Текст книги "Надежда сильнее страха (СИ)"

Автор книги: Rabbit hearted girl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

От всех этих мыслей меня отвлекает лёгкий звонок – лифт остановился. Близнецы коротко прощаются с нами и выходят. Я бросаю взгляд в сторону менторов: Пит положил руку на плечо Китнисс и что-то ей шепчет, явно успокаивая. Эффи, как ни странно, молчит, что настораживает больше всего. Так, в тишине, мы и проделываем остаток пути.

Когда мы уже находимся на своём этаже, я пытаюсь уйти в свою комнату, как слышу окрик сестры:

– Приведите себя в порядок и выходите к ужину.

Обернувшись, я вижу лёгкую улыбку на её лице. Значит, всё не так уж плохо. Я следую примеру Рори, уже скрывшегося в своем номере, и иду переодеваться. Из бесконечного ряда пёстрых и, по большей части ужасных, на мой взгляд, вещей, я выбираю синее платье без рукавов, едва достающее до колен – оно хотя бы похоже на старые мамины наряды. Я поправляю кружевной воротник и переплетаю косу, которая несколько растрепалась с окончания Интервью. Интересно, а стилисты к нам тоже придут?

Наконец, избавившись от лишних украшений, я выхожу к остальным. Рори тут же оборачивается и слегка улыбается. Китнисс же в это время старается вести себя как можно естественнее и мило беседует с Цинной и Порцией. Эффи следит за временем, чтобы не пропустить повтор Интервью. Пит тоже пытается присоединиться к разговору, но то и дело оборачивается в сторону двери, будто кого-то ждёт. Я подхожу к столу, и Рори, тут же вскочив, помогает мне усесться, отчего я немного краснею. Китнисс и Эффи тут же начинают предлагать мне всевозможные блюда, украшенные резными овощами, фруктами и даже цветами. Я прекрасно понимаю, что скрывается за этой заботой и показным весельем, но я не хочу портить этот вечер, пусть хотя бы эти последние часы пройдут в спокойствии.

Куратор включает телевизор: волей-неволей приходится ещё раз вспомнить о том, что произошло на Интервью. Я по-прежнему сильно переживаю из-за того, что я сказала. Кто знает, как это воспримут: как слова испуганной трибутки или как призыв к бунту? Я стараюсь по большей части смотреть к себе в тарелку, чтобы отвлечься от подобных мыслей, но не получается. Из-за того, что я представляю бледное и испуганное лицо мамы, кусок в горло не лезет. Звучит капитолийский гимн. Эффи что-то бормочет по поводу того, что в этом году структуру повторной записи Интервью пересмотрели: будут ещё какие-то ролики про трибутов. Хм, и о чём же? В голову не лезет ничего, кроме прибытия в столицу и парада.

Я поднимаю голову и вижу Цезаря Фликкермана, находящегося в абсолютно пустой студии. Он рассказывает что-то об Играх (весьма неожиданно, конечно же), а потом переходит к нынешнему составу трибутов. Ведущий говорит весьма пространно, но всё же заставляя насторожиться: «Есть сильные, ярые борцы за победу, есть истинные стратеги, но есть и тёмные лошадки». К чему это он клонит? Но тут Цезарь уже объявляет о первом участнике – Бархат. Тут же на экране появляется тот самый ролик. И нет, там не эта русоволосая куколка, выходящая из поезда в окружении Рубина и своих менторов. Нет. Там маленькая двенадцатилетняя курносая девчушка в бледно-розовом платьице, с двумя милыми хвостиками. Разве так должен выглядеть твой потенциальный убийца? Не понимаю такого шага со стороны капитолийцев. Эта малышка совсем не похожа на беспощадную убийцу, которой она предстанет на Арене (уж я-то видела, как она копья бросает). Вскоре кадры сменяются, и теперь на экране девушка, вызывающаяся добровольцем. Вот и её сверкающее платье на Параде, и, наконец, под музыку из видео раздаётся голос Цезаря, зовущий её на сцену.

– Зачем они это сделали? Неужели им было не лень пересмотреть столько архивных записей, выискивая будущих трибутов? – ничего не понимая, бормочет Рори. – Они, что хотят вызвать чувство жалости? Вот, посмотрите, какими очаровашками они были, а теперь эти детишки пойдут резать друг другу глотки, – с манерным капитолийским акцентом добавляет он. Эффи хмурится, но не понятно из-за чего: то ли из-за пародии, то ли из-за того, что Хоторн перебил ей аппетит своими резкими словами.

