Текст книги "Золотой петух. Безумец"
Автор книги: Раффи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
Глава девятнадцатая
Проведя бессонную ночь, Вардан встал довольно поздно. Его слегка побледневшее лицо сияло радостью.
В ода Дудукчяна уже не было, в углу лежал только его хурджин.
«Куда он подевался?» – с тревогой подумал Вардан. Он еще вчера убедился, что Дудукчян слишком наивен и его необходимо опекать.
В доме уже давно все были на ногах. Сыновья Хачо спозаранок отправились в поле; старик Хачо ушел вслед за ними; снохи хлопотали по хозяйству. Никто не сидел сложа руки. Дома оставался только Айрапет. Улучив минуту, он зашел к Вардану. Айрапет надеялся, что юноша откроет ему тайну своей любви к Лале и таким образом они смогут объясниться. Другие братья, кроме Апо, перестали думать об угрожавшей Лале опасности, положившись на судьбу и на волю провидения.
Отец еще ничего не знал. Его занимало другое: как выяснить прошлое Томаса-эфенди, которого он прочил себе в зятья.
Когда Айрапет вошел в ода, Вардан спросил его:
– Ты не знаешь, куда делся мой новый друг?
Айрапет понял, что речь идет о Дудукчяне, и ответил:
– Чудной он какой-то, этот твой новый друг; поднялся чуть свет, не умылся, не позавтракал, взял свой посох и пошел со двора. Мы его спрашиваем: «Куда идешь?» – а он в ответ только головой мотнул.
– Куда же он ушел? – встревожился Вардан.
– Право, не знаю; впрочем, я видел его потом в деревне. Он остановил босоногую, одетую в лохмотья девушку и спросил: «Почему ты так плохо одета? Девушке не пристало так ходить». Та ответила, что у нее бедные родители. Тогда он достал из кошелька золотую монету и отдал ей. Мне думается, что это была его последняя монета.
– Вполне возможно, – сказал Вардан, – ну а потом куда он пошел?
– Только что отошла обедня, и возле церкви кучкой стояли крестьяне и толковали о раскладке податей. Он подошел к ним, вмешался в разговор и стал им объяснять, что они платят государству больше, чем следует, а о своих общественных нуждах не пекутся. «Взять хотя бы, к примеру, школы, – сказал он, – почему вы не учите грамоте своих детей?» Потом говорил им о каком-то товариществе, уверял, что оно выгодно крестьянам, повел речь о кредитном обществе, объяснял, что оно за небольшой процент будет ссужать крестьян деньгами, и много чего еще говорил…
– А что ему ответили крестьяне? – с интересом спросил Вардан.
– Они подняли его на смех. Кто-то сказал: «Откуда взялся этот бесноватый?»
– Слава богу, не один я бесноватый, – усмехнулся Вардан. Ну а дальше?
– Какой то крестьянин предложил ему зайти в харчевню. Они пошли. В харчевне было много пьяных. Сам он пил мало, но платил за всех и все гнул свое – объяснял, почему народ бедствует. И так складно говорил, душа умилялась! Я не знал, что слово имеет такую силу. Но крестьяне слушали его недоверчиво. Кто-то спросил его: «Какая у тебя должность, чин какой?» А как услышал, что он нигде не служит, так ему напрямик и отрезал: «Чего же ты суешься?»
– Да, для того, чтобы убедить их, надо быть или уездным начальником, или мудиром, или сборщиком налогов, вроде Томаса-эфенди, а образованный человек ничего не значит в их глазах, – с горечью сказал Вардан. – Рассказывай дальше.
– Я насилу вывел его из харчевни, – продолжал Айрапет, – боялся, что дело кончится потасовкой. Когда мы вышли, он сказал: «Вот где надо знакомиться с народом: когда человек выпьет, душа у него нараспашку». Пошли мы с ним по деревне, а на плече у него была кожаная сумка, набитая разными книжицами. Он останавливал проходивших крестьян и всем раздавал эти книжицы. Одни сказали, что не знают грамоты, и не взяли, а другие взяли – хотя такие же неучи, как первые. Я спросил у одного: «На что тебе эта книга?» – «Отдам матери, говорит, пригодится табак заворачивать».
