Текст книги "Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)"

Автор книги: Reo-sha

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Лестница кончается быстро, и Мэтт торопливо переступает порог чужой комнаты. Здесь непривычно прибрано и чисто, нигде не валяется лишних вещей, словно хозяин жилища не хотел, чтобы хоть единый предмет отвлекал его сегодня. Джеймс заходит следом и прикрывает за собой дверь.

– Раздевайся.

В голосе омеги сочится не просто твердость, настоящая сталь. Это не похоже на его обычную агрессию и ворчание, не сравнимо ни с одной интонацией, которую Мэтт слышал от него доселе. И только от этого голоса по телу бежит дрожь. Уильямс вздыхает чуть глубже и торопливо тянет за молнию толстовки. Джеймс не отводит от него взгляда, пронизывает насквозь, и от этого самую малость стыдно. Он никогда прежде не раздевался перед омегами. Мэтт скидывает футболку на стул вслед за толстовкой. Он никогда прежде даже не думал спать с омегами. Джинсы с носками отправляются за остальной одеждой, и пальцы неуверенно ложатся на резинку белья.

– Снимай с себя все.

Чеканка слов бьется в голове пульсом, и на теле не остается ничего. Мэтт пересиливает себя и поднимает взгляд, хотя знает, что по щекам ползут сейчас алые пятна – для некоторых вещей он слишком стеснительный. Для некоторых вещей стеснительностью можно и пренебречь.

– Что ж, – Джеймс осматривает все тело высокомерно, заинтересованно, оценивающе и подходит чуть ближе. Он все еще на расстоянии, но его запах окутывает Уильямса с головы до пят, пропитывает собой легкие. – Сейчас ты пойдешь в душ и подготовишься, – начинает твердо проговаривать он, но Мэтт лишь качает головой, стискивая губы в тонкую полоску. – Это еще почему? – прищур Джеймса опасный, хищный, и от него ощутимо веет угрозой.

– Я готовился. Дома, – Мэтт сглатывает и пытается перебороть желание прикрыться хотя бы руками. У Джеймса по лицу проползает странная тень, и он подходит еще ближе, почти вплотную.

– Вот как? – его холодный, вкрадчивый голос хуже всех подкатов вместе взятых. От него словно ведром раскаленной лавы окатывает все тело от самой макушки и вниз по позвоночнику. – Значит ты и впрямь полностью осознаешь, что я хочу с тобой сделать? – Шепот приближается к уху, дразнит светлую кожу и отрывисто скатывается с губ воздухом. – Отвечай.

– Да, – Мэтт пытается быть чуть тверже и не таять так сильно от слов.

– И ты будешь полностью подчиняться каждому моему слову? – Джеймс нарочно выдыхает сильнее. Щекотно. – Полностью находиться в моей власти от и до? И не посмеешь мне перечить?

– Да, – в глотке пересыхает от всего этого перечисления.

– И ты не будешь противиться, когда я разложу тебя на этой самой кровати и заставлю стонать как течную суку?

Что-то в груди обрывается и окатывает новой обжигающей волной. Мэтту требуется секунда, чтобы вдохнуть чуть спокойнее и кивнуть:

– Не буду.

Он сам не верит, что это его собственный голос. Не верит, что простой диалог может выбивать настолько землю из-под ног.

– И тебя это возбуждает, – Мэтта ведет от разом вспыхнувшего смущения.

Джеймс не спрашивает. Он немного отстраняется, втягивает носом воздух, смешавшийся с запахом, и насмешливо смотрит вниз. Привставшая только от слов плоть окончательно крепнет под этим нахальным взглядом, и Мэтту отчаянно хочется отвернуться, скрыть свой стыд.

– Ты будешь смотреть только на меня, – словно улавливает его желание Джеймс и разом пресекает его. – Никогда бы не подумал, что ты такой извращенец, – усмехается брезгливо он.

– Да, – соглашается Мэтт и пересиливает себя, смотрит в эти бесстыдные глаза. Он знает, что это лишь игра, знает, что Джеймс попросту входит в роль и потому сам старается полностью влиться в нее и расслабиться.

