Текст книги "Надежда сильнее страха (СИ)"

Автор книги: Rabbit hearted girl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Из-за меня, – вдруг доходит до меня.

– Не говори глупостей, – говорит Рори. – Как она могла узнать о тебе, когда у них Жатва происходит даже раньше?

– А зачем ещё тогда? Она бы могла совершенно спокойно потренироваться ещё несколько лет и тогда отправиться на Игры! Почему сейчас? – я уже практически кричу на него.

– Успокойся, Прим. Понять, что на самом деле происходит, мы сможем лишь, когда приедем в Капитолий, – говорит Пит. – А пока лучше посмотрим на остальных.

– Пит прав, – кивает головой Эффи. – Возможно, это просто случайность.

– Случайности не случайны, – шепчу я.

Китнисс затихла и смотрит куда-то вперёд, словно не замечая происходящего. Я тихонько толкаю Пита, и он присаживается на край дивана рядом с ней и начинает что-то шептать. Моя сестра стала слишком часто «пропадать», уходя в «свои» Игры. Я не знаю, что станет с нею, если так будет продолжаться дальше… Под словом «так» я имею в виду, разумеется, эту недо-жизнь.

Пит и Китнисс уходят, и мы остаётся втроём. Эффи с небывалым интересом и азартом смотрит на трибутов, выискивая их сильные и слабые стороны. Я же смотрю на Жатвы довольно рассеяно. Запоминаются лишь самые маленькие трибуты – в этом году их пятеро, больше, чем когда-либо раньше! – и ещё несколько довольно заметных участников: близнецы из Шестого, бледные, как смерть, хромая девочка из Десятого и мальчик из Пятого – с немного безумным взглядом, полным страха.

А вот и наша Жатва. Конечно же, сразу крупный план на лицо Китнисс, её крики и то, как Пит её уводит за сцену. Сразу же в дело включается Цезарь Фликкерман, своими словами ещё больше уничтожающий меня:

– Да, в этом году Игры будут невероятно интересными и трагичными!

– Счастливых вам Голодных Игр! – вторит ему второй ведущий.

– И пусть удача всегда будет на вашей стороне! – оптимистично завершает Цезарь, и экран гаснет.

– Хорошо, что Китнисс этого не видела, – бормочу я. Эффи, молча, подходит к бару, задумчиво разглядывает его содержимое и берёт бокал.

– Эффи, тебе не следовало много общаться с Хеймитчем! – пытаясь пошутить, выкрикивает Рори.

Бряк поворачивается к нам лицом и с грустью оглядывает. Всё лицо в слезах. Эффи, что с тобой сделала эта Жатва! Поверить не могу, что эта вечно оптимистически настроенная капитолийка вообще умеет плакать.

– Простите, что я вытащила ваши имена, мне очень жаль, – шепчет она. Хотя, зачем говорить? Всё и так у неё в глазах видно…

– Невесело получилось, – едва слышно произносит Рори. – А я думал, что вот последняя Жатва, вот пройдёт пара лет, возьму и женюсь на тебе, а тут…

Эффи, в прочем, как и я, слушает всё это, открыв рот. Все слова, что можно сказать в подобной ситуации, будто стёрлись из памяти, и я ничего не могу ответить. Ничего.

– Рори, – шепчу я, хватая его за руку.

– Что уж говорить, поезд упущен, – с горькой улыбкой отвечает он. – Да уж, вот капитолийцы обрадуются, что по их вине не состоялась ещё одна свадьба…

– А это идея! – вскрикивает Эффи, бросив бокал на место. – Может, и получится! – она уже чуть ли не танцует от радости.

– Сноу не отменит Игры, даже если взбунтуется Капитолий! – выдыхает Рори.

– Кто знает? В любом случае, вспомним о Пите и Китнисс: они благодаря этому выжили!

– Ага, а потом их насильно поженили, – не унимается мой напарник.

– Эй, тебе то что? – вмешиваюсь я. – Кажется, пару минут назад ты тут клялся в вечной любви!

– Капитолию и Сноу в частности наплевать на чувства трибутов, на любые, кроме желания поскорее убить друг друга, – Рори грустно смотрит на нас, словно давая понять, что надежды больше нет. Я в задумчивости встаю с дивана и направляюсь к окну. Мелькают деревья, каменные блоки, столбы электровольток и постовые башни миротворцев. И тишина. Только слышен стук колёс.

