Текст книги "Другой принц (СИ)"

Автор книги: Пайсано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

От этой пьянящей силы Лионель смог отказаться, но ночью он понял, что меч Горы говорит не только с ним. Санса пришла к нему в темноте палатки, не стесняясь и не думая о том, что разбудит сестру, и была страстной и смелой, если бы Лионель захотел, все случилось бы в эту же ночь. «Да, такой! – словно говорила ему Санса, задрав на нем рубашку и медленно спускаясь вниз от его губ, чтобы развязать тесемки на бриджах, в этот момент она по своей воле была для него любовницей и походной женой, а не благородной невестой. – Пусть! Пахнущий железом и чужой кровью, дикий, опасный – но живой, но мой!» Конечно, Лионель не стал ее останавливать, такие воспоминания тоже нужны, их не стоит стыдиться, но ими нужно овладеть – и Лионель потянул Сансу вверх, к своему лицу, когда она сделала, что хотела, и он немного пришел в себя. Он гладил и целовал Сансу медленно, словно возвращая ей ее нежность и тишину, возвращая ей лесное утро в росистой траве, возвращая ей ее первое невинное удивление от того, что может быть так приятно, и Санса стала такой же, как всегда, даже начала прятать от него губы, ну как он может ее целовать, после того как она… но особо постыдиться Лео ей не дал, она стала сходить с ума уже по-другому и от другого, и он закрыл ей рот поцелуем, действительно еще Арью разбудят, да и напугают, пожалуй.

Утром от вида лагеря и вчерашнего поля боя Лионеля по-прежнему мутило, хотя уже и слабее. Пленные солдаты, со связанными за спиной руками и объединенные одной длинной веревкой, как вереница рабов, сидели группой под деревьями, и было чувство, что Торос пожмотился на общую веревку, и даже встать помочиться им удавалось с трудом. В другом конце поляны чернел небольшой окоп, вырытый вчера теми же пленными – туда свалили их убитых товарищей и из земли торчали там и тут обгрызенные мертвые руки. Лионелю не хотелось думать, что это потрудились волчицы Сансы и Арьи, но волчицам было, очевидно, все равно, какое мясо есть.

Нужно было уцепиться хоть за что-то, заглянуть в ясные голубые глаза Сансы, сказать что-то великодушное и хорошее, чтобы отделить себя от окружающей грязи, но в голову приходило только то, кто все это вчера устроил, начав грозить намного превосходящим силам противника.

– Простите меня, – сказал Лионель Сансе и Арье, когда они вышли к нему из палатки, и это был, наверно, первый раз, когда он обращался к обеим.

– Ты все сделал правильно, – убежденно сказала Санса, она не хотела видеть Лионеля виноватым и сомневающимся в себе, она его любила, да и страшно ей было без его уверенности. Она тоже сейчас видела торчащие из земли мертвые руки и несколько раз просыпалась ночью, потому что во сне ее стрелы то выбивали из шеи врагов фонтаны крови, то летели мимо, то убивали Арью. Но теперь все закончилось, все обошлось, нужно просто забыть. Зря Лео этот разговор завел.

– После поединка я потерял голову и начал бой, который не мог выиграть, – возразил Лионель, словно на разборе с сэром Барристаном. – Вам нужно было уезжать задолго до поединка, как я и говорил.

– Ни за что! – снова ответили и Санса, и Арья.

– Тогда мне придется в следующий раз быть умней, – помотал головой Лионель, и Санса все же собралась с силами, чтобы подставить ему руку. Не хотела она вспоминать, как ей пришла в голову глупая идея посмотреть на суд отца, как выглядели спасшиеся от набега Горы на Речные земли и что они рассказывали, и как уходили в поход двадцать северян, и двадцать человек во главе с Бериком, и еще сорок во главе с Торосом и лордом Лотаром.

– Боги сражались за нас, – твердо сказала Санса. – Те, кто присыпан землей вон там, заслужили смерти за то, что они сделали. Если справедливость есть, ты не мог проиграть.

– Я пойду поговорю с Амори Лорхом, – спокойно сообщил Лионель, выслушав рассказ Сансы о преступлениях вассалов своего деда и свидетельствах против них. Он был уже трезв, но лицо у него снова было бледное и злое.

– Я с тобой, – тут же влезла Арья, у нее тоже загорелось сердце от рассказа сестры, и еще она подумала, что Санса так же не говорит о том, что у нее на сердце, как и она сама, только Арья молчит и огрызается, а Санса, вернувшись с заочного суда над Горой, рассказывала Джейни глупые истории про сказочного Лораса, словно пряталась за завесой слов. Надо бы, подумала Арья, нам почаще говорить друг с другом, – и не стала сейчас сердиться на то, что сестра пошла с ними вместе.

Амори Лорха содержали отдельно от остальных пленных, рядом с палаткой Берика и Тороса. У него так же были связаны руки, как и у остальных, и он так же ночевал под открытым небом, потому что Берик не посчитал его достойным лучшего обращения.

– Кто послал тебя? – потребовал Лионель, стоя над сидящим на земле Лорхом, и по его голосу Санса поняла, что нечего здесь делать ни Арье, ни ей. – Кто отдал приказ напасть на Речные земли?

– Приказы получал сэр Грегор, – попытался схитрить Амори Лорх, и король коленом разбил ему лицо.

– Девушки уйдут, и ты заговоришь, – пообещал Лионель, присаживаясь на корточки напротив Лорха и втыкая кинжал в землю между его ног.

– Лео! – не выдержала Санса, и Амори Лорх попытался кинуться к ней в ноги, но Лионель опрокинул его на спину.

– Пощадите меня, миледи, – проскулил Лорх разбитым ртом, и Санса поняла свою ошибку: теперь она либо спасет Лорха от расправы, либо станет ее соучастницей, в стороне остаться не получится, если уж влезла, – и Лионелю пришлось ее спасать.

– Это письмо отправится Оберину Мартеллу, – пообещал Лионель, доставая из кармана сложенную во много раз карту, и страх на лице Амори Лорха перешел в ужас. – Он как раз решил посетить Королевскую гавань, и не преминет прогуляться и до нашего лагеря. Он любит задавать вопросы, а мне будет приятно сделать ему хороший подарок. Выбирай, на чьи вопросы ты будешь отвечать. И только попробуй солгать еще один раз – письмо улетит, и через три-четыре дня принц Оберин будет здесь.

– Лорд Тайвин рассчитывал, что на бой с нами прибудет лорд Эддард, а королева Серсея станет регентом вместо лорда Эддарда, когда он погибнет, – зашептал дрожащий Амори Лорх. – Я не вру вам, мой король, я клянусь, что потом Грегор получил приказ убить вас, чтобы престол занял ваш брат…

– Я запишу это, – пообещал Лионель, выслушав исповедь Лорха и с трудом сдерживая свой гнев и отвращение. – Мое письмо полетит перед тобой, а ты отправишься в Королевскую гавань на суд десницы.

– Не в Королевскую гавань, милорд! – тонким голосом заверещал Лорх, извиваясь на земле и пытаясь поцеловать сапоги короля. – Я уйду на Стену со своими людьми! Я отдам вам все, что у меня есть! Лорд Эддард справедливый человек, но пощадите мою семью, Тайвин убьет их всех! Не в Королевскую гавань, милорд! Убейте меня! В Королевской гавани принц Оберин!

– Он будет там, трусливая тварь, – пообещал молодой король и развернул перед Амори Лорхом карту, которую он выдавал за письмо. – Мое второе письмо отправится в Дорн.

Недостойный жрец Торос из Мира постепенно привык помогать Старкам, потому что, уезжая из Винтерфелла, Торос узнал, что очнувшийся после его молитвы Бран остался парализованным ниже пояса, и первые мысли у него при этом были почему-то не о ногах.

«Детей у парня не будет, – расстроился Торос. – Да и хрен бы с ними, с детьми, но сам процесс!» С тех пор недостойный жрец стал донимать Рглора не совсем пристойными молитвами, за которые Владыке Света давно стоило бы испепелить кощунника молнией, если бы не трогательное обращение Тороса к вере, которую он всю свою жизнь почитал сказками. Торос теперь ежевечерне становился на молитвенное правило и молился коротко, но чистосердечно и по делу. «Владыка Света, защити нас! – говорил Торос. – Темноты я не боюсь, но ночью со мной постоянно случается какая-то фигня, то есть соблазн. Да не будет. И еще, насчет паренька в Винтерфелле…». «Владыка Света, защити нас! – вновь обращался к божеству Торос уже после битвы у Шутовского брода. – Даруй здоровье и победы лорду Берику, второй раз я его взасос целовать не буду. И еще будет одна маленькая просьбочка…»

Наверно, Рглору, Огненному Сердцу, Богу Пламени и Тени, надоело слушать на ежевечерней молитве то про хрен, то про письку, и Владыка Света решил поразить Тороса из Мира своей щедростью, послав ему видение в пламени о том, как Бран Старк с трудом ковыляет на костылях. Но коса нашла на камень, потому что Торос был маловерен и донимал Владыку Света по-прежнему. Наконец на небесах плюнули, растерли и решили вышибить клин клином: вместо неуместных мыслей о потенции восьмилетнего мальчика Тороса захватили не менее неуместные мысли о неумении десятилетних девочек биться в конном строю, и что бы с этим поделать.

– По следам наших прошлых выступлений, – начал Торос, подходя к Арье и Сансе и небрежно отпихивая ногой от короля все еще воющего Амори Лорха. – Всадники стоят рядом только перед тем, как пойти лавой. К вам это не относится. Разъехались в стороны и стреляйте. Если научитесь стрелять как дотракийцы, на скаку, будет очень полезно. У тебя арбалет, видел, – что у тебя?

– У меня лук, – настороженно ответила Арья.

– Я себе представляю, – кивнул Торос. – Когда накидываешь тетиву, руками согнуть можешь? Ну вот это никуда не годится. Лук должен быть либо пехотный, который сгибают через ногу, либо дотракийский, чтобы стрелять с коня. Вот, – и вдохновленный божеством Торос достал из-под плаща дотракийский лук, лучший, по его мнению, подарок для десятилетней девочки, – давай покажу, как тут накидывать тетиву, а потом заседлаем и постреляем немного.

========== XI ==========

Нам задача дана: охранять, не мешать, -

А ты попробуй везде успевать-поспешать,

И сидеть на плече, и глядеть молодцом,

Так что зря нас рисуют с унылым лицом.

(с) Игорь Растеряев

Лорд Эддард не ожидал от сына ответа на свое письмо, предпочитая вместо ответа исполнение своих распоряжений, да и не должно быть у молодого лорда столько свободного времени, чтобы переписку с родственниками вести. Но еще меньше лорд Эддард ожидал получить из Винтерфелла письмо, но не от сына или от жены, а от мейстера Лювина.

«Милорд, не оставьте своим попечением, явите божескую милость, – писал озадаченный и запутавшийся мейстер. – В замке нет ни стюарда, ни конюшего, ни командира гвардии (впрочем, он есть, но его уже нет), а кастеляна и мастера над оружием скоро тоже не будет. Видите ли, молодой лорд все это время собирал людей и планировал поход в Речные земли, куда вторглись эти лиходеи во главе с Грегором Клигейном, и на все остальное у него не осталось времени. Поход он спланировал хорошо: ров Кайлин занят, на Королевском тракте заставы, две дороги на Сигард Риды проверили, коммуникации ему никто не отрежет.

Здоровье вашего среднего сына поправляется, он начал чувствовать свои ноги, но мышцы его еще скованны и слабы. Госпожа собирается в ближайшие дни выехать с ним в Королевскую гавань, где, как говорят, появились новые ученые мейстеры. Не оставьте добрым советом, милорд, напишите госпоже в Белую гавань, что не стоит назначать награду за поимку этого чернокнижника Квиберна, пусть даже говорят, что он и мертвого может поставить на ноги.

А как в замке лордом остался теперь ваш трехлетний сын, а при нем советником я, слабый и престарелый Лювин, то явите такую милость, назначьте нам из прилагаемого списка хотя бы стюарда, кастеляна и конюшего».

Лорд Эддард обхватил голову руками и даже хотел немного повыть. Быстрота маневра у его сына была наследственная, Эддард так и одерживал свои победы в гражданскую войну, но сейчас Эддарду не вспоминалось, что тогда он и сам мало заботился о том, кого Бенджен без него назначает кастеляном, а кого конюшим. Думалось сейчас Эддарду о том, что его сын, ничего ему не сказав, не спросив совета и имевшихся в столице сведений, выступил против опасного противника, и хорошо, если Робб соединится с кем-то вроде Бриндена Талли или Русе Болтона, которые смогут подсказать, что нужно не искать подвигов и генерального сражения, а следует нападать на чужие отряды превосходящими силами и ночью, топча копытами спящих и полуодетых врагов.

Боги щадили Эддарда, и он еще не ведал о том, что вчера и его дочери уже побывали в героическом и почти безнадежном бою, чудом уцелев и избегнув худшей участи, которая могла ожидать попавших в лапы Горы Клигейна, и поэтому лорд Эддард, не зная своих бед в полной мере, сокрушался о своей жене, которой опять приходят в голову странные идеи, на этот раз проехаться до Королевской гавани и оставить Винтерфелл на Рикона.

Как всегда, обремененного тяжкими думами десницу навестил хронист, который недавно снова появился в Красном замке и, судя по его виду, уже управился с ящиком провизии. Хронист принес с собой бутылку сладкого до вязкости ледяного вина, которое на Севере делают из побитого заморозком винограда и которое хронист очевидным образом выманил у кладовщика десницы, и умостился у двери на диване, застонавшем под его грузным телом.

– Новую историю принес для вас, лорд-десница, – сообщил хронист, и Эддард подумал, что, если в истории и не будет завуалированного решения его проблем, он хотя бы ей посмеется. – Доброе вино, милорд, сколько меня уже здесь кормили баснями про сладкие летние вина с юга, напоенные летом и солнцем. Из сладкого я на юге нашел один дорнийский портвейн, да и тот белый, а не золотистый. А вот ледяное вино утешило мою душу, был бы еще у вас ледяной сидр…

– Кажется, есть, – припомнил лорд Эддард, который пил только сухие столовые вина, а десерт оставлял дамам. – В Просторе делают вино из малины, если ты такой сластена.

– Пожалуйте записочку к кладовщику, лорд-десница, – оживился хронист.

– Рассказывай свою историю, – улыбнулся ребячливому хронисту лорд Эддард, и хронист не заставил себя упрашивать.

«Давным-давно, еще при Аррене, когда в стране порядок был, Джон Аррен стареть начал. Этого, конечно, никто не замечал, многие лорда Аррена вообще вечным считали, только сам Аррен так не думал. И вот идет Аррен по коридору, грустные думы думает: что сын у него маленький и хилый, что из жены лорд Долины еще хуже получится, чем из малолетнего сына, ну или один черт, – а тут навстречу ему Варис с кучей анонимок, и в каждой жеманно написано, что все это птички напели. И так тошно стало Аррену, что взял он Вариса за отворот халата, наклонился к его уху и сообщил доверительно, но твердо:

– А ведь помру я, Варис, – и жопа тебе.

– Да вы что, лорд-десница, – залепетал Варис, и даже мысли коварные в нем пропали, о том, что раз может погибнуть один десница, то почему не может умереть и второй… Сколько бы их ни было, десниц-то, важнее ж то, что ему самому – жопа! Аррен так сказал, а Аррен слов на ветер не бросает.

– Точно, Варис, – настойчиво говорит Аррен. – Не станет меня, и через год, много через два, тебе жопа.

– Ну не надо, милорд…

– Жопа, Варис!

И тут Варис полы халата подхватил и как от Аррена по коридору дунет! А еще бы не дунуть, если сам Аррен пообещал, что, во-первых, помрет, а во-вторых, что тебе после этого жопа. Либо Эддард Вариса достанет, либо Станнис, нет для Вариса ничего ужаснее на свете, чем справедливый человек. Вот, скажем, мальчишки-шпионы у Вариса безъязыкие, что с ним за это справедливый и совестливый человек сделает, ну вот хотя бы и не десница, хотя бы принц Лионель…

А Аррен ему как вслед рявкнет, словно пятнадцать лет назад на поле боя:

– ЖОПА!!

Варис только у Великой Септы в себя пришел, чуть было не покаялся».**

– Если бы лорд Варис все еще был мастером над шептунами, а не сидел в темнице, тебя бы пришлось арестовывать за клевету на первых лиц государства, – предупредил хрониста Эддард. – Чем бы ты доказал, что Варис вырывает языки маленьким детям?

Лорд Эддард был многодетным отцом и любил детей, и подтверждение такого обвинения наверняка пробудило бы в нем генерала гражданской войны, у которого Варис покаялся бы во всех своих грехах и интригах, даже не дождавшись приезда Русе Болтона, всегда готового услужить в подобных делах.

– А вы поговорите с Варисом, лорд-десница, – предложил хронист. – Можно начать и ласково, вдруг он сам признается, не видя в своих действиях неизвинимого греха. А подозрение я имею, потому что один человек в подземельях сказал другому: «Мне нужно золото и еще пятьдесят пташек», а тот ответил ему: «Тех, кто тебе нужен, трудно найти, они слишком молоды, чтобы знать грамоту». Только безъязыкому шпиону нужно знать грамоту, чтобы докладывать хозяину, а если шпион слишком молод – кто возьмется развязать язык безъязыкому, не думая, что он может написать свое признание?

Хронист остановился и посмотрел на задумавшегося Эддарда, который уже припомнил рассказ Арьи, и прозвучавшую и в нем, и у хрониста фразу «если может погибнуть один десница, то почему не может умереть и второй?» Диалог про пташек Арья отцу не передала, и спросить у нее, был ли такой диалог, было сейчас невозможно, но фраза и подземелья совпали в обоих рассказах.

– Я просто люблю тихие места, милорд, – легко соврал хронист, чтобы дать объяснение своей осведомленности, в которое не стыдно поверить.

– А мне кажется, что ты опасный человек, – сказал лорд Эддард, но хронист невысоко вскинул руки, словно деснице сдавался большой и многогрешный живот хрониста.

– «Он слишком был смешон для ремесла такого», – процитировал неизвестного в Вестеросе поэта хронист. – Я опасен только для сладких вин, крепкого пива и вкусного мяса. Вот видите, вино-то у меня и закончилось. Пожалуйте записочку на полдюжины разных бутылок и фунт черной икры, история была короткая, на большее не тянет.

По дороге к занавесу, разделяющему миры, хронист все же не удержался от соблазна и прошел мимо камеры Вариса.

– Жоооопа, Варис! – провыл хронист замогильным голосом. – Жооопа тебе! Жоооопа!

Тирион оказался неожиданным бенефициаром оригинальных молитв Тороса, которыми красный жрец храбро терзал слух божества. Тириону просто нравилось беседовать с серьезным и начитанным мальчиком, приносить ему книги, и однажды, чувствуя, что теперь он заслужил право на дружеские безнадежные попытки, Тирион стукнул обездвиженную ногу рядом с коленной чашечкой, не совсем понимая, почему это пришло ему в голову, – скрытное божество, не принуждая людей к вере в него, предпочитает совершать чудеса чужими руками. Нога Брана вдруг дернулась, а у Тириона появилась ничем не обоснованная уверенность, что дела мальчика не так уж плохи, с каковой уверенностью он прежде всего пошел к мейстеру Лювину и чуть не принес свои колени в жертву вестеросской науке, еще ничего не знавшей о сухожильных рефлексах. Мейстер Лювин, вдоволь постучав по Тириону и по себе, разработал для Брана немного варварскую и вполне бессмысленную терапию, но божеству, действующему своими методами, было все равно, за какой завесой прятаться. Терапия постепенно работала, Лювин с Тирионом, который стал его подопытным и по совместительству ассистентом, становились в глазах Кейтилин лучшими людьми в Вестеросе, даже несмотря на скромные результаты, а Рглор, Владыка Света, только досадовал на маловерие Тороса, не верившего в вещие сны, видевшего в пламени фигу и по-прежнему донимавшего Бога Пламени и Теней своими несуразными, но искренними молитвами.

Лювин был лекарем с большим стажем, добрым и внимательным к больному, и быстро заметил момент, когда их доморощенная терапия перестала помогать, а Рглор занялся другими делами, полагая, что Торос что просил, то и получил, а с молитвами он все равно не отвяжется, пока Бран не вырастет и не женится. Возможно, это характеризовало Владыку Света как Великого Сачка, дающего своим последователям по их молитвам, но не щедро, а «на отцепись» – а вот Лювина бестрепетное сообщение своей госпоже о том, что он сделал все, что в его силах, характеризовало как человека честного, бесстрашного, но не очень тонкого. Неожиданно для себя услышав в ответ на это имя Квиберна, Лювин чуть не повалился своей госпоже в ноги, и уж на ее намерение везти сына в Королевскую гавань для дальнейшего излечения ничего не смог возразить, только восславил потом лорда Эддарда за его письмо, в котором тот запретил оставлять замок на старика и трехлетнего ребенка и не велел жене уезжать до возвращения Робба.

Тирион не имел природной склонности к медицине, но обладал конструкторской смекалкой и хорошей фантазией, поэтому, когда Лювин прекратил донимать Брана переставшим помогать лечением, Робб вернулся из похода, скорее смущенный, чем пострадавший в своих славных боях, а Кейтилин собралась вместе с Браном в дорогу, Тирион, пользуясь своим новым положением, велел изготовить для Брана два костыля, привязал их полотенцами накрест к его плечам, и оказалось, что и с еле действующими ногами Бран может стоять, не боясь упасть, кое-как передвигаться и даже стрелять из лука.

– Погоди, ты еще и фехтовать так научишься, – пообещал неунывающий Тирион и начал рассказывать мальчику бесконечную историю, выдумываемую на ходу: про одноногого моряка Джона Сильвера, умело передвигавшегося на костыле по палубе даже в шторм, про его приключения, авторитет и славу, и постепенно изначально задуманный мрачным персонаж превратился в благородного морского разбойника, а Бран решил после Королевской гавани отправиться на Драконий камень к адмиралу Станнису Баратеону.

– А в Белой Гавани мы купим тебе попугая-матерщинника, – заключил один из своих рассказов хулиган Тирион, и Бран рассмеялся – теперь он спокойно спал по ночам, и вместо трехглазой вороны, страшных предсказаний и бесконечного падения ему снились моря, приключения и воинская слава, как обычному мальчишке.

– Э, какой еще попугай-матерщинник? – возмутился Трехглазый Ворон, заглянув в сны Брана, и выругался, длинно, похабно и витиевато – поработай полвека сначала десницей, а потом лордом-командующим Ночного Дозора, не того еще наберешься. – Это чертов карлик про меня, что ли? Что значит: научусь читать карты и прокладывать курс корабля, а потом уйду в корсары, дойду до Залива работорговцев и покажу им драконову мать? Что значит: к черту твою тундру, мы пойдем в Летнее море? Вот ведь спас сорванца на свою голову, даже третий глаз ему открыл… Этак он наломает дров, не говоря уж о фрегатах и крепостных стенах. А кто будет раскрывать семейные тайны, разоблачать злодеев и срывать планы Великого Иного? – и взгляд Трехглазого Ворона устремился в будущее. – Мать моя Блэквуд, да вы что, серьезно, что ли?

______________________

** Эта и последующие байки хрониста переделаны из цикла Олега Дивова “Сталин и дураки”, оригинал именно этой можно прочитать здесь: https://divov.livejournal.com/215857.html

========== XII ==========

Вам недолго носить эту форму, ребята,

Только будет всегда, до седин на висках,

Та закалка, что вы получили в десантных,

Та закалка, что вы получили в десантных,

Продуваемых всеми ветрами войсках.

(к/ф В зоне особого внимания)

Торос устроил неплохую потеху, со скачками, неожиданными разворотами по команде того, кому выпал жребий кричать, и стрельбой по стволам деревьев. Лионель заметил, что Арья не пытается всех обойти в стрельбе, даже его, хотя проигравшему очередной раунд приходилось бежать подбирать и выдирать стрелы, а Санса увидела, как Лео постоянно вздрагивает в седле в противоход, словно у него сводит мышцы. Когда Торос объявил отбой, Лионель поймал маленькую Арью, выпрыгивающую из слишком высокого для нее седла, – она то разрешала ему это, то не разрешала, на этот раз вроде бы ему все сошло с рук, даже несмотря на то, что Санса появилась рядом.

– Болит? – спросила Санса, она словно ничего вокруг не видела, сосредоточившись на нем, и она уже знала, что болит у Лео нижняя часть спины, начиная с последних ребер.

– Да черт знает, даже синяков нет, – честно ответил Лео. – Мышцы отбил, один раз упал хорошо, пару раз немного, – и Лео почувствовал, как Санса стиснула его руку, «хорошо упал» он тогда, когда рискнул жизнью, хитростью заставив Гору открыть щель под шлемом.

– Торос! – решительно окликнула Санса.

– Я жрец, моя госпожа, я не лекарь, – ответил Торос, выслушав Сансу, а Лионель в первый и далеко не последний раз подумал, какие сильные командиры вырастают в Винтерфелле, вроде бы ничто не предвещало и девочек никак не готовили, а тем не менее. Хотя один взгляд Сансы он поймал, она словно спросила его глазами: «Можно?» – и Лионель так же молча согласился с улыбкой: «Ну хорошо, сегодня можно, могу даже перевязать шарф с руки на шею и надеть теплый подшлемник».

– Ладно, я одну мазь у себя поищу, – согласился Торос, но далеко уйти не успел, потому что Арья тоже нашла ему работу.

– Торос, глянь, там еще мальчик под деревом, – обратила внимание Тороса Арья. – В ногу ранен, тащить же его придется, да и загноится рана еще.

– Ладно, – отмахнулся Торос, – он не лордов сын, прижечь да зашить.

Мальчик, на которого обратила внимание Арья, тем временем все никак не мог отстать от привычки сплетничать и опять перемывал королю кости вместе со своим толстым приятелем, удивительным образом не пострадавшим в бою, несмотря на то, что промахнуться по нему было нелегко.

– Слышь, Пирожок, – говорил Ломми, чей язык так и не смогли укоротить ни советы благоразумных старших товарищей, ни то, что он принял Арью за мальчишку, и над ним потом долго подтрунивали, особенно когда он ковылял отлить. – Слышь чего: а как думаешь, на которой король женится? Я вот говорю тебе, что на обеих.

– Заткнулся бы ты, щегол, – посоветовал Ломми браконьер Курц. – Это тебе не мелочь по карманам тырить, видал, как они допрашивают?

И словно во исполнение слов Курца рядом с Ломми появился Торос, с иглой, вощеной ниткой и факелом.

– Вот, – сказал заботливый Торос и сунул Ломми отполированную деревяшку. – Заткни себе рот. И не вой тут мне, не тревожь юных леди.

Благородный лорд Берик по утрам чувствовал в груди щемящую боль, словно его затянувшаяся как по волшебству смертельная рана так до конца и не сумела зажить, и потому он в очередной раз оставил отряд, прежде убедившись в его безопасности, и ушел в лес, откуда вернулся только тогда, когда Торос, излечив Ломми и наведя на простолюдинов изрядного страха своими методами врачевания, принялся за короля. Торос из Мира следовал свободным нравам своей родины, считал про себя вестеросцев ханжами и чистоплюями, и по праву лекаря стащил с пострадавшего Лионеля сначала кожаную куртку, а потом и рубаху. «Надо невесте показать товар лицом, – думал Торос. – Что кота в мешке покупать, что рыцаря в доспехах. Иного рыцаря вынуть из доспехов все равно что кошку водой облить – вон мотался я года два тому на Север, болтонского бастарда по дороге избил и всю его компашку. Он даже в коже такой важный был, здоровый и как будто жирный, а стал я его потом в чувство приводить, вытряхнул из кожаных доспехов в пруд – худой же как цыпленок, его на мечах даже крепкая девка сделает, а хороший боец и с одним щитом измочалит в мясо… А ты погляди-ка – наши-то девчонки смелые и нахальные не только в бою! Не краснеют, глазки не прячут, смотрят с интересом, причем обе».

Свои полупристойные мысли и воспоминания Торос скрывал от своего монарха и его спутниц рассказами о лорде Берике, его новом прозвище Мертвый лорд и его посттравматическом синдроме, которому Торос немало дивился: всего-то умер человек, а как надолго расстроился. Поэтому к моменту возвращения Берика из печальных скитаний по лесу все были уже подготовлены к его встрече.

– Из леса выходит старик, а глядишь – он совсем не старик, – прокомментировал Торос понурую походку своего друга.

– А, напротив, совсем молодой красавец Дондаррион, – продолжила Санса рекомендованную терапевтическую фразу, и над Бериком от души посмеялись все четверо.

– Берик, ну язвен дракон, ну что ты все шатаешься по лесу? – спросил Торос, беспокоясь о здоровье друга. – Шишки там куришь? Так это не те, то-то ты такой смурной.

– Наша война заканчивается, мой друг, – ответил лорд Берик, и его печаль была уже светлой. – Я допрашивал с утра пленных, они говорят, что из трех отрядов они последние.

– Это поподробнее! – возмущенно воскликнул развоевавшийся уже красный жрец, которому понравилось следовать за людьми Ланнистеров и вырезать их разъезды во славу Рглора, и Берик рассказал о том, как утром он допрашивал пленных, и выяснил, что отряд Варго Хоута был наголову разбит большими и хорошо организованными кавалерийскими частями, а отряд Клигейна был разбит почти полностью и слился с отрядом Лорха, наиболее слабым из трех.

– Эх! – с досадой сказал воинственный Торос. – А ведь как хорошо начали, одно название для нашего отряда придумывали два вечера. На чем мы там остановились, вроде Братство без знамен?

– Дондаррионы без границ, – не согласился Берик, уже вернувшийся мыслями в мирную жизнь, в которой у него была хорошая невеста, в которой он был молод и богат, и в которой смертельная рана в груди будет ныть у него все реже, разве что раз в год.

– Товарищи без башни, – припомнил еще один вариант Торос, и Арья рассмеялась: вот в таком отряде она, может, и подзадержалась бы, если бы не поездка к Джону и, конечно, если бы не Лео.

– Сердечно благодарю вас за волчиц, миледи, – поклонился Берик Сансе и Арье. – А также за их свирепость и аппетит. Мои пленные рассказывали все как на духу, они все дрожат от воспоминаний о том, как остальные отряды ночью разрывали в клочья огромные волки-людоеды.

– А вот теперь мне поподробнее! – потребовала Арья, и Берик охотно пересказал в деталях рассказы пленных о том, как на другие отряды среди ночи обрушивался свирепый противник, поджигавший лагерь с четырех концов, и как за лошадями нападавших следовали огромные волки. Волки якобы сражались наравне с атакующими, чьи кони волков совсем не боялись, и разрывали врагов на куски, а некоторых и ели живьем.

– У страха глаза велики, миледи, – подытожил Берик. – Это хорошо пересказывать за столом, но на самом деле волков там могло быть два-три, а то и вообще один, а остальные волки могли быть на гербе и знаменах тех, кто упокоил подельников наших мерзавцев.

– Мы едем в Сероводье, – сказала Санса, не скрывая своего волнения, и Арья мрачно кивнула. – Это Робб пришел на выручку нашему деду и нашему дяде, и его лютоволк сражался вместе с ним.

– До Сероводья плохая дорога, – предупредил Торос. – Хуже той, по которой мы с вами тащились в столицу, и которой вот ты, – Торос глянул на Сансу, – была тогда недовольна.

– Сейчас уже неважно, – отмахнулась Санса. – Риды самый близкий от нас северный дом.

– Мы еще в Харренхолле все узнаем, – пообещал Берик, он уже хлопнул себя по лбу и припомнил, что волк в гербе у Старков. – Или на Перекрестке.