Текст книги "Надежда сильнее страха (СИ)"

Автор книги: Rabbit hearted girl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– А что тут ещё у них есть? Чем они вообще занимаются? – мама задаёт тысячу разнообразных вопросов. И, к моему огромному счастью, ни одного про Арену. Она уже на примере Китнисс знает, что о таком лучше не заговаривать ни в каком виде. Я подробно рассказываю ей, как попасть в местную столовую, в какое время они питаются, на каком этаже библиотека и больничный отсек – словом, всё, что знаю сама и по обрывкам чужих фраз.

Наш разговор прерывает чьё-то постукивание в дверь. Я открываю дверь и вижу там Эртера. Он несколько растерянно смотрит в сторону моей мамы, точно не ожидал её тут увидеть.

– Здравствуй, Эртер, да? – вежливо говорит она.

– Да, – несколько ошарашенный внезапным вниманием к своей персоне бормочет он, – здравствуйте. Прим, Китнисс просила за тобой зайти.

– Что-то случилось? – не понимаю я. – Куда идти?

– К Коре.

– Странно, она же говорила, что завтра, – Эртер только пожимает плечами.

– Иди, обо мне не беспокойся. Я тут пройдусь, осмотрюсь, проверю наших, – успокаивающе улыбается она. Я оставляю ей ключи и обнимаю перед тем как уйти.

– А почему ты не пришёл тогда, утром? – спрашиваю я, когда мы уже вышли.

– Не нашёл причин, чтобы быть там, – пожимает он плечами. – Я для них чужой. Им нужны вы, а не я.

– Я думала, что мы для тебя что-то да значим, – шепчу я.

– Вы и… ваши люди – разные вещи. По крайней мере, не сейчас, – добавляет он, развернувшись ко мне лицом и пожав плечами. Он резко поворачивается обратно и при этом задевает прохожего. Эртера точно ударяет током: видимо, он подобного совсем не ожидал. Взгляд быстро скользит по коридору, дыхание несколько учащённое: кажется, в нашей весёлой команде параноиков пополнение. Он едва слышно извиняется. Мужчина в сером комбинезоне по инерции проходит несколько шагов, а затем останавливается.

– Парень, поаккуратней, – возмущённо ворчит потревоженный Тринадцатый. Он, присматриваясь, подходит чуть ближе к Эртеру. – Э, да это же ты! Помнишь меня? Я Баст. Помнишь, три года назад, в лесу?

– Да, помню, – голос Эртера меняется. На губах – почти улыбка. Отчего-то мне кажется, что этот лесной знакомый много для него значит. Странно, что же тут может делать кто-то из Второго? Не мог же Эртер встретить его ещё где-то?

– Знал же, что ещё встретимся, – слегка смеётся Баст, хлопая Эртера по плечу. – Все дороги сюда ведут, – бормочет он, уходя.

– Откуда ты его знаешь? – спрашиваю я у Второго, провожая взглядом странного мужчину. Эртер не отвечает. Только повернувшись, я замечаю, что он уже на другом конце комнаты, и мне приходится бежать к нему.

– Будешь отставать – не скажу, – наигранно говорит он. – Потом, при остальных.

Мы подходим к лифту, и Эртер нажимает кнопку вызова. Затем – по его прибытии – отправляет нас в медицинский отсек. Этажи проносятся мимо нас почти единой стеной.

– Сколько их тут?

– Кого? – не понимает моего вопроса он.

– Этажей. Ты не задумывался об этом?

– Поначалу. Потом перестал. Слишком страшно о таком думать, – я лишь вопросительно смотрю на него. – Я о том, на что готов человек, чтобы спасти свою шкуру.

Двери лифта вовремя открываются, и мы выходим. Стоит нам направиться в сторону входа в палаты, как из соседнего коридора выходит Рори.

– Вовремя же вы, – слегка запыхавшись, говорит он.

– Как Гейл? – спрашиваю я, при этом внимательно изучая его лицо: сейчас выглядит он вполне обычно. Только в глазах немного нездоровый блеск. Явно не тот, что был утром.

– Ну, лучше, – бросает он. – Я сказал ему, что думаю. Ему ещё нужно всё это переварить. Он слишком подавлен. Слишком устал. Слишком привык, – последнее Рори произносит совсем шепотом. Что значило последнее «слишком»? Слишком привык к потере или слишком привык к своему прежнему положению? За последнее время он, действительно, слишком затих. Мне кажется, даже почти не охотился. Судя по рассказу Пита, наверняка не одобрял «шпионство» жены за её же отцом. Действительно, слишком привык.

В коридорах уже не так людно. Разве что только слышны редкие разговоры в палатах. Почти все люди из Двенадцатого, кроме вынужденных остаться, уже ушли получать жильё.

Мы доходим до палаты Коры. Она тут же привстаёт с кровати всем своим видом давая понять, что с ней всё абсолютно в порядке.

– Врач забежал буквально на пару секунд, сказал, что как только освободится, так тут же придёт, – ворчит она, – только это «как только» уже часа три длится.

– У многих серьёзные травмы, – несколько осуждающе смотрит на неё Рори.

– Я понимаю, но он обещал меня отпустить, – со вздохом закидывает она назад голову.

– К вам можно? – раздаётся стук.

– Могли даже и не спрашивать, – говорю я. – Почему сегодня? Что-то случилось?

– Боюсь, завтра будет не до разговоров, – бросает Китнисс. Выглядит она несколько задумчивой.

Мы располагаемся вокруг кровати Коры. Я и Рори на стульях рядом, Пит при помощи Эртера передвинул соседнюю свободную кровать и устроился там с Китнисс. Эртер же себе забрал забытый кем-то стул из коридора.

– С чего начать бы, – бормочет сестра. – Слишком многое нужно сказать.

– Начнём с начала, а там как получится, – говорит Пит. – Значит, начнём с наших Игр, а точнее, с нашей поездки в Дистрикты. Думаю, каждый из вас в курсе, чем это тогда чуть ли не закончилось? Мы тогда ещё много чего не знали. Не знали, что во всех Дистриктах и без нас зреют мятежи, а мы были лишь ничего не понимающими детьми, болтающими всякую ерунду; не знали, что мы ничего не можем изменить, как бы нам это не внушал Капитолий, – он бросает взгляд на Китнисс. – Мы и не знали того, что в Капитолии, как ни странно, мятеж тоже зрел. Ещё более скрытый и незаметный. Наверное, вы заметили, что сюда мы летели вместе с Плутархом Хевенсби?

– Да, – кивая, шепчет Кора. – Но причём он тут здесь? Я вообще думала, что вы его взяли в заложники и отобрали планолёт.

– Вот что творит отсутствие информации, – слегка улыбается Пит. – Нам не нужно было воровать у него планолёт – он сам нам его дал. Плутарх один из нас, такой же мятежник, по сути, – утренние мысли выстраиваются в логичную цепочку. Теперь все прежние недомолвки приобретают новый смысл.

– Но что он тогда делал будучи Главным Распределителем? Зачем это ему?

– С высоты всё виднее, не правда ли? В его руках было, можно сказать, средоточие всех наших жизней, сами Игры. Он знал, чуть ли не всё, что знал или задумывал президент, он мог делать всё, что хотел, в пределе определённых рамок, разумеется.

– Только ещё и убить всех нас пытался.

– Не мог иначе. В противном случае – досталось бы всем.

– Так, значит, он шпионил, по сути? – уточняет Кора.

– Если обобщить, то – да, – кивает Пит.

– Когда мы были в Капитолии во время Тура Победителей, он показал мне свои часы с сойкой и ерунду какую-то сказал, – вступает Китнисс. – Я тогда всё списала на то, что он поддался местной птичьей моде, но оказалось, что он подсказал мне принцип работы будущей Арены. Я долго тогда думала об этом, пока он однажды просто не «предсказал» разрыв плотины в Четвёртом.

– Тот самый человек, о котором вы говорили тогда, перед Играми, – вспоминаю я.

– Намёк за намёком – и мы поняли, с кем имеем дело, – продолжил Пит. – А потом он вывел нас – большинство адекватных менторов – на интересный разговор. Речь шла о восстании. Он вкратце рассказал нам о состоянии сил Капитолия и мелких мятежах и о том, что действовать надо, но пока все ещё слишком слабы. А ещё о том, что люди исчезают из дистриктов.

– А вот это уже интересно, – Кора даже немного пододвинулась. – В смысле «исчезают»? Из-за миротворцев?

– Нет. Просто пропадают. И даже миротворцы, честно проводя поиски (если, конечно же, их начинают), никого не находят. Причём, исчезают семьями. За последние годы исчезло около 500 человек.

– Беженцы, как те в лесу, – бормочу я.

– Кто-то просто уходил из дистриктов, куда глаза глядят, – кивает Пит. – Кто-то же уходил в более-менее осознанном направлении, – мне тут же вспоминаются слова того мужчины, которого узнал Эртер: «Все дороги сюда идут».

– Они шли в Тринадцатый… – шепчу я.

– Именно.

– Можно я кое-что скажу? – внезапно говорит до этого молчавший Эртер. – Я долго думал, когда бы всё это рассказать, но сегодня я встретил кое-кого и понял, что надо бы уже, – он поднимает глаза и, точно убедившись, что все его слушают, продолжил: – Я знал таких людей, беженцев, лично.

– Наверное, удары тренировал, – перебивает его Кора. Эртер, было, открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом, явно передумав, лишь грустно мотает головой.

– Я думал, это было вполне понятно, что я совсем не из тех, кого обычно зовут «профи». Да, я учился с ними, но потому что мой отец погиб во время глупого мятежа на каменоломне, – вскакивает он с места. Его голос становится всё громче и кажется, он скоро перейдёт на крик. – Он не собирался ни в чём участвовать, скорее, остановить их хотел… – он замолкает на секунду, прикрыв лицо руками. – Мне было одиннадцать примерно. Нас отправили в лес, ознакомить с тем, что может встретиться на Играх. Я поспорил с кем-то, заблудился… А потом, уже к ночи, вышел на каких-то людей. Они выглядели немного странно. Даже более потрёпанно, чем простые жители дистрикта. Они предложили мне сесть с ними у костра, дали еду и место для ночлега. А ещё дали мне высказаться, мне тогда это было очень нужно, – голос его совсем затихает. – Я тогда был совсем не таким, как Омел. Я боялся ударить хоть кого-то сильнее, чем я хотел бы, но того постоянно от меня требовали. Я боялся попасть на Игры, хотя все мальчишки из моего окружения буквально бредили ими. Я боялся того, что даже если я не попаду на Игры, из меня сделают миротворца. Те люди меня выслушали. Даже проявили сочувствие. Они ничего не рассказали тогда о себе, но когда я утром собирался уходить, то предложили придти к ним ещё. Дома я о них ничего не сказал. Потом стал тайно, во время подобных походов, отделяться от остальных и уходить к ним. Таскал им еду. Я им рассказал об отце, о том, как я ненавижу тех людей, что решили взбунтоваться и дали ему погибнуть, а они показали мне, что в этом были виновны совсем не те люди. Привели сотни примеров того, что происходит в других дистриктах. Я понимаю, что тогда они просто сыграли на моих чувствах, сильно преувеличили, но… все же они это сделали правильно. Они сказали, что бежали из своих дистриктов: там были люди из Первого и Третьего. Они слышали от других, случайно встретившихся беглецов, что где-то есть безопасное место. Они хотели бежать в Тринадцатый. Я тогда решил, что они просто с ума сошли, но всё равно хотел попроситься пойти с ними. Они мне отказали: сказали, что я буду полезнее здесь, может, кому-то тоже об этом расскажу, а кто-то из них предложил мне, когда в следующий раз будут показывать Тринадцатый по телевизору, посмотреть – нет ли в углу сойки на заднем плане. И всё было именно так, как он говорил.

– Значит, вот так всё вышло, – пробормотал Рори. – А я уж думал, вдруг тебя из Тринадцатого подослали, – прибавил он с лёгкой улыбкой.

– А причём тут эта сойка на кадрах? – непонимающе мотнула головой Кора.

– Каждый раз в любом капитолийском репортаже из якобы Тринадцатого на заднем фоне пролетает одна и та же птица в одном и том же месте. Они просто накладывают студийное изображение с репортёром на старую картинку, – поясняет Пит.

– Ещё до 74х я с Гейлом тоже видела беженцев, только тем повезло куда меньше, – вступает Китнисс. – Пит, помнишь нашу рыжеволосую безгласую? – Пит, немного не понимая, кивает. – Она одна из них. Потом я встречала ещё людей, уже зимой после Игр, они шли из Восьмого.

– Мало кто доходит, Коин сказала, что за эти шесть лет к ним пришло не больше полусотни, – прибавляет Мелларк.

– Я тогда очень сильно испугалась, когда Плутарх предложил начать подготовку к восстанию. Мы – менторы – как самые известные люди в дистриктах – должны были настраивать местных. Я боялась сделать хоть что-то. Ещё с Семьдесят Четвёртых мне постоянно казалось, что они сделают так, что ты, Прим, окажешься на Играх.

– Эффи как-то обмолвилась мне, что в этом году обычная процедура подготовки к церемонии Жатвы изменилась, – начинает Рори. – Обычно мэр раскладывал бумажки в шары сам, но его даже не подпустили. Как и Эффи.

– Странно, что она это нам не сказала, – замечает Пит.

– Видимо, думала, что вы знаете, – пожимает плечами Рори. – Она это бросила, вскользь, когда я с ней говорил в поезде.

– Мы не знали, но это было вполне очевидно, – шепчет Китнисс. – Когда мы ушли на первое собрание менторов, Плутарх нам рассказал, что Омел тоже всё уже тогда знала и пошла на Игры более чем осознанно. Потом – помните, когда вы сказали, что она ведёт себя так, точно под охмором? – он подтвердил, что её кололи этой дрянью, чтобы сделать её зависимой от них, а заодно убить все остатки детской невинности. Хотели провести такой своеобразный эксперимент в подготовке профи.

– На Арене ей часто приходили крошечные посылки. Она говорила нам, что серьёзно больна и именно поэтому пошла на Игры, а присылают ей – лекарство. Только вот много кого смущало то, что на интервью обо всём этом она не говорила, а спонсоры сами это как-то узнали, – говорит Эртер.

На секунду наступает молчание. Всё прежнее становится предельно-ясным.

– Значит, вы всё решили? – поднимает голову Кора.

– Бомбардировка Двенадцатого буквально развязала повстанцам руки, – начинает Китнисс. – Люди сейчас просто готовы разорвать Капитолий на кусочки, а Коин хочет этим воспользоваться.

– Единственное, что меня тревожит, это то, зачем сделал это Капитолий, – задумчиво смотрит вдаль Пит.

– Опять ты об этом? – Китнисс вопросительно поднимает бровь.

– Слишком много совпадений. Это не даёт мне покоя.

– А что тут не так? – спрашивает Рори. – Мне кажется всё вполне логичным. Они узнали, что мы сбежали с Арены, плюс из-за вашей деятельности вообще, – он буквально озвучивает мои мысли.

– Если бы они хотели припугнуть дистрикты, как тогда Тринадцатый – использовали бы что-нибудь посерьёзнее, – качает головой Пит. – Очевидно, что после такого люди только ещё больше разозлятся. Когда они в последний раз силой пытались успокоить дистрикты, они делали это куда… изящнее. Со стороны это можно было, действительно, расценить как жуткое стечение обстоятельств. Никаких миротворцев, никаких бомб. Но сейчас… Нет, я не поверю в то, что Сноу обезумел, узнав о предательстве Плутарха и убежал бомбить наш дистрикт в припадке.

– Я б на это посмотрела, – едва слышным шепотом бормочет Кора. Я толкаю её под локоть, но она лишь тихонько хихикает.

– Не знаю, мне всё же кажется, что тут всё довольно просто, – продолжает Китнисс, не услышав Коралину, – тем более, вся эта игра Хейвенсби, чтобы привлечь всё внимание к нам. Эти ролики перед интервью, да и вообще – все эти непрекращающиеся в Капитолии вечеринки и собрания «сочувствующих».

– Что за собрания сочувствующих? – вмешиваюсь я.

– Ну, когда ещё только достали ваши имена, он начал тихо организовывать вечеринки для вашей поддержки, не от своего имени, конечно же, – поясняет Китнисс. – Там сначала подыскивались потенциальные спонсоры – ещё до вашего приезда – на паре таких мероприятий он был сам. Нет, подобное и прежде встречалось, но тут он подошёл к этому делу довольно… масштабно.

– Китнисс, – вздохнув, начинаю я. Пора спросить. – Скажи, только честно, что мы будем делать?

– Коин ждёт людей из Дистриктов, разных учёных, хотела попытаться привезти сюда некоторых менторов. Как только они тут окажутся, то начнётся подготовка уже к непосредственным ответным действиям.

– Но сейчас Коин важнее всего заполучить учёных, она этим буквально бредит, – добавляет Пит. – Она явно хочет перехватить их раньше Сноу и уже выслала планолёты. Плутарх предложил бороться с Капитолием его же методами – новыми технологиями и пропагандой. Боюсь, она захочет как-то и нас задействовать, в особенности, в последнем.

– Думаешь? – спрашивает его сестра.

– Конечно же. В том списке людей, что должны прилететь, отдельно отмечена съёмочная группа. Да и если говорить прямо, думаю, вряд ли она разрешила Цинне и Порции здесь быть в ином случае: вряд ли она могла бы найти иное применение, – качает головой Пит. По глазам Китнисс видно, что она едва сдерживается, однако она тут же успокаивается и молча кивает.

– Зная Плутарха, можно быть уверенным в том, что это будут какие-то пафосные агитационные ролики, – глухо говорит она.

– Пит, – неожиданно вмешивается Эртер. – Я знаю, что мне, наверное, не у вас это нужно спрашивать, но… я не хочу сидеть без дела. Особенно потом, – прибавляет он, делая акцент на это «потом».

– Я понял, о чём ты. Не обещаю, но исключительно потому, что обещать подобное – как по мне даже жестоко. Но пока всё спокойно, каждый может найти себе занятие, не беспокойтесь.

– А они позволят мне остаться здесь? – спрашиваю я. – Я имею в виду помогать в больнице?

– Конечно же, местные врачи на всех собраниях только и жаловались, как они будут справляться теперь, – слегка улыбается Китнисс. – И маме, и тебе найдётся место.

– Теперь хотя бы чуть-чуть понятно, чего ждать от завтра, – говорит Кора.

– Прямо груз с плеч, – шепчет Китнисс. – Я понятия не имею, какие планы у Коин на вас, но, думаю, вам сидеть без дела не придется, так или иначе.

– Тогда мы пойдём, наверное? – говорит Рори.

– А я останусь тут ждать, – постанывая, хнычет Кора. – Я хочу тоже с вами.

– Не реви, я могу с тобой подождать, всё равно делать нечего, – предлагает Эртер.

Раздаётся лёгкий писк. Китнисс и Пит одновременно смотрят на свои запястья: их браслеты странно мигают. Я уже давно обратила внимание на них, но думала, что это что-то вроде часов или даже пропусков.

– Коин опять нас созывает, – бормочет Пит.

– Наверное, «мозги» приехали, – добавляет Китнисс.

– Я ведь не нужен? – вмешивается Рори.

– Вроде, нет.

– Тогда мы все ещё побудем здесь, наверное, – предлагаю я. Китнисс кивает головой, и они с Питом уходят.

– Интересные штуки, – замечает Кора. – И у тебя такая?

– Ещё нет. Но обещали дать. Они их зовут телебраслетами. С их помощью можно быстро связаться с нужными людьми, пройти в особые места. Правда, дают их единицам. Но как говорится, страннее их чернильных расписаний нет ничего больше.

– Расписаний? – постанывая, шепчет Шестая. – Ненавижу расписания.

– У них тут всё строго. Просто последние дни – то из-за нас, то из-за прибывшего Двенадцатого – вокруг сплошная мешанина. Как только все расползутся по своим отсекам, они включат эту систему. С утра подносишь руку к специальной штуке, а она тебе пишет, куда и во сколько ты пойдёшь. И смыть это можно только вечером.

– Значит, сбежали от одних контролёров к другим? – бормочу я. Судя по несколько насторожившемуся взгляду Эртера, я понимаю, что мой талант говорить что-то не подумав, вновь дал о себе знать.

– Ну, на самом деле, можно и так сказать, – говорит Рори.

Комментарий к Глава 24

Итак, я тот молодец, который как всегда задержал главу:( И да, это поболтушная глава, в ней просто тонны диалогов и куча объяснений. Просто рано или поздно это должно было случиться)

========== Глава 25 ==========

Часы мерно отсчитывают остаток рабочего дня. Одна из ламп в кладовой неприятно моргает – надо будет сказать об этом кому-нибудь. Я перебираю оставшиеся запасы медикаментов – можно сказать, что это моё первое рабочее задание. Вчера с мамой мы решили придти сюда снова, но уже не как пациенты. Маму приняли в качестве врача, меня же – в качестве её помощника. Но, пока у неё нет работы, я выполняю задание главврача – пытаюсь разобрать завалы, появившиеся после прихода жителей Двенадцатого.

Может показаться, что скучнее работы и не найдёшь, но для меня сейчас это – то что нужно. Особенно учитывая обстановку за пределами медицинского отсека. Блестящие умы со всего Панема, что были не согласны с действиями Капитолия, прибыли в Тринадцатый ещё позавчера. Как раз тогда Коин вызвала к себе Пита и Китнисс. Правда, по большему счёту, она это сделала, чтобы поставить их перед фактом, что теперь они официальные лица революции и чтобы познакомить со съемочной группой. Китнисс устроила небольшой скандал и убежала куда-то. Пит обежал буквально почти все этажи в её поисках, а потом долго её успокаивал. В принципе, мне вполне понятно её недовольство. Одно дело – вести за собой людей, а другое – быть ряженой куклой и нести пафосный бред в уютной студии. Но, видимо, Коин считает иначе. Питу удалось уговорить Китнисс, но та ещё всю ночь шипела о том, что после того, как Коин увидит, насколько плохо она выглядит на этих постановочных кадрах, то возможно, отстанет от неё или хотя бы изменит подход ко всему этому. Сегодня же с утра должны были начаться её страдания на съёмках.

Я же просто стараюсь спрятаться от всего этого. Впрочем, мы, действительно, и без того спрятались. Я часто думаю о том, что сказал Эртер: до чего же нужно дойти, чтобы закопать себя заживо? С каждой ночью я всё сильнее чувствую эту мерзкую темноту. И светильник зажечь нельзя – не принято просто так тратить электричество. В больнице хотя бы всегда горит свет…

– Можно войти? – раздаётся лёгкий стук, и в комнату входит Рори.

– Конечно же, – улыбаюсь я.

– Чем занимаешься? – он достаёт из небольшой каморки два стула и садится на один из них.

– Убираюсь после всей той суматохи. Они тогда вынуждены были позвать несколько девочек-старшеклассниц из медицинского класса, а те всё поставили не на свои места, а пару бутылок – так вообще разбили, – говорю я, указывая на почти незаметную кучку разбитого стекла в какой-то тёмной липкой жидкости, сдвинутую под стеллаж. – Не знаешь, как там Китнисс?

– Ну, относительно тихо, – задумчиво сдвинув брови, отвечает он. – Во всяком случае, пока не сбегала. Хотя, как я понял – ещё немного и сбежит съёмочная группа.

– В этом я не сомневалась, особенно после позавчерашнего.

– Знаешь, – тон его голоса несколько меняется: становится тише и как-то медленнее, – я тут тебе кое-что принёс.

– Контрабанда из столовой? – вытирая руки об одежду, с надеждой уточняю я.

– Я бы рад, но тут кое-что… интереснее.

– Ты прямо интригуешь, – бормочу я, присаживаясь с ним рядом.

– Вот, – протягивает он чёрный браслет.

– Подожди, это же, как у Китнисс и Пита, – шепчу я, осматривая его в руках.

– И как у меня. А теперь и у тебя.

– Постой. Ты же говорил, что их кому попало не дают. Зачем он мне? Я тут никого в больнице с этими штуками не видела. Так зачем?

– Ладно. Коин хочет, чтобы ты тоже, как и я, участвовала во всём этом революционно-агитационном безобразии.

– Нет, – издаю я стон, соскакивая со стула. – Я не хочу. Да и какой от меня толк? Вот здесь – я нужна. Во всяком случае, когда у меня не дрожат руки, от меня есть польза. А там? На камере – я как деревяшка. Про бои – я вообще молчу. О чём она только думает?

– Люди в дистриктах знают тебя, они поверили в тебя, как когда-то поверили в Китнисс и Пита. Тем более что они ещё не объявляли, что мы живы.

– А может, им будет выгоднее нас и не оживлять? – вдруг срывается у меня с языка. Рори смотрит на меня, точно его током ударило. – Пусть выставит нас жертвами этой революционной мясорубки, а мы будем тихо сидеть тут. Я не хочу возвращаться туда! Или им мало издевательств над Китнисс? Почему они всё сваливают на нас? Сначала Капитолий

– на Китнисс и Пита, теперь они – на всех нас? Почему мы? – я даже сама не замечаю, когда срываюсь. Когда я чуть-чуть успокаиваюсь, то я понимаю, что сижу на полу, а меня обнимает Рори.

– Мне тоже не всё нравится в этой затее, – шепчет он, поглаживая мои волосы, – но сейчас у нас нет выбора. Согласись, то, что они сделали с нашим домом – такое простить невозможно. А у нас есть хоть какой-то, но шанс уговорить остальных. Неужели ты согласна оставить всё так?

– Нет, – качаю я головой. – Те, кто погиб, такого не заслужил, – шепчу я, вытирая мокрые от слёз щёки. – Но я не чувствую себя тем человеком, который может что-то сделать, понимаешь? Даже Кора, она и то способна на куда большие вещи, чем я!

– Но только после слов Коры ни один дистрикт не начинал бунтовать.

– Что? О чём ты?

– Плутарх сегодня утром говорил о том, какое влияние мы уже оказали. Рассказал о том, что происходило в дистриктах во время Игр. Самые крупные мятежи начались, конечно же, ближе к концу, но вот всё началось в Шестом. Помнишь, когда на нас напали профи и меня ранила Омел?

– Конечно же, – глухо отвечаю я. Я последнее время только тем и занимаюсь, что пытаюсь прогнать все эти пугающие воспоминания.

– Ты тогда спела песню. Песню висельника, кажется, она так зовётся. Ты ведь знаешь её историю?

– Конечно же. Когда я была маленькой, мама очень сильно рассердилась, когда услышала, как её поёт Китнисс.

– Всё же, видимо, её знают и за пределами нашего дистрикта. По крайней мере, теперь точно. Да ещё именно тогда все заметили, что у тебя есть брошка с сойкой…

– И ты хочешь сказать, что из-за этого…

– В Шестом устроили бунт.

– Но, может, этому виной не я. Всё же это не наш дистрикт, а близне… – тут я заминаюсь, вспомнив про Ларса. – Дистрикт Коры. Может, из-за неё. Или Ларса.

– Может. Она тогда тоже много чего натворила. Но вот когда они громили склады, они выкрикивали слова именно той песни. Вот в чём дело.

Я молчу. Нет. Я не тот человек, что может говорить умные слова. Я, скорее, ими всё порчу.

– Но… разве это хорошо? Я же только принесла кучу проблем тем людям. Как и до этого. Только раньше я думала, что своей глупой болтовнёй я навлеку проблемы на вас, а теперь…

– Ты их подтолкнула. В нынешней ситуации, это более чем хорошо. Все слишком привыкли. Слишком смирились. И иногда нужен кто-то, кто скажет какую-нибудь мотивирующую ерунду. Сделает что-то.

– Прошу тебя, не идеализируй меня. Я всего лишь бестолковая девчонка с трясущимися руками и ворохом кошмаров за плечами.

– Но, разве Китнисс не была такой же? Я знаю, мы этот разговор уже сотню раз заводили, но тебя никто и не просит быть такой, как она. Я просто хочу, чтобы ты понимала и осознавала то, на что ты способна.

– Сначала это, потом меня пошлют позировать на фоне убитых миротворцев, – бормочу я. – У меня ведь на самом деле нет выбора? – Рори подозрительно молчит. – Почему ты молчишь?

– На самом деле, Коин даже не рассматривала того, что делать, если ты не согласишься.

– Вот видишь, – вздыхаю я.

– Тебе нужно только поверить. Хочешь – вместе поговорим с Плутархом. Ему только дай возможность, он будет тебе рассказывать о скачках рейтингов в дистриктах, – я слегка улыбаюсь. – Вот видишь. Уже всё и не настолько мрачно. А потом, может, станет и ещё лучше, – он помогает мне подняться, и мы нормально усаживаемся на стулья. Рори застёгивает браслет, а я в это время смотрю на расписание на своей правой руке.

– Не можешь привыкнуть?

– Я вообще не понимаю, как к этому привыкнуть.

– Эртер говорил, что Кора вчера весь день то и дело бегала от умывальника к умывальнику в попытках его смыть.

– А их Коин ещё не приглашала? – спрашиваю я, возвращаясь к стеллажу и куче криво поставленных банок.

– Нет, во всяком случае, пока ещё не говорила, – я только качаю головой. Может, это только одной мне кажется странной. – Хотя, вроде, Плутарх предлагал нам всем быть в том видео, где мы говорим о том, что сбежали. Это было бы вполне логично.

Какое-то время мы молчим. Слышно только как я переставляю лекарства с места на место, и как тикают часы.

– Как Гейл? – мне уже порядком надоела эта тишина.

– Уже лучше. Постепенно привыкает. Хотя как-то мне жаловался на то, что по ночам слишком темно.

– Мне мама тоже самое говорит.

– А ещё он говорит, что кормёжка плохая.

– Не хватает мяса?

– Думаю, да, – слегка улыбается он. – Боюсь, что ещё пара недель на одной репе и картошке, и он сойдёт с ума, – вдруг Рори замолкает и как будто застывает. Я уже сама на себе узнала это чувство, только в отличие от него – мои переживания оказались почти напрасными. – Знаешь, – шепчет он, – я никогда не думал о том, что такое может произойти. Мы много чего пережили. Я помню, что было, когда Гейла наказали за охоту и с нами никто не хотел даже общаться. Я помню, как тогда обегал дома всех знакомых и у каждого спрашивал, нет ли работы для матери… Я помню, что когда мы прощались, мама и сёстры сильно плакали. А Пози просила тебя охранять. И все те девочки, что были так похожи на неё… И иногда я пытаюсь понять, как мне теперь с этим жить. Как сбежать от всех этих кошмаров, ставших вполне реальными… Но, кроме этого, есть кое-что другое. Сейчас почему-то всё это выглядит каким-то… поблёкшим? Точно это было не со мной. Мне даже от этого становится страшно.

– Это нормально. Такое бывает. Я и сама видела подобное не один раз, ещё там, дома, – говорю я, слегка приобнимая его. – Ты просто пытаешься таким образом сбежать от бесконечных переживаний.

– Знаешь, если бы я мог ещё хоть с кем-то об этом поговорить, кроме тебя…

– А Гейл? Или ты думаешь, что он не поймёт? – Рори, молча, качает головой.

– Дело не в том, что он не поймёт. Знаешь, иногда мне кажется, что я его тоже потерял, – я подвигаюсь поближе. Что он имеет в виду? – Такое ощущение, точно вся эта борьба, эта ненависть – единственное, что его держит тут.

Какое-то время мы сидим молча, только лампы противно дребезжат на потолке.

– Когда пойдём к Плутарху? Можем хоть сегодня.

– Хорошо. Я только закончу с уборкой, – разговор явно свернул не туда куда нужно. Хотелось его чем-то приободрить, а вышло ещё хуже. Я поспешно проверяю ряды лекарств и возвращаюсь к вороху пыли на нижних полках…

***

Яркие вспышки. Камеры двигаются из одного угла комнаты в другой. Откуда-то звучит тяжёлая пафосная музыка – видимо, чтобы настроение у всех было подобающее. Китнисс стоит посреди всего этого безумия в странном чёрно-белом костюме среди картонных руин какого-то города, прикрытого лёгким слоем искусственного тумана, и совершенно не пытается скрыть свою кислую мину.

– Ещё один дубль, миссис Мелларк, – доносится чей-то голос. Наконец, я различаю фигуру Хевенсби, укрывшегося в полумраке и, судя по всему, уже ненавидящего ту секунду своей жизни, когда он решил, что Китнисс – хорошая актриса. Актриса, может, и хорошая, но крайне упрямая. Музыка начинает играть по новому кругу. Китнисс делает шаг вперёд и, воздев руки куда-то наверх, сбивающимся (явно, что нарочно) голосом кричит людям Панема, чтобы они вставали на бой с Капитолием.

– Кто писал текст? Звучит ужасно, – шепчу я.

– Может, она импровизирует? Когда я был тут утром, она их призывала чуть по-другому.

Невидимый оркестр снова замолкает, потому что сестра в «патриотическом порыве» случайно растоптала реквизит.