Текст книги "Другой принц (СИ)"
Автор книги: Пайсано
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
– Тебя только за смертью посылать, – проворчал Станнис, увидев Мелисандру, характер все-таки меняется не сразу и не в одиночестве. – Давай договоримся, пока люди не подошли: без безумных идей, хватило с меня уже твоего предложения сменить мой герб на оленя внутри горящего сердца. Как меня после этого будут звать, Жареный Олень, что ли?
Мелисандра знала Станниса не так давно, чтобы понять эпохальность только что случившегося: в первый раз за последние несколько лет мрачный Станнис пошутил, и довольно удачно.
– Про твои таланты оружейника я вообще не говорю, – продолжал ворчать Станнис. – Как там этот твой меч, Светорезный? Им только солнечный свет и можно резать, после такой закалки.
Мелисандра хотела что-то на это возразить, но в этот момент ее из-за двери покрыли отборным матросским матом, и в комнату Расписного Стола вошел одетый по-восточному человек с попугаем на плече.
– Эта старая невинная птица ругается как тысяча чертей, но я уверяю вас, она не понимает, что она говорит, – пояснил вошедший вкрадчивым голосом, но его привычка немного растягивать гласные делала его слова глумливыми и зловещими.
– Пусть скажет что-нибудь пристойное, – велел Станнис.
– Рррому, черррт возьми, рррому! – ответил попугай, как только восточный человек постучал его по ноге.
– Хваатит, хваатит, – ответил Станнис, немного подражая попугаю. – Пусть скажет что-нибудь еще.
– Кррровь, смерррть и пррреисподняя! – заорал попугай рядом с Мелисандрой, так что она даже вздрогнула.
– Хорошо, – кивнул Станнис и представил своих гостей друг другу. – Мелисандра, красная жрица. Салладор Саан, наш контр-адмирал. Начинал квартирмейстером на корабле у Старого Флинта.
Старый пират внимательно поглядел на Мелисандру и решил, что девочка действительно красивая и борзая, как ему и говорили, но надо бы ее попробовать на зуб.
– Мне говорили, что мой дружок Давос припухает на киче, – усмехнулся Салладор, поглядывая на Мелисандру. – Так вот я имею сказать: некоторые капитаны боятся Бейлона Грейджоя. Некоторые боятся его брата Эурона. А меня, хе-хе, побаивался еще их отец.
– Давос будет вице-адмиралом, – ответил Станнис, на которого такие разговоры не действовали, да и вел их Салладор сейчас по его просьбе. – Можешь начинать его побаиваться.
«Не сиделось мне у леди Селисы», – подумала Мелисандра, которую начало пробирать, но она все-таки еще держалась, к удовольствию Станниса и Салладора, хотя и начинала понимать, что не в свое дело она полезла, быть советником у продубленного морем адмирала и сидеть среди таких людей. А тут и Давос подошел ровно с боем склянок на кораблях в порту, и на поясе у него был тот самый кортик, с которым он совсем недавно чуть не прорубился к Мелисандре.
– Салла! – воскликнул Давос, увидев друга, а на Мелисандру даже внимания не обратив.
– Давос, старая ты луковица! – ответил ему Салладор, и давно не видевшиеся капитаны начали шумно похлопывать друг друга по плечам и спинам.
– Ну вот все и в сборе, – подвел итог Станнис. – Можно и поговорить.
– А лорд Имри? – не сдержалась Мелисандра, вспомнив об Имри Флоренте, который в мирное время распоряжался в порту Драконьего камня и вместе со своей сестрой леди Селисой, женой Станниса, был одним из обращенных в рглорианство.
– А ты плавать умеешь? – спросил Мелисандру Салладор чуть более доброжелательно, смелых он уважал, хотя, отмщая за друзей, вешал на рее и не таких смельчаков. – Иди, иди на корабле с Флорентом. Живо научишься.
– О чем говорить-то, мой адмирал? – спросил Давос. – Я готов выступать, ты готов выступать. Салла, раз он здесь, тоже готов. На суше, как всегда, вошкаются. Не в обиду вам, но молодой государь будет тащиться от Стены битый месяц, если не полтора, нет бы отплыть морем.
