания нет, а вот беговая дорожка может стать просто идеальным решением. Он спускается вниз вслед за своим спутником, прощается с ним у нужной двери и без задней мысли заходит внутрь. И тут же замирает около стены.

Тренировочный зал и правда оборудован как надо и выглядит весьма масштабно. Вот только последнее, что интересует Уильямса в данный момент – это убранство, когда он видит, кем занята одна из дорожек. И Джеймс проклинает вселенную за то, что здесь сейчас именно этот человек. И какого черта его понесло именно сюда?

Мэттью Уильямс выглядит более чем бодрым после вчерашнего. Во всяком случае, ему определенно лучше, чем самому Джеймсу, хотя бы потому, что на голове красуются массивные наушники, а из них доносится громкая музыка. Джеймс бы не выдержал сейчас лишних звуков, а Мэтту хоть бы что, он не обращает ни на что внимания и бежит вперед, погруженный в свои мысли.

И Джеймс этим пользуется. Он не забыл разговора с Гюнтером, как и прекрасно видит все те взгляды, которые украдкой бросает на него этот альфа в последние несколько недель. Открыто Мэтт так и не решается заикнуться об отношениях, но эти самые взгляды говорят в тысячу раз лучше любых слов. А потому сейчас Джеймс, словно в отместку, откровенно пялится на Уильямса, на его подкачанное тело, сосредоточенное лицо без раздражающей всепонимающей улыбки.

Мэтт красивый. Это все, что успевает отметить Джеймс прежде, чем осознает, о чем именно сейчас думает. Это не те мысли, которые он хотел бы себе позволять. Это не то, что Джеймс вообще хочет подмечать в альфах в целом и особенно в Мэтте. Но он подмечает, разглядывает слишком откровенно, а тело реагирует само слабым теплом.

– Джеймс? – голос доносится слишком неожиданно до слуха, а Мэтт уже торопливо стягивает с себя наушники и вытирает влажный лоб краем футболки. – Не заметил тебя сразу. Доброе утро.

Джеймс слишком поздно отводит взгляд в сторону и перестает старательно втягивать воздух в легкие в надежде почувствовать запах. Тот отдается слишком слабо, непонятными ароматами, слишком тонкими, чтобы различить их. Вместо приветствия Джеймс фыркает и торопится к беговой дорожке, подальше от Уильямса. Он включает скорость побыстрее и старается не думать ни о чем, но слишком явный взгляд буквально впивается в макушку. Его слишком сложно не ощутить, как и сложно не услышать тихого вздоха.

– Хватит, – говорит он глухо спустя минуту. Выходит несколько рвано и обрывисто – темп слишком быстрый, но снижать его Уильямс не намерен. Мысли нужно чем-то заглушить. Взгляд нужно перестать замечать.

– Ты сам только что смотрел, – пожимает плечами Мэтт.

Он спокоен, что слышно даже в мягком тембре голоса и легкой утренней хрипотце. Он даже дышит слишком ровно, хотя взмокшая ткань футболки не дает усомниться – занимался он уже немало. Джеймс не понимает, какого черта он вообще обращает внимание на тембр голоса и это спокойствие, но он ждет еще слов, и едва ли не спотыкается на ровном месте.

– Заткнись, – звучит совсем жалко. Звучит абсолютно неправдоподобно. Это слишком откровенная ложь. – И хватит пялиться, раздражает.

Это все физиология. Так твердит Джеймс сам себе. Омежья природа, химия запахов, которых на деле Джеймс почти не чувствует. И явное одиночество. Точно оно, у Уильямса ведь давно никого не было, вот голова и едет набекрень, вот тело и реагирует сладким трепетом от присутствия альфы рядом. Но это точно не чувства. Только не они.

– Ты мне нравишься.

