Текст книги "Золотой петух. Безумец"
Автор книги: Раффи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)
В один прекрасный день Масисян получил письмо от своего московского приказчика, в котором тот просил прислать ему помощника, так как из-за болезни он не может один справляться со всеми делами. Письмо это взволновало всех приказчиков Масисяна. Каждому хотелось попасть в Москву. Но в письме говорилось, что помощник должен уметь читать и писать не только по-армянски, но и по-русски, а таких приказчиков у Масисяна не было, и хозяин был в большом затруднении – где бы найти подходящего человека.
Озабоченный этой мыслью, он как-то вечером вернулся домой и, вместо того чтобы по-обыкновению пойти в свою комнату, уселся во дворе на скамейке под ореховым деревом. Его мучила жажда, и он велел Микаелу принести холодной воды. Тотчас исполнив приказание хозяина, Микаел стал в сторонке, ожидая дальнейших распоряжений.
– Позови ко мне госпожу, – сказал ага.
Несколько минут спустя пришла госпожа Мариам и так же, как Микаел, остановилась возле скамейки в ожидании, что скажет муж. Ага сделал ей знак, чтобы она села. Затем он сообщил ей, что сказано в письме из Москвы, и пожелал выслушать мнение «ханум».
Госпожа Мариам в душе очень удивилась, что муж выказывает ей такое доверие; впервые за всю их супружескую жизнь Масисян обратился к ней за советом, да еще по вопросу, в котором она мало что понимала.
– Вам лучше знать, – ответила она мужу. – Кого вы считаете подходящим, того и пошлите.
Микаел, стоявший в сторонке, слышал этот разговор, и так как он давно искал повода предложить свои услуги, набравшись смелости, подошел к ага и сказал:
– Пошлите меня, господин.
Хозяин сурово взглянул на него и хотел было рассердиться, но неожиданно рассмеялся и сказал:
– Ах ты, щенок, а что ты знаешь, чтобы послать тебя?
– Я и по-армянски и по-русски умею читать, писать и говорить, – уверенно ответил Микаел.
– Ты?! Где ты научился?
– Я сам… самоучкой… выучился, – запинаясь, ответил Микаел, решив не выдавать своего учителя – Стефана.
И хозяин и госпожа Мариам были очень удивлены: для всех в доме было неожиданностью, что Микаел знал грамоту.
И тут же у госпожи мелькнула мысль воспользоваться этим предлогом, чтобы на время удалить Микаела из дому: ей уже давно не давала покоя мысль, как бы Рипсиме не пошла по стопам старшей сестры Нуне, которая убежала из дому с приказчиком отца и обвенчалась с ним в деревенской церкви.
– К чему искать другого, – проговорила она, – пожалуй, лучше всего послать Микаела. Он вырос в нашем доме, поедет – человеком станет.
– А есть у тебя русская книга? – спросил ага.
– Есть.
– Иди принеси, посмотрим, какой ты грамотей.
Вне себя от радости, Микаел опрометью бросился в свой чулан, даже забыв о том, что надо нагнуться, и со всего размаху ударился о притолоку. Он сильно ушибся, но, не обратив внимания на боль, достал ящик, набитый книгами, – заветный ящик, подаренный ему Стефаном, и вытащил одну из них. В эту минуту ему припомнились слова Стефана: «Читай, Микаел, побольше читай, тебе это очень пригодится в жизни». И вот сбылись его слова, думал Микаел; он горел желанием попасть в Москву, чтобы хоть одним глазком взглянуть на своего любимца.
Микаел принес книгу и с видом робкого ученика встал возле хозяина.
– Ну-ка почитай, послушаю.
Микаел читал бегло, без запинки, ага слушал внимательно, хотя не понимал ни слова.
– Ну, теперь напиши.
– А что написать?
– Ну, положим, тебе надо написать письмо к московскому приказчику: «На этот раз нами посланы двести мешков хлопка, частью американского, частью смешанного с местным. На тех мешках, где хлопок смешанный, имеются отметины. Не забудь об этом, когда будешь показывать товар покупателю, и постарайся продать его как американский». Ну, теперь прочти, что ты написал.