– У него есть отличная причина, – ответил Станнис. – Даже две.
Мелисандра опять не оценила эпохальную реплику Станниса, которая для понимающего в делах Вестероса, а не смотрящего в пламя, звучала и шутливо, и игриво, но Давос аж лихо поежился, словно пропустил стаканчик, а Салладор, наслышанный о мрачном, серьезном и богобоязненном лорде Станнисе, подумал, что ему в шутку все рассказали наоборот.
– Предлагаю сгонять пока в Эссос к блондинкам, – предложил Салладор, легко меняя курс. – Адмирал, ну утешь старика, представь меня своей снохе-то. Если ты на нее злишься, то я ее для тебя накажу, если простил ее уже – я ее еще раз несколько прощу.
– Помолчи, – коротко велел Станнис и вмиг помрачнел, он тяжело переживал предательство внутри семьи, как незаживающую рану. За убийство Роберта и осквернение родового древа Баратеонов бастардами, порожденными кровосмесительством, Серсея заслуживала смерти, но Станнис не мог приказать убить родную мать своего племянника.
– Эх, если бы Дотракийское море было морем, я бы много кому навешал пилюль, – вздохнул Давос, надеясь своими выходками развлечь своего помрачневшего адмирала. – Слышал я слухи, что там такая таргариенская принцесса вдовеет – ух! Мне-то самому что, но у меня старших сынов уже женить пора. Хотя с другой стороны – раз она уже початая, можно и проверить, что как, не кидать сына в неизвестность.
– Проверь-проверь, – согласился Салладор. – Вдруг у нее там даже не поперек, а накрест.
– Господа капитаны, – попридержал Станнис разошедшихся стариков, исполняя свою роль рыцаря и защитника слабой женщины, наконец по-женски смутившейся среди грубых моряков. – Противник у нас необычный, и место высадки лежит севернее, чем Порт-Иббен и Скагос. Давайте посмотрим лоции, а Мелисандра пока расскажет, как укрыться от взгляда Великого Иного и чем убивать мертвых.
У Мелисандры, почувствовавшей, что ее видения начинают сбываться, по спине прошел холодок, а Давос и Салладор только еще развеселились.
– Надо удрать какую-нибудь ерунду, чтобы противник подумал, что мы бестолочи и не умеем воевать, – предложил Давос. – А потом внезапно вломить. Ну что-нибудь совсем идиотское. Десяток командиров без солдат послать за Стену с приказом войти в соприкосновение с противником.
– Пробовали, не клюет, – и Станнис, немного повеселев, рассказал вкратце историю о том, как трое детей Старка и молодой король ходили в долгий поход за Стену, добились мира с Одичалыми, возможно, приобрели плохо организованную и плохо вооруженную, но немалую армию, и так и не напоролись на Иных.
– У Иных нет флота, у Иных нет разведки, – загнул пальцы Давос. – И Великий Иной, похоже, слепошарый. Ну или на стороне ребят было очень сильное колдовство. Я, когда торговал моржовым хреном, то есть прошу прощения, китовым усом, слыхал, что на Севере и за Стеной есть сильные оборотни и древовидцы. Нам бы пригодились, – и Давос с укоризной посмотрел на Мелисандру, хоть режь ее, хоть не режь, ее уже попросили рассказать про то, как воевать с Иными, и где хотя бы желание и готовность?
– Оборотни и колдуны служат Великому Иному, – попыталась протестовать Мелисандра, и Станнис, которому Лионель писал как родственнику, что Старки вместо разведки боем применяют разведку волком, неожиданно для Мелисандры потемнел лицом и стал страшным. Высматривать в огне замыслы против тебя хорошо, когда имеешь дело с придворными интриганами, которые действительно их замышляют. С боевыми адмиралами не так, нет у них замыслов – вылетит у тебя неосторожное неверное слово, и тебя уже уносят вперед ногами.
– В гражданскую войну я изменил своему королю, чтобы остаться верным своему брату, – тихо сказал Станнис Мелисандре, когда Давос и Салладор, быстро поняв момент, начали громко спорить над лоцией. – И за своячениц, оборотни они или колдуньи, я любого проведу по доске.
«Все способы с жертвованием огню королевской крови лучше и не упоминать, – заметила про себя Мелисандра, но стыдно за мысли принести такие жертвы ей еще не было. – А у меня было столько интересных идей».
– Мелисандра, варианты, – громко потребовал Станнис. – Давай пропустим романтическую чепуху, в которой я один всех поубиваю пылающим мечом. Что остановит войско мертвяков?
– Их убивает обсидиан…
– Знаем. Дальше.
– Их остановит огонь…
– Давос, Салла, есть на мысе Сторролда, что жечь?
– Никак нет! – откликнулся Давос, который бывал в молодости в тех краях. – То есть немного есть, но зимой лесных пожаров не бывает.
– Дикий огонь…
– Подорвемся к черту, девочка, пока его дотуда довезем, – проворчал Салла, но скорее довольно, чем угрожающе, разговор-то уже пошел дельный.
– Можно забрать его в Восточном Дозоре, ниже по берегу тоже есть бухты, – припомнил Давос. – Было бы только море спокойное.
– Великий Иной может наслать бурю? Да или нет? – потребовал у Мелисандры Станнис, и она поняла, что пропустила момент, когда ее ответа перестали молитвенно ждать и начали требовать. Впрочем, три адмирала, которым пора уже завтракать, могут допросить и каменного оракула, и оракул, даже каменный, во всем сознается – если, конечно, он что-то знает.
– Ночь темна… – пробормотала Мелисандра, окруженная ждущими ответа адмиралами, и в голову ей полезли недостойные красной жрицы мысли, что, может быть, следовало бы изучить и другую сторону: Иных, да и оборотней заодно, – а не валить все на Рглора да на Азор Ахая, которые сами разберутся.
– … и полна ужасов, – закончил за нее Салладор. – Еще не видна взгляду Темная Сторона, в молчании слово, а свет лишь во тьме, я этих присказок набрался столько, что продал бы десяток на сторону. Халдеи в коридоре уже звенят тарелками, давно пора жрать! Да или нет, говори толком, черт бы тебя побрал с Иными вместе!
– Я не знаю, – отвела глаза Мелисандра, приперли ее все-таки адмиралы к стенке, ссадили с пьедестала, и стояла она перед ними уже как молоденькая женщина, годящаяся Давосу и Салладору в дочки.
– Ладно, – примирительно сказал Станнис, ее благородный защитник. – От того, что ты что-то не знаешь, мир в тартарары не провалится.
– И то, – согласился Салладор, открывая двери и выходя на оперативный простор к вину и баранине. – Это вон во время оно к Азор Ахаю жрецы пристали как банный лист к заднице: либо ты победишь, либо конец всему, а потом конец всему остальному. Что из этого вышло? На пустой желудок и вспоминать не хочется.
– Салла, – тихо окликнул Давос своего легконогого друга, который уже ухватил себе мяса, не дожидаясь, когда соберутся остальные. – Я уж больше тебя морочить не буду: теплую одежду и провиант мы твоим людям соберем, а вот с деньгами у нас как-то это…
– Брось, голуба, не греши, убери свои гроши, – ответил Салладор очередной присказкой. – Я ведь это не для денег, я ведь это для души. Нам с тобой и так, и так помирать скоро. У тебя вот семья и детей куча, а у меня нет никого, так что я теперь хочу, чтобы меня помнили. Разбить армию Великого Иного – это ж мы сразу в легенды попадем.
========== XXVII ==========
Ни один из сильных, кто имел так много,
Кто разрушил Трою и кто ее построил,
Ни один из них, великих и ничтожных,
Пуговицы на твоем плаще не стоил.
(с) Зоя Ященко
Во всем Вестеросе не сыскалось бы человека, ни живущего, ни жившего в прошлые века, которому понравилась бы дорога до Стены. Даже те, кто проезжал по этой дороге в обратную сторону, торопились поскорее добраться до поворота на Последний Очаг или до Винтерфелла, чтобы укрыться от холода и уйти от унылого пейзажа, иногда разнообразящегося невысоким леском. Так что Лионель, первый король на Железном троне, побывавший за Стеной, и в этом тоже был первопроходцем: дорога от Стены была для него, равно как и для Сансы и Арьи, самым счастливым временем. Наконец они были только втроем, наконец можно было не скрываться: ни от других своих спутников, ни друг от друга, ни от себя. Среди бесплодных полей, занесенных мокрым снегом, среди распутицы и замерзающего на стенах палатки дождя они были наедине со своей странной и большой любовью.
Лео всегда просыпался первым и смотрел на своих спящих девочек, а потом целовал Арью, она всегда просыпалась быстро, но перед этим для него совершалось маленькое чудо: мягкие губы раскрывались для него, тонкие руки легко обнимали его за шею, и это продолжалось меньше минуты, словно просыпаясь, Арья безмолвно шептала ему: «твоя… твоя…» – и больше это никогда не повторялось, днем Арья носилась на своей лошади, то отставая, то улетая вперед, днем она была непоседливая и неуловимая, если целовала, то целовала быстро, смотрела лукаво, и единственным способом ее надолго поймать было заметить, когда она ближе к вечеру начнет протирать руками глаза, и переманить к себе в седло: к удивлению Лионеля, Арья тогда частенько засыпала у него на руках, уставшая непоседа, и Лео с Сансой разговаривали вполголоса.
Санса всегда просыпалась медленно, и Лео иногда думал, что это провокация, и неизменно на провокацию поддавался: когда Арья уходила из палатки налаживать костер, он начинал с шейки, потом поднимался к губам, подхватывал голову Сансы предплечьем и долго не мог оторваться, чувствуя, как она разгорается у него в руках, и ее губы становятся все более жадными и зовущими.
Потом, вспоминая об этом днем или уже проваливаясь в сон в обнимку с обеими, Лео недоумевал порой, куда подевалась его совесть и как можно целовать сначала одну, а через минуту другую, оба раза вкладывая в это все сердце. Совесть на эти мысли совсем не отзывалась, только натягивались легкие, как бывало, например, тогда, когда Санса медленно спускалась по его телу и наконец добиралась до цели, обхватывая его губами, или когда он думал, что всему, что она умеет, она научилась с ним, даже поцелуям. В эти моменты и ради этих моментов он жил, и поэтому его было уже не убедить, что он не должен любить обеих: они отвечали на его любовь, они согласились не только на скандальный тройной роман, но и на всю жизнь, все посчитав неважным, кроме его любви. Обещание было дано на Воющем перевале, на ледяном ветру, в темноте ночи, которая в любой момент могла взорваться ревом сигнальных рогов и безнадежным боем, это была не слабость и не прихоть, и Лионель был готов платить по счетам: подчинить своей воле септонов, уговорить на необычный брак Старков и разбираться с последствиями, когда кто-нибудь еще, кроме Робба, решит последовать его примеру и запутает три семьи. Что он будет со всем этим делать, Лионель пока не знал, но в этом и была его жизнь и ждущая его слава: в готовности и умении делать невозможное.
То, что Арья сразу после завтрака или объявленного привала уносилась куда-то, то в ближайший лес, то в поле, где она пропадала среди невысокого кустарника, было Лео на руку, хотя в первый раз Санса от него отпрянула.
– Никого же нет, – весело сказал Лео и все-таки утащил Сансу на себя. – И быть не может, мы вчера за целый день никого не встретили.
– Арья увидит, – ответила Санса, но ускользать и не пускать руку Лео под куртку не стала. Лео тут же нашел ее юную стоячую грудь, накрыл ее рукой, провел ладонью осторожно, словно сожалея о том, что у него на руках вечные мозоли от меча, и Санса вздрогнула, прогнулась, как будто потягиваясь, и сладко застонала.
– Мы же договаривались, – с легким упреком сказала Санса, и непонятно было, к кому обращен ее упрек: к Лео, за то, что соблазняет, или к себе, что уже на все согласна. – При Арье нельзя.
– Думаю, она об этом помнит, – поделился догадкой Лео. – И дает нам время.
– Ну не так же часто она нам время дает, – усомнилась Санса на втором привале, она и себе удивлялась, и Лионелю, они как с ума сошли под серым северным небом, словно ужасно давно не виделись. Конечно, они скучали друг по другу в Черном замке, где они не могли спать вместе и где Лионель целый день говорил с людьми Дозора, ожидал командующих из двух других замков и начинал подготовку к войне, о которой уже говорили даже за Стеной, а Санса пока о войне не знала и просто без него скучала. Но ведь сейчас надо быть осторожнее, мало того, что под открытым небом, совсем недалеко от дороги, но еще и Арья бродит где-то близко, то ли гоняет земляных белок, то ли ищет Нимерию. И ладно бы Арья могла увидеть, невовремя вернувшись, только два тела, слишком крепко сплетенных под одеялом, хотя и этого бы не надо, но ведь нет никакого одеяла, и Лео усадил Сансу на свою грудь, к себе спиной, как было в Черном замке всего однажды, она и теперь послушно легла на него, подавшись вперед – в ту ночь ей было и стыдно, и удивительно приятно, да и сейчас все так же, только из-за одежды Лео смог лишь забраться в ее брючки. Ведь нельзя же, чтобы Арья их так застала – но ни о чем из этого Санса на самом деле не думала, она опять немного сошла с ума и свела с ума Лео своими бесстыдно ненасытными губами, а опомнилась уже лежа у него на плече, брюки завязывать пока не стала, просто перевернулась на живот, словно спряталась.
– Что ты теперь обо мне подумаешь… – то ли смущенно, то ли лукаво сказала Санса.
– Что тебе это нравится, – ответил Лео, не мог же он упустить такую возможность посмущать. – И что мне очень повезло.
Арья все не торопилась возвращаться, ей тоже уже хотелось, чтобы это путешествие от Стены тянулось подольше, и Санса неожиданно для себя шепотом рассказала Лео, как Сирио Форель научил ее прятаться и неслышно ходить по подземельям Красного замка, и что она там в результате услышала. То, что без Сирио опять не обошлось, Лионеля совсем не удивило, он скорее удивлялся тому, зачем приставлять к девочкам септу, если потом нанимаешь им такого учителя танцев.
– В подземельях Красного замка легко потерять дорогу, – предупредил Лионель, он сам там ребенком проплутал однажды полтора дня. – И это я не говорю уж о всех историях про привидения, убитых строителей и дух Мейгора. Как ты только тогда решилась.
– Для тебя, – тихо ответила Санса.
А Арья вскорости вернулась, и даже в весьма чистом и благопристойном виде – не для леди, а для Арьи, конечно – всего-то штаны ниже колена грязные и мокрые, и руки все в земле.
– Я поймала земляную белку, а потом его отпустила, пусть бежит к семье, – довольно сообщила Арья и все же не удержалась, научилась уж она за эти месяцы странствий взрослым шуткам. – А вы опять все извазюкались.
Последний раз Арье удалось так подшутить над сестрой целых три года назад, и то сначала пришлось пульнуть в нее апельсином, но теперь обеим было намного веселее.
Возможно, если бы Лионель путешествовал с Арьей вдвоем, он бы носился вокруг дороги вместе с ней и даже поймал бы для нее суслика или другого зверька, но ему почему-то и в голову не приходило оставить Сансу, вероятно, Арья была права, когда жаловалась, что Лео к Сансе как приклеенный. Даже когда во время привала Лионель иногда уходил вслед за Арьей, чтобы вместе с ней найти незамерзший еще ручей или поискать на земле гнездо полярной совы, он всегда оглядывался на остающуюся с лошадьми Сансу, словно боялся за нее даже в таком пустынном месте, хотя, если задуматься, он должен был понимать, что это Арью ему следует оберегать, Санса старше и осторожнее.
Что-то подобное Лионель и понял, пусть даже на середине дороги до Винтерфелла, и попытался подарить Арье золотой рожок, чтобы в крайнем случае она могла позвать на помощь, но Арья отрицательно помотала головой, закрыла глаза, и через несколько секунд вместо звука рожка раздался волчий вой.
– Рожок не нужен, – пояснила Арья, уходя в лес. – Они всегда рядом, а так подать сигнал мне даже проще.
После возвращения из-за Стены Лионель немного отвык от способности Арьи и Сансы вселяться в своих волчиц и даже удивился такому ответу, так что не подумал о том, что Арья закрыла глаза для него, а, может, просто не подозревал в ней такую женскую хитрость. Она хотела быть для него красивой, а белые колдовские глаза не красят никого, и уже догадалась она о том, как он любит видеть ее с закрытыми глазами, сдавшуюся и доверившуюся. Арья вообще о многом догадывалась, даже о том, что для Лео она красивая именно такая, какая она есть: с короткими растрепанными волосами и одетая почти как мальчишка, поэтому Лео был избавлен от потрясений, что выпадают на долю тех юношей, чьи девушки неожиданно решают неумело принарядиться.
Хотя по мере удаления от Стены почти с каждым днем делалось теплее, Арье часто становилось холодно, когда она не носилась вокруг как угорелая, и каждый вечер Лео укладывал ее спать, чтобы она согрелась и уснула у него на руках. За Стеной Санса чаще ложилась рядом с сестрой и вместе с Лео берегла ее от мороза, но по дороге от Стены было уже не так холодно, и Санса либо подкатывалась к Лео с другой стороны, чтобы уютно уснуть, либо ждала его рядом, с игривыми намерениями. А вот чего Лео не ожидал, так это того, что такие же намерения однажды вечером возникнут у Арьи: в темноте палатки подремавшая днем у него на руках Арья начала неслышно, но страстно его целовать, а потом и вовсе провела языком по его челюсти, медленно спустилась вниз по шее и расстегнула на рубашке пару пуговиц. В темноте это было на самом деле сильной провокацией, потому что Лео на минуту представилось, что Арья уже намного старше, что ей четырнадцать или даже шестнадцать, и что уже все можно, и сейчас будет продолжение. Продолжения, разумеется, не было: Арья только куснула Лео за мочку и тихо фыркнула ему в ухо, она и сама не знала, что она может заставить его так замереть. А Лео уж тем более не представлял, что Арье может такое прийти в голову, хотя и понимал, где она этого набралась: уговор уговором, а шила в мешке не утаишь. И даже наказать Арью за хулиганство на следующий день не получилось: они вдвоем отошли от дороги в середине дня, и не смог Лео Арью засмущать и предложить ей продолжить с того места, на котором вчера остановились. Девочкой она была для него при свете дня, пусть и любимой девочкой, совесть же замучает, если он в шутку предложит, а она из гордости и бахвальства не откажется.
А Арья и сама уже понимала, что вчера нашалила, даже не в том дело, что не будь рядом сестры и будь Лео не таким заботливым и благородным, ей бы и бояться стоило, но что думать о том, чего нет, – важнее то, что с утра было между нею и Лео не то что натянуто, но как-то не так просто, как все эти дни.
– Ну прости, – сказала Арья, заметив, что Лео, занятый своими мыслями, только молчит, и взяла его за руку. – Я не буду больше, – а Лео рассмеялся и вдруг Арью легонько шлепнул, так ее вчера и надо было останавливать, просто неслышно бы не получилось.
– Будешь, – улыбнулся Лео. – И хорошо, что будешь. Не надо меня беречь, а тебя я уберегу.
И счастливая Арья, пряча под веками озорной взгляд, закрыла глаза и подняла к Лео лицо.
В ненастные дни с неба валил мокрый снег, покрывая их плащи толстым слоем, а Арья по-прежнему носилась вокруг, лепила из снега, собранного с плаща, небольшие снежки и перекидывалась ими с сестрой. Конная игра в снежки все-таки и для Севера была экзотикой, так что снежки расшалившихся сестер летели куда попало, попадали по лошадям, по Лионелю, сестры и друг другу невольно чуть не наставили фингалов, а однажды, когда Санса все же немного обиделась на Арью и решила стащить ее с седла, обе в результате упали в мокрый снег, покрывающий неподмерзшую грязь, и долго смеялись и пытались отчиститься. Если бы Лионелю кто-то наябедничал на сестер, что три года назад они чуть не насмерть разругались из-за того, что Арья запустила в новое платье Сансы половинкой темно-кровавого апельсина, он бы только пожал плечами на такой нелепый наговор: его девочки веселые и дружные, и не для него они такие, а сами по себе.
Снег сменился дождем уже после Долгого озера, когда до Винтерфелла оставалось дня три пути, и Лионель начал понимать северную мудрость, что снег лучше, чем дождь: про костер утром пришлось забыть, зачерпнуть снега в котелок да растопить на огне не получилось тоже, пришлось мокнуть и идти к речушке неподалеку. А потом снова все получилось наоборот, словно им троим чем хуже, тем лучше: дождь стучал по палатке, Арья разлеглась поверх влажных одеял, положив голову Лионелю на ноги, и Санса сидела с ним рядом, уютно устроившись под его рукой. Вообще-то происходящее называлось завтраком, нашлись в седельных сумках и солонина, и остатки от позавчерашней зажаренной на костре косули, при холодной погоде ничего не портится, но в палатке завтрак получился каким-то домашним, словно они уже приехали, и больше никуда им не надо. Арья так и сказала, ей совсем не хотелось ехать дальше, а хотелось остановиться прямо тут на несколько дней, пожить в лесу и поохотиться, а Санса позволила себе помечтать о том, что когда-нибудь их свадьбе ничто не будет мешать, и после свадьбы они смогут вот так валяться втроем уже не на мокрых одеялах, а, скажем, в столице, в спальне Лео, и больше никогда не нужно будет ни от кого прятаться, а еще лучше, если иногда можно будет никуда не спешить и никуда не ехать.
– Лео, а правда наши свадьбы будут в один день? – вдруг спросила Санса. Когда она отпускала себя, она снова становилась милой мечтательной девочкой, а не спутницей странствующего рыцаря, не подвластной ни усталости, ни холоду, ни страху. Арья вздрогнула и немного смутилась, а Лео широко улыбнулся, удержав смех: вот на церемонию провожания на такой свадьбе интересно будет посмотреть. Не говоря уж о процессе завершения свадьбы – они, конечно, договаривались, что такого у них не будет, он даже одну на глазах у другой не целовал, только тайком в темноте, но тут явно будет особый случай, хоть с самого начала задувай все свечи. Но это-то все хорошо и весело, ему уж точно здесь жаловаться не на что, а вот то, что двойной свадьбы придется ждать года три, пока Арья не станет к ней готова, уже плохо. Как ни берегись, а Санса, с ее страстью и ее молодой отвагой, к этому времени может уже наследника ему подарить. «Женщины для этого предназначены, – ответила ему Санса в Черном замке, когда он взял у мейстера Эймона лунного чая про запас. – Мне тоже больно и страшно, когда ты идешь в бой. Если будет у нас сейчас ребенок – значит, богам видней». А все-таки насчет свадьбы Санса права: он тоже не хотел, чтобы выглядело так, что он женился на ней, а потом перекинулся на ее сестру и женился на той тоже. Как они были все это время втроем, так всегда и будут втроем, и перед септоном стоять будут втроем: вряд ли септон, если согласится, будет потом цепляться за обряд.
– Конечно, – ответил Лионель на вопрос Сансы. – А сейчас, думаю, можно забираться обратно под одеяла, попробуем переждать дождь.
– Вы, южане, все-таки интересные люди, – сказала смеющаяся Арья через два часа, когда ей надоело лежать, а попытка защекотать Лео окончилась довольно неприличным положением. – Вы осенние дожди пережидаете.