– А может, получится? – шепчу я, подойдя к нему ближе. Рори прячет свой взгляд от меня, уставившись в пол.

– Ты сама сказала, что у тебя – нет. Тогда какой смысл мне побеждать? Уж лучше сразу встретиться с профи, – голосом приговорённого к расстрелу говорит он.

– Надежда – это всё, что у нас есть. Это всё, что есть у меня. Пожалуйста, не отнимай её у меня, – едва слышно произношу я и чувствую, как слеза тихо стекает по щеке.

– Не надо, – шепчет он, смахивая её с моего лица. Я пытаюсь улыбнуться, но ничего не выходит. Эти признания, эти жесты – всё это причиняет мне боль гораздо большую, чем мысли о скорой и, скорее всего, болезненной смерти. А он, точно этого не понимает! Я отхожу к бару и наливаю себе стакан какого-то оранжевого сока. Вкус сладкого нектара успокаивает нервы и становится как-то поспокойнее. Что ж, раз уж так вышло, то нужно ко всему, даже к Играм, подходить с деловым расчетом.

– Что ж, Эффи, – начинаю я самым серьёзным тоном, – каковы наши шансы? Что ты думаешь о моих соперниках?

Сопроводительница с грустью смотрит на меня, затем на Рори, но всё же не решается ничего сказать. Она ставит так и не начатый бокал красного вина на стойку и тихонько начинает:

– Примроуз Эвердин, – начинает она таким тоном, точно хочет отчитать. Правда, голос у неё заметно дрожит и от этого высокие ноты вновь преобладают. – Нет, что же я такое говорю! – Эффи, взмахнув руками, опять хватает бокал и, пригубив, ставит его на место. Слишком много движений – явно нервничает.

– Прим, милая, – тихим голосом продолжает она. – После всего того, что случилось, о твоих соперниках я могу сказать только одно: стая чёрных ворон. Кто-то слаб, кто-то силён, а кто-то вожак стаи, что решил добиться своей цели несмотря ни на что. Только ты не такая.

– Они вороны. А я тогда кто? – недоумённо спрашиваю я.

– А ты маленькая беззащитная бабочка, – шепчет она и, схватив бокал, уходит из купе.

Бабочка.

Странноватое сравнение, на мой взгляд. Даже забавно: сестра у меня – сойка-пересмешница, а я, оказывается, бабочка. Я подхожу к окну, пытаясь осмыслить сказанное Эффи. Бабочка. А что делают бабочки? Рождаются, оставляют потомство и умирают. И на всё несколько недель – в лучшем случае месяц. Ещё, насколько я помню, это очень нежные существа. В детстве мы с отцом часто гуляли по Луговине и любовались ими. Если мне хотелось взять их на руки, то приходилось брать очень бережно, так, чтобы не осыпалась пыльца с крыльев – иначе они погибнут.

Мимо меня несётся очередная порция лесов, тут же сменяемая нескончаемым зелёным полем. Странный звук, точно кто-то стучится в окошко. Я приглядываюсь и вижу махаона, раскинувшего свои тонкие крылышки прямо по изящному капитолийскому стеклу. Да… жизнь бабочки страшно коротка. Надеюсь, Эффи не это имела в виду.

Бабочка из последних сил пытается взмахнуть крыльями, что местами точно порваны и будто обожжены. За окном поля вновь сменяют леса, но в открытую форточку, вместо долгожданного лесного аромата, врывается отвратительный запах гари. Рори, вскочив с дивана, тут же подбегает ко мне и закрывает её.

– Странно, вроде сейчас не время сжигать солому или дрова, – бормочет он. – Где мы сейчас?

– В Одиннадцатом ещё вроде, – шепчу я.

Лес опять отступает, и мы видим источник отвратительного запаха: миротворцы в белых одеждах, рубящие вековые деревья, машины, ровняющие их с землёй и горящие хиленькие дома. Это не Одиннадцатый. У них дома, конечно же, не очень, но не до такой степени. Это, фактически, землянки и шалаши. Машины буквально выковыривают их из земли, а миротворцы поджигают. Рядом какие-то странные люди – все грязные, оборванные, точно… беженцы. Миротворец избивает какого-то мужчину, а несколько других стражей порядка наставили дула своих автоматов на беззащитных женщин и детей.