– Похотливый альфа, – Джеймс облизывает губы, не прерывая зрительного контакта. – Могу поспорить, ты только и мечтаешь о том, чтобы подчиниться и встать на колени. Прячешь свои постыдные желания, но представляешь, как тобой командуют омеги.

Мэтт не представлял до этого момента ни разу, но сейчас от твердых уверенных слов в голове дурман. Он видит, как им командует Джеймс, видит, как его ставят раком и с размаху ударяют по заднице. И от этого не мерзко. От этого член крепнет сильнее, а Джеймс смотрит все презрительнее, хотя в глазах горит неподдельное желание.

– Да, – шепчет Мэтт и пытается сморгнуть мутную пелену.

– Да, хозяин, – поправляет его Джеймс строго. – Ты моя игрушка, собственность, вещь. Обращайся подобающе.

– Хорошо, хозяин.

Мэтта всего передергивает от слов, от этого уничтожающего взгляда, от того, что его делают вещью. Уильямсу это нравится до одури, нравится настолько, что на кончике члена набухает капля, что не укрывается от взгляда Джеймса. Он тянется ладонью к плоти, ведет крепко по стволу снизу вверх и стирает белесую каплю пальцем.

– Облизывай, – рука замирает секундой позже рядом с лицом. Мэтт мешкает лишь мгновение, перед тем как втянуть шершавые пальцы в рот и старательно их вылизать. – Вот так, запоминай свое место, – наставляет Джеймс, толкается пальцами между губ сильнее и сам ощущает слабую дрожь. Даже сейчас все в стократ лучше, чем он только мог себе представить. – Ты никто, я просто пользуюсь тобой, – продолжает чеканить он и лишь напоследок приближается к уху, втягивая губами мочку. – Стоп-слово – красный. Запомнил?

Пальцы пропадают изо рта, Мэтт сквозь мутную пелену пытается разобрать сказанное только что и поспешно кивает:

– Я запомнил, хозяин.

– Хороший мальчик, – Джеймс трепет его по волосам, ерошит светлые пряди и едва ли сдерживает себя от предвкушения. Потому что Мэтт подается ладони, смотрит прямо в глаза и дышит часто. Потому что у него крепко стоит от одних лишь слов, и Джеймс ощущает свою власть. Это чувство похлеще любых наркотиков затягивает его с головой. – Иди к тумбе, – произносит Уильямс и отнимает ладонь от головы. Ведь время продолжать.

Мэтт неловко разворачивается, теряет зрительный контакт и вздыхает чуть спокойнее. Ноги ватные, все тело налито тяжестью и в голове страшно шумит и барахлит. Прохладный паркет касается стоп, и Мэттью впервые удивляется, как не сгорел еще – все тело кажется настоящей батареей. Он подходит к тумбе, смотрит на нее невидяще, пока сзади не раздается новое указание:

– Достань смазку. Верхний ящик, – в голосе Джеймса даже сквозь холод слышатся предвкушение и интерес.

Мэтт тянется к ящику, выдвигает его и замирает под тихие шаги за спиной. Он сглатывает один раз, другой и пытается собрать картинку воедино, потому что та заметно плывет в расплавленном воздухе.

– Доставай, – повторяет Джеймс шепотом рядом с загривком. – Ты же не струсил?

О нет, Мэтт не трусит. Но от созерцания боевого арсенала Уильямса его окатывает таким возбуждением, что весь мир на секунду распадается тысячей осколков, прежде чем собраться воедино. Одно дело видеть все в порно на экране, другое – созерцать вживую. У Джеймса настоящий склад из вибраторов, колец, анальных шариков, зажимов и прочих игрушек. Разных размеров, разных расцветок, разных форм. Мэттью торопливо вытягивает смазку, и Джеймс тут же забирает ее из горячей ладони.

– Представляешь, как это может оказаться в тебе? – продолжает дразнить он, щелкая колпачком. – А знаешь, какие ощущения можно при этом испытать? Например, вот от этого…

Джеймс смотрит через плечо Уильямса и свободной рукой ловко подцепляет пробку. Он нарочно касается ей ладони Мэтта – тот ощущает гладкую, приятную на ощупь поверхность и заливается краской еще сильнее, хотя, кажется, дальше уже некуда.