Вардан, хмуро выслушав Айрапета, тревожно спросил:
– А тебе-то он дал эту книжицу?
– Да, целых две.
Вардан взял книжки у Айрапета, полистал их и недовольно сказал:
– Глупо раздавать такие книги неграмотным людям… Куда же он пошел?
– Мы вместе с ним вышли за околицу деревни, и тут он попросил меня оставить его одного. Я попрощался с ним. Он пошел наугад, скорей всего в соседнюю деревню. Я долго стоял и смотрел ему вслед. Он так торопился, словно его там ждали, хотя я готов поклясться, что он сам толком не знал, куда идет; долго плутал, – с нескрываемой иронией добавил Айрапет.
– Дорогой мой Айрапет, – заметил Вардан, – возможно, он и плутает по нашим извилистым горным тропам, но по дорогам жизни он хороший поводырь, поверь мне.
– Что ж, это верно, – смутился Айрапет, поняв, что его ирония была неуместной, – он, видать, человек начитанный.
– И, кроме того, очень добрый и честный.
Айрапета, однако, не очень интересовал сейчас их новый гость, ему не терпелось поговорить с Варданом о сестре. С тех пор как Сара поведала ему, что Вардан и Лала любят друг друга, он все время ждал, что юноша заговорит с ним о своей любви к Лале, – ведь Айрапет был ему ближе, чем кто-либо из семьи Хачо. Но в эту минуту, поглощенный мыслями о Дудукчяне, Вардан словно забыл о Лале. Он встал и хотел выйти из ода, но Айрапет остановил его вопросом:
– Куда идешь?
– Пойду искать Дудукчяна, – ответил тот, – напрасно ты оставил его одного, он ведь такой неопытный.
Они вместе вышли из ода.
– Зайдем сначала на конюшню, – предложил Вардан, – посмотрим лошадей. Сколько дней я их уже не видел!
Во дворе у ручья умывалась Лала. Видимо, она только что встала.
– Доброе утро, Степаник, – крикнул ей Вардан.
Лала с улыбкой кивнула ему головой.
В конюшне на привязи стояли три лошади Вардана. Это были добрые кони. На одном из них он ездил сам, на двух других его слуги, Сако и Его – два дюжих молодца, неразлучные спутники Вардана.
– Сако, – обратился Вардан к одному из своих слуг, – отведи подковать лошадей и приготовь все для дороги.
Он потрепал лошадей по гривам и внимательно оглядел их, словно решая, смогут ли они в одну ночь проделать трехдневный путь. Потом приказал оседлать своего коня. Его тотчас оседлали. Садясь на него, Вардан спросил Айрапета:
– В какую сторону пошел Дудукчян?
Айрапет показал ему, и тот погнал коня в указанном направлении.
После отъезда Вардана Айрапет впал в грустное раздумье: «Зачем Вардан велел подковать лошадей, значит он собирается уехать? Неужели он так и уедет, ни словом не обмолвившись о Лале, не назвав ее своей невестой? И наконец почему он так встревожился, когда узнал о ребяческих выходках Дудукчяна?»
Айрапет был так озадачен поведением Вардана, что несколько минут простоял в задумчивости, а потом не спеша направился домой. Проходя по двору, он увидел Сару, выходившую из хлева с подойником в руке.
– Что тебе сказал Вардан? – спросила она, ставя подойник на землю.
– Ничего не сказал, – хмуро ответил Айрапет, – он стал каким-то скрытным.
– А я все знаю, – с улыбкой произнесла Сара, – садись, расскажу тебе.
Они сели на оглоблю стоявшей во дворе арбы. Сара рассказала мужу, что Лала во всем призналась ей. Ночью, когда в доме все спали, у нее было тайное свидание с Варданом в саду. Лала не скрыла от нее ни одной подробности: она сказала, что на прощанье Вардан обещал ей поговорить с отцом, и если отец не даст согласия, он похитит ее.
– Так вот для чего он приказал своим слугам подковать лошадей, – сказал Айрапет, покусывая палец.
