Текст книги "Надежда сильнее страха (СИ)"

Автор книги: Rabbit hearted girl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Да, Китнисс, – задумчиво бормочет бывший Распорядитель, – что-то вы сегодня явно не в форме.

– Такими методами в неё я никогда и не приду, – ворчит она, слезая со сцены. – О, кажется, у нас гости.

– Юная мисс Эвердин, – улыбаясь, замечает нас Плутарх, – добро пожаловать, – я подхожу к нему ближе и подаю руку в ответ.

– Я смотрю, эти браслеты приобретают популярность, – подходит к нам сестра. – Как первый рабочий день?

– Немного пыльно, – улыбаюсь я, хотя меня немного настораживает то, как она скачет от темы к теме.

– Мистер Хевенсби, мы пришли поговорить по поводу дистриктов, – напоминает о себе до этого затаившийся Рори.

– Ну, кажется, у нас сейчас начался перерыв, – говорит он, бросив взгляд на Китнисс, ушедшую в тёмный угол. – Вы можете пойти отдохнуть, – кричит он съёмочной группе. – О чём вы хотели поговорить?

– Расскажите, что было в дистриктах во время наших Игр, – шепчу я.

– Понятно. Располагайтесь. Китнисс, не хотите ли присоединиться к нам? – сестра с напускной неохотой идёт к нам. Мы усаживаемся на складные кресла, расставленные тут, видимо, для актёров и помощников.

– Это правда, что после того, как на нас напали профи, в Шестом произошло восстание?

– Да. Ничего удивительного. Люди увидели твою брошь, да и вся ситуация в целом…

– Просто Рори пытается меня убедить в том, что это я тому причиной.

– Возможно. В конце концов, громили они склады, именно напевая ту же песню, что и ты в эфире.

– Но о ней мне напомнила Китнисс. Если бы не ты, – обращаюсь я уже непосредственно к ней, – я бы и не вспомнила о ней.

– Я тогда сделала это без какой-либо затеи. Просто вспомнилась, – говорит она, пожимая плечами. – А потом я поняла, что возможно, она сможет нам помочь. Ведь в Тёмные времена работала же.

– Тут идея не в том, чтобы выставить всё это, если позволите, как можно элегантнее и эстетичнее, – вмешивается Плутарх. – Подобного рода песни, вещи, вроде вашей сойки, были своего рода знаком, признаком того, что вы относитесь к определённой категории людей. Вы просто дали им знак, что вы – свои. Что вы с ними.

– Вы вчера вечером что-то сказали о прошлых восстаниях. Значит, подобное – уже не впервые? – спрашивает Рори.

– Конечно же. Бывали и мелкие, само собой. И пару раз они почти переросли в мощные восстания. Но их быстро подавили, забыли, стёрли из памяти. Они не просто убивали непокорных, нет. Они уверяли людей, особенно молодёжь, те, кто был слишком мал, чтобы видеть всё самому, что этого не было. Обычно детей мятежников, оставшихся сиротами. Их отдавали в семьи, поддерживающие Капитолий, иногда даже перевозили в более спокойные в этом плане дистрикты. Ну, а тех, кто был чуть постарше – конечно же «случайно» отправляли на Игры.

– Значит, мы не первые такие, – шепчет Рори.

– Первые десятилетия после Тёмных времён, так было всё время. Пока буквально не перебили всех потенциально опасных. Первые игры показывают крайне редко. Может, раз в десять лет. Чтобы зрители не возмущались и не заподозрили чего. Да и в крайне сокращённом виде. Ссылаются на плохую сохранность материала. Иногда дети отказывались убивать друг друга, как вы с Питом, – указывает он на Китнисс, – иногда – открытым текстом угрожали Капитолию. Причём, не только на Арене. Били интервьюёров, обслуживающий персонал. Даже почти смогли организовать крошечную попытку покушения на Президента – тот решил, что ничего с ним страшного не случится, если он сам поприсутствует на Интервью и посидит рядом со сценой. Я много времени провёл в Капитолийских архивах, под предлогом «поиска вдохновения и избегания повторений». Например, Жатву на Вторые Игры пришлось проводить дважды: половина трибутов покончила с собой, сбросившись с крыши. Именно тогда они и поняли, что если уж они строят высотку, то уж лучше предусмотрительно огородить её специальным полем. А ещё лучше расселить детей из разных дистриктов на разные этажи, чтобы они ещё ненароком не договорились до бунта.

– Плутарх, поменьше цинизма, – фыркает Китнисс. – Всё же о людях говорите.

– Простите, издержки профессии и долгой жизни в Капитолии, – хмуро смотрит на нас он. – Когда каждый день видишь чьи-то смерти, со временем уже просто перестаёшь расценивать это как что-то ненормальное. Знаете, после всех этих поисков, – после небольшой паузы продолжает Плутарх, – становится вполне очевидной основная причина того, почему все прошлые восстания были неудачными. У них не было лидеров, дистрикты не общались друг с другом. Сейчас же всё проще. У нас уже есть те, кто заслужил внимание и доверие народа. А связь можно поддерживать, хоть и односторонне.

– Вы сейчас об этих агитационных роликах? – уточняю я.

– Раз Капитолий заставляет всех смотреть телевиденье, то почему бы и не использовать его для своих целей? Вряд ли они обрубят вещание: уж слишком привыкли использовать его для своих целей.

– Значит, вы хотите пробиться в их вещание? – спрашивает Рори.

– Попробуем, – пожимает плечами Плутарх. – Прибывшие учёные уже работают над этим. Осталось только добыть материал, – бросает взгляд он на Китнисс.

– Мне казалось, что сейчас важнее было бы рассказать людям о том, что они – живы, – Китнисс недовольно скрещивает руки. – Они будут знать, что раз мы спасли их – то поможем и им, а уж мои кривляния для них – дело второстепенное.

– Мы можем попробовать, может, даже сегодня. Всё равно материал нужен на всякий случай. Как вариант, мы хотели сделать видео о Тёмных временах, да и вообще временах до Панема. Правда, Коин не слишком одобряет эту идею. Ей кажется, что это никакой пользы не принесёт. Я же считаю, что людям важно знать о том, что было. Тем более что вся эта информация столетиями пылилась в архивах.

– Вы хотите сказать, вы находили информацию о том, что было до Панема? – удивлённо поднимает бровь Китнисс.

– Да. Но я совершенно не понимаю, почему Коин не хочет просвещать остальных. Когда-то в большинстве государств практиковалась совершенно иная система управления. Демократия. Люди пытались учитывать мнение друг друга. Все были приблизительно равны в правах. Абсолютного идеала достичь невозможно, но всё же – это лучше, чем ничего. Мы бы смогли хорошо сыграть на этом.

– Да, только они умудрились едва не уничтожить весь мир, – шепчет Китнисс. – Хотя, действительно, звучит довольно неплохо. Если это вообще реально.

– Интересно, а что же тогда на самом деле произошло? Я имею в виду этот апокалипсис. Я никогда не слышал, чтобы точно говорилось, что случилось, – спрашивает Рори.

– Война. Ничего сверхъестественного. Кто-то хотел больше влияния. Потом решил похвастаться своими новейшими военными разработками, а затем и остальные присоединились… Куда интереснее вот что: остался ли ещё кто-то, кроме нас? Наверняка на других континентах есть люди. Должны бы быть.

– Мы бы могли попросить их о помощи, – предлагаю я.

– Если они сами хотят с нами иметь дело. Сама посуди. Кто мы со стороны? Психопаты, устраивающие ежегодное ритуальное убийство детей, и психопаты, позволяющие это делать.

– Дикари, по сути, – подытоживает Хевенсби.

Наступает неловкое молчание.

– Впрочем, я слышал, что Коин хотела попробовать послать сигналы остальным, – прибавляет он. – Ну, так что, – вдруг обращается он ко мне, – не хочешь ли принять участие? – и указывает головой в сторону съёмочного павильона.

– Не уверенна, что выйдет что-то стоящее из этого, – шепчу я.

– Ну, мы хотя бы что-то снимем. Так-то у меня уже есть идеи, как бы получше всё это обставить. Всё же это, – указывает он на помятый картонный город, – просто детский сад.

– Нет, ты ведь не о том, о чём я думаю? – умоляюще смотрит на него Китнисс.

– Я думаю попробовать попросить у Коин разрешения на прогулку до Двеннадцатого.

Он говорит это так легко, а у меня внутри точно что-то сжимается и подкатывает к горлу. Я даже уже и не думала, что когда-нибудь вообще там окажусь. Отчего-то лёгкие снова наполняются запахом сгоревшей «Луговины» с наших Игр. А теперь, я окажусь на такой, но уже настоящей…

– Так, Рори, сходи за вашими друзьями, – вставая, говорит Плутарх. – Пусть приходят. А мы пока попробуем что-нибудь снять, – Рори бросает на меня сочувственный взгляд и кивает головой. – Только сам вернуться не забудь. И группу позови, – Хевенсби идёт в сторону коридора, видимо, разыскивая операторов.

– Держись, – слегка улыбается сестра. Я мягко улыбаюсь в ответ.

– Я боюсь, – шепчу я. – Что бы кто ни говорил, но в себя я от этого поверить не смогу.

– Прим, тебе и не нужно бежать на баррикады, я такого не позволю уж точно. Тебе просто стоит дать знать людям, что ты жива. Они правильно сказали: если мы вытащили вас из самого пекла, то люди поверят, что мы и им поможем.

– Рори чуть ли не делает меня каким-то идейным лидером всего Панема, – слегка улыбаюсь я. – И я вроде бы понимаю, что это – не я, но он так верит…

– Это нормально, – Китнисс кладёт свою руку на моё плечо. – Если бы не Пит – я бы послала всю эту ерунду куда подальше. Только из-за него я согласилась стать Сойкой.

– Значит, – я задумчиво смотрю на её костюм. Всё-таки, не удивительно, что он показался мне странным. Напоминает какую-то боевую броню, но… такую, точно её делали не для боя. Вокруг шеи и на груди материал напоминает по виду перья. Чёрные и белые перья.

– Я теперь лицо восстания, – не без иронии говорит она. – Пит – его мозги, ну, а Коин, если так можно сказать, – руки.

– Мы, наверное, пока тогда будем тут, в Тринадцатом? – предполагаю я. – Ведь если что, то Капитолий будет в первую очередь искать вас.

– Рано или поздно придётся вылезти. Для эпичных кадров, или ещё чего. Может, чтобы доказать, что мы не голограммы. Сидеть в уютном бункере не придётся. Коин же сама нас вытолкает.

– О чём ты? Она же вроде спокойно приняла нас?

– Дело не в вас. А во мне. Мы с ней говорили об этом птичьем маскараде ещё до прихода наших. Я отказала. А потом пришли люди, и она чуть ли не поставила условия: или они – или я. Я стала Сойкой, но поставила ей такую кучу условий… Удивительно ещё то, как она металась между мной и Питом. Правда, потом перестала, увидев, что он упрямства у меня набрался.

– Значит, это её условия?

– Она сказала, что как только повстанцы войдут в Капитолий, мы тоже должны там оказаться. У нас нет выбора.

– Примроуз, – раздаётся голос Плутарха. Его помощники уже убрали картонные руины и теперь там лишь белая стена, – иди сюда.

Я послушно подхожу к ним.

– Тебе не придётся много говорить. Назови своё имя. Потом скажи, что с тобой всё в порядке. А, – вдруг прерывается он, – вот и пополнение! – в зал, озираясь по сторонам, заходят Эртер и Кора в сопровождении Рори. – Вы довольно быстро. Ну, Прим, попробуешь?

Я механически киваю головой. Мысли вертятся в голове, точно ураган. Отчего-то вспоминается Цинна с его бабочками. Прожекторы загораются, и начинается съёмка.

– Меня, – голос дрожит, как никогда. Я стыдливо закрываю глаза и слышу, как Плутарх кричит: «Стоп!».

– Ещё раз?

– Да, я сейчас, – язык буквально заплетается. Я делаю глубокий вдох и мельком смотрю на своих друзей: Кора смотрит то ли с любопытством, то ли просто притворяется. Эртер же выглядит так, точно продумывает свою речь.

– Мотор!

– Меня зовут Примроуз Эвердин, – я стараюсь говорить погромче и при этом контролировать дрожь. Только бы не забывать смотреть в камеру! – Мне восемнадцать лет, и в этом году я попала на Голодные Игры, – снова едва заметный вздох. – Я проиграла, но я выжила.

– Стоп! – кричит Хевенсби. – Вполне сойдёт! Господа, кто следующий?

– Дамы вперёд, – толкает Кору Эртер. Я и Рори, вспомнив об Эффи, переглянувшись, улыбаемся. На секунду кажется, что ничего этого не было. Точно мы сейчас с ним стоим на нашей городской площади, разделённые десятками детей, и ждём, когда Эффи огласит кому-то приговор.

– Меня зовут Коралина Нисбет. Мне шестнадцать. На эти Игры я попала вместе с братом, но я его потеряла, – на секунду она теряется, и Плутарх жестами что-то ей показывает. – Теперь мне нечего терять, и я ничего не боюсь, – Хевенсби одобрительно машет головой.

После этого снимаются остальные. Мальчишки меньше пугаются камер. Эртер говорит о том, что Игры не сделали его профи, а Рори буквально убивает своей фразой:

– Я Рори Хоторн. В этом году я попал на Голодные Игры, а когда вернулся – узнал, что только мой брат остался в живых из всей семьи.

Потом мы бросаем на камеру разные фразы, которые нам говорит Плутарх. Иногда даже отдельные слова. Он хочет сделать что-то простое, но при этом производящее впечатление. Он предлагает на всякий случай, записать слова о наших потерях, ещё что-то, кроме того, что мы уже озвучили. Звучит так себе, но мы всё же послушно по очереди поднимаемся на помост и произносим свои слова. Рори сказал о Двенадцатом, и теперь я даже не знаю, что же ещё прибавить. Пока я думаю, приходит моя очередь.

– Мы… – мысли, наконец, начинают выстраиваться во что-то более понятное, – мы потеряли тех, кто мог быть бы другом, но стал врагом.

Звучит довольно странно, но я вспоминаю то видео, что сделал Плутарх перед Интервью. Где все мы маленькие милые дети. Одинаковые. Безобидные. Хевенсби несколько удивлён, но всё же одобрительно улыбается.

– А теперь соберитесь все вместе. И просто молчите. Улыбаться необязательно. Даже лучше не стоит, – из-за его слов в голове снова возникает Парад Трибутов. Остальные подходят ко мне. Рори – рядом со мной. Рядом с ним Эртер, а со мной – Кора. Машинально, как и тогда, я хватаю его за руку. Только сейчас до меня доходит, что все мы в местной одежде. Я так вообще в форме помощника врача. Наверняка, в Капитолии поймут, где мы… В тоже время, я вдруг понимаю: они прекрасно это знают. Нам просто больше негде прятаться. Они наверняка знали о том, что Тринадцатый жив. Пока мы им не мешаем, поэтому они делают вид, что не знают, где мы. Но как только они начнут прорываться в их вещание, начнут посещать повстанцев, а может, и сами их посылать…

…Сколько же в Тринадцатом этажей?

Комментарий к Глава 25

песни к главе: Woodkid – Land of all, Muse – Supermacy, Halestorm – I am the fire

Что же, сейчас я составила примерный план того, что я хочу видеть в этой части. Поэтому, очевидно, работа будет идти быстрее. Однако я ещё не имею никакого понятия, что же произойдёт в финале (учитывая, как я всё соотношу с книгами), и, как следствие, в каком состоянии персонажи из него выберутся. Поэтому, если есть какие-либо предложения, можете написать их в комментариях.

========== Глава 26 ==========

Семь часов. Стук ложек, почти математически-верно-выверенный, и ни одного лишнего звука. Впрочем, так продолжается до тех пор, пока в зал столовой не начинают стекаться люди из Двенадцатого. Их всегда легко узнать среди остальных – даже если на них эта унылая серая одежда. И я сейчас не о въевшейся пыли и загаре (по сравнению с жителями Тринадцатого, разумеется). Они смотрят как-то совсем иначе. С любопытством. С надеждой. Они громко болтают друг с другом. Не сказать, что они игнорируют все правила дистрикта, но уж на категорию «неоговорённых» правил, вроде гробового молчания во время приёма пищи, им всё равно.

– Не нравится? – доносится голос Коры. Эртер многозначительно смотрит на расплывчатую жижу в своей тарелке.

– Это… каша… да? – спрашивает он, трогая ложкой сероватую массу.

– Вчера была лучше, – ворчит Шестая. – Хочешь, соли добавь, – предлагает она, протягивая ему серебристую солонку.

– Спасибо, – говорит он с кислым лицом, высыпав в тарелку, чуть ли не половину солонки.

– Эртер! Какого? – приглушенно вскрикивает Кора.

– Что, «Эртер»? – скорбно смотрит он на тарелку. – Зато теперь хоть нет этого мерзкого вкуса тухлой воды, – стараясь не корчиться, берёт он ложку в рот.

– Кстати, Эртер, – подключается к разговору Рори, – а почему ты вчера на ужин опоздал?

– Я ходил в библиотеку.

– Куда? Да ладно, – недоверчиво смотрит на него Кора. – Серьёзно?

– И что же ты там нашёл? – спрашиваю я. Уж лучше буду говорить, чем есть эту склизкую ерунду.

– Плутарх, оказывается, сюда что-то из Капитолийских архивов притащил, я хотел найти, – говорит он, отчаянно поглощая свою солёную кашу. – Не нашёл, разумеется. Зато у них тут много всяких книжек. Настоящих, старых, вы понимаете?

– А я и не знала, что ты у нас тут любитель почитать, – слегка улыбается Кора.

– Очень смешно, – фыркает он. – Просто на самом деле, это удивительно – видеть, держать в руках вещи, которым столько лет. И там много интересного. О том, как был устроен тот мир. А ещё…

Эртера прерывает писк наших браслетов. На экранах высвечивается следующее:

«Общее собрание. Возьмите остальных».

– Коин зовёт, – бормочет Рори, отодвигая тарелку. – Вы с нами.

– А может… – бормочет Кора.

– Лучше не надо, если зовут.

– Я даже не доел, – ворчит Эртер, вылезая из-за стола.

– Наверное, из-за ролика, – шепчет Кора, проходя мимо рядов столов.

– А может, и из-за поездки Китнисс, – продолжаю я.

Когда мы заходим в лифт, из-за толкотни я не успеваю разглядеть номер выбранного Рори этажа. Там, где мы оказываемся – всё почти точно также. Такие же серые стены, одинаковые коридоры… Только людей почти нет. Рори ведёт нас по какому-то особенно безлюдному коридору, заканчивающегося дверью, рядом с которой расположена небольшая навесная «коробочка». Скорее всего, это какой-то особый прибор, разблокирующий замок. Как только Рори подносит свой браслет к нему, внутри загорается зелёная лампочка, и дверь со щелчком открывается.

Дверь ведёт в большой несколько затемнённый зал. На секунду я задаюсь вопросом: зачем тушить свет в зале, где идёт важная работа? А потом вспоминаю: ролик. Мы проходим мимо каких-то совершенно незнакомых мне людей, тихо обсуждающих что-то. Как только они замечают нас, они на мгновение замолкают, провожая нас взглядом, а потом возвращаются к разговору. От этого становится не по себе. Вспоминается тот взгляд, которым меня проводила Коин. Я отчаянно стараюсь забыть об этом. Я не вижу в этом никакого смысла. Может, это просто паранойя? После Арены – такое вполне возможно.

В дальней части комнаты я различаю несколько знакомых силуэтов. Хевенсби, Китнисс, Пит и, видимо, Коин. Рядом стоит ещё кто-то.

– Рада тому, что вы пришли, – Коин вежливо улыбается. Я засматриваюсь на её волосы. Такие… странно-идеальные.

– Мы закончили монтаж ролика. Пока нет возможности его выпустить, но мы решили, что вам тоже стоит увидеть его, – присоединяется Хевенсби. – А потом мы обсудим детали наших дальнейших действий.

– Если вы о планолёте, то я уже вам сказала, – слегка нахмурив брови, отвечает ему Коин. – Лишь после того, как мы будем уверенны, что территория Двенадцатого не занята миротворцами.

Я бросаю взгляд в сторону Китнисс: она несколько раздражённо смотрит в сторону Президента Тринадцатого. После всего того, что мне рассказала Китнисс, я и сама на неё по-другому смотреть не могу.

– Что ж, приступим тогда? – спрашивает Плутарх, подавая сигнал.

Загорается белый экран во всю стену. Под странноватую, медленную музыку на экране появляются наши лица. На заднем плане слышен мой голос: «Меня зовут Примроуз Эвердин. Я проиграла, но выжила». Над записью явно потрудились. Дрожи в голосе почти нет. Затем появляется Рори: «Я Рори Хоторн. В этом году я попал на Голодные Игры, а когда вернулся – узнал, что только мой брат остался в живых из всей семьи». После этого – странный кадр с Корой. Плутарх просил её тогда встать не прямо перед камерой, а чуть сбоку, и при этом смотреть вбок. Сейчас он дополнил этот кадр, вставив туда Ларса. Удивительно, насколько ловко они смогли это сделать – он действительно выглядел так, точно был там. Затем изображение Ларса растворяется. На заднем плане звучит голос Коры: «На эти Игры я попала вместе с братом, но я его потеряла». После этого уже вставляется кадр с непосредственной съемки наших речей: «Мне нечего терять, и я ничего не боюсь». Музыка начинает нарастать. Она звучит как-то пафосно, но не приторно, как этого можно было ожидать. Затем также появляется Эртер: «Я из Второго дистрикта. Я – Эртер Роальдс. Из меня хотели сделать убийцу – но не вышло». Затем идёт нарезка мелких деталей с нашей общей сцены. Выхваченная едва заметная слеза на глазах Коры, суровый взгляд Эртера, наши с Рори сцепленные руки. Фоном идут те самые фразы, которые мы произносили потом: «Я чуть ли не потерял самого себя», «Я потеряла надежду на будущее», «Я потерял дом и семью» и моё финальное «Мы потеряли тех, кто мог быть бы другом, но стал врагом». И после этого – те отдельные слова: «Мы смогли вырваться из пекла. Мы все сможем это сделать».

Экран гаснет и, наконец, зажигают свет. Много кто хлопает, а мы стоим и по-прежнему смотрим на ту стену. Я замечаю, что Кора судорожно вытирает лицо. Явно из-за той вставки с братом.

– Вы точно не переборщили? – вопросительно смотрит на Плутарха Коин. – Не слишком ли театрально?

– Театральности будет меньше сами знаете в каких условиях. Нужна естественная обстановка, а не всё это.

– Я уже говорила. Мне нужны гарантии вашей безопасности. Это в ваших же интересах. Джонатан, приходили ли сообщения с планолётов? – весь её вид выдаёт то, что она ожидает исключительно отрицательного ответа. Странно.

– Да, мэм. Согласно данным, территория Двенадцатого абсолютно свободна. Тепловой анализ показал присутствие нескольких живых существ, но судя по их размерам – это животные, – взгляд Коин меняется.

– Что ж, если так – можете хоть сегодня же вылетать. Погодные условия позволяют.

Где-то позади раздаётся звук открывающейся двери.

– Я опоздал, простите, – доносится знакомый голос.

– Мистер Хоторн, вы решили принять наше предложение? – Гейл молча проходит мимо нас, точно и не замечая.

– Да. Это лучшее, что я могу сделать.

– Отлично. Геберт проводит вас в лаборатории. Вас уже там ожидают. Все могут быть свободны.

– Гейл, тебя тоже сюда пригласили? – спрашиваю я.

– Да. Предложили помочь, – сухо отвечает он и тут же подходит к тому человеку, на которого указала Коин, и уходит с ним прочь.

– Что-то он совсем странный, – замечаю я. – А что ты к нему не подошёл? – спрашиваю я Рори.

– Не знаю. Мне сложно с ним разговаривать. Он меня вообще предпочитает не замечать.

– Ну, что, – доносится голос Китнисс. – Надо туда ехать.

– Мне страшно, – я стараюсь говорить как можно тише.

– Не знаю. Мне кажется, нам нужно туда попасть. Обязательно. Чтобы принять это. Успокоиться.

– В этом есть смысл, – бормочу я.

***

Когда мы подлетаем к Двенадцатому, я выглядываю в крошечное окошко иллюминатора. Я ничего не вижу – только серую взвесь, витающую в воздухе.

– Сегодня ветрено, – доносится голос человека из Тринадцатого. Весь пепел носит. Может, и утихнет. Когда будете выходить – наденьте маски – гарью надышитесь, – он указывает в сторону какого-то ящика.

Нас всего четверо. Решили, что Коре и Эртеру нет смысла сюда лететь. Они не особенно и хотели. Гейл отказался. Никто и не настаивал.

После того разговора с Китнисс мои страхи несколько развеялись и превратились буквально в жажду попасть сюда, чтобы смириться. Поставить точку. Осознать, что это – не сон. Чтобы всё решить.

Планолёт мягко опускается на землю. Прежде чем выйти, всем раздают маски. И лишь потом открывают дверь.

В нос тут же ударяет едкий запах гари, глаза начинает жечь.

Как и тогда, на Играх…

Планолёт приземлили недалеко от Луговины. Ещё одна усмешка судьбы. Кое-где вдали, если присмотреться, виден дым от тлеющих пожаров. Рори подхватывает меня под руку и, смотря строго вперёд, шепчет:

– Только вниз не смотри.

В это мгновение я слышу характерный хруст под ногами. Не посмотреть уже нельзя.

Вся Луговина усыпана пеплом и костями. Кое-где – обгоревшими трупами. Видимо, образовалась давка. Кто-то не успел. Или просто капитолийцы, заметив движение, начали бомбить Луговину – кое-где видны выбоины от снарядов. Странно, но почему тогда они не расстреляли остальных? Тех, кто уже убежал за забор? Вряд ли пожалели бесценные лесные ресурсы… Странно.

Рори толкает меня. Ему, в отличие от меня, здесь просто невозможно находиться. Видно, что он побледнел.

– Найти бы место, где не так пахнет гарью, – говорю я.

– Китнисс, вы как-то обмолвились, что тут есть какое-то озеро в лесу, – доносится голос Хейвенсби.

– Да, наверное, там будет лучше, – сдавленно отвечает она.

Затем мы медленно идём в сторону Ратуши. По дороге также множество костей и трупов, но со временем я как-то перестала смотреть по сторонам. Наверное, тут было дело в том, что я уже могла их не ассоциировать с людьми. Как-то мама, когда я только начинала ей помогать, рассказала мне об этом. Иногда проще убедить себя, что это – причудливо обугленное дерево, обуглившийся манекен – но не человек. Тут главное не обращать внимания на детали. Лишь один раз я не удержалась: я увидела обгоревшее, но при этом сохранившее форму, тело явно ребёнка. Рядом, под слоем белёсого пепла, виднелись какие-то склянки. Может, тащил какие-то вещи… Я замечаю, что Рори, точно вкопанный, смотрит в ту же сторону, что и я.

– Рори, пойдём, – шепчу я. Он, вздрагивает, но кивнув, идёт со мной. На мгновение я оборачиваюсь. За нами след в след идёт съёмочная группа со включенными камерами. Видимо, снимают всё – мало ли, вдруг пригодится.

– Рори, – доносится голос Пита. – А Гейл не рассказывал деталей, что произошло?

– Толком нет, – качает он головой. – В основном, мне всё рассказывал Хеймитч. Они слетелись как раз по завершении Игр. Гейл как раз шёл с работы. Увидел какие-то точки вдалеке. Побежал в сторону дома миссис Эвердин – он ему был ближе. Предупредил её. Зашёл к Хеймитчу. Они вдвоём побежали поднимать людей, чтобы они бежали в лес. Во всей этой толкотне он пытался добежать до дома, но тут уже начали бомбить. Кое-как добежал до дома – но в него попала бомба. Было, собрался туда рвануть, но его кто-то оттащил. Хеймитч его нашёл и привёл в чувство, а потом они пошли к остальным. Так как-то.

– А что Хеймитч не поехал с нами? – спрашиваю я.

– Ему даже и не предлагали. Видимо, Коин решила, что для Капитолия он – всего лишь смешной пьяница из далёкого дистрикта. И пользы от него никакой.

– Странно. Он мог бы тоже многое рассказать.

– Да, уж у кого, а у него скелетов в шкафу порядочно. Да, Китнисс? – говорит Пит. Та кивает. – Мы как-то нашли записи его Игр. Решили посмотреть интервью, узнать, кто в них участвовал… Хеймитч тоже выиграл не просто так. Он использовал силовое поле, чтобы победить в финале. Да и вообще там много чего случилось на Арене.

– Может, вы сделаете ролик о других менторах? Вы как-то говорили о подобном, – подключается к разговору Китнисс.

– Да. Как только Одэйры выйдут из больницы.

– Одэйры? – я ничего не понимаю. Я знала, что менторов уже привезли, но о том, что они смогли забрать с собой родных…

– Финник и Энни. Энни Креста. Помнишь её? – оборачивается Китнисс. И тут я вспоминаю, как она иногда рассказывала о буквально безумной привязанности Финника к одной девушке. Так вот, кто ей был…

– А что случилось?