– Нет, хозяин, – шепчет он. Горло не слушается и хрипит, звук выходит скомканным, задавленным, и Джеймс усмехается все сильнее.

– Послушный мальчик никогда не играл с собой? Значит, сейчас узнаешь, – его довольный голос сливается с прохладной влагой, которая ползет между ягодиц. Мэтт даже понять ничего не успевает, не успевает собраться с мыслями и подготовиться морально, а пальцы уже скользят по заднице, обводят напряженные мышцы и дразнят круговыми движениями. Мэтт давится вздохом и хватается за тумбу под тихий издевательский смех.

– Наклонись сильнее и раздвинь ноги, – указывает Джеймс и чуть надавливает на колечко мышц.

Мэтт задыхается, но торопливо выполняет. Он утыкается взглядом в чертову тумбу, но не видит ее, потому что Джеймс водит неторопливо, размеренно, чуть надавливает и отступает; надавливает и сползает рукой к мошонке; обратно и снова давление, пока палец, наконец, не проникает внутрь на фалангу, чтобы тут же исчезнуть. Это пытка, сладкая пытка, а Джеймс не торопится совершенно. Мэтт чувствует только, как разрывает от частого дыхания легкие, как дрожат ноги и как дразнит чертов палец сзади. Это становится приятным, но слишком незначительным. Это ненавязчивое движение не дает сосредоточиться ни на чем, в том числе и на новом давлении. Палец исчезает, вместо него между ягодиц скользит что-то куда более весомое, гладкое, приятное на ощупь…

«Пробка», – Мэтт жмурится и поджимает пальцы на ногах, когда закругленный смазанный кончик чуть сильнее давит.

Уильямсу немного страшно, но Джеймс все так же не думает торопиться, напротив, он действует аккуратно, почти мягко и наблюдает. Наблюдает и впитывает в себя каждую дрожь. Наблюдает и круговыми движениями понемногу проталкивает игрушку внутрь, миллиметр за миллиметром. С Мэттом не так, как с омегами – туго, волнующе, сладко. Он не стонет блядски, не кричит о своем желании, но смущается, возбуждается, постепенно теряет себя. Джеймс давит сильнее и ослабляет напор, прокручивает кончик и едва ли сдерживается, чтобы дышать размеренно и спокойно. Ему нужен контроль, а контроль летит к чертям вместе с шумными вздохами и вцепившимися в тумбу пальцами, вместе с Мэттом, который слабо дрожит всем телом, но не от боли, а от предвкушения и желания. Мэтт девственник – эта мысль так же добавляет своего жара и прелести. Джеймса буквально выкручивает от осознания, что он будет первым, что он единственный пока, кто увидит этого альфу именно таким, доведенным до крайности. А Джеймс точно уверен, что доведет.

– Ты расслаблен даже сейчас, верно? – Джеймс почти мурлыкать эти слова готов, но он еще помнит свою роль, играет ее грубо и небрежно. Мэтт вздрагивает и пробка проникает чуть глубже. – Любой другой альфа давно бы взбунтовался, попытался прекратить, а ты ловишь с этого кайф, гребаный извращенец.

Джеймс слышит участившееся дыхание и снова вынимает игрушку почти полностью под разочарованный вздох. Мэтт жмурится и закусывает губы, пока его всего выкручивает от слов и вновь окутавшей пустоты. Но пробка возвращается, Мэттью отчетливо ощущает, как все свободнее поддаются мышцы, и едва ли не всхлипывает от этого чувства. Член уже попросту разрывается от крови и возбуждения, но Джеймс не спешит помогать, а ему не было дано приказа. Правила здесь устанавливает только омега, и Мэтт словами не может передать, насколько сильно его это заводит. Да что уж там, все тело колотит как в лихорадке, внутри все кажется скрученным в тысячи узлов от напряжения, а Джеймс вдруг усмехается и проталкивает пробку до конца.

Мэтт распахивает глаза и ловит губами воздух. Ощущения странные, распирающие и в то же время игрушка слишком короткая. На задницу возвращаются влажные ладони и мнут ее с силой, разводят в сторону и впиваются в кожу.

– А вид заманчивый, – выдыхает Джеймс, выливая новый ушат кипятка на голову.

