Текст книги "Надежда сильнее страха (СИ)"

Автор книги: Rabbit hearted girl

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

========== Часть Первая – Бабочка и вороны. Глава 1 ==========

Change,

Everything you are

And everything you were

Your number has been called

Fights and battles have begun

Revenge will surely come

Your hard times are ahead

Измени,

Всё, чем ты являешься

И всё, чем был.

Твой номер был назван,

Сражения и битвы начались,

А месть, несомненно, тебя настигнет.

Твои тяжёлые времена настали.

Muse – “Butterflies and hurricanes”

Я стою у окна и всматриваюсь в темнеющую даль. Солнце только что село, и небо вдали, за кронами высоких деревьев, ещё окрашено в приятный оранжевый цвет. И я прекрасно знаю, что кое-кто в этом доме больше всех остальных любит такие закаты.

А вот и он – Пит Мелларк собственной персоной. Как я и думала, любуется закатными красками и думает о чём-то тяжёлом. Хотя, чего гадать – через месяц снова начнутся Голодные Игры. Через месяц ему и Китнисс снова придётся ехать в ненавистный Капитолий и, фактически, отправить на смерть ещё двоих ни в чём неповинных детей.

Прошло уже шесть лет с тех самых Игр. Тогда Китнисс вызвалась добровольцем вместо меня… А что теперь? Иногда мне начинает казаться, что на следующей Жатве вытащат именно моё имя. Чтобы отомстить, чтобы сделать ей больно. Хотя, Капитолий причинил ей уже достаточно боли. Постоянные ночные кошмары, от которых не спасает даже снотворное, мучительное присутствие камер почти каждый день, навязанный президентом Сноу брак с Питом… Как-то она сказала, что предпочла бы каждый день напиваться, как Хеймитч, так, чтобы не понимать, где ты, кто вокруг, чтобы забывать обо всём – лишь бы не видеть всего этого.

Эти Игры изменили нас всех, не только Китнисс. Гейл, чьё присутствие раньше казалось чем-то неотъемлемым, привычным, совсем отдалился от нас. Лишь редко, когда я захожу к Хоторнам, его можно там увидеть. Он, словно избегает всех нас, в особенности Китнисс. Может, в отместку ей, а может, даже и по любви, он женился на Мадж – дочери мэра. Они ждут ребёнка, и даже вроде бы счастливы.

В этом доме очень редко смеются. Кажется, что тут давно поселилось чёрное горе и отчаянье. Сестра порой плачет по ночам. Плачет от безысходности, накрывшей её с головой. Она, как ей кажется, потеряла всех: маму (до сих пор не может простить её слабости), Гейла, Мадж, Пита… Этот когда-то жизнерадостный и вселяющий надежду человек почти превратился в пепел. Он с трудом перенёс гибели всех своих трибутов, каждый раз воспринимаемых, как родных детей. Он с трудом перенёс предательство Китнисс. Она неплохо играла свою роль влюблённой девочки, но ложь ведь всегда обнаруживается – рано или поздно. Неужели она думала, что я не замечу её бесконечных рыданий по ночам? Мне их искренне жаль. Обоих. Я вижу, что моя сестра любит его, но по-особенному, иначе, чем он её, но боится в этом признаться даже самой себе.

Они все, словно пепел. Пепел, развевающийся на ветру…

Я стараюсь держать себя в руках, учиться жить на чужих ошибках. Я научилась верить людям благодаря Китнисс, я научилась надежде благодаря Питу. Я научилась мастерству излечения у матери. Без них я была бы никто… Но иногда мне кажется, что не будь меня, их тоже бы не стало. Не знаю, отчего такие мысли лезут мне в голову. Ведь мне есть ради чего жить. Жить ради новой жизни, ради будущего…

– Опять грустишь? – слышу я знакомый голос. Пит Мелларк с сочувствием смотрит на меня, зажигая в комнате свет.

– Нет, – отвечаю я, стараясь улыбнуться как можно естественнее. – Предвкушаю завтрашний день.

– А что завтра?

– Завтра… Завтра будет завтра, – загадочно отвечаю я. Он чуть улыбается, едва приподняв кончики губ, как замирает. В прихожей хлопнула дверь, и кто-то вошёл в дом. Доносится звук знакомых шагов, отчего глаза моего собеседника буквально на секунду наполняются блеском, а потом опять пропадают в бездне отчаянья.

– Привет, Китнисс! – без особых церемоний вскрикиваю я, повиснув на её шее.

– Привет, Утёнок, – устало улыбается она. – Вот, тащи на кухню, – добавляет она, вручая мне подстреленных индеек.

– Охотилась?

– И не одна, с Хоторном, – отвечает Китнисс, но заметив напряжение в глазах Пита, прибавляет, – С Рори Хоторном.

– С Рори? – повторяю я за ней.

– Уже почти два года.

– А мне он ничего не говорил, – начинаю я, но вовремя останавливаюсь. Наверное, им не стоит знать о том, что мы с ним… встречаемся. Китнисс, словно догадавшись, загадочно смотрит на меня, провожая взглядом.

Уже находясь на кухне, я слышу тихий голос Пита:

– Мне кажется, что они встречаются.

– Да я уже давно об этом знаю, – равнодушно отвечает Китнисс. – Как-то видела их на Луговине.

Наступает гнетущая тишина, такая, что слышен стук часов в прихожей. Я стараюсь делать вид, будто не слышу ничего, но не получается. Кажется, что сейчас произойдёт что-то непоправимое.

– Так и будешь дичиться меня до скончания века?

– Ты ведь знаешь, что я…

– Ты сама это предложила. Никто другой бы до такого не додумался.

– А что с тобой? Объясни! Где тот, кто хотел спасти меня ценой своей жизни? Где тот мальчик, что спас мне жизнь?

– Мальчик умер. И ты первая зарыла его в землю.

– Не смей так говорить! Не смей!

Мне не хочется больше их слушать. Надоело. Ведут себя, как старики, да и только. Неужели так сложно понять и простить друг друга? Я выхожу на задний двор – там, по крайней мере, не слышно их криков. Сегодня мамы нет дома. Ушла к какому-то очередному больному. Как всегда…

Грустно так, что хочется завыть, как волк на луну.

Совсем близко доносится протяжный звук. Звук, который ни с чем не спутаешь. Волк. Откуда он здесь? Вроде бы на территорию дистрикта никак звери пробраться не могут: забор, отделяющий лес, хоть и не под напряжением, но его они опасаются. А этот волк…

Из дальнего угла двора, где хранятся дрова для топки, что-то глядит на меня. Взгляд озлобленный, дикий. Животное, почти сливающееся с темнотой, начинает рычать и наступать. Совершенно непроизвольно я выкрикиваю:

– Китнисс!

Прижимаюсь к стене как можно сильнее, до двери идти далеко – не успею. Может, он не нападёт… Волк издаёт грозный рык и набрасывается, как вдруг падает буквально в нескольких метрах от меня, со стрелой в горле.

Чуть осмелев, я оборачиваюсь и вижу нечто странное: Китнисс сидит на земле и смотрит в темноту. Глаза её полны слёз и страха, а губы шепчут одно и то же: «Рута». Её бывшая союзница, которую убили на её глазах. Она ей очень напоминала меня… Пит, склонившись над ней, гладит её по голове и пытается всячески успокоить. А у его ног лежит лук.

Всё ещё дрожа, я подхожу к ним и неуклюже падаю на колени, заливаясь слезами. Они обнимают меня, и теперь мы плачем вместе. Краем глаза я вижу звёздное небо над головой, безбрежное и глубокое, как море. И впервые за последние годы я чувствую надежду.

========== Глава 2 ==========

Лучи только что вставшего солнца скользят по ещё влажной траве. Росинки поблёскивают, напоминая собой россыпь алмазов. Леди с важным видом жуёт траву и удивлённо смотрит на меня, словно ещё не до конца проснулась и не может понять кто перед ней.

– Доброе утро, – слышу я позади меня знакомый голос. – Выгуливаешь?

– Как видишь, – отвечаю я, улыбнувшись. Это Рори Хоторн, и сегодня я его рада видеть, как никогда. Сегодня, в день очередной Жатвы.

– Волнуешься? – спрашиваю я, поглаживая козу по голове.

– Не очень, – отмахивается он. – Гейл мне запретил брать много тессеров. Говорит, что я не обязан рисковать своей жизнью. Хотя, в принципе, у нас и так сейчас дела пошли неплохо: вот, Китнисс научила меня стрелять, – улыбается он, показывая на старый сломанный лук в его руках. – Этот нашёл вчера в лесу, давно пролежал в дупле – нитки сгнили, но, думаю починить можно.

– Как твоя мама? – как бы невзначай спрашиваю я.

– Неплохо, хотя Хеймитч доставляет ей немало забот. Я, конечно, ничего не имею против него, но только, когда он трезв.

– А трезв бывает он нечасто, – заканчиваю я. – Хотя, чего его винить? Я сама вижу каждый день, что делают игры с людьми: Китнисс стала ещё более недоверчивой, Пита тоже вечно донимают кошмары…

– В этих играх победителей нет, есть только выжившие, – почти неразличимо произносит он, точно надеясь, что я не расслышу.

Но он прав. Разве можно назвать «победой» ту жизнь, которой они живут? Вряд ли Хеймитч пристрастился к спиртному по большой радости. А Китнисс и Пит? Им теперь ещё тяжелее. Каждый год смотреть, как умирают дети почти на твоих глазах, и не иметь почти никакой возможности им помочь… Даже создаётся ощущение, что всем их воспитанникам даже не дают и шанса хоть немного продержаться! В прошлом и позапрошлом году обоих трибутов зарезали у Рога Изобилия, в самом начале! До этого – чуть погодя. Одной девочке, умирающей от жажды спонсоры прислали воды, но почему-то долгожданный подарок пришёл лишь, когда отгремела пушка! А на Квартальной Бойне? В их самый первый год? Тогда по приказу Капитолия на Игры прислали трибутов в три раза больше. В три раза больше смертей! Разве это справедливо? Арена была просто невероятной: огромные часы – каждый час, новая опасность. Несколько трибутов погибло у Рога, а один до него даже не доплыл – утонул, потому что в удерживающем устройстве на его костюме оказалась маленькая дырка. Двое утонуло в кислотном болоте, оставшиеся погибли под кровавым дождём и парализующим туманом….

– Прим? Ты меня слышишь? – доносится до меня обеспокоенный голос Рори. Кажется, я долго не отзывалась. В последнее время со мной так часто происходит. Мама говорит, что от нервов. Говорит, что нужно перестать воспринимать всё так близко к сердцу. Но как ещё можно иначе? В наше-то время?

– Да, всё нормально, – выдавливаю я из себя улыбку.

– Знаешь, – на секунду он останавливается, точно хочет сказать что-то сокровенное, – ты становишься такой же, как Китнисс.

– О чём ты?

– Я и сам понять не могу, но сама посуди: во время Жатвы мало кто вспоминает о родственных связях и дружбе, а на Играх тем более. Твоя сестра была готова отдать свою жизнь вместо твоей, вместо жизней своих союзников и друзей… Помнишь, когда на площади избивали Гейла?

Я молчу. Конечно же, помню! Как такое забыть, если всё то время я выхаживала его вместе с матерью? Глава миротворцев Тред тогда его забил плетью чуть ли не до смерти… Правда после Голодных Игр в том же году его нашли повешенным. Что с ним произошло – загадка, но особо долго жители о нём не горевали. Вскоре прибыл новый глава с куда более мягким характером, частенько закрывающий глаза на официальный закон.

– Помню, – наконец говорю я.

– А теперь скажи, разве ты бы поступила иначе?

Что за вопросы? Что ни слово – так остриём ножа по сердцу! Притворяется, будто ничего этого не знает.

– Конечно же, так же. Зачем спрашиваешь, ты же сам всё знаешь, – всматриваясь в зелёную даль, говорю я.

– Но для тебя это, действительно, будет жертвой, – шепчет он, словно не зная, что я услышу.

Он прав. Может, я и немного похожа на Китнисс, но… Я не способна ни то что на убийство, я даже не могу держать в руках оружие, ударить кого-нибудь. Даже, если мне будет угрожать опасность.

Я пытаюсь отвлечься от этих мыслей. Вряд ли мне когда-нибудь придётся совершить нечто подобное. Я смотрю на удивительно-спокойную Леди. Вот кому везёт! Никаких тревог, никаких волнений… Отчего-то сразу вспоминается мой любимый кот Лютик, непонятного оттенка и совсем не ладящий с моей сестрой. Ему тоже не нужно ни о чём задумываться, особенно сейчас, когда всего достаётся вдоволь…

Рори насвистывает весёлую мелодию, и я слышу, как сойки тут же подхватывают её. И вот нас уже окружает этот безумный птичий многоголосый хор. Мальчишка смеётся, и на секунду мне кажется, что всё не так уж плохо. До тех пор, пока одна из птиц не начинает петь другую песню. Песню, которая до сих пор снится Китнисс в кошмарах. Песня Руты. Откуда она её узнала? Где услышала? Теперь кажется, будто солнце светит даже тусклее, а голоса птиц кажутся адской симфонией… Невольно вспоминается Квартальная Бойня и стая соек-говорунов до смерти замучивших своими голосами нескольких трибутов…

– Прим, успокойся, – я только сейчас заметила, что Рори меня держит за руку. Неужели в моих глазах был так заметен страх?

– Всё нормально, просто вспомнилось…

– Воспоминания нужно держать в прошлом, иначе в этом мире не выжить, – говорит он, смотря мне прямо в глаза.

– Но именно прошлое делает нас такими, какие мы есть, – возражаю я.

– Увы, это в прошлом, – вздохнув, говорит он. – Такими, какие мы есть, нас делают Игры, – говорит он, пытаясь спародировать президента Сноу. Это звучит более чем забавно, и я, наконец, начинаю улыбаться.

– Последние игры, – шепчу я, закрывая глаза.

– Для кого-то последние, для кого-то первые, – тяжело вздыхает Рори.

Дело в том, что это последний год для нас обоих. Последний год и потом можно будет навсегда забыть о страхе быть выбранным. Но в год Квартальной Бойни Капитолий установил новый закон: на игры отправляются дети с десяти лет. С десяти! Как они смогут выжить, если раньше, когда допускали с двенадцати, самым молодым победителем был четырнадцатилетний Финник Одэйр? Тот, в отличие от них, мастерски владел оружием, да и ещё был чертовски красив. А эти дети? Что смогут сделать они? Сегодня первая Жатва для Пози, младшей сестры Рори. Ей только десять…

Но с другой стороны, в чаше с именами лежит лишь одна бумажка с её именем. Вряд ли такое произойдёт…

– Встретимся на площади, – говорю я, отвязывая козу.

– Конечно же, – бодро отвечает мне Хоторн.

Я уже почти ухожу, как слышу его крик:

– Прим!

– Чего? – удивлённо оборачиваюсь я.

– И пусть удача всегда будет на твоей стороне!

Я лишь улыбаюсь и ухожу в сторону домов.

***

Площадь наполнена до отказа. Куда ни посмотри – всюду девочки в опрятных платьях и мальчишки в чистых рубашках. Китнисс как всегда права: заставлять идти детей на эшафот в праздничных нарядах – это более чем жестоко. Особенно, зная, что некоторые из них сегодня не вернутся домой.

Я стою в самом конце очереди. Вдали уже заняли места многие мои одноклассники и друзья по школе. Но сегодня все стараются об этом забыть. В этом мире каждый за себя, каждый за себя…

Из-за угла выходят, явно торопясь, Хоторны в полном составе. Рядом с ними Гейл и Мадж. Девушка с грустью смотрит то на площадь, то на свой заметно округлившийся живот и временами вздыхает. В наше время дети не рождаются – они умирают. Умирают для развлечения, а рождаются для боли потерь…

Рождённые умереть – вот кто мы на самом деле.

Рори чуть улыбается, заметив меня, и машет рукой. А я в ответ тоже. Вот и они скрываются, растворяясь в этой толпе, пропитанной страхом ожидания.

Вот и моё место. Рядом какие-то малознакомые девочки, одна из них явно нервничает – вид такой, точно сейчас упадёт в обморок. Обернувшись, в толпе я нахожу Пози Хоторн. Девчушка натягивает на себя самую невинную улыбку и машет мне, что-то шепча одними губами. И я понимаю, что за слово. «Удачи».

Удача… Сегодня она тебе гораздо нужнее, чем мне.

Звучит Капитолийский гимн. Где-то там, у домов стоит мама. Мама, что уже с утра изрядно перенервничала: когда-то она думала, что сегодня окончатся её волнения и страхи, но нет. Каждый год, пока не появится новый трибут из дистрикта Двенадцать, она будет по-прежнему испытывать это чувство. Будет по-прежнему провожать свою дочь на Голодные Игры. Пока не победит кто-нибудь другой… Или пока мы не победим Капитолий.

Эффи Бряк, эта вечно неунывающая женщина, ловко вскакивает на сцену. В этом году она вся напоминает пламя костра: волосы ярко-рыжие, точнее красные, помада цвета раскалённых углей, такое же платье… Отчего-то мне вспомнилось знаменитое платье «Огненной Китнисс«… Уж не им ли она вдохновлялась? Эффи весёлым голосом возвещает о начале Восьмидесятых Голодных Игр и желает всем нам удачи. Такое ощущение, будто я даже отсюда слышу, как Рори мысленно при помощи не самых лучших выражений объясняет Эффи и всему Капитолию, где и каким образом он собирается желать им всем удачи. Даже становится чуть весело.

На экране мелькают бессмысленные постановочные сцены, выворачивающие всю правду наизнанку. Что уж поделать, мы живём в мире, что привык называть мрак – светом…

Музыка затихает, и на сцену поднимаются они – живые легенды нашего дистрикта: Хеймитч, как всегда в этот день, нетвёрдо стоящий на ногах, Пит и Китнисс, крепко держащие друг друга за руки. Но сегодня они вместе не только ради публики, с того самого случая с волком они примирились. Китнисс наконец-то поняла, что Пит не считает её предателем, а он вновь получил надежду. Хеймитч издаёт невнятное бульканье и облокачивается на Пита, и, судя по выражению лица молодого ментора, его это не очень устраивает.

Китнисс улыбается кончиками губ, заметив меня. Последняя Жатва. По крайней мере, для меня. Моя сестра больше всего всегда боялась лишь одного: того, что я окажусь на Арене. Нужно только пережить этот день, и одним кошмаром станет меньше.

Эффи всегда улыбается или всегда пытается это сделать. Никогда не поймёшь, действительно ли она так думает или это её роль, как сопроводителя? Она подходит к огромному шару и произносит своё знаменитое «Дамы вперёд». Хочется, чтобы всё закончилось поскорее, чтобы всё это забыть. Лишь бы я её не знала! Только бы не я…

Над площадью нависает тишина. Слышно лишь детское дыхание и чей-то участившийся пульс. Не собственный. Мы все сейчас, словно одно целое. Сейчас, когда могут произнести имя каждого.

Эффи хватает листок и семенит к микрофону. Пульс усиливается и кажется, что сейчас можно упасть от сердечного приступа.

В тягучей тишине слышно, как она раскрывает листок. Я закрываю глаза – так легче. Только бы…

– Пози Хоторн!

Лучше бы это была я.

========== Глава 3 ==========

Участившийся пульс не утихает, гул в ушах не смолкает. Со страхом всматриваюсь туда, где стоит Рори – он точно не понимает, что происходит, исступленно смотрит на сцену и поворачивает голову в мою сторону…

Я не смогу вынести его взгляда. Не выдержу. Пози. Как? Одна бумажка из тысячи! Как…

Маленькая девочка, словно ещё не до конца осознавая, что произошло, бредёт к помосту. Когда она проходит мимо, я замечаю её мертвенно-бледное лицо, сжатые до боли кулачки и дорожку от слёз, тут же стёртую рукавом.

Я не могу смотреть на неё, не могу. Прячу глаза, но куда не посмотрю, то вижу одно и то же: спокойствие в глазах некоторых девочек, страх – у других. Они не вызовутся добровольцами. Ведь это равно самоубийству. В нашем дистрикте это редкость, только… Мой взгляд скользит по сцене, и я вижу её глаза, глаза Китнисс. Кажется, будто она опять там, там на моей первой Жатве, и видит не Пози, а меня – маленького испуганного Утёнка…

«Ты поступила бы иначе?»

Эти слова, произнесённые Рори утром, сразу всплывают в памяти. Он имел в виду мою жертвенность, то, что роднит меня с сестрой.

«Но для тебя это, действительно, будет жертвой»

И он снова прав. Я не смогу пробыть там и пары минут. Но ведь Пози, тогда её можно будет спасти… Я прекрасно знаю, о чём думает Рори. Он бы сам вызвался добровольцем, будь это дозволенно.

Пози, чуть подрагивая, поднимается на помост. Эффи не скрывает своего сожаления: за все эти шесть лет ей ещё ни разу не приходилось вытягивать имя такого молодого трибута. Девочка вздёргивает голову и пытается спокойно смотреть на толпу, так, чтобы никто не решил, что она слабая. Какая же она…

Эффи задаёт вопрос о добровольцах. Молчание. Неужели никто не хочет её спасти? Я знаю некоторых девушек, которые предпочли бы быстро умереть на Арене, чем медленно от голода. Только где они сейчас? Как всегда, храбрые только на словах…

Эффи ещё раз повторяет вопрос. Странно, такого никогда не было. Кажется, она и сама бы рада вызваться, только спасти эту малышку.

«Но для тебя это, действительно, будет жертвой»

Я и сама толком не понимаю, что я делаю, когда поднимаю руку и выкрикиваю:

– Я доброволец! – девушки вокруг меня удивлённо оборачиваются и уступают дорогу. Китнисс ещё не видит, кто вызвался. Прости меня, но я ведь не могла иначе…

Сестра издаёт сдавленный крик, как только я выхожу в проход. Пит, будто не понимает, что происходит, смотрит на меня, точно не узнавая. Поднимаясь на помост, я ловлю протрезвевший взгляд Хеймитча, шепчущего мне:

– Что ты делаешь, девочка?

Эффи с трудом стоит на ногах. Она дрожащим голосом произносит глупую и совершенно бессмысленную фразу:

– Представься, пожалуйста.

Пози, уже находится внизу, рядом с другими девочками. Ей ничего не угрожает. В её глазах все ещё страх, но я вижу, как она снова шепчет мне, буквально одними губами:

– Удачи.

Теперь она мне, действительно, очень понадобится.

– Меня зовут Примроуз Эвердин, – громко и отчётливо произношу я.

Пока плачущая Эффи приближается к мальчишечьему шару, я пытаюсь отыскать в толпе маму. Мама… Что с ней теперь будет? Я нигде её не могу увидеть. Надеюсь, с ней всё в порядке…

От этих мыслей меня отвлекает писклявый голос капитолийки. Видимо, когда она волнуется, то он становится ещё тоньше. Что ж, сейчас я узнаю, кто мой брат по несчастью.

– Рори Хоторн!

Позади меня снова раздаётся сдавленный крик Китнисс. Что происходит? Я ничего толком не понимаю… Почему Рори идёт сюда? Почему он идёт сюда?!

Я и сама того не заметив, чуть ли не оказываюсь на полу. Чувствую чьи-то крепкие руки, придерживающие меня, чьё-то дыхание, наполненное запахом алкоголя… Хеймитч с сочувствием смотрит на меня. Он не знает, что эти Игры для меня были бы смертельными, даже если я не вызвалась добровольцем.

Китнисс и Пита рядом нет. Что ж, учитывая то, что произошло, неудивительно… Даже если меня здесь не было…

Я крепко сжимаю руку Рори и смотрю ему в глаза. Там нет страха – лишь боль и ненависть, не ко мне, к Капитолию…

Звучит Капитолийский гимн, и я бросаю последний взгляд на толпу. Все молчат, однако я чувствую, что для всех них эти Игры будут особенно тяжёлыми: со многими я была хорошо знакома, многим даже спасала жизни вместе с мамой…

Миротворцы хватают нас под руки и ведут в Дом Правосудия. Рассаживают в разные комнаты. Зачем? Неужели думают, что мы можем…

Я как сумасшедшая мечусь из угла в угол. Я даже не сразу понимаю, что это та самая комната, в которой мы прощались с Китнисс шесть лет назад. Тут всё так же: мягкий ковёр на полу, в котором словно тонешь, бархатный диван и кресла…

Я знала, что первой будет она. Мама смотрит на меня сначала чуть сурово, потом, как только миротворцы закрывают за ней двери, она начинает плакать. Мне с трудом удаётся её усадить на диван и более-менее успокоить.

– Пойми, я не могла иначе, – шепчу я. Она поднимает голову и произносит то, чего я никак не могла ожидать:

– Я могу гордиться своими дочерьми, – я чувствую её успокаивающие объятья, и на секунду мне кажется, что я снова маленькая девочка, которая ищет защиты у матери.

– Только не отчаивайся, прошу, – начинаю я. – Я знаю, что, скорее всего, я уже не вернусь…

– Не смей так говорить! – резко прикрикивает она. – Ты многое умеешь, то, о чём профи и не догадываются! Ты умеешь спасать людей, тогда, когда уже шансов почти нет!

– Но там мне их придётся убивать, понимаешь разницу?

– Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю.

Неужели она, действительно… Когда-то давно мама рассказывала мне об этом, когда учила делать непрямой массаж сердца, показывала точки на теле, от которых зависят некоторые органы… Тогда она меня очень долго учила определять их верное расположение – ведь если ошибёшься, то можно и убить.

– Я не смогу это сделать, – лишь отвечаю я, пряча глаза. Я не могу смотреть на неё. Кажется, она постарела за эти полчаса на несколько лет. Конечно же, мама хочет, чтобы я жила, но ведь я не смогу переступить через себя. Да что уж говорить, Капитолий этого просто не допустит, не позволит выжить ещё одной Эвердин.

Мама крепко обнимает меня и тихо плачет. Я боюсь того, что будет с ней, но стараюсь не думать об этом.

– Я верю, что ты сможешь, – кричит она мне на прощание, когда миротворцы буквально оттаскивают её от меня. Может, у меня есть шанс? Хотя, зачем я обманываю саму себя?

Неожиданно дверь открывается и входит тот, кого я совсем не ожидала увидеть – Гейл. Зачем он зашёл ко мне? Может, просто ошибся комнатой?

Он, молча, садится в кресло и смотрит на меня. Просто молчит, хотя какие слова тут помогут?

– Я только что от брата, – начинает он. В его хриплом голосе слышится нечто, что я прежде никогда не замечала – страх. – Он мне всё рассказал.

– Даже если я не вызвалась добровольцем, эти Игры для меня стали бы кошмаром, – мысль, тревожащая меня с того момента, как Эффи назвала имя Рори, сама собой срывается с языка. Я и сама не замечаю, как начинаю плакать, а Гейл – пытаться меня успокоить.

– Я навсегда твой должник, – шепчет он. – Если бы не ты – Пози погибла. Ты спасла её.

– И заживо похоронила себя, – срывается у меня с языка.

– Никогда не недооценивай противника. Может, получится?

– Они этого не допустят, – резко заявляю я. – Да и какая это может быть победа, если он – погибнет? Выжить вдвоём нам не удастся.

Гейл молчит. Он и сам всё это прекрасно знает.

– Позаботься о маме, – говорю я ему на прощанье.

Двери в последний раз закрываются за ним. Спустя пару минут в комнату заходят миротворцы и проводят меня к лифту. Мы стремительно движемся вниз, на первый этаж, хотя, как мне кажется, падаем в пропасть.

Я не должна плакать. Никто не увидит моих слёз. Они меня не сломают…

Я вижу Рори, уже стоящего на улице. Они уже меня сломали. Эти Игры – в один конец… Интересно, что сказал Гейл брату?

Нас проводят к машине. Не дают и секунды побыть вместе, как будто нарочно… Конечно же, это просто порядок проведения процедуры, но сейчас, когда я уже ни о чём не могу думать, кроме Рори, мне кажется, что всё это заговор. Нас сажают в одну машину. Мы молчим, лишь как можно крепче сжимаем руки друг другу. Неужели ему тоже кажется, что нас хотят разлучить? Наши менторы хранят молчание. Китнисс явно пережила приступ очередной истерики, а может, даже и галлюцинаций. До сих пор помню, как она, услышав мой крик, увидела Руту…

А вот и поезд. Красивый. Жаль, что билет только в одну сторону. Сверкающий на солнце металл так и слепит глаза, заставляя их слезиться. Только не плакать…

Платформа заполнена репортёрами, вспышки фотоаппаратов, которые ослепляют ещё больше. Я ещё сильнее сжимаю ладонь Рори. Ни за что не дам нас разлучить…

Миротворцы впускают нас в поезд, где уже нас ждут Китнисс и Пит. Странно, даже не заметила, что они уже прошли мимо нас. Менторы закрывают дверь за припоздавшей Эффи Бряк, и я тут же слышу хриплый голос сестры, сливающийся с гулом заработавших механизмов:

– Что ты наделала?

========== Глава 4 ==========

Поезд бесшумно мчится в бескрайнюю даль. За окном мелькают нескончаемые поля и леса, сливающиеся в одну бесконечную зелёную стену. Внутри этого сумасшедшего движения не чувствуется: лишь едва покачивается люстра.

Рори и я, молча, смотрим на часы, ожидая повтора Жатвы, который вот-вот начнётся. Китнисс, как только мы тронулись с места, убежала в своё купе и Пит с нею, разумеется. Эффи тоже куда-то испарилась… За всё это время мы не перекинулись и словом: я чувствую, что он хочет что-то сказать, но не может. Возможно, всё ещё не может поверить во всё то, что сейчас происходит. Хотя, я сейчас чувствую тоже самое.

– Спасибо тебе, за сестру, – наконец, произносит Рори. Он даже не смотрит на меня: его взгляд по-прежнему «сверлит» стену, на которой висят часы.

– Не надо, – тихо отвечаю я. – Я просто не могла иначе поступить.

– У тебя, в принципе, был выбор, – продолжает он. – Могла остаться там.

– И сойти с ума от мук совести, – резко, почти шипя, шепчу я. Да, разговор у нас явно не ладится. Лучше бы молчали…

– Как думаешь, у нас есть шанс? – после недолгого молчания говорит Рори. По его голосу понятно, что ему страшно. Только чего он боится? Моего ответа «нет»? Или чего-то ещё?

– У тебя – да, а у меня – нет, – совершенно спокойным голосом отвечаю я.

– Не смей так говорить! – до меня доносится шум открываемой двери и охрипший голос Китнисс. Повернувшись, я вижу наших менторов. Глаза сестры красные от слёз, лицо и волосы влажные от воды. Пит стоит рядом, с тревогой смотря на нас, и всем своим видом выражая искреннее беспокойство за неё.

– Не смей так говорить, даже думать! – повторяет она.

– Ещё рано о чём-то судить, давайте лучше узнаем, кто ваши соперники, – предлагает Пит. Единственный здравомыслящий человек! Он включает экран, и мы тут же видим герб Панема.

– Простите, опоздала, – врывается в комнату Эффи. Вид у нее тоже, мягко говоря, не очень. Парик пребывает в плачевном состоянии, а яркий макияж нанесён гуще обычного, словно, чтобы скрыть покрасневшие веки.

Китнисс усаживается рядом со мной, положив свою руку мне на плечо, – прямо как в детстве. Пит – рядом с Рори, а рядом с ними – Эффи. Я и «мой брат по несчастью» держимся за руки, как и раньше, точно боясь, что нас разлучат. Хотя, чувствую, что это произойдёт уже совсем скоро…

– Итак, приветствуем вас, жители Панема, на Жатве 80-х Голодных Игр! – доносится вечно-оптимистичный голос Цезаря Фликкермана. Последнее время он ещё ведёт и эфиры Жатв. Даже порой интересно:, а какой он в жизни? Может, совсем не весельчак? Вместе с ним ещё один ведущий. У него забавный, манерный, капитолийский акцент и безумные зелёные кудряшки. Правда, как его зовут, я вечно забываю.

Видимо, в Капитолии в этом году мода на оранжевый цвет – Цезарь выглядит, точно на него кто-то вылил банку с краской. Он весело улыбается и произносит несколько ничего не значащих фраз, напоминающих, собственно говоря, почему мы здесь собрались.

– А теперь, посмотрим на наших трибутов! – предлагает второй ведущий.

Крупным планом показывают первый дистрикт. Девушку-трибута зовут Бархат (какие же у них, в Первом дистрикте, странные имена!), а парня – Рубин. Оба – добровольцы, довольно худощавого телосложения, не особо высокие, но чувствуется, что они – профи. Даже не по внешности – всё дело в их глазах. Взгляд не человека – животного, приготовившегося напасть.

Во Втором дистрикте примерно та же картина. За одним исключением. Парень-трибут – Эртер, – мускулистый, темноволосый, чем-то похож на Рубина. Только глаза пронзительно голубые, даже пугают. А девушка… Она младше меня. Гораздо. Ей всего двенадцать. Но она доброволец. И её зовут Омел. Не знаю почему, но мне кажется, что я видела прежде это лицо, видела её…

– Мирта, – слабым голосом испуганно шепчет Китнисс.

– Ты хочешь сказать, – начинает Пит, но она его обрывает.

– Думаю, это её сестра.

– Но зачем ей идти добровольцем? Тем более что она ещё так молода, – вмешивается Эффи.