Беговая дорожка останавливается одновременно с раздраженным нажатием на кнопку. Джеймс почти в бешенстве, так он думает, когда спрыгивает с нее и смотрит на обнаглевшего Уильямса перед собой. Тот теперь слишком близко – и когда только успел? – смотрит с грустью и трепетом, и этот взгляд…

– И что с того? – Джеймс почти рычит, но теряется от сиреневых глаз. Без вожделения, без животного желания. С обычной грустью и осознанием. – Мне что теперь растечься лужей перед тобой и хлопать умиленно глазками? – слова выплевываются прямо в лицо, без жалости, хотя сам Джеймс ждет в смятении и растерянности ответа.

– Нет, что ты, – Мэтт виновато улыбается и отступает назад. – Просто хотел, чтобы ты знал.

Он слабо втягивает носом хвойный аромат, который с утра пораньше еще не заглушен ни таблетками, ни запахом сигарет. Ничем. Чистый, слабый запах, от которого в груди все скручивает трепетом. Мэтт отступает еще на шаг, глядя во взбешенные глаза напротив, собирается развернуться и уйти, но его дергают резко за руку к себе и мир тонет в жаре. На губах горит поцелуй, в волосах грубая ладонь, а все естество заполняется этим слабым пьянящим ароматом. Мэтт тонет в ласках умелого языка и грубости, тонет в пальцах, которые натягивают пряди сильнее и тянут ближе к себе. Тонет в Джеймсе.

– Ты не нравишься мне абсолютно, – шипит тихо Джеймс прямо в губы.

У Мэтта кружится голова. Джеймса ведет от поцелуя ничуть не меньше.

– Я знаю, – шепчет Мэтт.

Глаза в глаза, мягкостью на раздражение. Губы Джеймса растягиваются в ухмылке:

– Спорим, ты не вытерпишь меня и пары месяцев, – усмехается он.

Мэтт замирает от слов, не верит им, но качает головой:

– Спорим, что вытерплю, – упрямо говорит Уильямс и тянет вперед ладонь.

– Ты сам напросился, – Джеймс сжимает крепко чужую руку. – Теперь ты мой парень.

Мэтт в замешательстве ощущает чужую мозолистую кожу, но согласно кивает:

– Идет, – повторяет он. – Хотя я и не понимаю, зачем это тебе.

Ухмылка Джеймса становится совсем нехорошей, а по лицу едва заметно бежит тень:

– Я просто в очередной раз хочу убедиться, что чудес в этой чертовой жизни просто не бывает, – только и бросает он.

***

Просыпаться вместе оказывается приятно, хотя в первую секунду Джонс даже не до конца осознает, кто лежит рядом с ним. А когда вспоминает, думает лишь о том, как сдержать радостный крик. Не хватало еще разбудить сейчас Ваню, который так мирно посапывает у него под боком и доверчиво прижимается к груди. Это куда больше похоже на сон, чем на реальность, во всяком случае в то, что Ваня проспал с ним всю ночь, верится с большим трудом, как и в то, что он согласился на отношения в целом.

– Доброе утро, – сонный, хриплый голос прерывает поток ненужных мыслей, а на Альфреда в упор смотрит Брагинский.

Он чуть улыбается, сонно щурится и зевает протяжно и слишком сладко. Альфред смотрит с трепетом и снова не может поверить во все происходящее, что это творится именно с ним. Что Ваня с ним.

– Доброе, – шепчет заторможенно он и чувствует, как на губах расползается абсолютно идиотская улыбка.

Ал не может сдержать её, как и не может сдержать желания просто стиснуть Ваню в объятиях, ткнуться носом к нему в шею и лежать вот так вот рядышком в этом тепле. Что он и делает без угрызений уснувшей совести. Сейчас Альфреду все равно на весь мир.

Ваня рядом усмехается совсем несерьезно и сам втягивает носом аромат, от которого млеет и расслабляется. Ему слишком хорошо сейчас и именно в этот момент он задумывается о том, сколько же времени потерял из-за своих предрассудков. Задумывается и тут же тянется за поцелуем, которого искренне желает сейчас, пока руки скользят по телу Альфреда, скрытому только бельем.