Микаел прочел.
– Ты написал про мешки с отметинами?
– Написал. – И Микаел снова прочел это место и робко заметил: – Ой, а вдруг покупатель вскроет мешок с отметиной, что тогда?
– Заткни глотку, щенок, мой московский приказчик не такой дурень, как ты, он свое дело знает… – рассердился ага и обратился к жене: – Вот ты говоришь – пошли. Ну, можно ли посылать такого дурня, все равно человеком не станет.
На самом же деле никакой хлопок не был послан – ни американский, ни местный, и никаких отметин на мешках не было. Господин Масисян диктовал письмо, дав волю своему воображению, в предвкушении очередной коммерческой сделки на московской бирже.
Микаел очень жалел, что у него вырвалось такое неосторожное замечание. Госпожа Мариам тоже досадовала на оплошность Микаела, возбудившую сомнения хозяина, который требовал от своих приказчиков слепого повиновения и заставлял их участвовать в своих плутнях.
Госпожа решила как-нибудь поправить дело.
– Не беда, – сказала она, – он еще молод, поедет, людей повидает, ума-разума наберется.
– Научишь такого – как же! Столько лет учится, а толку мало. Дурака учить – только время терять.
Микаел стоял молча, с виноватым видом.
В эту минуту во двор вошел человек в картузе, в сером длиннополом истасканном сюртуке, надетом поверх черного архалука, обутый в коши, из которых выглядывали грязные носки, давно утратившие свой первоначальный цвет. Посетитель держал в руке толстую самодельную палку.
– Симон Егорыч! – в один голос воскликнули все.
Посетитель был поверенный Масисяна. Когда-то он служил в полиции, но был выгнан оттуда за пьянство. Сейчас он явился к почтенному купцу по делу той женщины, сын которой был посажен в тюрьму за долги.
– Ты пришел кстати, Симон Егорыч, я как раз ждал тебя, – сказал ага.
– Пришлось прийти, эта негодная (речь шла о матери арестованного должника) покоя мне не дает, – проговорил поверенный, усаживаясь рядом с Масисяном.
Он выглядел утомленным. Сняв свой запыленный картуз, он отер со лба пот, достал из кармана табакерку, с наслаждением втянул понюшку в обе ноздри своего крупного носа, затем перевел дух и, заметно повеселев, любезным жестом протянул табакерку Масисяну.
– Одолжайся, отличный табак, – сказал он. – С божьей помощью обделал я сегодня в суде одно дельце, вот и поднесли мне…
Но Масисян, не удостоив вниманием его любезное предложение, нетерпеливо спросил:
– Скажи лучше, что ты сделал с этой негодяйкой?..
– Не хочешь понюхать, зря, говорю тебе – отличный табак, стамбульский, бог свидетель, давно уже я не нюхал такого.
– Гм, я вижу, ты расположен шутить, Симон Егорыч, говори, как ты разделался с этой негодяйкой, – в сердцах проговорил ага.
– Благословенный, чего же ты сердишься? – невозмутимо произнес поверенный, неторопливо отряхивая табачную пыль с драного архалука и со своих усов, пожелтевших от нюхательного табака.
– Ну вот поди столкуйся с этим человеком! – с негодованием воскликнул ага, качая головой. – Я ему говорю одно, а он мне другое. Скажешь ты наконец, чем кончилось дело?
– Чем же могло кончиться, заставил, проклятую, все продать с молотка…
Ага весь так и просиял.
– А деньги? – спросил он.
– Деньги принес.
Поверенный вынул из кармана завернутые в тряпочку деньги и, не считая, дрожащей рукой протянул их аге.
– Эй, парень, Микаел, подай-ка стакан водки Симону Егорычу да возьми тот большой стакан, ты знаешь какой! – приказал ага и принялся пересчитывать деньги.
