Текст книги "Танцы с Арлекином (СИ)"

Автор книги: РавиШанкаР

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Марина затушила сигарету и вздохнула:

– Простите, Максим… Вас ведь зовут Максим, я знаю… Да, я кое-что знаю о том, что творится в этом городе. И вы даже представить себе не можете, чем я рискую, встречаясь с вами. Вы ешьте, эти закуски мой повар готовит отменно…

– Если есть риск, – отрезал Макс, – вам не стоило приглашать меня столь демонстративно.

– Наоборот, – улыбнулась женщина, – я здесь днюю и ночую, девушка, которая передала вам записку – моя племянница и не выдаст меня, а уж с кем вы изволили обсуждать дела в кабинете – дело сугубо ваше. Так что тут нам беседовать безопаснее, чем в любом другом месте.

– Слушайте, – слегка удивился Макс, – неужели такой человек, как Цимлянский, не может вас защитить в случае чего?

– Александр? – чуть улыбнулась женщина. – Да, он может. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха.

– Так о чём вы хотели предупредить меня, Марина? – продолжал настаивать Макс.

– Вы ешьте, ешьте… Мясо мой повар тоже готовит великолепно, – ответила женщина. – А вино – самое настоящее выдержанное кьянти…

– Спасибо, – отрезал Макс, – но никакого кьянти. Я за рулём. А мясо, и правда вкусное, я отметил это ещё утром… Но всё же?

– Максим, – вздохнула бывшая актриса, – я не могу сказать вам многого, могу только намекнуть. Вы читали «Историю доктора Джекила и мистера Хайда»?

– Разумеется, – ответил Макс. – Но при чём здесь это?

– В вашем деле ключевой является похожая история. Только Хайд сменил Джекила, а никто этого не заметил…

– Вы имеете в виду Матвея? Матвея Цимлянского? Хотите намекнуть, что убийца – он?

– Прошу прощения, мне следует выйти к гостям, – быстро ответила Марина. – До свидания, Максим. Заходите в моё кафе, не забывайте. Скажем, послезавтра… Можно даже утром. Мой повар готовит великолепные соусы для спагетти…

И, прежде чем Макс успел спросить ещё хоть что-то, Марина поднялась и вышла, царственно кивнув на прощание.

– И что это было? – спросил Макс у Великого Космоса. Космос, естественно, предпочёл сохранить гордое молчание.

***

Андрей и Артём сидели на подоконнике в коридоре и ждали Игната – сегодня учительница русского языка устроила что-то вроде пробного устного экзамена. То есть, нужно было подойти к столу, вытащить билет и ответить по нему. Такое приятное разнообразие, по сравнению с успевшими набить оскомину тестами для подготовки к ЕГЭ, которыми их начали мучить уже с десятого класса.

Андрей и Артём билеты тянули в числе первых и отстрелялись быстро, отличник Данька вообще всё рассказал без подготовки и ускакал мириться с Полиной, у которой сейчас как раз был свободный урок, поскольку заболела учительница французского языка, занимавшаяся с девочкой индивидуально. А вот Игнат малость завис, но судя по всему, ему нужно было просто немного подумать – это не математика с физикой, по которым Игнат уже осваивал материал повышенной сложности.

Однако, ожидание подзатянулось, и Артём неожиданно предложил:

– Слушай, а давай в кладовку…

– А зачем? – ехидно спросил Андрюха, склонив голову к правому плечу.

– Ну… – проворчал Артём. – Мы уже неделю… вместе не были… Из-за этой журналистки, будь она трижды неладна… А я… скучаю…

– Да ну? – улыбнулся Андрей ещё лукавее. – Скучает он… Спалимся же в кладовке.

– Не, – пробормотал Артём, – мы ничего такого… Я тебя просто обнять хочу… поцеловать. Ну, Андрюш… Ну, пойдём…

Андрюха заглянул в класс и увидел, что Игнат ещё не вышел отвечать, времени до конца урока было ещё достаточно, и он отозвался:

– Ладно, только быстро, и без глупостей.

Артём радостно закивал, и сладкая парочка тут же исчезла в кладовке. Обнаружилось, правда, что внутренний запор в очередной раз был сорван, но соскучившихся парней уже не могли остановить такие мелочи. Оказавшись в относительно безопасном месте, Артём сделал наконец-то то, чего так долго хотел – обнял Андрея и прижался губами к его губам, встретив при этом полное понимание и аналогичные ответные действия.