Мгновение – и старик, чьё лицо обращено в сторону поезда, достаёт из кармана старый, измятый, лист бумаги с каким-то рисунком. Рядом стоящий миротворец тут же принимает меры, заключающиеся в лишении старика жизни. Тут же густой лес скрывает от нас это странное поселение.

Я видела рисунок лишь секунду, но мне этого хватило. Этот символ слишком хорошо мне знаком. Это брошь моей сестры. Сойка-пересмешница.

Тогда, во время своего Тура Победителей, Китнисс и Пит по совместительству пытались подавить назревающее восстание в ряде дистриктов. Капитолию эта миссия, само собой, удалась гораздо лучше. Но тогда, во время этих мучительных поездок они видели точно такие же листы с изображением сойки. Именно поэтому это ещё одно прозвище моей сестры. В дистриктах – так как её считают непокорной девушкой, пытавшейся показать Капитолию своё место, но так и не сумевшей; в Капитолии – из-за её броши, с которой она там не расстаётся никогда.

Значит, это, действительно, повстанцы… Неужели всё это время им удавалось скрываться в лесу? Странно… И как допустили то, что мы это увидели? Я поворачиваюсь в сторону Рори, словно в поисках ответа, как он сам произносит:

– Им нужно показать, что бывает с теми, кто играет против них.

И ни капли удивления в голосе.

Я бросаю последний взгляд на махаона, сметаемого ветром: белоснежный изнутри, точно чёрные траурные ленты по краям… Легкое, трепещущее тельце улетает в сторону костров.

Мрачные леса отступают, вновь сменяясь полями. Безупречно голубое небо. Только одна чернеющая точка вдали. По мере приближения поезда понимаю – сойка-пересмешница. Черное оперение, белеющие кончики крыльев… Махаон – только наоборот.

Может, именно это Эффи и имела в виду?

Сойка-пересмешница, но наоборот. Бабочка, которую уносит ветер в неведомую даль, и птица, которая всё решает сама.

Я не пересмешница. Но… Только сейчас я это и понимаю. Поезд с трибутами сложно не заметить на фоне остальных. Поезд с Одиннадцатыми уже ушёл в Капитолий… Вывод только один: тот старик хотел, чтобы эту бумагу увидела именно я.

Я. Не Сойка-пересмешница, а именно я!

Но что тогда это значит?

– Они уже поверили в тебя, – будто отвечая на мой вопрос, шепчет Рори.

Одинокая бабочка против стаи воронов… Эффи, ты права как никогда.

========== Глава 5 ==========

Точно сомнамбула, я прохожу в сторону своего купе. Уже за полночь, а я всё ещё не ложилась. Китнисс и Пита мы не видели, правда, Эффи сообщила, что заходила к ним и отправила служанку-безгласую с едой. Время от времени мне кажется, будто я слышу крик сестры. Но правда ли это? Мне кажется, что у меня есть все шансы сойти с ума ещё до начала этих Голодных Игр. Я не знаю, смогу ли я продержаться хоть день там, и что самое страшное: смогу ли я выжить, победить, когда Рори уже не будет рядом… Я мысленно прикрикиваю на себя и беспомощно опускаюсь на пол. Всё, я уже даже считаю не только себя, но и его заведомо убитым…

Но должна же быть хоть капля надежды, хоть какой-то крошечный луч посреди этой темноты!

Отчего-то мне сейчас вспоминается наш старый спор с Китнисс:

– Ты подарила людям надежду, надежду, что, возможно, что-то изменится.

– А они сожгли её дотла и растоптали! Пойми, в этом мире нет места надежде и счастью.

– Но может быть…

– Только если мы на это решимся вновь. В прошлый раз нас сильно потрепали, – сестра горько усмехнулась.

Ну да, «потрепали»: кроме военных, наводнивших все районы Панема и стреляющих без предупреждения в любого подозрительного для них человека, в ряде дистриктов произошли несколько загадочных катастроф: в Четвёртом – цунами, в Одиннадцатом – странная болезнь уничтожила почти все запасы еды (правда, пострадали лишь те склады, в которых было продовольствие для жителей дистрикта), в Пятом – плотина гидроэлектростанции взорвалась и затопила почти весь ближайший посёлок. И жертв от этих «природных» катастроф было немало.

Теперь у нас вся жизнь – сплошные Голодные Игры… Голодные Игры, в которых участник каждый, а не только тот, кому выпал жребий.

