Текст книги "Танцы с Арлекином (СИ)"

Автор книги: РавиШанкаР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Хорошо, – кивнул Макс, – за этим я приехал. Не будем терять времени. Рассказывайте, Рикардо.

И итальянец начал рассказывать…

В пятнадцатом веке в прекрасном и славном городе Венеции, миновавшем уже, увы, пик своего могущества, жили две богатейшие купеческие семьи – Гольдони и Скорпетти. Но не только торговлей они преумножали своё состояние. Гольдони были знатоками и составителями ядов, Скорпетти – алхимиками и целителями. Поговаривали, что именно семье Скорпетти удалось добыть знаменитый философский камень, обращающий в золото всё, к чему он прикасался. Во всяком случае, количество золотых цехинов* в хранилищах семьи Скорпетти превосходило всякое воображение.

До поры до времени обе семьи сосуществовали мирно, но в середине века в Венецию пришла чума, уничтожившая оба рода почти полностью. В живых из Гольдони остался сам глава семьи Джакомо и его младшая дочь – Моника, о чьей красоте слагали песни поэты, и чей несравненный облик мечтали нанести на холст известнейшие художники. В семье Скорпетти в живых остались два брата – Карло и Роберто. И, видит Бог, эти два самонадеянных, избалованных богатством и вседозволенностью юнца были не лучшими представителями семьи.

Когда город оправился от чумы, старший из братьев – Карло – посватался к Монике, говоря, что в такое тяжёлое время стоит объединить два рода, их богатство, власть и влияние. Однако Джакомо Гольдони не питал никаких иллюзий по поводу морального облика братьев, кроме того, он не хотел, чтобы род Гольдони пресекся. К тому же Карло и Роберто не вызывали у юной Моники ничего, кроме отвращения, а сердечную склонность она питала к преданному приказчику отца – молодому и красивому Джанни Ласпи.

Поэтому Джакомо Гольдони решил поженить Монику и Джанни и ввести приказчика в свой род как Гольдони. Таким образом сыновья Моники и Джанни продолжили бы род Гольдони.

Но Джакомо недооценил всей подлости характеров братьев Скорпетти. За месяц до свадьбы Моника была похищена, и никаких её следов обнаружить не удалось. Однако через две недели находящуюся в бессознательном состоянии девушку подкинули на порог палаццо Гольдони. Девушка была в очень плохом состоянии и походила на помешанную. А на шее у неё обнаружили полотняный мешочек на шнурке, в который была вложена записка: «Мы хорошо засеяли это поле».

Тут же вызванный лекарь подтвердил опасения несчастного отца – Моника была многократно изнасилована и, скорее всего, беременна. Братья Скорпетти поспешно скрылись из Венеции, уехал из Италии и Джакомо, захватив с собой дочь и верного Джанни Ласпи. И не было о них ничего слышно более двадцати лет. **

***

Пустые улицы как змеи.

Со смехом к смерти путь короче.

Я лишь одно теперь умею –

Идти по следу тварей ночи.

Стена стеклянная меж нами.

Бог ставит галочки на свитке.

Я прихожу к тебе с цветами

И с обреченностью в улыбке.

Я прихожу к тебе нечасто –

Дитя совсем другого мира,

Чужой игры слепой участник,

Объедок с демонского пира.

В твоих глазах обрывок неба,

Такого синего, святого…

Я никогда ребенком не был,

Прости меня, такого злого!

В твоей душе тепло и звездно,

В моей – пожар поет-грохочет…

Мы повстречались слишком поздно

На черно-белых перекрестках,

Где ждут добычу твари ночи.***

Танцуй для меня, мой маленький Арлекин… Пой для меня… Ибо я – тварь ночи.

*Цехин – венецианская золотая монета.

**История целиком и полностью выдумана автором, любые совпадения случайны.

**Стихи Сибиряка.

========== Глава 14. Кровная вражда. Часть вторая ==========

– И не было о них ничего слышно более двадцати лет… – задумчиво закончил фразу Рикардо.

– Но ведь это ещё не вся история? – спросил Макс.

– Увы, далеко не вся, Массимо, – вздохнул Гольдони. – С вашего позволения, я продолжу.