– Ванечка, – шепчет Альфред, как завороженный, растворяясь в этих губах и под смелыми, желанными прикосновениями.

Ваня весь желанный, хотя Джонс предполагал, что пройдёт не один день, прежде чем Ваня позволит хотя бы целовать себя, не говоря уже о прикосновениях. Но Брагинский явно больше не строит из себя недотрогу, тянется сам к нему, целует жарко и настойчиво, и Альфред попросту тает и втягивается сам, отвечает торопливо.

– Ваня, – шепчет Джонс сквозь редкие передышки и перебирает ладонями светлые волосы, пока Брагинский удобно устраивается на его бедрах и нависает сверху.

Альфред задыхается и снова целует, потому что Ваня так хочет, потому что так хочет он сам. Чертовски жарко. Чертовски не хватает воздуха. Чертовски тесно под тканью белья, на которой словно нарочно сидит Ваня. Слишком возбуждающе.

– А тебя это заводит так сильно?

В глазах Вани горит любопытство и интерес, когда он слабо ведет бедрами назад и вперед, ощущая твердеющую плоть. Джонс краснеет, но благоразумно молчит – вместо слов с губ срывается шумный вздох. Его заводит, действительно заводит. Настолько, что Джонс только сильнее впивается взглядом в Брагинского, скользит по мягким чертам его тела и снова млеет. Он впервые разглядывает его без строгих костюмов и извечных рубашек. Впервые видит открыто мягкий изгиб талии, который перетекает в округлые полные бедра. И это зрелище… Альфред прикусывает губу, чтобы не застонать от особенно резкого движения.

– Ты же девственник?

Вопрос звучит внезапно, и Альфред краснеет еще сильнее, стыдясь своей неопытности. Ему кажется, что Ваня, получив ответ, встанет и уйдет прочь, но голос звучит мягко и без издевки, а Брагинский ведет ладонями по крепкому торсу, очерчивает невесомо грудь и подтянутый пресс.

– Да…

Его шепот растворяется в довольном выдохе и сбившемся дыхании. Глаза закатываются сами собой от этого тягучего и мягкого удовольствия, которое распаляет, но не гонит вперед, которое мягко растекается по всему телу. Альфред теряется от ощущений, вслушивается в чужое спокойное дыхание и втягивает запах, который потихоньку становится все сильнее. Ване тоже нравится. Ваню это тоже возбуждает.

– Расслабься, – наставляет Брагинский и наклоняется ниже, так что воздух скользит щекотно совсем рядом с ухом. – И получай удовольствие.

Дважды говорить не приходится, да и Альфред даже ответить не успевает, как кончик языка уже скользит влажно от уха по вене, как слабо щекочет шею, а следом весомо смыкаются на ней губы. Поцелуи сыплются везде: на шею, на скулы, на ключицы, а Ваня, его невероятный Ваня, искренне наслаждается каждым шумным вздохом, каждым тихим сорвавшимся с губ стоном.

– Я тоже… – шепчет сбивчиво Альфред и смотрит мутным взглядом вперед. – Тоже хочу, – осекается он и зажимает ладонями рот, когда губы смыкаются вокруг соска, а Ваня играет с ним языком, водит быстро и отчетливо ярко.

– Хочешь чего? – на этот раз слова скользят прямиком по влажному следу.

Альфред снова ловит воздух и пытается вспомнить, чего хотел еще секунду назад – мысли мечутся как сумасшедшие в голове, и выловить хоть одну достаточно отчетливую становится тяжело.

– Хочу… – тупо повторяет он, когда пальцы шаловливо сползают вниз по прессу к резинке цветастых боксер в звездочку. – Я… М-м-м…

Ваня дразнит и проводит пальцами прямиком по стояку настолько слабо, что это и касанием назвать сложно, но слишком ощутимо, чтобы проигнорировать его. Пальцы у Вани длинные, сильные, легко очерчивают затвердевший член и проходят по влажному следу на ткани – капля смазки впитывается в нее слишком отчетливо. От Альфреда тянет летним теплом и запахом поля на солнце. Ваня дуреет от усиливающегося запаха, который откликается в собственном естестве плотным узлом, и наклоняется ниже, чтобы ощутить сильнее, словно напрочь забыв про игру. Однако рука – пальцы – все еще на члене, однако на губах теплая, но неясная улыбка, а с губ стекают плавно новые слова.