– Что ж такого, пусть похищает, пусть увозит ее, тем лучше. По крайней мере она не достанется Фатах-беку.
– Я не против, – заметил Айрапет, – но…
Бедняги! Если бы в иное время им стало известно, что Лала тайно встречается с каким-нибудь парнем, они вымотали бы из нее всю душу, сжили бы девушку со свету.
Но теперь обстоятельства сложились так, что они вынуждены были мириться с этим.
Глава двадцатая
Весь день Вардан не слезал с лошади. В поисках Дудукчяна он объездил несколько окрестных деревень. Ему всюду говорили, что видели молодого человека в европейской одежде, в черной шляпе с большими полями, с громадным посохом в руке, с сумкой через плечо, набитой книжками. И все сходились на том, что он выглядит чудаком.
Вардан только вечером вернулся домой, так и не найдя неведомо где скитавшегося Дудукчяна. Один из пастухов Хачо рассказал ему, что он видел, как в соседнем селе толпа турецких крестьян избивала чужака. Признав в этом человеке гостя своего хозяина, пастух с трудом вырвал его из рук озверевших людей.
– Я ждал этого, – пробормотал Вардан и спросил у пастуха: – За что его били?
– Не знаю, – ответил пастух. – Я уговаривал его сесть на осла и хотел доставить его домой, но он отказался наотрез и сказал, что дойдет сам. Не знаю уж, как он дойдет, на нем живого места нет.
Рассказ пастуха очень огорчил Вардана. Он знал, что такое кулак турецкого крестьянина, особенно когда он опускается на голову бедного армянина.
– Где ты его оставил? – спросил он у пастуха.
– На полдороге отсюда, он еле волочил ноги.
Было уже темно, когда появился Дудукчян, с ног до головы забрызганный грязью. Вид у него был жалкий и измученный. Вардан думал, что он тотчас начнет жаловаться на жестокое обхождение крестьян, но тот не проронил ни слова, хотя на лице его было написано глубокое отчаяние.
Дудукчян молча прошел в угол ода и лег на тахту.
– Дайте мне немного табаку, – обратился он к Вардану, – у меня весь вышел.
– Пожалуйста, – ответил Вардан и подал ему коробку с табаком.
Дудукчян дрожащими пальцами скрутил папиросу.
– Наш народ – это сфинкс, загадка, – заговорил он, словно сам с собой. – Сколько ни наблюдай, ни изучай его, все равно не узнаешь до конца. Или он не имеет истории, или же он сам – уродливое порождение истории…
Он замолчал и жадно закурил, словно пытался найти в этом успокоение. Вардан молча, с глубоким сожалением смотрел на него, вспоминая, что еще вчера этот юноша был полон кипучей энергии. Сейчас он напоминал ему мотылька, неосторожно опалившего свои крылышки…
В это мгновение в ода вошел старик Хачо, а спустя несколько минут, как обычно по вечерам, собрались и все его сыновья.
Вскоре подали ужин. За ужином Дудукчян выпил больше обычного и заметно повеселел. Он даже запел известную песню Тагиятянца «Господь, храни армян…» Когда убрали со стола, гость обратился к старику Хачо:
– Прикажите закрыть двери ода, чтобы нам не помешали. Я хочу вам кое-что сообщить.
Недоумевая, что означает эта таинственность, старик все же велел одному из сыновей закрыть дверь.
Все молча ждали.
– Скоро начнется война между Россией и Турцией. Вы слышали об этом? – спросил Дудукчян.
– Мы ничего не знаем, – в один голос сказали Хачо и его сыновья.
– А я кое-что слышал, – заметил Вардан. – В нашем краю русские усиленно готовятся.
Весть о войне как громом поразила бедного старика.
Ему пришлось быть очевидцем войн между русскими и турками, и он помнил, какими тяжелыми последствиями они были чреваты для армян. Что же касается Айрапета, то только теперь ему стал ясен смысл слов, сказанных Хуршид несколько дней назад его жене. Он понял, с какой целью Фатах-бек вооружал свое племя.
– Да, война неизбежна, – продолжал Вардан, – недаром говорится, что если лошадь и мул дерутся, то ослу несдобровать.