– Да, конечно, – кивнул Макс. – История потрясающе интересная. Извините, Рикардо, а откуда вы так хорошо знаете русский язык?

– Ну, здесь всё просто, – улыбнулся Гольдони. – Моя матушка была дочерью русского дворянина, бежавшего от революции. Её звали Мария Урусова, и матушка не раз говорила мне, что Урусовы – старинный княжеский род. А я с детства учился говорить на двух языках – русском и итальянском… Правда, когда я стал ближе общаться с Маттео, он частенько поправлял меня, и говорил, что моя манера выражаться… как это… несколько старомодна.

– С моей точки зрения, – улыбнулся Макс, – ваш русский практически безупречен.

– Благодарю, – ответил Гольдони, – но мой рассказ ещё далеко не закончен.

Несчастная Моника Гольдони и вправду оказалась беременной, более того, мерзкий поступок братьев Скорпетти сильно повлиял на её рассудок. Поэтому Джакомо, не желая пересудов и дурной славы, принял решение уехать из Венеции вместе с дочерью и верным приказчиком Джанни Ласпи.

Все трое уехали во Францию, и долгое время жили там – уединённо, под чужими именами. Моника родила сыновей-близнецов, и не было никакого сомнения, что отцами их были братья Скорпетти. Тем не менее любящий Джанни Ласпи всё-таки обвенчался с Моникой, но унижение, которому подверглась его любимая женщина и семья Гольдони, членом которой он стал, Джанни прощать был не намерен, как и старый Джакомо. Мальчикам дали евангельские имена – Марко и Лука*, и оба старших Гольдони были намерены воспитать их в ненависти к роду Скорпетти, дабы получить совершенное орудие мести. И им это вполне удалось. Мальчики довольно рано были осведомлены о своём происхождении, но к своим биологическим отцам не испытывали ничего, кроме ненависти и жажды мести. А людям незнающим догадаться об отцовстве Скорпетти было довольно сложно – с годами мальчики всё больше походили на мать и деда, а многие жесты неосознанно копировали у приёмного отца – Джанни.

Джакомо постарался выучить внуков всему, что знал сам, он открыл им все родовые секреты, и к семнадцати годам Марко и Лука внешне выглядели, как воспитанные, образованные юноши из знатных семей, а вот внутри… внутри это были безжалостные отравители и хладнокровные, коварные убийцы. Былая слава Гольдони-отравителей возродилась с новой силой.

Что же касается Моники, то после рождения близнецов она долго хворала, так и не оправилась до конца, несмотря на всю заботу отца и мужа, но рассудок её практически прояснился. Она действительно любила Джанни Ласпи, точнее, Джанни Гольдони, и когда почувствовала себя беременной во второй раз, то решила оставить ребёнка, несмотря на предупреждения врачей. Моника родила девочку, маленькую копию себя, и скончалась от послеродовой горячки. Девочку ожидаемо назвали Моникой, её любили и баловали все – и дед, и отец, и сводные братья. Между тем время шло. И старый Джакомо Гольдони решил вернуться в родной город. Вернуться двадцать лет спустя.

На тот момент Марко и Луке исполнилось по девятнадцать лет, Монике – пятнадцать, и все трое младших Гольдони поражали своей утончённой и изысканной красотой.

Что же касается братьев Скорпетти, то они вернулись в Венецию на несколько лет раньше Гольдони, гнусная история с Моникой подзабылась, да и то – этот скандал был скорее тайным, чем явным, так что братья успели жениться, обзавестись малышами и искренне почитали, что прошлое похоронено и забыто. Так что весть о возвращении семьи Гольдони прозвучала для них словно гром среди ясного неба.

Однако возвратившиеся Гольдони не проявляли никакой враждебности по отношению к своим старинным врагам, они и не стремились общаться с ними. Было отремонтировано палаццо Гольдони, Джанни восстановил старые связи семьи и занимался исключительно торговлей, сыновья, которых все считали родными, помогали ему, Моника была удачно выдана замуж в знатный тосканский род… Всё вроде бы было благополучно, однако череда мелких неприятностей и необъяснимых смертей стала подтачивать благополучный род Скорпетти.