Я встаю с пола и продолжаю свой путь. С того разговора прошло уже немало времени: и она, и я изрядно изменились. Я стала старше, она – ещё больше потеряла надежду. Хотя… Как-то однажды вечером мне удалось её разговорить. И она мне рассказала многое. Про то, что она видела в дистриктах (до этого она подобным ни с кем не делилась), про разговор со Сноу, про Капитолий… А ещё она мне всё-таки рассказала про то, как когда-то нас спас Пит. И ещё про те одуванчики. И вот что странно – зимой она впадает в глубокую депрессию, как называют это состояние капитолийцы – почти не разговаривает, иногда устраивает голодные забастовки, целыми днями пропадает в лесу… А весной, когда распускаются самые первые, робкие жёлтые огоньки цветов, точно маленькая девочка вновь смеётся, улыбается и иногда даже разговаривает со мной, как прежде. Но всё это происходит не спонтанно: она постепенно, точно стыдясь, сначала показывает робкую улыбку, видя жёлтое поле заместо Луговины, потом начинает смеяться шуткам Пита и становится какой-то другой. Хотя, такой я её почти никогда и не видела. Только… Если с Гейлом.

Но между ними теперь безбрежная пропасть. Наши семьи почти не общаются. Единственные исключения: только если мама (в качестве врача) да я. Рори похож на брата, но лишь отчасти. Внешнее сходство есть, но оно не очевидно: да, у него такие же тёмные волосы, такая же оливковая кожа, но лица… Если лицо Гейла мне всегда казалось серьёзным и даже суровым, то у Рори всегда (или почти всегда) на лице улыбка, глаза сияют в предвкушении чего-то. Но внутри… Видимо, какая-то доля бунтарства есть во всех Хоторнах, но в этих двоих её более чем достаточно. Они оба – ярые неприятели нашего нынешнего строя, оба мечтают о революции, но Гейл может приспособиться к любым условиям, к любым изменениям. Рори же, напротив, живёт по принципу: «Уж лучше мир прогнётся под нас». Он невероятно упрямый. И, боюсь, это упрямство может ему выйти боком. Игры – не место для упрямства. Вот так и представляю: мне грозит какая-то опасность, я прошу его уйти, а он… Знала бы Китнисс, о чём я думаю! Точно бы устроила скандал.

Кстати, а вот и их с Питом купе. Я останавливаюсь и вижу, что дверь чуть приоткрыта. Прищуриваюсь в темноте и начинаю различать во мраке два силуэта, сидящие на кушетке. Кажется, они не спят: Китнисс доверительно склонила голову Питу на грудь, а он её крепко обнимает. Яркий свет от придорожных фонарей иногда освещает их лица, и тогда я вижу нахмуренные брови мужа моей сестры и блестящие от слёз её щеки.

– Пит, – доносится тихий шёпот. – Мы должны что-то сделать. Они не должны погибнуть.

– Я понимаю, и ты прекрасно знаешь, что я хочу этого не меньше, чем ты, но они не повторят своих же ошибок! – голос Пита сосредоточен и серьёзен как всегда. Удивительно, даже в такой ситуации он может сохранять хоть какое-то спокойствие!

– Я и не имею это в виду, – Китнисс приподнимается и теперь смотрит ему в глаза. – Что, если согласиться на их план?

– Это не план, а безумие! Или не ты тоже самое мне говорила в том году? Да и тем более, тогда почти никто не был «за», разве теперь от нашего решения что-то изменится? – его голос почти срывается, и в свете фонарей я вижу, что он немного размахивает руками.

–Помнишь, что нам говорил Хеймитч?

– Хеймитч? Я не знал, что ты заучиваешь его слова, как цитаты, – донёсся голос Пита, тут же явно приглушённый ударом подушки по голове.

– Все следят за нами, все равняются на нас, даже менторы, – немного рассерженным голосом произнесла Китнисс. – Менторы, я бы сказала, в особенности.

– И ты хочешь сказать…

– Что это реальный шанс спасти их! Тем более, я недавно говорила с кое-кем по телефону… Так вот, они не решались, так как дистрикты ещё не оправились после всех тех катастроф. Теперь другое дело: Четвёртый, Девятый, Седьмой – они уже готовы и при встрече с Плутархом точно заявят о согласии!

– Значит, ты говорила с Финником…, – задумчиво шепчет Пит.