– Это верно, – поддержал его Айрапет, – нас затопчут, ураган войны сметет всех армян.
– Слушайте, – продолжал Дудукчян, стараясь говорить как можно проще, чтобы все его поняли. – Предстоящая война не похожа на те войны, которые велись до сих пор между русскими и турками. Эта война преследует совсем другую цель. Вы не читаете газет, а поэтому, конечно, не знаете о том, что происходит сейчас в другой части света, на Балканском полуострове. Там тоже живут христиане, которые, так же как и мы, веками страдали под турецким игом. Но они не хотели больше терпеть турецкий гнет, восстали и вот уже больше года сражаются за свою свободу. Сперва они победили, потом оказались побежденными и потеряли много людей. Наконец вмешались русские и во имя освобождения христиан выступили в их защиту. В Константинополе собрались представители европейских государств, чтобы отстоять некоторые права славянских народов, но так ни к чему и не пришли. И теперь русские хотят силою оружия заставить турок признать свободу христианских народов.
Хотя весть о войне на Балканах разнеслась по всему свету, но для деревни О… она была новостью, и поэтому все с большим вниманием слушали Дудукчяна.
Армянский крестьянин живет в полном неведении того, что происходит за пределами его уезда. Крестьянам было известно, что турки с кем-то воюют, но с кем и из-за чего – они не имели понятия. О том, что Турция ведет войну, видно было по тому, что во много раз увеличились налоги, взыскивали их строже прежнего и все время твердили, что «государство воюет и ему надо помочь».
– Война между русскими и турками ведется за освобождение христиан, – продолжал Дудукчян, – и да будет вам известно, что армяне – наиболее угнетенная часть турецких подданных. Впрочем, вы знаете это не хуже меня, потому что сами жертвы этого гнета. Стало быть, время и армянам подумать о своей свободе.
– Что же нам думать? – ответил старик Хачо. – Вы же сами говорите, что русские воюют за освобождение христиан… Пошли им бог удачи, они придут и спасут нас.
– Это верно, – вмешался Вардан, – но не надо забывать и другое. Пословица говорит: «Пока дитя не заплачет, мать ему грудь не даст». Армяне своим молчанием, покорностью, терпеливым ожиданием ничего не добьются, они должны протестовать.
– Да, должны протестовать, – подхватил Дудукчян, – и этот протест должен выражаться в том же, в чем он выражается у других христианских народов.
– Вы хотите сказать, что и армяне должны взяться за оружие? – прервал его старик.
– Да, именно это я и хочу сказать. Таков закон жизни. Тот, кто не умеет с оружием в руках защищать свою свободу и проливать кровь, обречен на рабство. Если армяне хотят чего-то добиться и стать независимыми, они должны доказать, что не лишены храбрости и умеют воевать. Сейчас для этого самый подходящий момент.
Горькая усмешка появилась на морщинистом лице старика.
– Благословенный, как же армяне могут доказать свою храбрость и умение воевать, когда турки не оставили нам даже ножа, чтобы зарезать курицу?
Дудукчян замялся, не зная, что ответить, но Вардан пришел ему на помощь:
– За этим дело не станет. Я могу доставить вам сколько угодно оружия, было бы кому воевать. Вы же знаете, что я контрабандист. Мне знакомы все тайные тропы в горах и ничего не стоит провезти оружие.
– Одного оружия недостаточно, – возразил рассудительный старик. – Кто сможет изменить душу армянина, вдохнуть в него храбрость, чтобы он, по примеру славянина, который борется сейчас за свою свободу, взялся за оружие? Что толку от оружия, коли народ живет в рабстве?
– Нельзя так судить о народе, староста Хачо, – сказал Дудукчян. – Неужели наши армяне полностью утратили свою честь, храбрость и стремление к свободе? Нужен толчок, и в какой-то момент эти чувства проявятся. Сейчас самое удобное время. Русские будут воевать с турками, но надо, чтобы и армяне в свою очередь не сидели сложа руки. Я уверен, что русские охотно помогут нам.