Когда занемогла и скончалась престарелая Франциска Торрини, тёща Карло, никто не удивился – почтенной даме было уже глубоко за шестьдесят, да и боли в сердце беспокоили её уже давно… Спустя полгода умер от лихорадки маленький сын Роберто – но опять-таки в его смерти не было ничего необычного. Ещё несколько месяцев спустя умерла жена Карло – Леонора Торрини, и тут уж Скорпетти насторожились – Леонора была весьма здоровой молодой женщиной, успела родить троих детей и была беременна четвёртым. Однако никаких следов злоумышления доктора не нашли, и на вопросы расстроенного вдовца только пожимали плечами и разводили руками. А потом занемог и сам Карло. Его мучили ужасные боли во всём теле, суставы распухли, стали выпадать зубы и волосы, на теле проступили чёрные пятна, дыхание стало зловонным. Промучившись так две недели, несчастный отдал Богу душу. Невежественные лекари объявили болезнь Карло особой разновидностью чумы, тем более, что после его смерти подобные же признаки появились и у всех его детей. Правда, дети не испытывали столь ужасных мучений – они угасли быстро… Самое же интересное, что более никто из слуг и служанок семьи Скорпетти не заболел – даже те, кто непосредственно ухаживал за Карло и его детьми.

Роберто, начавший постепенно терять рассудок от всего, что происходило с его семьёй, воззвал к властям и потребовал расследования. Он обвинил во всём семью Гольдони, однако престарелый Джакомо в пух и прах развеял все доводы Скорпетти, и не было ни одного доказательства, ни одного свидетельства, которое могло бы подтвердить правоту Скорпетти.

Ходили слухи, что Роберто Скорпетти тайно встретился с Джакомо и Джанни, он умолял пощадить оставшихся в живых детей, обещая откупиться всем золотом Скорпетти и секретом философского камня, но Гольдони остались непреклонны в своей мести.

Роберто Скорпетти, его жена, несовершеннолетний брат жены, тёща и двое маленьких детей чувствовали себя в палаццо Скорпеттти, как в осаде. Роберто стал столь подозрителен, что не ел ничего, кроме яиц, сваренных собственноручно, и не пил ничего, кроме вина из бутылок, запечатанных ещё при его деде. Семья обвешалась амулетами, которые должны были определять яд в еде и питье… Чего там только не было… Рог носорога, безоар, когти строфокомила**… Не помогло.

Однажды ночью Роберто окончательно сошёл с ума, он начал буйствовать, схватил меч… и зарезал свою семью. Единственные, кому удалось спастись была тёща – Мария Галигай и старшая дочь – Лоренца. Они в спешке покинули Венецию, скрылись в неизвестном направлении, и следы их затерялись.

Что же касается самого Роберто, то он был предан позорной казни, и никто не слушал воплей преступника о том, что он невиновен и действовал против своей воли. Так исчез с лица земли род Скорпетти, и свершилась месть Гольдони…

– Однако, – глухим голосом закончил Рикардо, – кровная месть на этом не закончилась. Существует предание о том, что оставшаяся в живых Лоренца Скорпетти и её потомки принесли клятву мстить роду Гольдони, пока он не исчезнет с лица земли.

– Но прошло уже пятьсот лет, – возразил Макс. – Неужели кровная месть Скорпетти ещё не остыла за это время?

– Мне хотелось бы верить в это, – вздохнуло Рикардо. – Однако серьга… Когда я впервые увидел её у Маттео, то чуть с ума не сошёл от ужаса… Мне следовало бы бить тревогу сразу же… Но Маттео сказал, что эту серьгу подарил ему очень хороший друг… Очень дорогой человек… А сейчас… Сейчас она появилась вновь…

– Но при чём здесь Арлекин? – поразился Макс.

– Видите ли, Массимо, – вздохнул Гольдони, – в отличие от древнего рода Гольдони, который был древним уже в пятнадцатом веке, Скорпетти буквально появились из небытия за несколько десятков лет… Говорили даже, что первый разбогатевший Скорпетти был сыном комедианта… У Скорпетти было извращенное чувство юмора, и печати их торгового дома украсила голова Арлекина…

– Ничего себе! – вырвалось у Макса. – Вот это подробность…

***

Посёлок Химзавод прочесали чуть ли не сверху донизу. Однако никто из обитателей ничего не видел – все словно ослепли и оглохли. И Шаманка уже злилась, понимая, что придётся уйти, несолоно хлебавши, как вдруг двое свидетелей всё же отыскались.