– Благословенный, почему ты раньше не распорядился, ты же знаешь, что Симон Егорыч без этого зелья жить не может, – сказал поверенный, всем своим видом выражая нетерпение.
Тут Микаел опять совершил оплошность и вторично навлек на себя гнев хозяина. Хотя ему было приказано принести «большой» стакан водки, но он должен был принести маленький, так же как в лавке под словом «хороший» товар следовало понимать плохой. Микаел исполнил приказание точно и поднес Симону Егорычу большущий стакан водки. И хотя это была крепкая неразбавленная водка, тот залпом осушил стакан.
– Ну, вот и на душе легче стало, будь здоров, – сказал поверенный, возвращая Микаелу пустой стакан.
Но ага так выразительно и сурово посмотрел на своего слугу, что бедняга сразу понял свою оплошность и в отчаянии подумал, что Москвы теперь ему уже не видать.
Госпожа Мариам в эту минуту предавалась грустным размышлениям: увидев принесенные поверенным деньги, она поняла, что они были выручены от продажи имущества той несчастной женщины, чей сын сидел в тюрьме и которая несколько дней тому назад приходила к ней и молила ее о сострадании, и вот теперь бессердечие мужа обрекло на нищету целую семью.
– Спасибо, Симон Егорыч, – сказал ага и, вытащив из пачки красненькую десятирублевую ассигнацию, протянул ее поверенному. – Это тебе магарыч за то, что ты спас мои деньги.
Симон Егорыч принял «магарыч» с подобострастным видом и чуть было не облобызал руку купца. В таких случаях Масисян не скупился, подобно тем охотникам, которые бросают своим легавым кусок затравленной ими дичи.
Между тем вопрос о посылке Микаела в Москву не был решен. Видя, что принесенные поверенным деньги привели хозяина в хорошее расположение духа, госпожа Мариам решила воспользоваться благоприятным моментом и вернулась к разговору о Микаеле.
– Прочтите это письмо, Симон Егорыч, скажите, как оно написано, – сказала она, протягивая поверенному бумагу.
Вынув из-за пазухи огромные очки, поверенный надел их на свой крупный нос и торжественно, стал читать вслух:
«На этот раз нами посланы двести мешков хлопка, частью…» и т. д.
– А там написано, что имеются особые отметины? – спросил ага у поверенного, когда тот кончил читать.
– А как же, написано: «…на последних мешках особые отметины» и эти слова даже подчеркнуты, – ответил поверенный.
– Хорошо написано?
– А кто писал?
– Наш Микаел.
– Клянусь жизнью, что он пишет лучше меня, – сказал поверенный, прижав руку к сердцу, – я двадцать лет был приказным в полиции, пятнадцать лет прослужил писарем в Т… у уездного начальника, но мой почерк гроша медного не стоит в сравнении с ним.
Неумеренная похвала поверенного, вызванная главным образом изрядной порцией водки, которую поднес ему Микаел, была как бы платой за услугу. Однако одобрение Симона Егорыча как человека сведущего имело большое значение для решения вопроса о посылке Микаела в Москву, и ага пообещал непременно это сделать.
Через три дня, рано утром, у дверей дома Масисяна остановилась дорожная повозка. Микаел вышел из дому в своем новом костюме. Его провожали Масисян и госпожа Мариам. Микаел подошел попрощаться сперва к госпоже, поцеловал ей руку и получил материнское благословение, потом приложился к руке хозяина и напоследок еще раз выслушал его «отцовское напутствие». Наконец с сияющим от радости лицом Микаел уселся в повозку, и она тронулась. Когда повозка обогнула правый угол дома, на колени Микаела вдруг упал букетик цветов. Он поднял голову и увидел Гаяне и Рипсиме, стоявших на кровле дома и кивавших ему на прощанье. Он очень обрадовался, но для него осталось загадкой, кто из них бросил ему букет? Его томило любопытство…
ЧАСТЬ II
Глава первая 
рошло около года с того дня, как Микаел приехал в Москву.
