Текст книги "Супруг Бога (СИ)"
Автор книги: РавиШанкаР
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
– Слушай, Ан, а на Нирее, что, женщин совсем мало? Ты вот про сестру сказал, что она очень ценна…
– Ну, да, – охотно отвлёкся от мрачных мыслей Анъях. – Так сложилось, что большинство населения Ниреи – мужчины, в связи с этим женщин очень берегут. Женщины высших сословий рано выходят замуж, их задача – обязательно родить Супругу много детей. Поэтому они обычно ведут затворническую жизнь, занимаются домом и детьми. Многие виды деятельности им запрещены из-за риска. В общем, несмотря на весь почёт, их жизнь – это золотая клетка. И они – пленницы собственных семей. Однако далеко не всегда даже знатные люди могут найти себе пару. Поэтому на Нирее распространены однополые браки, особенно в Казашшане, где женщин почему-то рождается меньше всего.
– А как же дети? – удивился я. – Или их можно получить каким-нибудь магическим способом?
– Можно, – кивнул Анъях. – Но это настолько дорого, что такое могут себе позволить только очень богатые люди. В бедных семьях частенько происходит по-другому. Вообще, там не заключаются браки между мужчиной и женщиной, только между мужчинами.
– Ээээ??? – завис я.
– В бедных кварталах девочки, девушки и женщины живут в Домах Женщин. Те, кто достиг детородного возраста, обязаны… эээ… принимать мужчин и беременеть от них. Если рождается мальчик – а так чаще всего и бывает – то его отдают семье, один из мужчин которой зачал ребёнка. Если рождается девочка – её оставляют в Доме Женщин и воспитывают надлежащим образом. А мужчине даётся возможность зачать другого ребёнка и неплохая денежная компенсация.
– Ничего себе, милый обычай! – воскликнул я. Эта система, которая превращала женщин в смесь шлюх и ходячих инкубаторов, мне ужасно не понравилась. – А что по этому поводу думают сами женщины?
– А кто их спрашивает? – вздохнул Анъях. – Их держат взаперти и берегут пуще глаза, тут много не попротестуешь.
– Ну а если женщина не может больше рожать? – спросил я. – Тогда что?
– До такого возраста редко кто доживает, – ответил Анъях. – Ведь их заставляют рожать много и часто. Но такие женщины остаются для ухода и присмотра за детьми, приёма родов и прочего. Но если женщина становится бесплодной и долго болеет, то есть, она уже совсем бесполезна, приходят Жрицы Тальяны и дают ей выпить настой цветка Хон, называемый ими Нежный Поцелуй. Тогда женщина засыпает, видит красивые сны и больше не просыпается.
Если честно, то мне стало совсем противно. Значит, пока устройство функционирует – его холят и лелеют, а когда оно становится бесполезным – попросту выбрасывают? Вот как так можно?
Анъях, увидев отвращение, явно проступившее на моём лице, заметил:
– Мне тоже противен этот обычай, но так почти везде. А у нас на Юпле всё по-другому.
– А как у вас? Неужели у вас больше рождается женщин?
– Да нет, не больше. Просто у нас девушка берёт себе нескольких мужей. Двоих, троих, иногда четверых. И её никто не заставляет вступать в брак с тем, кто ей противен. Дети женщины в этом случае считаются общими.
– Ну, мне кажется, так действительно лучше, – с некоторым облегчением сказал я. – А браки только между мужчинами у вас бывают?
– Бывают, но не так часто, как на всей остальной Нирее. Бывает, что двое мужчин вступают в брачный союз, а потом находится девушка, которая соглашается взять в мужья их обоих. По-всякому бывает. Нас не так много, поэтому мы стараемся договариваться, понимаешь? Если мы ещё и друг с другом ссориться начнём – нас тогда точно всех могут уничтожить, ибо Жрецы Аллира периодически начинают говорить о великом походе в Юплу и уничтожении неверных, то есть, нас. Но до этого ни разу не дошло, думаю, потому что Аллир дал слово Лотару, что наш народ будет жить.
– Сложно всё как… – потёр я ладонями виски.