– Ты меня вообще слушаешь или опять устраиваешь сцены ревности? – возмущаясь, бормочет сестра. – Мы должны спасти их любой ценой.

О чём она? Плутарх… Кажется, так зовут распорядителя Игр. Странно, о чём договаривались они с ним? Да, сестра явно мне рассказывала не всё… Что ж, попытаюсь потом узнать у неё об остальном. Я тихо прохожу мимо щели и отправляюсь в сторону своего купе. Всё-таки что-то тут не так: заговор среди менторов, да и эти люди сегодня… Хотя… С чего я решила, что знак был мне? Может, это сестре? Это ведь её символ, в конце концов! Но ответ сразу же приходит на ум: «Я – та ради кого она фактически пожертвовала жизнью шесть лет назад. А теперь она не может вызваться вместо меня. Значит, сестра будет явно не в силах понять их знаков». Я останавливаюсь у своей двери. Голова кружится от только что осознанного. Нет, я не сумею…

Комментарий к Глава 5

Знаю, глава вышла ужасно маленькой. Постараюсь исправиться в следующих главах и впредь так не задерживать продолжение.

========== Глава 6 ==========

Яркое солнце слепит мне прямо в глаза. Кое-как разомкнув веки, я приподнимаюсь на кровати и пытаюсь вспомнить всё, что произошло вчера. За окном мелькают деревья, хрустальные подвески на люстре едва заметно покачиваются… Значит, Жатва мне всё-таки не приснилась. Раздаётся лёгкий стук в дверь, и до меня доносится писклявый, вечно-оптимистичный голос Эффи:

– Вставай, дорогая, у нас сегодня важный преважный день!

Да, кажется, сестра явно не преувеличивала, когда рассказывала о ней…

От этих слов хочется не подняться и полететь навстречу так любимым нами капитолийцам, а наоборот, спрятаться куда подальше, да не выходить отсюда, никогда. Хотя, куда деваться? Пересилив себя, я плетусь в сторону ванной и в течение десяти минут только что и делаю, как пытаюсь всеми известными мне способами проснуться. Этой ночью я почти не спала – под глазами синяков, к счастью, нет, но всё же вид у меня явно не для парада.

Возвращаюсь в комнату и надеваю буквально первое попавшееся под руки платье. Уже уходя, оглядываюсь и замечаю: на мне почти белоснежная кружевная юбка и блузка, до боли напоминающие тот самый наряд, в котором я была на своей первой Жатве…

Я прохожу по коридору, и вот предо мной двери столовой. Затаив дыхание, открываю дверь и вхожу вовнутрь, стараясь вести себя как можно спокойнее. Рори вертится вокруг стола, разливая всем горячий шоколад, Эффи, как всегда, что-то бормочет, точно сама себе, а Китнисс, полностью поглощённая своими мыслями, задумчиво отрывает кусочки от булки и бросает их прямо в чашку с горячей тёмной жидкостью.

– Доброе утро, присоединяйся, – наконец, подаёт голос Пит, заметивший смятение в моих глазах.

– Шоколад будешь? – самым обыденным тоном спрашивает Рори, тут же подбегая ко мне и придвигая стул. Не в силах что-либо сказать, я просто киваю головой. Я хватаю булочку, ещё что-то и ем, совершенно не ощущая вкуса. В комнате нависает тишина, замолкла даже Эффи, и слышно лишь стук колёс, да шаги безгласых в коридоре. Напряжение нарастает, и я чувствую, как руки начинают трястись. С трудом поднимаю глаза и вижу, что Китнисс тоже, молча, смотрит на меня.

– Ну, что-нибудь посоветуешь? – раздаётся голос моего товарища по несчастью. Хоторн тоже невесел, но явно заметил, что ещё немного и может произойти что-то неприятное.

– Не беги прямо в самое пекло у Рога Изобилия, – наставительно начинает Пит, – но если уж очень хочешь что-либо обязательно ухватить – бери то, что лежит дальше всего. Весомое оружие вряд ли там будет, но вещи полезные для выживания – вполне да. Например, могут попасться спички, ножик, верёвка… Так, Китнисс? – наш ментор с удивлением смотрит на мою сестру, которая опять, кажется, «отрешилась» от этого мира. Она всё продолжает молчать, и с каждой секундой лицо мистера Мелларка становится всё обеспокоеннее.