Был воскресный день. В одном из заброшенных, глухих переулков Москвы, в старинном доме, где сдавались внаем меблированные комнаты, за письменным столом сидел молодой человек с бледным, изможденным лицом и что-то усердно писал.
Хотя было уже далеко за полдень, он, видимо, еще не успел заняться своим туалетом: длинные растрепанные волосы небрежно падали на его обнаженную шею. Халат ему заменяло старое зимнее пальто, на ногах вместо домашних туфель были галоши.
День выдался туманный и холодный. Под порывами ветра уныло звенели оконные стекла. В нетопленной комнате было холодно, но юноша, видимо, не чувствовал этого, увлеченный своей работой. Иногда он разжигал трубку – словно для того, чтобы отогреть свои окоченевшие пальцы. На письменном столе, довольно просторном, в беспорядке были разбросаны бумаги, тетради, книги, газеты, на одной из них лежала горсточка табаку, среди бумаг стояло множество склянок и пузырьков с различными жидкостями и порошками всех цветов. Были тут и физические и химические приборы, большие куски угля, нужные для опытов, и лежал человеческий череп. Весь этот хаотический беспорядок напоминал рабочий стол Фауста. Обстановка была самая скромная: несколько стульев, кровать, этажерка, лампа. В этой неприглядной комнате жил студент Стефан Масисян, сын первого богача Е-ского уезда.
В дверь постучали, вошла служанка.
– Вас спрашивает какой-то господин.
– Пусть войдет, – небрежно ответил молодой человек, продолжая писать.
В комнату вошел довольно прилично одетый молодой человек и при виде студента оторопел. Тот, в свою очередь, поднял голову и с явным удивлением разглядывал посетителя.
– Ах, это ты, Микаел, как ты изменился, я с трудом узнал тебя! – воскликнул студент и, вскочив, бросился обнимать гостя.
Микаел не в силах был вымолвить ни слова.
– Откуда, куда… какими судьбами ты в Москве? – снова заговорил студент, не выпуская Микаела из объятий. – Ну, садись, рассказывай.
Они уселись друг против друга. Макаел объяснил, что его послали в помощь приказчику, который стал в последнее время прихварывать и уже не мог один справляться с делами. Вот уже скоро год, как Микаел находится в Москве и все время рвется повидать Стефана, но до сих пор это ему никак не удавалось, потому что ага строго-настрого запретил ему встречаться со Стефаном, боясь, чтобы он не сбил его с панталыку, и велел приказчику следить за каждым шагом Микаела. Несколько дней назад приказчик скончался, и, похоронив его, Микаел поспешил прийти к Стефану.
– Очень плохой был человек, – добавил Микаел. – Ни на минуту не спускал с меня глаз.
– Я не имел удовольствия знать этого подлеца, – презрительно произнес Стефан, – расскажи лучше, чем ты сейчас занимаешься?
Микаел сообщил, что он теперь исполняет должность покойного приказчика. Незадолго до смерти тот сообщил хозяину, что Микаел вполне может заменить его и просил разрешения вернуться на родину, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье, так как московский климат оказался для него вреден; но ага отказал ему в этой просьбе. Приказчик слег и, недолго проболев, умер.
– Ну что ж, эти перемены нам на руку, – заговорил Стефан, – ты будешь жить в Москве, и мы возобновим наши занятия. Не забросил ли ты, случайно, чтение?
– Нет, Стефан, – ответил Микаел, смутившись как ученик перед учителем, – я читал очень много и прочел все книги, которые ты мне оставил.
Микаела очень удивило, что Стефан не задал ему ни одного вопроса ни об отце, ни о матери, ни о сестрах, не поинтересовался, в каком положении находится его семья.
– Ты получаешь письма от своих? – спросил его Микаел.
– Не получаю и не желаю получать, – равнодушно ответил Стефан. – Что нового они могут мне сообщить? Конечно, у них все по-старому, не так ли?