Сыновья Хачо сидели молча, но Ако, который не прочь был породниться с беком, чтобы иметь в его лице сильного покровителя, – этот Ако, с неприязнью слушавший гостя, обратился к нему:
– Братец, от твоих слов пахнет кровью. С тобой лучше не иметь никакого дела. Забирай-ка завтра с утра свои пожитки и оставь наш дом, не то накличешь беду на наши головы.
Сурово пробрав сына, старик Хачо обратился к Дудукчяну:
– Не обижайтесь на него, он сам не понимает, что говорит. Послушайте меня. Я не читаю газет и не знаю, что происходит на белом свете, но скажу одно: мне, как землепашцу, хорошо известно, что, прежде чем посеять зерно, надо вспахать землю, разрыхлить ее – словом, подготовить ее для посева. Мы знаем, что без этого семена не дадут всходов и не пустят корней, а только прорастут и высохнут. Об этом говорит и Христос в святом евангелии, и о том же я не раз слышал в церкви. Сейчас, сынок, почва еще не готова… я хочу сказать, что народ не подготовлен. Надо было двадцать–тридцать, а может быть, и пятьдесят лет назад подготовить почву. Если бы это было сделано, то твои семена упали б сейчас на возделанную почву: взошли бы ростки, зазеленели, заколосились и принесли бы обильный урожай. Но на это нужно время. Ведь известно, что, пока соберешь урожай, погода не раз изменится: то жара наступит, то холод придет, то буря налетит, то град побьет посевы, то выпадет снег, а то солнце пригреет их своими живительными лучами. И вот после многих испытаний урожай венчает труды землепашца. Так и с семенами, посеянными в сердце народа: нужно время, чтобы они взошли и принесли урожай.
– Вы привели хороший пример, староста, я вполне с вами согласен, – заметил Дудукчян, – но надо иметь в виду и другое. Попробую объяснить так, чтобы вам было понятно. Возьмем ваш пример. Допустим, вы оставите ваши всходы без прополки. Что получится? Сорняки разрастутся, заглушат всходы и погубят их. Это своего рода борьба, в которой более сильный побеждает слабого. Это своеобразная война в мире растений, в которой один, защищаясь, стремится уничтожить другого. Называется это самозащитой, а учит нас ей сама природа. Все, что способно расти и размножаться на земле, обладает и способностью бороться за свое существование. Это свойство дано природой одним в меньшей, другим в большей степени. И растения, и животные, и люди – все обладают этой способностью. Только камни и прочие неодушевленные предметы не могут защитить себя, а где есть жизнь – там есть и борьба за существование, и в этой борьбе каждый стремится не только сохранить себя, но и уничтожить своих врагов.
Теперь, я думаю, вы понимаете мою мысль? – продолжал он. – Все, что происходит в мире растений и животных, происходит и в человеческом обществе: здесь тоже идет борьба за существование, но только в более острой форме, и проявляется она по-разному. В соответствии с культурой и уровнем развития народа меняются и орудия его самозащиты (под орудиями я подразумеваю не только меч и винтовку, но и ремесла и науки, при помощи которых один народ конкурирует с другим).
Менее цивилизованные народы пользуются более простым оружием – саблей. Этим оружием и борются с нами турки и курды. Закон самозащиты требует бить врага его же оружием. Было бы глупо с моей стороны требовать того, на что не способен наш народ. Я предлагаю взяться за оружие не для того, чтобы уничтожить турок и курдов и безраздельно владеть землей, которую нам завещали деды. Я говорю о другом: о том, что нам надо учиться самозащите. Иначе турки и курды уничтожат нас. Повторяю: речь идет не о войне, а о самозащите.
Старик Хачо перебил Дудукчяна.
– Я понимаю, я все понимаю, – сказал он, – но повторяю: сразу, за один день, такие большие перемены не могут произойти. Народ наш слишком принижен, он не может сразу отделаться от своих рабских привычек и понять, что ему надо защищаться с оружием в руках. Вы, константинопольцы, должны были еще много лет тому назад взяться за это дело и научить нас самозащите. И сейчас, когда христиане воюют с турками, посеянные вами семена дали бы всходы. А вы не подготовили нас, вы отсиживались в Константинополе, помалкивали, а теперь свалились как снег на голову и требуете: «Берите меч и защищайтесь!» Кто же пойдет за вами?