Он обводит стопор большим пальцем, чуть надавливает и оттягивает, а Мэттью удивляется, как из ушей еще не валит пар от перегрева. Все, о чем он сейчас может думать, это игрушка в собственной заднице и взгляд Джеймса, который направлен только на него. Все остальное пятнами смывает из сознания немыслимое возбуждение.

– Мне нравится твое послушание, – одобрительный тон так и сквозит своей наигранностью. – Расскажи своему хозяину, что ты сейчас чувствуешь? – Джеймс снова подцепляет стопор и слабо двигает им.

– Я… – Мэттью приходится прокашляться, чтобы голос звучал внятно. Получается плохо, Джеймс отвлекает, играется с пробкой, а по телу Уильямса от этого ползут нескончаемые волны. – Жарко, хозяин… и так хорошо, но странно… Я просто словами передать не могу… – Джеймс вдруг тянет на себя сильнее, а потом резко вгоняет до упора.

Вся речь Мэтта обрывается громким, надрывным стоном и он едва ли удерживается, чтобы не осесть прямо тут на пол бесформенной массой. Это немного больно, но вся боль теряется за удовольствием и полной пустотой в голове.

– Дыши глубже, – Джеймс жадно смотрит на дрожащую сгорбленную спину и ободряюще хлопает по ягодицам. – И раз уж тебе так нравится, то тебя ждет награда, – он облизывает губы, не в силах удержаться и ведет ладонью по влажной коже. – Иди к кровати.

Мэтт замирает. Он смотрит пустым взглядом перед собой и сквозь пустую голову понимает, что это будет сложно. Ноги дрожат и подгибаются, член стоит болезненно и ноют яички, а между ног чертова пробка, которую Джеймс и не думает убирать. Мэтт стискивает зубы и старается осторожно выпрямиться, но тут же охает и едва ли удерживается, хватаясь за стену.

– Хозяин, – Мэтт сглатывает и дрожит всем телом, боясь лишний раз вдохнуть и пошевелиться. – Не могли бы вы… вынуть, пока я…

Уильямс не успевает договорить, как по ягодице прилетает звонкий удар. Джеймс замахивается и бьет второй раз почти сразу, а Мэтт ловит ртом жалкие остатки воздуха вокруг. Два шлепка словно насквозь прошивают все тело, он зажимается, пробка давит сильнее и все вместе проходит мощнейшим разрядом вдоль позвоночника, по всем нервным окончаниям.

– Я сказал тебе идти к кровати. Вперед, – от насмешливого голоса так и тянет властью и превосходством. – Или тебе нравится и так? – Джеймс нарочно ведет по покрасневшей коже, которую заметно покалывает, и слабо ударяет снова до громкого стона. – Иди же.

И Мэтт делает шаг. В эту секунду мир смазывается и теряет любые очертания за тысячей звезд и темных пятен. И если до этого Уильямс считал, что уже на грани, то вот теперь он понимает, что падает далеко за эту границу. Пробка елозит внутри от каждого осторожного шага. Она мажет по простате, неудобно скользит и трется внутри, выбивает все человеческое из головы. Мэтт больше не ощущает себя человеком. Все его мысли сводятся до тупого желания кончить, но он послушно доходит до кровати, едва ли переводит дух и слышит следующие слова:

– А теперь – садись.

Джеймс внутренне просто ликует, когда видит столь потерянное и неосмысленное выражение на лице Уильямса. Вся комната буквально пропитана его запахом, Джеймс впервые чувствует его полностью, чувствует так ярко и оглушающе сильно. У него и самого давно свербит, а белье должно быть уже мокрым от смазки. Но он хочет довести эту игру до конца, а для этого…

Джеймс смотрит, не отрываясь, как Уильямс осторожно опускается на край кровати и едва ли не подскакивает на месте. С его члена течет, все тело слабо блестит от пота, а приоткрытые губы слишком сухие от частого дыхания. И он все равно подчиняется. Не трогает себя, не пытается подойти к Джеймсу. Покорно следует каждому слову.

– Хороший мальчик, – Джеймс пересекает комнату в пару секунд и опускается рядом. – А значит, ты можешь получить награду.