– Да, это так. А сам ты не пишешь им?
– Нет.
На Микаела удручающе подействовала неприглядная обстановка, в которой жил Стефан, – здесь все говорило о горькой нужде. Да и сам Стефан выглядел нездоровым: в том возрасте, когда у юноши здоровье бьет через край, он был худ, как скелет. Здоровье его было подорвано неумеренными занятиями и тяжелым трудом, истощившим все его силы. В комнате, где не топилась печь, было очень холодно и от стен веяло могильной сыростью. Уже одного этого было достаточно, чтобы подорвать здоровье юноши.
Не легко студенту совмещать учение с тяжелой борьбой за существование. Вместо того чтобы целиком посвятить себя изучению избранной специальности, он вынужден тратить драгоценное время на посторонние занятия, чтобы заработать на кусок хлеба.
Микаел, угадывая все это, дружеским тоном спросил Стефана:
– На что ты живешь?
– На что? У меня есть небольшой заработок, на который я существую, даю частные уроки, занимаюсь переводами, сотрудничаю в одной газете.
Микаел был уже достаточно развит для того, чтобы понять, как много времени отнимают у Стефана эти побочные обязанности в ущерб занятиям в университете и во вред своему здоровью. Он предложил Стефану свою помощь, сказал, что будет каждый месяц давать ему небольшую сумму денег, на которую он сможет безбедно существовать.
– Это невозможно, – отказался Стефан.
– Почему? – удивился Микаел.
– Больше того, что я зарабатываю, мне не нужно. Кроме того, тебе, конечно, известно, что отец не согласился давать деньги на мое содержание. Если ты собираешься делать это тайно от него и ему станет известно (а это не может не стать известным), это повредит твоей карьере.
– Я буду давать тебе из своих денег, я теперь получаю жалованье, а оно мне не нужно.
– Пригодится потом.
Микаел стал упрашивать Стефана, чтобы тот взял у него деньги, уверяя, что он в неоплатном долгу перед Стефаном, и желает оказать ему лишь ничтожную дружескую услугу, и будет очень огорчен, если Стефан отвергнет его помощь. Микаел добавил, что если Стефан не хочет брать безвозмездно, то может со временем вернуть деньги, когда окончит университет и будет располагать средствами.
Стефан учился на медицинском факультете и был уверен, что его ждет обеспеченное будущее и он со временем сможет выплатить свой долг… Он понимал, что, воспользовавшись помощью Микаела, он облегчит свое положение и сумеет с большим успехом продолжать свои занятия в университете, которые требовали усидчивого труда, в то время как побочные занятия ради куска хлеба отнимали слишком много времени. Но он боялся навлечь на Микаела неприятности, тем более после его признания, что ага предписал покойному приказчику запретить всякое общение между его сыном и Микаелом.
– Это трудно, очень трудно, Микаел, – сказал он.
– Ничего трудного нет. Разве я не могу распоряжаться своим жалованьем как хочу!
– В том-то и дело, что не можешь. Неужели ты не знаешь моего отца? У тебя нет собственных денег, даже своим жалованьем ты не можешь распоряжаться до тех пор, пока ты его служащий.
Долго еще беседовали двое друзей и расстались, так и не решив вопрос о деньгах.
– Ты снова придешь ко мне, я надеюсь, – сказал Стефан, провожая Микаела, – я дам тебе почитать кое-какие книги.
– Приду непременно и буду часто заходить к тебе.
Хотя Микаел и обещал давать Стефану свое жалованье и всей душой хотел помочь ему, но он не подумал о том, как ему трудно осуществить это намерение. Дело в том, что он не получал никакого жалованья, вернее оно оставалось в руках аги, который пускал деньги в оборот. «Сынок, – писал ему Масисян, – для чего тебе жалованье, куда ты его денешь, растратишь на пустяки, пусть лучше деньги останутся у меня, я их сберегу, пущу в оборот к твоей же выгоде и под конец передам тебе кругленькую сумму».
Микаел ломал голову над тем, как бы дать понять хозяину, что ему нужны деньги и он хотел бы получать свое жалованье ежемесячно, ведь прямой нужды в деньгах у него не было: все расходы на питание, одежду и квартиру шли за счет торгового дома Масисяна, и на это предназначалась определенная сумма.
На востоке купцы и торговля всегда были окружены уважением в глазах общества. В восточной литературе и народных преданиях имена купцов стоят почти в одном ряду с именами халифов, они являются образцами честности и справедливости. Армянские купцы, как и все азиаты, несомненно должны были обладать этими благородными качествами, свойственными тем чужеземным купцам, – персам, ассирийцам, и особенно арабам, с которыми они имели постоянные торговые сношения.
И действительно. У армянских купцов еще сохранились в какой-то мере добрые традиции патриархальной старины. Одной из древних традиций купеческого сословия было усыновление. И теперь случается, что богатый купец берет к себе в услужение мальчика из бедной семьи, чаще всего сироту. Допустим, что мальчик попался способный, расторопный, «подает надежды», – тогда хозяин как бы усыновляет его. Хотя он назначает ему жалованье, но денег на руки не выдает, хранит их у себя, пускает в оборот до той поры, пока «усыновленный» не усвоит всех тонкостей торгового дела, не достигнет зрелости и с помощью своего покровителя не заведет собственное дело. Тогда ага вручает ему на обзаведенье жалованье, накопленное за долгие годы службы и приумноженное за это время, а кроме того, в награду за верную службу прибавляет от себя некоторую сумму и открывает широкий кредит, чтобы «усыновленный» мог расширить свое торговое дело.
Такие приказчики считались «приемными сыновьями» купца.
Для купца было делом чести и славы «вывести в люди» своего подопечного. Такого подопечного обычно называли «светильником», зажженным рукою купца, другими словами купец как бы озарил светом жизнь какой-нибудь бедной семьи, облагодетельствовал ее. Чем больше таких «светильников» зажигал купец, тем большим уважением он пользовался в обществе.
Масисян придерживался этой старинной традиции, исходя из своих сугубо деловых интересов. Своим приказчикам он или совсем не платил жалованья, или выплачивал его частично: удерживая деньги, он обещал пустить их в оборот, чтобы со временем, когда они заведут самостоятельное дело, выплатить им кругленькую сумму. С помощью этого хитрого приема ему удавалось не только держать приказчиков в руках, но и использовать их деньги с выгодой для себя. Удерживая их жалованье, он как бы брал с них ручательство, что они будут полностью покоряться ему. Заподозрив приказчика в обмане, он немедленно выгонял его, и несчастный лишался платы за все годы своей службы, так как Масисян взыскивал с него «штраф». Подчас он возводил обвинение на неповинного приказчика и выгонял его, не заплатив ни гроша. Вот почему в торговом доме Масисяна приказчики долго не удерживались.
Вернувшись от Стефана, Микаел в тот же день написал хозяину письмо, в котором просил разрешения получать каждый месяц жалованье под предлогом того, что он хочет приобрести на эти деньги лотерейные билеты и «попытать счастье». В ответ он получил категорический отказ. Ага писал, что все это ерунда, что счастье Микаела в его руках и он должен уповать только на него и во всем следовать его советам, тогда со временем из него выйдет «порядочный» человек.
Этот ответ сильно возмутил Микаела, он готов был тотчас написать Масисяну, что отказывается от должности приказчика, раз ага не соглашается исполнить его просьбу. Но Микаел этого не написал. Хотя он уже до конца раскусил своего хозяина и нисколько не верил его обещаниям, тем не менее он не мог уйти от него, не потому, что рисковал потерять все свои деньги, находившиеся в руках аги, нет, было обстоятельство, которое связывало его с семьей хозяина и с его делами: Микаел никак не мог забыть букетик цветов, брошенный ему в повозку в тот день, когда он уезжал из дома Масисяна…