– Ваша правда. Мы, константинопольские армяне, оказались ленивыми и беспечными и не подготовили народ, – бесстрастно ответил Дудукчян. – Но сейчас речь идет не о том, что армяне утратили свою честь, достоинство и высокие стремления. Чтобы воспитать эти чувства, надо было просвещать народ, и это был наш долг, долг константинопольских армян. Речь идет о простой самозащите, а для этого не требуется ни культуры, ни просвещения. Чувство самозащиты присуще, как я уже говорил, даже растениям и животным. Так неужели же душа армянина мертва и он подобен камню?
Глава двадцaть первая
После ухода старика Хачо и его сыновей Вардан и Дудукчян остались в ода вдвоем.
– Старик прав, почва не подготовлена, – заметил Вардан, глядя на осунувшееся и грустное лицо константинопольца.
– А кто виноват? – воскликнул Дудукчян с такой болью, словно его поразили в самое сердце. – Старик умен, он гораздо умнее всех нас, легковесных писак. Он был прав, говоря, что это был наш долг, константинопольцев, подготовить народ. А что мы сделали? Ровным счетом ничего… Мы не думали ни о какой подготовке, потому что нас нисколько не интересовало подлинное положение народа, его нужды. Мы были ослеплены прошлой славой Армении. Современную Армению мы совершенно не знали и не хотели знать. Наше представление о ней было почерпнуто из книг древних историков. Мы воображали, что это все та же титаническая страна, которую населяют Тиграны, Арамы, Ваагны, Варданы и Нерсесы. Мы мысленно представляли ее многолюдные города, процветающие в них ремесла и торговлю. Нашему воображению рисовались богатые деревни, возделанные поля, дающие обильный урожай, полные зерном амбары землепашца. Мы воображали, что армяне живут в своем отечестве счастливой и мирной жизнью, и не подозревали, что провинции опустели, что армянское население большей частью вымерло от голода, а из оставшихся в живых многие приняли магометанство. Мы не знали, что вместо живых людей мы увидим живые трупы и обширные кладбища, не знали, что религия, которую мы считали нравственным оплотом нации, давно уже рухнула и на ее месте остались только развалины величественных монастырей и храмов. Не знали, что язык – эта национальная святыня – забыт многими армянами и они говорят или на турецком, или на курдском языках; не знали того, что храбрые курды, наши кровные братья, стали божьим наказанием для армян, хотя пятьдесят–сто лет назад они говорили на нашем языке и молились в наших церквах. Другими словами, мы ничего не знали о современной Армении или имели о ней самое смутное представление. Нам было невдомек, что уцелевшая горсть армян, живя в рабстве, настолько выродилась, что утратила свои лучшие национальные черты. Куда ни взглянешь – повсюду видишь низость, трусость, малодушие, вероломство.
А между тем мы располагали большими силами и могли сделать многое, – продолжал Дудукчян. – У нас был патриарх, глава народа, но все мирское было ему глубоко чуждо. У нас было Национальное собрание[38]38
Имеется в виду турецкий парламент.
[Закрыть], но депутаты его занимались пустословием и интригами. Была и патриотическая молодежь, но она распевала гимны на берегах Босфора во славу национальной конституции, в то время как в стране лилась кровь. У нас была своя печать, по она не интересовалась тем, как живет армянский народ, и была занята посторонними вопросами; у нас были свои школы, но они не дали Армении ни одного педагога; у нас были свои театры, но они не сыграли ни одной пьесы из армянской жизни, предпочитая развлекать публику низкопробной французской стряпней. У нас были свои национальные деятели, но они выслуживались перед Высокой Портой и пеклись только о личной славе. В наших руках была большая сила – деньги, но они тратились на украшения дворцов амиров, и ни один грош не был истрачен на нужды народа. Мы имели полную возможность вести народ по пути прогресса, но, словно повинуясь какой-то злой воле, толкали его на гибельный путь.