Он не дает ни о чем подумать, да Мэтт и не сможет в таком состоянии, а просто валит его на спину и впивается в губы, пока рука опускается на член. Джеймс целует жадно, впечатывается губами в губы, ласкает языком, а Мэтту хватает пары движений, чтобы спустить и выгнуться на кровати. Чтобы хрипло простонать прямо в губы и утонуть в хвойном свежем запахе, который просто сводит сейчас с ума.

Мэтт оседает обратно и бессмысленно смотрит перед собой. Джеймс глядит жадно на это распластанное тело, сглатывает и старается взять себя в руки. Это еще не конец. Нужно еще немного выдержки, ведь так хочется попробовать…

Джеймс поднимается на ноги и старается дышать ровнее. Он идет обратно к тумбе, подцепляя то, чего хочется больше всего, а заодно вытягивает из второго ящика полотенце, перед тем как вернуться назад. Одного взгляда на Уильямса хватает, чтобы в который раз осознать, насколько же сильно Джеймс его сейчас хочет. Молодой, красивый альфа, с крепким, но не крупным сложением, влажными каплями и белесыми разводами на животе, с неопавшим до конца членом. У Джеймса в горле стоит плотный ком от того, что этот альфа принадлежит сейчас только ему. У Джеймса в голове туман, потому что такого он не испытывал ни с одной омегой, а альфы все поголовно пытались завалить его самого. А Мэтт лежит и млеет. Не наигранно, такие эмоции просто невозможно вообразить.

– Тебе понравилось.

Джеймс опускается рядом и мягко касается бедер полотенцем. Мэтт заметно вздрагивает, пытается сфокусировать взгляд, но выходит слишком плохо. Его губы слабо шевелятся, пытаясь выдавить обычное «да», но даже голоса сейчас нет. Джеймсу и не требуется ответа. Он обводит махровой тканью пах, скользит ей невесомо по члену, стирает все белесые капли с живота. Его пробирает какой-то нереальной нежностью от того, как снова заливаются румянцем щеки Мэтта, как он силится выдавить из себя хоть слово. Но на лице отражается все та же ухмылка – Джеймс еще не закончил игру.

– Я… могу… – слабый хрип прерывается с легким ударом все тем же полотенцем.

– Я сам буду решать, что ты можешь, – спокойно, но строго отвечает Джеймс и снова обводит пах. Мэтт тихо стонет и дергается – член еще слишком чувствительный, и Уильямс это прекрасно знает. – Не рыпайся, – предупреждает он.

Полотенце сползает по стволу вниз, а пальцы, будто нарочно, цепляются за яички и ползут ниже.

– Совсем никуда не годится, – Джеймс презрительно цокает и качает головой. – Ты весь грязный здесь.

Словно в подтверждение слов он поднимает перед лицом Уильямса влажные от смазки пальцы. Мэтт теряется, силится свести ноги вместе, но получает по бедру полотенцем в опасной близости с пахом.

– Я сказал не рыпаться, – повторяет Джеймс строже. – Вставай на колени, руки перед собой на кровать.

Мэтт вздрагивает, но с трудом перекатывается на прохладной простыне и поднимается на колени. Все тело до сих пор окутано сладкой негой, и будь это позволено, Мэтт с радостью бы завалился сейчас спать. Но он чувствует. Чувствует ленивое возбуждение, не такое оглушающее, как прежде, но так и не ушедшее до конца. Чувствует грубые ладони, которые обводят теперь его ягодицы. А еще – чувствует запах Джеймса, и это перечеркивает собой все остальное. Мэтт знает, что тот возбужден ничуть не меньше, и это лишь подстегивает инстинкты, сильнее поджигает и без того непомерное желание. Уильямс прогибается в спине и утыкается лицом в кровать. Постыдная поза. Унизительная. Потрясающая.

– Ноги шире, – поправляет Джеймс и ведет полотенцем по промежности, прямо по стопору пробки.

Мэтт радуется тому, что теперь его лица точно не будет видно, а все звуки можно глушить о матрас. Потому что поглаживания продолжаются, снова распаляют постепенно, снова разжигают внутри пожар. Член крепнет, и с него срывается вниз новая капля. Джеймс водит уже своими руками и по спине, и по ягодицам, и между них, а Мэтт… Мэтт давит в себе нарастающие стоны, которые буквально разрывают легкие.