Арья была упряма и просто игнорировала неприятные ей неизбежные вещи ровно до того момента, когда с ними приходилось иметь дело. Больше года назад ей не хотелось уезжать из Винтерфелла в столицу, и она отказывалась собирать свой сундук до последней минуты, оставаясь глухой к нервной предотъездной суматохе вокруг нее. Даже привычные к дороге люди уже проверяли свою поклажу и старались удостовериться, что готовы к длинному путешествию, – Арья проходила мимо, словно у нее вовсе не было нервов, и довольно метко стреляла во дворе из лука. Кончилось все тем, что Арья покидала все свои вещи в дорожный сундук, и когда септа Мордейн увидела эту мешанину и всплеснула руками, перекладывать что-либо было уже поздно. «Они все равно все перемешаются», – отмахнулась тогда Арья, довольная своей хитростью.
Сейчас Арье не хотелось, чтобы их путешествие от Стены кончалось, она понимала, что дома она уже не сможет просыпаться утром от поцелуя Лео, и даже днем забираться к нему на руки и целоваться с ним придется тайком – весело, конечно, но хочется чаще, чем так получится, не говоря уж о том, чтобы просто обнять его руку, когда сидишь рядом, залезть к нему на колени или потереться об него щекой. А раз ей не хотелось, чтобы путешествие кончалось, она и в последний его день делала вид, что оно кончаться не собирается, и в середине дня Арья, как обычно, забралась к Лео на руки, чтобы поспать.
К сожалению, сон – это одна из немногих вещей, которые не зависят от воли, сон к Арье в этот раз не шел, и она просто притаилась у Лео на руках, не может же она начать целовать его на глазах у Сансы, уговор есть уговор. Вот ночью в палатке скорее работала поговорка «не пойман – не вор»: Арья в последнюю неделю еще дважды устраивала Лео провокации, вместо того чтобы спокойно уснуть, в темноте неслышно скользила губами и языком по его шее и по груди. «Тихая, как вода, бесшумная, словно тень», припомнила Арья, и чуть не выдала себя сейчас веселым фырканьем, лежа у Лео на руках и притворяясь спящей. Но действительно смешно: столько всего из того, чему она научилась, оказалось для него: не для того, чтобы его проучить или заставить себя уважать, как она почему-то думала в первые недели в Королевской гавани, а для того, чтобы урвать еще одну возможность целовать его, быть с ним рядом, прижаться к нему. Сколько раз она удивлялась девушкам, у которых только любовь и юноши на уме, сколько раз находила их пустоголовыми – а теперь весь ее мир вращается вокруг мужчины, словно для него одного она росла: училась ездить верхом – чтобы путешествовать вместе с ним, училась стрелять из лука – чтобы вместе с ним ходить на охоту, училась разводить костер – ну вот каждое утро она это и делает, с кашей у нее все равно по-прежнему беда, да и зашивает порванную одежду Санса для всех троих.
А вот подслушать, о чем Лео и Санса говорят, пока она спит, у Арьи долго не получалось – Санса молчала и думала о ней. До замка было меньше десятка миль, много кто им мог здесь встретиться и их узнать, и зря, наверно, Арья залезла к Лео на руки, словно всем назло. Санса не собиралась, конечно, ее гнать, выглядело бы так, словно она ревнует, а она не ревновала – просто сама она с Лео помолвлена, чтобы о них двоих ни узнали и ни болтали, все равно будет свадьба, а после свадьбы это уже их дело. Ну спали они до свадьбы и вообще вытворяли черт-те что, и она не только не сопротивлялась, но и провоцировала иногда – и все равно венцом все прикроется. Только если она забеременеет сейчас, будет неловко. А вот будет ли у Арьи и Лео свадьба, как это все может выйти? Лео же правильно сказал ей однажды наедине, что септона, что обвенчает хоть троих, найти не так трудно, но нужно, чтобы дети были принцами, а не бастардами, чтобы все остальные их свадьбу приняли. Лео, к сожалению, не простой рыцарь, которому достаточно записи в приходской книге. Кто бы сейчас сказал Сансе с восторгом, что она будет королевой, – она бы просто прибила.