– А жизнь вообще – штука непростая! – философски отозвался Анъях и тут же заулыбался. – Но это не значит, что мы должны забывать о веселье и радости! Смотри, Сайм, скоро рассвет, нам нужно поискать себе на день подходящее убежище. Чует моё сердце, что Жрецы скоро начнут вставать на утреннюю молитву, и у них будет много поводов пустить за мной погоню!
Анъях как в воду глядел – это раннее утро в Храме выдалось на редкость весёлым и запоминающимся. Настолько запоминающимся, что слухи и сплетни о нём разошлись по всему Казашшану и обсуждались в его самых дальних уголках ещё не один месяц.
Утро в Храме начиналось с того, что младший помощник брата-светильника входил в Главный зал, где стояли статуи Аллира и Тальяны, подливал в светильники ароматное масло и вновь зажигал погасшие за ночь лампады, дабы поднимался кверху благовонный дым, радуя Богов. Так произошло и на это утро. Однако помощник не знал о том, что Анъях самовольно улучшил состав лучших хоривских благовоний, напустив в кувшин с ними жуков-вонючек. Жуки благополучно потонули в ароматном масле, но, погибая, они не сдавались просто так, а выделяли одну субстанцию, которая совершенно не изменяла вид и запах масла внешне, но в состоянии горения… В состоянии горения спустя некоторое время в помещении начинала распространяться невыносимая вонь, от которой непривычного человека просто наизнанку выворачивало.
Так вот, помощник аккуратно заправил светильники, поджёг их один за другим и уже собирался уйти, но в этот момент нос его уловил поистине выдающееся во всех смыслах зловоние. Молодой Жрец сначала не понял, в чём дело, а когда понял, то было уже поздно – вонь достигла такой концентрации, что находиться в зале стало попросту невозможно. Парень горестно взвыл и помчался будить своего непосредственного начальника. Тот, поняв причину, помчался к Главному Жрецу… и от всей души растянулся на металлических шариках, пропахав остаток пути носом и влетев в келью Мирзобиля головой вперёд на животе. Оторванный от увлекательного утреннего занятия с одним из Храмовых Цветов Любви, Мирзобиль недовольно рыкнул, пинком сбросил парнишку с ложа, натянул на себя роскошное жреческое одеяние и сделал величественный шаг из кельи, призывая небесные кары на головы своих подчинённых. Первый величественный шаг оказался единственным, далее Главный Жрец передвигался в основном на четвереньках, поскольку, невеличественно грохнувшись на металлических шариках, так и не смог подняться. Кое-как добравшись до безопасного участка коридора, Мирзобиль громовым голосом потребовал брата эконома, брата казначея и брата экзекутора. Те явились, но в каком виде! Все трое не могли сдержать своего желания, в том плане, что они непрерывно почёсывались – то руками, то об стены, то просили друг друга помочь, поскольку зуд становился всё невыносимее. До офигевшего Главного Жреца стало доходить, что всё происходящее не просто случайность, а полномасштабная пакость. Он позвал Стражу… и перед казармами началась весёленькая куча мала, поскольку шарики были рассыпаны и там. Матерящиеся Стражники неуклюже пытались встать, цеплялись друг за друга, поднимались, снова падали… В общем, не скучал никто. Полчаса спустя удалось восстановить относительный порядок. В главный зал была отправлена команда Жрецов со строгим указом – убрать запах с помощью магии, погасить все светильники и проверить все благовония. Стражники и Храмовая прислуга кое-как собрали большую часть шариков, и передвигаться по коридорам можно было в относительной безопасности. Измученные обитатели Храма отправились в трапезную за припозднившимся завтраком, а поскольку все изрядно помучились и хотели пить, напиток, заряженный афродизиаком, пользовался особым спросом. После подозрительно быстро закончившегося завтрака обитатели Храма начали разбиваться на парочки-троечки и исчезать в различных укромных уголках огромного здания. Но поймать кайф им была не судьба, поскольку к тому времени успело пригреть солнышко, и из канализации вовсю попёрло её буро-коричневое «ароматное» содержимое…
“Закроем же завесу жалости над концом этой сцены”.*
*Так заканчивается одна из глав “Приключений Тома Сойера” в переводе Норы Галь.