– Ну-ну, так не пойдет, я хочу слышать тебя, – хмурится Джеймс, а пальцы вдруг резко опускаются на стопор. – Быть может, тебе мало? Не достаточно унизительно? Тогда исправим это…

В секунду, когда пробка с громким хлюпом выходит из тела, Мэтт вцепляется зубами в простынь, чтобы хоть немного заглушить стон. Без нее слишком пусто – тело уже привыкло. Без нее мышцы сокращаются, а Мэтт давит абсолютно сумасшедшее желание завести руку за спину и трахнуть себя пальцами. Наверное похожее чувствуют омеги во время течек. Но Мэтт все же сдерживается, зато Джеймс уже очерчивает покрасневшие края пальцами, и это до раздражающего приятно.

– Все же пробка слишком мала для такого извращенца, как ты, – рассуждает вслух он и чуть проталкивает пальцы внутрь.

Мэтт едва заметно подается назад, но как назло пальцы тут же исчезают, что ему взвыть хочется от этой зудящей пустоты. Он даже не замечает, что член снова крепко прижимается к животу – все мысли об исчезнувшей ладони.

– Нет-нет, пальцы – это тоже слишком мало, – голос Уильямса звучит задумчиво, опасно. – А вот это вот в самый раз.

Мэтт с трудом поворачивает голову и скашивает взгляд. И тут же жалеет, что не остался лежать в счастливом неведении.

– Вибратор, – Джеймс любовно обводит ладонью изогнутую ярко-красную игрушку по плавным изгибам. – Тебе точно понравится, – Уильямс не удерживается и смеется тихо, облизывает губы, а Мэтт торопится уткнуться обратно в простынь – лицо готово слиться по оттенку с этим вибратором.

Выдают даже уши, красные до самых кончиков. Но на них Мэтту становится все равно уже через несколько секунд, когда между ягодиц вновь скользит смазка, а потом…

В этот раз Джеймс не дразнит, не изводит легкими касаниями и умопомрачительными движениями. Он сразу аккуратно надавливает на колечко и начинает медленно проникать внутрь.

Все не так страшно, убеждает себя Мэтт и давит очередной стон. Все не так страшно – мышцы натягиваются все сильнее вместе с тем, как расширяется игрушка. Глубоко. Широко. Много. Мэтт дышит тяжело и рвано, когда все оказывается внутри и заметно тянет мышцы. Его ноги страшно дрожат от напряжения, по члену влажно течет с кончика, а Джеймс лишь методично потирает растянутое покрасневшее колечко, придерживая второй рукой игрушку. Мэтт отвлекается на это движение, расслабляется и почти кричит, когда игрушку довольно грубо вынимают и двигают обратно.

Уильямс чувствует собой каждый гребаный выступ и изгиб. Уильямса прошивает разряд за разрядом, а голове такой шум, что он даже слов Джеймса за ним разобрать не может. А движения все ускоряются, становятся более отрывистыми, рваными.

– Еще… – Мэттью всем своим естеством чувствует, как напряжены в ожидании нервы, как нега, томившая до этого, превращается в безудержное цунами. – Еще, – всхлипывает он, подаваясь задницей назад.

– «Еще» значит? – Джеймс бешено сверкает глазами и попросту не может больше сдерживать себя от распирающей похоти. – Ты смеешь просить что-то у своего хозяина, никчемный мальчишка? – вопреки словам, он вбивает игрушку резче, а сам шарит рукой по простыни. – Ты совсем уже страх потерял?!

– Простите… – Мэтт не соображает, что несет, в голове чертова лава, и мозг попросту выкипает от нее. – Хочу…

Кончить. Единственное желание, которое ясно осознает Мэтт за всей этой какофонией ощущений и запахов. Особенно запахов. Он насквозь уже кажется пропитан Джеймсом, этой хвоей, мятой и скошенной травой. И этот аромат не мерный обычный шлейф. Он везде. Он отпечатывается в голове, отпечатывается в самом сознании. За волосы резко тянут, заставляя закинуть голову назад.

– Твои желания ничто, – рычит ему Джеймс и прокручивает вибратор. Мэтт скулит, поджимает пальцы на ногах, стискивает простынь, потому что все вместе уже перебор, потому что еще немного и…

На член вдруг с щелчком опускается странное давление. Туго. Мешает. Мэтт скулит, пытается сообразить, что происходит, но Джеймс отстраняется, дергает его на себя, заставляя сползти на пол, а сам встает впереди.

– Это кольцо. Пока не удовлетворишь меня, не сниму, – Джеймс хрипит, тянет Мэтта за волосы, а тот оторопело смотрит на омегу.

Только сейчас он понимает, что Уильямс и сам уже где-то за гранью. Понимает по пылающему взгляду, румянцу возбуждения на щеках, сорванному в крах дыханию. Понимает и тут же тянется к ширинке, дергает заплетающимися пальцами молнию и резко спускает штаны с бельем, которые Джеймс раздраженно отшвыривает ногой подальше.

У Мэтта в голове больше нет стыда, когда он торопливо вбирает в рот некрупный омежий член сразу наполовину и начинает старательно двигать головой. У Мэтта мысли только об удовольствии этого омеги и распирающем задницу вибраторе. Он берет глубоко, резко, сильно, ласкает языком, как может, чувствуя, как стекает по подбородку слюна, а пальцами тянется к заднице. Джеймс уже даже не командует, просто закидывает голову назад, когда длинные пальцы разом проникают внутрь и ласкают податливые стенки. Ему этого мало, но Уильямс даже так доводит его до крайности одним лишь языком и пальцами, одним своим видом и запахом. Даже тем, с какой жадностью он втягивает носом воздух у самого паха – Джеймс поверить не может, что вообще попал на такого человека. Да и не думает сейчас, лишь цепляется сильнее за волосы, пока все тело не скручивает оргазмом. Джеймс стонет хрипло, громко, но напряжение не исчезает – слишком давно никого не было. Он лишь с удивлением чувствует, как ему в расслабленную ладонь словно в поисках ласки упирается голова Мэтта.

– Джей… Джей… – как в бреду шепчет он, напрочь забывая про всю игру.

Джеймс про нее если и помнит, то забивает едва лишь слышит свое имя сказанное так. Умоляюще, с обожанием и безудержным желанием одновременно.

– Черт… – Джеймс вцепляется в волосы и пытается удержать в груди то нечто, которое сейчас разрывает его. – Черт, просто ляг на кровать, – пытается хоть немного собраться с мыслями он.

И Мэтт подчиняется, тянет его на себя и затыкает рот поцелуем. А потом стонет, когда Уильямс резко насаживается на член и задает быстрый темп. Сумасшествие, безумие, запахи, поцелуи, все мешается в одном всепоглощающем желании, таком сильном, что впору сгорать в душной комнате. Джеймс с лихвой получает все прикосновения, с лихвой получает поцелуев за вечер и Мэтта, а потом тянется к пульту, включая вибрацию.

– Напоследок, – шепчет, задыхаясь, он и смотрит на это потерянное от удовольствия лицо, закусывая губу и в последний раз с жаром насаживаясь и кончая.

Все тело плавится, растекается теплым маслом, но Джеймс заставляет себя сползти вниз. Он разом снимает кольцо, вбирает в рот член и с усилием двигает вибратором. Хватает лишь одного толчка, чтобы Мэтт, заткнув себе рот ладонью, кончил.

– Я впервые так ярко чувствую твой запах… – Мэтт крепко обнимает Уильямса, уперевшись носом в шею и никак не желая отлипать от нее. У него нет сил даже на то, чтобы перебрать по обыкновению светлые пряди волос, хотя безграничной нежностью его сейчас просто затапливает.

– Оттираться от него минимум неделю будешь, – лениво отшучивается Джеймс. Он и сам млеет от чужого дыхания, сам полной грудью впитывает в себя запах.

– Не буду оттираться, хочу всегда ощущать его рядом, – Мэтт шепчет это едва слышно, вздыхает чуть глубже и попросту засыпает.

Джеймс вслушивается в эту разморенную тишину, а на сердце ложится неприятный жгут. Все потрясающе. Все просто великолепно. Мэтт просто невероятный, что в жизни, что в постели.