– Тут явно причина в другом, – произносит Пит, почти с презрением поглядывая на Бархат, вольготно раскинувшуюся в своём кресле. – И точно не в любви к зрелищам.

– Думаешь, всё не так просто? – спрашивает Китнисс.

– Я слышала, что эту идею подал сам Хейвенсби, – подаёт голос Эффи. – Во всяком случае, так мне сказала сопроводитель из Четвёртого, – несколько смутившись, прибавляет она.

– Значит, точно всё гораздо интереснее, – с резко погрустневшим лицом говорит сестра.

Мы уже толком и не смотрим на экран, где уже почти закончилось интервью с участием Рубина. Китнисс бросает на меня хмурый взгляд и шепчет:

– Кадры с некоторыми трибутами им не составило особого труда достать.

Тут же на экране появляется Омел, и я понимаю, о чём говорила сестра. Эти Игры для неё были первыми, но всё же капитолийцам не пришлось особо ухищряться, чтобы найти кадры с ней. Первое, что мы видим – совсем крошечную девочку, лет четырёх, с совсем короткими чёрными волосами на голове, за которой стоит высокая женщина со строгим, вытянутым лицом. Интервью с родственниками трибутов, конечно же. «За кого ты болеешь больше всего?» – доносится чей-то мужской голос из-за камеры – «За Милту!» – маленькая Омел сильно картавит, да так, что с трудом ловишь себя на мысли о том, что это – изощрённая, сумасшедшая убийца, а не очаровательная соседская девчушка. Вскоре на экране появляется её нынешнее лицо, полное безумия.

– Зачем? – всё не унимается Рори. – Они ведь её выставляют в совершенно не выгодном свете!

– Для контраста? – предполагает Эффи.

– Или… для того, чтобы показать, что когда-то мы все были совершенно одинаковыми, – произношу я. Всё тут же затихают, лишь слышно голос Цезаря.

– Не исключено, – лишь произносит Китнисс.

К счастью, Эффи нарушает нависшее молчание и заводит разговор о наших нарядах со стилистами. Постепенно разговор становится вновь вполне дружелюбным и даже весёлым. Мы уже совершенно не обращаем внимания на Цезаря и ролики, посвящённые трибутам. Жаль, что только выключить нельзя. Вряд ли тут же придут миротворцы, но всё же…

Время пролетает совершенно незаметно. Лишь случайно повернувшись, я замечаю, что уже подходит к концу время трибута из Одиннадцатого. Все, как назло, тоже это замечают и замолкают. Экран чернеет, и я замираю в ожидании худшего. Конечно же, кадры с одним из трибутов им не представит труда сыскать: шесть лет назад я порядком засветилась перед камерами.

Площадь перед Домом правосудия буквально серая из-за одежды ожидающих своего жребия детей. Эффи, в её ещё розовом парике, семенит к шару с девчачьими именами и произносит лишь два слова. Всего лишь два слова, а я будто снова там. Чувствую, как предательски начинают дрожать колени, как подкатывают слёзы к глазам, мешая видеть. Чувствую, как попадаю в самый страшный из своих кошмаров. Помню, как иду к сцене, только думая об одном: «Как бы ни упасть». Помню крик сестры, но уже не понимаю, откуда я его слышу: то ли из воспоминаний, то ли с экрана, то ли в реальности. Я оборачиваюсь и смотрю на Китнисс: та лишь побледнела, но всё же не в истерике. В отличие от самой себя шестилетней давности, пытающейся отвести меня подальше от сцены. Кадры сменяются, и вот я на вокзале Капитолия, появляюсь из открытых дверей поезда, крепко сжимая руку Рори – фоном звучат мои слова с уже полузабытого Интервью, которое я, как и мама, давали, когда Китнисс оказалась в финальной восьмёрке. Мелькают кадры со встречи победителей 74-х Голодных Игр, свадьбы Китнисс и Пита. Вот я, появляюсь из мрака, в горящей пламенем накидке. Рори хватает примулу, и она загорается в наших руках. Раздаётся голос Цезаря, и уже начинается непосредственно Интервью. Очень странно смотреть на саму себя со стороны. Мне кажется, что я очень сильно стесняюсь, хотя Эффи, подбадривая меня, шепчет, что я просто душка. Я внимательно слежу за реакцией ведущего на мои слова – показалось ли мне то, или нет – но… Я не слышу тех самых моих слов. Я буквально обрываюсь на полуслове – во всяком случае, так считаю я. Человек, увидевший это впервые, подумает, что я задумалась.