Некоторое время они просто целовались, однако Андрей и Артём не учли, что кладовка была одна, а желающих провести в ней время с пользой – много. Так что, когда дверь скрипнула, открываясь, у парней еле хватило сил разорвать поцелуй и порскнуть со скоростью молодых гепардов за приставленный к стене стенд по основам медицинских знаний, который уж месяц стоял здесь, требуя дальнейшего переоформления. Рядом со стендом тосковала статуя гипсовой пионерки без головы – откуда здесь взялось сие чудо, никто был не в курсе, и почему технички ещё не вынесли её в мусорный контейнер, тоже оставалось загадкой. На плечи гипсовой пионерки был накинут застиранный чёрный рабочий халат.

В общем, спрятаться было где, правда Андрею и Артёму пришлось для этого прижаться друг к другу как можно плотнее, но ни тот, ни другой против этого не возражали.

Следующей парочкой, посетившей кладовку, оказались как раз Данька с Полиной, и, судя по звукам, они попытались заняться тем же, что и Андрей с Артёмом. Однако, что-то у них не клеилось, звуки затихли, и Данька спросил:

– Полин, ну ты что? Я же извинился… Я не мог вчера. Это было важно…

– Важно? – сердито фыркнула Полина. – Опять твои друзья, да? И что на этот раз?

– Полина, извини, но это наши дела. Тебя они пока не касаются.

– Ах, вот как? – взбеленилась девчонка. – И чем же я так плоха для компании твоих друзей, а? Ах да, у моих же родаков ни бабла, ни связей, а твои дружки… У Артёма отец богатый, у Андрея – опекун бизнесмен, у Игната сестра в полиции работает и тоже богатая – про её наследство во всех газетах писали. А я рылом не вышла, да? Как же они тебя в свою компанию взяли, такую шавку беспородную?

– Полина, ты что? – прошептал растерянный Данька. – Опомнись, что ты говоришь?

– А то и говорю. У них своя компания, и ты там на побегушках… и вообще все вы там извращенцы!

От такого вывода Артём с Андреем выпали в осадок. Данька тоже:

– Ты что мелешь?

– А то и мелю! Ни у кого из них девчонки нет… кроме тебя, значит они кто? Вот-вот, Данечка, и ты такой же… – ехидно закончила Полина.

Но тут Данька собрался с силами и сказал:

– Заткнись.

– Что? – поразилась Полина, явно не привыкшая к такому обращению со стороны милого и любящего Даньки.

– Заткнись, – повторил Данька. – Пошла вон. Нечего тебе водиться с шавкой подзаборной. И друзей моих ты не тронь, ты их мизинца не стоишь. Знать тебя не желаю. Уходи.

– Придурок! – вякнула девчонка, распахнула дверь и вылетела из кладовки так, словно за ней гнались черти.

Данька судорожно вдохнул, несколько раз всхлипнул и вроде бы успокоился. Он тоже вышел из кладовки, но шаги его зазвучали в другую сторону – к туалету.

Как только шаги стихли, Андрей с Артёмом выбрались из-за стенда, и Артём мрачно прокомментировал:

– Вот тебе и девочка-припевочка. Сука двуличная.

Андрей кивнул, соглашаясь, и заявил:

– Иди, дождись Игната. А я за Данькой. Вдруг ему что-нибудь в голову придёт… Нехорошее.

– Я тогда эту дуру голой попой на ёлку посажу, и гимн Лихтенштейна петь заставлю, – злобно проворчал Артём, но отправился за Игнатом, а Андрюха быстрым шагом пошёл в туалет – утешать Даньку.

***

Шаманка же решила отрабатывать следы в Городе и отправилась для начала к жене, точнее уже вдове Малюкова Сергея Юрьевича, он же Енот, чья печальная участь не вызывала никаких сомнений, но тело, увы, так найдено и не было, и, если не будет очередного невероятного везения, может и не найтись.

Однако, сколько она не звонила в дверь на третьем этаже блочной пятиэтажки, никто не отзывался. Но кое-какой отклик всё-таки был.

Соседняя дверь приоткрылась – ровно на ширину цепочки и в проёме показалось настороженное старушечье лицо.

– Ты чего трезвонишь ни свет ни заря? – проворчала пенсионерка. – Сейчас полицию вызову. Нету там никого.

Шаманка достала удостоверение, показала старухе и заметила:

– Любой каприз за ваши деньги. Полиция уже здесь, бабушка. Так что там случилось с гражданкой Милюковой?

Старуха придирчиво изучила удостоверение, мрачно пожевала губами и выдала:

– Так в психушке она отдыхает, как и почти всегда об это время. Вчерась только увезли.

Комментарий к Глава 25. Загадка и ссора

Дорогие читатели!

У автора форс-мажор в виде командировки, посему прода будет только в субботу.

Не скучайте, пожалуйста!

========== Глава 26. Мутная история ==========

Внимание, пока не бечено!

– Так что там случилось с гражданкой Милюковой? – ненавязчиво поинтересовалась Шаманка.

Старуха придирчиво изучила удостоверение, мрачно пожевала губами и выдала:

– Так в психушке она отдыхает, как и почти всегда об это время. Вчерась только увезли.

– Вот как… – протянула Шаманка, подумав, что нужно позвонить Максу. Алексей Евгеньевич Емельянов, его знакомый психиатр, продолжал трудиться на своём посту бессменного заведующего Городской психиатрической больницей и наверняка мог много интересного рассказать о пациентке. Хотя… Макс только вечером приедет, у него и так дел выше крыши, не стоит его отрывать. Алексей Евгеньевич, если что, и ей не откажет, благо они тоже неплохо знакомы по делу в Районном Городке. Интересно, как там Фенька?*То есть Ниночка?

Старуха же, отразившееся на лице Шаманки глубокое раздумье, явно приняла за усталость и неожиданно мягко сказала:

– Ты, дочка, заходи, посиди. Устала, небось, бегать? Я тебе про Янку и муженька её… гада, прости Господи, много чего обсказать могу. Я ведь Яночку с детства знаю, ей бы мужика нормального… А то, как связалась в этим бугаём, так и не развяжется никак.

Затем старуха неожиданно замолчала и, хитренько сложив губы, спросила:

– А уж не за тем ли ты пришла, дочка, чтобы сказать, что Серёга-ирод смертушку свою нашёл?

– Есть подозрения… – туманно ответила Шаманка. – Но тело мы ещё не обнаружили.

– Да пусть! Лишь бы сгинул он без следа и Яночку освободил! Сил ведь не было смотреть, как баба мучается. Хорошо, хоть детишек им Бог не дал – с таким-то папашей.

Шаманке старухины речи показались всё чудесатее, и чудесатее и она задумчиво произнесла:

– Уважаемая…

– Тамара Гавриловна я… – правильно поняла пенсионерка. – Мамаева.

– Уважаемая Тамара Гавриловна, я бы с удовольствием послушала ваш рассказ, – закончила Шаманка.

– Так проходи, проходи, дочка, – довольно радостно произнесла старуха, и Шаманка подумала, что бедной бабуле должно быть одиноко – сидеть целыми днями с котом и сериалами по телику, ждать по определённым дням почтальона с пенсией и участковую медсестру, и всё реже и реже видеться со старыми подругами, которые и живут-то далеко, и здоровья у них всё меньше и меньше.

С этими мыслями Галина вошла в маленькую прихожую с опрятными самовязаными крючком восьмиугольными полосатыми ковриками, а затем и на небольшую кухню – тоже чистенькую, хоть и со старой мебелью. Зато на подоконнике теснились горшки с роскошно цветущими «Ваньками мокрыми»** и жирно зеленели «столетники»***. А на батарее, заботливо застеленной лоскутным одеяльцем, дрых большущий белоснежный котяра с тщательно расчесанной длинной шерстью.

– С ума сойти! – восхитилась Шаманка. – Красавец какой!

Кот приоткрыл наглый жёлтый глаз, благосклонно мигнул Шаманке: «Да, я красавец, а как же?» и продолжил своё сладкое занятие.

– Сынок мне в подарок привёз, – гордо ответила старуха. – Из Сибири. Говорит, самая настоящая сибирская порода. Хороший он у меня, сынок-то… Золото моет, инженер на Олёкминских приисках. Зарабатывает хорошо… и меня не обижает, грех жаловаться. Только вот сорок годочков ему уже – а всё никак не женится. А мне бы так внучат понянчить хотелось… А пока вот только Мишеньку и нянчу.

– Мур! – отчётливо сказал кот. – Мряя…

– Да, о тебе говорим, о тебе, – улыбнулась старуха. – Да ладно, тебе ведь, дочка, об этом неинтересно слушать. Давай про Яночку расскажу… и про Серёгу-поганца.

Незаметно на столе как бы само собой образовалось блюдо с ватрушками и две чашки с чаем. И старуха начала рассказывать.

Тамара Мамаева получила свою квартиру от завода, как мать одиночка. Правда, матерью-одиночкой она становиться не планировала, но получилась беременность от парня, ушедшего в армию. Парень успел узнать о своём отцовстве и даже обрадоваться ему, только вот признать сына и жениться на Томе не смог – погиб при исполнении интернационального долга в демократической республике Афганистан. Тамарину историю знали и не осуждали, более того, родители погибшего парня, имевшие кое-какие связи, подсуетились и сделали так, что Тамара получила квартиру в новом доме. С несостоявшейся роднёй у Тамары были всю жизнь неплохие отношения, дедушка и бабушка любили внука и помогали женщине, чем могли. Более того, они даже настаивали на том, чтобы Тамара вышла замуж и устроила свою судьбу, но та лишь отмахивалась. Она привыкла жить одна, с сыном, а на счастливую семейную жизнь своих соседок насмотрелась изрядно. Мужья у них были пьющие, зачастую поколачивашие своих половин и воспитывавшие отпрысков по большей части ремнём и матом. Были, конечно, и нормальные семьи, как не быть, но заметнее-то всегда были именно такие – неблагополучные.

Так что Тамара была только рада, что детство её сына, Игоря, протекает без пьяных скандалов и драк. А что с деньгами не всегда было хорошо… так с ними и у соседок было не лучше, поскольку ушедший в запой муженёк мог вполне отыскать и распотрошить женину заначку, старательно пополнявшуюся в надежде на приобретение нового холодильника… или стенки… или мягкой мебели.

Семья Орловых, в которой подрастала дочь Яна, была как раз из таких – неблагополучных. Отец пил по-чёрному, уходя в запои каждые полгода, мать билась как рыба об лёд, пытаясь прокормить троих детей, и частенько ходила с синяками. «Любящий» супруг не гнушался обыскать квартиру и поколотить жену, чтобы вытащить у неё последние рублишки.

Яна росла тихой девочкой, училась на тройки, ходила в обносках, частенько голодная. Так продолжалось до тех пор, пока папенька, выкушав палёной водки, не отдал душу Богу, и семья вздохнула спокойнее.

Яна окончила школу и поступила в училище на штукатура-маляра – больше ей, с тройками в аттестате, выставленными учителями из глубокой жалости, не светило ничего. А учась на первом курсе, она встретила Сергея Малюкова – видного парня, спортсмена и вообще красавца. И влюбилась. Серёга, как ни странно, ответил ей взаимностью. Возможно, он был умён не по годам, но, вероятно, решил, что тихая, послушная, хозяйственная девочка, которая смотрела на него, как на Бога и не подвергала сомнению ни одно его слово, будет куда лучшей женой, чем ярко накрашенные броские красотки с местной дискотеки – с сигаретами в зубах, не лезущие при случае за словом в карман и перепробовавшие всех пацанов наподобие переходящего красного вымпела.

Некоторое время они встречались, потом Сергей ушёл в армию, вернулся, когда в стране вовсю уже бушевала перестройка и начал активно искать место в новой жизни. И нашёл его в местной ОПГ.

Мать Яны категорически воспротивилась такому зятю, но девушка отказалась её слушать и ушла из дома к любимому буквально в чём была. Сергей такому обороту дела тоже не обрадовался – своего жилья у него не было, приходилось снимать, и он надеялся на жилплощадь невесты. Но там жили мать Яны и её брат с сестрой.

И вдруг в одночасье все трое пропали. Пропали абсолютно бесследно, найти хоть какую-либо зацепку по поводу их судьбы не удалось, и через полгода Яна сумела вступить в наследство, хотя для признания родственников «безвестно отсутствующими» было ещё слишком рано. Во дворе не сомневались, что Малюков каким-то образом приложил руку и к исчезновению родных Яны, и к её вступлению в наследство. Но Милюкова боялись, а Яна готовилась к свадьбе и ходила счастливая, несмотря на печальные обстоятельства.

Свадьбу сыграли, молодые зажили в своём семейном гнёздышке, и очень скоро многоопытным соседкам стало понятно, что семейная жизнь Яны не сахар. Женщина частенько показывалась в тёмных очках, переводила массу тонального крема, даже в летнюю жару носила кофты с длинными рукавами и длинные юбки или брюки, явно скрывая синяки. И так тихая и маленькая, она стала какой-то совсем уж бестелесной и на громогласного здоровенного мужа смотрела снизу вверх жалкими глазами преданной собаки.

И на расспросы соседок Яна всегда отвечала в том духе, что у них всё хорошо, и Серёжа замечательный. А потом она забеременела и стала просто летать от счастья, похорошела, посвежела… Однако родить ребёночка Яне была не судьба: Сергей ввязался во что-то очень нехорошее и, однажды, явившись домой, быстренько выместил своё дурное настроение на Яне, после чего её увезла «Скорая». Ребёночка спасти не удалось, саму Яну откачали с огромным трудом, но… Выписавшись из больницы, женщина вновь вернулась к своему мучителю. А когда он всё-таки за все свои художества отправился валить лес в экологически чистую заполярную зону, верно его ждала, ездила на свидания и регулярно отправляла посылки.

Вернувшись, Малюков сумел раздобыть где-то нехилые деньги и открыл собственное дело, которое и процветало до недавнего времени. Жену же он отблагодарил тем, что почти сразу же завёл молодую длинноногую любовницу, которой дарил дорогие тряпки и выгуливал в лучших ресторанах Города.

Вероятно, это переполнило чашу терпения обычно кроткой, как овца, Яны, и она устроила муженьку скандал. Впервые в жизни. Однако, попытка поднять бунт на корабле успехом не увенчалась. Сразу после скандала добрый муж устроил жену в Соседнегородскую психиатрическую больницу на обследование.

– Стоп, – поразилась в этом месте Шаманка. – Почему в Соседнегородскую? Почему не в нашу?

– Так, милая… – протянула пожилая женщина. – Кто у нас в психушке главврач? Доктор Емельянов. Его весь Город знает, и он людей лечит… а не калечит. И купить его невозможно – и про это весь Город знает. Вряд ли он бы нарисовал Яночке диагноз «шизофрения»… Нервное истощение – это да. Довёл Сергей жену до ручки. Да только, видно, что-то она знала о делишках его, может пригрозила, что в полицию пойдёт… Вот он и испугался… И пристроил Яну в ту больницу, где знакомый врач был… После этого лечения она вернулась – весь двор ахнул. Чисто зомби. И вот так с тех пор и повелось… Выписывают Яну из больницы, она какое-то время не в себе ходит-бродит, Серёга-то к ней сиделку на это время приставлял… А потом вроде как начинает в разум входить – всё больше и больше, кажется уже вот-вот нормальная станет… И бац – опять приступ, опять больница, опять на три месяца, а то и полгода.

– И Сергей с ней не развёлся?

– Нет, – ответила Тамара Гавриловна. – Уж сама не знаю, что его держало – только не совесть. Сам он уже давно с другой женщиной жил, а квартиру эту оставил Яне, приставлял к ней сиделку, когда её из больницы выписывали. Пенсия у Яны была… по инвалидности, сиделку, похоже, Сергей оплачивал… и кое-какие деньги на продукты подкидывал.

– Странно, – удивилась Шаманка, – исходя из того, что вы рассказали, такое христианское милосердие не в его характере…

– А кто говорит про милосердие? – вздохнула пенсионерка. – Думаю, что Яночка ему для чего-то живой была нужна… Хоть и невменяемой.

– Понятно, – кивнула Шаманка. – А на этот раз Яну в Городскую больницу увезли?

– Ну да… Может, хоть здесь на ноги поставят… – ответила Тамара Гавриловна.

– Мне вот только одно непонятно, – сказала Галина. – Как Яна в таком состоянии могла заявление в розыск после пропажи Малюкова написать?

– Да не она это… – быстро ответила пожилая женщина. – Думаю, что это шалашовка его, Ирка Владимирова накатала. Она-то спала и видела себя законной супругой и наследницей, а тут вдруг такое…

– Ясно, – глаза Шаманки хищно блеснули. – А скажите-ка мне, уважаемая Тамара Гавриловна, не знаете ли вы, где эту самую гражданку Владимирову отыскать? Да и с сиделкой Яны хотелось бы побеседовать…

– Отчего ж не знать, – ответила пенсионерка. – Знаю.

Через пятнадцать минут Шаманка вышла из подъезда, на ходу набирая номер Городской психиатрической больницы.

*См. «Слаще, чем Рай».

**Ванька мокрый – бальзамин.

*** Столетник – алоэ.

========== Глава 27. Разговор с Арлекином ==========

Внимание, пока не бечено!

Макс после ухода Марины Маловой покосился на уставленный аппетитно выглядящими блюдами стол и подумал, что слишком устал. Есть не хотелось совершенно, даже те несколько ложек, которые он проглотил под напором настойчиво угощавшей его Марины упали в желудок словно ком. Засиживаться в кафе тоже не хотелось категорически, хотелось домой, и где-то внутри тоненько начинало поскуливать чувство приближающейся опасности.

Макс встал из-за стола, оставил на нём несколько купюр и, торопливо выйдя из кафе, сел в припаркованную неподалёку машину. «Домой… – прозвучало в голове, – домой…»

Макс завёл машину и выехал на центральную улицу Соседнего Города, потом свернул на объездную и, найдя знакомый указатель, повернул на шоссе, ведущее к Городу. Чувствовал он себя… странно. Вроде бы и в порядке всё, но в животе по-прежнему словно тёрлись друг об друга тяжёлые булыжники. И чувство опасности продолжало скулить.

Поэтому Макс, отъехав на некоторое расстояние от Соседнего Города, остановился на заправке, взял большую бутылку минеральной воды без газа и отправился в туалет. Уединившись в кабинке, он торопливо нажал на корень языка, вызывая рвоту. Спазм скрутил его – неожиданно сильный и болезненный. Когда всё прекратилось, Макс выпил как можно больше воды и вновь вызвал рвоту… желудок был уже пуст, но вода вышла странного синеватого цвета. Он ещё раз повторил процедуру… и ещё… стало вроде бы легче, но когда Макс поднялся, то понял, что за руль сесть не сможет. Желудок вроде бы прекратил свои выкрутасы, но зато голова кружилась, и была странно лёгкой и пустой.

Макс торопливо достал мобильник и набрал Шаманку, та отозвалась мгновенно:

– Макс? Ты где?

– Галя, я на заправке, неподалёку от Соседнего Города… Мне плохо, похоже на отравление… Приезжай быстрее, я попробую дождаться тебя.

– Что значит – попробуешь? – рявкнула Шаманка тем самым голосом, от которого гнулись вековые дубы. – Жди меня и не вздумай вырубаться! Я уже еду!

– Да, Галя, – отозвался Макс, отключился и посмотрел на себя в зеркало. Вид у него был бледный, но бывало и хуже. Однако противная слабость не отпускала.

Макс сцепил зубы, заставил себя выпрямиться и вышел из туалета. Собрав остатки обаяния, он купил ещё одну бутылку воды, объяснил девушке на кассе, что немного приболел и торопливо прошёл к машине. Машину он откатил немного дальше от заправки в сторону Города, порылся в аптечке и проглотил сразу несколько таблеток активированного угля, запив минералкой. Вновь стало немного легче, но, взглянув в зеркало заднего обзора, Макс похолодел. На него смотрел Арлекин. Клетчатый костюм, бубенчики на двурогой шапочке, голубые яркие глаза, внимательно глядящие сквозь прорези маски.

«Пиздец! – пронеслось в Максовой голове. – Галлюцинации… Что ж эта гадина мне в еду подсыпала?»

– Я ненастоящий… – прошелестел Арлекин. – Сейчас – ненастоящий…

– Да я уже понял, вроде как, – пробормотал Макс, обливаясь холодным потом. Разговаривать с собственными галлюцинациями – это, товарищи уже вам не просто там. Это уже клиника. Но разговорчивая галлюцинация не унималась.

– Ты ведь уже всё понял, внутри себя понял… И Маринка невзначай правду обронила… Подумай ещё, ты упорный, ты сможешь… Спаси меня, прошу тебя. Я ведь и не жил ещё, спаси…

– Ты – Матвей? – спросил Макс, которого продолжало нехило колбасить от нереальности происходящего.

– Я – Арлекин… – прошелестело видение. – Сейчас я Арлекин, я Его наваждение, Его фантазия, Его послушная кукла… И если ты меня не спасёшь – я останусь таким навсегда. Спаси меня, спаси…

– Матвей, – хрипло произнёс Макс, – помоги мне…

– Я помогаю, помогаю, – прошептал Арлекин. – Я не дам тебе заснуть. Если заснёшь – не проснёшься, будешь заперт в Его мире… Он сможет приказывать тебе… Ты станешь Его рабом… Навсегда.

– Ни за что, – попытался крикнуть Макс. – Я не хочу! У меня есть ради кого жить!

– Не засыпай… Не засыпай ради них… Твоя женщина уже близко…

– Галя – не моя женщина, – отрезал Макс.

– Не в том смысле, дурак, – обиделся Арлекин. – Она твой друг. Твой настоящий друг. Такие не предают. Тебе повезло.

– Матвей, – прошептал Макс, чувствуя, как тают силы и закрываются глаза, – подскажи мне, какую правду сказала Марина? Что я должен искать?

– Про доктора Джекила и мистера Хайда она сказала тебе правду… Никто не заметил, как Хайд заменил Джекила… И буклет… буклет, который тебе дали в гостинице… Ты ведь не потерял его?

– Нет, – пробормотал Макс, борясь с наступающей сонливой вялостью. – Он в куртке… в кармане…

– Хорошо… ты правильно говорил с Рикардо. Он найдёт то, что тебе нужно… Ты ведь помнишь, о чём его просил? – не отставал Арлекин. Мешал… мешал свернуться клубком и заснуть.

– Помню, – пробормотал Макс, – помню… Хочу спать.

– Нельзя… нельзя… – щеки Макса коснулись холодные тонкие пальцы, стряхивая сонную одурь. – Я подскажу тебе ещё кое-что… Узнай, что случилось за год до самоубийства мамы… Но не у Цимлянского. Понял? Не у него! Только не у него!

– Не кричи, я хочу спать…

– Не спи, очнись! Макс… Макс… Макс…

Бестелесная фигура на заднем сиденье стала таять, ощущение холода – пропадать, а потом Макс неожиданно увидел Шаманку, которая всхлипывая, лупила его по щекам и кричала:

– Очнись, Макс! «Скорая» уже едет! Ты чем так траванулся, дурак такой? Не спи, не спи!

Макс попробовал сказать, что он не спит, что он уже почти догадался, кто стоит за всем этим ужасом, и что Шаманке не стоит волноваться. Но изо рта вырвалось лишь жалкое сипение:

– Не с…

А потом приблизилась фигура в синем и белом, в руку вонзилась игла, причиняя острую боль, и Макс понял, что вот теперь можно закрыть глаза – от него больше ничего не зависит. И вырубился.

***

Когда Макс открыл глаза, за окном стояло серенькое зимнее утро. Сначала он не мог сообразить, что это за странное место с белыми кафельными стенами, странно неудобной высокой кроватью и белым потолком, на котором несколько тонких трещин, складывались в лицо с тонким горбатым носом и ехидно ухмыляющимся ртом. Макс моргнул. Лицо исчезло. Теперь это были просто трещины. Макс осторожно повертел головой. Рядом тихонько попискивал какой-то аппарат с зелёными циферками, шумно пыхтел другой, к обеим рукам Макса тянулись трубки капельниц, так что пошевелиться было сложновато. Горло немного саднило, во всём теле чувствовалась дремотная слабость. Но голова, как ни странно, соображала довольно ясно. А ещё хотелось пить.

– Эй, – хрипло позвал Макс, – эй… Есть кто-нибудь? Я пить хочу…

Голубая ширма справа отодвинулась и показалась сестричка в знакомой униформе – белой курточке и зелёных брючках. Только тут Макс сообразил, что он в Городе. В Первой Городской больнице.

– Вы очнулись, Максим Генрихович? – ласково спросила сестричка. – Замечательно. Скоро доктор придёт, посмотрит вас. А пить я вам сейчас дам.

И она, приподняв изголовье кровати, поднесла к губам Макса белый поильник. Макс сделал несколько глотков. Горло саднило, и он спросил:

– Что… со… мной?..

– Вы лежите, – мягко улыбнулась сестричка. – Я всё расскажу. Вы в отделении токсикологии Первой Городской клинической больницы. Вас привезли вчера вечером с сильным отравлением. Доктор Губанов говорил, что это какой-то редкий яд, и что вам очень повезло. Сейчас ваша жизнь вне опасности, но вам нужно отдыхать. Ждите доктора, он всё объяснит.

– Погодите… – прошептал Макс. – Меня никто не хотел… видеть?

– Как же, никто… – улыбнулась сестричка. – Коллега ваша из полиции… очень упорная дама… друг ваш… парнишки какие-то… И ещё один парень из полиции… и девушка… А ещё доктору звонил ваш начальник. Вы там всех переполошили, Максим Генрихович.

– А мой друг…

– Доктор всех домой прогнал, – улыбнулась девушка. – Но его так и не смог.

– Можно его… на одну минуту… прошу вас…

Медсестричка вздохнула:

– Ну, что с вами подделаешь? Но только на минуту. Доктор увидит – ругаться будет. А он так здорово умеет ругаться… как все токсикологи… Сейчас, позову…

И девушка исчезла за ширмой. А потом ширма отдвинулась вновь, и показался бледный растрёпанный Вадим в накинутом на плечи белом халате.

Вадим торопливо опустился на табурет рядом с постелью Макса, сжал его ладонь и прошептал:

– Ну, Слава Богу… Живой…

– Ага, – прохрипел в ответ Макс. – Вадик, прости… Ты из–за меня ночь не спал… Я дурак… такой дурак…

– Ничего, главное, что теперь всё в порядке, – ответил Вадим. – Но если ещё раз такой фортель выкинешь – решишь помирать – лично из гроба вытащу и морду набью.

– Я тебя тоже люблю, Вадик… – ответил Макс и обнаружил, что горло уже почти не царапает.

***

Он зол. Что-то у Него не получилось, что-то пошло не так… Он молчит, ничего не говорит мне, но я чувствую, как Он зол… Я тоже молчу… Сижу на полу, у Его ног, как послушная собачка, а Он треплет меня по волосам и твердит, что никому не отдаст меня, что мы связаны, что мы – одно целое. Мне страшно, но я молчу… Если Он поймёт, что я не просто бездумно смотрю в стену, а пытаюсь думать, вспоминать… Тогда мне будет плохо, очень плохо… Он не должен знать, что ко мне тихонько возвращаются слова, образы, отрывки воспоминаний. И пусть пока всё это яркие кусочки, которые невозможно слепить в одно целое, но это ничего… Я верю, что мозаика сложится, и Его странная власть надо мной исчезнет.

А ещё… ещё я сумел запомнить сон, который мне снился ночью. В этом сне я сидел на заднем сиденье машины и разговаривал с человеком… У него были длинные светлые волосы и пронзительные глаза… человеку было плохо, он засыпал, я понимал, что это не просто так… Что тут тоже постарался Он. Я будил этого человека, говорил с ним… Совсем, как я прежний… Я не помню своих слов, не помню, что этот человек спрашивал у меня, но я знаю, что Его злость и Его поражение связан с этим моим сном…

А потом внутри меня начинает звучать музыка… и я танцую… танцую…

Звук захлопнувшейся двери

Делит судьбы пополам.

Обещали нам по вере,

А судили по делам.

Спиться – спеться – притерпеться,

Станут бить – держать удар…

Звали нас сюда погреться,

А пришли мы на пожар.

Крестный путь убрав цветами,

Мы забыли путь домой,

Мы себя простили сами

Перед вечностью самой.

Небеса устали слушать

Бесполезные мольбы…

Много проще все разрушить,

И подлее – все забыть,

Мы хотели просто верить,

В то, что мы еще не всё…

Звук захлопнувшейся двери

Стылый ветер донесет,

Ночь привычно распахнется,

Сталь привычно зазвенит,

Бог устало ужаснется

И зачем-то сохранит…*

*Стихи Сибиряка.

========== Глава 28. Шаманка в поисках зацепок ==========