Малолетняя парочка удрала с уроков и решила провести время в одном из заброшенных гаражей не без взаимной приятной параллельности, благо у них было с собой две пачки сигарет, полторашка пива и большой пакет чипсов. Шаманка только диву далась – выглядели эти двое максимум лет на тринадцать – парнишка в одежде на пару размеров больше, чем требовалось, стриженый наголо, и девчонка с длинными обесцвеченными волосами, заплетёнными в массу косичек. При этом боевая раскраска девочки превосходила всякое вероятие – вампирные губы, жирно подведённые глаза и зеленоватые тени в сочетании с фиолетовой кожаной мини-юбкой и ярко-красными колготками выглядели… незабываемо.

На вопрос Шаманки, неужели им разрешают в таком виде ходить в школу, девочка смачно надула пузырь жвачки и ответила:

– Окститесь, гражданка начальница. Мы с Серым взрослые уже – девятый класс в прошлом году закончили. В путяге мы учимся.

Как выяснилось – так оно и было, детишкам уже исполнилось по полных шестнадцать лет, что снимало целый ряд процессуальных неудобств. Но всё-таки несоответствие внешнего облика и возраста создавало странное впечатление.

– Да вы не удивляйтесь, товарищ майор, – шепнул ей один из ППС-ников, – они тут поколениями пьют, оттого пацаны с девчонками по большинству и мелкие такие. Зато злющие, как бродячие собаки – не дай Боже таких деточек ночью стаей повстречать – нападут скопом, с ног сшибут и насмерть забить могут. Были прецеденты.

Шаманка кивнула и продолжила опрос свидетелей. Парнишку звали Сергеем Кротовым, девушку – Наташей Майоровой. В заброшенном гараже они отсиживались достаточно часто – у Натальи был пьющий отец, у Серёги недавно откинулся, он уже не помнил, какой по счёту отчим, поэтому в гараже им было и спокойнее, и удобнее.

Проведя в гараже большую часть дня и выполнив культурную программу, парочка закономерно почувствовала зов природы – а что вы хотите после полторашки пива-то? Серый выскользнул из гаража первым, однако пару секунд спустя влетел внутрь и прошептал Наташке:

– Тихо сиди. Там какой-то мужик подъехал. Мало ли что…

Наташка кивнула и стала вместе с Серёгой следить через щель в двери за неожиданным визитёром.

Машину им разглядеть не удалось, уже наступали сумерки, да и лицо мужчины было прикрыто капюшоном куртки. Однако действия мужика удивили парочку до одури. Он достал из багажника несколько аккуратно наколотых поленьев, несколько кирпичей и большую кастрюлю. Потом разжёг костёр, установил кирпичи, налил в кастрюлю воды из баллона, который достал всё из того же багажника, а потом… Потом он стал разматывать полиэтиленовый пакет, в который было упаковано что-то, напоминающее большой кочан капусты. А когда «кочан» был размотан, подростки с ужасом увидели, что это человеческая голова… с содранной кожей. Наташка чуть не заорала, но Серый плотно зажал ей рот ладонью и оттащил от щели. Минут пятнадцать спустя раздался звук отъезжающей машины. Подростки, не разбирая дороги, рванулись из гаража и бросились куда глаза глядят. Подходить к костерку, на котором булькала кастрюля, у них не было ни малейшего желания…

А ещё четверть часа спустя Мария Павловна решила сократить путь…

*Четырёх евангелистов звали Лука, Марк, Матфей и Иоанн.

** Строфокомил – средневековое название страуса. Считалось, что все перечисленные компоненты могут помочь определить в еде наличие яда и служить противоядием.

========== Глава 15. Свидетели ==========

Шаманка допрашивала малолетних свидетелей битый час, однако ничего путного добиться не смогла – машину они толком не разглядели, правда, у Серого было убеждение, что это не иномарка, лицо мужчины было прикрыто капюшоном куртки, но Наталья утверждала, что он ещё не совсем старый – может лет тридцать… и двигался злодей легко и уверенно.