====== Глава 6. А на кладбище всё спокойненько... ======
– Смотри, Сайм, скоро рассвет, нам нужно поискать себе на день подходящее убежище. Чует моё сердце, что Жрецы скоро начнут вставать на утреннюю молитву и у них будет много поводов пустить за мной погоню! – сказал Анъях, и я с изумлением заметил, что небо на востоке и вправду начало светлеть. А ведь когда мы покидали Храм, стояла глубокая ночь! Неужели мы шли так долго?
Увидев моё удивлённое лицо, Анъях рассмеялся:
– Беседа делает дорогу короче. Мы с тобой действительно прошли уже три четверти дневного перехода. Ноги не болят?
Я прислушался к своим ощущениям и помотал головой. Пусть мне и не приходилось ходить так подолгу, но регулярные пробежки, кроссы и занятия плаванием и баскетболом кого хочешь превратят из кисейной барышни в тренированного спортсмена. Тем более, что я никогда кисейной барышней и не был.
– Вот и хорошо, – хихикнул Анъях. – Сейчас мы пройдём ещё немного, а потом спрячемся где-нибудь и хорошенько отдохнём.
– Где здесь можно спрятаться? – вздохнул я. – Леса нет, сплошь сады и поля.
Это и в самом деле было так. Казашшан был явно густо заселён, правда, деревушки, которые мы уже благополучно миновали, стояли не на самой дороге, а как бы поодаль от неё, отделённые довольно широкой полосой тех же полей и садов, в которых на ветках болтались плоды самого диковинного вида и расцветочки. Пару раз Анъях срывал с веток, свисавших из-за невысоких заборов, плоды и прятал в мешок, или делил со мной. Несмотря на креативную расцветку и вид, эти странные фрукты вкусом были выше всяких похвал.
– А хозяева не рассердятся? – спросил я, когда мохнатик сделал это в первый раз. Вот только конфликта с разъярёнными местными селянами нам и не хватало.
Анъях рассмеялся и покачал головой:
– Путникам дозволяется для утоления жажды и голода срывать плоды с деревьев, если ветки их нависают над оградой. Крестьяне считают, что пусть лучше сорвут плоды с крайних веток и насытятся, чем попытаются залезть в сад и что-нибудь там сломают или разворотят. А вот забираться в сады строго запрещено, за это крестьянин, поймав воришку, может заставить его работать на себя, пока не посчитает, что тот возместил ущерб. Или заставит платить его родню. А эти фрукты дёшевы только в Казашшане, ибо это единственное место, где они растут. Ни в Хухландии, ни в Хорибе, а уж, тем более, на Юпле ты не встретишь ничего подобного. Поэтому купцы, которые скупают у крестьян урожай, делают неплохой навар. Такие сады выращивает не одно поколение, поэтому ими дорожат и каждое дерево, да что там, каждую веточку берегут пуще глаза.
– Спасибо, что рассказал, – хмыкнул я. – Но неужели все казашшанские путники так честны, что довольствуются плодами с нависающих над дорогой ветвей?
– Конечно, – ответил Анъях, – смотри, у каждого сада есть сторож.
И точно, за каждым невысоким заборчиком маячили огромные оранжевые глаза. Приглядевшись, я разглядел силуэты, удивительно похожие на тех зверюг, что сторожили Храм, только эти были несколько помельче. Правда, на количестве и остроте клыков это не отражалось никак. Так что вряд ли было слишком много желающих попробовать плоды совершенно райского вкуса.
Когда мы прошли четвёртую по счёту деревушку, и небо стало совсем светлым, Анъях неожиданно завертел головой, словно что-то высматривая. Наконец он разглядел между двумя заборами, отделяющими один сад от другого, узенькую тропинку, на нескольких деревьях вдоль которой были развешены цветные лоскутки – красные, синие, жёлтые, пурпурные… Некоторые лоскутки выглядели новенькими, некоторые – белёсыми, выгоревшими на солнце и потерявшими цвет.
– Пошли! – дёрнул меня Анъях за рукав. – Нам сюда.
– Куда? – удивился я. – Там что, постоялый двор? А это не опасно?
– В некотором роде там действительно постоялый двор… который уже не покинут постояльцы, – хихикнул Анъях, – и нет, это не опасно.