– Почему они что-то обрезали? – не без удивления спрашиваю я.

– Так бывает довольно часто, – пожимает плечами Пит. – Стоит кому-то из трибутов что-то сказать по неосторожности, так это обязательно вырежут из повтора, или придадут этому другое значение. Несколько Игр назад один мальчик, кажется, из Десятого или Одиннадцатого на Интервью сказал, что больше всего ему в Капитолии понравилась еда, так как дома у них все умирают от голода. Естественно, это вырезали.

Я оборачиваюсь к экрану, где Цезарь уже прощается со мной. Всё темнеет, и я вижу мальчика, буквально вытягивающего голову, чтобы увидеть, что происходит на сцене. Затем кадры сменяются, и уже показывают запись 80-й Жатвы. Тогда по телевизору не показали реакции Рори – никому даже толком и не было известно о том, что Пози – его сестра. А сейчас все, в том числе и я, могли увидеть, как он немного побледнел и испуганно бросил взгляд в мою сторону. Я уже решила, было, что на этом фрагменты с Жатвы окончатся, но нет. По воле монтажёров ещё и показывают весь спектр эмоций, пробежавший по его лицу, когда он увидел, что на сцену иду я: надежда, отчаянье, злость и скорбь. Далее были практически все те же кадры, что и в моём ролике, только с других ракурсов.

Я оборачиваюсь в сторону остальных и вижу, как Китнисс с интересом рассматривает нанизанные на её вилку овощи.

– Очень любопытно, – говорит она, не отвлекаясь от своего наистраннейшего занятия. – Мне кажется, или ваши ролики были даже длиннее, чем у остальных? Точно всё внимание хотят привлечь именно к вам.

– Мне кажется, просто Прим была известна тут и до этой Жатвы, поэтому… – начинает Рори, но его прерывает Пит.

– Тут явно другой замысел. Как уже сказала до этого Эффи, автором идеи, по слухам, является сам господин Главный Распорядитель. Думаю, ты понимаешь, к чему я клоню? – прибавляет он, уже обращаясь только к Китнисс.

– Сложить два плюс два я в силах, – лишь говорит она.

– О чём вы? – ничего совершенно не понимая, вмешиваюсь я.

– Если бы идею подал президент – вопросов бы не было, тут уж причина очевидна, – немного неуверенно ворчит сестра. – А тут вариантов слишком много.

– Я, думаю, мы очень скоро всё поймём, – заключает Пит. На мгновение она замолкает, а потом бросает почти испуганный взгляд на Китнисс.

– Я чуть не забыл. Нам ведь нужно договориться о знаках.

– О знаках? Как вы думаете связываться с нами на Арене? Это ведь невозможно, – удивлённо бормочет Рори.

– Ну, ведь ей-то как-то удавалось читать мысли Хеймитча, – отвечает Мелларк, кивнув в сторону моей сестры. Она выглядит немного растерянной.

– Я даже не знаю, как это получалось. Тем более, сколько мы с тобой ни пробовали – всё было без толку.

– Да, только в этом году у нас трибуты куда сообразительнее.

– Хорошо. Я попытаюсь, – она тяжело вздыхает и точно пытается что-то припомнить. – Все наиболее значимые для нас подарки, приходили фактически сразу после определённых событий. Стоило мне… поцеловать Пита, – в этот момент она немного покраснела и спрятала глаза, – как он тут же прислал нам еду, стоило мне и Питу поспорить по поводу того, стоит ли мне идти на пир у Рога изобилия – как появился флакончик со снотворным. Мы с ним ни о чём не договаривались, но каким-то образом он всегда подсказывал мне верное решение. Мы можем попробовать сделать подобное. Вряд ли нам удастся показать направление к водоёму таким образом, но мы попробуем давать вам хоть какие-то подсказки. Поэтому, чтобы вы не получили в подарок от спонсоров – воспринимайте это не только как помощь. Мы не можем утверждать, что всё получится, но пожалуйста, попытайтесь.