Подростки отвечали на вопросы довольно охотно, домой не стремились, и Шаманка поинтересовалась:

– А что ж родители? Не волнуются за вас?

Лица юных свидетелей скривились, как от кислого, а потом Наталья заявила:

– Да лучше бы и не вспоминали. Достали вообще. Папаша, когда трезвый – ничего, ругается только, а как нажрётся – драться лезет или орет, чтобы я ему выпивку притащила. А где я возьму? Стипуху ему на пропой души отдавать? Перебьётся, он мне, когда деньги появляются, шоколадки паршивой не купит, с чего я должна ему спиртягу покупать? А папаша ругается – иди на трассу, шалава, деньги зарабатывай… Я тебя растил-кормил… Как же, кормил он. Мамка в трёх местах убиралась, чтоб мы с голоду не подохли, да ещё и передачки ему на зону отправляла, а я его за всё детство, может, раза три и видела. Всё время чалился… А сейчас сила не та уже, тубзик* у него, харкает везде… Вот и пьет, и меня на трассу посылает. А я не хочу… Я, может, вообще только с Серым… Мы, может, выучиться хотим. Пожениться. Только вот у Серого новый отчим, мамку евонную гоняет, Серого лупит… Прибьёт его Серый когда-нибудь и пойдёт зону топтать…

– Да ну тебя, – проворчал помянутый Серый. – Я чо – дурак? Даже если и прибью – мамка нового трахаля найдёт. Мамку-то не убьёшь. Жалко.

Шаманка только головой покачала, дивясь столь высоким семейным идеалам и ценностям, а потом достала из кармана куртки визитку и протянула её Наташе:

– Вот, держи. Это телефон директора приюта для детей и подростков, оказавшихся в сложной жизненной ситуации. Её зовут Бакумова Милена Рафизовна. Раньше они только беременных несовершеннолетних принимали, а сейчас второе здание открыли и персонал набрали. Если станет совсем невмоготу – позвоните ей, она вас выслушает и помочь постарается. И не волнуйтесь, это не приёмник-распределитель и не детдом, вы можете оттуда уйти в любой момент. Но я бы всё-таки советовала вам остаться.

– Ага, – цепко схватила визитку Наташа, – спасибо вам, гражданка начальница.

– Меня Галина Александровна зовут, – ответила Шаманка. – Если хочешь начать новую жизнь – учись говорить по-новому. Такой красивой девочке, как ты, приблатнённость не к лицу вовсе.

Девчонка ничего не ответила, только задумчиво кивнула, а мальчишка, который во время этой воспитательной беседы задумчиво водил ручкой по листку, вырванному из Шаманкиного блокнота, протянул женщине и листок и ручку:

– Может быть, это вам поможет?

Шаманка глянула на изрисованный мальчишкой лист, и обомлела – казалось бы, хаотично нанесённые штрихи сплетались в рисунок – Арлекин в чёрно-белом трико, в полумаске и с чем-то округлым, напоминающим погремушку, в руке.

– Это что такое? – шипящим шёпотом спросила она.

– Так это… – растерялся парень, – когда машина подъезжала, ещё не совсем темно было, да и фонарь за гаражами сбликовал… Я успел рассмотреть – за задним стеклом этот клоун сидел. Кукла типа.

– Это не клоун, – пробормотала Шаманка. – Это Арлекин.

– А не одна фигня? – поинтересовался парнишка. – Не надо было рисовать?

– Не одна, Серёжа, – сказала Галина. – И ты молодец, что сумел так хорошо запомнить игрушку. Думаю, что это очень важно. А сейчас, ребятки, подпишите протокол, оставьте мне номера своих мобильников и можете быть свободны. Вы нам очень помогли.

Серый и Натаха кивнули, а Шаманка добавила:

– Позвоните Милене Рафизовне, не тяните. Договорились?

Ещё пара кивков и подростки, подписав протокол, исчезли за гаражами. Были – и нет их. Растворились.