– Так чего же, Ал?

Джонс только сейчас понимает, что его откровенно дразнят, вытягивая эти слова и не давая произнести их вслух. Ваня играет, показывает себя, затягивает внимание и уходит от главного. Он сжимает плотнее член, и ловит сладкий сорвавшийся стон, он давит на чужие губы и тянет за них зубами, вплетая в умопомрачительный поцелуй.

– Хочу тебя, – в беспамятстве шепчет Альфред сокровенное. – Хочу ласкать… касаться… целовать… – сбивчиво говорит он сквозь поцелуй.

Он не видит, как загораются азартом сиреневые глаза, потому что слишком поглощен запахами, ощущениями и чувствами. Он не слышит тихой ухмылки за сжавшейся сильнее ладонью, которая ведет ощутимо от кончика к основанию и касается яичек. Чертова ткань мешается. Чертово удовольствие перетекает через край, а губы… Губы шепчут, проникая до самой души.

– Ты же альфа. Так бери.

Альфред стонет протяжно и стискивает ладонями мягкие бедра Ивана. Округлые, они упруго ощущаются в ладонях, и это становится для Ала последней каплей всего этого умопомрачительного безумия. Он поднимается неловко, слишком резко и импульсивно, а секундой позже валит Ваню на широкую кровать и впивается в губы. Он слишком пьян от возбуждения, чтобы думать, слишком пьян от запаха, вида, взгляда, голоса… От самого Вани. И он получает его сполна. Целует каждый миллиметр шеи, ощущая привкус кожи и медовый, сладкий аромат. Целует ключицы и гладит мягкие, нежные бока. Целует грудь, сползая ладонями вниз.

Сердце пропускает удар, в животе чертов кульбит бабочек, а пальцы скользят по влажной ткани белья. Альфред сглатывает и смаргивает влагу с ресниц, чтобы хоть немного скрыть это алое животное марево перед глазами. Он впивается во внимательные сиреневые глаза и ловит в них такое же мутное желание и интерес. А потом сдергивает белье рывками, потому как пальцы соскальзывают с плотной резинки.

– Ты хоть знаешь, что делать? – улыбается Ваня, помогая и прикусывая губу.

– Я читал. И порно смотрел. И… – Альфред, кажется, снова готов выдавать поток информации, но вместо этого мотает головой и заставляет себя смотреть. – Нет, черт возьми, не знаю. Но знаю, чего точно хочу.

– И чего же? – Ваня не успевает договорить, как светлая макушка уже склоняется над прессом, а влажный язык ведет к паху. – Оу… – многозначительно выдает он и старается расслабиться.

Выходит на ура. Ваня вцепляется пальцами в простыни и смотрит в разом расплывшийся потолок, который кажется слишком мутным и блеклым, в сравнении с тем, что чувствует он сам. По плоти скользит влажный язык. По плоти расходятся тонкие искры удовольствия от каждого неумелого, но трепетного движения, и Брагинский сжимает сильнее кулаки, утопая в этом чистом наслаждении и пошлых звуках. А Альфред тем временем вбирает в рот некрупный омежий член и посасывает его сладко, тягуче приятно, так что Ваня окончательно теряется и выпадает из этой реальности. В другую галактику. В другую вселенную. Лишь бы с Альфредом, его горячим языком и импульсивностью.

Ваня даже не замечает, как внутри оказываются пальцы. Это кажется настолько нормальным, что он ощущает их лишь когда сам насаживается сильнее и стискивает ладонью волосы Альфреда, заставляя теснее припадать к себе. Замечает лишь когда язык настойчиво ползет по плоти вниз и спускается к промежности, слизывая терпкую выступившую смазку.

