Текст книги "Золотой петух. Безумец"
Автор книги: Раффи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Глава двадцать шестая
Семья старика Хачо ничего не знала об участи Салмана, но когда тот не пришел ночевать, все забеспокоились.
Особенно встревожились Вардан, Айрапет и Апо, опасаясь, не попал ли он в беду.
Утром все трое вышли из дому, надеясь что-либо разузнать о нем в деревне.
В полдень совершенно неожиданно старика Хачо посетил Томас-эфенди. То, что он явился один, без стражников, удивило старосту. Томас-эфенди взял его под руку и отвел в сторону, давая понять, что хочет поговорить с ним наедине.
– Послушай, – сказал он, – «дудку» арестовали и отправили в лоно Авраамово, – в голосе его звучала нескрываемая насмешка.
Старика так ошеломила эта весть, что он едва устоял на ногах.
– Возьми себя в руки, – продолжал эфенди, – ты еще и не то услышишь!
И он рассказал, что, по его сведениям, прошлой ночью Салман собрал в доме одного крестьянина в соседней деревне молодых парней и толковал им что-то о «правах человека», о «трудовом люде», нападал на «деспотизм», объяснял, что «от них самих зависит сделать свою жизнь более свободной и счастливой», и тому подобное. Утром, сказал эфенди, полицейские забрали Дудукчяна.
– Правительство давно разыскивало этого безумца, – добавил эфенди, – многие его товарищи уже арестованы. Теперь и этот мышонок попал в западню.
Сообщив все это, Томас-эфенди, разумеется, утаил, что он сам донес на Салмана.
– Слушай дальше, – продолжал эфенди со злой усмешкой, зная, что его слова еще сильнее уязвят старика. – Скоро к тебе явятся солдаты с обыском. Я, как друг, пришел заранее предупредить тебя.
Хотя он и подчеркнул слово «друг», но весть о том, что явятся солдаты с обыском, привела старика в ужас.
– Не все еще пропало, – продолжал эфенди холодным тоном. – Скажи мне, не остались ли у тебя вещи этого молодца?
Старик немного успокоился, поверив, что эфенди готов по-дружески помочь ему в трудный момент.
– Остался хурджин, – боязливо оглянувшись, прошептал он.
– Вот попробуй вытащить осла из грязи!.. – пробормотал эфенди. – Остался хурджин! Разве этого мало? – И, пронизывая старика дьявольским взглядом, он сказал: – Нам дорога каждая минута, торопись. Пойдем спрячем этот хурджин, пока не пришли солдаты.
Старик, нимало не сомневаясь в искренности эфенди, повел его в ода и показал спрятанный там дорожный хурджин Салмана.
– Закрой двери, – распорядился эфенди и, развязав хурджин, стал рыться в нем.
Он нашел там рекомендательные письма, адресованные разным людям, чеки на получение денег, в случае если бы они понадобились Салману, инструкции, программы и прочее и несколько брошюр, которые молодой пропагандист раздавал крестьянам. Короче говоря, кроме бумаг, там ничего не оказалось. Внимательно просматривая их, эфенди многозначительно покачивал головой.
– Если хоть одна из этих бумаг попадет в руки властей, тебе и твоим сыновьям не миновать виселицы, а все твое имущество заберет казна.
Старик помертвел, у него от страха даже язык отнялся.
– Их нужно сжечь, – продолжал эфенди и засунул бумаги обратно в хурджин.
– Я ничего не понимаю, у меня ум за разум зашел, – пролепетал старик, и его потухшие глаза наполнились слезами.
Но эфенди неожиданно изменил свое решение. «Зачем сжигать? – подумал он. – Следует внимательнее изучить эти бумаги. Они еще могут пригодиться. Лучше сохранить». И он спросил старика:
– А найдется у тебя в доме потайное место, куда можно на время спрятать этот хурджин?
– Найдется, – ответил старик.
В доме Хачо было несколько потайных ям, куда в случае опасности прятали ценные вещи. А поскольку в этих краях опасность всегда висела над головой, то в настоящий момент пустовала только одна яма.