– Их подстрелили, когда они залезали в планолёт, – говорит Пит. – Они и ещё несколько менторов прибыло в Тринадцатый. Правда, многие прибыли в потрёпанном виде.

– Я ей говорила, что нужно забирать их всех сразу. А не так. В Капитолии заметили, что исчез Бити – и всё. Уже ничего не поделать. Но зачем нам высылать несколько планолётов. Сойдёт и один! – по её голосу более чем заметно, что она раздражена.

– Китнисс, успокойся. Что теперь говорить?

Я слишком отвлеклась на этот разговор, что даже не сразу заметила, что Рори нет рядом. Обернувшись, я увидела, что он стоит и рассматривает что-то, лежащее на дороге. Он взял что-то и стал пристально рассматривать. Кажется, это была лента. Как только я сделала пару шагов, он тут же положил её в карман и стал догонять остальных.

– Что-то случилось? – спрашиваю я. Вид у него странный. Задумчивый.

– Ничего, – мотает он головой. – Всё в порядке.

Они располагаются у Дома правосудия и делают несколько дублей там. Тут уж действительно, Плутарх пошёл иным путём. Вместо бессмысленных лозунгов попросил Китнисс и Пита просто рассказать, что произошло в тот вечер в Двенадцатом.

Затем мы направились к нашему старому дому. Рори не выдержал и по пути завернул в один из переулков. Ещё месяц назад тут был его дом. Сейчас тут было только дымящееся пепелище. Разорванные трубы и обугленные балки устремились в небо. Щепки от входной двери разбросаны по всей дороге. Рори полуосознанно двигается в сторону дома.

– Эй, парень, – вдруг останавливает его кто-то из Тринадцатых, тронув за плечо. Всё это время он просто молча смотрел по сторонам. – Лучше не ходи туда. Бомба свалилась прямо на дом. Удивительно, что стены местами ещё уцелели. Ты ничего и никого там не найдёшь.

Рори задумчиво смотрит на Тринадцатого, затем на то, что когда-то было его домом, а потом отступает.

Через пару кварталов, мы приходим к домам победителей. Удивительно. Все они стоят целые. Хоть въезжай. Мы заходим в наш дом. Китнисс толкает незапертую дверь.

– Наверное, мама не закрыла, когда убегала, – предполагаю я.

Внутри всё почти так же, как и было до Жатвы. Тут уже не так сильно пахнет гарью. Мы даже решаемся снять маски. Видимо, окна были закрыты. Но потом мы начали понимать, есть другой запах, перебивающий гарь. Запах сладкий до тошноты.

– Может, это какое-то лекарство? Собиралась и пролила случайно? – с надеждой шепчет Китнисс, хотя по её глазам я понимаю, что она знает, что это – неправда. Она долго не решается зайти в свой кабинет. Из-за того, что запах и идёт оттуда. Наконец, она отпирает в дверь.

Концентрированный запах так резко бьёт в нос, что тут же хочется снова надеть маску. Весь стол Китнисс усыпан идеально-белыми розами.

– Сноу, – шепчет она.

– Вы уверенны? – доносится голос человека из Тринадцатого.

– Ну, а у кого ещё в Панеме такая сумасшедшая любовь к розам? – отвечает она. – Думаю, это послание. Он всё прекрасно знает.

– Но это ведь и так понятно, – вступаю я. – Мы просто им пока не мешаем, поэтому они и ничего не делают. Куда же нам ещё было бежать, как не в Тринадцатый? Не на другой же конец света в поисках кого-то ещё?

– Логично, – кивает головой Пит. – Он лишь передаёт привет. Значит, это всё же они устроили эту бойню.

– А у тебя были другие варианты? – Китнисс вопросительно поднимает бровь.

– Забудь, – мотает он головой.

– Ну, мы уже сняли тут достаточно, – вмешивается Плутарх. Видно, что и ему тут тоже находиться неприятно. – Пойдёмте на улицу. Может, получится ещё что-то отснять.

Однако больше ничего снять не получается. Всем на телебраслеты пришло сообщение о том, что погода скоро сильно испортится и приказ о возвращении в Тринадцатый.