Теперь я понимаю, что наша затея была полным донкихотством, – продолжал Дудукчян. – Не ударив палец о палец, не зная страны, не зная нужд и потребностей народа, не подготовив для него лучшего будущего, мы решили, что можно прийти, дать ему в руки оружие и сказать: «Боритесь и защищайтесь!» Вряд ли это было бы правильно. Но все же я не падаю духом, моя вера в будущее не поколебалась; и если мы падем жертвами в этой борьбе, то гибель наша проложит дорогу другим – тем, кто пойдет по нашим следам…
Последние слова Дудукчяна так взволновали Вардана, что он вскочил, обнял товарища и, поцеловав, сказал:
– Да, это дело потребует жертв. Честь и слава тому, кто будет первой жертвой!
Беседа друзей затянулась до глубокой ночи.
Дудукчян резко осуждал бездеятельность константинопольской молодежи и порицал армянское духовенство.
– Если бы хоть одну десятую часть расходов на монастыри и церкви отдали на устройство школ, это спасло бы Армению, – сказал он.
Вдруг кто-то тихо постучал в дверь. Вардан пошел открывать. Это были Айрапет и Апо.
Оба брата были людьми совсем иного склада, чем остальные сыновья Хачо.
– Мы нарочно пришли в такое позднее время, чтобы поговорить с вами с глазу на глаз, – сказал Айрапет, усаживаясь. – Но, быть может, мы помешали?
– Нисколько. В доме небось все уже спят? – спросил Вардан.
– Все, кроме отца, – ответил Апо, – он хотя и лег, но все кряхтит – значит, чем-то встревожен.
Вардан и Дудукчян поняли, что братья пришли неспроста, и ждали, что они скажут.
– Мы не могли говорить при отце и братьях, – заговорил наконец Айрапет, – поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, пришли сказать вам, что целиком сочувствуем вам, согласны с вами и готовы послужить вашему делу так, как вы найдете нужным.
Лицо Дудукчяна просияло. Он испытывал радость миссионера, который обрел двух новых последователей и надеется, что в скором времени за ними последуют тысячи.
– Вы ошибаетесь, думая, что в душе у армянина не осталось ни чувства чести, ни высоких стремлений, – сказал Айрапет. – Но у всех армян есть один общий недостаток: в отдельности каждый из них осторожен, рассудителен и нерешителен; он всегда ждет, чтобы другой подал ему пример. Хороший пример всегда оказывает на него влияние. При этом армянина не интересует, как живут и как ведут свои дела чужеземцы; то есть я хочу сказать, что он не подражает им, а ждет, чтобы пример ему подали свои же соотечественники. Следовательно, если мы подадим пример – за нами последуют многие, я уверен в этом. Я хорошо знаю наш народ. Он столько страдал, что готов хоть сейчас вцепиться в горло врагу, если представится возможность. Он ненавидит его, но затаил эту ненависть в глубине души.
Вардан и Дудукчян радостно слушали Айрапета; им казалось, что его устами говорит сам народ.
– Счастлив тот народ, который умеет ненавидеть! – воскликнул Дудукчян. – Тот, кто не умеет ненавидеть, не умеет и любить.
– Отец говорил, что почва не подготовлена, – продолжал Айрапет, – он человек, конечно, умный и хочет нам добра, но его благоразумие, его осторожность граничат с преступлением, – внушая нам терпение, он хочет, чтоб мы стали бесчувственными, как камни. Мне кажется, что в нашем положении смелость, решимость и даже безрассудство могут сделать больше, чем покорность и терпение.
– Да, пока мудрец подумает, безумец реку переплывет, – засмеялся Вардан.
– Совершенно верно, – заметил Дудукчян, – у мудрецов ум часто заходит за разум, и они только тогда убеждаются в этом, когда видят, что безумец опередил их. Например, наши константинопольские мудрецы додумались до того, что считают более целесообразным подчиниться деспотизму отсталой Турции, чем признать над собой власть цивилизованного государства. Они находят, что государство с более высоким культурным уровнем может обезличить, стереть с лица земли армянскую нацию, и наоборот, благодаря отсталости Турции армяне могут-де отстоять свою национальную независимость. Но это все теория, а на практике самая умная философская теория оказывается порою ошибочной. История имеет немало тому примеров. Если большой цивилизованный народ подавляет малые народы, то так же поступает с ними и нецивилизованный народ. Разница лишь в методах: одни действуют как варвары, другие более культурно.
Я поясню свою мысль, – продолжал Дудукчян. – Никто из нас до сих пор не понял тайную политику турецкого правительства по отношению к армянам. Мы все с наивным простодушием повторяли, что «наше будущее связано с Турцией», и не задумывались над причинами повсеместных злоупотреблений и беззаконий. Зная о грабежах, убийствах, насилиях над верой и прочих злодеяниях, совершаемых соседними варварскими племенами, мы приписывали их чистой случайности и не подозревали, что все эти бесчинства кем-то тайно поощрялись, не знали, что все это творится по указаниям высоких властей. Мы винили государство только в том, что оно слабое, беспечное, что оно не в силах обуздать своих наглых подданных, но нам не приходило в голову, что власти сами натравливают на нас курдов, что они ставят себе целью истребить христианское население. Зачем, спросите вы меня?
Турция прекрасно знала, что если она в один прекрасный день лишится своих европейских и азиатских владений, то это произойдет из-за местного христианского населения. Она понимала, что существование в ее пределах подданных-христиан всегда будет служить поводом для вмешательства в дела Турции европейских государств, чтобы вновь поднять восточный вопрос. И вот для того, чтобы не потерять своих владений и раз и навсегда избавиться от притязаний европейских государств, Турция принялась истреблять христиан. Ведь она из-за них уже потеряла часть своей европейской территории; теперь ей грозит потеря остальных. Из азиатских владений она сохранила полностью только Малую Азию. И вот чтобы заткнуть глотку господам европейцам, надо было доказать им, что в Армении нет армян. Для выполнения своего замысла Турция избрала курдов и черкесов.
Если мы свяжем воедино все факты, имевшие место на протяжении последних двадцати–тридцати–пятидесяти лет, то убедимся, что это именно так. Поверьте, что разорения, притеснения, насилия и преследования армян – словом, все эти варварства – были не случайными. Это была заранее обдуманная политика, проводившаяся исподволь и имевшая своей конечной целью полное истребление армянского народа.
Я напомню вам только отдельные факты. Для того чтобы лишить армян возможности защищаться, у них отняли оружие и тем самым связали им руки, а их врагов вооружили. Затем, увидев, что сломить этот трудолюбивый и хозяйственный народ нелегко, они решили подорвать его материальное благосостояние. Для того чтобы довести его до полного обнищания, повысили налоги, уничтожили бывшие в хождении деньги, даже не оповестив об этом население, – короче говоря, путем различных финансовых махинаций обесценили находившиеся в руках крестьян деньги. Делалось это для того, чтобы в счет недоимок отобрать у крестьян главные орудия производства и лишить их таким образом возможности заниматься земледелием. Однако и этим путем турки не достигли своей цели. Народ оказался стойким: в поисках заработка крестьяне покидали родные места, уходили на отхожий промысел и, накопив на чужбине деньги, возвращались и выплачивали казне свои недоимки. Тогда Турция решила одним ударом отнять у народа главный источник его существования: она издала хитроумные земельные законы, лишавшие армян права пользования землей. Принадлежавшие армянам земли перешли в руки курдских беков, муфтиев, кадиев[39]39
Муфтий – духовный сан; кадий – судья.
[Закрыть], черкесов и других. Они завладели нашей землей, а трудолюбивый землепашец армянин стал их рабом. Между армянами и мусульманами начались бесконечные тяжбы и споры о земельных наделах, но власти не обращали на них никакого внимания или же решали их в пользу мусульман. Тому тысячи примеров; достаточно изучить хотя бы один судебный процесс, чтобы убедиться, что власти не хотят оставлять в руках армян землю отцов и идут на все, чтобы отнять ее у них и довести народ до полного обнищания; а истребив всех армян, – заселить Армению черкесами и курдами.