– Я бы тоже этого хотел, – шепчет в ответ он, наконец признаваясь в этом себе.

Признается, и чувствует себя полнейшей скотиной. Он попросту не достоин искренней любви Мэтта.

Комментарий к Глава 24. Желание

https://vk.com/wall-141841134_220

========== Глава 25. Семья ==========

– Ванечка, а почему ты выключил телефон? Как все прошло? Что-нибудь уже известно?

Иван Брагинский, стоя в данный момент перед плитой, искренне сожалеет, что так же, как телефон, не может вырубить самого Джонса, который только-только вернулся с работы, но уже полностью занимает собой все пространство. Он даже еще не раздет, только обувь скинул при входе, а верхняя одежда до сих пор красуется на плечах Альфреда, который разве что не подпрыгивает от любопытства. Хотя активная жестикуляция ничуть не лучше, как и вперившийся в Брагинского настойчивый взгляд.

– Потому что ты названивал мне каждые пять минут, невзирая на все мои слова, – холодно откликается Ваня и переворачивает отбивное мясо на сковородке.

– Но я же волновался!

В этом весь Джонс. Ребенок ребенком, но своей гиперопекой куда больше он смахивает на типичного омежку, впервые отпустившего в мир свое чадо. Ваня вовсе не против заботы, но даже для него это уже перебор. А все потому, что Оливер мягко отказал Альфреду в лишнем выходном.

“Кексик мой, я могу понять, когда ты берешь отпуск на неделю ради своего благоверного”, – говорил тогда он в кабинете. – “Но сладенький, все шоу держится только на тебе, а мы и так выбились из графика. Это обычный медосмотр, ты ничего не пропустишь в своем будущем отцовстве, если не пойдешь на него”.

Оливер всегда был более чем понимающим человеком, но в тот момент остался тверд в своем решении, и Брагинский был с ним полностью согласен, потому как никаких существенных изменений за пару недель попросту не могло произойти. Вот только Альфред считает иначе. Его вообще как с катушек срывает в последнее время, он ходит за Ваней хвостиком, уже сейчас всячески старается помогать, брать на себя все обязанности и вообще крайне надоедает со своим постоянным «а давай я?». Брагинский, конечно, полностью осознает, в каком положении оказался, но это не делает его совсем уж беспомощным.

– Ал, я же сказал тебе, что все хорошо, – устало говорит он и старается не злиться так откровенно, в конце концов, Джонс творит все это явно не со зла, а от очень большой любви. – Иди разденься и приходи ужинать…

– А давай я все доделаю, а ты пока отдохнешь? – уже тянет в привычном направлении он, намереваясь прямо здесь скинуть куртку и встать к плите, но вдруг натыкается на тяжелый взгляд и замасленную лопатку в руках, которая угрожающе поднята от сковородки.

– Я сказал – иди раздевайся и приходи ужинать, – чеканит безапелляционно Брагинский.

Альфред как-то разом притихает под этим угрюмым взглядом, и, не пикая, торопится обратно в коридор, где послушно переодевается, натягивает на себя домашние вещи, моет руки и только после этого так же тихонько возвращается и садится за стол.

– Вот, другое дело, – Ваня снова мягко мурлычет себе что-то под нос, выключает, наконец, конфорку и идет к чайнику. Альфред подрывается было с места, но ловит откровенно злой взгляд на себе и тут же покорно падает обратно: злить Брагинского – себе дороже.

Ваня наводит чай, раскладывает еду по тарелкам и опускает все это на стол. Добавляет вазочку с печеньем к чаю, варенье с хлебом, и только потом удовлетворенно опускается на стул сам.

– Приятного аппетита, – улыбается он.

Альфред берет вилку в руку как по команде и послушно кивает:

– Приятного! – и тут же замолкает, уплетая ужин.

Обычно еда ему ни капли не мешает разговаривать, но сейчас он видно просекает все последствия непослушания, а потому активно жует и дополнительных действий не предпринимает. Ваня даже выдыхает свободнее. Это же просто идиллия: Альфред рядом, но не фонтанирует ненужной заботой, а тихо и спокойно, а главное с аппетитом ест то, что Брагинский для него приготовил. Лучше просто не бывает.