Они взяли злосчастный хурджин и спустились в погреб, где хранились масло, вино и другие продукты. Пол в погребе был устлан деревянными плитами. Старик нагнулся и приподнял две плиты. Под ними оказалась железная дверца, которая закрывала вход в потайную яму. Хачо достал из кармана ключ и, вложив в скважину, несколько раз повернул его. Дверца сама откинулась. Перед ними зияла глубокая яма. Они спустились вниз по узкой лестнице. Там было темно и сыро, воздух был удушливый и спертый. Положив хурджин, они поспешно выбрались наружу. Старик закрыл железную дверцу и положил плиты на прежнее место. Теперь никому не могло бы прийти в голову, что под ними есть тайник.
– Дай мне ключ, – сказал эфенди, – я спрячу его. Можешь смело довериться мне.
Старик, не раздумывая, отдал ему ключ. Страх настолько парализовал его, что он беспрекословно подчинялся указаниям эфенди.
– Мне о многом еще нужно с тобой поговорить, староста Хачо, но время не терпит – каждую минуту могут нагрянуть полицейские с обыском. Я хочу дать тебе напоследок несколько советов. Помни: никто не должен знать о том, что я был здесь и что мы спрятали хурджин. Никому из домашних не говори об этом! Когда придут с обыском, постарайся держаться спокойно, прикинься простачком, не бойся ничего. Пусть ищут где хотят: хурджин мы спрятали так, что его сам сатана не найдет. Не отрицай, что этот «дудка» жил у тебя, скажи только, что ты его знать не знаешь; а если спросят, с какой целью он прибыл в наши края, – скажи, что ни тебе, ни твоим сыновьям ничего не известно.
Дав подробные наставления, эфенди вышел вместе с Хачо во двор. Беспокойно оглянувшись по сторонам, он сказал:
– Выведи меня через задние ворота, никто не должен знать, что я был здесь.
Старик повел его к задним воротам, находившимся на скотном дворе.
– Счастливо оставаться. Я приду позже, когда кончится обыск. Не беспокойся, я сумею приструнить этих «ищеек».
Эфенди ушел. Дорогой он с довольным видом повторял: «Ну теперь ты у меня в руках, староста Хачо!..»
Был час пополудни. Вардан, Айрапет и Апо еще не вернулись. Остальные сыновья были в поле. Снохи готовили полдник, чтобы послать его в поле мужьям: крестьяне возвращаются домой обычно к ужину, а потому никто ничего не знал.
Старик Хачо ждал прихода солдат с таким же чувством, с каким приговоренный к смертной казни ожидает наступления роковой минуты. Своим снохам он ничего не сказал о предстоящем обыске, не желая преждевременно пугать их.
Наконец явился турецкий офицер с отрядом солдат и полицейских.
Женщин не удивил их приход, они привыкли видеть у себя в доме таких непрошеных гостей. Те обычно являлись, жили по нескольку дней, пили, ели и потом уходили восвояси. Постой турецких солдат в армянской деревне был обычным явлением, а тем более в доме старосты.
– Мне приказано произвести у вас обыск, – сказал офицер, обращаясь к старику Хачо.
– Мой дом в вашем распоряжении, можете обыскивать, – ответил тот, стараясь сохранить хладнокровие.
Офицер велел закрыть все двери, повсюду расставил стражу и приступил к обыску. Сперва обыскали ода, потом перешли в другие комнаты, перебрали все до одной вещи, шарили повсюду, заглядывали в каждую щель, но ничего подозрительного не нашли. Почуяв что-то неладное, женщины подняли плач, но старик прикрикнул на них, и они замолчали.
Покончив с обыском, офицер приступил к допросу:
– Здесь проживал молодой человек по имени Дудукчян?
– Он раза два ночевал у меня, – ответил старик.
– А вы его раньше знали?
– Нет.
– Почему же вы его приютили?
– Я староста этой деревни, а дом старосты, как вам известно, своего рода постоялый двор – каждый чужеземец и странник находят здесь приют. Могу ли я их всех знать?
– Не оставил ли он вам свои вещи?
– Нет, он ничего не оставлял.
– А вы не знаете, с какой целью он прибыл в наши края?
– Он ничего не говорил, я знаю только то, что он был учителем.
– Не известно ли вам, с кем он виделся в деревне, кого посещал?
– Я знаю, что он ходил по домам, искал себе учеников.
– А вы знаете, что с ним произошло?
– Нет, не знаю.
– Он арестован.
– Поделом ему, если он этого заслуживает.
В это время в дверь постучали.
– Никого не впускать, – распорядился офицер.
Стражник доложил, что пришел Томас-эфенди.
– Пусть войдет.
Войдя в комнату, Томас-эфенди сделал недоумевающее лицо, словно ему было, невдомек, зачем здесь находятся офицер и солдаты.
– Здравия желаю! Что случилось? – спросил он с хорошо разыгранным удивлением.
Офицер объяснил. С фальшивой улыбкой на лице эфенди подошел к нему и, тронув его за плечо, сказал:
– Головой ручаюсь, что в доме старосты вы не найдете ничего подозрительного. Он очень добрый и хороший человек.
Эфенди и офицер пошли в ода. Отряд солдат и полицейских остался сторожить во дворе.
– Староста, – обратился эфенди к старику, – люди небось проголодались, прикажи накормить их; и чтобы водка была в изобилии, слышишь? – добавил он по-армянски.
Староста обрадовался. Он решил, что опасность миновала, и поспешно вышел из ода.
Но опасность далеко не миновала. Турки и не собирались выпускать старика из своих рук, разве только истерзав и измучив несчастного в тюрьме; и хотя в доме старосты не было найдено ничего, что могло бы служить уликой против него, не было доказательств того, что он преступник, но достаточно было, что старик Хачо – армянин, да к тому же богатый. А это значит – лакомый кусок для турецких чиновников.
Томас-эфенди сам «заварил эту кашу»; это он донес на Салмана военному чиновнику, прибывшему в Багреванский уезд, он же и подал ему мысль произвести обыск в доме старосты. Ему, конечно, не стоило особого труда помочь старику выбраться из подстроенной им самим западни, но это не входило в его расчеты. Чтоб легче осуществить свой дьявольский замысел, ему надо было как можно больше запутать и усложнить дело.
Когда старик Хачо вышел из ода, офицер спросил эфенди:
– Как вы думаете, эфенди? Мне кажется, что этот старик ни в чем не виновен.
– Вам же известно, бек, – ответил ему хитрец, – что Томас-эфенди не из числа людей, делающих поспешные выводы. Для меня это дело еще темное. Я был уверен, что обыск подтвердит, что эти люди являются единомышленниками арестованного. Меня удивляет, что не найдено улик, подтверждающих обвинение. Но есть еще одно средство – «признание». Я заставлю этих людей во всем признаться… У меня на подозрении двое сыновей старика и чужеземец, который гостит у них.
– Кто он? – спросил офицер.
– Приезжий из России, опасная личность и заклятый враг нашего правительства. Здесь он странствует под видом купца, но он, несомненно, русский шпион.
– Арестовать его не так-то просто, раз он русский подданный.
– Мы накануне войны, поэтому нельзя оставлять на свободе шпиона. Вам, наверно, известно, что скоро будет объявлена война?
– Да, я знаю.
– Об этом молодце я уже говорил с его превосходительством пашой-эфенди. Неужели он не дал вам никаких распоряжений?
– Паша-эфенди поручил мне действовать согласно вашим указаниям.
– Отлично, – обрадовался эфенди. – Указания будут даны. Но есть одно обстоятельство, о котором я скажу вам несколько позднее.
– Я очень нетерпелив, говорите скорей, не томите, – попросил офицер.
– Ну, хорошо, я скажу вам на ухо.
Хотя в ода никого, кроме них, не было, офицер наклонился к эфенди, и тот шепнул ему:
– Старичок-то богатый, не мешало бы его подоить.