– К чему весь этот цирк, – злобно шиплю я, отодвигаясь от стола. Я хватаю салфетку и с остервенением бросаю её, заляпав при этом скатерть шоколадом. Эффи, разумеется, в шоке и лишь моргает своими бесконечными ресницами да сидит, открыв рот. Примерно что-то похожее творится с мужской половиной нашей компании. А Китнисс, наконец, как ни странно, проснулась. И теперь она смотрит на меня хищным, злобным взглядом, которого я за ней никогда прежде не замечала.

– Как ты смеешь так говорить? – хриплым голосом шепчет она, чеканя каждое слово. Этот взгляд, это лицо… Она меня пугает. И совершенно не ожидая от себя такого, я вдруг говорю всё то, что кружилось у меня в голове последние сутки.

– Как я смею? Ты прекрасно знаешь, что я ничего не умею! Ничего! – я уже окончательно срываюсь на крик. Сестра поднимается из-за стола и, сверля меня суровым взглядом, подходит ближе. – Я не смогу продержаться и пяти минут там, понимаешь? – и стоит мне это сказать, как Китнисс награждает меня звонкой пощёчиной.

– Замолчи! Замолчи! – её голос срывается окончательно и становится похожим на жалкий хрип. Она машет руками, точно желая ещё раз задать мне затрещину, но Пит успевает вовремя её остановить, и теперь она рыдает у него на плече. Я же, точно статуя, так и стою прямо посреди комнаты, точно не замечая всего происходящего. Она никогда на меня не поднимала руку…

Рори в это время опрокидывает вазу со льдом и под руководством Эффи изготавливает холодный компресс, заворачивая прозрачные кубики в салфетку.

– Присядь, милая, – доносится до меня голос сопроводительницы, точно из другого мира. Её изящные руки касаются моих плеч, и каким-то образом она всё-таки меня усаживает на диван.

– Милая? Она «милая»? – доносится с другого края комнаты голос Китнисс, по-прежнему удерживаемой исключительно силой рук Пита. – Вы посмотрите на неё, посмотрите! За все эти шесть лет я не видела такого безнадёжного случая! А ещё моя сестра называется…

– Эвердин! Замолчи сейчас же! – окрикивает её Эффи. Я приподнимаю глаза и вижу, как моя сестра странно улыбается в ответ на замечание и едко шипит:

– Прошу прощения, Мелларк! – невероятным образом она вырывается из крепких объятий Пита и уносится в коридор.

Пит виновато смотрит то на меня, то на всё ещё полуоткрытую дверь и тихо шепчет:

– Простите, но я…

Я слабо киваю ему в ответ, и он тут же убегает вслед за Китнисс.

Эффи Бряк тут же начинает причитать и что-то бормотать о «совершенно неприличном поведении» моей сестры, и при этом ещё каким-то образом пытаться успокоить боль в щеке.

– Ох уж эта миссис Мелларк, – бормочет она вполголоса, особенно выделяя последние слова, – неужели не понимает, что тебе буквально через пару часов отправляться на Парад? Нет, я, конечно же, понимаю – Цинна самый настоящий волшебник – но всему же есть предел!

– Прим, – Рори, до этого молчавший, всё же решился что-то сказать. Его голос дрожит, кажется, он немного взволнован и… напуган? Я смотрю на него и точно не узнаю: нет, конечно же, он не плачет, но… что-то довольно близко к этому. – Прим, – повторяет он, – эти Игры ещё не окончены, – он подходит ближе и берёт меня за руку. – Ты должна верить, мы выберемся, мы придумаем что-нибудь… – на секунду он замолкает, точно какая-то мысль пришла ему в голову, а затем добавляет: – Я что-нибудь придумаю.

Не нравится мне это «я что-нибудь придумаю». Не нравится. Ох, не задумал бы он чего-нибудь уж слишком опасного и рискованного… Пока вокруг меня суетятся Эффи и Рори, я пытаюсь успокоиться. Сердце всё ещё бешено колотится, а в голове сущий бардак. Отчего-то мне становится ужасно стыдно перед сестрой, так, что я с трудом сдерживаю слёзы. Что с ней теперь будет? Что я снова натворила? Неожиданно дверь растворяется, и в комнату возвращается Пит, крепко обнимающий Китнисс, явно старающуюся не смотреть в мою сторону. Ментор бросает короткий взгляд в мою сторону и едва заметно улыбается. Значит, с сестрой всё хорошо, можно наконец-то успокоиться. Они усаживаются на диван в противоположном углу комнаты. Я бросаю взгляд на окно: там снова мелькает бесконечный лес…

– Вчера мы с Рори видели кое-что очень странное, – неожиданно для самой себя говорю я.