– О Боги, – шепчет в забытье Иван и раздвигает ноги чуть шире.

Он приподнимает бедра выше и чувствует, как снова сжимаются на ягодице пальцы, как Альфред слабо стонет от нестерпимого возбуждения, но продолжает старательно ласкать, не в силах оторваться от желанного.

– Хватит, Ал, – шепчет Ваня.

В его теле сотни маленьких разрядов. В его теле тысячи спазмов, которые отдаются дрожью в конечностях и вспышками перед взглядом. Ваня вообще не предполагал, что может быть так… Ярко, даже не во время течки, а просто в кровати с альфой. Нет, именно с Альфредом.

Но это с ним. Но Джонс ласкает его так, как не удосуживался ласкать никто прежде. Но Альфред отдается всецело этим ласкам и сам ловит с них кайф, вслушиваясь во всхлипы и сдавленные стоны. Он отрывается нехотя и смотрит слишком растерянно, слизывая влагу с губ.

«Я не знаю как» – так и кричит весь его вид, но явный бугор на боксерах не дает усомниться в желании.

Ваня с трудом приподнимается на простынях и тянется пальцем к этим влажным губам. Он обводит их мягко, смотрит в мутные голубые глаза и понимает, насколько нравится ему эта картина. Никто другой так еще не нравился. Никого еще Брагинскому не хотелось с такой силой.

Он тянет за тугую резинку сам и освобождает влажный член под довольный вздох. Головка краснеет от крови, блестит от смазки, а вены плотно овивают все достоинство парня. Ваня сглатывает и считает до трех, чтобы успокоиться. В конце концов, у него давно уже никого не было, а этого мальчишку придется вести самому. И не сказать, что Ваню это сильно расстраивает.

Он ведет ладонью на пробу по плоти и слышит новый стон. Альфред, кажется, на грани, но и сам Ваня уходит недалеко с тяжелым узлом возбуждения внизу живота, который с каждой секундой становится все нестерпимее. А потому Брагинский больше не медлит.

Найти презерватив не так сложно, как и раскатать резинку по члену. Куда сложнее не кончить от вида задохнувшегося Альфреда, который жмурится смешно и кусает собственные губы.

– Ну же, – голос Ивана хрипит от удовольствия и желания. – Давай, Ал, – шепчет он и тянет Джонса за собой, укладываясь обратно на кровать.

И Альфред поддается, располагаясь между широко разведенных ног. Он думает о том, что хочет касаться этих бедер, спускаться поцелуями к коленям, дразнить, не касаясь самых чувствительных мест, но сейчас все это невозможно. Собственная выдержка на грани. Выдержка Ивана, который и сам ерзает и тяжело дышит – тоже. Головка касается покрасневшей кожи, скользит по ней, затянутая в резинку, а Альфред склоняется ниже, чтобы видеть лицо Вани. Смотреть в мутные сиреневые глаза.

Вся картинка падает, едва лишь член проталкивается внутрь. Перед глазами слишком темно и одновременно искряще ярко от этой влажной, теплой тесноты. Альфред останавливается, едва ли оказывается полностью внутри и ловит воздух ртом. Воздуха все равно нет, а голова страшно кружится и просто взрывается от нестерпимого жара бурлящей крови. Джонс по кусочкам собирает картинку перед глазами, видит Ваню с закушенной губой и чувствует, как впиваются пальцы в его плечи. Сильно, до боли.

– Больно? – лишь на секунду пугается Альфред, пытаясь отстраниться, но Брагинский с силой скрещивает ноги за его спиной и давит так, что Ал входит обратно с глухим стоном и россыпью искр перед глазами.

– Хорошо. Замечательно. Просто двигайся, – торопится Ваня и ерзает сильнее, устраивается, млеет от распирающего удовольствия.

Альфред срывается. Он знает, что едва ли протянет хотя бы минуту, а потому двигается быстро, размашисто и сильно. И понимает, насколько правильно все делает, когда Ваня закидывает голову назад и стонет в голос протяжно и хрипло. Это нечто. Этот голос сквозит по натянутым нервам новой волной удовольствия, а запах… Остается только этот медовый аромат, смешанный с собственным. Он подначивает сильнее, ведет за инстинктами и разливается таким невероятным теплом в груди, что Альфред не сдерживается, вгоняет член последний раз и замирает от прошившего разом наслаждения, какого не испытывал никогда прежде.

– Ваня… – руки слабо дрожат от напряжения, а на члене уже набухает узел.

Брагинский дышит все чаще, облизывает слишком сухие губы и стонет. Слишком большой напор. Слишком растянуты мышцы, и от этого в тысячи, миллионы раз приятнее. Но собственная плоть еще стоит и ноет от удовольствия. Он мог бы избежать сцепки, но вместо этого тянет Джонса на себя и перекатывается на кровати, меняясь местами. И насаживается сильнее, пока еще есть возможность. Спазмы катятся по телу, но все еще не достаточно сильно, лишь дополняя растущее напряжение.

– Дай руку, – шепчет со всхлипом Ваня, крепко зажмурившись от нестерпимого удовольствия.

Альфред как зачарованный смотрит за этим, все еще задыхается сам, но ладонь протягивает, а Брагинский ловит ее и опускает на собственный член.

Он двигает неторопливо ладонью Ала, мягко, так что Джонс втягивается сам, ловит этот ритм и ласкает чужой член. В голове больше нет мыслей, только тягучее давление на плоти, нежная кожа под рукой и возбужденный, растрепанный Иван с прикрытыми глазами и ярким румянцем на щеках. Это все, что Джонсу сейчас надо для счастья. Это все отпечатывается в его голове вместе со стоном Вани, когда тот кончает и сжимается всем телом.

– Почему ты доверился мне?

Этот вопрос звучит немного позже, когда Альфред лежит с Ваней в обнимку и ловит остаточные спазмы удовольствия. Брагинский лишь дышит умиротворенно рядом и мягко улыбается, совсем тепло и не наигранно.

– Друг посоветовал, – тихо смеется он, млея от тепла и запаха этого альфы.

Надо сказать, настолько спокойно он давно себя не чувствовал, и дело не только в сексе, но и в самом Альфреде. Никто еще не относился с такой заботой к Ване, и это, хоть и выбивает из колеи, но определенно радует.

– Я просто обязан сводить этого друга в кафешку и накормить самыми вкусными тортиками, – серьезно заявляет Альфред.

– Лучше уж сразу в бар, – усмехается Брагинский и трепет этого мальчишку по голове.

Ему даже нравится эта детская непосредственность, нравится широкая улыбка и ребячество. Всегда нравились, вот только Ваня до сих пор считает, что Альфред совершает ошибку, встречаясь с ним.

– Да куда угодно! Мне нужно отблагодарить его за возможность быть с тобой, – смеется Джонс и прижимается к Ване еще теснее.

Брагинский сглатывает и не может сдержать счастливой улыбки. Сомнения все еще немного гложут его, но так просто не обращать на них внимания, когда рядом лежит такой солнечный Альфред.

Комментарий к Глава 14. Доброе утро

https://vk.com/wall-141841134_144

========== Глава 15. Разборки ==========

Мэтт сидит на крыльце в куртке поверх спортивного костюма и курит. Он никак не может поверить в то, что все происходит в реальности и именно с ним, а потому сигарета, зажатая в руках, уже далеко не первая. И хоть от их количества уже порядком кружится голова, Мэтт не перестает вдыхать дым вместе с холодным воздухом и пялиться в белую пустоту перед собой. Где-то впереди темнеет лысая кромка леса, и у Уильямса даже возникает желание пойти и прогуляться, чтобы улеглись окончательно мысли, но сзади резко открывается дверь, разрушая всю тишину вокруг.