Томас-эфенди достаточно хорошо знал корыстолюбие должностных лиц и понимал, что их не столько интересует само дело и его расследование, сколько возможность выжать как можно больше денег из обвиняемого. Играя на слабостях этих людей, эфенди старался извлечь для себя пользу. Он обрадовался, видя, что его слова произвели нужное впечатление на офицера. Тот с готовностью спросил:
– Каковы будут ваши распоряжения?
– У вас целый отряд, велите установить надзор за старостой и его сыновьями, Айрапетом и Апо, и прикажите арестовать русского шпиона – Вардана.
Офицер записал имена Айрапета, Апо и Вардана.
– Обыск вы уже произвели, – продолжал эфенди, – но расследование будет вестись, поэтому держите их под надзором, пока его превосходительство паша-эфенди лично не займется этим делом.
– Слушаюсь, – сказал офицер.
– А я буду играть роль посредника. Притворюсь, что держу сторону обвиняемых, и постараюсь выведать все их секреты. Понятно?
– Понятно, – ответил офицер.
Глава двадцать седьмая
Пока, сидя в ода, Томас-эфенди и офицер строили свои злодейские планы, во дворе солдаты вели между собой совсем иной разговор.
– Махмуд, – молвил один из них, – если нам придется здесь заночевать, какую из невесток этого армянина ты выберешь себе?
– Мне приглянулась краснощекая малютка, – причмокнул Махмуд.
– А меня лишила разума черноглазая красотка! – сказал его товарищ.
Солдаты, видимо, не столько занимались обыском, сколько пялили глаза на невесток Хачо. При виде женщины мусульманин легко теряет голову. Но нашлись и такие, которые больше интересовались домашним имуществом Хачо.
– Моя жена мне житья не дает, – вмешался в разговор пожилой солдат, – заладила одно: «Купи большой котел для кипячения молока». Как раз такой котел я видел здесь. Когда мы будем уходить, непременно унесу с собой.
Другой подхватил:
– А я высмотрел красивый коврик. Эх, хорошо отдыхать на таком коврике после сытного обеда и курить наргиле, приготовленное руками красивой женщины.
Пожилой солдат, видимо более набожный, чем его товарищ, возразил:
– На таком коврике лучше всего совершать намаз.
С явной завистью и недоброжелательством один из них сказал:
– Ума не приложу, отчего это у гяуров такие красивые жены… и в придачу такие богатые дома! У меня в доме даже рваного паласа нет, детям спать не на чем. Гяуру положено носить поношенный узкий кушак, чтобы он рвался при каждом вздохе.
Эти слова каждый мусульманин затвердил как поговорку. На Востоке о богатстве и знатности человека судят по тому, какой на нем кушак. Армянин, как и всякий «гяур», по мнению мусульманина, должен быть бедняком и носить узкий, заношенный до дыр кушак. Гяур не вправе иметь красивую жену, потому что все красивое и хорошее должно быть достоянием мусульманина.
Несколько солдат, забравшись в сад Хачо, объедались фруктами, беспощадно ломая ветки деревьев и швыряя наземь незрелые плоды, – словом, вели себя, как свиньи в огороде.
Сердце старика Хачо обливалось кровью при виде этого зрелища, ведь каждое дерево было его детищем.
Понурив седую голову, он прошел через двор. Он вспомнил старую персидскую поговорку: «Если зорапет[46]46
Зорапет – военачальник.
[Закрыть] отнимет у садовника одно яблоко, то его войско выкорчует весь сад». Кто не щадит природу, тот не щадит и человека.
Бедняга Хачо отправился на женскую половину дома, где его снохи были заняты стряпней. В собственном доме он очутился на положении арестанта и вынужден был оказывать гостеприимство своим тюремщикам.
– Что это за люди? Что им надо? Почему они разоряют наш дом? – со слезами на глазах обратилась к нему Сара.
– Бог их знает, – грустно ответил старик и распорядился поскорей подавать обед.
Женщин охватил ужас, они боялись выходить во двор, чтобы не встретиться с солдатами. По тому, как турецкие солдаты беззастенчиво хозяйничали у них в доме, им было ясно, что произошло что-то необычное.
Когда до сыновей Хачо, работавших в поле, дошла весть о том, что в их доме бесчинствуют турецкие солдаты, они вне себя от ярости поспешили домой, но, вместо того чтобы расправиться с солдатами, весь свой гнев обрушили на голову ни в чем не повинного отца. Так рабы, безропотно подчиняясь власти тирана, обращают свой гнев против того, кто осмелился разгневать их владыку. Поэтому и сыновья Хачо обрушились на отца с упреками, обвиняя его в том, что он дал приют таким опасным людям, как Вардан и Салман. Они порывались пойти к офицеру и рассказать ему все, что знали, надеясь этим облегчить свою участь.
– Это ты разрушил наш дом! – попрекали они Хачо.
– Пропади он пропадом, – отвечал старик с волнением, – если в этом доме живут такие недостойные люди, как вы! Я отрекаюсь от вас, раз вы не имеете ни чести, ни самолюбия, ни мужества. Будьте вы прокляты! Своими сыновьями я считаю тех, на кого вы ополчились. И я не очень буду горевать, даже если из-за них потеряю все свое имущество…
Говоря это, старик имел в виду Вардана и Салмана. Слова Хачо еще более распалили его сыновей. Опасаясь, чтобы они сгоряча не совершили безрассудный поступок и не сболтнули лишнего, старик постарался убедить их, что напрасно они так переполошились, что в случае чего офицеру можно «заткнуть глотку взяткой», и добавил, что Томас-эфенди обещал выручить их из беды. Сыновья приутихли. На такого рода людей всегда производят впечатление имена сильных мира сего.
В это время на пороге ода показался Томас-эфенди и крикнул:
– Староста Хачо, распорядись насчет обеда, надо поскорее накормить этих легавых.
– Обед готов, эфенди, – ответил староста, – сейчас подадут.
Один стол накрыли в ода – для офицера и эфенди; другой – во дворе, в тени развесистых деревьев – для солдат. Последние с каждой минутой наглели все больше и больше.
Попадая в дом армянина, турецкий солдат становится привередливым. У него разгорается аппетит, и он требует такие кушанья и напитки, о которых знает лишь понаслышке, а если хозяин дома отвечает ему отказом, он принимается осыпать его бранью. И хотя в доме Хачо была приготовлена обильная еда, сыновья старика сбились с ног, выполняя все приказы наглых гостей.
Офицер и Томас-эфенди обедали в ода вдвоем; старик Хачо не принимал участия в их трапезе, – в знак особого уважения он стоя потчевал их.
Сыновья старика прислуживали солдатам во дворе. Водка и обильные деревенские яства на время умиротворили солдат. Улучив минуту, старик прошел на женскую половину дома и, отозвав Сару в сторону, тихо сказал ей:
– Доченька, возьми ключи и спрячь все ценное; ты ведь знаешь куда.
– Знаю, – ответила бедная женщина, и глаза ее наполнились слезами.
Она поняла, что предосторожность свекра вызвана нависшей над ними бедой.
– Слезами горю не пособить, возьми себя в руки, – продолжал старик, – Нам не раз грозила беда. С божьей помощью все обойдется и на этот раз. Надо только набраться терпения. Спрячь все вещи, а потом отошли всех невесток с детьми к их родным. Сама вместе с Лалой ступай к куму Зако. Побудьте пока у него, а там видно будет.
Одни из невесток Хачо были родом из деревни О…, другие – из соседних деревень, поэтому им нетрудно было на время найти приют у родных. Одна только Сара была уроженкой Баязета, поэтому старик решил отправить ее к куму Зако.
– Вот еще что, Сара, – продолжал старик. – Айрапет, Апо и Вардан еще с утра ушли на поиски Дудукчяна. Они наверняка не знают о том, что здесь произошло, и, вернувшись домой, могут попасть в ловушку. Пошли человека предупредить их. Пусть скроются на время, пока я не дам им знать.
Последние слова совсем доконали бедняжку Сару. Значит, ее дорогому Айрапету угрожает опасность! В чем он виноват, что он сделал?..
Сара была достаточно умна, чтобы проникнуть в тайные замыслы мужа, она все последнее время жила в смутной тревоге.
– А кого послать? – спросила она, вытирая набежавшие слезы.
Вопрос Сары не был праздным. Кому она могла довериться, когда в минуту опасности между братьями вспыхнула вражда и брат был готов предать брата? Несколько минут назад она собственными ушами слышала, как ее девери проклинали Айрапета и сколько злобы было в их словах.
Понимая, что сомнения невестки справедливы, старик с грустью ответил:
– Я знаю, никто не пойдет… Когда человек в беде, от него все отворачиваются… Но слуги Вардана, Сако и Его, – люди верные и храбрые. Поручи им разыскать своего хозяина, Айрапета и Апо, пусть они предупредят их, что Дудукчян арестован, что у нас в доме идет обыск; остальное они поймут сами.
Дав эти указания Саре, старик ушел, уверенный, что она со свойственной ей находчивостью и умом сделает все, как он велел.
Проходя через двор, он увидел, что блюстители порядка и законности, наевшись до отвала, продолжали бражничать. Зажмурившись, он прошел мимо, чтобы не видеть этого безобразного зрелища; теперь он уже не чувствовал себя хозяином в собственном доме.
Турецкие чиновники легко нарушают запреты, налагаемые на них религией. Поэтому потребление водки стало у них обычным явлением, – запретный плод всегда сладок. Пьяный мусульманин легко теряет власть над собой и нередко доходит до исступления. Магомета можно считать великим пророком уже за одно то, что он запретил мусульманам пить спиртные напитки.
А тем временем в ода завязался интересный разговор. Офицер изрядно выпил, и беседа между ним и Томасом-эфенди приняла более непринужденный и задушевный характер.
– Сколько у тебя жен? – полюбопытствовал офицер.
С лукавой улыбкой эфенди ответил:
– У осла раз спросили, сколько у него жен… он указал на всех ослиц!
Когда эфенди начинал говорить притчами и баснями, это означало, что у него хорошее настроение.
– Но ведь христианская религия, кажется, запрещает иметь больше одной жены, – заметил офицер.
– Мусульманам тоже запрещено пить вино и водку, а ты выпил больше меня, – ответил ему эфенди, радуясь своей находчивости.
В это время вошел старик Хачо, неся коробки с рахат-лукумом и измирским инжиром. Поставив их на стол, он сказал:
– После обеда приятно подсластить рот, – и поспешно вышел из ода.
– Старик, кажется, добрый, – сказал офицер. – Удивляюсь, как он мог приютить в своем доме русского шпиона и константинопольского смутьяна?
– У осла уши длинные, а ум короток, – ответил, как всегда, прибауткой эфенди. – Добрыми обычно бывают глупцы, – продолжал он, – этот старик из той же породы.
Турецкий офицер оказался человеком с более чистой совестью, чем армянин эфенди. Он сказал с сожалением:
– Боюсь, что паша-эфенди выжмет из него все соки.
– И правильно!.. Только глупец может упустить такой удобный случай.
– Ты знаешь пашу? Что он за человек? Я только один раз его видел.
– Я его хорошо знаю, – самоуверенно ответил эфенди. – Я познакомился с ним, когда он был уездным начальником в Тигранакерте. Больше десяти лет он грабил этот уезд, изрядно нажился, потом уехал в Константинополь и стал там пашой.
– А что он за человек?
– Из тех, кто даже с дохлого осла подкову снимет.
Пока офицер и эфенди беседовали, а пьяные солдаты горланили песни и забавлялись плясками, женщины незаметно вышли из дому через задние ворота, ведя за руки детей. Покидая дом, они горько плакали. Им казалось, что их изгоняют отсюда навсегда, что они больше никогда не вернутся в это жилище, где были так счастливы, где меж ними царили доброе согласие и любовь.
Вслед за ними через те же ворота вышли вооруженные Его и Сако. Никем не замеченные, они сели на лошадей и ускакали.
Несмотря на свою дьявольскую хитрость, Томас-эфенди не догадался арестовать этих молодчиков, которые были правой рукой Вардана и могли помешать осуществлению его злых замыслов.