Мы переглядываемся с Рори и киваем. Сложно понять всё это сейчас, надеюсь, когда придётся иметь дело с самими посылками, что-то прояснится.

– Китнисс, можно один вопрос? – несколько неуверенно спрашиваю я. Сестра тут же кивает мне и готовиться выслушать. – Как нам с Рори быть на Арене?

– Ведите себя естественно, так как повели бы вы себя дома в похожей ситуации, – отвечает она. – Не надо скрывать свои чувства, и тем более не надо изображать врагов – ни в коем случае.

– Мы о подобном даже и не думали, – заверяет её Рори. Китнисс слегка улыбается, и от её улыбки мне хоть на немного, но становится легче. На секунду её лицо вновь становится серьёзным, и она прибавляет:

– И что бы вы ни увидели, не доверяйте этому. Помните об этом, – мы снова киваем. Я подхожу к ней и крепко обнимаю.

– Идите спать – завтра очень важный день, – доносится её тихий голос.

– А вы?

– Нам ещё есть, что обсудить, – слегка улыбается Пит.

Мы вместе с Рори уходим в сторону комнат. Мы даже толком и не прощаемся друг с другом. Переодевшись, я падаю в постель и только теперь понимаю насколько устала. Глаза буквально слипаются, а шея точно окаменела. Я приподнимаю голову, чтобы посмотреть на часы, стоящие на прикроватной тумбочке.

22:30

Меньше двенадцати часов до начала Голодных Игр. Меньше суток – и я попаду в мой персональный ад. Именно с этой мыслью я проваливаюсь в тяжёлый сон.

***

Я просыпаюсь от того, что ударяюсь ногой о стену: во сне была очередная погоня, и я, буквально в самые последние секунды, умудрилась упасть. За окном всё ещё темно, настолько, сколь это возможно в Капитолии. На часах полночь. Я чувствую, что мне нужно немного пройтись, и, накинув на себя халат, я выхожу из своего номера. В главной комнате не горит свет, однако там кто-то есть. И этот кто-то сидит на подоконнике, вглядываясь в мерцающие внизу огни.

– Не спится? – голос сестры мягок и тих. Я киваю и подхожу к ней. На подоконнике ещё достаточно места, так что теперь мы сидим рядом.

– Почему ты здесь? – спрашиваю я.

– Приснились очередные кошмары, – отмахивается она, хотя, судя по количеству стоящих на ближайшем столике кружек и чашек, спать Китнисс даже и не ложилась. Она приобнимает меня, и от этого мне становится тихо и спокойно на душе.

– Знаешь, шесть лет назад я точно так же сидела на этом подоконнике в ожидании утра, – произносит она. – И я никогда не думала, что когда-нибудь окажусь тут в твоей компании, – Китнисс тяжело вздыхает и проводит ладонью по моим волосам.

– Давай поговорим о чём-нибудь, – умоляюще шепчу я. – О чём угодно, только не об Играх.

– Хорошо. И о чём?

– Я не знаю, – улыбаюсь я, и вижу её улыбку в ответ. – Китнисс, а когда ты поняла, что любишь Пита, по-настоящему? – я не уверенна, что этот вопрос лучше разговора о завтрашней бойне, но уже поздно. Сестра тут же задумывается, но, к моему счастью, не впадает в апатию. Спустя какое-то время она отвечает:

– Сложно сказать. Поначалу я его просто ненавидела, особенно, когда мы были вынуждены играть на публике. Особенно тяжело это давалось Питу, ему ведь притворяться не приходилось. А в остальное время я сторонилась его, старалась делать всё, что угодно, только бы не видеть его. Но уже где-то к концу наших первых Игр в качестве менторов, у меня случилась истерика, прямо ночью. Я была тут и видела, как убили последнего нашего трибута в прямом эфире. Пит находился с остальными менторами, но необходимость в этом отпала, поэтому когда он вернулся примерно через час, то нашёл меня ревущей на полу и проклинающей всё и всех. Я помню, как кричала, что ненавижу его, а он пытался меня успокоить. Примерно после этого он тоже стал избегать меня, а я стала избегать его с ещё большей силой, понимая, что я просто-напросто недостойна его.