– И что же? – совершенно не придавая этому никакого внимания, спрашивает Эффи.

– Повстанцев, в лесу, – вступает в разговор Рори. Я краем глаза вижу, что Китнисс поднимает голову и удивлённо смотрит в нашу сторону.

– А ещё… – голос мой срывается, в голове вновь всплывают картины вчерашнего убийства… – Ещё мы видели одного старика, которого прямо на наших глазах убили миротворцы, – Эффи издаёт странный звук, полный удивления и ужаса, а я продолжаю по-прежнему: – Когда мы почти вплотную приблизились к этому поселению, он достал из кармана бумагу с рисунком, а потом получил пулю в лоб, – я говорю нарочито-безразличным голосом. По крайней мере, пытаюсь, но всё равно окончания предательски проглатываются, а каждое слово больше похоже на всхлип. – А на рисунке была Сойка. Сойка-Пересмешница.

Китнисс удивлённо смотрит на Пита, затем на меня. В её взгляде дикая смесь страха и радости. А затем она делает самое невероятное. Она шепчет: «Я же говорила», – и с улыбкой обнимает мужа.

***

Поезд по-прежнему мчится в сияющую даль. За окном однообразный пейзаж. Мы все по-прежнему сидим в столовой и обсуждаем, что произошло вчера. Китнисс теперь гораздо разговорчивее, даже извинилась передо мной. Неужели она не понимает, что я даже и думать не думала на неё обижаться? Я ведь прекрасно понимаю, что с ней происходит…

– Так, во-первых, чётко усвойте главное правило на сегодня, – расхаживаясь из одного угла в другой, наставительно говорит Пит, – во всём, абсолютно во всём слушаться Цинну и Порцию. Мы не знаем, что они затеют…

– Но это будет просто что-то феноменальное! – вмешивается Эффи. – Цинна – настоящий волшебник, и, уж поверьте, это снова будет фурор! – кураторша яро машет руками, отчего длинные серебристые рукава её платья развеваются в воздухе, придавая ей сходство с колибри. Мы все хором, точно сговорившись, смеёмся и совершенно не замечаем, что в купе как-то странно потемнело. Звонкий смех Китнисс замирает во внезапно наступившей тишине, и она, мигом взглянув на окна, шепчет одно лишь слово:

– Приехали.

Я и Рори вскакиваем со своих мест и бежим к окну. В это же мгновение туннель под многотонным слоем горных пород кончается, и мы видим его. Капитолий. Город, сверкающий днём и ночью. Город золота и детской крови. Поезд, точно птица, пролетает мимо вычурных строений, сияющих пирамид стекла и металла. Мы уже почти подъезжаем к вокзалу, как я вдруг слышу голос сестры:

– Прим!

Я оборачиваюсь и вижу её, испуганную и чуть ли не плачущую. Не задумываясь ни о чём, подбегаю к ней и крепко-крепко обнимаю.

– Со мной всё будет хорошо. Я постараюсь, – шепчу я, отстраняясь и отходя в сторону уже открывающейся двери. Рори хватает меня за руку и мы, точно наши менторы несколько лет назад, вскидываем их над нашими головами. Капитолийцы, больше похожие на страшных кукол, чем на людей, немного удивлённо смотрят на этот наш жест, пытаясь понять, что же он значит. Переглянувшись, мы начинаем спускаться. Хоторн подаёт мне руку, ещё больше озадачивая разодетую толпу. Секунда – и я уже стою на платформе. Голодные Игры уже начались. Я и Рори берёмся за руки и послушно следуем за Эффи и менторами, указывающих нам путь. На наше счастье, наши менторы не кто-нибудь, а сами мистер и миссис Мелларк, поэтому внимание окружающих переходит на их сторону. Я бросаю короткий взгляд в сторону сестры и вижу, что она крепко-крепко сжимает ладонь Пита.

– А я так посмотрю, твоя сестрёнка с трудом себя сдерживает, чтобы не учинить чего-нибудь, – шепчет мне в ухо Рори. Я едва заметно киваю ему в ответ.