До меня, шибко умного, иносказание Анъяха дошло не сразу, и я спокойно повернул на узкую тропинку. А минуты через три высказался:
– Постой! Так мы что, на кладбище идём?
– А куда же? – хмыкнул мохнатик. – На постоялый двор у нас денег не хватит, да и подозрительные мы, в деревню – тоже опасно, крестьяне Жрецов боятся, как огня, в садах переночевать мы не сможем, остаётся только этот вариант. Да и искать нас здесь будут не сразу – успеем отдохнуть и удрать.
– Но там же покойники… – слабо посопротивлялся я, уже понимая, что мохнатик прав.
– И что? – искренне удивился Анъях. – Они себе лежат спокойно в своих могилках, никого не трогают. Тем более, днём.
Этой последней фразой он меня убил напрочь, и я дрожащим голосом поинтересовался:
– А что, ночью нападают?
Анъях звонко расхохотался:
– Да ты что, Сайм, с Ледяного Зуба упал? Это же покойники. Они умерли и лежат себе спокойно и днём, и ночью, пока не поднимет всех праведных Рог Справедливости и не отправит всех неправедных в непроглядную тьму без возврата Секира Вечности!
Опять какие-то местные заморочки. Однако я действительно начал уставать, расспрошу об этом мохнатика завтра. Только вот об одном ещё хотел спросить:
– Ладно, Ан, проехали. Кладбище, так кладбище. Только вот ты мне так и не сказал – кто такие Цветы Любви, и почему ты принял меня за одного из них?
Анъях нахмурился:
– Понимаешь, раз в три года Жрецы отправляются по всему Казашшану и забирают из крестьянских семей или семей ремесленников – в общем, у небогатых людей, приглянувшихся им мальчиков двенадцати-четырнадцати лет. А ещё некоторым помладше оставляют метки, говоря, что заберут позже. Таких мальчиков привозят в Храм, несколько лет обучают… искусству любви… а когда им исполняется шестнадцать лет – отдают на утеху богатым паломникам. Ну, и сами Жрецы с ними развлечься не промах.
– То есть их просто в шлюх превращают? – зло спросил я. – Я что, похож на шлюху?
– Нет, – извиняющимся тоном ответил мохнатик. – Просто ты был без одежды, вот я и подумал, что это кто-то из новеньких. Прости, если обидел тебя.
И Анъях умоляюще посмотрел мне в глаза, забежав вперёд. Вот как на него злиться? Тем более, что он-то в таком не виноват…
– Ладно, я не сержусь, ты и вправду мог перепутать, – кивнул я. – Только я не настолько хорош собой, чтобы сгодиться для такой роли.
– Зря ты так говоришь, – ответил повеселевший мохнатик. – Ты хорошо сложён, у тебя необычный цвет глаз, да и лицо симпатичное. Если бы тебя продавали на рынке рабов – точно купили бы для постельных утех. Многие богатые казашшанцы собирают в гаремы необычных юношей. Вот и моих соотечественников…
Мохнатик повесил голову и всхлипнул. А до меня стало медленно доходить…
– Так тебя в Храм отправили именно за такой наукой?
– Ну да, – кивнул Анъях, – но я наловчился убегать и прятаться. Меня ловили и пороли, но когда я чувствовал себя лучше – я прятался снова. Мне Цветы Любви помогали и не выдали ни разу. Они хорошие ребята… просто несчастные все.
– Да уж, – вырвалось у меня, и невольно стало дико жаль этих бедных парнишек, которых так жестоко отрывали от родных, – вот бедняги.
– Конечно, – серьёзно кивнул Анъях. – Из Храма Цветы Любви могут выйти только в двух случаях. Либо в гарем богатого паломника, либо на кладбище. Всё.
– А их семьи?
– Семьи отрекаются от мальчиков сразу же, как их забирают в Храм. А в Храме… понимаешь, им такое специальное зелье дают, чтобы долго могли с мужчинами… ну сам понимаешь… а ещё, чтобы послушными были и удовольствие получали от всего… А это зелье делает их бесплодными, и умирают они рано. Лет в двадцать, иногда чуть больше.
– Ужас какой! – охнул я. – Но это же просто зверство какое-то! И как же милосердные Боги это допускают?
– Допускают как-то… – пожал плечами мохнатик. – Ладно, Сайм, давай не будем больше об этом, а то так тошно на душе становится. Тем более, что мы пришли и надо найти подходящее местечко для сна.
Кладбище представляло собой ровные ряды небольших глинобитных домиков с двускатными крышами, внутри которых на глиняных лежанках или деревянных столиках стояли плоские и длинные деревянные ящики с хорошо притёртыми крышками – как я понял, это и был местный аналог гробов. Ящики окружали вазы с засушенными или сделанными из матерчатых лоскутков цветами, засохшие и погасшие курильницы, глиняные изящные кувшины и плоские чаши – правда, абсолютно пустые. Кое-где на крышки ящиков были положены медные монетки, попадалось и серебро.
Анъях совершенно непринуждённо эти монетки заимствовал, правда, не все, а по какой-то своей странной системе, и продолжал углубляться внутрь кладбища. Сначала я не понял, почему, потом сообразил – Анъях явно уходил от погребений, которые выглядели достаточно свежими или очень ухоженными – в самом деле, а вдруг скорбящие родственники решат навестить дорогого усопшего, а тут мы… Сомневаюсь, что встреча будет радостной и весёлой. Наконец мохнатик остановился у достаточно крепкого на вид, но явно давно не посещаемого домика и мы заглянули внутрь. Ну, что я могу сказать… Ожидаемый антураж. В меру пыльно, паутина по углам болтается и полутемно. Просто идеальное убежище для двух парней, которые не хотят светиться. Поэтому мы просто забрались внутрь (я старался не приближаться к глиняным лежанкам с ящиками), освободили от пыли наиболее уютный уголок, съели по половинке лепёшки и уснули, совершенно непроизвольно обхватив друг друга руками.
К обеду бедствие в Храме удалось кое-как ликвидировать, и Мирзобиль принялся искать виновного. То есть, кто автор всех этих выдающихся мерзких пакостей, у Главного Жреца сомнений практически не было. Оставалось только найти гадкую мохнатую тварь, не понимающую доброго к себе отношения. А вот с этим вышла загвоздочка. Стражники перевернули Храм сверху донизу, Храмовая прислуга заглянула в каждую щель, вышло наружу много маленьких грязных секретов и секретиков, но проклятый юпландский выродок словно сквозь пол провалился, хотя территорию Храма он покинуть определённо не мог – ракатта была наложена надёжно и крепко.
Наконец спустя три часа безуспешных поисков дрожащий от страха прислужник принёс весть о найденной в одной из комнатушек возле Главного зала странной лужице, напоминавшей по форме ракатту. Снятую! Причём никакого применения магии Мирзобиль не нашёл, как ни старался. А это наводило на грустные размышления – либо у юпландской дряни завёлся в друзьях маг сильнее Мирзобиля, что было невозможно даже теоретически, либо мальчишка нашёл какой-то немагический способ снять ракатту. В любом случае поганца следовало вернуть, расспросить обо всём, примерно наказать, но так, чтобы он остался в живых, а потом отдать в казармы Храмовой Стражи – на потеху. Тогда, небось, шёлковый станет. Жаль, очень жаль, что на этого маленького мохнатого выродка не действует проверенное зелье – всё-таки юпландцы кое-чем отличаются от нормальных людей – тогда бы проблем с ним не было вообще. Но ничего, казармы кого угодно сделают послушным. И если Правитель Айайоль вспомнит о том, что хотел себе такую игрушку – выродок будет к его услугам.
Мирзобиль с удовлетворением потянулся и велел позвать брата расследователя. Тот явился незамедлительно и, получив приказ вернуть мальчишку, осведомился:
– Мне дозволено будет взять для поисков Псов Истины и Амулеты Лёгкого Пути?
– Берите всё, что угодно, брат, – быстро сказал Мирзобиль. – Но к закату мальчишка должен быть на Площадке Наказаний!
Брат-расследователь поклонился и вышел, со двора донёсся его холодный строгий голос – он собирал Стражников, а ещё через несколько минут до слуха Главного Жреца донёсся леденящий душу вой – брат-расследователь разбудил Псов Истины.
Мирзобиль удовлетворённо улыбнулся и, крикнув прислужника, велел привести к нему того, утреннего мальчишку. Приказание будет исполнено наилучшим образом, он не сомневался в этом, а сейчас можно немного отдохнуть.
====== Глава 7. Пешеходы бывают двух видов: шустрые и мёртвые ======
Мы забрались внутрь одного из домиков-склепов, освободили от пыли наиболее уютный уголок, съели по половинке лепёшки и уснули, совершенно непроизвольно обхватив друг друга руками. Какое-то время я спал крепко и сладко, и снилось мне что-то непонятное, но хорошее. Но неожиданно я проснулся, как от толчка, и открыл глаза. Судя по красноватым лучам местного солнышка, пробивавшимся через щели в глинобитной стене домика-склепа, день наступил уже давно. Вокруг было тихо, но мне почему-то стало тревожно. Так тревожно, что я счёл за лучшее растолкать забавно сопевшего Анъяха, который во сне умудрялся морщить лоб и забавно причмокивать. Когда я несколько раз осторожно потормошил его, прошептав:
– Ан… Ан… просыпайся… – Анъях сердито зафырчал:
– Ма-а-ам, ну, ещё чуть-чуть…
Было это так по-детски умилительно, что я точно бы оставил его в покое, но состояние тревоги нарастало. Более того, я не ушами, а чем-то внутри уловил тихий-тихий, но постоянный звук, более всего напоминавший тоскливый леденящий вой. И это заставило меня действовать активнее.
Я несильно шлёпнул мохнатика по щеке и ещё потормошил:
– Ан, вставай! Что-то не так!
Анъях наконец-то открыл глаза и удивлённо посмотрел на меня:
– Сайм, ты что? До заката ещё есть время!
– Сам не знаю, – ответил я, – что-то мне так тревожно. Да ещё этот вой…
– Вой? – мохнатик мгновенно сделался белее моей парадно-выходной рубашки. – Какой вой?
– Ты не слышишь? – удивился я. – Ну, это такой вой жуткий… Я его словно внутри чувствую. Может, мне просто кажется?
Я ждал, что Анъях рассмеётся, похлопает меня по плечу и скажет что-нибудь весёлое о моих глупых переживаниях. Но мохнатик закрыл глаза и стал прислушиваться. Но не к тому, что снаружи – снаружи царила полнейшая тишина, а к тому, что внутри. И стал он не просто бледным – серым. И я понял, что мохнатик не просто напуган. Он в ужасе.
– Ты прав, Сайм, – бесцветным голосом произнёс мохнатик. – Они пустили по моему следу Псов Истины. Беги отсюда, пока ещё можешь. Доберись до города Маррена – это большой торговый город и порт на побережье и наймись на корабль к купцам, торгующим с Юплой. А когда вы доплывёте до места – просто сбеги с корабля и найди моих родных. Тебе поможет любой юпландец, только назови ему моё имя. Передай моим, что я их… люблю… Они тебя спрячут.
– Ещё чего! – быстр отозвался я. – Вместе мы удрали из Храма, вместе и доберёмся до твоих! Сам им и скажешь, как любишь, понял? Нефиг себя хоронить!
– Ты не понимаешь, Сайм! – безнадёжно проговорил Анъях. – От Псов Истины невозможно скрыться, они найдут меня везде. А за ними следом придут их хозяева – Жрецы. Я не знаю, что они со мной сделают, но уж точно не пощадят…
– Да ладно! – взорвался я. – И ты так легко сдаёшься? А давай-ка поспорим, что мы благополучно удерём от этих Псов и найдём тех, кто нам поможет! Ну же, давай!
И я вытянул руку, призывая Анъяха к спору с собой. Он бледно улыбнулся:
– А если мы поспорим, ты будешь спасаться?
– Конечно, – кивнул я, сделав самый честный взгляд на свете. Анъях купился. Наивный… Наши школьные учителя, завидев мой честный наивный взгляд, точно знали, кто сотворил новую проказу. Правда, знание – оно, конечно, сила, но признание – царица доказательств. А я не признавался ни разу. И улик не оставлял. Так что знание моей психологии учителям помогало мало. Но что-то я отвлёкся. Анъях продолжал выглядеть так, словно вот-вот хлопнется в обморок – видно, эти Псы Истины и вправду страшная штука. И проверять это при личной встрече я не намеревался, поэтому торопливо произнёс:
– Спорим… ну я не знаю… на половинку лепёшки, что ли…
Анъях так же торопливо закивал, а я продолжил:
– Я, Сайм, спорю с тобой, Анъях, что мы сможем благополучно уйти от Псов Истины, они потеряют наш след, и что мы найдём тех, кто поможет нам благополучно добраться до порта Маррена.
– Я, Анъях, спорю с тобой, Сайм, и утверждаю, что от Псов Истины ещё никто никогда не уходил, – дрожащим голосом произнёс Анъях, а потом ударил рукой по моей ладони и провозгласил:
– Спор заключён!
Я радостно кивнул, а Анъях быстро заявил:
– Мы поспорили! Теперь беги!
Я покачал головой.
– Но ведь ты же обещал, что будешь спасаться… – обиженно протянул мохнатик.
– Только вместе с тобой! – решительно заявил я, и прежде, чем Анъях успел что-то возразить, я закинул на плечи его полотняный мешок и решительно потянул мохнатика за руку к выходу:
– Побежали!
И мы, выскочив из домика, понеслись в указанном Анъяхом направлении отнюдь не в ту сторону, откуда пришли. Какое-то время мы благополучно петляли среди глинобитных могилок, а затем нам открылась в окружавших кладбище садах вторая тропинка. По ней мы и помчались дальше. День уже явно клонился к вечеру, поэтому местные пейзане оставили дневные труды, и никто не имел чести лицезреть наш безумный кросс. Да мы в свидетелях и не нуждались – главное было удрать подальше. Но я с тревогой ощущал, как нарастает ледяной вой. Неужели моя способность не сработала? Но думать было некогда, мы бежали и бежали, пока не выбились из сил. И тут случилось ужасное. Анъях со всего размаху угодил в какую-то ямку… или норку местного крота и упал. Я обернулся к нему и с ужасом увидел, как на лбу мохнатика наливается здоровенная шишка, а взгляд становится плавающим, туманным… видать, нехило он об землю приложился.
Но самым страшным было не это – я видел, как Анъях пытается подняться… и не может… Неужели перелом? Но тогда нас точно догонят!
Я торопливо бросился к Анъяху и стал осторожно освобождать его ногу из дурацкой ямки, мысленно обещая отправить всех кротов куда-нибудь в космос малой скоростью – понаставили ям, суки! Честному человеку ступить некуда!
Анъях слабо отбивался и всё просил меня его бросить и спасаться самому, но я заявил, что если он не заткнётся, то я поставлю ему ещё одну шишку – на этот раз с правой стороны лба. Для симметрии. Тогда мохнатик замолчал, а я, осторожно задрав штанину, осмотрел и ощупал ногу. Отёк и посинение были налицо, однако ж не зря я любил спорт. Я таких травм видел-перевидел, сам не раз на них нарывался и другим помощь оказывал. Никакой это, слава всем богам сразу, не перелом. Вывих голеностопа. Ну, это мы поправим.
– Потерпи чуть-чуть, будет очень больно, но недолго, – сказал я Анъяху, потом осторожно чуть повернул его ступню и резко дёрнул. Анъях вскрикнул, но тут же замолчал. Раздался еле слышный щелчок… Всё в порядке. Я торопливо сорвал с головы псевдоарафатку и старательно перетянул пострадавший сустав. Всё, порядок. Но бегать мохнатику пока точно нельзя. Ничего, на себе вытащу. Он вон какой худой. Справлюсь.
И я улыбнулся Анъяху:
– Ничего. Я тебя вытащу, а к завтрашнему вечеру будешь бегать, как раньше.
Неожиданно Анъях покачал головой:
– Нет, Сайм… Они настигли нас.
И в голосе его была такая безнадёжность, что меня выморозило просто.
Я медленно обернулся, заслоняя собой Анъяха, и увидел, как по тропинке друг за другом несутся удивительно красивые и одновременно страшные до жути звери. Более всего они напоминали гигантских чёрных волков с полосами серебристой шерсти вдоль хребта и дико горящими жёлтыми глазами. А уж зубки… Эти зубки мне точно будут в кошмарах сниться. Их было не так много – то ли пять, то ли шесть, но у меня возникло стойкое убеждение, что даже одного из Псов хватит, чтобы порвать нас на тряпочки.
– Сайм, беги! – снова всхлипнул Анъях. – Они ищут только меня и тебя, может быть, не тронут!
Я только усмехнулся. Меня в детстве частенько называли припадочным и малахольным, потому что, когда ко мне начинали приставать старшие придурки – ну есть же такая категория мальчишек, которым нравится доводить до слёз малышей… так вот, когда эти придурки начинали приставать ко мне, обидно дразня и подкалывая, отпуская тычки и затрещины, я до поры до времени только злобно сопел. Но стоило моей злости достичь критической массы – я бросался на них с кулаками, кусался, царапался, а если попадала в руки палка – мог и палкой огреть. И мне было абсолютно плевать, сколько их там имелось в наличии. Да, меня, конечно, били. Ещё как. Но очень скоро мои обидчики усвоили, что игра не стоит свеч и что они тоже нехило огребают от тощего малолетки. И решили поискать себе другие объекты для гадких дразнилок и оттачивания ударов. Потому как одному из этой компании я сломал нос, двое заработали нехилые такие шрамы от укусов, а ещё один вообще лишился пары передних зубов, превратившись на некоторое время в клон молодого певца Шуры. Вот и сейчас – мне было плевать, сколько там этих псин. Я не дам мохнатика в обиду, потому что он мой друг. И всё тут.
Я быстро нагнулся, подобрал с земли несколько камней, подставив подол рубашки, словно бабушка, собирающая огурцы в фартук, и развернулся прямо к летевшим на нас во весь опор Псам Истины. Ах, как красиво они неслись – вытянувшись в струну стелились над землёй, делая громадные прыжки и приближаясь к нам неотвратимо, словно сама Смерть…
Но я помирать был не согласен, поэтому, подняв над головой камень поувесистее, заорал что есть мочи:
– А ну, пошли на хуй! Нет тут ничего вашего!
К моему удивлению и полному офигению Анъяха, Псы сменили траекторию своего бега. Они чуть-чуть, почти незаметно повернули вправо, оставляя нас вне зоны своего внимания. Смерть проносилась в двух шагах от нас… и словно нас не видела. Только последний из Псов, самый огромный и страшный притормозил рядом с нами и склонил лобастую огромную башку. Я уже собрался запустить камень ему между глаз, но услышал у себя в голове вполне осмысленную фразу:
– «Не надо, Предназначенный… Если это – твоё, идите с миром. Мы потеряли ваш след».
– Это тыыы??? – я с удивлением уставился на Пса, и камень сам собой выпал из моей руки и упал на траву. – Я слышу тебя?
– «Меня, кого же ещё…» – подтвердил голос, а Пёс ехидно оскалился и подмигнул мне жёлтым глазом с вертикальным зрачком. Просто сюр какой-то!
– Бля, Тото, – непроизвольно вырвалось у меня, – а мы уже не в Канзасе!*
– «Да ладно, – хмыкнул Пёс, – а ты думал, мы неразумны? Мы служим Жрецам, но нас создали не они и даже не Аллир. Но он пленил нас, и мы подчиняемся. Но теперь время нашего рабства подходит к концу, Предназначенный. До встречи. И поторопитесь уйти отсюда. Мы не тронем вас, но брат расследователь использует Амулеты Лёгкого Пути, скоро он будет тут со стражей, найдите себе убежище и спрячьтесь. Береги себя, Предназначенный».
Пёс мотнул огромной лобастой башкой, неожиданно поднял лапу и протянул её перед собой. Я осторожно – всё-таки лапища была размером с хорошую сковородку – пожал её, Пёс развернулся и в несколько прыжков исчез из поля зрения.
Я обернулся. Анъях сидел на земле с открытым ртом и мало на что реагировал. У парня явно произошёл мощнейший разрыв шаблонов, но, увы, возиться с этим было совершенно некогда. Я достал фляжку, и, несколько раз шлёпнув мохнатика по щекам, заставил сделать пару глотков. Это позволило Анъяху вернуться на грешную землю и слабым голосом вопросить:
