Текст книги "Надежда сильнее страха (СИ)"

Автор книги: Rabbit hearted girl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Во всяком случае, я так сама думала в те дни.

Мне отчаянно хотелось спрятаться, забиться куда-нибудь в дальний угол. Как-то раз я даже украла весь запас успокоительного и снотворного. У собственной сестры. Лишь бы только не оказаться вновь на той сожжённой Луговине, что стала вполне реальной. Лишь бы снова не блуждать в бесконечном тумане и не слышать предсмертные крики Ларса… Остина… Не видеть глаз умирающей Гриджины.

Эти первые подземные дни. Они были такими одинаково-мучительными, что я даже до сих пор не уверена, сколько времени прошло с той секунды, как планолёты Капитолия превратили Двенадцатый в пепел.

Я мало помню, что я делала. Мне кажется, что кроме той самой кражи таблеток, я вообще ничего не делала. Так и сидела, забившись в углу своей палаты, и думала о том, что моя жизнь закончилась. Я ни с кем не разговаривала. Пит и Рори заглядывали ко мне, но я даже не видела их. Врачи приставили ко мне престарелую неразговорчивую нянечку, чтобы я ненароком не покинула свою палату. Но я совсем не собиралась покидать свой угол. Первое время она даже пыталась как-то успокаивать меня, а потом просто стала сидеть со мной лишь для вида, подрёмывая в уголке. Я даже не спрашивала, где мы находимся. Я не хотела ни говорить, ни видеть в принципе этих мрачных, бледных людей в однотипных серых костюмах. Я не хотела видеть никого.

Через несколько дней после произошедшего ко мне пришёл Эртер. Он долго сидел на моей кровати, молчал. А потом, точно невзначай сказал, что привели какую-то девочку и что нужна моя помощь. Я тогда по очередному кругу переживала тот кошмар, в который, как мне казалось, обратилась моя жизнь. Я зачем-то все эти дни подряд представляла себе разрушенный Двенадцатый, а потом пыталась вспомнить, каким он был ещё буквально месяц назад.

Я ничего ему не сказала тогда. А он, точно обращаясь к нянечке, начал описывать случившееся. Он сказал, что девочку нашли поблизости от внешнего входа. Сказал о том, что она была сильно истощена и испачкана сажей. Я, молча, повернулась. Медленно, мучительно. Даже двигаться мне казалось почти запретным, но в этой обрывистой фразе «испачкана сажей» тлел какой-то важный смысл. Но какой я даже тогда не могла осознать. Эртер переспросил меня, я хотела махнуть рукой, но та зашлась в мучительной тряске. Он помог встать мне и, несмотря на возникшие протесты нянечки – он шикнул ей, что это была просьба самой Коин, – повёл в сторону смотровой. Я даже не стала спрашивать, кто такая эта Коин, тем более что у меня не было сил на разговоры. Я шла очень медленно, немного пошатываясь из-за того, что не могла даже расставить трясущиеся руки в стороны.

Его не пустили вовнутрь. В небольшой комнатке находилось множество людей. И все они смотрела на девочку, лет двенадцати, лежавшую без сознания на смотровом столе. Видимо, её только что принесли. На ней ещё было когда-то светлое платье, которое, как и вся кожа и волосы, было покрыто гарью. Все руки и ноги были исцарапаны, кое-где виднелись следы ожогов. Медсёстры ворчали на пришедших из-за того, что они не могут начать свою работу из-за них, кто-то из врачей начал говорить им что-то в ответ, а я смотрела на эту девчонку и понимала, что она выглядит слишком знакомо.

Она была из Двенадцатого.

И она была жива.

Тогда я, наверное, и очнулась.

Сегодня утром Китнисс убежала на какое-то собрание. Насколько я поняла по обрывкам разговоров, обнаружили кого-то в лесу поблизости. За последние сутки я узнала и осознала всё, что произошло за всё это время и то, что мне успели рассказать ещё тогда, в планолёте. То, как Китнисс и Пит вытащили нас с Арены, то, где мы сейчас находимся. Мы были в том месте, что когда-то было Тринадцатым дистриктом, тем самым, что разрушили 78 лет назад. Как оказалось, разрушили лишь на словах.

Все эти годы они тихо сидели в своём высокотехнологичном подземелье и ничего не делали. Каждый раз, когда я думала об этом, то во мне снова оживали все те эмоции, что были со мной в последние дни на Арене. Китнисс, мне кажется, тоже часто об этом задумывается. Я прекрасно понимаю, что должна быть им благодарна, ведь они дали нам убежище, но… Эти серые стерильные стены, эти серые люди… Я даже ни разу за эти дни не увидела ни одного ребёнка. Пит сказал, что их тут не так уж и много и все, в основном, находятся на других этажах.

Сегодня никто даже не приставал ко мне с нудными разговорами. Я всё ещё не совсем отошла от произошедшего, да и разговаривать ещё как-то не получается – слишком сильно дрожит голос. К тому же, и сам шанс того, что хоть кто-то смог выжить, кроме этой девчонки был крайне мал. Хотя, местный врач говорил Китнисс о том, что, по словам выжившей, не она одна побежала в сторону леса. Правда, что именно тогда произошло, она тоже толком не объяснила.

Я иду по пустынным коридорам медицинского блока – пожалуй, это единственное место, кроме нашей «комнаты», где мне можно находиться без чьего-либо разрешения. Здесь всё ещё находится один слишком важный для меня человек. Отчего-то мне кажется, что сейчас мы особенно остро нуждаемся друг в друге.

Я ещё ни разу толком не навещала Кору. В первые дни я была слишком занята тем, что жалела и ненавидела себя, а вчера, когда у меня было свободное время, она спала. Последнее меня не остановило бы и сейчас. Все врачи перешли на другой этаж, кажется, у них сейчас какое-то собрание, поэтому никто не сможет меня выгнать. Я быстро нахожу нужную палату, так как на ней написано её имя. Тихо постучавшись, медленно захожу вовнутрь.

Кора лежит на кровати, задумчиво изучая потолок, но стоит мне войти, как она дёргается и резко встаёт.

– Осторожнее, – тут же по привычке говорю я, стараясь контролировать голос.

– Нечего тут осторожничать, – слегка улыбается она, но буквально через секунду её улыбка сменяется задумчивой пустотой в глазах. За всё это время, в ней почти ничего не переменилось, лишь появилась эта странная задумчивая пустота. – Эртер ко мне уже приходил и всё рассказал. Мне жаль. Очень жаль.

– Пока еще ничего неизвестно, – бормочу я. Я стараюсь говорить короткими общими фразами. Кажется, так голос дрожит куда меньше. Мне хочется спросить её о том, что она чувствует, хочется понять: пережила ли она гибель брата, но она буквально не даёт мне и вставить слова.

– Я говорила с той девочкой, Сара, кажется, – обрывает меня Кора. – Иногда положение пациента довольно выигрышно: её как-то перевели ко мне в палату, пока у неё убирались или что-то в этом духе, а я её расспросила кое о чём, – она едва заметно улыбается, буквально одними кончиками губ. – Как я поняла, бежали почти все; а как я слышала от Эртера, были посланы люди искать их, чтобы привести сюда. Я думала, что ты и сама всё это знаешь.

– Нет, – говорю я, качая головой. – Китнисс почти не говорит со мной об этом. Да я её толком и не вижу. Пита тем более. Эртер приходил ко мне, лишь когда нашли эту девочку.

– А Рори?

– Китнисс и Пит последнее время забирают его с собой. Я его даже толком не вижу, да он и не рассказывает. Я почти ничего не знаю.

– Когда сюда придёт Эртер, то ему от меня точно влетит, – шутливо шипит Коралина. – Получается, ты вообще ничего не знаешь?

– Почти. Знаю, что мы в Тринадцатом. А что вообще происходит – сплошная неизвестность.

– Спасибо, что хоть про это тебе рассказали, – слегка улыбается она и замолкает. Пару секунд мы молчим. Я бросаю на неё растерянные взгляды, не зная: сейчас спросить или потом. Да и вообще, нужно ли делать это вообще.

– Прекрати на меня так смотреть, пожалуйста, – вдруг говорит Кора. Сейчас на её лице нет никаких следов весёлости. – Мне уже лучше. Биться в истерике не буду точно. Я уже тогда, на Арене, почти отошла.

– Ты… – начинаю я, но меня снова перебивают.

– Знала ли я? Конечно. В старых книжках так любили писать: «Голова знает, а сердце не хочет знать». Вот так и у меня. Я просто не могла поверить, что наши имена выпали одновременно. Это казалось таким невозможным. Одна бумажка на…

– Тысячу других… – сама того не осознавая, продолжаю я. Кора замолкает и задумчиво смотрит на серую стену.

– Он… Он просил тебя о чём-нибудь, тогда? – вдруг спрашивает она. Вопрос мне кажется не сколько внезапным, сколько… неуместным.

– Просил быть с тобой, если что-то случится, – честно отвечаю я, стараясь не дрожать. Перед глазами возникает лицо Ларса, уже затуманенное, смутное, но даже, несмотря на это, мне приходится вцепиться руками за сиденье стула, чтобы Кора не увидела, как сильно они трясутся.

– Глупый, какой глупый, – бормочет она, пряча от меня своё лицо. Какое-то время мы так и сидим, пока я не говорю:

– Скоро врачи должны прийти. Они вряд ли сильно на меня накричат, но тебе лучше… подготовиться, – дрожа, прибавляю я, глядя на её покрасневшие глаза.

– Само собой, – едва улыбается она, – а то эти умники вообще ко мне никого не пустят. Придёшь завтра?

– Конечно же.

– И Эртера притащи с собой, если встретишь. Вообще приводи всех, кого сможешь. Мне тут жутко скучно.

– А когда тебя выпустят?

– Тебе ли не знать? – приулыбаясь, наклоняет Кора голову. – Долечат пару ссадин, убедятся, что с моей головой всё в порядке – и всё. Наверное, завтра-послезавтра.

Я слегка машу ей рукой, тихо прикрывая её дверь. Довольно быстрым шагом я иду по коридору: вряд ли мне что-то будет, но всё же сталкиваться с кем-то из врачей мне не хочется. Некоторые из них относятся ко мне, мягко говоря, с подозрением после того инцидента со снотворным.

Я резко заворачиваю за угол и тут же сталкиваюсь с кем-то.

– Прим? – Рори выглядит довольно запыхавшимся. – Я как раз тебя искал.

– Что-то случилось? – испуганно шепчу я. Дрожь начинает возвращаться.

– Кажется, да, – в его голосе звучат радостные нотки. – Кажется, мы нашли их.

– Кого? – он бесцеремонно хватает меня за руку и тащит к лифту.

– Наших. Мы нашли людей из Двенадцатого. Они наугад шли к нам, понимаешь?

– Ты хочешь сказать…

– Скоро мы их увидим, – его голос слегка начинает дрожать. Я бросаюсь к нему в объятья.

***

Рори привёл меня на этаж, на котором я ещё ни разу не была. Он сказал, что сейчас мы заберём Китнисс с Питом и ещё нескольких очень важных людей, а потом отправимся на самый верхний, доступный для нас этаж.

Лифт останавливается, и мы видим только Китнисс и Пита. Китнисс выглядит одновременно взволнованной и разозлённой. Пит же просто выглядит обеспокоенно.

– Не бери в голову её слова, – говорит он как раз, когда открываются двери.

– Прим, тебе Рори уже всё рассказал? – тут же обращается он ко мне. Пит изо всех сил пытается согнать со своего лица напряжение.

– Да, – киваю я. – Что-то случилось?

– Что-то произошло на собрании? – уточняет Рори.

– Да Коин опять со своими идеями… – лишь отвечает Пит.

– Китнисс? – я касаюсь ладони сестры. Она слегка улыбается и шепчет:

– Всё, сейчас не до неё. У нас есть дела куда поважнее.

Когда мы прибываем на нужный этаж и двери лифта открываются, первое, что я чувствую: лёгкий, слегка заметный запах ветра. Тут всё вроде бы так же, как и везде: серые коридоры с небольшими жилыми комнатками, большая площадка неподалёку от лифта, отсутствие окон и неприятные жёлтые лампы на потолке. Хотя, всё же тут было кое-что другое. Обычно везде запертые двери, ведущие в сторону лестниц, тут были открыты. И именно оттуда слегка дул ветер.

– Здесь как-то пустовато, – замечаю я.

– На этом этаже никто не живёт. Пока, по крайней мере, – говорит Китнисс.

– А те, о ком вы говорили, они что, не придут? – спрашивает Рори.

– Наверное, придут за пару минут. Врачи тоже должны будут прийти.

– Так вот почему они ушли на собрание, – сама того даже не осознавая, говорю я вслух.

– Ходила к Коралине? – улыбается Китнисс. – Как она?

– Лучше. Её уже скоро должны будут отпустить.

– Прим, – подзывает меня сестра. Она старается выглядеть настолько спокойной, насколько может. – Я хочу извиниться, эти несколько дней мы с тобой почти толком и не виделись. Мы даже ничего тебе и не рассказали, что происходит…

– Ничего, я всё прекрасно понимаю. Тем более, после такого, – Китнисс понимающе кивает головой. – Кора предлагала завтра заглянуть к ней.

– Хорошая идея. Завтра тогда и соберёмся у неё и расскажем всё, что мы можем, – говорит Пит. Не нравится мне это «что можем». Они что-то скрывают. И что-то довольно серьёзное.

– Верно. Тем более что завтра с утра Коин обещала сообщить, что там с остальными, – соглашается Китнисс.

Все замолкают, а я снова начинаю гипнотизировать двери, ведущие на лестницу. Ощущение того, что именно они ведут наверх, на улицу, не оставляет меня. Сама того даже не заметив, я подхожу к ним. Я даже не знаю, правда это или только мне кажется, но оттуда раздаётся запах цветов и травы.

– Решила убежать? – Рори медленно подошёл сзади, как обычно. Он улыбается почти искренне и без страха. Давно я не видела такой улыбки. – Да что с тобой? Так смотришь на меня, словно в первый раз увидела.

– Я давно не видела тебя таким, таким, – судорожно пытаюсь я подобрать слово, – таким… счастливым.

Рори на мгновение удивлённо смотрит на меня, а потом снова улыбается.

– Сегодня мне слишком спокойно. Я верю в то, что сейчас увижу своих родных, и всё будет, пусть и не так, как прежде, но вполне хорошо. Я вижу, что ты со мной, что с тобой всё в порядке. Я впервые за долгое время надеюсь на то, что что-то может измениться к лучшему.

– Так и будет, – улыбаюсь и я. Его слова буквально наполняют и меня саму этой эйфорией надежды. – Они смогут, – прибавляю я, кивая в сторону Китнисс и Пита. – Мы сможем.

Пит подзывает Рори к себе, а я с неохотой отпускаю его. Я пытаюсь себя утешить тем, что уже завтра я узнаю всё. А пока я лишь и могу, что сама попытаться объяснить всё то, что произошло. Я сажусь на бетонную скамью, расположенную неподалёку от лифта, и стараюсь упорядочить всё известное мне.

На Двенадцатый напали, когда мы уже летели в сторону Тринадцатого. Явно из-за того, что поняли, что никто из нас не погиб, а это всё было обманкой. Всё это устроили Китнисс и Пит, при помощи Плутарха Хевенсби. Видимо, какая-то договорённость между ними существовала уже довольно давно. Но какая? Неужели Китнисс подозревала, что я, действительно, имею все шансы вновь стать трибутом? А ещё теперь становится понятным то, что они хотели нас вытащить, едва назвали наши имена. Все эти непонятные разговоры в поезде, странные записки – всё это лишь подтверждает. Но только к чему все эти переговоры с менторами в Капитолии? Да и эта загадочность там, на планолёте?

Какое-то мгновение я напряжённо думаю, пытаясь припомнить всё то, что происходило «до». Наши имена называют, нас уносит поезд, плачущая Китнисс… люди, которых убили, фактически, специально для нас. Люди, что показали вслед уносящемуся поезду измятый рисунок с сойкой. Всё становится более чем понятным. За эти несколько дней, что я провела в почти анабиозном состоянии, мне кажется, что я забыла почти обо всём. Обо всём, кроме боли и жалости к себе.

Ведь… ведь именно об этом сейчас и сказал Рори:

«надеюсь на то, что что-то может измениться к лучшему»

Я почти испуганно смотрю в их сторону. Я и сама даже толком не понимаю, как я могла не заметить всего этого. Все эти их отсутствия, недомолвки… Да и мне самой было не до них, а точнее, не до кого вообще. Неужели… Неужели они решились? Неужели теперь всё серьёзно? От одной этой мысли к горлу подступает комок. Становится одновременно страшно и радостно. Возникает то самое странное чувство надежды на что-то.

Неужели…

они начали революцию.

Но… тогда получается, что-то, что сделали с Двенадцатым, это не только из-за нашего обмана. Он лишь был лишним поводом.

Где-то сверху раздаётся чей-то протяжный крик. Крик облегчения. Они, действительно, пришли?

Я, сама того не заметив, вскакиваю и подбегаю к моим. Где-то за спиной начинает шуметь лифт. Наверное, там та самая загадочная Коин, которая раздражает Китнисс… Всё это становится настолько мелочным и бессмысленным, что даже совсем недавнее осознание масштаба происходящего вокруг бардака становится совершенно неважным.

Я сейчас увижу маму.

Может, она даже ещё и не знает, что я жива…

Сердце, кажется, окончательно сходит с ума. Руки становятся липкими и снова начинают слегка трястись. Я даже не сразу замечаю того, что Китнисс взяла меня за руку. Я буквально впиваюсь взглядом в двери.

Раздаются шаги. Ощущение ветра усиливается. Слышится чей-то слабый разговор.

А потом открываются двери.

Грязные, все в ранах и ожогах, истерзанные, едва волочащие ноги. Я даже не сразу понимаю, что два мужчины, идущие сразу после посланников Тринадцатого, это Гейл и Хеймитч. Я судорожно ищу маму в толпе, и на какое-то мгновение мне кажется, что я проваливаюсь в свою первую Жатву – то же чувство потерянности и одиночества в толпе. Я только чувствую, что Китнисс ещё сильнее сжимает мою руку.

– Они живы? – раздаётся чей-то голос в толпе. Я даже не замечаю, что это.

– Тут Мелларки, успокойтесь же, – кричал ещё кто-то.

А потом раздался чей-то знакомый, буквально с полувздоха, голос:

– Пропустите, там моя дочь!

Китнисс тут же подрывается с места, будто испуганная птица. А я бегу за ней, зацепившись, даже не видя, куда нас несёт. Глаза застилает влажная пелена слёз.

А потом я вижу её. Растрёпанную. В её старом коричневом платье. С опухшими глазами.

Она замечает меня и, вскрикнув, падает на колени. Мы с Китнисс падаем к ней просто молча рыдаем. Мама что-то бормочет, совсем неразличимое и то и дело поднимает голову, чтобы посмотреть на меня и на неё.

– Ты жива, – наконец, говорит она. Китнисс помогает ей подняться. Мама отчаянно пытается подобрать слова, но не может.

– Давай я тебя усажу где-нибудь, – доносится голос сестры.

Мне хочется пойти с ними, как я замечаю что-то странное. Оба Хоторна молча стоят посреди зала и к ним приближается Хеймитч. Я ищу глазами семью Рори, но не могу никого разглядеть. Где-то пробегают маленькие дети, но ни в ком из них я не могу признать его братьев или сестру. Я оглядываюсь назад в сторону Китнисс, ведущей маму к пока ещё свободным скамейкам: та кивает мне, давая возможность подойти к Рори. Я пытаюсь пробиться сквозь поток людей, ползущих в сторону от дверей. Я слышу, что лифт снова кого-то привёз и обернувшись теперь я вижу, что оттуда выходит несколько врачей, направляющихся к каким-то людям из Тринадцатого, среди которых я замечаю Плутарха. Я почти дохожу до Хоторнов, как вижу, что Хеймич, что-то говоря, обращается к Рори, а тот что-то ответив, быстро направляется к лифту, а бывший ментор идёт за ним. Я ускоряю шаг.

– Что случилось с ним? – обращаюсь я к Гейлу, всё также стоявшему на прежнем месте. Я смотрю на его лицо и замечаю, что оно всё в плохо заживающих ожогах. На измазанных копотью и пылью щёках подозрительные белёсые полосы. – Что случилось, Гейл? – мне кажется, что он даже меня не слышит. Он всё смотрит куда-то вдаль.

– Они все умерли, все, – наконец произносит он.

Я не сразу понимаю, что происходит. Кто – все? А потом срываюсь в том направлении, куда ушли Рори и Хеймитч. Они были по-прежнему на этаже, но найти их в этом лабиринте одинаковых серых коридоров… Я наугад сворачиваю направо, совершенно не обратив внимания на тех людей, что прибыли на лифте.

– Рори! – выкрикиваю я, пытаясь услышать ответ хотя бы от Хеймитча. Если до этого моё сердце билось в сумасшедшем припадке, то сейчас оно почти остановилось.

– Рори! – на мгновение мне кажется, что всё, что сейчас было – это сон. И это бесконечное серое марево вокруг меня – это тот дождь. Я несусь, что есть сил, точно ему сейчас снова угрожает Омел. Только сейчас, мне кажется, может произойти кое-что гораздо хуже. Он сейчас сам для себя угроза.

Наконец я их нахожу за очередным поворотом. Рори сидит на полу, уткнувшись головой в колени, а рядом с ним сидит Хеймитч. Он не успокаивает, даже не говорит ничего. Он просто молча слушает его.

– Это всё… всё это, всё это было бесполезно, – шепчет Рори. Нет, он точно не плачет. Но это даже хуже. Я это уже поняла на примере Коры. Лучше бы сразу плакали. Зато я сама сразу же даю волю слезам и грохаюсь на пол рядом с ним и хватаю его за руку. От сердца немного отлегает, когда он отвечает ответным касанием.

– Всё стало таким бессмысленным, таким призрачным, к чему теперь всё, – продолжает он.

– Не говори так, пожалуйста, – безотчётно шепчу я. Меня снова начинает бить дрожь. Не могу найти нужных слов, а что самое страшное – причин, почему он не может так говорить.

– Они просто убили их. Почему? Из-за нас? Раздавили как надоедливых мошек, – в его голосе появлялась злоба.

– Мы для них всегда и были мошками, – внезапно даже для самой себя, срывается с моего языка. Я замечаю краем глаза, что Хеймитч зашевелился.

– Мошками, которым можно кинуть сухих крошек, чтобы молчали, а если что, так просто убить одним ударом. А те ничего сделать и не могут.

– Может, и сумеем, только нужно время и возможности.

– Скольких они уже убили? Кроме моей семьи? От всего дистрикта осталась жалкая сотня людей. А до этого? Каждый год – 23 ребёнка, плюс столько же тысяч, умирающих от голода по всей стране. Они убили всех их, – Рори приподнимает голову и смотрит на меня почти безумным взглядом. – Я так верил, что они все будут в безопасности… – шепчет он, снова утыкаясь в колени.

– Они убили и нас тоже. Превратили в жалкие пародии на нас самих, только и умеющих, что биться в бессильной злобе на самих себя, – вдруг говорю я буквально на одном дыхании. Всё то, что копилось во мне все эти дни, буквально рвалось наружу. – Мы уже даже не люди, какие-то тлеющие головни, – Рори снова поднимает голову и смотрит на меня. – Только, – нужные слова никак не приходят в голову, – только даже об них можно сильно обжечься.

Рори, молча, задумчиво смотрит на меня.

– Китнисс и Пит говорили мне, что пока всё ещё почти мирно, что они ещё хотели повременить, пока все дистрикты не подготовятся, но времени уже нет. Они это сами, думаю, прекрасно понимают, – он поднялся с пола, а я – машинально за ним. – Я пойду к ним. Найду брата. Надо бы и его как-то образумить… Надо ему объяснить… – уже сам себе бормотал он, уходя к лифтам.

– М-да… Такое ощущение, что умение подстрекать на бунт – это у вас семейная черта, – грустно улыбаясь, проходит мимо меня Хеймитч.

Я ещё какое-то время стою там, пытаясь переварить всё произошедшее. Я опять не сдержалась и наговорила какой-то ерунды. Как тогда, на Арене. В голове возникает глупая мысль, о том, что и я со своими глупыми размышлениями там, подлила масла в огонь, но я стараюсь как можно скорее прогнать её прочь. От таких мыслей становится страшно. Нет никакого чувства власти и значимости. Возникает лишь ощущение, что ты натворил что-то страшное и тебе за это влетит. Только это «что-то» не испорченная посуда, не разбитое окно. Нет. Это самая настоящая катастрофа.

Я иду в сторону лифтов, попутно пытаясь прислушаться к тому, что там происходит. Дрожь, отступившая на мгновение, вновь возвращается. Возникает навязчивое желание спрятаться и скрыться ото всех. Я отчаянно пытаюсь отогнать подобные мысли. Я нужна маме и Китнисс. Я нужна Рори. В конце концов, может, я и врачам понадоблюсь в качестве помощника. Хотя, с такими дрожащими руками…

Я уже почти вхожу в зал, как чуть ли не сталкиваюсь с небольшой группкой каких-то людей из Тринадцатого в их извечных серых комбинезонах. Я стараюсь даже не смотреть на них, несмотря на то, что они явно обратили на меня внимание. В зале слышались чьи-то голоса. Кажется, это один из местных врачей. Позади меня раздаётся звук прибывшего лифта и чьи-то шаги. Наверное, Тринадцатые уехали. Я оборачиваюсь, чтобы проверить свою теорию, и вижу, что остались только женщина и мужчина. Видимо, не хватило места. Мужчина смотрит на потолок, что-то бормоча (насколько позволяет мне услышать расстояние) об осадках, а женщина смотрит на меня. Причём, не случайно. Я тут же разворачиваюсь на каблуках и спешно ухожу. Вроде бы ничего и не произошло, но внутри остаётся странное чувство беспокойства. Я списываю это на все только что произошедшие события и даже не придаю никакого значения этой странной женщине.

Но, что-то было в её взгляде не так. Так на меня смотрела Омел. Или я всё же преувеличиваю? Кажется, у меня начинается паранойя.

Я стараюсь найти то место, куда Китнисс вела маму. Нужно рассказать ей обо всём. Я отчаянно ищу их среди остальных, но перед моими глазами так и стоит взгляд той женщины с длинными сероватыми в свете ламп волосами.

========== Глава 24 ==========

Когда я сама пришла в зал, то люди уже постепенно расходились. Я нашла там только Пита, который, видимо, ждал меня. Он сказал, что Китнисс увела нашу маму, а сам он остался там, чтобы потом проводить к ним. По дороге к медицинскому отсеку он мне и пересказал всё, что произошло в наше отсутствие.

Сейчас врачи отвели на осмотр всех новоприбывших, чтобы обработать раны и ожоги. Часть жителей Двенадцатого так и оставили в медицинском отсеке. Те были слишком измотанными, чтобы даже задавать вопросы. Впрочем, пока нас не было, президент Тринадцатого – Альма Коин – крайне коротко ввела их в курс дела. Обошлась парой формальных приветствий, сообщила, что их осмотрят врачи, а потом каждой семье выделят отдельную квартирку. И после прибавила, что всех, по желанию и состоянию, смогут распределить на различные работы, а детей – в местную школу. Об остальном особенно жители Двенадцатого знать даже и не хотели. Правда, нашёлся кто-то, кто спросил насчет того, в безопасности ли они тут, на что Коин уверила их в том, что у них имеется бункер, способный выстоять даже ядерную бомбардировку.

– А ты, ты нашел кого-нибудь… из своих? – робко спрашиваю я. Разговоры об родне Пита всегда считались малоприятной темой у нас в семье. Даже несмотря на всё то, что с ним произошло, отношения у них были почти никакие. Как я сама могла судить, он их не навещал, когда жил с нами, они не навещали его; лишь редко молчаливо приветствовали друг друга, случайно встретившись на улице.

– Нет, – голос Пита твёрдый, он даже не смотрит в мою сторону. – Думаю… – начинает он и осекается. – А что случилось с Рори? Он поссорился с Гейлом? Что произошло? – резко переводит он тему.

– Ты не говорил с ними? – удивляюсь я.

– Нет. Коин заставила торчать всё это время в её компании.

– Гейл единственный, кто выжил из всей семьи, – слегка подрагивающим голосом говорю я.

– Понятно, почему он так себя вёл, – бормочет Пит.

– Как «так»?

– Это он и спрашивал про бункер, – бросает он.

– А Рори ты видел?

– Да, убежал вслед за братом.

Разговор как-то не складывается. Я пытаюсь найти хоть какую-то тему, что не будет столь болезненной, но получается крайне плохо.

– Как ты думаешь, как всё это произошло? Как они бежали? – наконец спрашиваю я.

– Насколько мне известно, у Китнисс и Хеймитча была какая-то договорённость по поводу тебя, чтобы он успокоил твою маму в случае чего. А ещё как-то она просила Гейла о том, чтобы он, если такое потребуется, увёл людей. Они тогда много кричали.

– Я думала, что они вообще не разговаривали друг с другом.

– Тут скорее, Мадж поспособствовала. Она встретила нас, когда гуляла в компании Гейла и рассказала, как всегда, о том, что узнала от своего отца. Она уже давно подслушивала его разговоры, видеодоклады, а потом рассказывала Китнисс. А тогда рядом оказался Гейл. Насколько я помню, она сказала ей, чтобы она в крайних случаях, сообщала всё это ему, чтобы он успел что-то сделать. Я смутно помню, что тогда было, – довольно нескладно поясняет Пит. Видимо, сам не хочет о том вспоминать. Мы почти дошли до медицинского отсека, как вдруг до меня доходит одна из фраз.

– Подожди, – говорю я, – какая договорённость с Хеймитчем? Китнисс знала, что меня заберут? Или она это в последние минуты ему говорила? – я мало чего понимаю. Последнее вряд ли может быть правдой: Китнисс тогда была на грани истерики, а Хеймитч был слишком пьян для подобных соглашений.

– Потом, – обрывает меня он. – Тут уже не до таких разговоров, – говорит он, открывая двери.

Ещё сегодня утром тут царила стерильная чистота и молчание. Сейчас же тут всюду грязные следы и слабые крики, доносящиеся из кабинетов. Отчего-то возникает странное ощущение, что это – только начало.

– Всё нормально? – спрашивает Пит, заметив, что я отстала. Я прогоняю эти мысли и догоняю его.

Маму временно поместили в палату неподалёку от Коры. Она сидит на койке и, поплакивая, о чём-то говорит с Китнисс, пока ей обрабатывают ожог на руке. Время от времени она отвлекается и начинает советовать медсестре, какое лекарство ей лучше наложить.

– Прим, – шепчет она, заметив нас. Я протягиваю ей руку, которую она тут же крепко сжимает. – Что же тогда произошло? Я думала…

– Мы их вытащили с Питом, – отвечает за меня сестра. – Я думала, что Хеймитч тебе хоть что-то рассказал.

– Я не особенно ему поверила. Решила, что он снова сорвался и начал бредить, – немного виновато бормочет она. – Как же я рада, что всё это кончилось, – говорит она, глядя на нас. – Не хочу помнить, о том, что произошло. Только так не хочется сидеть без дела, – продолжает мама, поправляя завернувшийся край несколько неровно наложенной повязки.

– Не волнуйся, им врачи нужны, без работы не останешься, – слегка улыбается Китнисс. – Когда закончите, пройдите в эту комнатку, она наша. Прим тебя проводит, – говорит она, протягивая ключи с номерным брелком.

– А ты? – несколько испуганно спрашивает она. Мне кажется, что она до сих пор боится того, что они снова начнут отдаляться друг от друга.

– Нам с Китнисс нужно идти, Коин просила зайти, – вмешивается Пит.

– Коин, – успокоившись, говорит мама, – это которая говорила? С прямыми серыми волосами?

– Да, – кивает он, а у меня снова подкатывает дрожь к горлу. Значит, это её я тогда увидела…

– Ну, Прим, расскажешь мне, что тут было без меня? – доносится ласковый голос мамы. Китнисс и Пит уже ушли. А я начинаю кратко, без всяких упоминаний моих истерик, пересказывать все эти мучительные дни ожидания…

***

Мы находимся в нашей комнатке, или отсеке, если говорить, как местные. Мама с удивлением осматривается вокруг и то и дело говорит, о том, что совершенно не может привыкнуть к отсутствию окна.

– Ночью, наверное, омерзительно темно, – шепчет она, а я неожиданно осознаю, что даже не замечала этого.

Нам выдали одну из самых возможных больших комнат. Тут две двухэтажные кровати и даже собственная крошечная ванная. Я же задумываюсь о том, что теперь Рори точно к нам не подселят – и не только из-за отсутствия ещё одной кровати – скорее, из-за брата.