***

– Ничего себе! – вырвалось у Макса. – Вот это подробность… Но тогда… Тогда получается, что ваша версия кровной мести вполне может оказаться правдой. Вся беда в том, что мы и понятия не имеем, кто может оказаться спятившим потомком рода Скорпетти.

– Да… – вздохнул Рикардо. – Думаю, что авария, в которой погиб мой сын и его жена, тоже могла быть подстроена.

– Но, – задумчиво сказал Макс, – поскольку эти события уже произошли в России, вполне возможно, что мститель… или мстители до сих пор находятся здесь. И ещё. Меня удивляет, почему уцелела Людмила. Или тот, кто подстроил аварию, решил, что в ней погибли все?

– Возможно, – кивнул Рикардо. – А возможно, ему что-то помешало устранить девочку.

– Или детей, – пробормотал Макс. – У вашего сына была ведь не одна дочь?

– Две, – кивнул Рикардо. – И сын. Но это всё, что мне удалось установить. Уцелели ли они в аварии, и, если уцелели – где оказались после… Этого я так и не узнал. Я и Лючию нашёл случайно. А сейчас думаю – мне не стоило сдаваться. Нужно было искать дальше.

– А что мешает продолжить поиски сейчас, Рикардо? – неожиданно вмешался Цимлянский. – У меня есть деньги. Есть кое-какие связи. Отправной точкой поисков может послужить авария. И если родные моей покойной жены и вправду живы…

– А Маттео? – с тоской в голосе сказал Рикардо. – Я чувствую – Маттео нужна помощь. Я не верю в то, что мой мальчик мёртв…

Макс задумчиво посмотрел на обоих мужчин. Он прекрасно понимал, что похититель Матвея – опасный маньяк и что позволять им копать в этом направлении нельзя. Пусть лучше займутся внуками Рикардо – это безопаснее. И Макс сказал:

– Поиски Матвея и поиски его похитителя – это моё дело. В следственные действия вы вмешиваться не можете. Однако разобраться с тем, что случилось с детьми Джаннино Гольдони, действительно стоит. Но вы должны быть очень осторожны, понимаете?

Цимлянский кивнул и тут же добавил:

– Но если вам что-то понадобится, Максим… Вы ведь дадите нам знать?

– Непременно, – кивнул Макс.

***

Следующим по списку Макса было посещение матери ныне покойного гражданина Сухорукова Семёна Петровича, он же Клешня. Проживала вышеозначенная гражданка в самой обычной блочной пятиэтажке, и, чтобы найти её, Максу пришлось изрядно поблуждать. Новые районы Соседнего Города делились на так называемые «микрорайоны», где дома напоминали коробку кубиков, брошенных шаловливым дитятей, да так и не собранных. Никакого подобия улиц внутри микрорайонов не было, а номера дома получали не иначе, как по знамению свыше, поскольку рядом с домом номер три мог оказаться дом номер шестнадцать, а за ним – так и вообще – пятьдесят один. Так что в сложном расположении домов чётко разбирались только аборигены, один из которых – синюшного вида мужичок, толкавшийся у пивного ларька, и провёл Макса вглубь шедевра советской архитектурной мысли к искомому дому двадцать четыре за скромную мзду в виде полтинника.

Мать Сухорукова, Ирина Валерьевна, оказалась худощавой высокой женщиной с полностью седыми волосами и упрямо сжатым маленьким ртом. Одета она была не в халат и не в спортивный костюм, а в тёмно-синее домашнее платье с небольшим белым воротничком, и держалась неестественно прямо, хоть и передвигалась по квартире, опираясь на трость. Максу и трёх секунд не понадобилось, чтобы вычислить профессию женщины – фотографии многочисленных выпускных классов на стенах слишком явно говорили о том, что квартира принадлежит бывшей учительнице.

Макс вежливо представился, показал удостоверение и сказал, что пришёл сюда по весьма печальному поводу.

– Я в курсе, – отрезала Ирина Валерьевна, – мне уже сообщили о смерти Семёна. Правда, не сообщили, когда выдадут тело. А мне предстоит хлопотать о пристойных похоронах.

– Думаю, – сказал Макс, – что с похоронами не будет проблем. Ваш сын, насколько мне известно, отнюдь не бедствовал.

– Это так, – величественно кивнула головой старуха. – Кстати, кому должно отойти его имущество?

– Наследники первой очереди – родители и дети, – ответил Макс. – И супруга, если таковая имелась.

– Не имелась, – отрезала старуха. – Значит, никто из его блядей претендовать на имущество не может. Не удивляйтесь, господин полицейский, что я так резка. Мой сын был дрянью. Законченной дрянью, и в этом немалая доля моей вины. Кстати, вы не ответили – когда же всё-таки я смогу получить тело?

– Пока не можете, – ответил Макс. – Экспертиза… расследование… Но я прослежу, чтобы вас известили сразу же.

– Хорошо, – кивнула старуха.

– Простите, Ирина Валерьевна, я могу задать вам несколько вопросов о сыне?

– Задавайте, господин полицейский… – величественно отозвалась старуха.

– Меня зовут Максим, – улыбнулся Макс глазами, пытаясь установить контакт, но в это время из соседней комнаты донёсся крик:

– Бабуля! Я проснулась!

И тут же дверь распахнулась, и в комнату вбежала девушка… девочка… Во всяком случае, тело девочки было вполне взрослым, а вот лицо… Немного плоское, с характерным разрезом глаз, полными губами и чуть торчащими вперёд передними зубами. Девушка явно страдала болезнью Дауна.

– Здравствуйте! – тут же затараторила она. – Извините. Я не знала, что у бабули гости. Вы от папы? А у меня есть котёнок. Хотите, покажу?

– Конечно, – улыбнулся Макс, – только я не от папы. У меня дела с твоей бабушкой. Кстати, меня зовут Макс. А тебя?

– Сухорукова Екатерина, – ответила девушка-девочка и протянула руку. Макс пожал её и сказал:

– Ну, вот и познакомились.

– Катерина, – тут же отмерла Сухорукова-старшая, – у нас деловой разговор. Будь добра, сходи на кухню, приготовь кофе и бутерброды. Себе завари чай. Можешь себе взять две конфеты и пряник. Поняла?

– Да, бабуля, – радостно кинула Катя и помчалась на кухню, радостно топоча, словно молодой слонёнок. Как только она скрылась с глаз, Ирина Валерьевна сказала:

– Катя хорошо делает кофе и бутерброды. А вот в сладком её приходится ограничивать, сами понимаете. Любит очень, если посадить её перед блюдом с конфетами – съест всё, просто не сможет остановиться. Но она послушная и обучаемая, только вот, увы, жить самостоятельно вряд ли сможет. Я так переживала за неё, ведь случись что со мной, Катюше грозит казённый интернат. А каковы там условия содержания… Думаю, что вам рассказывать не надо. Но теперь Сёма умер, и я смогу найти для Катюши достойное заведение, в котором ей будет хорошо… Теперь я спокойна…

– Я понял, – кивнул Макс. – Это дочь вашего сына?

– Да, – грустно кивнула женщина. – Когда Катенька родилась, Семён был в бешенстве. Моментально подал на развод, жену выгнал из дома, в чём была… Я их приняла, так он так взбесился,что со мной после этого даже не общался. Деньгами Катюше не помогал, хотя, сами видите, в деньгах мы нуждаемся постоянно. Катюша милая, ласковая, вполне обучаемая, только вот, увы, её умственное развитие навсегда останется развитием десятилетнего ребёнка. И я рада, что теперь я смогу обеспечить Катеньке достойную жизнь… Бедная Ниночка, ей было так тяжело, когда Семён их выгнал. Она работала, жилы из себя тянула, а через несколько лет слегла… и больше не поднялась. Рак. Бывает такой, с ураганным развитием. Я тогда Семёна просила помочь, а он выругался матерно… и трубку бросил. Так что сын мой – дрянь, можете меня за такие слова осудить…

– Я не судья и не прокурор, – отрезал Макс. – А девочка – хорошая, настоящее солнышко.

– А как она вышивает! – всплеснула руками Ирина Валерьевна. – Такая красота! Хотите, покажу?

– Немного позже, хорошо? – спросил Макс. – Мне всё-таки хотелось бы поговорить о Семёне. Точнее, о том времени, когда он был членом местной ОПГ. Вы что-нибудь можете сказать по этому поводу?

– Думаете, отомстил ему кто-то? – прозорливо спросила старуха. – А что, вполне возможно… Он ведь ради денег на всё был готов, да и разговоры о кое-каких его делишках до меня доходили.

В этот момент Катя внесла поднос с горячим кофе и бутербродами. Она аккуратно расставила чашки на кофейном столике, и Ирина Валерьевна сказала:

– Теперь попей чаю и ступай к себе. Можешь взять бисер у меня в комоде – я недавно купила новый.

Катя радостно хлопнула в ладоши, ещё раз улыбнулась Максу и бабушке и исчезла на кухне. А старуха начала рассказывать.

*Тубзик – туберкулёз.

Люди добрые, автору хочется отзывов для стимуляции, а то начинает казаться, что всё плохо, неправильно и не так…

========== Глава 16. Монстр провинциального розлива ==========

– Видите ли, Максим, – начала рассказывать старуха, – вам ведь знакома поговорка «Сапожник без сапог»? Так вот, это про меня. Вы ведь уже догадались, что я работала учителем, правда? Сеяла разумное, доброе, вечное для чужих детей, а своего единственного сына упустила…

Ирина Валерьевна Горенко замуж вышла ещё на последнем курсе педагогического института. Пётр Сухоруков оканчивал военное училище, и его ждала романтическая служба в какой-нибудь дальней точке СССР. Романтически настроенная Ирочка была от этого в восторге, но восторг её быстро поутих, когда молодожёны прибыли к месту службы – в военный городок на границе с Монголией. Но, по молодости лет, Ирочку трудности не пугали, она быстро освоила все премудрости жизни офицерской жены, да и работа в школе для детей военнослужащих ей нравилась. Беда была в другом – Петя начал попивать, а выпив – распускал руки и вообще потихоньку стал превращаться в мелкого домашнего тирана с садистскими замашками, ревнующего жену к каждому столбу. Наутро после очередного скандала он валялся в ногах у супруги, просил прощения и даже утихал на неделю-другую. А потом всё начиналось сначала.

Ирочка попыталась просить совета у подруг – других жён офицеров, – но те ничего особо ей присоветовать не могли, поскольку их благоверные были склонны к точно такому же времяпровождению. Многие гарнизонные дамы к этому относились философски – подумаешь, бланш поставил. А назавтра ковёр туркменский в военторге выбил и на стенку румынскую в очередь встал… Всякое в семье бывает.

Однако Ирочка с таким положением вещей мириться не желала, тем более, что довольно быстро она забеременела, а бегать к подругам по ночам, спасая ребёнка от гнева пьяного отца, она не хотела. Ирочка попыталась поговорить с Петей, но разговор закончился тем, что рассердившийся муж с силой толкнул Ирочку так, что она отлетела к противоположной стенке и ударилась животом о новенький холодильник. Началось кровотечение, ребёнка спасти не удалось, но в глазах начальства этот случай был уже переходом привычной границы. Одно дело – синяк под глазом у благоверной или скандал с битьём посуды, и совсем другое – такие тяжкие последствия для здоровья. С Петей был составлен строжайший разговор, и после этого он утих и вёл себя смирно. Однако, когда Ирочка пожелала развода, с ней тоже была проведена воспитательная беседа насчёт того, что советскому офицеру разводиться негоже, что Пётр Сухоруков в общем и целом перспективный офицер и что развод может плохо сказаться на его карьере и морально-политической обстановке в отдельно взятой части в целом… В общем, Ирочка поняла, что оказалась в западне, и вся её любовь к мужу быстренько испарилась. Теперь она мечтала только об одном – о побеге и возвращении в большой мир.

Побег Ирочка готовила почти год, и прошёл он без сучка, без задоринки. Вернувшись в родной город, Ирочка унаследовала квартиру бабушки, устроилась на работу, и тут выяснилось, что она снова беременна. Так на свет появился Семён, как две капли воды похожий на отца, да и характер он унаследовал отцовский – мелочный, завистливый и жадный. Но выяснилось это далеко не сразу.