– Хорошо, что вы помирились, – шепчу я.

– Это точно, – улыбается она с грустью. Какое-то время Китнисс ещё смотрит на площадь внизу, а затем, бросив взгляд на часы, говорит: – Мне лучше уже пойти.

– Я здесь ещё немного побуду.

Поднявшись, она крепко обнимает меня, целует в щёку и уходит. Я провожаю её взглядом, а затем, когда она скрывается в темноте, бросаю взгляд вниз, на площадь. Там собрался, наверное, весь Капитолий. И снова на огромных экранах крутят какие-то ролики. Сейчас там показывают фрагменты с прошлых Игр, победителем которых стал профи из Первого (какая неожиданность), перебивший большую часть трибутов при помощи ножей.

Какое-то время я сижу одна, а затем раздаётся тихий звук притворяемой двери и чьи-то почти не различимые шаги.

– Я знал, что ты тут, – шепчет Рори, подходя к окну и присаживаясь на подоконник.

– Тоже не спится?

– Немного, – пожимает плечами он и смотрит вниз, на площадь. – Нам нужно придумать, что мы будем делать, когда там окажемся. Если не будет никаких сюрпризов, то бежим в сторону леса, если будут какие-то проблемы, то, скажем, на восток.

Я киваю головой. О самом важном мы и забыли. Главное теперь только не забыть, куда бежать после сигнала. Только бы Распорядители не решили, как несколько лет назад, выпустить участников в разных частях Арены. Хотя, те Игры вышли из-за этого несколько затянутыми, поэтому так происходит достаточно редко.

– Сколько сейчас?

– Почти три часа, – беззвучно отвечаю я. Какое-то время мы по-прежнему сидим вместе, крепко сцепившись ладонями. Мы оба прекрасно понимаем, что вдвоём нам не выбраться, а мне – вообще в любом случае. Иногда Рори поворачивает ко мне голову, точно хочет что-то сказать, а потом, словно передумав, снова принимается изучать толпу капитолийцев, собравшихся внизу. Что бы он ни сказал – все нереально. Вспомнит о том, что наш ментор был тоже не из сильных – вряд ли получится разыграть аналогичный сценарий снова, скажет, что в отличие от других трибутов я знаю гораздо больше способов убить – нет, применять их я не собираюсь. А отравить кого-то, как во время 74-х Игр не получится, вряд ли.

Рори слегка трясёт мою руку – неужели заснула? – и показывает куда-то вниз. Я приглядываюсь и различаю странную группу людей, не веселящихся, в отличие от остальных. Такие же, как и все, капитолийцы —, а что-то будто кричат, вскидывают руки. Спустя какое-то время к ним присоединяется ещё часть празднующих.

– Что происходит? – я ничего не понимаю.

– Это, пожалуй, самое редкое явление природы – бунтующие капитолийцы, – чуть усмехнувшись отвечает Рори.

– Я… ничего не понимаю.

– Это уже не в первый раз, – поясняет он, – как-то мне Гейл рассказал о том, что случайно увидел в доме мэра. У него есть специальный телевизор, или что-то в этом роде, там показывали именно Капитолий – в тот год вообще были проблемы с Играми, помнишь? Тогда они и недели не продлились. Кажется, выиграл парень из Второго, там были проблемы с Ареной и самим победителем.

– Да, кажется, тогда постоянно шёл дождь, негде было укрыться, да и тот парень, что-то натворил… – начинаю припоминать я.

– Не просто натворил, а буквально перебил всех трибутов, разорвав им глотки, – от этой спокойности в его тоне даже как-то становится не по себе. Эти и без того страшные слова звучат ещё пугающе в этой сухой констатации факта. – Естественно, – продолжает он, – часть капитолийцев сочла это весьма неэстетичным. Вот и пошли среди них разговоры – чтобы не допустить того, чтобы тот парень победил. Ведь однажды так было: те Игры показывают очень редко, но один из участников настолько озверел, что поедал…

– Не надо, я помню, – поморщившись останавливаю его я. – Только ведь с ним ничего не сделали.

– На Играх – да. А вот спустя пару месяцев – в родном дистрикте… – он замолкает, одаривая меня многозначительным взглядом. Затем он вновь принимается смотреть в окно. – Но сейчас всё иначе. Даже тут, в Капитолии, ходят слухи о том, что ты тут не случайно.

– И кто тебе это сказал?

– Порция. Знаю, с виду она самая обыкновенная капитолийка, но поверь мне, она, как и Цинна, искренне переживает за нас. Она бывает на многих вечеринках, а там некоторые люди сами подходят к ней и рассказывают последние светские сплетни.

– Но почему?

– Сама угадай. Это твой последний год, среди других участников неадекватный ребёнок-доброволец, к тому же родственник одного из трибутов с 74-х Игр.

– Но Омел не могла знать, что я уже вызвалась, – всё так же упорно продолжаю я. – Жатва в Двенадцатом происходит одновременно с Жатвой во Втором.

– Ей и не нужно было знать, – скорбно смотрит на меня Хоторн. – Это уже было известно. Эффи ведь никогда не рассказывала тебе о том, что происходит с бумажками, на которых наши имена? Обычно их, под контролем миротворцев и кого-нибудь из Капитолия, кладёт сам мэр, но в этом году – ему даже не дали к ним прикоснуться.

– Ты хочешь сказать…

– Не думаю, что там было много имён.

– И…

– И в мальчишечьем тоже, я думаю, – не даёт он мне сказать и слова. Я просто смотрю на него в немом изумлении и чувствую, как к глазам подкатывают слёзы.

– Мой брат в своё время много чего натворил, перечил миротворцам, охотился, может, видели и меня в лесу, может, и нас с тобой вместе. Кто знает? Приговор был подписан нам обоим.

– Я не хочу верить, – лишь шепчу я, отчаянно мотая головой. – Не хочу. Скажи, что это неправда, скажи, пожалуйста! Пожалуйста! – я просто срываюсь на крик. Я предчувствовала, что с этими Играми всё не так, но чтобы наше появление на них было подстроено… Рори тут же крепко меня обнимает, и теперь мои приглушённые вопли почти не слышны.

– Прим, пожалуйста, – шепчет он, проводя рукой по моим волосам. Я лишь только вздрагиваю и едва слышно всхлипываю. – Даже если всё так… Пусть даже всё так, пошло оно всё к чертям! Мы с тобой выберемся оттуда, слышишь? Мы выберемся, слышишь меня?

– Это ведь невозможно, – чуть приподняв голову, шепчу я. Я смотрю на его испуганные глаза, в которых мелькают искорки гнева. Знакомый взгляд. Рори стирает слёзы с моих щёк и, наклонившись, лишь произносит:

– Эти люди лишили меня будущего, так что теперь для меня просто нет невозможного.

========== Глава 15 ==========

Меня будит лёгкий стук в дверь и чей-то голос – «Прим, собирайся!». Сейчас я всё ещё в лёгкой дрёме, да так, что даже не могу понять, кто меня зовёт – мужчина или женщина. Кое-как усилием воли я заставляю себя подняться с кровати и бреду в сторону душа. Там я включаю почти ледяную воду, а затем чуть ли не огненную – всё, только бы проснуться.

Легла я, наверное, почти в четыре. Мы ещё какое-то время сидели с Рори в общей комнате. Мы даже толком и не разговаривали: после того, что он мне рассказал – я вообще не знала, о чём говорить, настолько я была испуганна. Да и сегодня, впервые за шесть лет мне приснился мой старый детский кошмар: шар с именами девочек-трибутов, в котором на всех бумажках написано лишь одно моё имя. Слова Хоторна разбудили мои уже давным-давно дремавшие страхи, слова, признающие их правдой.

Вернувшись из душа, я вижу, что на кровати лежит уже какая-то одежда: тёмно-серые лёгкие брюки и такая же кофта. Я как можно скорее одеваюсь и выхожу в коридор – там меня поджидает Цинна.

– Пора, – лишь говорит он, показывая рукой в направлении лифта.

Мы приезжаем на крышу. Там пока никого нет. Вокруг ещё относительно темно – солнце встанет, наверное, только минут через двадцать. Сейчас же вечно сияющий Капитолий находится в лёгком полумраке.

– Сколько сейчас? – спрашиваю я, даже не глядя в сторону стилиста. Мне кажется, что он смотрит на меня с жалостью. Нет уж, не надо мне такой роскоши.

– Почти пять, – сверившись с часами, отвечает он. – Во сколько легла?

– В четыре.

– Зря.

Разговор у нас явно не клеится. Со стороны лестницы доносится лёгкий топот – обернувшись, я вижу Рори в сопровождении Порции. Я хочу уже подбежать к нему, как чувствую, как Цинна касается моего плеча:

– Поздно, – говорит он, качая головой в сторону неба. Сначала я не понимаю, о чём он, а затем вижу приближающуюся чёрную точку планолёта. Рори за это время подходит сам и крепко сжимает мою ладонь. Нам не нужно слов, чтобы говорить. Всё и так понятно.

– Удачи вам, – раздаётся тихий, едва различимый в нарастающем шуме голос Эффи. Я даже и не заметила, когда она поднялась. На её лице почти нет макияжа, и из-за этого она выглядит как-то странно. Как-то непривычно. Если бы не голос – даже не узнала бы, наверное. Она порывисто обнимает нас и тут же отходит, вытирая глаза рукавом блузки. Эх, Эффи, где же твои манеры…

Планолёт уже почти над крышей, когда позади нас раздаётся громкий и отчаянный крик:

– Стойте!

Я оборачиваюсь и вижу Китнисс: одетую кое-как, с растрёпанными волосами, с зарёванными глазами. Она стремглав бежит ко мне и хватает в охапку. Сестра что-то шепчет, но я уже ничего не слышу из-за планолёта. Пит, пытаясь перекричать шум моторов и окрики миротворцев, кричит, что нам нужно идти. Я целую Китнисс в щёку и пытаюсь уйти, как она сжимает меня ещё сильнее. Я толком и не понимаю, что происходит, когда миротворцы принимаются разнимать нас. Я лишь слышу дикий вопль сестры и чувствую, как меня буквально тащат к планолёту. Рори уже помогли забраться вовнутрь. Кое-как залезнув, я обернулась и увидела сестру, скорчившуюся на полу, и Пита, обнимающего её. Я хочу что-то крикнуть, но меня толкают к креслу и тут же пристёгивают. Я бросаю взгляд на Рори, сидящего почти напротив меня. Он лишь качает головой и тяжело выдыхая: лицо у него несколько побледнело, он явно не ожидал подобного. Я же жалею о том, что мои руки сейчас не особо свободны, и запрокидываю голову назад, пытаясь спрятать слёзы.

Дверь закрывается, и, как мне кажется, мы взлетаем. Какая-то женщина, до этого момента стоявшая в углу, достает что-то из большой сумки и начинает обходить трибутов. Тут кроме нас Десятые, Одиннадцатые и Восьмые. Женщина наклоняется к каждому и вводит отслеживающее устройство. Маленькие девчонки взвизгивают, когда видят шприц, и даже пытаются сопротивляться. Я же даже не подаю вида, что мне больно. Сестра мне уже рассказывала, для чего это делают. Благодаря этой штуке меня смогут в мгновение ока найти на Арене. Когда женщина заканчивает со мной, я вижу, что на меня смотрит пара любопытных глаз с противоположного ряда. Восьмая. Едва заметив, что я увидела её, она опускает голову.

Я стараюсь сосредоточиться и не думать о Китнисс. Сейчас нужно думать о себе. Я отчаянно пытаюсь, однако перед глазами всё ещё её испуганное лицо. Я смотрю на Рори: тот, как может, взглядом подбадривает меня. Мне хотелось бы увидеть, куда мы летим, но окошки настолько маленькие, что в них видно только небо. От скуки я тщательно изучаю всё вокруг взглядом и начинаю себя ловить на том, что смотрю на Восьмую. Гриджина, кажется… Да, странноватое имя…

***

Через какое-то время я чувствую, как планолёт приземляется – едва слышимый до этого звук двигателей окончательно замирает, да и в окошках потемнело. И, действительно: дверь открывается и оттуда можно увидеть отряд миротворцев, ожидающих выхода трибутов. Я оглядываюсь вокруг: нас выводят по очереди, начиная с Восьмых. Девочка из Десятого даже умудрилась заснуть, и теперь её будит та самая женщина, что вколола нам маячки. Малышка точно не понимает, где находится и идёт, подталкиваемая сопровождающими. Вот и наша очередь. Нас отстёгивают и выводят наружу. Мы в каком-то ангаре или чём-то ещё подобном. Рори кивает головой наверх. Видимо, планолёт прилетел оттуда: там, высоко, находится что-то напоминающее раздвижную крышу. Сопровождающие подталкивают нас, и мы стараемся не отвлекаться. Хоторн хватает меня за руку, буквально машинально, но через секунду отпускает: два миротворца уводят его в противоположную сторону. Я хочу побежать за ним, крикнуть, как две пары рук опускаются на мои плечи. Я оборачиваюсь и, поняв, что его уже увели, смиренно иду вперёд.

Кажется, что мы идёт по кругу: сначала бесконечный белоснежный коридор, потом лифт, снова белый коридор и снова лифт, но уже ведущий куда-то наверх. Китнисс как-то говорила мне, что пространство под Ареной огромно, но я и вообразить не могла насколько. Всё это напоминает огромный бункер. И это даже как-то пугает. Наконец, меня заводят в одну из сотен одинаковых комнат, встретившихся уже по дороге, и закрывают за мной дверь. Я тут же осматриваюсь вокруг: встроенная в потолок лампа, освещающая комнату ярко-белым светом, стол, стул и дверь из серого металла напротив. Оглядевшись по сторонам, я подхожу к двери и дёргаю её за ручку: открыта. Думаю, это намёк, что мне туда. Не мешкая, я прохожу в следующую комнату. Там я вижу Цинну, рассматривающего что-то, висящее на вешалке.

– Ты уже тут? – он явно не ожидал меня увидеть так рано. – Присаживайся и постарайся поесть.

Я только киваю и послушно подхожу к столу, где меня ожидает некое подобие завтрака.

– У нас ещё достаточно времени, – говорит Цинна, – почти два часа, – прибавляет он, посмотрев на часы. – У тебя нет никаких вопросов? Ничего не кажется странным?

Его тон меня настораживает. Сложно понять, о чём говорит стилист. Было что-то не так сегодня утром? Я пытаюсь припомнить рассказы сестры, но всё как в тумане.

– А когда ты сюда успел прилететь?

– Раньше трибуты и их стилисты летели вместе, – начинает он. – Наш с Порцией планолёт прибыл спустя пару минут, но мы оказались тут заметно раньше вас. Хотя другие трибуты тут уже давно.

– Странно. Хотя мне, действительно, показалось, что мы летели как-то слишком долго. Кто-то даже заснул по дороге.

Стилист лишь кивает головой и отворачивается к дальней части комнаты. Там находится довольно странное сооружение, несколько напоминающее собой прозрачную большую трубу. Наверное, именно это и доставит меня на Арену.

Я буквально заставляю себя нормально поесть: из-за мыслей о предстоящей бойне мне становится плохо. Отставив от себя почти пустую тарелку, я спрашиваю у стилиста разрешения умыться и ухожу в прилегающую к комнатке ванную. Какое-то время я провожу там, обливая лицо почти ледяной водой: когда-то мне это помогало придти в себя, но, видимо, не сегодня. Вернувшись, стилист подходит ко мне и протягивает какую-то серую одежду.

– Я так полагаю, это моя форма? – спрашиваю я, хоть и прекрасно знаю ответ. Цинна кивает и прибавляет:

– Довольно лёгкая, но куртка из более плотной ткани. Не думаю, что там будет слишком холодно.

Я послушно одеваюсь. Форма состоит из простой серой майки, тёмно-серых тонких брюк по колено и мягкой куртке с капюшоном такого же цвета. Обувь довольно удобная для бега – надеюсь, это мне поможет. Цинна сажает меня на стул и начинает меня причёсывать. Он заплетает мне косу, почти такую же как и до этого. Он бросает взгляд на часы (ещё остаётся около двадцати минут) и говорит:

– Мне нужно кое-что отдать тебе.

Сначала я ничего не понимаю, а потом, когда вижу, что он достаёт из кармана пиджака золотую брошку с пересмешницей, даже слегка вскрикиваю от удивления. Цинна лишь подносит палец ко рту, аккуратно прикрепляя её на куртку.