– Не отпускай руку, – прибавляет он, и я ещё крепче сжимаю его ладонь.

***

– Мне так жаль, – шепчет полноватая женщина, кожа которой в свете ламп отсвечивает зеленью. Кажется, её зовут Октавией, судя по рассказам моей сестры.

– Октавия? – спрашиваю я, немного дрожащим голосом. Женщина оборачивается и подходит ко мне. – О чём вы говорите?

– Милая, неужели ты не понимаешь сама? – вмешивается другая стилистка, отличающаяся от остальных золотыми татуировками над бровями. – Ты известна всему Панему! Весь Капитолий, и поверь, я не преувеличиваю, буквально взорвался, когда на Жатве вытащили твоё имя!

– Ходили слухи, что могут отменить Игры! – добавляет Флавий, единственный, кого я хорошо помню. Он, как ни странно, не сильно изменился с нашей последней встречи, когда все они приезжали в Двенадцатый, чтобы отправиться вместе с Китнисс и Питом в Тур Победителей. Те же яркие оранжевые локоны (такие же, как и у Цезаря Фликкермана), та же тёмная помада.

Они замолкают, и на мгновение единственное, что слышно – едва уловимый шум ламп над головой.

– Ладно, она готова, – едва различимо шепчет он. – Пойдём за Цинной.

На секунду они оставляют меня совсем одну. Вокруг меня лишь стены голубоватого, с металлическим оттенком, цвета, до омерзения стерильные, пугающие. Я закрываю глаза, не от усталости или ещё от чего-то. Просто чтобы их не видеть. Интересно, как там Рори? Наверное, так же, как и я, стоит в такой же стерильно-голубой комнате в ожидании Порции… Что в этом году задумал Цинна? И Эффи, и Китнисс, безусловно, правы, когда говорят о его невероятном таланте. Все те шесть лет, что он был стилистом на Голодных Играх, его наряды для Двенадцатого дистрикта поражали всех и вся. Поговаривали, что ему даже предлагали другие, более почётные дистрикты, но он отказался. Как говорила Эффи: «Сказал, что природа Двенадцатого и его род деятельности невероятно вдохновляют его». И действительно, в каждом его костюме огонь. К сожалению, не всегда это пламя удаётся зажечь и в самих трибутах… В последнее время он немного отошёл от «огненной» тематики – стал использовать в костюмах элементы из природы нашего дистрикта. Например, в том году чёрные одеяния наших представителей, местами мерцающие, точно раскалённые угли, были дополнены засохшими ветвями деревьев, цветов, покрытых слоем копоти и гари. А что он придумает для меня?

Мне отчего-то кажется, что он хочет сделать из меня продолжение сестры. Наверняка облачит во что-либо чёрное, испепеляющее и горящее сильнее адского пламени. Вдруг я слышу, как открывается дверь, и вижу его, Цинну. Кто-то, а он, наверное, никогда не изменится. Короткие тёмные волосы, простая, даже совсем необычная для Капитолия, одежда. Те же зелёные глаза и золотистая подводка вокруг них.

– Здравствуй, Прим, – наконец он обращается ко мне. – Ты ведь не против, если я тебя так буду называть?

– Нет, – качаю головой я. Цинна, Цинна. Он, фактически, старый знакомый. Даже, можно сказать, в какой-то степени друг семьи. Во время Голодных Игр он единственный, кто может придать сил Питу и Китнисс, дома – единственный, с кем моя сестра иногда может поговорить по телефону. У них есть небольшой секрет. Принято, что у каждого победителя есть какой-то талант. О нём рассказывают во время Тура, упоминают в интервью… С Питом всё было просто – он настоящий художник. А вот Китнисс… У Китнисс просто волшебный голос, но представить её поющей для капитолийцев можно только в страшном сне, поэтому пришлось что-то выдумывать. И теперь она «неожиданно» открыла в себе талант к моделированию одежды. Точнее, открыл его в себе Цинна и довольно давно. Ну, а сестра как может расписывает, как она долго придумывала все эти сочетания да узоры. Стилист обходит вокруг меня, осматривая, то с чем ему придётся работать. Временами я слышу его тихие вздохи. Я прекрасно знаю, как он относится к Китнисс, поэтому, понятное дело, он будет всячески стараться помочь мне. Цинна возвращается на прежнее место и произносит: